Текст книги "Молчите рефери! (СИ)"
Автор книги: Мари Ардмир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
– А можно узнать, как ему это удалось?
Мы переглянулись, и ответил Леша:
– Начал рассказывать о веселом прошлом младшего.
– И все угрызения совести остались на заднем плане? – этот вопрос Ева адресовала мне.
– Нет. Они отступили, потому что я была поражена его поведением. В тот вечер Леша предстал в ранее неизвестном мне амплуа. Он без умолка рассказывал о детстве и юности Сергея. – Я подалась чуть вперед и, понизив голос, добавила. – Если честно, то до той ситуации и после я ни разу его таким не видела.
– Потому что с тех пор я тебя не видел более напуганной, чем в поликлинике.
***
Наверное, день был тяжелый, потому что вместо того чтобы спокойно встретиться взглядом с говорившим, я вскочила со стула в попытке сбежать.
– Куда? – мужские руки мягко обхватили за плечи. – Оля, не уступай мне места, здесь его предостаточно.
– Алек? – я обернулась и удивленно воззрилась на старшего сына Богдана Петровича.
– Я. – Он сел слева рядом со мной. – Решила сбежать? Или ты за баллончиком с лаком кинулась?
– Нет.
Улыбка медленно растянула его губы: – Точно?
– Да. – Я прищурилась. – Как ты тут оказался? Сергей сказал никому не звонить, мы договаривались…
– Он сам меня вызвал, попросил отвезти тебя домой.
И вот надо было ему меня так изводить своими условиями. Прикусила губу и сцепила руки, а ведь я все это время просчитывала, как сообщу главе семейства о госпитализации Селози.
– Блин!
– Ты против? – удивился Алексей.
– Хочу остаться. – Я вымученно улыбнулась. Расстроило не то, что Сережа сам родным сообщил, а то, что все это время я была как сжатая пружина, и зажим до сих пор не отпустил.
– А может, передумаешь?
– Нет, хочу остаться. И вот еще…, если там что-то пойдет не так… потребуется близкий родственник с той же группой крови. Нам лучше остаться.
– Сколько времени займет операция?
– Часа два может меньше.
Он что-то прикинул и ответил:
– Могу сдать кровь сейчас, и следующие два часа…
– Будешь в состоянии амебы. – Уверенно заключила я, чем вызвала его смешок. – Это правда. Вы хуже переносите кровопотери и…
Голос осип, я не вовремя вспомнила о врачебных ошибках, совершаемых даже в очень простых операциях. О том, что анестезиолог может дать недостаточную дозу препарата, и окончание операции больной будет чувствовать вживую, всеми внутренностями. Представила, как Сережу режут, как допускают ошибку, как его глаза стекленеют, независимо от действий персонала…
А ведь они не сразу вычислили причину!
Вздрогнула.
– Оля, ты бледнеешь. – Он взял мою ладошку и мягко сжал. – Эй, скоро все завершится. Все хорошо.
Во всем виновата я, это был мой суп, что была моя идея с госпитализацией, и это я подставила его под ножи хирургов, а что если…?
– Оля, прекрати истерить. – Попросил Алек. – Мне не доставит удовольствия бить по щекам, такого специалиста как ты. Слышишь?
– Слышу. – Я проморгала слезы и, сипя, призналась, – никогда не думала, что мои профессиональные качества способны защитить от избиения.
– Так не наотмашь же!
– А вдруг увлечешься?
– Не увлекусь. – Карий взгляд стал обволакивающим и бархатистым. – Хотя, кто знает…
– А Сережа знает?
– С ним я не увлекался, мы в детстве если и дрались то вместе и против кого-то, а не друг с другом.
На мое шмыганье носом Алексей отозвался мгновенно и протянул салфетку: – Он будет как новенький.
– Мугу. – Беру салфетку, вытираю слезы и только сейчас замечаю, что моя левая кисть, захвачена его рукой. Столько времени рядом сидим, а я захват только сейчас заметила. Кошмар…
Попыталась вернуть свою руку.
– Не пущу. – Ответил на полном серьезе. – Можно я еще немного подержусь…
– Почему? – я подняла взгляд и вновь ощутила, как сердце вздрогнуло. Он не улыбался, а просто внимательно смотрел на меня, словно бы изучая, или же как это делают люди, когда они стараются запомнить лицо нового встречного.
– Мне страшно. – Доверительно сообщил Алек.
Ему не было страшно или же неуютно, о чем он предупредил при моей второй попытке вернуть руку. Заявил, что я обхожусь и одной правой, а левую – должна оставить ему для моральной поддержки. Вдруг потребуется кровь сдать, уколов он боится, к тому же давно не ел, значит, обморок ему обеспечен.
А чтобы не отвлекалась на такие пустяки, как ладошка в захвате, не объяснив, чего же он боится больше: уколов или обморока, стал рассказывать о «тяжелом». Точнее, о ратном детстве младшего брата. Наверное, чтобы мне было с чем сравнивать эту ситуацию.
– В девять лет он сломал ключицу. Упал с дерева у бабушки в Днепропетровске.
Я недоуменно на него воззрилась, деревьев в моем детстве тоже было много, но так неудачно упасть уметь нужно.
– Это была пятнадцатиметровая плакучая ива, и упал он с верхних веток, какие-то даже сломал.
– Пятнадцать метров?
– Наверное, с десяти все же. Но это еще не самое страшное, – он ободряюще улыбнулся. – В двенадцать младший получил трещину в запястье левой руки.
– Как?
– Осталось неизвестным. Но благодаря этому я точно знаю, что его хук правой выводит в аут.
– Вы же не дрались…
– Между собой нет, но я был свидетелем этого удара. – Алек подмигнул. – Потом было одно сломанное ребро в драке.
– Что не поделили? ивушку?
– Дрались из-за девушки. Была ли она схожа с деревом, история умалчивает.
– А как это вышло? – вспомнились все его бывшие, одна специфичнее другой, и вопрос сам собой слетел с губ. – Он встречался с ней?
– Нет, но думал. Поэтому пригласил на танец.
– Девушка была против?
– Девушка – за, ее бывший – против. В результате парень в отставке оказался еще и в нокауте, а Сергей со сломанным ребром. Оперировать не пришлось, но он долгое время дышал через раз.
– А когда Сережа увлекся боксом?
– Ему не было шестнадцати. В тот год он неудачно «поскользнулся» и получил легкое сотрясение мозга. Вначале пошел в кикбоксинг.
– Кикбоксинг? – я недоверчиво прищурилась. – Правда?
– Да, Сергей тоже быстро понял, что длина его ног мешает стремительному передвижению по мату, и направил свои стопы в боксерский клуб.
– Более под его ногами скользкие лужи не растекались?
– Можно и так сказать. – Он покосился на часы. – А давай, переку..?
Телефонный звонок прервал его на полуслове. Алек, не думая отпустить мою руку, отогнув край куртки, попросил вытащить телефон, добавив: – У меня рука занята. Скорее вытаскивай.
Выудила телефон и вручила ему трубку со словами: – Так может, отпустишь?
– И ты сбежишь?
– Не сбегу.
– Потом проверим. – И ответил на звонок бодрым голосом: – Слушаю. Нет, все хорошо, я узнавал в приемной. Да его уже оперируют.
Он со смешком покосился в мою сторону: – Жить будет и не один год. А Оля…? Олю сейчас покормим, и тоже будет жить.
Так это он не с супругой разговаривает, догадалась я и медленно выдохнула. Хоть что-то хорошее за вечер. Его благоверная меня на дух не переваривала и при любой встрече поглядывала на меня из-под опущенных ресниц, как на экспонат Кунсткамеры. Сказать прямо что-либо мне у нее не хватало духа, поэтому временами Елена при общих знакомых семьи, делала пространные намеки. Вначале ничего незначащие, затем более конкретные: в отношении меня и Богдана Петровича, я затем меня и Сережи. Ее домыслы по первому случаю прекратились, как только к семье примкнула Раиса. А во втором, с ее слов, я была тем злом, которое не позволяет девушкам младшего Краснощека заарканить парня.
И я бы продолжала вести с ней себя дружески, если бы в один из прекрасных дней Людмила Васильевна не спросила напрямую, кто входит в мои матримониальные планы. В тот день я узнала, что они у меня есть, и более того я целенаправленно работаю над их осуществлением. Еще узнала, что даже люди, с которыми я не первый день живу и работаю, бок о бок, могут безотчетно верить Евгении, редко посещающей дом на Дагестанской.
Сомнений не было в том, что Евгения меня недолюбливает, просто не ведала за что и насколько. Теперь же все стало на свои места, и я успокоилась, окончательно сведя на нет общение с ней.
Алек сжал кисть, выводя меня из задумчивости и продолжая отвечать на телефонный звонок отца: – Нет нужды приезжать и сидеть под дверьми. Да, мы все еще здесь... Нет, хотим остаться.
Услышав следующую реплику главы семейства, рассмеялся: – Молчите рефери!
– Да именно так. Когда они завершат, я позвоню и отчитаюсь. – Подумал и добавил. – Поздно будет, могу сбросить sms. Договорились.
Дав отбой, опять сжал мою кисть: – О чем задумалась?
– О насущном. Куда пойдем перекусить?
– Ты уже согласна покинуть коридор поликлиники?
Ответила его словами: – Нет нужды сидеть под дверьми.
Улыбнулся, помог мне встать и, не отпуская руки, повел на выход.
– Не знала, что ты такой боязливый. – Я указала на его захват. – Что теперь пугает?
– Темноты боюсь, машины ненавижу, а шумные города меня раздражают.
– Но ты же, водишь.
– Издержки рабочего процесса, без авто я бы нигде не успевал. – Мы оказались на парковке возле здания поликлиники. Алек, с невинным видом попросил выудить из внутреннего кармана ключи, и, забрав их из моей ладони, прищурился. – Еще вопросы будут?
– Что значит выражение «Молчите рефери»? Пару раз слышала, как его Сергей использует, а теперь вот и ты.
– И что тебе в нем не нравится?
– Мне нравится, звучит необычно. И оно помимо просьбы молчать, явно имеет подспудное значение. В контексте вашего общения с отцом оно является упреждающим.
– Та есть немного. – Откликнулся Алек и подвел меня к своей машине.
– Не уклоняйся от ответа. Как оно появилось и что в себе несет?
– Очень хочешь знать?
– Ну, Сережа сказал, чтобы я у тебя о его значении спросила. Богдан Петрович, так же отказался что-либо прояснять, остальные не знают.
– Значит, очень. – Подвел он итог и прищурился. – А что я за это получу?
Вот так неожиданность, за расшифровку фразы и рассказ о ее появлении от меня чего-то ждут. Я посмотрела на машину, возле которой мы остановились, потом на ее владельца, выжидающего неизвестно что, и ответила:
– Может быть и не очень.
– А если мы историю выражения оценим в один массаж?
Он не улыбался, он серьезно спрашивал и ждал ответа. Но давая ответ нужно кое-что уточнить:
– Массаж чего именно?
– Пошлячка! – выдал Алек и, отпустив мою руку, разблокировал двери авто. – Никогда не знал, что девушки…
– Стоп! Причем тут пошлячка? Ты в счет истории рассчитываешь получить массаж всего тела, массаж ног, головы, спины, лица, рук, может быть массаж живота…
– Живота? – переспросил он. – А что, приятная процедура?
– Не очень, но если нужно выработать талию или решить проблему с пищеварением…
– Нет, такого не нужно. Садись в машину. Я подумаю над твоим предложением и решу.
Я заняла место рядом с ним и чувствую, как он смотрит меня с улыбкой. Покосилась в его сторону: – Что?
– А если всего тела?
– Не ранее, чем через две недели, когда у меня будет окно с Богданом Петровичем.
– К этому времени я уже уеду.
– Тогда небольшая поверхность в ближайшее время. – Улыбнулась я.
– Совсем небольшая? – выражение его лица и интонация, не оставили сомнений о чем речь идет.
– Е-ма йо! Ну, и кто из нас пошляк?
Он рассмеялся и потупился: – Да я просто… задумался.
– И явно о хорошем. Заводи машину, поехали. Я тоже есть хочу!
– А как же испанский суп? – выруливая с автостоянки, поинтересовался Алек.
– Это было блюдо мексиканской кухни, и оно почило миром на кухонном полу. Но если есть желание…
– Нет! Я видел последствия. Меня больничные койки не притягивают. Повторно предложишь как-нибудь потом.
Потом был ужин в тихом и уютном месте, но был наполнен угрюмостью и молчанием. Как сказал бы Сережа: «Шутки кончились, как только Алексею позвонила жена». Выходя из-за стола, Алек пообещал надолго одну меня не оставить. Однако, вернулся минут через двадцать, мрачный, сдержанный и недовольный. Видимо, услышав его мягкое обращение, Евгения устроила жесткий прессинг, отбив благоверному охоту шутить и есть.
В поликлинику мы вернулись через сорок минут, буквально, чтобы узнать, что младшего госпитализировали вовремя, операция прошла успешно, вот только из-под наркоза пациент вышел с неохотой. А впрочем, об этом мы вполне можем узнать завтра в часы приема.
Но, ни завтра, ни послезавтра, ни после-после… я у него не оказалась. Вредина Селозя принимал родственников у своей постели, а мне нагло мстил за своевременную госпитализацию. Что ж, если видеть меня не хотел, то дать по телефону указание – всегда, пожалуйста. Его вредность, явно обострившаяся в палате, проявлялась непосредственно за приветствием и звучала приблизительно так:
– Хорошенько выгуливай Ричарда. За азалиями ты не доглядела…, так хоть его не угробь.
Обычно я отражала беспочвенные нападки, а вот сегодня молчу. Жду продолжения, оно обязательно должно быть. Стоит всего лишь вспомнить, что азалии в мое отсутствие он сердобольно заливает водой, позабыв о собственных рекомендациях. Или что чудо по имени Ричард из-за халатного отношения Сережи две недели с животом промаялось.
И как продолжению не быть, ведь теперь вместо того, чтобы сказать мне спасибо за вызов скорой, он может обвинить в попытке отравить мексиканским супом, который я оперативно уничтожила.
– Ты слышишь? – удивился он минутной заминке.
– Да.
– Приедешь завтра?
Спросил без надежды, но что-то было в его голосе такое, что я задала встречный вопрос:
– Зачем я тебе там. Тебе ж без меня хорошо… А тут азалии последние оставшиеся в живых, две с половиной штуки, – припомнила я слова младшего, – а еще Ричард-доходяга. Я его до смертной доски еще не довела, но если постараться, то в твое отсутствие я здесь всех-всех угро...
Он тут же нашел для меня заботу и прервал на полуслове:
– Привезешь стряпню нашей Людмилы. Без ее готовки мне плохо.
– Ты на диете.
– Я скажу ей, что мне можно приготовить. Так что…приедешь?
– С радостью…! – сделала паузу и в той же тональности продолжила. – С радостью передам твои пожелания Олегу Дмитриевичу.
– Сморчок! – Вспыхнул младший.
Ага, лучшая защита нападение, знаем – проходили и не раз уже.
– Начинается… Селозя, может прямо скажешь что надо, а?
– Приезжай, я жду.
Поставил перед фактом личного ожидания и отключил телефон.
Все ясно. Видеть меня он все так же не хочет, а вот что-то разузнать желает. Других объяснений нет. Что-то нужно, но что именно не говорит. Хорошо, позвоню, сама спрошу. На звонок ответил сразу: – Ты что-то хотела узнать, Ольчик?
Опять «Ольчик» знает же, что меня это бесит и все равно использует.
– Зачем я тебе там? Хочешь нагрубить лично? Ты же по телефону прекрасно справляешься с поставленной задачей.
– Оль, давай так… – вот на такой ноте, он явно горизонтально провел рукой в воздухе, как бы выравнивая ситуацию или подводя итоги. – Я тебя послушался и безропотно сел в ту скорую, вот и ты не сопротивляйся.
И замолчал, ожидая моего «угу», а я молчу, потому что хорошо помню, как он «безропотно сел в ту скорую».
– Ты слышишь?
И опять что-то такое в его голосе проскользнуло, что я насторожилась. Что-то не чисто тут не чисто. Он столько раз говорил, что в оценках знакомых и девушек я зачастую до безобразия права, что сомнений нет, меня вызывают к Его Светлости только по этой причине.
Ладно, не хочет сам говорить, в чем дело, задам вопрос я:
– Там есть хорошенькие девчата, и ты хочешь проконсультироваться?
– Было бы у кого! – хрюкнул младший. Смеяться ему нельзя, а вот похмыкивать можно. Что он и продемонстрировал в различных тональностях.
Значит в точку, но отпираемся, пока есть силы и возможность. Хмыкал недолго, все-таки мое красноречивое молчание ему уже знакомо.
– Ну, Оля…
– Хорошо. Я приеду.
Все равно хотелось на него взглянуть. Богдан Петрович посетив его с Алеком в первый день, был очень хмур. Подробности встречи узнала от Раисы, так вот в первый день после операции младший более всего походил не на крепкого парня, а на дистрофика. Щеки впалые, взгляд мутный, сам он слабый и много спал.
Во второй день его навестили Раиса и брат, в третий друзья, в четвертый какая-то фифа, и вот за день до выписки наконец-то дозволено явиться мне.
А вечером позвонил Леша. Коротко рассказал, как идут его дела, справился о моем благополучии и ничего особо не расспрашивая, отключился. Эх, Леша…
15.
Во время короткой рекламной паузы муж серьезным тоном пообещал проделать со мной то, что не проделывал ни один мужчина – закрыть дома. А лучше всего в спальне, еще лучше не просто закрыть, а раздеть и моими же чулками привязать… О дальнейших планах он рассказать не успел, нас прервали.
– И после этой встречи ваша симпатия друг к другу стала проявляться?
– Нет. – Спокойно ответил муж, так словно не он меня только что вверг в смущение серьезным тоном и многообещающими планами на ближайшее будущее. – Симпатия с моей стороны проявилась много раньше. Оля не в курсе, да и я не спешил ее оповестить.
– А вы? – Ева обратилась ко мне с улыбкой.
– А я, как только речь зашла о свадьбе и получении фамилии Краснощек.
– То есть полгода назад? – ведущая удивленно перевела взгляд с меня на Лешу, а затем обратно.
– Вообще-то первое предложение о смене фамилии ей поступило еще в больнице в палате Сергея.
Глаза ведущей заблестели в предвкушении. Я же чуть не вскочила со стула, повернулась к любимому мужчине и спросила шепотом: – Его предложение не было шуткой?
– Мы оба знаем, что Сергею свойственно все перепроверять по нескольку раз. – Муж щелкнул меня по носу, и добавил громче. – Мне это тоже свойственно и тебя я о смене фамилии переспросил раза три не меньше.
– Трижды? – голос Евы отвлек нас друг от друга. – Ольга, почему вы их не рассмотрели более детально еще тогда?
Я махнула рукой и улыбнулась: – При подаче первого он был женат, а затем длительное время занят ненасытной любовницей.
Глаза Евы стали круглее, улыбка так вообще застыла.
– Про любовницу она пошутила. – С заминкой ответил мой супруг. – Еще никто не смел настолько воодушевить мою работу.
– Кроме тебя, больше никто ее «так воодушевить» не может. – Призналась я и кивнула. – И из пепла ты ее поднимал, и из праха возрождал. Настоящий чудотворец, а главное постоянный обожатель. Кто бы ни приревновал к такой пассии.
– Вы ревновали?
– У меня на это не было времени. – Я мстительно улыбнулась мужу. – Вы только что поняли, что в то нелегкое время предложения выйти замуж за одного из сыновей моего нанимателя лились, как из рога изобилия.
– Оля была занята анализом перспектив, которые откроются, скажи она «да»
– Да! – незаметно послала ему воздушный поцелуй. – Именно так.
***
На следующий день младший Краснощек встретил меня во всеоружии – одетый, обутый в шлепанцы, чуть ссутуливший, но солдатиком, стоящий в дверях.
– Тебя что, уже сегодня выписывают?
– Нет, завтра. Как же ты долго! – он потянулся за сумкой с провизией.
– В послеоперационный период тебе от двух месяцев до полугода ничего тяжелого поднимать нельзя. – Я прошла мимо него в палату и села на стул для посетителей. – Напрягаться также – воспрещено в ближайшие месяцы... ну, ты понял.
Мое многозначительное «ну» он отмел, как недействительное и принялся к наполнению собственного желудка.
Ладно, ему об этом при выписке скажут, а я пока помолчу. Оглянулась, подметила, что помимо Сережи в палате «проживают» еще двое. И в отличие от чисто застеленной койки младшего, там царит полный хаос: – А остальные где?
– На обеде.
– А ты почему не пошел?
– А меня задержали, – сообщил он, со смаком поглощая суп от Людмилы.
Подводим итог, он одет и побрит, койко-место застелено, и возле него чисто, а на днях к Сереге в гости заходила фифа. Ее личность осталась неизвестной, но, по словам Раисы, очень и очень выделяющаяся.
– Тебя задержала девушка. – Произнесла я утвердительно.
– Да. Кстати, как тебе она?
Я немного не въехала в систему, после агрессивной вегетарианки он меня ни с кем не знакомил?
– Кто, она?
– Вы столкнулись на лестнице, я видел.
– Столкнулись на лестнице… – повторила и еле удержалась от колкости, о том, что лучше бы я ее с лестницы спустила.
Появилось огромное желание почесать макушку, и соврать, сказав – нет, девушек я там не видела. Потому что на лестнице я столкнулась с …, ладно пусть будет с девицами, не пожелавшими меня пропустить или гуськом выстроиться вдоль стороны для спуска. Пришлось обменяться парой недобрых слов с той, которая шла по центру и явно была главной.
– Какая из них?
– Светленькая, с третьим размером гру…
– Меховые воротники на их куртках эту размерность как бы скрыли. – Тактично заметила и кривой усмешкой. – Другие приметы?
– Самая стройная и самая высокая. У нее еще губы бантиком.
Центральная, определила я и отвернулась. Что ж, блин, его постоянно тянет на экзотику в ее крайнем виде? Обидно, будь она просто змеей еще, куда ни шло, а так девица явная гадюка подвид королевская.
– Погоди-ка… – осмотрела его и прищурилась. – Так ты ради нее так вырядился?
– Я оделся, Сморчок. Ради себя. Не знаю, как другие, но мне гостей принимать в пижаме не так уж и приятно.
– Отца ты встретил вообще голиком.
Моя улыбка его возмутила.
– Кто сказал?
– То есть под простынкой.
Он прищурился и, отложив пустую тару, швырнул в нее ложку. Вот теперь мы свою территорию отстаиваем и личное пространство защищаем, чтобы честь не запятнали.
– Селозя, прекращай разбрасываться кухонной утварью. После операции, тебя вряд ли дергали, накрыли и оставили, как в реанимационной. А пижаму привез Богдан Петрович, так что вот тебе и причинно следственные связи.
– И все-то ты знаешь.
Не кривя душой, возразила: – Я многого не знаю, но эта светленькая…
– Что? – он, подумав, таки потянулся к следующему судочку.
– А скажи, она тобой присмотрена для длительных отношений или кратковременных?
– Еще не решил.
– Ммм, а ты какой видишь будущую супругу? – он от удивления застыл с полной ложкой на вису. – Ну, хотя бы в общих чертах. Какая она: тихая взрывная, эксцентричная, веселая…
– Такую, как ты.
Вот тут наступило мое время для ошеломленного вида. Неожиданно, но очень приятно. Я сглотнула и спросила тише: – А почему?
– Привык, наверное. – Он пожал плечами.
– Да? И какая я на твой взгляд?
– Нарываешься на комплименты в свою честь?
– Только лишь в том случае, если это комплименты. – Я улыбнулась. – А вообще-то вопрос задан по той же причине, что и предыдущий – хочу понять, кого ты ищешь для долгосрочных.
А заодно узнаю, какого ты обо мне мнения.
– Уюта хочу. – Брякнул младший и, постучав ложкой по судочку, продолжил. – Ты дома постоянно, мало с кем общаешься, новых знакомств почти не заводишь. В гостях бываешь очень редко, к нам никого из друзей не зовешь. Тихая, почти спокойная, теплая, наверное… – добавил он с сомнением, внимательно глядя на меня. – Такая устраивает.
Вроде бы не соврал и ничего плохого не сказал, но почему-то во мне поднялась обида. То есть я в его понимании домашняя затворница, и затворницу он себе ищет. Но встречается с бесшабашными, упрямыми, а периодически «немного двинутыми» или же, «много двинутыми» особами? Экзотика привлекает?
Старательно скрывая обиженные нотки, спросила:
– А ты делаешь упор на фразу «дома постоянно»? Ты не хочешь, чтобы она чем-то увлекалась? Развивалась?
– Не совсем так. Просто поводов для ее похода налево будет меньше.
– А как же доверие?
– Оль, вот тебе я доверяю.
– Потому что дома сижу?
– Потому что я тебя знаю. И твое отношение к малознакомым парням мне известно. Не звонил бы тот козел постоянно, было бы лучше.
Это он о моем…, то есть не моем Леше. Отвернулась, обиженно поджав губы, то же мне мировой судья.
– Кому лучше?
– Всем. – Он отложил приборы и самодовольно улыбнулся. – Я бы на тебе женился.
Вот на этом сообщении, я начала хватать ртом воздух. И чтобы отвлечь себя, быстро собрала сумку.
А он деловито продолжил:
– Скажи, сделай я тебе предложение, получил бы согласие?
– Ну, уж нет! Чтобы ты меня всю супружескую жизнь подзуживал по делу и без дела. Спасибо такого счастья не надо!
– А что такого? – отмахнулся Сергей. – Зато со мной весело будет.
– Весело будет… – заключила я и с прищуром подколола, – но ты ж недокомплект.
– Повтори еще раз. Это что значит?
– Ну… – заблаговременно сдвинула подальше от него стул, – аппендицит тебе вырезали и все, недоукомплектованный!
– Ты...!
– Ой, мне уже пора. Пойду, обдумаю твои слова на досуге. – Я вскочила и, перекинув сумку через плечо, отступила к двери. – А ты резко не двигайся, иначе швы разойдутся…
– Хм, боишься за меня?
– Ага! Бе-бе-бе… беспокоюсь.
– Оля, нарываешься…
Это ему кажется, что я нарываюсь, на самом деле, я возмещаю его телефонные наезды и завуалированные оскорбления:
– Вдруг швы разойдутся, и из-за заражения у тебя еще что-то вырежут... А это уже будет конкретный недокомплект!
– Ну, Сморчок, ты точно…
В это время с обеда вернулись его соседи, так что я, помахав ручкой, поспешила уйти.
– До завтра, Селозя! – и выскочила из палаты, не дослушав угрозы. В ближайшие два месяца все обещания младшего можно считать невыполнимыми.
Что ж не беря в расчет положительность моей характеристики от младшего, я поняла, что дальше так нельзя. Курсы массажа завершились еще в апреле, а я с тех пор никуда не подалась и коротала все вечера за изучением материалов по физиотерапии. А вот теперь… решила исправить свое затворничество и вылезти из ракушки. Потратила два вечера на изучением всех предоставляемых курсов во Львове, досуговых мероприятий, мест сборищ молодежи. И выбрала бассейн, посещение в дневное время почти сразу после пар. Во-первых: так я буду вечером в силах провести массаж с Богданом Петровичем, во-вторых: не устрою себе дополнительной мозговой деятельности, потому что мое прежнее самообучение никто не отменял.
Жить стало веселее. В моем окружении появилось еще пара знакомых, с которыми я вежливо здороваюсь и прощаюсь, а так же четыре часа плавания в неделю. И можно было бы собой гордиться, если бы не одно «но»… после звонков Леши все казалось пустым и необязательным. Моя деятельность, мое новое увлечение, чувство целостности и нужности моих действий пропадало, настроение скатывалось под откос и руки сами собой опускались. Зачем мне все это, если он далеко и никогда не оценит ни моей работы. Ни моего саморазвития, ни моих успехов?
Мои успехи… он никогда не интересовался ими, наоборот, старался рассказать о себе и последних достижениях Наташи, о его планах на будущее. Можно было бы не удивляться, ведь, я во всем без исключения Лешу поддерживала, даже больше, чем себя. Вот и сегодня в первое воскресенье декабря он позвонил, чтобы обрадовалась за него:
– Ольчик! Я еду к ней, еду, слышишь? К Наташе в Днепр!
– Здорово. А надолго?
– На неделю, а может быть и две.
Закатила глаза под потолок и постаралась взять себя в руке. Исходя из того, что он мне в прошлый раз рассказывал, бросить все сейчас и уехать более, чем на три дня – невероятная глупость.
– Леш, двухнедельный простой значителен, как отразится на твоем деле?
– Все получится, не бузи. Я к Натке еду! Соскучилась моя детка... зовет домой. Ты ж понимаешь! – понизил он голос, намекая на ее тоску. – Обещала грузинских пельменей налепить! Тех самых с юшечкой.
– Хинкали.
Мой горький вздох он не заметил. И повеселел вдвойне и подвел черту своему диалогу:
– Короче, Ольчик, я на обратном пути к тебе точно заеду. Жди!
Сердце сжалось и горло сдавило. Я с трудом ответила: – Хорошо…
– Все! Я пошел, пиши, если что. Целую!
Ответа он не ждал, в трубке раздались гудки. Навалилась слабость и опустошение. Он едет к ней. Надолго. Какая же я глупая…! Что толку проклинать его, если привязанность сидит в тебе? И я боюсь ее искоренить, отбиваясь глупой отговоркой: «я ему нужна». А на внутренний скептический вопрос: «Нужна ли?», отвечать, глотая слезы: «но ведь в сентябре я помогла… И много позже тоже! Я его выслушивала, и он благодарил за это». Но я не благодарности ждала, а такого же, пламенного отклика и проявления интереса.
Глупая… ты ему не нужна. В качестве подруги никогда не была нужна.
Уткнувшись в книгу, которую читала до его звонка, я пролежала час, а может и больше, отказалась от ужина, и не спустилась бы вниз до утра. Но Ричард, как он это делает по обыкновению, попросил воды и уткнулся носом в мое ухо. Пить на кухне он не любил и проделывал это только в моей комнате.
– Умеешь же ты давить на совесть, я погладила золотистую шкуру и медленно поднялась. – Хорошо, сейчас принесу.
В темную кухню спустилась после десяти вечера и замерла на пороге, еще не полностью осознав, почему остановилась. Богдан Петрович и Раиса уехали в гости, Сергей у себя и лишний раз в кухню не спускается. Выходит в доме только я и мое больное воображение. Звука чужого дыхания или шороха одежды не было слышно, но предчувствие, что кухня не пуста, горит в мозгу красной лампочкой. Я медленно потянулась к выключателю и на всякий случай спросила: – Здесь кто-то есть?
– Я есть не вклю… – в следующее мгновение свет вспыхнул, озарив чисто убранную кухню и развалившегося на стуле зажмурившегося Алексея, – …чай! Оля…
– Ой, блин, извини. – Отключив верхний свет, активировала освещение под навесными шкафчиками.
– Так будет лучше, я за водой для четвероногого принца, – пояснила неизвестно зачем и, включив воду, наполнила миску Ричарда. – Ты давно здесь?
– Полчаса.
– А во Львове?
– Часа два. Зря приехал.
– В смысле – зря? У тебя что-то не получилось?
– Можно и так сказать. – Он потер переносицу, так ты Ричарду воды несешь?
– Ой, да точно! Сейчас…
Я поднялась наверх и быстро вернулась:
– Кофе будешь или чай? Могу бутерброды сделать.
– Да, буду.
Отвлекая себя от грустных мыслей, я хозяйничала на кухне:
– Так, а почему ты здесь? Никому ничего не сказал? Посидел бы со мной или Сергеем? Или в кабинете в интернете полазил, фильм посмотрел?
– Не захотел.
Завершив намазывать пятый по счету бутерброд, я выпрямилась, не выпуская ножа из рук. Он что, хочет побыть один?
– Мне тебя оставит тет-а-тет с самим собой?
– Нет. В смысле… устал, из меня сейчас и собеседник не очень, и партнер по просмотру фильма так себе.
– Так чего же ты ждешь?
– Звонка. – Он покосился на бутерброды, потом на свежезаваренный чай. – Придется подождать. Сложил руки ни груди и откинулся на стуле. – Оль, ты иди, время позднее…
– Знаю.
Судя по его внешнему виду, Алек не столько устал, сколько напряжен. На лице отчетливо видны складки у носа и губ. А я еще была уверена, что мужчины проще относятся к трудностям и умеют выходить из состояния зажима. Раз сам не смог, сейчас помогу я.
Подошла к нему сзади и, похлопав по плечу, предложила откинуть голову.
– Куда? – не открывая глаз, поинтересовался он.
– Назад. На меня.
– Зачем?
– Хочу укусить. Зачем еще?
– Кусай. – Он откинул голову назад до упора с моей грудью. Я знала, что так и будет, он же поинтересовался заинтригованным голосом. – Достаточно места для маневра?
