Текст книги "Молчите рефери! (СИ)"
Автор книги: Мари Ардмир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
В тот же день они расстались.
Его я нашла в столовой через два часа, сидящим в темноте и смотрящим в никуда.
– Тебя, оказывается, на крайности тянет. – Вошла, включила свет над рабочей зоной и сварила кофе. А он молчит, не двигается и не отвечает.
– С содроганием вспоминаю двух предыдущих. – Я поставила перед ним чашку кофе, хотя знаю, этот напиток младший сделал бы намного лучше. Но раз он не в состоянии, так и быть буду великодушной. Поставила на середину стола домашнюю выпечку и вновь попыталась его растормошить:
– Селозя, так ты любишь специфичных девушек?
– Ты, Сморчок, тоже благоразумием не отличаешься.
Покосился на кофе потом на меня, картинно поморщил нос, вздохнул и придвинул к себе сочники приготовленные Людмилой. Кофе он будет, просто для начала меня позлит своим равнодушием.
– Мои увлечения не расписывают кожаные сидения Lexusa, заклеймить тело татушкой не просят, не встречаются со мной из-за денег и глупые клички не дают.
– Да не скажи, Ольчик! – повторил он обращение, которым пользуется рыцарь Леша.
Я промолчала, проглатывая колкость.
– И зачем тебя клеймить? – продолжил младший. – Вены ты себе вспороть, не вспорешь, а вот в петлю полезешь, как только он подаст сигнал. А это знаешь ли круче, чем тату.
– Что?
– А что? Ты до сих пор ему отворот поворот не дала. – Грубо отрезал он и оттолкнул от себя тарелку, а затем и чашку двинул так, что половина расплескалась на столе.
– Еще полгода или год в таком режиме и твоя психика даст трещину. На крестинах его дитятки, или на свадьбе, а может быть, когда он соловьем запоет, рассказывая о своей женушке, руки сами потянутся…
– Я не… У меня нормальная психика!
– Ага, в курсе. – Вредничающий Селозя поднялся из-за стола. – Теперь скажи, что твои увлечения не названивают среди ночи.
– Откуда…?
– Ну, а кому в третьем часу ты щебечешь: «П-при-вет!»
Это было всего-то раз или два. Леша неожиданно звонил среди ночи, и я спросонья отвечала, не глядя на номер. Хотя, чего таить, я помнила на кого установлена эта мелодия на телефоне и отвечала, зная, чей голос услышу. Но Сергею об этом, откуда знать? Неужели в доме плохая шумоизоляция?
– Что? – он вскинул бровь. – Хочешь сказать, что ты не из-за его звонков, попросилась домой?
Стало понятно, откуда ветер дует. И, конечно, он отчасти прав, но это еще не повод припирать меня к стене и требовать ответа.
– Я соскучилась.
– Теперь я знаю, что меня притягивает в специфичных девушках, – он вышел, напоследок двинув стулом. И уже из гостиной послышался едкий смешок. – Желание избавиться от скуки.
Это был удар под дых.
Леша… мои фантомные боли не захотели уйти тихо и незаметно, не смотря на то, что свечечку я отвезла к маме, и заставила себя не проверять почтовые ящики по сорок раз на дню. В особенно тяжелые дни, казалось, что бесславный рыцарь забыт. Но он вдруг неожиданно напоминал о себе сам – звонил, присылал сообщение или письмо – одной строкой. И почти разорванная лента привязанности, вдруг под действием его голоса начинала прорастать новыми нитями. А вслед за ними и крамольные мыслишки не заставляли себя ждать: «он чувствует, то же самое», «он боится это показать», «связь есть, он сам не в силах противиться», «он думает обо мне», «я ему интересна!»
Но все оказалось намного проще и примитивнее. Алексей названивая, если и интересовался моими делами, то исключительно по просьбе Димки. Будучи хорошим другом, он просто не отказывал ему в новой информации, и себе в неограниченном внимании с моей стороны. А я слушала, сжав руки в кулаки и стиснув зубы. И все это время боялась спросить у него, а затем и у себя простое, но очень важное: «Зачем ты так со мной? Зачем?»
И вот теперь Сережино замечание о петле и вскрытых венах метко попадает в цель. И я не могу честно заявить, что не боюсь того момента, когда Леша скажет: «Прощай, Ольчик!» или что-то равнозначное этому, например: «Я уже женат!» Боюсь до одури и ничего с собой поделать не могу.
15 сентября я, глядя на трезвонящий телефон, испытала весь спектр ужаса, на который была способна. Окаменела, покрылась бисеринками пота, но дрожащей рукой нажала на прием.
– Ольчик?! – сдавленный голос Леши резанул по сердцу. Что-то случилось, что-то страшно его огорчившее, а я не хотела отвечать на звонок!
– Да, я привет…
– Оля, все сгорело.
– Что? – я опустилась на кресло в гостиной, а перед глазами уже проносятся картины горящего дома в Днепропетровске, дома где я родилась, где развелись мои родители,. Наяву увидела маму в слезах, Димку в крови с плохо перебинтованными руками, потому что мой старший при пожаре сложа руки сидеть не будет, кинется в гущу. А может он в больнице? Или хуже…! Или сгорела квартира тети, а там мама… Господи! Только не это!
– Леша, что сгорело?
– Дело! – выдохнул рыцарь.
Послышалось тело, его тело. То, что предстало перед моими глазами, было ничто в сравнении с ужасами ожогового отделения, где я временно помогала тете, как санитарка.
– Ты сгорел? Ты… обгорел? А... какова зона поражения, какой степени? Ты где лежишь? – он молчит. Стоит ли говорить, что мое воображение в эти секунды лишило его дыхания и сил для последних слов.
– Леш, Лешик! – закусила губу, чтобы не зареветь в голос. – Ответь мне ты где?
– Я здоров. Мое дело сгорело, – болезненно выдохнул он, – мой кабинет сгорел! Аппаратура, инструменты… Все!
– Как?
– Синим пламенем. Все, слышишь, все кануло! Мои кредиты, мои клиенты, мои сбережения… Черт!
– Леш, Лешенька… – я чуть не рассмеялась от счастья, что жив и здоров, не обгорел, дымом не надышался. Вытерла набежавшие слезы и нетвердой походкой переместилась в кабинет Богдана Петровича. Здесь висят фотографии моего родного города, придающие мне силу и уверенность. В прошедшие месяцы пребывания в этом доме я готовилась к сложным разговором с главой семьи Краснощек здесь, и именно здесь же их проводила. Смотрю на снимки и в сотый раз благодарю высшую силу за то, что родные мои живы и бушующий в телефоне Леша не пострадал.
А он все рассказывает, как горели те склады, как пламя из-за пожарных перекинулось в сторону двухэтажных строений на территории рынка. И хоть бы одна тварь позвонила раньше, до того как возгорание возникло на первом этаже. Но позвонили с опозданием. И все что он успел вынести и открутить, это малые крохи в отличие от того что осталось внутри.
– Материалы, клиентская база данных, снимки, протезы… стол!
Я дала ему еще минут десять, в течение которых поняла, что все сгорело двадцать четыре часа назад, до этого он подрался с кем-то из пожарников, потом с кем-то из арендодателей повздорил и попал в СИЗО. Оттуда его вытащил партнер. Я удивилась, подумав будущий, оказалось бывший. Так как партнер ничего не подписывал, а лишь спонсировал, то хочет забрать свою часть из сохранившегося и отчалить, оставив Алешу разбираться с кредиторами, страховщиками, клиентурой и прочей мишурой. Потом с Наташей поссорился. Потому что она, видите ли – так и знала, что у него ничего не получится и начала собираться к маме, домой.
Димке моему не звонил, других дружбанов дергать не хочет, ведь, они его не поймут, как и раньше не понимали. Вот и осталось, что звонить мне. А вообще он сидит в заброшенном парке, недалеко от ментовки, рядом бутылка водки и осколки разбитого телефона, который уже не пытается наорать на него требуя ответа.
– Лешик, ты умница. – Это было первое, что я смогла произнести за двадцать пять минут его ругани и единственное, что заставило его выпасть в осадок.
– Ты не напился в зюзю, не подрался…
– Но…
– Шшш, если ты не сидишь подследственным, то можно сказать и не дрался вовсе. Бутылка водки рядом, считай для растирания, кулаки явно в крови так?
– Так.
– Вот и смажешь, чтобы обошлось без заражения. Тебе сейчас нужны: ясная голова и целые руки.
– Чтобы вернуть долги. – Горько выдохнул он. – Там такие суммы…
– Чтобы возродить свое детище из пепла. – Возразила я. – Не считай это долгами, пусть это будет твой вклад в мировые ошибки. Скажем так, ты позволил сжечь Москву, чтобы выиграть войну.
– Это когда было, Ольчик…
– Хорошо, давай ближе к нашему времени. У 67 летнего Томаса Эдисона лаборатория сгорела, унеся труды многих десятилетии его работы.
– И?
– И это тебе не Чернобыль – все же остались живы.
Он тяжело вздохнул. Явно подбирая слова, чтобы сказать: «Ок, Ольчик, я понял. Давай закончим на сегодня. Я и так потратил твое время… позвоню потом». Яснее некуда, что он мне не верит, да и слышать что-либо, окрашенное в нездоровый позитив, не хочет. Но достучаться до него нужно сейчас, потому что в другой раз он просто этого не позволит.
– Я понимаю, это не твоя ошибка, а расплачиваться придется. К тому же прогореть вначале, когда ты только-только расправил крылья – ужасно. Перестаешь верить в себя и верить в успех. Но… – я сделала паузу и задала резонный вопрос, – разве ты можешь сейчас сдаться? Не солоно хлебавши, вернуться за Наташей домой. В тот круг общения, который никогда тебя не поддерживал, и забыть о первом сгоревшем деле не даст. Скажи, мне, разве ты не взялся за это дело наперекор всем и вся?
– Ну…
– Взялся, сделал, получилось! Ведь получилось, ты сам мне рассказывал, что клиентура начала подтягиваться, а это дорогого стоит.
– Да… начала.
– Знаешь, это еще раз говорит о том, что выходы есть, возможности для развития с нуля существуют. И ты нашел их. Не просто отмахнулся как дружбаны твои, мол, рожденный ползать, летать не может, а взялся и сделал. И они заткнулись. И ведь замолкли в ожидании, когда твое дело рухнет, чтобы потом в пьяном угаре мерзко хрюкать, что у тебя ничего не вышло. Прогорел и сдулся.
– Оля… – взбрыкнул он, не соглашаясь.
– Что Оля? Попытайся сказать, что я не права. Приедешь домой, начнешь квасить, чтобы унять омерзительное чувство проигрыша и обязанности возвратить долг. Неделю где-то тебе на это дадут родные, потом всем скопом помогут собрать нужную сумму для возврата. Ок, долги ты с их помощью вернешь, вот только они в счет этого посмеют направить тебя на путь истинный. И будут уверенны, что ты обязан послушаться.
Он молчит, дыхание стало сдавленным и частым.
– Что они тебе в прошлый раз предлагали?
– Поликлинику частную, рядовой стоматолог.
– Прекрасные перспективы. – Похвалила я. – А в этот раз, чтобы ты с долгами расквитался придется устроиться еще и на вторую. А жену содержать это тебе не шутки. Через год…, хотя нет, с нашими зарплатами через два, может быть и расплатишься, а желания начать заново не будет. Отобьют. И возникает вопрос – тебе оно надо?
– Нет не надо.
А вот и первое соглашение, лед тронулся!
– Смотри, – я набрала побольше воздуха в грудь, чтобы привести свои доводы в пользу его положения. – Ты в Москве, там заработки выше наших, прописка у тебя есть, здоров, силен, с мозгами. В общем, работать можешь, да и выбора там намного больше. Говорят, только ленивые себе дела не найдут. И это замечательно. Влезь в долги дома, своим возвращать легче это, во-первых, а во-вторых: никто по ребрам монтировкой бить не будет, если с возвратом запоздаешь на месяц или два.
– Да… только кулаками. – Послышался его смешок.
– Кулаки ты переживешь. Монтировку вряд ли. – Ответила на полном серьезе. – Леш, в Днепропетровск не возвращайся, пока не начнешь свое дело заново. И скажи, сколько налички у тебя осталось?
– Две триста. – Он ответил глухо.
– Рублями?
– Евро.
– Хм, две триста евро, без компенсации родным за погибших родственников – это вообще шикарно. Ты можешь только на них протянуть три месяца. Слышишь?
– Слышу.
– Лешик не отчаивайся. У бизнесменов постоянно возникают задачи, которые им необходимо решить.
– Ты хотела сказать – проблемы.
– Нет. Задачи. У Бодо Шефера они хорошо прописаны. Вначале в твою идею никто не верит, затем деньги на нее дать никто не хочет, потом все завидуют, а партнер начинает смотреть в сторону, в смысле ему уже не нравится то, что вы делаете. И его же приходится вдохновлять.
– Да, в точку по всем пунктам. – Леша вздохнул. А я мысленно увидела, как он откинулся на спинку скамьи, и потер занявший затылок, чтобы в следующее мгновение вытянуть ноги. Да, я слишком хорошо запомнила его привычки.
– И это только начальный этап. Потом будут клиенты, которые не платят, потребуется запас, так сказать жировая прослойка на счете в банке на черный день. Затем могут появиться работники, чья квалификация тебя не устраивает. Придется искать новых или подтягивать старых. А еще…
– И еще? – разыграл он вселенский ужас.
– Да, тебе придется постоянно совершенствовать предлагаемые услуги. И не сдаваться. Потому что это твоя мечта, а к мечте нужно идти.
– Что-то после такого расклада…
– С каких пор тебя пугают сложности? Ты же Алексей, а люди, названные этим именем, никогда не бросают дела на полдороги. К тому же ты рожден осенью.
– И что это значит? – затаив дыхание поинтересовался он.
– А вот сам посмотри. И выбери для себя лучшее. – Вот теперь самое время закончить разговор, так чтобы у него не было отрицательных мыслей. – Леш, держись! И звони мне чаще, я буду рада тебя услышать. Хорошо?
– Хорошо. – Повторил он спокойным голосом.
– До связи. – Я отключила телефон и тихо прошептала. – У тебя все получится.
13.
Пока муж с улыбкой рассказывал, как он вошел в дом, отсидел все время моего телефонного монолога в гостиной, а потом тихо улизнул, ведущая не сводила с него завороженного взгляда. Я непроизвольно обратила его внимание на себя:
– То есть ты подслушал.
– Я вдохновился. – Ответил Леша, погладив мои пальчики. – На тот момент на моем счету лежало больше, но при этом я был уверен, что на такие деньги люди не живут. Так что твой воодушевляющий монолог пришелся как нельзя кстати.
Из того что он мне рассказал много после случившегося я помню, что на его счету было порядка пятидесяти тысяч. Совсем не малые деньги, если учитывать, что есть и собственная крыша над головой, и машина у ворот. Но супруга Алеши за деньги эту сумму не считала. А потому она не могла, подняв эту темы выражаться сдержанно. Скандалы начинались с мелочей, а в итоге она настаивала, чтобы супруг взял кредит в банке, обратился к отцу за помощью, продал свою машину и начал играть на Форексе, будучи абсолютно уверенной, что ему повезет там, где прогорают новички.
– Ольга, а вы так ничего и не заметили?
– Заметила. Тень. Но от поисков отбрасывающего ее человека, отказалась почти сразу же.
– Что этому способствовало?
– Раиса Викторовна вернулась из парикмахерской.
Ева улыбнулась и понимающе кивнула: – С тех пор она не посещала более именитого стилиста.
– Да. Зато в доме целый месяц жил сказочный персонаж Мальвина, и мы все успели к ней привыкнуть.
Ведущая шоу мягко рассмеялась: – Итак, когда же вам удалось рассмотреть в Алексее тот неграненый бриллиант, которого вам не хватало для полноты…
– Коллекции? – улыбнулась я.
– Мироощущения. – Утвердительно предположил муж, и Ева кивнула.
– К сожалению, при малоприятных обстоятельствах. – От смущения я потерла нос и тихо добавила. – Моя готовка чуть не убила Сергея.
– Он сам себя чуть не убил. – Поправил меня Леша с улыбкой. – Ты же не вливала в него тот суп.
– Да, но я оставила его на плите, и он попробовал, и…
– И? – поинтересовалась, сидящая напротив.
– И это стало последней каплей на его пути в больницу.
***
Завершив разговор с Лешей я увидела тень в коридоре, тут же набрала Сережу и, слушая гудки вызова, вышла в прихожую.
– Да? – прозвучало в трубке после третьего гудка.
– Кажется, я зря тебя тревожила. – То, что предстало предо мной, было синеволосым, как Мальвина, и грустным, как Пьеро, поэтому тихо раздевалось и разувалось, стараясь не выдать своего возвращения.
Когда младший Краснощек раздраженно спросил: «Оля, что там?»
Я не менее удивленно ответила:
– Раиса?
– Что с ней? – я молчала, продумывая, что сказать. Не объяснять же ему, что новоявленная хозяйка дома стала жертвой стилиста и теперь чуть ли не плачет, глядя на себя в зеркало.
– Ничего. Извини, что побеспокоила. Я тебе потом перезвоню.
К тому моменту, когда я кое-как успокоила супругу Богдана Петровича, приготовила ей чай и усадила на кухне, в дом ворвался гневный младший, требуя объяснений.
– Сморчок, что за дела?! Я дозвониться на твой телефон не могу, а домашний… – тут он завис, разглядывая синевласку.
– Ой, Селозь, кажется, я в смятении отрубила все телефоны в доме. И…
– Все. Я все понял.
– Спасибо.
Он кивнул и остался стоять истуканом посередине столовой.
– Есть будешь? – предложила, исключительно чтобы истукан вышел из ступора и перестал вгонять мачеху в краску, с нее краски на сегодня достаточно.
Младший приложил руку к ребрам, посмотрел на часы, дал добро, и пошел повесить куртку.
– Есть картошка в белом соусе. Тебе как набрать: с мясом или без? – спросила вдогонку.
– Конечно с мясом, – заступилась за него Раиса, – к вегетарианцам не примкнул, и надеюсь, не примкнет.
– Это вопрос времени.
– Почему? – вопрос был адресован уже вернувшемуся Сереже, но ответила я.
– У него появилась новая девушка… Вегетарианка и поборница жестокого обращения с животными. И как следствие их насильственной смерти. И зовут ее…
– Алла. – Младший сел на свое любимое место и, вытянув ноги под столом, попросил подать еще салат, перец красный и копченую колбасу из холодильника.
– А сам?
– А я уже сел.
Накрыла, как он просил. Затем долила чаю Раисе и устроилась напротив, блестя на него глазами. Он от еды не оторвался, глухо спросил: – Что?
– Что новенького на любовном фронте? Ей понравился твой подарок, оценила?
– Нет.
– А что это был за подарок? – Раиса подалась вперед с интересом переводя взгляд с меня на него. Так как Сергей увлеченно ел и делал вид, что его тут нет, ей ответила я.
– Пятьдесят разноцветных бабочек и часики с кожаным ремешком, очень изящные. – Я покосилась на младшего с улыбкой, – и что она никак не выразила своего восхищения.
– Почему же… выразила, – он быстро сделал себе бутерброд с копченостью, надкусил его, заставил нас подождать, пока прожует и проглотит и только после этого выдал, – она сказала: «люди в натуре такие уроды»
– А где ты вручил ей коробочку?
– В открытом кафе на террасе. И я очень порадовался, что не сделал этого в закрытом помещении, иначе бы она заставила меня собирать трупики и хоронить со всеми почестями.
– Все настолько плохо? – не поверила новая хозяйка дома.
– Да. – Сережа скривился и отложил ложку. – Меня обвинили в создании спроса на эту живность. – И изменившимся голосом спародировал Аллочку. – Как ты мог их же вырастили ради смерти! Потом она поняла, что ремешок на часиках кожаный и чуть не запустила в меня подарком.
– Надо отдать ей должное, ты теперь и поесть нормально не можешь. – Заметила я с улыбкой.
– Еще бы. Зашли в ресторан две недели назад, я еще не знал о ее пристрастиях и сделал заказ на свой страх и риск, пока она носик пудрила. Лучше бы я этого не делал.
– Почему? – одновременно спросили мы с Раисой и затаились, ожидая ответа.
– Вначале над залом разнеслось: «Я не буду есть рыбью икру, это же их не рожденные детки!». В скором порядке предложил ей свой заказ, за первым возмущением последовало второе: «Бифштекс?! Никогда! Бедный теленок!»
– Это что ж за реакция будет на меховую шубу? Я не примерю эту шубку! Из-за нее погибли шиншилы...
– Не знаю, но и мой Lexus ее не порадовал, там же сплошь кожа.
– Атас… – протянула я. – Такси вызывал?
– Да. С пометкой – салон должен быть из ткани.
– Как же она ест в таком случае медовые пирожные? Мы же пчел обворовываем? – Раиса потянулась за сладким и подмигнула мне. – А косметика, как?
– Не пользуется и остальным не советует.
Я тоже потянулась за сладким: – Дай догадаюсь, из-за нее погибают животные, моллюски, коровы, свиньи...?
– Нет, так глубоко она в тему не вникала. – Отмахнулся Сергей и в раздумье взглянул на надкушенный бутерброд, взвесил все за и против и все-таки доел. – Но вот о том, что реакцию на косметику проверяют на зайцах – это да… в подробностях с деталями.
– И какой у нее любимый лозунг или высказывание?
Он поднял взгляд к потолку и по памяти медленно ответил: – Люди своим существованием губят жизни несчастных обитателей Земли и саму планету!
– Суицид во имя спасения несчастных еще не предложила? – спросила я.
– Не успеет!
Приняв это решение, он с удвоенным аппетитом продолжил есть.
Я была уверена, что с Аллой он расстанется в ближайшие дни, но он не только не простился с ней, но и начал следовать ее выбору в питании. Казалось, иначе не объяснить то, что в последующие два месяца он перестал есть копчености, солености, острое, жаренное и жирное. И подметила эту особенность я не сразу, где-то через месяц. Он, тогда как бы, между прочим, заглянул в мою комнату и поинтересовался, сколько таблеток активированного угла идет на взрослого человека.
– 1 таблетка на 10 кг веса. – Пожав плечами, ответила я. Он кивнул и уже направился к себе, когда поинтересовалась: – А что болит? Ты переел?
– Перепил, – последовал его раздраженный ответ, но далее по коридору младший не пошел. Сомневается отвечать или нет, а раз сомневается, значит, можно его доспросить. Присмотрелась к его выражению лица любителя секретности, и поняла спросить можно, допрашивать нет.
Вспомнились слова из домашнего доктора о том, что супер навороченных препаратов он не приемлет, чем проще они, тем лучше. В отца вдался, готов грызть мел, лишь бы не пользоваться незнакомой продукцией: – Желудок или кишечник… болит?
– А если желудок?
– Если рвало можно валерьянку две таблетки для успокоения или разведенную настойку календулы, дома есть. – Если тяжесть тогда уголь.
– А если кишечник?
– «Смекта» однозначно.
– В аптечке домашней есть? – спросил он, неосознанно выдав, что болит в действительности.
– Есть, разводишь в стакане и выпи…
– Понял. – На этом он ушел.
Строгая диета у младшего продолжалась бы и дальше, не загорись я в конце ноября приготовить острый мексиканский суп. Хорошо запомнился тот день. Суббота, 18:30 за оконном уже темно, Сегодня Богдан Петрович и Раиса на машине с водителем отправились в гости и обещали вернуться не раньше часа ночи, Людмила приболела, поэтому на работу не вышла. Поэтому в доме только я, занятая готовкой, и Сережа, который работает за ноутбуком в столовой. И вот это умник время от времени, потянув воздух носом, сообщает, что я что-то не то делаю, и он это нутром чует.
На двадцать пять первых замечаний я резонно отвечала, что пока не попробуешь не поймешь, а на двадцать шестое отвлеклась и мазнула ножом по пальцу.
– Блин! Да что за привычка говорить под руку!
– Порезалась? – он подошел ко мне сзади. – Извини.
– Угу, – я уже поставила руку под воду, – кажется не сильно. Ничего страшного! Сейчас пластырь наклею, а ты помешай пока.
И вприпрыжку помчалась в гостиную к серванту, туда, где стоит аптечка.
– Аккуратнее на поворотах, – послышалось мне в след, – сейчас еще и шишку набьешь.
Я вернулась менее чем, через минуту:
– А вприпрыжку бегаю, потому что запах у супа что надо, чтобы ты ни говорил. Кстати, где аптечка.
– У меня в комнате. – Ответил Сережа и с довольным прищуром, попробовал-таки мою стряпню.
– Ну и как?
– Не попробуешь, не поймешь. – Он протянул мне ложку.
– Сейчас заклею, потом вернусь. А ты продолжай помешивать, у тебя хорошо получается.– Он только хмыкнул.
Я мчусь наверх, открываю двери в его обитель, аптечку нашла сразу же на столе. Пока заклеивала свое ранение, заметила за его ежедневником и приличную стопку пустых упаковок «Смекты».
– Не поняла. – И так и зависла, глядя на фактическое злоупотребление препаратом. – Это сколько же он…
В кухне что-то упало. Что-то большое, а вслед за падением большого, упало и что-то звонкое. Прихватив аптечку, побежала обратно, перепрыгивая через ступеньки. И как предвещал младший, не вписалась на повороте в уголок, поэтому больно задела плечо, а возле двери в кухню-столовую еще и локоть.
– Сережа!
– Только не реви, и не паникуй, – ответил он, стараясь не показать как ему плохо. Улыбается лежа на полу рядом со стулом, за который ухватился при падении, в непосредственной близости от перевернутого казанка и лужи супа, и продолжает в руке удерживать ложку.
– Что болит?
– Ничего.
– Вызываем скорую. – Я развернулась, чтобы выйти за телефоном, и оцепенела услышав его ответ.
– Нет. – Видимо, не одна я скорые на дух не переношу.
Ответил глухо и попытался встать. Спазм, последовавший за движением, скрутил младшего так, что он, мыча, поспешил принять прежнюю позу зародыша. Я подняла казанок и отодвинула стулья, отобрала у него ложку: – Блиииин…
– Суп жалко? – спросил Сережа отдышавшись.
– Да, суп. А еще стиральную машинку, которая будет отстирывать твою одежду, но больше всего мне жаль работников скорой помощи, потому что я их вызываю.
– Не смей! – от окрика я вздрогнула.
– Или им, или твоему отцу.
– Нет. Никто не нужен. – И говорит это, еле-еле разжимая зубы.
А я глупышка надеялась, что он с ходу согласится. Припомнила все странности с едой, случай с таблетками и пошла ва-банк.
– Ты уже два месяца маешься с болями. Поэтому сел на строгую диету, которая некоторое время тебя спасала, но боли не прекратились, и вот уже несколько недель ты глушишь их таблетками и порошками. Может, хватит?
– Сморчок…!
Показное проявление злости, ну-ну посмотрим, что еще он скажет. Не сказал, новый спазм, заставил замолчать секунд на тридцать, когда он отдышался и незаметно попытался смахнуть слеза с ресниц, я поставила свой ультиматум.
– Значит так, выбирай: или я звоню Богдану Петровичу и ставлю его в известность. А в этом случае, мы оба знаем, ты в больнице окажешься, как пить дать; или я вызываю скорую, и ты едешь сам. Если ты здоров, я так и быть ничего не расскажу твоему отцу.
– Даешь слово? – прошептал бледный Сергей.
– Даю. – Я буду ссылаться на твой запрет, а так же говорить, что для выяснения всех обстоятельств тебе следует звонить. И ты все расскажешь сам.
Кивнул медленно: – А почему звонить?
– Потому что ты в поликлинике задержишься. – Я вышла из кухни-столовой, чтобы позвонить.
– А обезболить? – послышалось сзади. Возвращаюсь в кухню с телефоном.
– Нельзя, иначе они не тот диагноз поставят.
– В смысле?
– В прямом, не смогут решить аппендицит у тебя или внематочная беременность.
– Да, сложное решение. – Он криво улыбнулся.
– И я о том же.
Один ноль в мою пользу. При этом я прекрасно осознаю, что согласившись в одном, он не может, не сопротивлялся во всем остальном. Как без этого? Ведь он у нас сын Богдана Петровича, а сопротивление у них в крови и передается по наследству в неразбавленном виде.
Младший Краснощек меня не разочаровал. Он не смог спокойно лежать на полу в кухне, сидеть в гостиной, не менять одежду, но и встретить врачей. И поэтому он не только стоически поднялся на ноги, прошел в гостиную и переоделся в спортивный костюм под отчетливый скрип своих зубов, он еще и врачам попытался дать отворот поворот за две минуты до их приезда. Пока он отлеживался в гостиной я на кухне навела порядок. Возвращаюсь к нему через десять минут, младший бравым голосом, сообщает диспетчеру, что клиент жив и в скорой помощи более не нуждается.
Демонстративно вытаскиваю свой мобильный из кармана, нахожу главу семейства в быстром наборе и весело здороваюсь с автоответчиком: – Богдан Петрович, добрый вечер…
Вредный Селозя отрубил свой телефон и зло прищурился, я проделала тоже самое: – Думаю, мы поняли друг друга.
Не ответил. А вот потом было чуточку веселее. Врачи озадаченно предположили три диагноза на выбор, их сомнения в итоге вылились в хмурую решимость Сергея, узнать в чем дело, и он таки дал добро на проверку. Наша поездка в машине скорой помощи в сторону поликлиники была незабываемой – больной шутил. Не знаю, какая муха его укусила, но шутил он не только в дороге, но и в приемной. А когда к нему зашел врач, и меня попросили подождать в коридоре, его шутки закончились.
– Вам придется подождать. Через полчаса освободится хирург, и мы решим. – Сообщил доктор, выходя из палаты. – Сейчас подойдет санитарка, и она Вас подготовит.
Больной позвал меня через минуту: – Оля?
– Что? – я спросила тихо, вошла и прикрыла двери.
– Зачем санитарка?
– Наверняка она выполнит предоперационную подготовку.
– Но они еще не поняли, что это. Консилиум будут проводить.
– Он склоняется к двум вариантам, но оба связаны с хирургическим вмешательством.
– Ладно, явятся, разберемся. – Он посмотрел на потолок, потом опять на меня. – А медсестра зачем?
– Брить будет и мыть.
– Что… брить?
По счастью отвечать, что именно мне не пришлось, постучав, в палату вошла молоденькая девушка в форме санитарки.
– Добрый вечер.
– Добрый… – ответил стушевавшийся парень, и я поспешила удалиться, чтобы не смущать его еще больше.
Через полчаса к нему заглянул доктор, который его смотрел, и хирург, затем вошел еще один хирург. А под конец из консилиума я сидела в приемной белее снега, потому что Сережа взвыл, как раненный лев. Не прошло и пяти минут, младшего укатили в неизвестное направление.
– А…, но куда его?
Сверху раздался знакомый голос: – На операцию.
14.
Вопрос ведущей вырвал меня из воспоминаний: – Алексей, это были Вы?
– Да. Проезжал мимо. – Он с улыбкой покосился в мою сторону.
– Ольга, так вы пренебрегли условиями выдвинутыми больным?
– Нет. Это больной нарушил все договоренности. – Я прижалась к мужу. – Иначе, с чего вдруг проезжающему мимо Алексею захотелось бы войти внутрь.
– На моем месте, приехал бы каждый, услышав от брата, что врачи подкидывают монетку, решая, что же у него диагностировать: то ли аппендицит, то ли внематочную беременность.
Я нервно хохотнула и потупилась, потому что следующие его слова были не в меру приятные.
– А еще он сказал, что в коридорах бродит перепуганное привидение с тоном кожи в цвет стен. Он замучался, развлекать его анекдотами… шутки кончились, и привидение нужно срочно забрать домой.
– Я не бродила зеленой.
– Да. – Он погладил меня по спине, и, подмигнув Еве, тихо заметил. – Она сидела зеленая и пыталась пустить корни. А затем попыталась приобщить к этому и меня.
– Вы тоже испугались?
– Я не хотела уезжать, пока операция не завершится. – Ответила, опередив колкую шутку супруга. – Чувствовала свою вину за содеянное, все-таки суп был мой. Если быть честной, то свою причастность к происшествию я испытывала первые пять минут.
– А разве я тебя не отвлек? – Спрашивая, он незаметно коснулся губами моего виска.
– Отвлек и еще как.
Наши взгляды встретились, и время замедлило свой бег. Вырвала нас из состояния прострации ведущая, она поправила волосы и улыбнулась моему благоверному.
