Текст книги "Курляндский гандикап"

Автор книги: Маргарита Полякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Дело в том, что мы с Петром договорились о совместной курляндско-российской экспедиции в Австралию. Я-то точно знал, где она есть, но в начале 18 века самая подробная голландская карта отражала только западное побережье материка. Так что загадка манила исследователей! Насколько я помню, в той версии истории, которая уже не случилась, Петр на Мадагаскар пытался экспедицию отправить. Неудачно. Однако в этой реальности и Южная Африка и Мадагаскар давно уже имели русские поселения. Пора было двигаться дальше.

Со стороны России исследовательскую команду возглавят Даниэль Вильстер (как более опытный), и старший сын Степана Разина, Тимофей (как наиболее талантливый и отважный). Курляндскую же эскадру возглавит сын Исаака Ньютона, Уильям, которого натаскивал лично мой брат Карл Якоб. Цель экспедиции была больше научной (хотя золото тоже не помешает), но в перспективе планировалось разведать удобные маршруты, места стоянок, и вписаться в торговлю с Индией. Сейчас, когда Англия ослабла, был идеальный для этого момент.

– Золото – это неплохо, – покивал Петр, с которым я поделился «сведениями, полученными из надежного источника». Почему никто из европейских стран за ним не охотится?

– Слишком уж далеко и долго плыть в Австралию. Путешествие себя окупит, но сроки… Да и не у каждого есть возможность организовать подобную экспедицию.

– Это да. Англичане и в Африке-то пытаются воевать с нами с помощью пиратов.

– Они и в Карибском море так же действуют. И не только англичане. По сути дела, пиратам все равно, кого грабить. А тут получил каперский патент – и ты уже действуешь в рамках закона. Пусть это и не индульгенция от виселицы, но жизнь упрощает.

– И странам пользу приносит. Если бы не Степан Разин, не было бы у нас удобных опорных пунктах на многих островах Карибского моря, – признал Петр. – А ведь был же разбойник натуральный! Против царской власти бунтовал!

– Ну, под конец жизни одумался. И служил верно. И сыновей воспитал хорошо.

– Да. Остров, где он губернатором начинал, назвали Степанов. Я не возражал. Лихой народ казаки. И лучше, если они свою удаль в дальних краях показывать будут.

– А в Россию возвращаться только затем, чтобы добычей похвастаться и людей завербовать? – невольно улыбнулся я. – Неплохой выход. Самые отчаянные сорви-головы к делу пристроены.

– Бывает, что под старость лет они домой возвращаются. Я таким землю в Крыму даю. Пусть они и в годах, но в случае чего, постоять за себя сумеют. А молодежь, глядя на привезенные ими богатства, тоже захочет себе лучшей доли.

Ну да, пусть лучше спускают пар в колониях, чем в метрополии. Один из плюсов такого решения мне уже очевиден – никакого восстания яицких казаков в этой истории даже близко не намечается. А это значит – никаких казней руководителей и прочих репрессивных мер. Самые шустрые приставлены к делу – либо в колониях свое благосостояние поднимают, либо границы государства защищают. Снабжают последних, кстати, очень неплохо. И заведуют распределением снабжения выборные из тех же казаков люди. Воровать при таком положении дел становится не то, чтобы совсем невозможно… но очень небезопасно. Ибо свои спросят гораздо жестче.

Наблюдать за тем, как меняется история, было завораживающе интересно. Однако некоторые события шли своим чередом, и летом 1722 года Петр, как и в реальной истории, начал свой Персидский поход. Закончился он, правда, неудачно – императора серьезно ранили. Думаю, что если бы не переливание крови, Петр не выжил бы. Но врачам удалось спасти ему жизнь. Вот что значит следовать за прогрессивной медициной!

В свое время я потратил немало усилий, чтобы убедить Петра держать при себе молодых, здоровых парней, которые, в случае чего, могут стать его донорами. И вот – пригодилось. Поход пришлось приостановить, но жизнь императора была важнее. Впрочем, я не сомневался, что уже в следующем году Петр предпримет новую попытку. Только командовать уже будет из Новой Москвы. И врачи, и супруга были едины, вынося ему приговор – никаких больше далеких путешествий и кровавых сражений. Петр поворчал, но смирился. Все-таки не мальчик уже – полтинник летом стукнул.

Впрочем, неприятности с походом были быстро забыты, поскольку в стране случилось радостное событие – женился наследник Алексей Петрович. Его невеста приняла православие, став Натальей Михайловной, и уже вполне сносно владела русским языком. По отзывам, девочка оказалась доброй, склонной к благотворительности и воспитанной в довольно строгих традициях. Словом, пришлась ко двору, и моя дочь взяла ее под свое крылышко. Судя по всему, у себя дома Шарлотта Амалия столько тепла и внимания не получала, поскольку быстро прониклась к императрице поистине дочерними чувствами.

Шарлотта Амалия

Каждая невеста волнуется перед своей свадьбой. И Шарлотта не стала исключением. Правда, она переживала гораздо больше, когда только собиралась ехать в Россию. Слишком уж много наслушалась разного о «диких людях, населяющих далекие земли». Правда, император Петр и его окружение совершенно не походили на дикарей. Да, одежда у них была непривычная, но держались они с достоинством, и за столом вели себя приличнее многих датских дворян, так и норовящих упиться в стельку.

Как оказалось, русский император вообще не одобрял ни спиртное, ни табак, ни даже косметику. На фоне набеленных и нарумяненных лиц, русские казались единственными живыми людьми среди фарфоровых кукол. И портрет царевича, который привез Петр, Шарлотте понравился. Художники (наверняка!) польстили ее возможному жениху, но выглядел он очень симпатично. И пусть никто не спрашивал мнения принцессы о помолвке, ей было приятно, что замуж придется выходить за молодого человека, а не за старую развалину.

Однако оказалось, что вживую Алексей намного интереснее, чем на портрете. Шарлотта даже немного застеснялась собственной внешности – не красавица ведь. Однако очень скоро освоилась и с любопытством начала осматриваться по сторонам. Курляндия была похожа на шкатулку, полную чудес. А Фридрих Кетлер оказался настолько щедр, что пообещал ей свадебное платье от курляндских мастеров.

Россия тоже тепло встретила датскую принцессу. Шарлотта опасалась, что императрица не будет к ней благосклонна. Как она слышала, женщины не слишком любят невесток. Но опасения не оправдались. Внимания и заботы Шарлотта получила даже больше, чем дома. Она, конечно, наладила весьма сердечные отношения с мачехой, но оказалось, что всё может быть куда искреннее и душевней.

Да и что скрывать – роман датского короля с его второй женой был скандальным даже по меркам не слишком целомудренного 18 века. А теперь Шарлотта попала в семью, где искренне друг друга любили, не стеснялись проявлять заботу и вели достойный образ жизни не напоказ, а по велению души. Эта искренность подкупала. Понятно, что на людях императорская семья становилась другой, но то, что без посторонних глаз они умели сохранять душевное тепло… это очаровывало.

Свадебное платье из Курляндии прибыло вовремя. Как и еще несколько нарядов. Фридрих Кетлер оказался щедр, и благодаря этому жесту Шарлотта не чувствовала себя бедной родственницей. Она выглядела прекрасно, как это и полагается невесте. И восхищенный взгляд царевича это подтверждал.

Фридрих Кетлер

Какой же все-таки скряга датский король! Даже на приданом дочери сэкономил. Пришлось помочь бедной девочке. Семья все-таки… Так что пусть принцесса выглядит принцессой. Ну и лишняя тема будет, чтобы пообсуждать гостям европейцам. Курляндия и так постоянно соперничала с Францией в вопросе модной одежды, а теперь у нас и конкурентов не осталось. Революционерам, понятное дело, не до мелочей.

Весна 1723 года для России вообще оказалась богатой на события. Не успел Петр женить своего старшего сына, как был озадачен новыми проблемами. Во-первых, был продолжен Персидский поход (не бросать же начатое дело на середине), во вторых, началось вторжение турок в Грузию, в-третьих, Австрия наехала на Венгрию, желая пересмотреть нейтральный статус Трансильвании и подмять ее под себя, а в-четвертых, поляки активизировались на границах России и Пруссии.

Надо же, а я-то думал, что Петр слегка перестраховывается, говоря о турках и поляках. Вроде бы не до войн им сейчас должно быть. Однако желание поправить свое финансовое положение за счет грабежей соседей, видимо, оказалось сильнее здравого смысла. И у турок даже получалось – они паровым катком прошлись по Тбилиси, Еревану и Тебризу. Ну и по северо-западной и центральной части Ирана они тоже неплохо потоптались.

У поляков было не все так радужно. Поскольку российский император оказался занят более важными делами, разбираться со шляхтой он подрядил Пруссию. А я-то все думал, зачем Петр разделил победу над Польшей с Фридрихом Вильгельмом I, и уступил ему немалые территории. Между двумя правителями, конечно, сложились дружеские отношения, но в политике не место сантиментам.

Долгое время я думал, что Петр просто не захотел единолично связываться с буйными, непредсказуемыми и скандальными шляхтичами. И после войны, закончившейся для их страны поражением, поляки одинаково активно ненавидели и Россию, и Пруссию и Курляндию. Однако оказалось, что русский император и прусский король подписали еще и секретное соглашение. И теперь пришло время его исполнять. Так что Пруссия заявила, что в рамках соблюдения союзных обязательств, объявляет войну Польше, которая напала на Россию.

Такого поворота шляхтичи не ожидали! Одно дело – воспользоваться слабостью соседа и попытаться откусить от него кусок, и совсем другое – получить армию у своих границ. Фридрих Вильгельм очень любил воевать, за что и получил прозвище король-солдат, так что очередной поход не был для него в тягость. И я подозреваю, что Петр заранее пообещал признать прусскими те польские земли, которые король захватит.

В оправдание Фридриха Вильгельма могу сказать, что русский император куда лучше знал поляков. И был воспитан в соответствующем ключе. Учителя не раз и не два доносили до него простую мысль, что заполучить Польшу полностью – это не победа, это геморрой. Вот оторвать от нее часть земель – куда не шло. Но Варшава пусть достается кому-ни будь другому. Зачем русскому царю повторять ошибки известной мне версии истории?

Пусть Фридрих Вильгельм со шляхтой разбирается. Хотя… это только русские варвары терпели чужие религии и обычаи на завоеванных землях. Пруссаки, как истинные цивилизованные европейцы, будут решать проблемы радикальным способом. Сколько там к 21 веку осталось индейцев в резервации? Думаю, что лет через сто никто и не вспомнит о такой национальности, как поляк. Но это проблемы шляхтичей.

С Австрией вопрос решился мирным путем. Неожиданно в Венгрию прибыл 18-летний царевич Федор. С вполне мирной миссией, между прочим – он намеревался жениться на единственной дочери Ференца Ракоци. Но не поедет же царевич один? Тем более, на такое важное мероприятие? Разумеется, с ним было сопровождение. И небольшая армия. Потому как надо же охранять ценные подарки из России! И укрепить границы своей будущей державы тоже необходимо.

В том, что Федор вскоре станет королем Венгрии, не сомневался никто. Ференц болел уже не первый год, и последнее время еле таскал ноги. Он, кстати, намекал Петру, что свадьбу можно и пораньше сыграть, но русский император оценивал, прежде всего, выгоду России. Странно, кстати, что Ференц так рано помирать собрался. В другой версии истории он, кажется, лет на 10 дольше протянул, если не на 15. Хотя… у него там, наверняка, не было таких серьезных ранений, полученных в боях за независимость Венгрии.

К сожалению, мечта Ференца обзавестись наследником так и осталась мечтой. Жена родила ему несколько детей, но все они умерли либо при рождении, либо не достигнув подросткового возраста. В живых осталась только дочь – самый первый ребенок. Так что Ракоци был искренне заинтересован в том, чтобы оставить свою страну в надежных руках. Россия для этих целей подходила как нельзя лучше.

Австрия, похоже, думала примерно так же, поскольку вопрос о статусе Трансильвании больше не поднимался. Связываться с Россией было небезопасно. Петр всей Европе доказал, что у него сильная, современная армия. К тому же, лучшее в мире оружие по-прежнему производилось в Курляндии, которая была союзником России. Крепкие политические, торговые, научные и родственные связи только прибавляли данному союзу прочности.

Я вообще считаю, что самые надежные политические союзы базируются на взаимной выгоде. Я поэтому и Персидский поход Петра поддерживал. Классная же идея – восстановить торговый путь из Центральной Азии и Индии в Европу! Это ж какие торговые перспективы! Планировалось, что путь будет проходить по территории Индии, Персии, оттуда в русский форт на реке Куре, а потом через Грузию в Астрахань, откуда товары будут развозиться по территории всей Российской империи.

Хотя, если честно, я не слишком рассчитывал, что в этот раз Петру удастся сделать больше, чем он сделал в памятном мне варианте истории. И оказался прав. От проникновения в центральные районы Закавказья Петру I пришлось отказаться, поскольку летом 1723 года туда вторглись османы, которые опустошили Грузию, Армению и западную часть современного Азербайджана. И я считал, что русский император поступил правильно. Россия была сильна. Очень сильна. Но еще не настолько, чтобы сломать хребет Османской империи.

Слона нужно есть маленькими кусочками. И постепенно можно подточить мощь любой, даже самой сильной державы. Сколько империй рушилось и поднималось из небытия! И мой отец, и я, приложили все усилия, чтобы Курляндия стала благополучной страной. И сейчас наше дело продолжает мой сын. Он тут, кстати, недавно письмо мне прислал с укором, что я давно у него не был. Надо ехать.

Заодно Даниила Бернулли с собой прихвачу. У Академии Тринити будет молодой, но гениальный руководитель.

Глава 16

Вымуштрованный умница-конь передвигался с неторопливой величавостью, повинуясь больше моим указаниям, чем семилетнему наезднику. Мой внук уже довольно уверенно держался в седле, но кто оставит ребенка его возраста без присмотра? Мне (в который раз) предлагали, чтобы наследник учился верховой езде на пони, но я даже не рассматривал этот вариант. Лошади были куда умнее и послушнее. И серый, флегматичный мерин по кличке Красавец точно не мог взбрыкнуть или понести сломя голову.

С тех пор, как Готхард вошел в более менее сознательный возраст, я старался проводить с ним как можно больше времени. Книги, игры, прогулки… мне хотелось, чтобы внук вырос в неглупого правителя, умеющего работать и осознающего свою ответственность перед страной. Родители тоже уделяли ему много внимания. Якоб занимался с Готхардом практически так же, как я с ним самим. Но мне казалось, что мое влияние лишним не будет.

Я опасался, что Франсишка не одобрит некоторые увлечения своего сына. Но португальская принцесса прекрасно понимала – мужчина должен вырасти мужчиной. И считала совершенно естественным, что Готхарда рано посадили в седло и дали в руки первую учебную детскую шпагу. Видимо, нынешняя европейская мода, когда рыцари превратились в томных селадонов, не нашла понимания при португальском дворе. Страна, которая не так давно властвовала над половиной мира и надеялась вернуть себе былое величие, нуждалась в воинах, а не менестрелях.

Единственное, что расстраивало Франсишку, – ее сыну не нравились уроки музыки и изящных манер. Но какому пацану это нравится? Якоб дипломатично поддерживал супругу, а я всячески старался привить Готхарду любовь к науке и технике. И недавно ставший главой Тринити Академии Даниил Бернулли оказался прекрасным помощником в этом деле. Он с удовольствием показывал Готхарду безопасные, но эффектные опыты, и позволял ему участвовать в сборке несложных механизмов.

Пацан рос любопытным и деятельным. Ему нравились и корабли, и паровоз, и прообраз автомобиля… все хотелось потрогать, изучить и залезть внутрь. Я только поощрял подобные увлечения. Понятно, что король не будет стоять у станка или у штурвала корабля, но знать, как что работает, будет совершенно не лишним. И я надеялся, что у Готхарда пробудится талант в какой-нибудь практической области. Как у его отца в сфере финансов. Или у царевича Алексея в сфере механизмов.

Не скажу, что я совершенно не признавал гуманитарные дисциплины. В конце концов, на меня работали Дефо и Свифт, и последний как раз дописывал свою эпопею про Гулливера. Однако техническим специалистам я уделял гораздо больше внимания. Кто, например, мешал мне пригласить в Ирландию (ну или Курляндию) того же Баха, Вивальди или Генделя? Да нет никто. Просто я не видел в этом практической необходимости. Тем более, что в свое время сплагиатил несколько их произведений.

К театру я тоже относился довольно прохладно. То, как играли местные актеры, меня совершенно не устраивало. Все эти неестественные жесты, вычурные позы, велеречивая манера изъясняться… Не нужно быть Станиславским, чтобы воскликнуть: «Не верю!». От хорошего спектакля с профессиональными актерами я бы не отказался. Но где было взять и то, и другое? Тут нужно было начинать все буквально с чистого листа, а я не в том возрасте, чтобы в подобные авантюры пускаться.

Впрочем, здание театра в той же Курляндии все-таки строилось. И задумывалось оно как настоящее произведение искусства. Я сам рисовал эскизы залов, используя наброски из собственного дневника, где я увековечил отложившиеся в памяти интерьеры Парижской оперы, Венской оперы и Ла Скала. И нет, это не была дань тщеславию или желанию продемонстрировать величие Курляндии. Это был вклад в будущее, когда за право выступать на этой сцене будут соперничать лучшие театральные труппы мира, а толпы туристов принесут в бюджет страны хорошие деньги.

Если я доживу до окончания эпохальной стройки, то обязательно организую первый фестиваль. Победителям будет вручаться статуэтка Аполлона, а те, кто выиграет данный приз трижды (пусть и не подряд), получат премию Кетлера. Ну а пропиарить ее так, чтобы она стала престижнейшей, будет не сложно. Специалистов данного дела у меня теперь было предостаточно. Настолько, что давно уже существовала практика отправлять их в другие страны, чтобы выпускать там подконтрольные нам газеты.

В Испании, например, наши проекты благополучно действовали уже несколько лет. Две газеты – правительственная и оппозиционная – пользовались немалым спросом. Они придерживались диаметрально противоположных точек зрения практически на все проблемы в стране, остро спорили и привлекали множество читателей. Я запустил это дело еще тогда, когда только планировал подкинуть Людовика XV Филиппу V. И теперь у нас были добровольные поставщики новостей из самых высоких слоев общества.

В результате, я одним из первых узнал о том, что между Филиппом V и Людовиком пробежала кошка. Их отношения и раньше были далеки от сердечных, а после последних событий во Франции и вовсе обострились. Дело в том, что революционеры добрались-таки до самого Филиппа Орлеанского, который все еще провозглашал себя регентом короля. Учитывая, что его величество уже бежал из страны, эта идея была не лучшей.

Филипп Орлеанский тоже пытался бежать. Но сделал это так же бездарно, как и правил. Ему даже столицу не удалось покинуть. По имеющимся у меня сведениям, Филиппа сдали его же слуги. И это уже о многом говорит. Поэтому я совершенно не удивился, когда Филипп оказался под охраной. И еще меньше удивился, когда Англия внезапно выступила с угрозами, что в случае насилия над герцогом Орлеанским оставляет за собой право вмешаться в события. Читай – напасть на более слабого.

Не знаю уж, по дурости Якова III Стюарта была озвучена данная позиция, или наоборот, оказалась хитрым ходом одного из советников английского короля, просчитавшего ситуацию, но во Франции подобная угроза вызвала только новый виток народного негодования. Идея провозгласить республику внезапно обрела всеобщую популярность. На этой почве объединились многие партии и движения, и уже через месяц было объявлено о создании Национального совета, который и должен был принять решение о дальнейшей судьбе Франции и Филиппа II Орлеанского.

– Ну и что они нарешали? – насмешливо поинтересовался я у принесшего данные вести молодого человека.

К сожалению, мой верный секретарь уже покинул этот мир, но заменивший его Эрик справлялся, вроде бы, неплохо. Вот и сейчас он предоставил Якобу полный и довольно интересный отчет. Я присутствовал больше из интереса. Любопытно же, во что выльется вся та каша, которую я заварил! Сын не возражал против моих комментариев и советов – в результате совместных размышлений и споров рождались действительно интересные идеи.

– Национальное собрание объявило, что король Людовик XV низложен, а герцог Орлеанский более не является регентом.

– Толпа низвергает монарха… пример Англии не показал им, что это ничем хорошим не кончается? – вздохнул сын.

– Где содержат герцога? – полюбопытствовал я.

– Ну, поскольку Бастилии уже нет, его поместили в Тампль. Вскоре состоится суд над герцогом. Говорят, революционеры нашли какие-то его бумаги, и окончательно взбесились. На днях мы узнаем более точную информацию.

– Да можно и так предположить, – отмахнулся я. – Наверняка, Филипп, в надежде спастись, связывался со всеми, с кем только можно. И обещал им все, что приходило ему в голову. Так что революционеры, прочитав его переписку, смогут обвинить его в государственной измене.

– Боюсь, что герцог Орлеанский повторит судьбу Карла I Стюарта. Ему отрубят голову, – мрачно предсказал сын.

И, как показало будущее, он оказался прав. Сначала состоялся суд, превратившийся в откровенный фарс, а затем Филиппу вынесли приговор. Противников казни оказалось меньше одной трети. И отрубленная голова герцога Орлеанского подняла в Европе немалую волну. Теперь оставалось ждать – кто и какие действия предпримет. Ведь что начинают делать со страной, которая неожиданно ослабла? Правильно. Отрывать от нее куски. Вот и посмотрим, кто и на что позарится.

В этом свете поведение Испании становилось особенно интересным. Собственно, отношения испанского короля с беглым французским и без того оставляли желать лучшего. Людовик XV был свято уверен в том, что ему все должны, требовал к себе особого отношения и пытался создать французское правительство в изгнании. Понятно, что от авантюристов у него отбоя не было. Но их требовалось содержать, как и весь двор!

Ну а после того, как Филипп, герцог Орлеанский, был казнен, обстановка при испанском дворе и вовсе накалилась. Людовик требовал срочно собирать войско и идти уничтожать взбесившееся быдло. Филипп V, в свою очередь, подобные резкие движения делать опасался. Во-первых, его власть в Испании была далека от желаемого варианта абсолютизма, а во-вторых, как на такой демарш отреагируют враги и союзники – было абсолютно непонятно. То есть во французские дела они, конечно, с удовольствием вмешаются, но точно не для того, чтобы вернуть корону Людовику.

В памятном мне варианте истории Филипп V, страдавший «меланхолией», отрекся от престола в пользу своего сына Луиса. Однако сейчас испанскому королю было не до депрессий. С одной стороны недовольные подданные высказывали, что двух королей они не прокормят, а с другой – взывал к активным действиям подросший Людовик XV. Пацан, которому недавно исполнилось 14, вещал, что сам готов возглавить освободительное войско. И находились те, кто готов был за ним следовать. А испанский король не слишком представлял, как воспрепятствовать данной авантюре.

С одной стороны – это, вроде бы, шанс избавиться от неудобного подопечного. На войне всякое произойти может. А случайная пуля она такая случайная… С другой стороны – проблему Франции это не решит. Напротив. Законный кандидат на трон может весьма пригодиться в будущем. И если он всем будет обязан Испании, это можно будет использовать. Ведь понятно же, что даже если Людовик XV займет французский трон, править страной будет не он, а его приближенные. А тут уже вырисовываются интересные перспективы.

Разумеется, рядом с Людовиком находились мои люди, перед которым была поставлена задача сохранить пацану жизнь. И если гуманизм повлиял на данное решение, то не слишком сильно. Если Франция (или то, что от нее останется) снова станет монархией, то пусть престол займет кто-нибудь, не обремененный желанием заниматься делами страны. Людовик XV был именно таким человеком. И (в другом варианте истории) сына соответствующего вырастил.

Да, лучше сохранить жизнь Людовику, чем рисковать, что к власти придет кто-нибудь толковый. До рождения Наполеона еще больше 40-ка лет, но не один же он такой был! Неизвестно, кого теперь история неожиданно вознесет на вершину. Лучше подстраховаться. Занять чем-нибудь Людовика XV, чтобы он отвлекся от самоубийственной авантюры. В путешествие, например, отправить, просить у соседей помощи в возвращении трона. И приставить к нему опытную даму, которая увлечет короля и будет рулить им в нужном направлении.

Ну и Филиппа V лучше отвлечь, чтобы ему уж точно не до Франции было. Пусть лучше судьбой своего старшего сына займется. Благо, в нынешнем варианте истории Луис был привит от оспы, и умирать в ближайшее время совершенно не собирался. Точно так же, как не собирался и жениться на дочери покойного Филиппа II Орлеанского. На сей раз данная кандидатура в качестве потенциальной невесты и вовсе не рассматривалась.

Луису сватали совсем другую девицу царских кровей – царевну Наталью, дочь русского императора Петра I. Той как раз 16 лет исполнилось. Брак этот готовился давно, с самого начала французской революции. Тогда стало очевидно, что дочерей герцога Орлеанского рассматривать в качестве невест не следует, и появились другие кандидатуры. Причем искали девицу из богатого, знатного королевского рода, представители которого не станут вмешиваться в испанские дела.

Филипп V хотел больше самостоятельности. Да и его окружение тоже не горело желанием жить по чьей-либо указке. Французское влияние изрядно им надоело. Так что невеста со стороны была вполне приемлемым решением. Тем более, что с происхождением у Натальи даже по европейским меркам все было нормально. Бабушка Натальи, Анна Стюарт, была родной (по отцу) сестрой ныне правящего английского короля. И хотя, покопавшись среди представительниц старых королевских европейских семейств, можно было отыскать невесту с еще более безупречной родословной, но… тут в политику вмешались финансы.

Наталья была не только дочерью императора крупной и успешной страны, но и моей внучкой. А в совокупности это означало, что за ее спиной стоит самая современная и сильная армия, самый большой объединенный флот, новые рынки сбыта европейских товаров и неприлично большие деньги. На приданое Петр I не поскупился. И озвученная сумма заставила испанцев закрыть глаза на «недостаточную древность» рода Романовых.

Я даже могу понять их рассуждения – как может повлиять на жизнь в Испании далекая страна? Ну, приедет юная принцесса, примет новую веру, и будет выполнять свое прямое предназначение – рожать наследников. Что тут такого? Это надо знать нрав Натальи, чтобы понять, кто, в конечном итоге, станет главой семьи. А будучи знакомым с хваткой Петра, я даже могу предсказать, что испанцы с ностальгией будут вспоминать времена, когда находились под влиянием Франции. Но зачем разочаровывать людей заранее? Пусть пребывают в своих сладостных иллюзиях. Хотя бы до свадьбы.

Император Всероссийский хоть и не был замечен в жестокости, но и либеральным всепрощением не страдал. И у себя в стране порядок навел. В итоге, бояре давно уже забыли о своевольстве, стрельцы постепенно были переформированы во вполне профессиональное войско, и даже церковники прекратили религиозные стычки. И старую, и новую церкви Петр объявил законными и абсолютно равными в правах. И народ мог креститься так, как ему заблагорассудится – хоть двумя перстами, хоть тремя. А вот за призывы бороться с чужой верой или за попытки объявить собственную религию самой правильной, в лучшем случае, полагалась ссылка.

В результате этой диверсии церковники были озабочены тем, чтобы привлечь как можно больше паствы. И как мне кажется, такая конкуренция должна была пойти только на пользу. Да уже пошла, поскольку при храмах появлялись приюты, больницы и школы. Сражение за умы шло с переменным успехом, и мне даже интересно было – чем все закончится. В Курляндии проблем с религиями пока не возникало, но в перспективе российский опыт мог пригодиться.

В Ирландии с этим дела обстояли намного хуже. Там противостояние католиков и протестантов было настолько острым, что, похоже, прошло точку невозврата. И хоть как-то примирить их не представлялось возможным. К иноверцам ирландцы тоже относились весьма прохладно. Да и вообще чужаков не любили. Мое первоначальное желание поправить плачевное демографическое положение за счет эмигрантов, было встречено непониманием.

В свое время Патрик Сарсфилд предлагал выкупить ирландцев в колониях. И даже организовал для этого дела фонд. Но отдача получилась не слишком большой. Проданные в рабство ирландцы в большинстве своем просто не доживали до освобождения. Так что мы пришли к компромиссу. Переселенцами в Ирландию становились семьи, где много представительниц слабого пола. Но думаю, окончательно выровнять демографическую яму нам удастся нескоро.

К сожалению, Патрик, как и многие другие мои сподвижники, с которыми я начинал, уже ушел в иной мир. Дожив до преклонных лет, немало сделав для любимой страны, окруженный женой и детьми, уважаемый соотечественниками… ему можно было позавидовать. Но я все равно сожалел о смерти человека, который со временем стал одним из близких мне людей. Его сын, Брендан Сарсфилд, вполне заменил отца, помогая Якобу. Но мне печально было думать, что моя эпоха уходит.

Скорее всего, я тоже недолго задержусь на этом свете. В этом, 1725 году мне исполнилось 75, что очень неплохо для 18 века. Знаю правителей, которые дотянули почти до 90, но это не мой случай. Несмотря на то, что я старался вести здоровый образ жизни, организм имел свой ресурс, который явно заканчивался. С болезнями сердца и в 21-то веке не слишком хорошо справлялись (если, конечно, ты не Рокфеллер, имеющий возможность менять этот орган по семь раз).

Впрочем, я надеялся, что кое-что еще успею сделать. Увижу, как клипер «Митава» (практически копия «Фермопил») покинет гавань, как железная дорога от столицы до Виндавы все-таки будет достроена, и как курьер привезет мне весть о рождении правнука. Ну или правнучки. Царевич Алексей Петрович ответственно подошел к делу обзаведения наследником, и его супруга уже была глубоко беременна.