Текст книги "Грибная красавица (СИ)"
Автор книги: Маргарита Дорогожицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
– И я даже знаю, кто. Мне срочно нужна ваша помощь.
Кысей отстранился от меня.
– Сядьте на место, пожалуйста.
Я полюбовалась нежным стыдливым румянцем на его лице.
– Во-первых, представьтесь.
– Ах, простите, вы правы. Совсем забыла о манерах. Крета Лидия Хризштайн. Я не так давно открыла в городе частный сыск, знаете ли… – я подождала реакции Кысея, но ее не было. Он продолжал спокойно смотреть на меня, словно каждый день видел благородных девиц, занимающихся подобным делом.
– А вчера ко мне обратилась помчица Илайза Картуа с просьбой найти ее пропавшую дочь. – Я понизила голос. – Девочку последний раз видела в саду их поместья, где она играла после обеда. И именно там я нашла куклу, измазанную странным веществом. После контакта с ним шрам на ладони бесследно исчез.
Инквизитор нахмурился.
– Это не доказательство колдовства. Возможно, просто целебная мазь. Или… – он не договорил, но намек был ясен.
– Или я все выдумала, да? У меня есть свидетельство того, что вещество на кукле обладает слишком сильными регенерирующими свойствами. Я взяла на себя смелость и полоснула кинжалом по ладони своей клиентки, Илайзы, в присутствии ее мужа, заметьте!
Я осеклась. За спиной инквизитора стояла Катрин. Теперь она точно была мертва. Ее кожа приобрела синюшный оттенок, гниль разложения тронула скулы, глаза запали, волосы потускнели. Мара стояла, слегка покачиваясь, и негромко выла на низкой ноте. Зрение помутилось, я спешно опустила глаза, стараясь себя не выдать. Инквизитор теперь звучал сине-золотистым оттенком, сотканным из неслышной мелодии прибоя. В комнате разлился соленый и свежий запах северного моря, эмоции Кысея почти не пахли, ничто не могло возмутить его спокойствия, только неспешные волны его сознания окатывали источник возмущения, вроде меня, слегка вспениваясь, но гладь воды оставалась прозрачной и глубокой… Я тонула…
ГЛАВА 5. Инквизитор Тиффано
Нахальная девица меня изрядно раздражала. Ворвалась без стука, помешала обедать, наплела про колдовство. И еще откровенно пялилась. Я думал, что привык к излишнему женскому вниманию, ничего не поделаешь со своей внешностью, но чтобы так… Даже в краску вогнала. Я уже видел такие взгляды раньше, так смотрят на пухленькую служанку в портовом трактире пьяные матросы, норовя ущипнуть ее за зад, когда та разносит пиво. Вожделение, похоть и сладострастие. Но чтобы увидеть такой взгляд у девицы – никуда не годится!
Девица вдруг осеклась и уставилась на что-то за моей спиной.
– Что случилось?
Она судорожно вздохнула и опустила глаза. Не хватало мне еще полуобморочной истерики.
– Можно открыть окно? – пролепетала она, не поднимая глаз. – Непривычная к вашей жаре, душно очень. И воды, если можно.
Она дернула лиф платья, который и так был расстегнут на несколько пуговиц больше дозволенного приличным обществом.
Я распахнул портьеры до конца, открыл окно, недоумевая, что за странное поведение. Гостья на глазах поменялась, из вызывающей нахалки она вдруг превратилась в жалкую и болезненную девицу. Она ухватилась за стакан с водой, отстраняясь от меня, словно прокаженного. Или это уловка, чтобы привлечь мое внимание?
– Вы можете продолжать?
– Да, – она решительно кивнула, не поднимая головы и продолжая сжимать стакан. – Илайза и Лю Картуа могут засвидетельствовать, что вещество с куклы имеет необычайные свойства. Рана на руке помчицы мгновенно исчезла. Куклу, по их словам, подарила их дочери помчица Малко. Именно ее я подозреваю в колдовстве. Кроме того, по свидетельству их кухарки, госпоже Малко должно быть где-то около шестидесяти или больше, но выглядит она необычайно молодой, от силы лет на тридцать. Этого достаточно? – девица вымученно улыбнулась, подняв глаза.
– Достаточно для проведения дознания, но не для обвинения. Передайте мне куклу, я займусь этим делом, – я поспешил согласиться на дознание, лишь бы избавиться от докучливой гостьи. Ее словам я верил мало, слишком часто приходилось иметь дело с надуманными обвинениями недоброжелателей, решивших раз и навсегда избавиться от соседа, супруга или начальника руками Святой Инквизиции.
– Я, безусловно, передам вам куклу, – девица улыбнулась, вновь обретая краску на лице, а ее взгляд опять стал масляно-липким. – Но дознание мы будем проводить вместе. Позвольте напомнить, – пресекла она мои возражения, – что я занимаюсь розыском пропавшего ребенка, поэтому, пока я его не найду, нам придется работать вместе.
Я встал, давая знак, что разговор окончен.
– Этого не будет. Светским властям не разрешено вмешиваться в дела Церкви. Если вы не передадите куклу, дознания не будет.
Девица тоже встала и вызывающе вскинула голову. Она была тощей и бледной, а сейчас и вовсе стала похожа на смешную заносчивую птицу.
– Отлично. Значит, когда в следующий раз пропадет ребенок, это будет на вашей совести, господин инквизитор. И на совести вашей Церкви.
Она развернулась к двери, потом досадливо хлопнула себя по лбу.
– Ах да, я же забыла. У вашей Церкви нет совести, она ведь непогрешима. Так что, увы, смерти детей будут целиком и полностью вашей виной!
Вот зараза.
– Подождите, – я прикрыл глаза, мысленно прочитав молитву заступнику Тимофею, это всегда успокаивало. – Я действительно не могу допустить вас к дознанию, это против правил. Кроме того…
– Можете. Устав Изложения о правилах ведения дознания, параграф 75. "В отдельных случаях, если того требует ситуация, инквизитор имеет право получить помощь от светских властей или отдельных лиц, в качестве свидетелей или советников", – процитировала девица наизусть.
Теперь я действительно удивился. Церковные изложения являются закрытыми. Откуда она их может знать? Должно быть, удивление слишком явно проступило у меня на лице, потому что девица кивнула.
– Мне уже приходилось иметь дело с колдунами, поэтому я знакома с некоторыми церковными правилами. Собирайтесь, господин Тиффано. Время дорого.
Я чувствовал, что плыву по течению. Девица развила бурную активность, она практически силком вытащила меня из дому, даже не удосужившись услышать моего согласия, словно все за меня решила. Остановив извозчика, эта ненормальная запихнула меня в экипаж и уселась рядом, ничуть не смущаясь. Я пытался протестовать, но девица вцепилась в меня, словно голодный пес, и так и норовила придвинуться ближе. Я как мог решительно пресекал ее попытки, потребовав, чтобы она села напротив и держала дистанцию.
– Ваше поведение недостойно высокородной дамы. Отодвиньтесь от меня.
– А мое происхождение не отличается большим благородством, – девица нахально ухмыльнулась и нехотя пересела на место напротив.
Она явно лукавила. Внешность выдавала ее принадлежность к знатному семейству: тонкая кость, изящные пальцы, удлиненная аристократичная форма лица, даже нос с едва заметной горбинкой на бледном осунувшемся лице не портил общий вид. Но вот поведение, недостойное и портовой девки, приводило в замешательство.
– Вам известно, что такое целибат? И что нарушивший его церковник будет отлучен от Церкви?
Девица презрительно фыркнула.
– С каких это пор так называемый целибат мешает церковным служкам развлекаться? Вам говорили, что вы неприлично красивы? О, да вы краснеете! Как мило…
– Я в последний раз прошу вас оставить свои неуместные заигрывания. Или мне придется выйти.
– Посреди дороги? – девица озабоченно выглянула в окно. – Мы уже выехали за городские стены.
– Куда мы вообще едем?
– В поместье семейства Картуа. Вы же должны принять у них официальное заявление.
Девица откинулась на сиденье и уставилась на меня. Я похолодел. Теперь я отчетливо видел плескающееся в ее глазах безумие. В Академии меня часто выручала способность с первого взгляда определить безумца, я мог безошибочно определить степень и характер сумасшествия, а также отличить запущенную форму помрачнения сознания – колдовство. В серо-голубых глазах девицы плескался целый океан безумия, который грозил обернуться ужасным штормом. Мысли лихорадочно заметались. Как же я мог не заметить ее странного поведения раньше? Почему не присмотрелся внимательно? Она застала меня врасплох. И куда она меня везет? Без сомнения, все ее россказни – выдумка воспаленного разума, никакой куклы и пропавшей девочки нет и в помине. Я, наверное, смогу с ней справиться, но если у нее случится приступ, то мои шансы невелики. Рука невольно легла на эфес клинка, который приятно успокаивал и даровал надежду. И все-таки, безумцы могут демонстрировать необычайную силу, жестокость и упрямство. Убедить ее вернуться по-хорошему будет сложно… Экипаж остановился.
– Госпожа Хризштайн, – мой голос слегка охрип от волнения. – Давайте вернемся в город. Я вспомнил про неотложное дело, у меня назначена аудиенция с…
– Я не думаю, что это займет много времени, господин Тиффано.
Я в отчаянии огляделся вокруг. Поместье на небольшом, отвоеванном у горы плато выглядело богатым и ухоженным, по крайней мере, оно точно не заброшенное. Возможно ли, что она привезла меня к своим сообщникам? Хотя нет, скорей всего, поместье просто пустует и невольно стало центром притяжения ее больных фантазий. Возможно, принадлежит ее друзьям или родственникам…
Но ворота поместья распахнулись, и, к моему удивлению, нам на встречу вышла респектабельного вида пожилая служанка, которая явно узнала мою спутницу.
– Госпожа Хризштайн, как вы вовремя! Хозяин о вас как раз спрашивал.
– Проводите нас, – девица решительно взяла меня под руку и потащила внутрь.
Я ожидал чего угодно, но, едва войдя в гостиную и взглянув на хозяина поместья, понял, что все мои выводы летят в бездну. Затравленный взгляд отчаявшегося и растерянного человека сразу выдавал его горе. Он бросился к моей спутнице:
– Умоляю вас, скажите, у вас есть новости о Катрин?
– Успокойтесь, господин Картуа. По делу вашей дочери откроют дознание, но для этого нужно официальное заявление. Господин Тиффано, назначенный в наш город инквизитор, великодушно согласился приехать сюда и принять у вас заявление, – девица рассыпалась в светских любезностях.
Помчик подтвердил слово в слово историю исчезновения девочки, рассказал о кукле, подаренной ей в роковой день, краснея и бледнея, поведал о выходке с кинжалом и последующим колдовским излечением своей жены. Он до сих пор не пришел в себя. Осознать, что в твоем доме творилось гнусное колдовство, увидеть его собственными глазами, и самое страшное, понять, что твой ребенок находится в смертельной опасности – такое может любого сломить. Его супруга слегла в постель, и теперь мужчина метался по пустому дому, бессильный и одинокий в своем горе. Я ему искренно сочувствовал.
– Мы обязательно найдем вашу дочь, господин Картуа, – заверил я его, получив подпись на заявительном письме. – Вера творит чудеса, и она всегда сильнее зла. Просто верьте, молитесь и…
Девица бесцеремонно влезла между нами.
– Не надо давать пустых обещаний, господин инквизитор. Девочка все равно уже ме…
Молниеносно среагировав, я схватил эту дуру за руку и потащил к двери.
– Нам уже пора, пойдемте, – я едва сдерживался, чтобы не наорать на нее. – До свидания, господин Картуа. Мужайтесь.
Не замечая отчаянного сопротивления и не отпуская ее руки, на удивление очень холодной в такой жаркий день, я выскочил во двор. Только тут я дал волю эмоциям.
– Что вы творите?!? Как можно так говорить с отцом, потерявшим единственного ребенка? – я практически орал.
– Девочка мертва, – безумица с досадой растирала запястье.
– Вы не знаете этого, не можете знать. Говорить отцу, что его ребенок мертв, отбирать у него последнюю надежду – это не просто жестоко, это бесчеловечно!
– Во-первых, я точно знаю, что она мертва. А во-вторых, по-вашему, дарить ему ложную надежду – это верх милосердия и благородства? Пусть ждет и верит, что его дочурка восстанет из мертвых? Хотя, – она махнула рукой, пресекая мои возражения, – в этом и заключается лживая политика вашей Церкви. Только обещать и можете. А если не получилось, значит, сами виноваты, плохо верили, мало молились, много грешили.
Девица хладнокровно развернулась и направилась к воротам, оставив меня с застрявшими в горле возражениями. Это просто немыслимо! Я бросился за ней, догнав возле ждавшего нас экипажа.
– Госпожа Хризштайн, – мой тон был предельно холоден и резок. – Вы немедленно передадите мне куклу. В противном случая, я обвиню вас в препятствии дознанию и отправлю за решетку. А вот там, совсем неожиданно, может вскрыться ваше психическое нездоровье, со всеми вытекающими последствиями, – я недобро прищурился, внимательно следя за ее реакцией.
Девица вскинула на меня глаза, в которых было легкое удивление и холодная ярость, но ни капли страха и паники.
– Вот как… – протянула она в притворной задумчивости. – Инквизиторов стали определенно лучше учить, теперь они по крайней мере могут распознать безумие. Что ж, это безусловно радует. Только вот, – ее глаза сделались совершенно безумными, а голос капризным, тоненьким, словно детским, даже выговор изменился. – Господин инквизитор, простите меня, я ведь такая бестолковая, я же совсем забыла сказать, куклу-то я выбросила, сразу после того, как покинула поместье. Страшно стало, понимаете? Слыханное ли дело, колдовство! – она стала нервно кусать ноготь на большом пальце, жеманно потупившись, словно ребенок. – Выкинула в канаву, вот только незадача! Не помню где! Но вы ее обязательно найдете! Вы же такой сильный! Всего-то – обыскать две сотни миль придорожной канавы! Плевое дело…
Если бы не академический вышкол и хорошие манеры, я бы придушил дрянь на месте. Крепко схватив ее за плечо, я встряхнул ее, как игрушку, и прошипел, глядя прямо в глаза:
– Ваша попытка разыграть передо мной приступ двоедушия нелепа! У настоящего двоедушца дух не помнит, что происходило с телом, пока им владела другая сущность. Так что можете не разыгрывать здесь спектакль. Вы немедленно привезете мне куклу, иначе…
Девица и не думала вырываться, она расхохоталась мне в лицо. Я отпрянул, ее смех быстро перешел в истерический, но она вдруг замолчала.
– Позвольте вам кое-что пояснить, господин Тиффано. Мне плевать, верите вы мне или нет. Даже если вы упечете меня за решетку, куклу найти вам это не поможет. А без нее у вас есть только заявление убитого горем отца. Я от своих слов откажусь, не видела, не знаю, не помню. Таким образом, у вас не будет никаких доказательств. Возможно, вы сможете найти достаточные основания для предъявления обвинения, вопрос только – как скоро? – она холодно улыбнулась, ни следа безумия в ее глазах уже не было, но почему-то от этого становилось еще тревожней. – А за это время еще один ребенок пропадет бесследно. А может не один, а два. Или даже больше… Кто знает. Вы готовы рискнуть?
Бессильная ярость дурманила голову, но разумом я понимал, что она права. Я не могу медлить с дознанием, мне нужна кукла как основная улика, чтобы я мог направить запрос епископу Талериону на мои полномочия в рамках дознания и предъявления обвинений. Тем более, когда в деле фигурирует знатная помчица. Жизнь ребенка была в смертельной опасности.
Я сжал зубы так, что заболела челюсть.
– Что вы хотите?
Девица в очередной раз застала меня врасплох: она подскочила ко мне, чмокнула в щеку, словно ребенка, и потащила в экипаж.
– Не дуйтесь на меня, красавчик. Меня это огорчает. А вас же учили, что расстраивать безумцев нельзя? Они тогда становятся опасными для окружающих.
– Прекратите меня лапать! Скажите, чего вы добиваетесь?
– Не поверите! Того же, что и вы – схватить злобную колдунью. – Девица шепотом отдала указания извозчику и повернулась наконец ко мне. – Со мной лучше дружить, господин инквизитор. Вы ведь в городе совсем недавно, верно?
Я невольно кивнул.
– А я уже успела здесь обосноваться и завести полезные знакомства. Я могу быть полезной в качестве союзника и помочь вашей успешной карьере.
– Я не собираюсь…
– Я еще не все сказала – в качестве противника я не просто опасна, – снова мерзкая улыбка. – Вы ведь уже знаете про мое сумасшествие? Так вот, вам также известно, насколько безумцы могут быть хитры, коварны, злопамятны, но самое главное что? – она торжественно подняла палец, словно экзаменуя нерадивого студента Академии.
– Что? – я устал от ее выходок и молился, чтобы этот безумный во всех отношениях день поскорей закончился.
– Они непредсказуемы! – она победно откинулась на сиденье, уставившись на меня своими громадными серо-голубыми глазами. – Так что? Будем дружить или?..
– Дружить я с вами не собираюсь. Вы вынудили меня к сотрудничеству.
– Ну как хотите.
Девица демонстративно надулась, замолчала наконец и уставилась в окно. Я прикрыл глаза, украдкой ее разглядывая. В Академии я получил степень с отличием по душеведчеству, но теперь затруднялся поставить ей диагноз. Сейчас она казалась абсолютно нормальной, словно ее безумие было искусственным и включалось по мановению руки хозяйки. Словно маска. Хотя нет, сразу несколько масок, которые она чередовала в причудливом порядке, снимая одну и тут же надевая другую, повергая окружающих в замешательство. И тут же я задался вопросом, а насколько она близка к черте? Возможно ли, что уже перешагнула ее и теперь передо мной сидит колдунья, отдавшая разум во власть демонов? Я вздрогнул. Девица придвинулась ко мне, теперь ее лицо колебалось в такт экипажа прямо напротив моего, нас разделяли несколько сантиметров, а ее глаза уставились на меня с жадностью.
– Сядьте на место! – глупо, но я вдруг почувствовал себя юной девицей, запертой наедине с похотливым извращенцем. – Хватит на меня пялиться!
Девица вздохнула:
– Лапать вас нельзя, пялиться – тоже. Что тогда можно?
Надо было срочно отвлечь ее внимание от грешных мыслей.
– Насколько серьезны вы… – я помедлил, – больны?
– Я не колдунья, – она словно читала мои мысли, и я содрогнулся. – Вы ведь это имели в виду, господин Тиффано?
– Но вы очень близко к черте? Какие у вас симптомы? Как часто проявляются? Вы пробовали лечиться?
Она задумчиво уставилась на меня.
– Диагноз пытаетесь поставить? Не утруждайте себя, безумие у меня наследственное. Излечению не поддается.
В благородных семьях такое бывает довольно часто. Что ж, тут я ей верил.
– Но лечение может замедлить течение болезни, облегчить симптомы…
– Довольно, – девица нахмурилась, ее настрой опять изменился. – Я сама как-нибудь разберусь, что мне делать. У нас есть более насущные дела. Что вы собираетесь предпринять в рамках дознания?
Она настолько заморочила мне голову, что я даже не удосужился задуматься о деле и своих следующих шагах.
– У меня нет главной улики, заметьте, по вашей милости, которую я бы смог передать на исследование в местную Академию.
– Но можно ведь хорошенько подумать и добыть другие улики, правда? – девица вела себя, как суровый профессор с нерадивым школяром.
– Кажется, вы уже подумали за меня, мы же куда-то направляемся?
– Ну не разочаровывайте меня, – обиженно протянула она, надув губки. – Покажите, чему вас учили в Академии. Ведь учили же чему-то?
Я вздохнул.
– Ладно, во-первых, я бы проверил информацию о возрасте подозреваемой, если она действительно намного старше возраста, на который выглядит, это будет дополнительным основанием для выдвижения обвинений. Но все равно это только косвенное доказательство.
– Неплохо, продолжайте, – она одобрительно кивнула. Интересно, она специально меня достает? – Как можно связать обвиняемую с пропавшими детьми? Вы ведь не думаете, что Катрин ее первая жертва? – девица приторно-сладко мне улыбнулась.
Осознание этого простого факта обожгло сердце острой болью. Это ведь действительно может быть правдой!
– Что заставляет вас думать, что Катрин не первая жертва? И как вы можете быть такой спокойной, говоря об этом? Вас совсем не трогает чужое горе?
Девица равнодушно пожала плечами.
– Зачем беспокоиться о том, что не можешь изменить? Катрин – не первая жертва, это совершенно очевидно. Давайте прикинем. Помчице Малко должно быть что-то около шестидесяти, но выглядит она по свидетельствам очевидцев максимум лет на тридцать. Почему? Очевиден ответ – она использует колдовство, чтобы сохранить молодость. Каким образом она это делает? Если учесть, что для этого ей нужен ребенок, то опять вывод очевиден – она забирает его жизненную силу, проводя какой-то ритуал. В результате получает то самое вещество, которая я нашла на кукле. Вопрос – в каких количествах? Насколько, грубо говоря, ей хватает одного ребенка?
Меня затошнило. Ее рассуждения были отвратительно логичны.
– Также неясен вопрос с продолжительностью действия этого колдовского эликсира. Если положить, что в среднем он действует на колдунью, скажем, в течение года, то даже по самым скромным прикидкам получим, что за все это время должны были пропасть около двадцати или тридцати детей. Так куда мы должны направиться в первую очередь?
– В архив, – я был ошеломлен. – Но неужели возможно, что колдунья похищала детей в течение двадцати лет и никто этого не заметил?
Девица удивленно уставилась на меня.
– Вы откуда такой взялись? Вы знаете, сколько детей пропадает в крупных городах ежегодно? Я уже молчу про бездомных бродяжек, малолетних рабов или просто бедняков, у которых детей больше, чем они в состоянии прокормить? Вот что меня действительно удивляет…
Экипаж затормозил настолько резко, что моя спутница, сидевшая как раз напротив, не удержалась и полетела прямо на меня. Ее более чем откровенно декольте уткнулось мне прямо в лицо, а сама она оказалась у меня на коленях.
– Вот демон! – она не торопилась отодвинуться, заорав прямо у меня над ухом на извозчика. – Кто так тормозит, болван неотесанный!
– Да слезьте же с меня! – я больно стукнулся головой и теперь растирал ушибленное место. – Вы специально это сделали?
– Вы слишком мнительны. Пойдемте, мы приехали.
Здание архива располагалось на Лазурной площади, между городской управой и больницей. Старое каменное здание, некогда бывшее складом местной шелковой мануфактуры, было переделано под архив. В нем хранились записи о рождении, браке и смерти жителей города и его окрестностей, а также дела громадского сыска, судебные решения, церковные процессы, хроники, копии торговых соглашений, сделок купли-продажи, договора рабовладения и прочая информация о деловой жизни горожан. Как найти записи о рождении помчицы Малко я приблизительно себе представлял, но вот как искать дела о пропавших детях?
Неожиданно на нашем пути возникло препятствие в виде сурового вида стражника, который решительно преградил нам путь. Здоровый детина с небритой, насквозь пропитанной вином физиономией наотрез отказался впустить нас внутрь. Мои увещевания и даже угрозы он проигнорировал начисто, твердя как заведенный фразу про то, что никого не велено пускать без личного разрешения бургомистра. Я понимал, что завтра это разрешение у меня будет, и я вернусь сюда, но будет потеряно драгоценное время. С досады пнув камень, попавшийся мне на глаза, я вернулся к девице, которая отстраненно наблюдала за моей перепалкой со стражем порядка, и сказал с горечью:
– Ничего не поделаешь, придется вернуться сюда завтра…
Девица насмешливо скривилась:
– И это все, что вы можете сделать? Ждите тут.
Она направилась к здоровяку. Я ожидал, чего угодно, но только не того, что стражник расплывется в глупой улыбке, заворожено взирая на девицу, согласно кивнет, отопрет замок на двери и удалится в неизвестном направлении! Девица даже не удосужилась взглянуть на меня, моментально юркнув внутрь здания. Я поспешил следом.
– Как вам это удалось? Что вы ему сказали? – я покорно брел за девицей по темному коридору. В архиве не было окон, но она предусмотрительно захватила свечу с конторки привратника.
– Я же говорила, что у меня есть связи в этом городе, – я не видел ее лица, но знал, что она опять насмешливо кривится. И лжет. Она вдруг резко остановилась и развернулась ко мне так, что я чуть не налетел на нее.
– Осторожней!
Девица протянула мне огрызок свечи, зажгла его от своей и кивнула в сторону уходящего влево ряда с конторскими записями.
– Записи рождения, смерти, брака. Ищите семейство Малко. Возьмите все, что найдете, слышите, все – по мужу и по ней самой, по их родственникам, родословную родителей. Встретимся в приемной зале, не задерживайтесь.
– А вы сами куда собрались? – меня злила собственная беспомощность и ее откровенно командный тон. Кем она себя возомнила?
– Я поищу записи о пропавших детях.
– Интересно, как вы собираетесь их искать? Здесь тысячи, нет, сотни тысяч дел!
– Вообще-то, здесь есть классификатор. – Она потрясла у меня перед лицом толстенным гроссбухом. Я даже не заметил, откуда она вообще его взяла.
– Господин инквизитор, советую вам поторопиться, мне надо быть к шести в церкви.
Я побрел между полками, уставленными огромными томами с записями, пытаясь разобраться в классификации. И в себе. Пустячное, как мне казалось поначалу дело, приобретало все более пугающие очертания. И хотя я имел раньше дела с колдунами, но опыта самостоятельного ведения дознания не было. Раньше всегда был наставник, опытный инквизитор, принимавший решение. Да и дела-то были несложные: мелкое колдовство и еще одно, где вместо колдовства был мошенник, вымогавший деньги у доверчивых простаков, демонстрируя незатейливые фокусы и только выдававший их за колдовство. Я чувствовал, что не готов принять на себя ответственность за судьбу пропавшей девочки. Осознание, что от меня зависит безопасность и других детей, потенциальных жертв, сильно тяготило меня, но еще больше меня беспокоил тот факт, что приходилось терпеть участие в дознание этой малохольной. Хотя, с другой стороны, все же надо признать, что если бы не она, дела бы и вовсе не было, колдовства бы не обнаружили. Девочку бы поискали какое-то время, а со временем дело о пропавшем ребенке закрыли бы, как возможно до этого закрывали подобные дела. Да и то, что мы получили доступ в архив в воскресный день, тоже ее заслуга. Я наконец нашел букву "М" и вытащил пыльный том церковных записей. Запись о браке помчика Малко с девицей Этной Христович обнаружилась в середине тома, страницу я аккуратно заломил, сунул том под мышку и побрел искать букву "Х".
К приемной я добрался первым, огарок свечи уже практически догорел, я рисковал остаться в полной темноте. Шум за моей спиной обнаружил мою подельницу по незаконному проникновению в архив. Ее лица видно не было, она несла впереди себя стопку из несколько десятков толстых томов записей. Наверху неустойчивой конструкции была водружена почти оплывшая свеча, которая безжалостно закапала воском верхний том, раскачиваясь в такт движениям. Я бросился на помощь, помог сложить тома на стол, предварительно вычитал девицу за халатное отношение к драгоценным архивным документам, запачканным воском, на что она только презрительно фыркнула. Она поделила свою стопку на две откровенно неровные части, подвинула мне меньшую и сказала:
– Ищите записи заявлений о пропавших девочках. Я думаю, возраст можно ограничить где-то от пяти лет до… Когда начинается половое созревание? Годам к двенадцати или позже? – девица встала и зажгла газовый светильник, который, как оказалось, висел над конторкой архивариуса. – Да, думаю, от пяти до двенадцати.
– Почему?..
– Потом объясню. Страницы с подходящими записями заломите и покажете потом мне.
– Может проще выписать? Тем более, что необходимо будет навестить заявителей и опросить на предмет…
– Да-да, – она рассеяно пролистывала тома, практически не читая их. – Где записи о семействе Малко? Вы нашли их?
– Вот, – я придвинул к ней два тома, решив, что проще не возмущаться и не провоцировать ее лишний раз. – Нужные страницы заломлены.
Девица отодвинула свои книги и прочла вслух строчки церковных записей:
– "Помчик Януш Малко заключил освященный брак с девицей Этной, урожденной Христович, в церкви святой заступницы Милагрос города Кльечи в 905 году от Великого Акта"
"В 908 году от Великого Акта в церкви святой заступницы Милагрос города Кльечи приняла освящение Анна Малкович, урожденная помчица, дочь Януша Малко и Этны Малко"
"В 915 году от Великого Акта в церкви святой заступницы Милагрос города Кльечи приняла освящение Янка Малкович, урожденная помчица, дочь Януша Малко и Этны Малко " Значит, у нее две собственные дочери. Интересно. Где записи о самой помчице? А, вижу.
"В 890 году от Великого Акта в церкви святого заступника Тимофея города Кльечи приняла освящение Этна Христович, дочь Карла Христович и Кармелии Христович" Значит, сейчас помчице 58 лет. И она совсем неблагородного происхождения.
– Пожалуй, я запишу все сведения, – я потянулся к бумаге, не обращая внимания на ее снисходительное хмыканье.
– Оставьте, вам все равно придется завтра вернуться с официальным разрешением, чтобы архивариус сделал заверенную копию этих документов. Или вы боитесь забыть пару дат?
Девица быстро перелистывала страницы, изредка что-то быстро черкая на листе бумаги. Я не выдержал.
– Зачем вы разыгрываете это спектакль? Вы же не читаете записи!
Она подняла на меня глаза и удивленно прищурилась.
– Я их просматриваю.
– Невозможно прочитать всю страницу, лишь мельком взглянув на нее.
Она вздохнула, протянула мне свой том и попросила:
– Спросите меня про любую запись на этой странице, или предыдущих.
Я сердито забрал у нее том и наугад выхватил строчку:
– "Заявитель Магнус Аверьяно подал прошение о расследовании…"
Девица меня прервала:
– О расследования исчезновения своей жены, Адель Аверьяно, 5 марта 945 года, 34 лет от роду. Женщина отправилась на портовый рынок и не вернулась. Спустя 3 дня ее тело было обнаружено за городской чертой, ограблена и заколота ножом. Дознанием занималось отделение громадского сыска…
– Довольно, – прервал я ее, пораженный. Я открыл случайную страницу и выбрал случайную запись, а она процитировала ее дословно! – Как вам это удается?
Девица лишь досадливо махнула рукой, опять утыкаясь в записи.
– У меня абсолютная память.
– В каком смысле?
– Я не читаю записи, тут вы правы, но мне достаточно одного взгляда на страницу, чтобы ее запомнить. А читать, если так можно выразиться, и выбирать необходимые сведения я буду позже, у себя дома. А для вас я составлю список с адресами, не волнуйтесь, – девица спокойно уткнулась дальше в книги.
– Невероятно! – я действительно был поражен. – Если все так, как выговорите, – я осекся под ее недовольным взглядом. – То вы должны заниматься чем-то… чем-то более полезным, чем сыск. Вы же можете поступить в Академию, заняться исследованиями, необязательно теологическими, можно медициной или историей, например. С вашей памятью вы легко добьетесь успеха…
