355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Маргарет Уэйс » Кузница души » Текст книги (страница 22)
Кузница души
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 17:17

Текст книги "Кузница души"


Автор книги: Маргарет Уэйс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

Отбросив все сомнения и приняв решение, он начал работу. Прочесав библиотеку, он обнаружил чистый кусок телячьей кожи, лежавший вместе с исписанными свитками на подставке. Он развернул его на столе и придавил его углы несколькими книгами. К сожалению, телячья кровь, служившая заменой чернилам, высохла в своих бутылочках. Рейстлин ожидал этого, и положил на стол нож, который предусмотрительно позаимствовал у брата.

Сделав это, он приготовился скопировать заклинание из книги на кожу. Он бы предпочел прочитать его по памяти, но не решился на такой риск, зная его сложность – заклинание было сложнее любого, что он знал до того.

У него были необходимые для работы время и одиночество. Он мог сосредоточить всю свою энергию и умение на переписывание заклинания. Он имел возможность заранее изучить слова, составлявшие его, и удостовериться в том, что знает правильное произношение, так как ему было нужно прочитать их вслух – и прочитать правильно – дважды, при переписывании и при непосредственном использовании.

Устроившись с книгой поудобнее, Рейстлин обратился к заклинанию. Он произнес вслух каждую букву, затем каждое слово, повторив некоторые по нескольку раз, пока они не прозвучат должным образом, подобно менестрелю с абсолютным слухом, который настраивает лютню. Все шло хорошо, и он был очень доволен собой, пока не дошел до седьмого слова. Седьмого слова он никогда не слышал. Оно могло произноситься на несколько ладов, каждый раз с новым значением. Которое же было правильным?

Он подумал о том, чтобы пойти и спросить у Лемюэля, но в таком случае ему пришлось бы рассказать ему, что он затеял, а Рейстлин уже отказался от этой мысли.

«Я могу сделать это, – сказал он самому себе. – Слово состоит из слогов, и все, что мне нужно сделать – это понять, что значит каждый слог, тогда я смогу произнести их правильно. После этого мне всего лишь придется соединить их вместе, и я получу нужное мне слово».

Это казалось легким, но оказалось куда сложнее, чем он представлял себе. Как только он подумал, что справился с первым слогом, оказалось, что второй противоречит ему. Третий вообще не имел ничего общего с двумя первыми. Рейстлин несколько раз поддавался отчаянию и думал о том, чтобы сдаться. Задача, которую он поставил перед собой, казалась невозможной. Холодный пот катился по его лбу. Он уронил голову на руки.

«Это слишком трудно. Я не готов. Я должен отказаться от своей бредовой затеи, доложить обо всем Конклаву, чтобы какой–нибудь архимаг взялся за все это. Я скажу Китиаре и остальным, что у меня не получилось…»

Рейстлин сел прямо. Снова посмотрел на слово. Он знал, для чего предназначалось заклинание. Следовательно, если мыслить логически, он мог определить, какие значения слов требовались, чтобы оно обрело смысл. Он вернулся к работе.

Спустя еще два часа, проведенные за перелистыванием книг в поисках примеров заклинаний, где употреблялось бы это слово, или хотя бы его части, два часа, проведенные за сравниванием этих заклинаний между собой, выискиванием закономерностей и связей, Рейстлин откинулся назад в кресле. Он уже устал, а ведь самая трудная часть – собственно, переписывание – еще только предстояла ему. Но он испытывал удовлетворение. Он понял заклинание. Он знал, как оно произносится, или думал, что знал. Настоящее испытание было впереди.

Он позволил себе передохнуть несколько минут, наслаждаясь своей победой. Силы вернулись к нему. Он сделал надрез дюйма в три длиной на своем предплечье и начал собирать кровь для чернил, держа руку над блюдом, которое приготовил для этой цели заранее. Когда набралось достаточное количество, он зажал рану, чтобы остановить кровотечение и перевязал ее платком.

Он как раз закончил с этим, когда услышал приближающиеся шаги. Рейстлин быстро опустил закатанный рукав на пораненную руку и перевернул страницу книги, лежавшей перед ним.

В двери замаячил Лемюэль.

– Надеюсь, что не слишком тебя беспокою. Я подумал, может, ты не прочь поужинать… – Тут пожилой маг разглядел блюдо, полное крови и телячью кожу, растянутую на столе, и замолчал.

– Я копирую заклинание, – объяснил Рейстлин. – Надеюсь, вы не возражаете. Это сонное заклинание. У меня с ним проблемы, и я подумал, что если перепишу его, то, возможно, дела пойдут лучше. И спасибо вам за предложение, но я вообще–то не голоден.

Лемюэль изумленно заулыбался:

– Что за прилежный ученик! Я бы ни за что не смог усидеть за книгами в такой солнечный денек как этот, да еще во время Праздника Урожая. – Он повернулся, чтобы уйти, но в последний момент помедлил. – Ты уверен насчет ужина? Служанка приготовила кроличье жаркое. Она эльфийка на четверть, или около того. Одна из Квалинести. Жаркое очень удалось, особенно хорош соус со специями из моего сада – тимьян, майоран, шалфей…

– Звучит очень соблазнительно. Может быть, попозже, – сказал Рейстлин. Хотя он совсем не был голоден, ему не хотелось обижать мага отказом.

Лемюэль снова улыбнулся и заторопился прочь, в свой обожаемый сад.

Рейстлин вернулся к работе. Перелистнув страницу назад, он нашел нужное заклинание. Затем взял перо, лебединое перо, кончик которого был зачинен и оправлен в серебро. Такой инструмент для письма был очень экстравагантным, совершенно не обязательным для работы, и давал понять, что архимаг не жалел денег на все, что касалось его занятий. Рейстлин обмакнул перо в кровь. Прошептав про себя молитву трем богам магии – он не желал обойти вниманием ни одного из них, – он поднес перо к коже.

Изящное перо писало гладко и ровно, в отличие от большинства перьев, которые время от времени трескались, брызжа чернилами, или процарапывали бумагу насквозь, портя таким образом не один свиток. Первая буква легко легла на телячью кожу.

Рейстлин поклялся, что когда–нибудь приобретет такое перо. Он знал, что Лемюэль отдал бы его даром, если бы Рейстлин высказал такое пожелание, но Лемюэль уже и так много подарил своему новому другу. Гордость не позволяла ему просить большего.

Рейстлин продолжил переписывать заклинание, произнося вслух каждое слово. Кропотливая работа занимала много времени. Струйки пота бежали с его лба по шее и груди. Ему приходилось останавливаться после каждого слова, чтобы размять руку, затекшую из–за того, что он слишком сильно сжимал перо, и вытереть взмокшие ладони тканью балахона. Седьмое слово он выписывал с тайным страхом и с мыслью о том, что вся работа могла оказаться напрасной. Если он ошибся в написании этого слова, то все его старания шли насмарку.

Закончив, он поколебался мгновение, прежде чем поставить точку. Он снова закрыл глаза и попросил благословения у трех богов.

«Я делаю ваше дело. Я делаю это для вас. Пусть магия придет ко мне!»

Он посмотрел на то, что написал. Надпись была совершенной. Никаких дрожащих «о». Завитушки в «с» были изящными, но не излишне закрученными. Он с тревогой посмотрел на седьмое слово. Теперь уже он не мог ничего исправить. Он сделал все, что мог. Он опустил острый серебряный кончик пера к коже и поставил точку, которая должна была привести волшебство в действие.

Ничего не случилось. Рейстлин потерпел поражение.

Краем глаза он уловил искорку света. Он затаил дыхание, желая этого так же сильно, как он желал бы, чтобы его мать была жива, надеясь на это так же, как когда–то надеялся, что она продолжит дышать. Его мать умерла. Но блеснувшая искрой первая буква первого слова стала ярче.

Это происходило не в его воображении. Буква сияла, и сияние передалось второй букве, а затем второму слову, и так далее. Рейстлину показалось, что седьмое слово победоносно вспыхнуло. Наконец заискрилась последняя точка, и сияние угасло. Буквы были выжжены на телячьей коже. Заклинание было готово.

Рейстлин опустил голову и зашептал горячие, бессвязные слова благодарности богам, которые не подвели его. Когда он поднялся с кресла, то почувствовал головокружение и чуть не потерял сознание. Он рухнул обратно в кресло. Он понятия не имел, который час, и изумился, когда увидел, что солнце вот–вот начнет клониться к закату. Он ощутил острый голод, жажду и еще более острое желание найти что–нибудь вроде ночного горшка.

Скатав свиток, он запихнул его в футляр и привязал его к поясу. Затем встал, на этот раз испытывая меньшее головокружение, вышел из библиотеки и спустился по лестнице. После посещения уборной он с жадностью опустошил две миски кроличьего жаркого.

Рейстлин не мог припомнить, чтобы когда–нибудь ел так много. Отодвинув тарелку от себя, он откинулся в кресле, намереваясь отдохнуть всего лишь пару минут.

Лемюэль нашел его сладко спящим в кресле. Маг заботливо укрыл юношу пледом и на цыпочках удалился, не желая потревожить его сон.




15

Рейстлин проснулся ближе к вечеру, чувствуя себя отупевшим и больным после незапланированного сна. Его шея затекла, а затылок болел оттого, что он упирался им в спинку кресла. Он неожиданно испугался, что проспал и уже пропустил очередное «чудо», которое должно было состояться сегодня в храме. Один взгляд на солнечный луч, пробивавшийся сквозь занавесь плюща, вившегося за окном, успокоил его. Потирая шею, он откинул плед и отправился на поиски хозяина дома. Он знал, где искать.

Лемюэль усердно работал в саду, но работы совсем не убывало на вид. Его приготовления к переезду продолжались.

Он признался Рейстлину:

– Я начинаю делать одно дело, потом вспоминаю о чем–то другом, бросаю первое и принимаюсь за второе, только чтобы вспомнить, что мне нужно закончить с третьим, прежде чем приниматься за те два, так что я бросаюсь делать третье, и тут вспоминаю, что первое надо было сделать заранее… – Он вздохнул. – Я не очень–то быстро продвигаюсь.

Он грустно оглядел кавардак, окружавший его – перевернутые горшки, кучи земли, ямы, откуда растения были выкопаны. Сами растения, несчастные и больные на вид, лежали на земле с обнаженными корешками.

– Наверное, это потому, что я нигде, кроме этого места, не был. И мне не хочется быть где–то еще. Честно говоря, я еще не решил, куда направлюсь. Как думаешь, мне понравилась бы Утеха?

– Возможно, вам все–таки не придется переезжать, – сказал Рейстлин, не в силах равнодушно смотреть на страдания Лемюэля. Если он не мог прямо сказать ему о своих намерениях, он мог хотя бы намекнуть. – Может быть, случится что–то, что заставит бельзоритов оставить вас в покое.

– Второй Катаклизм? Огненные горы на их головы? – Лемюэль вымученно улыбнулся. – Вряд ли на это стоит рассчитывать, но спасибо тебе за поддержку. Ты нашел, что искал?

– Да, мои занятия увенчались успехом, – не колеблясь ответил Рейстлин.

– А на ужин ты останешься?

– Нет, спасибо, сэр. Мне нужно возвращаться на ярмарку. Мои друзья будут беспокоиться. И, пожалуйста, сэр, – сказал Рейстлин, прощаясь, – не теряйте надежду. У меня такое чувство, что вы будете жить здесь еще долго после того, как Бельзор исчезнет.

Лемюэля изумили эти слова, и он наверняка задал бы не один вопрос, если бы Рейстлин не обратил его внимание на то, что луковицам тюльпанов грозила опасность быть украденными проворной белкой, сновавшей по саду. Лемюэль кинулся спасать луковицы. Рейстлин в двадцатый раз проверил, висит ли футляр со свитком на своем месте у его пояса, еще раз попрощался со спиной Лемюэля и ушел.

– Интересно, что он собрался делать, – размышлял Лемюэль вслух. Отогнав белку–воришку, он смотрел вслед Рейстлину, идущему к ярмарочной площади. – Он не переписывал никаких сонных заклинаний, это точно. Может, я и не самый лучший маг, но даже я смогу усыпить любого без всяких шпаргалок. Нет, он переписывал что–то более серьезное, что–то за пределами его мастерства. И это как–то связано с бельзоритами…

Лемюэль задумчиво пожевал листик мяты.

– Наверное, мне следует попытаться остановить его… – Он подумал над этим и потряс головой. – Нет. Это будет все равно что пытаться остановить машину, сработанную гномами–механиками, когда механизм уже запущен и катится под гору. Он не послушает меня, да и нет у него причин слушать. Что я знаю? А у него может получиться. За этими его горящими лисьими глазами что–то кроется. Что–то очень непростое.

Продолжая бормотать себе под нос, Лемюэль вернулся к выкапыванию растений. Он постоял минутку, держа совок в руке и глядя на свой полуразрушенный сад, когда–то бывший таким спокойным и красивым.

– Может быть, мне следует просто подождать и посмотреть, что случится завтра, – сказал он самому себе, прикрыл корни растений, которые уже выкопал, чтобы у них были тепло и влага, и отправился ужинать в дом.



* * * * *

Рейстлин добрался до площади как раз вовремя, потому что Карамон уже собирался послать городского стражника на его поиски.

– Я был занят, – коротко ответил он на расспросы брата. – Ты справился с тем, о чем я тебя просил?

– Насчет присмотра за Тассельхофом? – Карамон страдальчески протяжно вздохнул. – Да, вместе со Стурмом мы управились, но я не пройду через это добровольно еще раз, пока жив. Мы отвлекли его этим утром, или по крайней мере думали, что отвлекли. Стурм сказал, что хочет посмотреть на Тасовы карты. Тас вытащил их все, и они примерно час их рассматривали. Думаю, я задремал. А Стурм так заинтересовался картой Соламнии, что только когда я проснулся, мы обнаружили, что кендера уже след простыл.

Рейстлин нахмурился.

– Мы пошли искать его, – поспешил продолжить Карамон. – И мы его догнали. К счастью, он недалеко ушел – на ярмарке ведь очень интересно. Мы нашли его, и, после того как вернули обезьянку хозяину, который повсюду ее искал… Обезьянка умеет всякие трюки делать. Тебе надо было увидеть ее, Рейст. Она очень милая. В общем, ее хозяин взбесился от злости, хотя Тас все время повторял, что обезьяна сама за ним пошла, и что он ей понравился…

– Родственные души, – заметил Рейстлин.

– …так что к этому времени хозяин уже орал, призывая стражу. Тут появился Танис, и мы с Тасом слиняли, пока Танис объяснял всем, что произошло недоразумение, и возмещал причиненное хозяину беспокойство парой стальных монет. Тогда Стурм решил, что Тасу не повредит немного узнать о настоящей воинской дисциплине, и мы повели его на площадь для парадов, где маршировали примерно час. Тас очень веселился, и охотно продолжил бы это занятие, но мы со Стурмом не выдержали, потому что было очень жарко, солнце жгло, и мы не взяли с собой воды. Кендер, разумеется, чувствовал себя прекрасно.

– Только мы вернулись на ярмарку, как он увидел женщину, которая глотала огонь – она действительно его глотала, Рейст! Я тоже видел. Тас побежал туда, а мы погнались за ним, и к тому времени как догнали его, он успел срезать два кошелька, стянуть одну булочку и как раз собирался запихнуть пару горящих углей себе в рот. Мы оттащили его от углей и вернули кошельки, но вот булочку нам вернуть не удалось, потому что от нее осталось только несколько крошек у Таса на воротнике. А потом…

Рейстлин умоляюще поднял руку:

– Скажи мне только одно: где Тассельхоф сейчас?

– Связан, – устало сказал Карамон. – В палатке Флинта. Стурм его охраняет. Это был единственный способ.

– Великолепно, братец, – сказал Рейстлин.

– Кошмар, – пробормотал Карамон.

Дела Флинта на ярмарке шли неплохо. Люди толпились в его палатке, и у гнома не было ни одной свободной минуты – ему приходилось то вынимать кольца из коробочек, то показывать узоры на браслетах, то объяснять всю сложность огранки камней и филигранной работы ожерелий. Он уже получил немало стали, которую держал в железной коробке под своим столом, и не меньше различных предметов в обмен. Бартер был обычно формой торговли на ярмарках, особенно среди самих продавцов. Флинт стал обладателем маслобойки (которую собирался обменять у Отика на бренди), чаном для купания (его собственный протекал) и очень добротно выделанного кожаного ремня. (Его ремень стал маловат ему. Флинт утверждал, что он сжался после того, как гном чуть не утонул в озере. Танис выдвинул кощунственное предположение, что с ремнем все в порядке, и что это гном раздался в талии).

Рейстлин протолкался через толпу у палатки, прошел в маленькое помещение в задней ее части, где увидел крепко привязанного к стулу кендера и сторожащего его Стурма на стуле напротив. Если судить по выражениям их лиц, можно было подумать, что это Стурм является пленником. Тассельхоф вовсю наслаждался новыми ощущениями в связанном состоянии и коротал время, развлекая Стурма.

– …и тогда дядюшка Пружина спросил: «Ты уверен, что это твой морж?» А варвар сказал… Ой, привет, Рейстлин! Посмотри на меня! Я привязан к стулу. Правда интересно? Думаю, Стурм и тебя привяжет, если ты его вежливо попросишь. Так ведь, Стурм? Ты бы связал Рейстлина?

– А что случилось с кляпом? – спросил Карамон, выглядывая из–за двери.

– Танис заставил меня вынуть его. Он сказал, что это жестоко. Он понятия не имел, о чем говорил, – ответил Стурм. Он одарил Рейстлина таким взглядом, как будто размышлял над предложением, которое выдвинул Тас. – Надеюсь, то, что ты задумал, стоит всех этих мучений. Теперь я сомневаюсь, что что–нибудь, кроме возвращения всего пантеона древних богов, во всеуслышание объявляющих Бельзора подделкой, вознаградит нас за сегодняшний день.

– Кое–что поскромнее, но не менее действенное, – ответил Рейстлин. – А где Китиара?

– Пошла прогуляться по ярмарке, но обещала вернуться вовремя, – Карамон изогнул бровь. – Она сказала, что здесь слишком прохладно в последнее время.

Рейстлин понимающе кивнул. Она и Танис ссорились прошлой ночью, и их ругань наверняка была слышна большинству торговцев и по меньшей мере половине Гавани. Танис говорил тихо и спокойно, так что никто не слышал, что именно он говорил, но Кит никогда не следовала подобным правилам приличия.

– За кого ты меня принимаешь? За одну из твоих маленьких эльфийских шлюшек, которая обязана липнуть к тебе днем и ночью? Я хожу куда хочу, когда хочу и с кем хочу! Сказать по правде – да, я не хотела, чтобы ты шел с нами. Ты иногда бываешь вроде столетнего старика, таким брюзгой, что портишь все веселье!

Ссора продолжалась допоздна.

– Они не помирились утром? – спросил Рейстлин брата, глядя на Таниса, стоявшего спиной к ним за палаткой, считая деньги, отвечая на вопросы, снимая мерки и записывая частные заказы.

– Серебро и аметисты, если возможно, – диктовала ему какая–то благородная дама. – И пара подходящих сережек.

– Нет, нисколько, – ответил Карамон. – Ты знаешь Кит. Она была готова к поцелую и примирению, но Танис…

Как будто почувствовав, что речь идет о нем, Танис повернулся к ним, ссыпая в коробку еще три стальные монеты.

– Ты все еще не отступился от своей затеи? – спросил он.

– Нет, – твердо ответил Рейстлин.

Танис покачал головой. У него под глазами залегли синие круги, и выглядел он усталым и измотанным. – Я не одобряю всего этого.

– Никто тебя и не просит, – парировал Рейстлин.

Наступила тяжелая тишина. Карамон покраснел и прикусил губу, стыдясь за слова брата, но не решаясь сказать что–либо из преданности ему. Стурм неодобрительно посмотрел на Рейстлина, тем самым безмолвно напомнив ему, что старших следовало бы уважать. Тас собирался начать очередной рассказ о дядюшке Пружине, но не мог вспомнить ни одного подходящего, так что он молчал, озабоченно ерзая на стуле. Кендер беззаботно вбежал бы к дракону в пасть, не моргнув глазом, но когда его друзья ссорились, он чувствовал себя глубоко несчастным.

– Ты прав, Рейстлин. Меня никто не просит, – сказал Танис. Он повернулся, чтобы выйти из палатки к новым покупателям.

– Танис, – позвал Рейстлин. – Прости меня. Я не имел права говорить с тобой, как со старшим по годам, таким тоном, как, несомненно, рыцарь мог бы мне напомнить. Я могу привести в свое оправдание лишь то, что сегодня вечером мне предстоит очень трудное дело. И я хочу напомнить тебе и всем здесь, – его взгляд проскользнул по ним всем, – что, если я потерплю неудачу, то я один и буду отвечать. Никто из вас не будет вовлечен в это.

– И все же я не уверен, осознаешь ли ты, на какой риск идешь, – убежденно сказал Танис. – На этой ложной религии наживают деньги Джудит и ее сообщники–жрецы. Разоблачив их, ты подвергнешься большой опасности. Мне кажется, тебе лучше отказаться. Пускай другие занимаются ею.

– Да, – сказал Флинт, входя в каморку, чтобы положить новую порцию выручки в коробку. Он расслышал последнюю часть разговора. – Если хочешь услышать мой совет, паренек, чего ты, впрочем, никогда не хочешь, то я скажу, что нам не надо в это соваться. Я раздумывал об этом прошлой ночью, и, знаешь, после того, как ты мне рассказал о той бедной девушке, у которой умерла дочка, и о том, как люди издевались над ней… после этого я решил, что жители Гавани и бельзориты стоят друг друга.

– Ты не можешь говорить серьезно! – запротестовал потрясенный Стурм. – По Мере, если кто–то знает о том, что закон нарушается, но не делает ничего, чтобы прекратить это, то он сам виновен в преступлении закона. Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы остановить эту жрицу–мошенницу.

– Мы можем сделать это, сообщив о ней соответствующим властям, – заспорил Танис.

– Которые нам не поверят, – заметил Карамон.

– Я думаю…

– Хватит! Я принял решение, – рявкнул Рейстлин, чувствуя, что доводы спорщиков подтачивают основу его выстроенных планов и заставляют его самого сомневаться. – Я сделаю так, как собирался. Те, кто хочет помочь мне, могут это сделать. Те, кто не хочет, свободны заниматься своими делами.

– Я помогу, – сказал Стурм.

– И я, – преданно сказал Карамон.

– И я, я тоже! Я же ключ ко всему! – Тас запрыгал было от возбуждения, но обнаружил, что прыгать вместе со стулом, к которому ты привязан, не так–то легко. – Не сердись, Танис. Будет весело!

– Я не сержусь, – сказал Танис, устало улыбаясь. – Я даже рад, что вы, молодые люди, желаете рискнуть ради дела, которое считаете правым. Надеюсь, вы делаете так именно по этой причине, – прибавил он, глядя на Рейстлина.

«Не суй нос в мои мотивы, – посоветовал полуэльфу Рейстлин про себя. – Тебе их не понять. Если я достигну результата, который оставит тебя довольным и окажется выгодным для остальных, то какая тебе разница, почему я делаю то, что делаю?»

Раздраженный, он повернулся, чтобы уйти, но тут вошла Кит. Отпихнув локтем пару посетителей, обиженно посмотревших на нее, она прошла за прилавок и через дверь в каморку, где все собрались.

– Все здесь, насколько я вижу. Ну что, пойдем скормим Джудит ее змеям? – спросила она, улыбаясь до ушей. – Кстати, братишка, я среди избранных. Я попросила разрешения поговорить с нашей умершей матерью, и Высокая Жрица милостиво не отказала мне в моей просьбе.

Это не входило в планы Рейстлина. Он понятия не имел, что было на уме у Кит, но прежде чем он открыл рот, чтобы задать вопрос, она приобняла Таниса, погладила его плечо:

– Пойдешь ли ты сегодня с нами, чтобы помочь, любовь моя?

Танис отстранился.

– Ярмарка не закрывается до темноты, – сказал он. – У меня будет много работы.

Кит прижалась к нему снова, нежно покусывая его за ухо.

– Неужели Танис все еще злится на Китиару? – игриво спросила она.

Он осторожно отодвинул Кит от себя.

– Не здесь, – сказал он и добавил вполголоса: – Нам о многом нужно поговорить, Кит.

– О, ради всего… Поговорить! Ты только этим и занимаешься! – вспылила Кит. – Говорить, говорить, говорить, как прошлой ночью. Да, я солгала тебе! Придумала маленькую безобидную ложь! Это не в первый раз, и не в последний. Я уверена, что и ты мне немало лгал!

Танис побледнел.

– Ты же не серьезно, – тихо сказал он.

– Нет, конечно нет. Не серьезно. Я все время говорю то, чего на самом деле не думаю. Я лгунья. Спроси кого хочешь.

Кит раздраженно обошла стол, пнув Карамона походя, когда он не успел убраться с ее пути. – А как насчет остальных, вы идете?

– Развяжите кендера, – приказал Рейстлин. – Стурм, ты отвечаешь за Таса. А ты, Тас, – он пронзил кендера суровым взглядом, – ты должен делать все в точности как я скажу. Если не будешь, то это тебя сегодня скормят гадюкам.

– Ух ты–ы, как интере… – Тас понял, что это нежелательный ответ, по быстро сдвигающимся бровям Рейстлина. Кендер тут же стал серьезным. – Я хочу сказать, да, Рейстлин. Я буду делать все, что ты мне скажешь. Я даже не буду смотреть на змей, если ты мне не разрешишь, – добавил он, считая последнее обещание верхом самопожертвования.

Рейстлин подавил вздох. Он мог видеть гигантские просчеты в своем плане, мог навскидку составить список всего, что может пойти не так и разрушить весь замысел. Во–первых, он полагался на кендера. Одно это любой здравомыслящий человек назвал бы полным безумием. Во–вторых, он доверял многое будущему рыцарю, который ставил честь и доблесть превыше всего, в том числе превыше здравого смысла. В–третьих, он ничего не знал о том, что замышляла Китиара, и это, возможно, было самым страшным просчетом, который мог погубить их всех.

– Я готов, Рейст, – твердо сказал Карамон. Его безоглядная преданность придала уверенности его брату, но тут Карамон испортил все впечатление, самодовольно подергав за воротничок рубашки и прибавив: – Я не буду дышать дымом. Я нарочно надел такую большую рубашку, чтобы можно было натянуть ее на голову.

Рейстлина посетило видение Карамона, входящего в храм с рубашкой на голове. Он закрыл глаза и мысленно принялся молить богов – богов магии и всех истинных богов – не оставлять его.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю