Текст книги "Изабелла Прекрасная"

Автор книги: Маргарет Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 7

– Они заставили меня сделать это, Пьер. Подумать только, меня, их короля, заставили приложить печать к ужасному приговору тебе. Приговор об изгнании под угрозой смерти и отлучения от церкви, если ты когда-либо осмелишься вернуться в страну!

– Ну, а что еще ты мог сделать, мой милый Нед, видя, что твои надменные бароны все предусмотрели и явились в Вестминстер в полном вооружении? И я также сильно сомневаюсь, что хоть кто-то из моих лицемерных друзей пошевелил бы пальцем, чтобы вступиться за меня, особенно после того, как славный малыш Роберт ле Мессаджер прислал со своей черной всадницей то послание.

– По крайней мере этот лезущий не в свои дела идиот пойман и посажен в Тауэр до конца дней своих, – заметил Эдуард.

Гавестон с любовью посмотрел на своего обеспокоенного друга.

– Тебе не в чем упрекать себя, ты ни в чем не виноват передо мной. Решения их самодовольного Парламента для тебя тоже не так уж безвредны. Самым хитрым их ходом было то, что когда их стали упрекать в ослушании, они заявили, что свои клятвы верности они приносили короне, а не человеку, который эту корону носит. Безусловно, идея принадлежит шуту Ланкастеру.

– А ведь он мой двоюродный брат. Как будто можно превращать в фарс действия и полномочия Помазанника!

Вместе с королевой и несколькими близкими друзьями эти двое сразу же вернулись в Виндзор, чтобы прийти в себя после поражения и украсть у безжалостного времени хоть две недели до неизбежного отъезда Гавестона. Хотя они находились в покоях Изабеллы, они совершенно откровенно обсуждали свои личные проблемы, развалившись в креслах у камина.

– Я отдам тебе замок Кэрисбрук, Пьер, – предложил Эдуард, отчаянно пытаясь хоть как-то исправить зло, причиненное его другу.

– А где это?

– На острове Уайт.

– Ты уже сделал меня лордом острова Мэн. Что у тебя за мания относительно отдаленных и пустынных островов, Нед? – спросил Гавестон, сильно расстроенный, хотя и не желающий показать этого, тем, что приходится терять свои самые плодородные английские владения.

– Я просто думал, что иногда смогу совершать небольшие путешествия через море. По крайней мере, таким образом я смогу видеться с тобой, – Эдуард отпихнул ласкающегося к нему пса и начал ходить взад и вперед по комнате. – Мысль о том, что ты будешь где-то далеко, в Гаскони, приводит меня в отчаяние. Даже письма туда идут много дней.

Гавестон, старательно строивший домик из игральных карт, коротко рассмеялся.

– Мне будет жить трудно всюду теперь, когда мои недруги приняли решение о лишении меня титула герцога Корнуэльского, дарованного тобой!

– Но, Пьеро, это еще не самая большая из наших проблем. – В своем невеселом расположении духа Эдуард назвал его, как в детстве в минуты их самой интимной близости. – Ты ведь не думаешь, что я позволю тебе умереть с голода из-за меня? Вспомни о том времени, когда мой отец отослал тебя домой в Гиень.

– Ты был невероятно щедр, Нед.

– Время тянулось так долго. Я думал, мой отец никогда не умрет.

– Да, но прошло не более двух месяцев, – задумчиво произнес Гавестон, который проводил там время совсем неплохо. – Старый король умер вскоре после этого, и ты смог опять призвать меня к себе. И в течение того лета 1307 гонцов скакали из Лондона в Париж, чтобы я не терял с тобой связи.

Изабелла, сидя с вышиванием у окна, была возмущена тем, как Эдуард говорит об отце, и вспомнила, что большая часть английских придворных в то время совершенно официально находилась во Франции, чтобы вести подготовку к бракосочетанию, которое ее жених, казалось, так торопил. «Неужели, – подумала она, – даже это было использовано им лишь как повод для того, чтобы посылать их с письмами к своему изгнанному другу»?

– Но на сей раз все продлится дольше, – сказал гасконец. – Ну да ладно, не будем грустить. Этот вечный неудачник Ланкастер, возможно, найдет себе другую жертву, а бешеный пес Уорик может в скором времени умереть от апоплексического удара. Если все так и завершится, ради этого я готов отправиться в любое изгнание!

Изабелла сидела, поглаживая маленького пушистого котенка, который храбро шипел на огромных псов, всегда сопровождавших Эдуарда. Она жалела, что сама не может зашипеть на супруга, выражая возмущение его последним ходом. Вначале, когда она пожаловалась, что он почти не проводит с ней времени, он не обратил на ее слова никакого внимания. Но теперь, когда он уже не мог не замечать неоднократных жалоб своих подданных, он стал видеться с ней чаще, но как бы не по своей собственной воле. Если он не занимался лошадьми и не охотился, то проводил большую часть свободного времени в ее покоях, отдыхая или же занимаясь государственными делами, но всегда приводил с собой Пьера Гавестона. Они были с ней чрезвычайно любезны, никогда не забывали пригласить ее принять участие в музицировании или какой-либо азартной игре, которые они очень любили, так что любой мог сказать, что, если она и сидела, надувшись, в гордом одиночестве или окруженная своими фрейлинами в углу, то это была ее вина. Надменная дочь Франции и Наварры, супруга короля Англии, она не могла выгнать его из своих покоев, даже, если ему придет в голову привести сюда своих конюхов.

И так Изабелле приходилось терпеть это нелепое существование в качестве одной из сторон треугольника. Она знала, что и Бинетт, и Жислен были просто вне себя от гнева и обиды за нее, а также и от того, что из-за ее отчуждения и возмущения Эдуард и Гавестон все чаще забывали о ее присутствии и обсуждали свои личные проблемы.

Но все же иногда, поскольку все они были молоды и по природе своей жизнерадостны, она как бы против своей воли чувствовала себя втянутой в их беседу. Их отношения уже стали такими, что она даже могла коснуться чувств, высказываясь по поводу приближающейся разлуки.

– По-моему, вчера, за ужином вы что-то говорили о тяжелом состоянии дел в Ирландии? – спросила она Эдуарда, который в своем беспокойном хождении по покоям приблизился к ее креслу.

– Да, а что? – с удивлением спросил он, отвлекаясь от собственных мыслей.

– Вы, если я не ошибаюсь, говорили, что вице-король Ирландии не проявляет достаточной твердости?

– Возможно, и говорил. И действительно, Эймер де Валенс и старый Хьюго ле Деспенсер, один из самых компетентных советников моего отца, по-моему, считают его довольно неумелым правителем.

Но у Эдуарда и без того было достаточно неприятностей. Кроме того, он вообще не очень-то интересовался Ирландией, поэтому он повернулся, чтобы пройти в другую часть комнаты. Но тут Изабелла положила котенка на подушечку и произнесла совершенно спокойно.

– А почему бы тогда не отозвать его и не назначить Пьера вместо него вице-королем Ирландии?

По крайней мере, думала она, это заставит его уехать из страны, и, с другой стороны, сделает для них разлуку менее болезненной, не говоря уже о том, что король больше не будет терзаться угрызениями совести по поводу его высылки.

Эдуард так и замер на месте, театральным жестом схватившись за голову.

– О, Боже, ну почему эта мысль не пришла мне в голову раньше?! – воскликнул он.

Пьер Гавестон, сидевший у камина и мрачно пинающий ногой тлеющее полено, быстро повернул голову в ее сторону. Со своего места Изабелла заметила восхищение ее сообразительностью, мелькнувшее в его взгляде. Ему хватило мгновения, чтобы оценить ее предложение и найти его превосходным. Его красивое лицо, на котором редко отражались простые человеческие чувства, осветила радостная улыбка.

– Без твоей очаровательной и мудрой королевы мы бы никогда до такого не додумались, – сказал он, ринувшись в противоположный угол покоев, чтобы поцеловать ее руку.

– И что бы мы делали без вас, дорогая моя? – зааплодировал Эдуард, наклоняясь над креслом, чтобы поцеловать ее. – Я пошлю за Хьюго Деспенсером и за своим казначеем Вальтером Рейнольдсом, чтобы они немедленно приступили к осуществлению этого плана. Кроме всего прочего, здесь имеется еще одна приятная возможность вызвать для консультации своего вице-короля в случае, если в Ирландии начнутся какие-нибудь волнения.

– Ну и здорово же это разозлит моих врагов в Англии! – фыркнул Пьер Гавестон.

– Я очень рада, что эта перспектива так радует вас, сэр Пьер, – сухо произнесла Изабелла, подчеркивая своим обращением тот факт, что он уже больше не герцог. – Я также надеюсь, что это обрадует и вашу супругу. Насколько мне известно, Ирландия – страна еще более бедная, чем эта. Но, возможно, вы сочтете это достаточным оправданием, чтобы оставить ее здесь?

Гавестон стоял, улыбаясь, перед ней, ничуть не задетый ее язвительностью. Он взял на руки котенка Минетт, который медленно направлялся в его сторону, погладил его шерстку и почесал за ушком, пока киска не начала довольно мурлыкать в его ласковых руках.

– Неожиданность предложения Вашей Милости не дала мне возможности подумать над этим вопросом. Но поскольку Маргарет – представительница рода Клеров и имеет владения в Ирландии, возможно, она захочет поехать со мной. Но почему такая язвительность?

– Потому что мы не имели счастья видеть ее при дворе. Подумать только, я живу в Англии уже несколько недель и только недавно узнала о том, что вы женаты. Только сегодня мои фрейлины говорили о том, что даже не знают, как выглядит графиня Клер. А ведь она племянница короля!

– А, понятно. Вы там у себя придумали увлекательную легенду о том, что я держу взаперти свою красавицу-жену в каком-нибудь мрачном подземелье в Валлингфорде. – Эдуард рассмеялся, а Изабелла могла поклясться в том, что Гавестон подмигнул Жислен, и эта дурочка так и расцвела, получив знак внимания от столь известной особы.

– Ну, эту легенду можно быстро развеять, если мы поедем и навестим ее, – предложил Эдуард, довольный, что можно как-то отвлечься. – Пьеру все равно надо отправляться домой, чтобы сделать приготовления к отъезду, мы еще можем взять с собой и молодого Гилберта, чтобы он попрощался с сестрой.

– Мой дом всегда с радостью примет тебя, Нед. И хотя Маргарет, возможно, и не догадывается о вашем благосклонном к ней внимании, я уверен, мадам, что она будет счастлива и польщена, если Ваша Милость окажет ей честь и навестит ее, – сказал Гавестон с чуть заметной иронией, которая всегда чувствовалась в его официальных высказываниях, возможно, потому, что в более интимном кругу в этом не было необходимости.

– И где же этот Валлингфорд, о котором мы так много слышали? – спросила Бинетт, чьи старые кости уже начинали протестовать против сырости местного климата.

– Мы доедем туда за одно утро, мадам, и я прикажу Дикону, своему главному конюху, чтобы он подобрал для вас самое мягкое седло, – пообещал Эдуард. – А я умоляю вас, Изабелла, позвольте мадемуазель Жислен тоже сопровождать вас, – попросил Гавестон уже менее официальным тоном, – потому что в ней есть та же невинность цветущей молодости, что и у моей Маргарет.

– Это подразумевает, что я уже не такое дитя, каким меня все время считали, – сделала вывод Изабелла, вспоминая свою прощальную встречу в Робертом и не без злорадства напоминая им, что теперь у нее нет шталмейстера, который бы прислуживал ей.

– Мы пошлем за сыном Хьюго Деспенсера, чтобы он занял его место, – сказал Эдуард. – Я думаю, он вам понравится.

И они выехали из Виндзорского замка, оставив позади живописные берега Темзы, поскакали по тропинкам Беркшира, весело и оживленно болтая и наслаждаясь чудесным солнечным утром; так незаметно они проехали несколько миль, и перед ними возникли величественные стены замка Гавестона.

– Действительно, красивое место, – согласилась Бинетт, когда опередившие их мужчины уже въезжали в ворота, – но мне было бы обидно, если бы я была супругой королевского фаворита и мною бы так пренебрегали.

– Вот поэтому я и рада, что могу познакомиться с ней, – заметила Изабелла. – Может быть, мы сможем как-то утешить друг друга?

– Если он не возьмет ее с собой, то, возможно, Ваше Величество сможет уговорить короля, чтобы она смогла приехать и жить с нами в Вестминстере или Виндзоре, – предложила Жислен от глубины своего доброго сердца.

Тем временем три женщины въезжали в Валлингфорд, полные благодарных чувств и готовые смягчить свою собственную досаду выказыванием самых добрых чувств молодой супруге Гавестона.

Гостиная, в которую их провели, была так же роскошна, как и все остальное здесь, и Изабелла вспыхнула от гнева, когда увидела один из прекрасных гобеленов своей матери на одной из стен.

– Принеси вина для наших гостей, Дракон, а я пойду предупрежу госпожу, – сказал владелец Виллингфорда морщинистому слуге-гасконцу со шрамом от ожога на лице.

Но Изабелла отказалась. Она хотела, чтобы владелица замка была не подготовлена к ее появлению.

– Нет, пойдемте к ней тотчас, пусть и она выпьет вина с нами, – решила она.

– Чтобы вы могли застать ее в темнице среди крыс? – усмехнулся Гавестон.

Возмущенная тем, что стала предметом его насмешек, Изабелла последовала за владельцем замка в сопровождении Эдуарда, Гилберта Деспенсера, серьезного молодого человека, и двух своих дам. Эдуард жестом пригласил ее идти впереди, но у дверей в Парадную Залу она остановилась. Сквозь тонкие портьеры было хорошо видно все, что происходит внутри. В камине весело потрескивал огонь, а в дальнем конце Залы у высокого стрельчатого окна молодая девушка старательно перебирала струны нарядно украшенной лентами лютни. У нее, как и у Гилберта, были золотисто-рыжеватые волосы, как, впрочем, почти у всех Плантагенетов. Она была так поглощена своим занятием, а Изабелла со своими спутниками так незаметно туда приблизились, что девушка не видела их, пока ее брат не подтолкнул Гавестона, и тот прошел в Залу. При звуке его шагов Маргарет повернулась. Мгновение она стояла, не шевелясь, на лице ее появилось выражение радостного удивления, затем она положила лютню на ближайшее кресло и бросилась ему навстречу. Когда она повернулась, Изабелла заметила, что девушка не очень красива, ресницы у нее были белесыми, а лицо покрывали веснушки, но вся она как бы светилась счастьем.

– Пьер! Пьер! – воскликнула она, с детской непосредственностью кидаясь к нему. Перехватив ее в стремительном беге, Гавестон приподнял ее и поцеловал.

– Я привез тебе познакомиться молодую королеву, радость моя. Она очень красивая, – сказал он.

– Ой, как прекрасно! И дядя Эдуард тоже здесь, я надеюсь. И Гилберт. – Очутившись снова на полу, Маргарет посмотрела в сторону двери, готовая оказать гостям знаки внимания, но, не увидев никого, повернулась к супругу и обняла его. – Но больше всего на свете я люблю, когда ты сам приезжаешь ко мне, – сказала она с чувством.

– Боюсь, у меня не очень хорошие новости. Я отправляюсь в Ирландию, Маргарет.

– Надолго?

– Я буду там жить. – Прислушиваясь вместе с другими, Изабелла отметила, что со своей девочкой-женой он не допускает шутливости и насмешливости. Он все объяснял ей подробно и серьезно. – Король назначает меня вице-королем Ирландии.

– О, но ведь это большая честь, разве не так?

– Честь? – с сомнением в голосе повторил Гавестон. Он немного помолчал, глядя поверх ее головы, и, казалось, совсем позабыв о ней, погруженный в свои мысли. «Возможно, – подумала Изабелла, – она уже привыкла к тому, что он забывает о ней». Убрав с его роскошного, шитого золотом плаща свои трепетные, ласковые руки, она скрестила их на груди.

– Хотя вы будете очень скучать по своим друзьям, там вас ждут важные дела, – сказала она с достоинством, унаследованным от нескольких поколений царствующих особ.

Гавестона покинула задумчивость, больше похожая на транс.

– Так вы действительно хотите поехать вместе со мной?

Она отшатнулась от него с нескрываемым ужасом.

– О, Пьер, пожалуйста! – умоляюще воскликнула она. – Вы же не будете настолько жестоки, что уедете туда без меня?

Он привлек ее к себе и поцеловал с искренней благодарностью. Она была его супругой и должна была во всем ему подчиняться, но в этот момент его поразило то, что она и мысли не допускает о том, чтобы остаться здесь без него, и это значило для него очень много.

– Ну конечно же, любовь моя, – пообещал он. – А теперь тебе надо пойти и приветствовать наших гостей. Мы не можем заставлять королеву ждать так долго.

Этот неожиданный приезд в Валлингфорд прошел как нельзя лучше, поскольку хозяева замка проявили верх радушия и гостеприимства. Гилберт на правах брата поддразнивал молодую хозяйку, посмеиваясь над ее не очень успешным музицированием, а Эдуард взял украшенный разноцветными ленточками инструмент и спел им. «Как семья Плантагенеты были просто очаровательны», – решила Изабелла, и гораздо менее склонны к этикету, чем ее собственная семья. Но слишком хорошо зная, насколько редко молодая графиня Клерская видится со своим супругом наедине, она не стала долго задерживаться в гостях. В сущности, Изабелла была очень рада, что наконец может уехать. Она чувствовала, что ее оскорбляют ласковые взгляды, которыми обмениваются Эдуард и Гавестон, и на обратном пути она и Бинетт с Жислен были непривычно молчаливы, ни разу не обронив ни слова жалости и сочувствия, которое они испытывали к супруге Гавестона.

Изабелла была очень задумчива. Ее понятия о добре и зле несколько смешались. В то время как вся Англия терпеть не могла Гавестона, и она сама имела все причины ненавидеть его, выражение любви и полного обожания на этом полудетском личике навсегда врезались в ее память.

ГЛАВА 8

Эдуард проводил Гавестона до Бристоля и даже одолжил ему свой собственный корабль «Маргариту». В качестве эскорта было послано еще одно судно. Он также велел своему личному портному сшить для Гавестона новый роскошный наряд. К еще большему раздражению баронов, лишивших Гавестона герцогского титула и публично предавших огню его жалованную грамоту, их высланный из страны враг весьма успешно выполнял обязанности вице-короля Ирландии. Его привлекательная внешность и красивые ливреи его слуг вызвали уважение и даже трепет среди тех людей, которыми ему предстояло править, и здесь, где он был свободен от мелочных придирок и несправедливой критики, его энергия и талант развернулись во всю мощь, да и тот факт, что его выслали из страны ненавистные англичане, вызвал у них симпатию. Судя по тем посланиям, которые стали поступать из Ирландии, он прилагал немало сил, чтобы укрепить там власть короля Англии. Вместо того чтобы издавать бесполезные указы губернаторам непокорных графств, он не стал терять времени и быстро собрал армию, которую сам возглавил и направил против мятежников. Он начал строить новые укрепленные посты, а его личное мужество вызвало у его ирландских солдат такое уважение, что они гордились тем, что служат под его началом. Ему, с его склонностью к позерству, очевидно, чрезвычайно нравилась роль властного правителя, и ирландцы со своим романтическим патриотизмом и скрытым язычеством с удовольствием ему подыгрывали.

– И все это доказывает, что, когда ему не нужно заботиться только о развлечении короля, то Пьер вполне может быть толковым и представительным правителем, – сказала Маргарита.

– Если бы только Эдуард последовал его примеру и занялся всеми этими государственными бумагами, которые громоздятся на его столе! – вздохнула Изабелла. – Он бы, по крайней мере, смог хоть на час забыть о друге, которого, как я понимаю, я ему никак не могу заменить. И в то же время это бы положило конец недовольству, которое зреет кругом. Скажите, в этой стране всегда так много недовольства и разногласий?

– При жизни покойного короля такого не было.

Изабелла взяла в руки зеркало, которое последнее время частенько было у нее под рукой.

– Но народ всегда бурно приветствует меня, стоит мне только выйти за пределы замка, – произнесла она с довольным видом.

– Они тебя обожают. И меня это очень радует. Именно это я и пыталась объяснить тебе в Булони. Простые люди из чувства справедливости стоят на твоей стороне. Однако это не снимает напряжения.

– Похоже, что да. Хотя при муже, которого мало волнует то, что другие называют меня «Изабеллой Прекрасной», приятно даже восхищение конюхов.

Маргарита внимательно посмотрела на нее. Она прекрасно знала, что в последнее время молодая красивая королева стала довольно часто выезжать на конные прогулки за пределы королевского парка и все более обворожительно улыбаться приветствующей ее толпе, явно добиваясь одобрения и любви простого народа. Маргарита подозревала, что за всем стоит Ланкастер; несомненно, это была его идея, но хотя ей и не очень подобное нравилось, она не могла ничего возразить.

– А ты знаешь, что Эдуард написал письмо Папе с просьбой освободить Гавестона от его клятвы на случай, если он вернется? – спросила она, чтобы сменить тему разговора.

– Не может быть! – Изабелла положила зеркало. – Значит, он все же собирается его вернуть?

– От всей души надеюсь, что Его Святейшество откажет. Несмотря на очевидное легкомыслие Эдуарда, он, как ты знаешь, человек очень религиозный и не станет подвергать риску вечный покой души своего друга.

– Похоже, что ни присутствие, ни отсутствие Пьера никак не сказываются на моем благополучии, – с грустью призналась Изабелла.

Маргарита ласково положила ей руку на плечо.

– Не оставляй попыток, дорогая. Даже если мой пасынок подведет, у тебя хватит сил и мужества на двоих.

В тот вечер Изабелла поговорила с сэром Вальтером Рейнольдсом и секретарем короля и на следующее утро уговорила Эдуарда рассмотреть некоторые документы, уже много недель ожидавшие его подписи.

Она даже сидела там, в его рабочем кабинете, тихо как мышка, в надежде заставить его подольше заниматься нелюбимым делом. Изабелла начала понемногу взрослеть. Она уже поняла, что этот слабохарактерный, обаятельный человек – ее супруг – мог усердно заниматься тем, что нравилось, но для дел неинтересных ему явно не хватало самодисциплины. Если он вместе с одним из своих ремесленников вырезал по дереву какой-нибудь замысловатый узор или даже учился крыть соломой крышу, он и не замечал, когда наступал вечер. В кабинете же он начинал жаловаться на боли в пояснице, судороги в ногах и с нетерпением ожидал момента, когда можно будет сесть на лошадь и поскакать на охоту.

– Вот, пожалуйста, Вальтер, – произнес он, отбрасывая перо. – Надеюсь, они будут довольны.

Изабелла также знала, что, когда он говорит о «них», да еще таким презрительным тоном, то имеет в виду в основном человек пять-шесть наиболее влиятельных вельмож.

– Но чего они желают от вас теперь? – спросила она, когда казначей с секретарем собрали все бумаги и, кланяясь, вышли из кабинета. – Разве отъезда Пьера им было мало?

– Моему дядюшке Ланкастеру всегда всего будет мало. Он, наверное, еще и родиться не успел, как начал жаловаться на качество материнского молока. И они с Уориком баламутят и остальных. Конечно, они вечно недовольны мной из-за того, что мы потеряли Шотландию. Ну к этому я уже привык. Еще им не нравится, что мы не проявляем достаточной твердости – или, иными словами, не столь жестоки в Уэльсе и Ирландии и во всех остальных землях, прихваченных моим отцом. – Эдуард встал и позвал пажа, чтобы тот велел оседлать его коня. Он постоял несколько минут у окна, любуясь прелестным парком Виндзора и грустя о том, что его друга нет с ним в это чудесное утро. – Ну, что ж, Пьер прекрасно справляется с обязанностями в Ирландии, гораздо более умело, чем сделал бы это любой из них с их вечным стремлением к войне и собственными армиями, – сказал он, поворачиваясь к ней с торжествующей улыбкой.

Впервые в жизни Изабелла изо всех сил старалась проявить серьезный интерес и понимание в сложных делах королевства, которые, в сущности, были ей глубоко безразличны.

– Но ведь это серьезные государственные вопросы, Эдуард. Я имею в виду все эти документы, которые они вам присылают на подпись, и все то, что Парламент пытается заставить вас сделать.

– Все это в основном ужасно скучные и пустые дела, и не стоит вам забивать свою хорошенькую головку такой ерундой, от этого на лбу могут появиться морщинки, – заметил он, присаживаясь на ручку кресла и наклоняясь к ней, чтобы поцеловать в нахмуренный лобик. – Вот, например, непостоянный курс монет. Мы договорились и приняли решение, что курс будет понижен, однако лавочники и торговцы сговорились между собой, что будут принимать монеты по их номинальной стоимости, и придерживаются своего решения. Но ведь страна должна каким-то образом оплачивать свои войны. А мой отец проявил глупость и выгнал из страны всех еврейских и ломбардских ростовщиков. Кроме того, есть еще масса людей, утверждающих, что их ограбили или на них напали, но они не могут привлечь обидчика к суду, потому что ему покровительствует какая-нибудь важная персона. А это безобразие, когда злоумышленники могут купить себе в суде оправдательные приговоры.

– Да, это позор! Мой отец бы не…

– Да, да, я понимаю, что это все неправильно, и я действительно хочу что-нибудь сделать, чтобы исправить положение. – Эдуард встал и опять направился к своему письменному столу, взял одну из петиций, до которой у него так и не дошли руки, затем другую и посмотрел на них с нескрываемым отвращением. – Существует так много дел, в которых необходимо разобраться, включая это вечное нытье моих судебных исполнителей и слуг. Говорят, что они слишком мало платят за рыбу и птицу, обманывают бедных крестьян и выживают их с земли, используя различные юридические хитрости, хотя в половине случаев дело просто в том, что освободившиеся крестьяне, купившие землю, просто не умеют прочитать, что именно написано в их документах на владение этой землей. Что бы мои люди ни делали, – все плохо, хотя люди Уорика намного вороватее и жаднее.

Не раз наблюдая натиск и напор «Черного Пса Уорика», как остроумно окрестил его Гавестон, Изабелла не могла не поверить его словам.

– Если бы Парламент вместо того, чтобы лезть в мои личные дела и тратить на это уйму времени, поддерживал меня в создании богатого рынка для нашего сукна во Фландрии! – вздохнул Эдуард. – Тогда бы не было необходимости в попытках добывать деньги всякими сомнительными способами и больше людей смогли бы посылать своих сыновей в школы или отдавать их учиться на священников, чему бы я был чрезвычайно рад.

– А почему именно сукно? – спросила Изабелла, которая чаще сталкивалась с шелковой парчой и мехами.

– Потому что в нашей стране полно овец. Наши крестьяне стригут их, а купцы продают шерсть за границу. Фламандцы ткут из нее сукно и продают его за бешеные деньги по всей Европе. А близорукие лондонцы налетают на меня каждый раз, когда я приглашаю сюда несколько иностранцев с тем, чтобы они научили нас изготовлять сукно и тем самым обогащать страну. Жители Восточной Англии уже начали проявлять некоторый здравый смысл. Они знают, что наша шерсть – лучшая в мире, и стали устанавливать собственные ткацкие станки. Но даже когда я поднял этот вопрос и попытался втолковать этим простофилям в Парламенте, лишь у Эймера де Валенса хватило ума понять или честности признать, что именно поэтому Норфолк и Суффолк становятся самыми богатыми графствами в Англии.

С восхищением наблюдая, с каким воодушевлением он рассказывает о своем заветном проекте, Изабелла вспомнила, как однажды его мачеха заметила, что из него бы вышел прекрасный хозяин поместья.

– Теперь я понимаю, что имела в виду Маргарита, говоря, что богатство этой страны покоится на спинах овец, – сказала она с улыбкой.

У нее было желание уговорить Эдуарда освободить из Тауэра Роберта ле Мессаджера, но затем она решила, что сейчас у него и без того слишком много проблем и сегодня неподходящий момент. Инстинкт молодой соблазнительной женщины подсказывал ей, что наиболее благожелательно ее просьбы будут восприниматься в постели. Она решила подойти к вопросу об освобождении своего поклонника и обожателя обиняком и поэтому спросила у мужа, не будет ли он возражать, если она поедет на верховую прогулку вместе с ним, а когда он, искренне обрадовался такой просьбе, решила пойти чуть дальше и как бы между прочим заметила, что ей очень не хватает ее шталмейстера.

Она понимала, что не слишком наблюдательный Эдуард не поймет, что она скучала по Роберту меньше всего именно в этой роли, однако он никак не отреагировал на ее замечание, и ее жалоба, как обычно, кончилась тем, что он пригласил в свою компанию также и умненького сына старика Деспенсера. Не чувствуя ни малейшей радости от его общества и скучая по комплиментам Роберта, она почувствовала себя не менее расстроенной, чем Эдуард, и даже поймала себя на мысли, что без Пьера Гавестона жизнь при дворе, несомненно, стала намного скучнее.

Шли недели, и даже наиболее скептически настроенные бароны вынуждены были признать, что Гавестон прекрасно управляет Ирландией; в связи с этим мрачные настроения во дворце стало понемногу рассеиваться.

Когда из Рима от Папы пришел положительный ответ, Эдуард просто пел от радости, на него напал столь непривычный для него приступ энергии. Он сократил личные расходы и стал с энтузиазмом посещать заседания Парламента, надеясь, что сможет при случае переманить его на свою сторону. Возмущенные его пренебрежением к делам королевства, с чем, как они полагали, будет покончено после отъезда его фаворита, бароны и прелаты часами сидели в одной из Зал Вестминстерского дворца, торжественно готовя документы, с помощью которых намеревались контролировать частную жизнь своего монарха и заставить его заниматься делами государства с тем же рвением, которое проявлял его отец.

Они готовили указы о том, что он не может отправляться на войну или покидать страну без согласия Парламента, что он должен сократить свои непомерные расходы, а также прекратить делать подношения своим фаворитам из приданого своей супруги или государственной казны, о том, чтобы провести ревизию всех налогов и о том, чтобы от двора были удалены все сторонники гасконца.

Как бы ни было неприятно Эдуарду подписывать иные из этих документов, он пошел на это, только бы Гавестону разрешили вернуться. Как полагала его отчаявшаяся супруга, он подписал бы даже смертный приговор себе, если бы была какая-либо польза Гавестону.

Из-за его уступчивости, общественное мнение стало меняться в его пользу. Эймер де Валенс и несколько более умеренных пэров были готовы поставить благополучие страны выше собственных предрассудков. Молодой Глостер, находившийся в прекрасных отношениях с обеими сторонами, действовал в качестве посредника, так что в конце концов даже Ланкастер и Уорик были вынуждены дать, хотя и с большим нежеланием, свое согласие.