Текст книги "Изабелла Прекрасная"
Автор книги: Маргарет Барнс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
ГЛАВА 30
Епископ Орлетон привез невесту, которую желал Эдуард III. Но к тому времени, когда она приплыла на корабле в Дувр, ее будущий жених был на севере, сражаясь с шотландцами и пытаясь отбросить их назад, к границе. Сражение было отчаянным и шло с переменным успехом. Даже в разгаре схваток он посылал распоряжения, как следует встретить его невесту. Он приказал коннетаблю замка в Дувре позаботиться о том, чтобы ее сопровождению было удобно там. Все важные особы городов, через которые она проезжала, должны были тепло приветствовать ее. Их не пришлось долго уговаривать – простенькая и свеженькая Филиппа очень понравилась всем. Люди так устали от бесконечных интриг и заговоров. Многие надежды уже связывались не с Изабеллой, а с молодым королем, если только он сможет освободиться от влияния Мортимера и милой, но твердой узды его мамаши. Лондонцы развлекали фламандскую принцессу во время Рождества, стараясь доставить ей удовольствие. Но она была скромной и застенчивой девушкой. Было ясно, что она мечтает лишь о том, чтобы увидеть своего суженого. Поэтому как только у Неда появилась возможность остановиться в Йорке, Филиппу отправили туда для свадебной церемонии.
Изабелла и Мортимер были уже на севере. Они прилагали максимум усилий, чтобы заключить мирный договор с Робертом Брюсом. Изабелла взяла с собой свою пятилетнюю дочь Жанну, чтобы обручить ее с сыном Брюса, Дэвидом. Она понимала, что англичане будут недовольны этим браком, но и Изабелла была слишком умна, чтобы не осознать: королевство ее сына никогда не будет в безопасности, если не прекратятся постоянные стычки на границах. И кроме того, он не сможет сохранить свои земли на континенте.
– Много лет назад, когда я возвращалась во Францию и у меня болело сердце из-за несправедливости и горя, и не было никакой ясности в моей судьбе, я обещала тебе, моя крошка Жанна, что сделаю тебя королевой, – сказала она, целуя свою любимую дочку. – Теперь мы обсуждаем брак твоего брата Джона, и я надеюсь, что твоя сестренка будет помолвлена с кем-нибудь из ветви Шотландии. И между нами не будет моря, и когда ты вырастешь, мы сможем иногда встречаться.
Она поехала с Мортимером в Бервик на обручение детей вскоре после того, как Эдуард и Филиппа были повенчаны в Йорке. В разгаре зимы у королевы-матери было много дел. Два ее замысла были удачно завершены. Жанна будет воспитываться в Шотландии, а Нед был слишком счастлив и занят своей супругой в Вудстоке. Мортимер все еще оставался на севере, подгоняя шотландских гостей и стараясь повыгоднее составить мирный договор. Сама она поехала в Лондон. Там, хотя и считаясь всего лишь королевой-матерью, она сможет по-настоящему управлять страной. Но от позднего и неожиданного шторма испортились все дороги. К ее недовольству, ей пришлось прервать путешествие в Ноттингеме.
– Я ненавижу ноттингемский замок, – жаловалась Изабелла. Она вся дрожала, несмотря на яркий огонь, который приказал разжечь сэр Роберт Эланд, коннетабль замка.
– Похоже, из-за метели мы можем застрять здесь надолго, – сказала Жислен. Она возвращалась вместе с Изабеллой с помолвки малышки Жанны.
– Ну, и хорошо, тогда мне будет чем заняться, – решила Изабелла. – Столько всего случилось, что я даже не проверяла реестровые книги с той поры, как овдовела. После ужина, дорогая Жислен, скажите всем, что они могут идти спать, и пришлите ко мне Фоунтена, и пусть он принесет с собой все реестровые книги.
Когда в замке все замерло и занавеси были задернуты, чтобы оборониться от холодного злого ветра, она села у огня, беседуя со своим управителем.
«Почему на меня всегда так плохо действует это место? – подумала Изабелла. Она огляделась и пристально посмотрела на фигуры в рост человека, вытканные на гобеленах, колышущихся при порывах ветра. – Не потому ли, что со мной нет Роджера? Не потому ли, что я вдова, и моя молодость канула в лету? Не потому ли, что я уже больше не королева?..»
Она вспомнила графа Вильяма, и ее кузину, и их дитя из ветви Валуа. Ту самую девочку, которую приветствовали во время свадьбы с ее сыном. Казалось, в жилах Филиппы течет больше фламандской крови, чем французской. «Как она отличается от меня, когда я была юной супругой, – подумала Изабелла. – Филиппа – миленькая простушка, а я была красивой, живой девушкой, привлекавшей взгляды мужчин уже в нежном возрасте. Она пока свеженькая, но после нескольких родов, наверное, растолстеет, а я даже в моем возрасте все еще очень хороша…»
Изабелла придвинула к себе зеркало. Где бы она ни была, зеркало всегда находилось неподалеку. Изабелла поставила его так, чтобы на него падал свет свечи, и внимательно вглядывалась в свое отражение.
«Я все еще красива… но лицо стало каким-то напряженным и жестоким. Маргарита едва бы меня сейчас узнала…» – призналась себе Изабелла. Ей стало жаль ту веселую, добрую девушку, о которой она вспоминала с такой ностальгией, когда оставалась одна.
«Увы, заботы и дела непременно оставляют неуловимый след на лице, если даже они не записаны в реестровые книги».
Открылась дверь, и вошел Фоунтен. Он почтительно поклонился Изабелле, в его длинных руках была кипа скучных книг в кожаных переплетах.
«Ну, хорошо, – подумала она, – у меня много грехов, но никто не сможет обвинить меня в лени».
С той поры как она стала принимать участие в управлении страной, ей приходилось думать сразу о тысяче вещей. Она легко теперь понимала, как должен был ненавидеть все это Эдуард, который всему предпочитал развлечения и удовольствия. И еще были дела, о которых знали только она и Мортимер.
– Фоунтен, расписки в другой реестровой книге, в той, которую мы запираем? Там точно записано, сколько мы потратили фламандского приданого… Вы никогда не оставляли ту книгу незапертой?
– Ваше Высочество, в книге записи сделаны только моей рукой. Мадам, вот ключ от нее.
– Спасибо вам за предосторожность, друг мой!
Изабелла вздохнула с облегчением и положила ключ себе за пазуху. Теперь она могла заняться более простыми и несекретными делами.
– Так, с чего мы начнем сегодня?
Длинными тонкими пальцами он переворачивал листы реестровой книги. Он поставил свечу в золотом подсвечнике так, чтобы она освещала листы, где были записи, сделанные его аккуратным почерком.
– Здесь начало октября, мадам! Вот расписки, присланные управителем милорда Беркли. Мне кажется, что он честный и аккуратный человек.
– Нам обязательно начинать с них? – спросила она, сразу поняв, с чем связаны те записи и расходы.
– Если для Вашего Высочества все это огорчительно…
Однако Изабелла уже справилась со своей слабостью и начала тщательно проверять каждую запись. Как и говорил Фоунтен, управитель Беркли был деловым человеком. Он смог свести к нескольким коротким фразам трагедию смерти короля.
– Заплачено Бокеру, Эфиверу – за охрану тела короля за три месяца, прислано из Вестминстера, – прочитала вслух Изабелла.
– Плата слугам милорда Беркли за такие же услуги. Плата плотнику Беркли за то, что он «изготовил загородки, чтобы сдерживать толпу». И вот еще – «за починку вышеупомянутых загородок». Неужели было так много людей, Фоунтен?
– Когда Гдаунвилль встретился со мной в Йорке, он говорил, что они приходили издалека – даже из Оксфорда и Карнаварона.
Изабелла почувствовала, как ее желудок скрутило жестокой судорогой, но все равно продолжала обсуждать все детали и подробности.
– Передано священнику в качестве пожертвования для церкви в Беркли. Лучшему свечнику Глочестера за то, что он изготовил восковую фигуру умершего короля… – голос у Изабеллы задрожал, – чтобы нести ее перед погребальной каретой, – 40 шиллингов. За позолоченную корону для восковой фигуры…
Изабелла припомнила, что в то время она пыталась представлять себе низвергнутого короля в Беркли сидящим у пылающего камина с книгой или лютней на коленях.
Ей так не хотелось вместо этого видеть нечто неживое, словно бы из воска, облаченное в пурпурные одежды, молча лежащее на задрапированном черном возвышении, и вокруг него огни, резные ангелы и геральдические знаки Плантагенетов. Неживое, ростом и чертами похожее на Эдуарда, но без его приятного голоса и гибких движений, без его грации. Изабелла поспешила перейти к следующему параграфу:
– «Оплата поездки управителя сэра Томаса Беркли в Йорк. Оплата путешествия женщины Друсциллы из Беркли».
– Боже ты мой! – воскликнула Изабелла, нервы ее не выдержали напряжения. – Мы что, должны платить и за его удовольствие?!
Ее управитель не ответил, и она внимательно посмотрела на него.
– Это не такая женщина, мадам, – медленно и неохотно пояснил он ей.
– Тогда родственница, которая захотела прокатиться за мой счет?
Изабелла не была скупой с людьми, которые прислуживали ей, и в обычное время даже не стала бы обращать внимания на такие мелочи. Но ей уж слишком много довелось страдать, и она была раздражена! Фоунтен показал ей следующую строчку, ниже той, на которой застыл ее палец. Там она увидела запись, короткую и без всякого объяснения о том, что умерший король был бальзамирован.
– Это она делала бальзамирование, – объяснил Фоунтен.
– Женщина? – переспросила Изабелла. Руки ее соскользнули с реестровой книги, которая рассказала ей так много… Она откинулась в кресле и изумленно уставилась на Фоунтена.
– Мне говорили, что не могли найти врача.
– Во всем Глочестере, Херфорде и Ворчестере?
– По словам Глаунвилля, сэр Томас Гурни приказал, чтобы все было сделано как можно скорее.
– Вот этому я верю! – голос королевы был низким от ярости.
Она так резко отшвырнула кресло, что рог с чернилами опрокинулся и посадил огромное темное пятно на скатерть.
– Где эта женщина? Отыскать ее! Послать за ней! – грозно потребовала Изабелла.
– Мадам, нет ничего проще, – ответил ей Фоунтен, вскакивая, чтобы спасти бесценные бумаги от чернил. – Она здесь.
– Здесь, в Ноттингеме?
– Наверно, она приехала за нами из Йорка после возвращения Глаунвилля. Днем, когда я ехал сюда из города, она потянула меня за рукав и сказала, что должна поговорить с Вашим Высочеством, и умоляла, чтобы ее пустили в замок.
– И вы, наверно, заявили ей, что это невозможно, и отослали прочь? Немедленно найдите ее, если даже вам придется перебудить всех в городе и стащить с постелей. Нет, оставьте книги и чернила и приведите ее сюда, даже если будет очень поздно. Фоунтен! Никому ни слова, что я хочу ее видеть.
Женщина не могла уйти далеко, но уже догорали угли в очаге, когда Фоунтен привел ее и сам удалился.
Несмотря на свое нетерпение, Изабелла глубоко задумалась, так что даже не почувствовала, как у нее онемели руки и ноги. Она не слышала, как открылась и снова закрылась тяжелая дубовая дверь. Но когда она подняла голову, женщина стояла перед ней. Небольшого роста, крупная, с седыми волосами. Очень умные, живые глаза. Конечно, она не могла быть возлюбленной Глаунвилля, которую он взял с собой, чтобы ему было повеселее во время путешествия. Она могла быть женой вполне обеспеченного торговца.
Пусть даже в глазах всего мира она была никем, но для проницательной Изабеллы она была единственным человеком на свете, кто мог честно рассказать, от чего умер Эдуард? Кроме, конечно, Гурни. Но он уехал за море.
– Как тебя зовут? – спросила Изабелла и поманила ее, чтобы та оказалась на освещенном пространстве. Она предложила женщине снять засыпанный снегом плащ.
– Друсцилла Данхевед, – спокойно ответила женщина. Хотя ей раньше никогда не доводилось бывать у королевы, она не казалась слишком сильно смущенной.
Изабелле в голову пришла страшная мысль: женщина не боялась ее, потому что совсем недавно она трогала, бальзамировала и обмывала мертвое тело короля.
– Почему вас привез мистер Глаунвилль?
– Он подвез меня только до Йорка, – слова женщины были такими спокойными, что Изабелла не сразу поняла, что она избегает прямого ответа.
– Верно ли, что вы бальзамировали тело покойного короля?
– В ночь на 22 сентября за мной послали, чтобы я пришла в замок и сделала это, – подтвердила Друсцилла.
Речь Друсциллы вовсе не была неграмотной, хотя в ней чувствовался легкий уэльский акцент, как это часто бывает в приграничных районах.
– Вы меня удивляете. Неужели не странно, что вас, женщину, пригласили для такого дела?
– Мой муж был изготовителем свечей в Беркли. Он часто бальзамировал местных господ, когда они помирали.
– Тогда почему не послали за ним?
– Мадам, он умер шесть месяцев назад.
Только сейчас Изабелла обратила внимание на белую повязку на голове маленькой женщины и на ее черное платье.
– Я много раз помогала ему и немного научилась. Я привыкла иметь дело с трупами, потому что люди всегда хотели, чтобы я прибирала их покойников. Поэтому сэр Томас Гурни послал ночью за мной одного из моих сыновей.
– Ваших сыновей? Они что, не овладели ремеслом отца?
– Они оба служат в охране милорда Беркли в замке.
– Сэр Томас Гурни послал за вами тотчас, как все случилось?
– Да, труп еще не остыл.
Изабелла вздрогнула от ужаса. Она подумала, что это занятие лишило женщину обычных человеческих чувств.
– Вы не видели на теле признаков насильственной смерти? – спросила она.
Именно теперь бойкий язычок женщины замедлил с ответом.
– Ну, отвечайте! – настаивала Изабелла, сама не заметив, что начала кричать на женщину.
– Нет, мадам.
– Ну что вы торчите здесь, как деревянная колода? Если ваши сыновья работают на сэра Томаса Беркли, – продолжала она свои расспросы, – тогда, может быть, они что-то рассказывали вам о жизни короля там?
– Конечно, мадам. Они оба были в эскорте, когда перевозили его из Корфа в Бристоль, и тогда… когда купцы протестовали по поводу того, как с ним обращались… Они привезли его в Беркли. Сначала они издевались над ним, как все остальные…
Изабелла крепко ухватилась за край стола.
– Издевались над ним?
– Ну да, смеялись. Когда они выводили лошадей из конюшни по утрам, они плели корону из грязной соломы и нахлобучивали ему на голову. Когда они будили его, орали: «Вставайте, сэр король!» Или делали вид, что от его сына прибыл гонец, чтобы освободить его. Нет, ничего такого, чтобы могло повредить ему, мадам! Они не делали ничего сверх приказаний милорда Мортимера!
– Каковы были приказания милорда Мортимера? – спросила Изабелла. Она проклинала себя, потому что, особенно в последнее время, старалась ничего не замечать, чтобы ей не было слишком больно и противно.
Друсцилла Данхевед прикинулась удивленной:
– Я не могу знать, мадам. Вы одна все ведаете, – ответила она, с убежденностью, что королева и Мортимер заодно и дела у них общие. – Я знаю, что люди Гурни получали приказание ночью переводить его из одного замка в другой. Ночи здесь очень холодные, и им запретили давать ему свои плащи, чтобы прикрыть его изношенные штаны и тонкую рубашку.
– Но я послала ему теплый плащ! И прекрасный камзол, изготовленный из узорчатого утрехтского бархата, подбитый мехом.
– Такого рыжевато-коричневого цвета с крупными алыми цветами, вышитыми на нем? – спросила Друсцилла, увидев, как волнуется королева.
– Так что мой… сэр Эдуард Плантагенет получил его или нет?
– Не могу вам сказать. Но однажды я видела капитана стражи, он прохаживался в нем, как павлин. Это было в воскресенье, когда милорд Беркли уехал… Капитан так по-дурацки выглядел в этом наряде.
Изабелла встала, ноги у нее были словно ватные, она подошла к очагу и атласной туфелькой пнула угли.
– Что еще вы знаете? Что еще ваши сыновья рассказывали вам? – требовательно спросила она.
– Под конец мне примнилось, будто не хотят они говорить. Зато я хорошо помню, как человек по имени Вильям Бошоп говорил, что Куртни приказал сбрить бороду узнику. Мол, так повелела королева. Простите меня, Ваше Высочество, потому что люди говорили: «Господи, помилуй его!», когда они узнавали короля. Проклятые брадобреи устроили из бритья чисто представление. Они принесли грязную воду из лужи в старом разбитом шлеме и заставили его сесть на муравьиную кучу!
Изабелла отошла от нее.
– Они это сделали с ним? По моему приказанию?
– Он был так унижен и так замерз, что рыдал, как дитя! «Мои слезы хотя бы согреют воду!» – сказал он им. Он пробовал шутить, горемычный. После того случая мои парни Стив и Том стали его жалеть.
– Святая Мария-заступница, ему так нужна была наша жалость! – пробормотала Изабелла, опускаясь в кресло.
– Они порою приходили домой по вечерам и говорили, что сердце у них разрывается, когда он один сидит и часами что-то напевает. Похоже, французские любовные песенки. И кажется, даже мистер Глаунвилль передавал ему ломоть хлеба и кусок мяса в темницу.
– В темницу? – переспросила Изабелла, решив, что плохо расслышала.
– Они держали его там после отъезда милорда Беркли.
– Только подумать, что я стояла там за дверью и разговаривала с Томасом Беркли. Я даже себе представить не могла…
– Милорд Беркли никогда бы не разрешил этого. И когда мы услышали, что милорду становится лучше и что он может вскорости вернуться домой, Гурни послал гонца в Лондон. Все говорили, что дни бедняжки короля сочтены. Мои сыновья сильно его жалели. Они даже решили рискнуть жизнью и помочь ему сбежать. Как-то вечером, когда уже стемнело, они подали ему сигнал на выход и положили на плечи вязанку хвороста, чтобы он стал похожим на слугу, который идет домой с дровами. Они говорили, что король Эдуард убил охранника у своих дверей голыми руками, как будто придушил кролика. Клянусь Богом, ему удалось уйти! Он был на свободе около часа, но становилось темно, и с реки Северн стал подниматься туман. И, не зная дороги, он, наверно, ходил по кругу. Но как только его хватились, по его следу пустили гончих.
– И что было потом? – спросила Изабелла хриплым шепотом.
Она не могла понять, как эта женщина говорит так спокойно, когда сама Изабелла ясно себе представляла, что значит быть на свободе и снова оказаться в заточении.
– Потом? Мне кажется, такой нежной леди, как вы, Ваше Высочество, будет нелегко выслушать мой рассказ. Они заставили его сидеть часами над отхожим местом замка, так как надеялись, что дурной запах поможет его одолеть – голод и холод не смогли сравниться с ним! И потом пришло письмо из Лондона.
– Я видела это письмо. Я знаю, что там было написано: «Не убивайте Эдуарда».
– И в ту же ночь он умер, – продолжала жена свечника, как будто не слышала слов королевы.
Изабелла встала прямо перед ней.
– Но ты же сказала, что на нем не было никаких отметин. Как же ты можешь намекать, что…
– Их и не было. Гурни не мог так рисковать. Говорят, он обещал сотню фунтов тому, кто придумает, как безопасно избавиться от него. Человек по имени Оглс – он командовал эскортом – додумался… Только сатана в аду мог придумать такое! И я, помоги мне Бог, видела это!
Впервые эта невозмутимая женщина начала волноваться.
Изабелла поднялась и, стоя, ждала дальнейшего рассказа. Она обеими руками вцепилась в спинку кресла. В очаге брызгами угольков обрушилось последнее полено, и несколько свечей стали мерцать. В полутьме было легче представить, что могла увидеть Друсцилла в замке Беркли. Казалось, женщина снова вернулась туда.
– Они велели мне принести с собой инструменты моего мужа – хирургический нож, травы, воск, мягкую хлопковую материю, нитки и иголку и все остальное. Гурни сам был во дворе, внизу лестницы, ведущей в камеру. Он приказал мне все сделать в лучшем виде. Нижняя комната была полна солдат, некоторых из них я знала. Но они все отворачивались, и никто не заговорил со мной, пока я шла. Они не разговаривали даже друг с другом. В свете очага все казались бледными и испуганными. Одного молодого парня рвало в углу. У сержанта была в руках странная длинная трубка, сделанная из рога, в очаге все еще грелись два железных прута. Вокруг все воняло от тошнотворного запаха сгоревшей плоти, какой, случается, доносит ветерок в конце охоты, когда охотники на костре поджаривают яички оленя-самца! Сержант положил трубку из рога и повел меня вверх по лестнице и приказал своим людям захватить с собой огонь. Пока мы шли все выше и выше по лестнице, ужасный запах все усиливался. Как только я дошла до верха, я сразу же увидела его. Он лежал на постели на спине с согнутыми вверх коленями. Тяжелый стол валялся перевернутым рядом, как будто с его помощью они старались прижать короля, наверно, он сохранил много силы, когда ему пришлось умереть. Они держали факелы, но я, конечно, ничего не могла сделать. Я простая женщина из деревни, а не какой-нибудь знающий врач… Но им все равно ничего не удалось бы скрыть от меня. Что сделано, то сделано! Они пропустили горячие пруты через роговую трубку, чтобы сжечь его кишки и внутренности.
Друсцилла, казалось, не слышала стона королевы. Она не заметила, что та, опираясь на протянутые руки, почти лежала на столе. В полутьме она продолжала видеть то, что предстало перед ней в темнице замка в Беркли.
– Его лицо все было перекошено от боли, упокой, Господи, его душу! Мы слышали его крики даже у себя в деревне! Но никто из тех людей, которые толпами шли посмотреть на его тело, и те врачи, присланные Парламентом, ничего никогда бы не узнали. На нем не было ни отметины… Теперь можно мне уйти, мадам? – спросила она, прервав долгую тишину.
Невероятным усилием воли Изабелла сумела не упасть в обморок. Страх подгонял ее мысли. Ради Мортимера она принялась обдумывать будущее и даже смогла принять достойный вид.
– Вы надеетесь, что я позволю вам уйти, когда вы рассказали подобные вещи?! – взъярилась королева. И даже ей самой показалось, что она не говорит человеческим голосом, а шипит, как разъяренная змея.
«Надо позвать Фоунтена! Послать за Робертом Эландом! Убить эту женщину или заточить навеки в темницу», – вдруг королева вспомнила: в прежние времена французские короли расправлялись с людьми, которые слишком много знали, отрезая им языки. Лично она ничего не имела против этой женщины. Она просто боялась ее. Но даже сейчас, к ее изумлению, казалось, что Друсцилла не ведает страха. Она достала мятую бумагу из кошеля, висящего у нее на поясе, и положила ее на стол под свет единственной горящей свечи…
– Это копия послания, которое получил Гурни. Мистер Глаунвилль видел его и сделал копию, чтобы потом не винили ни его, ни остальных людей, служивших в Беркли.
Изабелла провела дрожащей рукой по глазам и лишь тогда смогла прочитать. Она поняла, до какой степени был хитрым и наглым епископ Орлетон. Там была написана всего одна строчка простых слов на латыни. Она уже ее видела. Он только переставил одну-единственную запятую. И весь смысл послания дьявольски переменился.
«Не бойтесь убить Эдуарда, это доброе дело», – прочитала Изабелла. Даже при ее плохом знании латыни она поняла, как хитроумно ее обманули. Одна-единственная переставленная запятая придала посланию обратный смысл.
«Не бойтесь убить Эдуарда, это доброе дело», – еще раз прочитала Изабелла.
«Конечно, Роджер Мортимер знал обо всем и одобрил замену…»
– Почему Глаунвилль послал вас, чтобы вы мучили меня?! – закричала она.
– Он этого не делал. Он только довез меня до Йорка, и я показала послание королю и рассказала ему то, что я поведала вам, чтобы обелить нашего любимого лорда Беркли, – упрямо повторила женщина. – И не вас мучат, мадам… Я-то знаю, потому что прибирала тело бедного короля.
Изабелла смотрела на нее с ужасом.
– Значит, мой сын знает?!
Она хотела крикнуть, но из ее уст вырвался лишь зловещий шепот. Она поняла, что пришел конец всему, – и сыновней любви к ней, и ее безопасности, и безопасности ее любовника.
– Меня к Вашему Высочеству отослал сам молодой король.
Изабелла никак не могла собраться с мыслями.
– Но он знает, что меня обманули… – снова и снова бормотала она.
И когда ее ужас немного рассеялся, за занавесями начинал заниматься бледный рассвет, и женщина исчезла.
