Текст книги "Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров"

Автор книги: Маргарет Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Елизавета наблюдала, как король-узурпатор ставит свою витиеватую подпись, – так, наверное, мог бы расписываться художник, – как он протягивает секретарю сей дарственный акт, от которого зависит, будет ли она жить в богатстве или в бедности, и откидывается в кресле.

– Прочитайте документ вслух, Кендал, – сказал он, – чтобы старшая из этих леди могла ознакомиться с его содержанием.

Акт гласил, что сестрам полагалось в год по двести фунтов, которые будут выплачиваться из личных Денег короля, а ей самой – пятьсот. Более чем достаточно для любой знатной дамы, подумала Елизавета, хотя плохо разбиралась в подобных расчетах. Далее шли пункты, в которых содержалось обещание выдать девушек замуж и обеспечить им приданое; но длинные запутанные юридические формулы Елизавета пропустила мимо ушей. Не деньги ее интересовали – она нуждалась в чьей-нибудь нежной заботе, – в чем-то вроде покровительственной любви отца, обожания Томаса Стеффорда или требовательной любви ее юных братьев. И в тот момент, когда она бормотала слова благодарности, ее глаза наполнились слезами, так что она даже не заметила, как король отпустил своих помощников, и они впервые остались наедине.

Она вдруг увидела, что король вышел из-за стола и стоит перед ней, в то время как она продолжает сидеть, и это вывело ее из задумчивости.

– Я намеренно не приглашал тебя сюда раньше, – мягко сказал он, и Елизавета поняла, что он заметил слезы у нее на глазах.

– Эта комната хранит воспоминания, – словно оправдываясь, ответила она и поспешила подняться, как требовал этикет.

– И для меня она тоже хранит воспоминания, – произнес он. В его голосе послышались особые нотки, и чувство общей утраты всколыхнуло в ее душе симпатию к этому человеку.

Елизавета подняла глаза, посмотрела ему в лицо и, несмотря на то, что много событий – странных, незабываемых – омрачили их отношения, чуть не поддалась естественному порыву уткнуться ему в плечо. Он был молод – всего на десять лет старше ее – и являл собой часть того прежнего благополучного мира, который для нее разом рухнул. Он был с ней одной крови, и в старые времена, если требовалось уладить какие-либо проблемы внутри страны или за ее пределами, это важное дело всегда поручалось младшему брату короля.

– Я знаю, что и вы любили его, – нерешительно произнесла она. – Именно потому удивительно все то, что происходит сейчас.

Ричард рассмеялся коротким смешком.

– Уверяю тебя: не ты одна удивлена, – сказал он и встал возле камина. – Знаешь ли ты, насколько я был удивлен, когда собирался выполнить последние приказания умершего брата и вдруг обнаружил, что Риверс и Грей тайно, за моей спиной, пытаются переманить на свою сторону его сына? А каково мне было, когда в Йорке я провозгласил его королем, привез в Лондон – и тут узнал, что твоя мать ославила меня как предателя и поспешила упрятать вас всех в аббатство? Как будто я собирался вас съесть!

– Вы хотите сказать, что, если бы мы доверились вам и поручили выполнить последнюю волю отца, все могло бы быть иначе? – спросила Елизавета и спохватилась, что ведет себя бестактно и прямолинейно, как подросток, а не взрослый человек.

– Я рад, что ты понимаешь это. Надеюсь, тебе ясно, что в изменившихся обстоятельствах я вынужден был действовать иначе. Даже твой отец не мог предвидеть, что родственники его жены набросятся на меня, как голодные псы, чтобы снова начать раздирать на части эту несчастную разграбленную страну.

– Мне было не по себе оттого, что мои родственники Вудвилли не доверяют вам, дядя Ричард. Сначала я пыталась убедить маму…

Он стоял к ней спиной и задумчиво водил пальцем по контуру белой розы, нарисованной на огромной стене дымохода.

– Ты всегда была самой толковой в этой компании, Бесс, – небрежно бросил он. – И потому мне очень тяжело говорить с тобой о подобных вещах.

И тут она вспыхнула от гнева, впервые ощутив фальшь в его будто бы искренних словах.

– Лучше признайтесь: именно потому, что я что-то значу, вы хотите завоевать мое доверие! – заявила она.

– Сейчас уже поздно решать, значишь ты что-нибудь или нет! – Он круто развернулся, взмахнув своими малиновыми рукавами с меховой опушкой. – Было время, когда я мог бы удовольствоваться ролью регента. Но не теперь. Они все были во дворце, у смертного одра моего брата. Бог ты мой, я бы все отдал, чтобы оказаться тогда там! Гастингс, Стенли, Мортон, Дорсет – они были рядом с ним, когда я сражался за него в Шотландии. Они тоже поклялись исполнить его волю. Но в тот день, когда я собрал Совет, когда все уже было готово для коронации его сына, я вдруг узнал, что даже те, кого я пощадил, участвовали в заговоре против меня. Даже твоя мать, – которая так боялась меня, что решила укрыться в убежище, – приложила руку к этому делу. И тогда я послал за твоим младшим братом. Именно мне – а не Энтони Риверсу или кому-нибудь еще из этих проклятых Вудвиллей – вручил Эдуард судьбу своих сыновей.

Елизавета, как фурия, набросилась на него.

– Да, их судьбу отдали в ваши руки! Никто этого не отрицает. Но что вы с ними сделали?!

Он промолчал, и тогда она, позабыв страх, принялась бешено колотить кулачками по его груди.

– Что вы сделали с моими братьями? – кричала она, и ей самой голос, раздающийся в комнате, напоминал голос базарной бабы.

Но перед ней был король, а того, кто бьет короля, можно приравнять к изменнику родины. Ричарду ничего не стоит позвать своих людей и приказать им увести ее в Тауэр. Вместо этого он схватил Елизавету за запястья и сильным движением, молча оттолкнул от себя.

– Я сделал то, что было нужно Англии, – сказал он, и в его голосе послышалось рычание тех самых леопардов, которые красовались у него на гербе.

Еще несколько минут они прожигали друг друга ненавидящими взглядами. Но очень быстро она снова ощутила свою беспомощность. И, несмотря на дрожь во всем теле, Елизавета заставила себя склониться перед королем в глубоком реверансе. Таким образом, она выражала ему свою покорность и давала себе возможность остыть и мысленно засчитать новые очки в их схватке. Конечно, он невольно дал ей понять, что ее вес в обществе был бы значительно большим, если бы ее братья остались живы. А какие чувства вызвал у него взрыв ее эмоций, – ненависть или, наоборот, большее уважение, – было ей неведомо. Она знала только одно: в его лице появилось что-то такое, что навсегда отбило у нее охоту спрашивать о судьбе братьев. И только потом, уединившись в своей комнате, Елизавета поняла, что она, пожалуй, единственный человек, который вообще осмелился задать ему этот вопрос.

Если Ричард и был взволнован, он ничем не выдал своих чувств. Легкой походкой он снова подошел к столу и принялся перелистывать какие-то бумаги.

– Я восхищен твоей смелостью, – как ни в чем не бывало, сказал он. – Ты под стать своему вспыльчивому младшему брату. В твоем характере больше от Плантагенетов, чем от Вудвиллей.

Елизавета не удержалась и шагнула к нему.

– Значит, вы любите его? – запинаясь, спросила она, почувствовав, что он говорит так, будто брат ее еще жив. Но король не отреагировал на ее слова.

– Раз уж ты так радеешь за свою семью, то тебе было бы небезынтересно узнать, что руку Сесиль я предложил лорду Уэллсу. А мой близкий друг, герцог Норфолк, согласен женить одного из своих сыновей на Энн. Остальные, – добавил он, кладя на стол пергамент, – еще слишком молоды.

Бедные Сесиль и Энн! Они могли бы составить блестящие партии, выйдя замуж за заморских принцев! Выходит, их скоро разлучат. Ей не терпелось задать вопрос и о себе, женское любопытство давало о себе знать.

– А я? – спросила они тихим голосом.

– А для тебя я еще ничего не придумал.

– Значит, сейчас я пока свободна?

Несмотря на то, что ей предстояло остаться гостьей в его доме, в голосе Елизаветы прозвучало такое облегчение, что Ричард лукаво посмотрел на нее и улыбнулся.

– Вижу, что заговор, из-за которого Букингем поплатился головой, не вызвал в тебе особого энтузиазма. Тебя не слишком устраивала перспектива лечь в постель с Ланкастером?

Он был настолько близок к правде, и в то же время она чувствовала такие угрызения совести по отношению к Букингему, что быстрого ответа у нее не нашлось.

– Тебе сколько лет, Елизавета? – спросил король.

– Почти девятнадцать, сэр.

– Самое время выходить замуж, – заметил он и усмехнулся, вероятно задумав, что-то новенькое. – Тем более что тебе все никак не удается выйти замуж за того, за кого бы ты хотела. Ну как же! Я же помню, как в этой самой комнате звучало предложение отомстить за тебя французам. Твоего бедного отца так возмутило поведение дофина, который отказался жениться на тебе, что это, наверное, ускорило его смерть. А теперь и Генрих Ланкастер обманул твои ожидания!

– О, как я вас ненавижу! – прошептала Елизавета, и, хотя она обеими руками прикрыла рот, она наверняка расслышал ее слова.

– Это крайне прискорбно, раз уж судьба распорядилась так, что тебе приходится жить в моем доме, – рассмеялся он. – Но не отчаивайся, Елизавета Плантагенет. У нас в запасе еще остается мистер Стиллингтон.

– Мистер Стиллингтон? – Это имя ни о чем ей не говорило.

– Сын доброго епископа Стиллингтона.

– Того епископа Бата, который в угоду вам называл нас в своих проповедях бастардами?

– Я человек без предрассудков и смею тебя уверить, что, раз он сын священника, значит, он тоже бастард. Тем не менее, он очень способный молодой человек и оказал мне столько услуг, что достоин награды.

Елизавета с ужасом смотрела на дядю.

– Вы говорите о том противном клерке с сальными волосами, который пялится на меня из-за своего стола в приемном зале?

– Значит, ты успела заметить, что он испытывает к тебе некоторую тягу? – ехидно спросил он.

– Я не обращаю внимания на лакеев, – высокомерно ответила Елизавета.

Ричард подошел к двери и галантно распахнул ее перед девушкой.

– И, все-таки я буду иметь в виду этот вариант, Бэсс, – бодро заверил он. – Особенно если ты, со свойственным тебе упрямством, будешь приставать к другим с провокационными вопросами.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Елизавета надеялась никогда больше не появляться в кабинете отца: в стенах этого помещения она уже не чувствовала себя в безопасности. Ричард не стал наказывать ее публично, как он поступил с беспутной Джейн Шор, но оскорбил ее достоинство, предложив ей неравный брак, если она будет продолжать настаивать на своем. Пожалуй, только к лорду Стенли можно обратиться за помощью, в отчаянии думала она, мечтая встретиться с ним и с его доброй графиней.

Будучи главным королевским камергером, Стенли находился при дворе неотлучно и дружил с ее покойным отцом. Естественно, он не будет стоять в стороне, когда ее захотят выдать замуж за какого-то нагулянного отпрыска епископа. Но она чувствовала, что он избегает ее, хотя с другими, в том числе и с ее сестрами, держится приветливо и вежливо.

Однажды, когда Елизавета увидела, что косоглазый писец снова околачивается в коридоре, ведущем в ее комнату, она не вытерпела и решила отыскать лорда-камергера.

– Дядя Стенли, – обратилась она к нему, как когда-то в детстве, когда они называли его просто дядей. – Как вы думаете, король всерьез намерен выдать меня за этого жалкого Стиллингтона?

– Думаю, что совершенно исключено, леди Бесс, – добродушно ответил Стенли. – Глостер, конечно, может замарать достоинство Плантагенетов, Но не до такой степени: он слишком дорожит семейной честью. Послушайте, дитя мое, – добавил он, видя, что она встревожена не на шутку, – мой оруженосец, Хамфри Брэртон, всегда был без ума от тебя. Я поручу ему следить за этим лакеем, и наглец перестанет досаждать тебе.

– Но тогда, милорд, ей придется опасаться их обоих, – возразила Метти, которая сопровождала свою госпожу.

– Моя дорогая леди, Хамфри Брэртон знает свое место. – И он умчался по каким-то делам, а может быть, лишь сделал вид, что очень занят. Он говорил довольно вежливо, но то, что он назвал Ричарда так, как его называли раньше, и не придал никакого значения тому, что ее притязания на трон признаны незаконными, заставило ее задуматься.

– Король должен безоглядно доверять человеку, которому поручает заниматься своим меню, – сказала она вечером, заметив, с какой добросовестностью Стенли проверял блюда, когда накрывали столы для очередного пышного банкета в честь зажиточных олдерменов Лондона.

– После того как его предал Генрих Букингем, Ричард, скорее всего, вообще никому не доверяет, – со свойственной ей невозмутимостью произнесла королева.

– А что, если Стенли захочет отравить его? – продолжала Елизавета.

– Ну и фантазия у тебя, дорогая Бесс! – рассмеялась Анна, которая была начисто лишена воображения. – Завтра мы с Ричардом отправляемся на север. Наверное, ты напророчила мне эту дорогу. Только бы он не вздумал останавливаться в каждом городе, чтобы даровать им какие-нибудь привилегии или что-то в этом роде. В конце концов, наша цель – добраться до Уорвика и увидеться с сыном!

Елизавета впервые слышала в голосе Анны ворчливые нотки и с тревогой посмотрела на нее.

– Вы уверены, что чувствуете себя достаточно хорошо и сможете выдержать такое длительное путешествие? – спросила она. – Вы сегодня очень бледны.

– Я всегда бледна. Разве ты не знаешь, что меня прозвали Бледной королевой? – вздохнула Анна. –

Кроме того, по ночам Ричард сам не спит и мне не дает. Он вскрикивает во сне и просыпается, а временами, когда совсем не может заснуть, набрасывает на себя меховой халат и слоняется по дворцу.

Сверху, с галереи, на которой стояли они с Анной, было видно, как Ричард беседует в зале со Стенли. «Что за призраки зовут его за собой каждую ночь?» – спрашивала себя Елизавета.

Но тут она вернулась к действительности, почувствовав, как горячие пальцы Анны коснулись ее руки.

– Мне бы хотелось, чтобы ты отправилась с нами, Бесс, – призналась она. – Обычно с Ричардом забавно путешествовать. Он превращает нашу поездку в карнавальное шествие и заставляет меня все время менять наряды. Но в этот раз у меня какое-то дурное предчувствие, я как будто чего-то боюсь.

– Да ерунда все это! – усмехнулась Елизавета, пытаясь успокоить ее. – Уверена, что свежий воздух пойдет вам на пользу. Смотрите, король уже готов повести вас к обеденному столу.

В глубине души Елизавета мечтала остаться наконец одна со своими сестрами, к тому же завтра была годовщина смерти отца. Но на следующее утро, увидев, как пышная королевская кавалькада выезжает из Вестминстера, она почувствовала огромное желание поехать вместе с ними. Когда она открыла решетчатое окно, чтобы получше разглядеть их, в комнату ворвался свежий апрельский ветер, наполненный ароматами весны. Процессия состояла из верховых, знаменосца, вооруженных всадников, среди которых выделялась внушительная фигура лорда Стенли. Короля сопровождали лорд Ловелл, сэр Ричард Кейтсбай, сэр Ричард Рэтклифф и другие придворные. Анна, изящная, как статуэтка из слоновой кости, села на низкую белую лошадку и повернулась в седле, чтобы махнуть на прощанье рукой. Сейчас она выглядела уже не такой слабой, как накануне, ее лицо было оживлено и щеки горели от возбуждения – ведь ей предстояла встреча с сыном. А Рядом с ней, с гордо поднятым штандартом, развевающемся на ветру, ехал Ричард на своем любимом боевом коне, на спине которого красовалась блистающая золотом малиновая попона.

И когда этот великолепный отряд выехал с дворцовой площади, направляясь к северной дороге, Елизавета вдруг заметила, что что-то не так. Правильно: не хватало красавчика Джона Грина, который обычно ехал чуть позади своего господина. А не взять его с собой могли лишь по одной причине – если он болен, подумала она и, резко повернувшись, приказала старой Метти выяснить, что произошло.

«Боже милостивый, пусть это будет так! – молилась она и лихорадочно продумывала дальнейшие планы. – У него нет ни жены, ни матери, значит, пока он выздоравливает, я сама могу поухаживать за ним. Я буду читать ему вслух и просто сидеть рядом. Я даже согласна… ответить на его притязания, лишь бы удалось выудить из него, что содержалось в письме, которое Глостер передал Брэкенбери по поводу судьбы моих братьев».

Но сколько бы она ни ломала голову – даже предполагая, что в объятиях женщины Грин забудет о своей преданности господину, – все ее волнения оказались напрасными.

– Его нет во дворце, – сообщила Метти.

Елизавета послала за старым конюхом своего отца, который учил ее ездить верхом.

– В конюшне нет лошади мастера Грина. Их увели еще вчера, – ответил он, с почтением глядя на Елизавету.

И тут неожиданно, в конце разговора, она получила информацию, которая была ей нужна.

– А, Джон Грин? – вмешался тот самый презренный Стиллингтон, который переписывал множество королевских приказов. – Разве вы не знаете, мадам, что он отправился в заморское путешествие? В награду за преданную службу король назначил его судебным исполнителем на остров Уайт.

– Скучное занятие на далеком острове для такого красавчика, – надув губы, произнесла Сесиль, которая считала, что у нее с ним роман (впрочем, так полагала и добрая половина королевских фрейлин).

– Однако там никто не будет приставать к нему с вопросами! – пробормотала догадливая Метти, устанавливая для своей госпожи пяльцы для вышивания.

Девятого апреля, в день, когда исполнилась годовщина со дня горестного события, которое перевернуло всю их жизнь, Елизавете и ее сестрам было разрешено навестить мать. Бедная вдовствующая королева очень обрадовалась им и с восторгом слушала щебетанье своих малышек. Старшие дочери заверили ее, что Анна Невилль добра к ним, и королева только и делала, что вздыхала, завидуя тому, что они могут свободно жить при дворе.

Время пролетело незаметно, и при расставании королева никак не хотела отпускать старшую дочь.

– Когда дядя Ричард вернется, я попрошу, чтобы он разрешил нам снова увидеться с тобой, – пообещала Елизавета, хотя больше всего на свете не любила о чем-нибудь просить вообще, а Ричарда – особенно.

Но не прошло и недели, как во дворец, задыхаясь, влетел забрызганный грязью королевский гонец, и Елизавета опять отправилась к своей матери, не испросив на это ничьего разрешения. На ней не было лица, когда она, потрясенная неожиданным известием, шла по длинным коридорам в дальнее крыло дворца, чтобы сообщить матери, что сын Ричарда умер.

Та поднялась ей навстречу, и по торжествующему блеску в ее глазах Елизавета поняла, что она уже все знает.

– Это сбылось твое проклятие! То страшное проклятие! – заявила дочь, почти обвиняя ее в смерти ребенка.

– Когда умер мальчик? – бесстрастно спросила мать.

– Как раз в тот день, когда мы приходили к тебе, – в годовщину смерти моего отца.

– Господь услышал меня, – медленно, с удовлетворением произнесла вдовствующая королева. – Трех моих сыновей убил этот злодей…

Елизавета села рядом с ней, не в силах больше стоять на ногах.

– Только в Ноттингеме они узнали о случившемся. Они устраивали прием в замке. Они даже не догадывались, что мальчик болен. Гонец говорит, что король и королева просто голову потеряли от горя.

«Вудвилльская дама» невидящим взглядом смотрела перед собой, погрузившись в воспоминания о собственных горестях.

– Теперь они знают, что это такое, – еле слышно прошептала она.

Елизавета тоже сидела с застывшим выражением лица в этой скромной комнатке, в которой повисла тягостная тишина. Значит, вот что предчувствовала Анна! И хотя ей самой пришлось многое пережить, Елизавета прониклась бы сочувствием к любому, кто относился к ней так же хорошо, как Анна. Однако, к своему удивлению, в этот момент она больше всего жалела Ричарда. Человека, которого она ненавидела. Какие бы дела он ни творил, все это имело смысл, пока у него был этот мальчик – олицетворение прочности династии, ради которого король не гнушался ничем. А теперь исчезла главная побудительная причина его злодеяний, и грешнику оставалось только кутаться в обрывки покрывала, сотканного из укоров совести, и стараться прикрыть свои злодеяния.

Нельзя описать, насколько скорбным было возвращение королевы домой. Уезжала она веселой и безмятежной, а вернулась больной и убитой горем. Ее заливистый смех больше не взрывал атмосферу скучной дворцовой жизни и не согревал сердца королевской прислуги, а жители Лондона, которым ее муж уже давно внушал подозрение, усматривали в совпадении даты двух смертей кару Господню – и не испытывали к Ричарду сочувствия.

Елизавета по доброте душевной редко оставляла Анну одну, король тоже изо всех сил старался утешить жену.

– Ты должна снова окрепнуть, любовь моя, и родить мне других сыновей, – постоянно слышала Елизавета, которая сидела, склонившись над постелью королевы. Но всякий раз замечала, как при этом передергивалось его лицо. И действительно, трудно было поверить, что Анна сумеет выкарабкаться; кроме того, за одиннадцать лет их совместной жизни она родила только одного ребенка.

И хотя складки вокруг его рта глубже, а в голосе проскальзывало нетерпение, когда он отдавал приказы, король продолжал заниматься государственными делами. Он привык страдать в одиночестве и не нуждался ни в чьем сочувствии. Он остался верен себе, решив, как обычно, с должной пышностью отметить Святки.

Еще никогда, с тех пор как Елизавета снова поселилась во дворце, король не был к ней так внимателен, как сейчас. Он поддразнивал ее, замечая, что она прямо-таки расцвела, ощутив вкус свободы и аромат свежего воздуха; судя по всему, говорил он, жизнь в его доме пошла ей на пользу. А когда королева заказала к Крещению малиновое платье, украшенное жемчужными листьями падуба, он настоял, чтобы Елизавете сшили точное такое же.

– Сейчас, когда на щечках Елизаветы расцвели яркие розы, малиновое платье будет ей очень к лицу, – сказал он, заглянув в комнату жены, где портнихи разложили роскошные ткани. – Хотя меня в жар бросает, как подумаю, что это могут быть розы Ланкастеров!

Ричард никогда раньше не отличался бестактностью, и обе дамы понимали, что это сравнение было отнюдь не в пользу Анны. Елизавета заметила, как вздернулись брови камеристок. При других обстоятельствах ее бы восхитило изумительное творение их рук, но сейчас ей было не по себе при мысли, что, если она оденется так же, как королева, среди придворных неизбежно пойдут отвратительные сплетни, и что еще более неприятно, это может вызвать недовольство Анны. Увидев, что предпраздничная суета, примерка, болтовня портных утомили королеву, Елизавета мягко уговорила ее прилечь.

– Мадам, сама я этого не добивалась, – твердо сказала она, когда они остались наедине.

– Конечно, нет, – согласилась Анна. – Разве я уже не говорила тебе, что, если я хорошо знаю человека, я склонна доверять его словам, а не домыслам других?

Королева порывисто схватила подругу за руку и взволнованно посмотрела ей в лицо.

– Я знаю, что в последнее время бываю слишком раздражительна, – добавила она. – Но что бы ни случилось и что бы ни говорили люди, ты всегда должна об этом помнить, Бесс.