Текст книги "Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров"

Автор книги: Маргарет Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Побег Перкина Ворбека стал восьмым чудом света. Люди спрашивали, почему он вообще решил бежать: у него совершенно не было надежды, что теперь его кто-то поддержит. Кроме того, во дворце он находился в относительной безопасности. В то утро во дворце все думали только о пропавшем соколе короля, и лишь когда нерадивые охранники днем принесли ему еду, они обнаружили, что улетела их главная птичка!

Дамы королевы прилетели к ней, чтобы сообщить удивительные новости! Они были так взволнованы поступком человека, чьи необычайные приключения столько времени обсуждались всеми, что даже не заметили, как мало сказала по этому поводу сама королева. И не было ничего удивительного, что старая глухая Метти, знавшая все ее секреты, тоже ничего не сказала. Когда прибыла Кэтрин Гордон, разговоры начались с самого начала.

– Что они предпринимают? – спросила грустная и растерянная жена Перкина.

– Король приказал закрыть все порты, – таков был ответ.

– Если бы даже он не сделал этого, вам не следует надеяться, что люди пойдут за вашим мужем, – предупредила ее Елизавета.

– Но он может направиться в Шотландию, – с надеждой заметила Кэтрин.

Елизавета положила требник. Она только делала вид, что читала его. Она снова пришла в себя, освободилась от его чар. Она, казалось, выздоровела.

– Шотландия, Фландрия, Франция – какое все это имеет значение? – устало сказала она. – Как только он покидал эти страны, король, с присущей ему мудростью, заключал мирные договоры с каждой из них. Поэтому их правители никогда не разрешат ему снова приехать к ним. Вы думаете, ваш кузен Джеймс станет рисковать ради какого-то самозванца своим браком с нашей дочерью?

Но сама Елизавета еще не решила, на что ей следует надеяться. Ей хотелось, чтобы Перкин уехал и никогда больше не тревожил их. Но пока он будет жив и на свободе, тревоги Генриха не кончатся. Эти тревоги до времени состарили его. Елизавета действовала под влиянием момента, а теперь, спокойно все обдумав, она пришла в ужас от содеянного. Она боялась за себя и за главного сокольничего короля. Но, как ни странно, не наказали даже охрану.

Когда она увидела Генриха в следующий раз, он не выглядел взволнованным и не был зол. Он даже поехал на охоту в парк Ричмонда на следующий день. Может, он сделал это, чтобы показать своим подданным, что не придает никакого значения побегу Перкина? Но потом Елизавета часто видела, как он пристально смотрел на нее со злобной ухмылкой на тонких губах. Старая Метти непочтительно называла выражение его лица «кошка, стерегущая мышку». Елизавета вспомнила, как ее дочь говорила, что он часто наблюдал за пленником из окна приемной перед своим кабинетом, и начала думать, что он, наверное, видел, как она выходила из садика в тот день.

Она так нервничала, что была счастлива, когда они отправились в Ричмонд. Там она могла чем-то заняться и не видеть страдание и вопрос в глазах Кэтрин Гордон.

Бедная девушка постоянно повторяла:

– Если он выберется за границу и станет там жить, даже в бедности, я все равно последую за ним. Как вы думаете, мадам, король отпустит меня?

– Нет, – однажды резко ответила ей Елизавета. – Разве недостаточно того, что Его Величество так добр к вам и дает вам содержание? Вы должны на коленях благодарить Бога, что вы не ждете ребенка от самозванца, потому что тогда королю пришлось бы вести себя с вами по-иному!

– Но ведь я его кузина и он любит меня, – заметила Кэтрин.

– Да, я тоже думаю, что вы ему нравитесь, – ответила Елизавета. Она подошла к зеркалу и подумала, что стареет не только Генрих. Следы пережитого уже были заметны на лице. Она впервые обнаружила у себя морщинки, которые так не шли к ее красоте. Она подарила своему мужу преимущества своей популярности и родила ему прекрасных детей, чтобы объединить Алую и Белую розы. Он, видимо, больше ничего и не желал от нее. Наверное, он стал так редко навещать ее в спальне потому, что ему нравилась его хорошенькая кузина из Шотландии. Мысль была неприятной, но Елизавету не злила. «Боюсь, я неправильно сужу о нем», – подумала она.

В последующие дни она старалась как можно меньше думать о Кэтрин Гордон, ее привлекательном муже и обо всем, что случилось в старом монастырском саду. Ей нужно было решительно покончить с мыслями о нем раз и навсегда! Она была убеждена, что, если бы она не почувствовала в нем зов крови Плантагенетов и у них не возникли бы какие-то духовные связи, она бы никогда не стала с ним так откровенничать!

Чтобы больше не страдать и не волноваться, она решила, что ей следует принять мнение матери, версию, на которой та настаивала: он был ее сводным братом от связи ее отца с какой-то женщиной и поэтому удивительно походил на Дикона. Иначе откуда у него могли быть такие тонкие черты лица и приятные манеры? Она решила, что ее мать тайно связалась с сестрой умершего мужа, которая с удовольствием начала выполнять задуманный ими план. Грейс, преданная вдовствующей королеве, послала к Маргарите Бургундской своего младшего брата, чтобы они смогли выполнить задуманное.

Молодой человек оказался подарком небес – с его привлекательной внешностью, знанием жизни при дворе и умением очаровывать. Он казался настолько настоящим, что в течение шести лет наводил страх даже на Генриха Тюдора! Но кем бы ни был этот мужчина, Елизавете было неприятно думать о том, что он странствует голодный и его преследуют, что он мечется из одного закрытого порта в другой и старается перехитрить ее мужа.

В конце концов, люди короля поймали его совсем рядом с дворцом в Ричмонде. Но даже и тогда он затаился, как заяц, удрал от них и умудрился найти приют в монастыре Шин.

– Вот видите, – радостно говорила всем Кэтрин Гордон. – Если бы он не был герцогом Йоркским, он бы не знал, что здесь, рядом, ему дадут убежище.

– У него было время, чтобы найти себе приют, – резко перебила ее Джейн Стеффорд. Она понимала, что постоянное повторение этого имени волнует ее госпожу. – Да и монастырь со многими акрами земли нельзя спутать со скромной крестьянской фермой!

На этот раз королева не стала протестовать против употребления имени ее брата, она отвела в сторону свою шотландскую гостью.

– Я уверена, что он шел во дворец, а не в монастырь, – утешала она ее. – Он так сильно любит вас, Кэйт, если рисковал жизнью, чтобы только повидать вас!

Несмотря на волнение, красивое личико девушки просияло.

– Но откуда он мог знать, что мы приехали сюда? – спросила она после минутного размышления.

Однако королева не собиралась ничего объяснять ей.

«Хорошо, что он хотя бы жив». – Подумали обе.

Произошло давно ожидаемое: даже у Генриха лопнуло терпение. На этот раз король презрел законы Святой Церкви. «Перкин Ворбек нарушил мир в стране», – твердо завил он и потребовал, чтобы приор выдал самозванца. Все прекрасно знали, что Генрих никогда раньше не вмешивался в дела церкви, если только она не мешала ему, часто жертвовал большие суммы на церковь, делал подарки. На этот раз здравый смысл возобладал, и приор согласился выдать Перкина при условии, что ему сохранят жизнь. Если судить по тому, как он настаивал на своем условии, можно было понять, что в те короткие часы, которые он провел со своим незваным гостем, старый мудрый приор тоже поддался волшебству его чар.

Все были поражены, когда Генрих согласился на эти условия.

Было решено, что наглый самозванец будет посажен в колодки на целый день перед Вестминстер-Холлом и в Чипсайде, а потом будет осужден на пожизненное заключение.

– Помести его в камере, расположенной под комнатой графа Уорвика, – слышала Елизавета приказание ее мужа коменданту Тауэра.

Здесь он должен будет сидеть вечно, позабыв солнечный свет, пение птиц, ароматы весны. Ему даже не разрешали прогулок по крепостным стенам, что не воспрещали ее бедному кузену Уорвику.

Прошел трудный год, и Елизавета заставила себя меньше думать о Тауэре и его обитателях. Она все больше времени и денег тратила на увечных, больных и страждущих, и ее стали называть Елизаветой Доброй. Она старалась не критиковать дела мужа и думать только о своей семье и о хозяйстве. Теперь, когда ее свекровь не бывала при дворе, Елизавете приходилось решать различные проблемы самой. Хотя она никогда не стремилась к власти, что было так присуще Вудвиллям, ей было приятно, что она хорошо справляется с этими новыми для нее делами. Дети обожали ее, она была очень дружна со своими сестрами. Кэтрин Плантагенет теперь принадлежала к девонским Куртене и занималась их делами, младшая Бриджит уже стала послушницей. Анна вышла замуж за великолепного графа Суррея и часто навещала королеву. Когда умер богатый старый муж Сесиль, именно Елизавета помогала ей советами. Жизнь снова расцвела для Цецилии, ей не нужно было скрывать свою любовь к сэру Роберту Кайму, джентльмену из Линкольншира.

– Но король никогда не разрешит мне выйти за него замуж, – вздыхала она.

– Тому, о чем он не слышал, он помешать не сможет, – ответила ей Елизавета.

Сесиль с удивлением уставилась на свою любимую сестру.

– Ты хочешь сказать, что ты, чей девиз: «Почтительность и покорность!», серьезно советуешь нам пожениться, не спрашивая его позволения? Я правильно поняла тебя, Бесс?

– Только если вы готовы жить вдали от двора и его развлечений где-нибудь в сельской усадьбе. Подумай об этом, моя радость! Тебе нужно быть твердой, ты всегда была такой живой и так любила веселиться!

– Бесс, ради Роберта я буду жить где угодно!

– Тогда ты уже сделала выбор, – твердо заметила Елизавета.

– Если король разозлится, ты что-то сможешь сделать для нас?

– Я сделаю все, что в моих малых силах.

– Я, может, не должна просить тебя об этом, но ты не знаешь, что значит быть смолоду замужем за человеком, чье прикосновение подобно вкусу соленой рыбы в Великий пост! – объяснила ей молодая вдова лорда Уэллеса.

Елизавета взяла в обе руки прелестное молодое личико своей сестры и нежно поцеловала ее.

– Дорогая моя Сесиль, я тебя понимаю лучше, чем ты думаешь! – тихо промолвила она. – Я была наследницей трона и не могла выбирать. Но той, кому я желаю счастья, я хочу сказать: «Бери себе в мужья друга и любовника!»

Елизавета понимала, что ее старшие дети не могут выбирать себе спутника жизни по такому принципу, с этим ей пришлось смириться. Но Джеймс Шотландский был настоящим мужчиной, и он был щедр. Испанская невеста была прекрасно воспитанной девушкой. И Елизавета старалась хорошо подготовить Артура и Маргариту к будущей жизни. Они изучали иностранные языки, им шили наряды для будущей церемонии. Хотя испанский король до сих пор колебался.

– Но Генрих обязательно придумает, как убедить его, – говорила она своим друзьям, – Елизавета верила в мудрость мужа и его умение властвовать.

И вдруг однажды Лондон опять пришел в волнение: Перкин Ворбек, который уже побывал в колодках, опять пытался бежать.

– Но никто не может убежать из Тауэра! – воскликнула Елизавета, когда ей об этом рассказал ее родственник граф Суррей. Она разговаривала с Томасом Стеффордом, его сестрой и старым другом лордом Стенли. Она была так взволнована, что вскочила со стула, и все ее нитки рассыпались по полу.

– Никому это не удастся, мадам, – подтвердил Суррей.

– Но никто не был так близок к этому, как он. Они уже были у Байуорд Тауэр, почти на подъемном мосту, когда их схватили.

– Их?

– Кузен Вашего Величества, граф Уорвик, бежал с ним.

– Уорвик? – воскликнула Джейн Стеффорд. Она стояла на коленях, собирая рассыпанные нитки.

– Кажется, они разработали план, – объяснил им Томас Стеффорд.

Он слышал об этом, но сестра попросила его не обсуждать детали побега с королевой.

– Кузен Уорвик придумал план побега! – воскликнула королева. – Мой дорогой Том, вы же знаете, что он не смог бы организовать даже простую соколиную охоту, – запротестовала она.

– Значит, все придумал этот Перкин, – заметил лорд Стенли. С тех пор, как расправились с его братом, он не так рьяно занимался делами двора.

– Мне кажется, Уорвику настолько надоело долгие годы находиться под охраной, что он с интересом прислушался к Перкину. Мы все знаем, насколько он послушен. Он, наверное, сделал все, что посоветовал ему Перкин.

– Милорды, меня удивляет одно, – заметила Джейн. Она продолжала сидеть на корточках, и у нее на коленях лежали собранные с пола шелковые нитки. – Если Перкин был заперт в одной из этих ужасных камер, как они могли встретиться с Уорвиком?

– Обнаружили, что камера не была заперта, – ответил Суррей. – Он, видимо, мог подружиться с охраной. Ему нет равных в умении использовать людей!

– Но охрану подбирали специально. Стреинджвей, Бьюет, Эствуд и человек по имени Длинный Роджер. Я слышала, сам король одобрил этот выбор, – сказала Елизавета. Она понимала, что давала в руки важную подсказку.

– Они все себя хорошо проявили, когда служили королю.

– Может, они и в этот раз служили ему! – прямо заявил Стенли.

Елизавета повернулась к нему – ей тоже кое-что стало ясно.

– Вы хотите сказать, что на сей раз умного самозванца перехитрили? Что он сам стал наживкой?! – грозно потребовала она ответа.

– Ну что можно сказать… – попытался подвести итоги Суррей. Он, как всегда, постарался сгладить напряженность момента. – Теперь их задержали, и они ждут суда. И мы все знаем, чем для них кончится дело!

– Нет, нет! – вскричала Елизавета. – Не может быть, чтобы король сделал это! Вы знаете, как он милосерд. Он знает, как и все мы, что Уорвик не понимал, что делает.

– Но, тем не менее, простите меня, Ваше Величество, если суд над ним состоится, расчистится путь к испанскому браку, – ответил Стенли.

На этот раз Елизавета промолчала. Она вспомнила слова архиепископа Мортона, которые она как-то случайно услышала: «Пока Уорвик жив, не будет никакого испанского брака».

Она вздрогнула, как будто кто-то прошел по ее могиле. Значит, за брак ее сына придется заплатить кровью Плантагенетов! Значит, Генрих наконец использовал Перкина в своих целях.

Эдуарда, графа Уорвика, должны были казнить на Тауэр Хилле. Королева Елизавета пошла помолиться за его простую и нежную душу в комнату, отведенную для молитвы. Она оплакивала его безвременную смерть и то, как он бесполезно прожил свою жизнь. Она все время вспоминала Тайбери, где другой молодой человек, не желавший ему вреда, ждал своего конца, стоя на эшафоте. Во время молитвы Елизавета представляла, как он стоит на помосте в утреннем свете, – веселый и свободный, возвышаясь над глазеющей на него толпой. Наконец он признается, что он сын купца из Турне, и при этом дерзко улыбнется. Она словно слышала его голос, так спокойно звучавший тогда, в теплый полдень в огражденном стенами саду: «Я не смог ничего добиться, поэтому пусть королем станет ваш сын!»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Елизавета стояла на возвышении в Вестминстер-холле. Ее окружали пышность и богатство Тюдоров. Это был день свадьбы ее старшего сына и кульминация так тяжело доставшегося союза двух великих держав. Испанское великолепие, в котором доминировал черный цвет, соревновалось с более привычными яркими английскими красками. Всю предыдущую неделю массы посетителей приветствовали прекрасную арагонскую принцессу. Слуги сбились с ног, чтобы приготовиться к приему ее огромной свиты. В этот счастливый день громко звонили колокола. Люди на улицах бросали вверх шапки.

Они радостно приветствовали принца Уэльского и его бронзоволосую невесту. По акведукам вместо воды текло вино. Алтари сияли от золотых блюд. Лошади были чудесно украшены нарядными сбруями, развевались знамена с геральдикой. Никогда, с тех пор как Тюдоры воцарились в Англии, никто не видел такой роскоши и богатства. Красочная процессия по Лондону, венчание в соборе Святого Павла, состязания перед Вестминстер-холлом, различные представления и маскарады, а теперь главный прием и банкет – такие празднества трудно выдержать!

– Генрих, с вашего позволения, я пойду немного отдохнуть перед главной частью празднества.

– Кажется, мне тоже следует передохнуть. Король улыбался – он был в хорошем настроении.

– Вы правильно заметили, что всю неделю играть роль радушных хозяев и принимать такое количество народа трудно, особенно когда уже не так молод!

– Но все прошло прекрасно, мадам! – запротестовал их младший сын Хэри. Он проводил ее в тихую галерею и предложил кресло. – Я прошу вас отсутствовать не слишком долго. – Королева поражалась его кипучей энергии, она погладила его по раскрасневшейся щеке. – Я не могу себе этого позволить – кругом так много того, что нужно посмотреть, услышать, сделать! Мне бы хотелось, чтобы Артур женился каждый день! И еще мне бы хотелось принять участие в состязании вместе с дядюшкой Куртене, Томасом Стеффордом и всеми остальными.

– Когда-нибудь ты сможешь показать себя – и, возможно, даже лучше, чем они, – сказала она, с гордостью глядя на его высокую фигуру с прекрасно развитыми мышцами.

– И тогда на моем шлеме будут цвета твои, а не какой-то глупой девчонки, как сейчас, – пообещал он, подставляя стульчик ей под ноги и садясь на него верхом, как на коня. – Скажи мне, дорогая моя, я все сделал правильно, когда провожал мою новую родственницу в собор Святого Павла?

– Прекрасно, что король поручил это вам! – напомнила ему Елизавета о высокой чести. Когда она наблюдала за процессией, сердце ее пело от гордости за него. Но ей не хотелось питать его неуемное честолюбие.

– Екатерина оказывается вполне земной девушкой, как только удается отбросить в сторону строгий этикет, которым окружили ее все эти священники и дуэньи, – продолжал он свой рассказ, даже не обращая внимания, – слушает ли его мать. – У нее такие восхитительные наряды. Эта широкополая испанская шляпа, которая была на ней, когда она ехала рядом со мной на андалузском муле! И длинная кружевная накидка, которую они называют мантильей! Она в ней была в церкви. Мадам, вы обратили внимание на дам в ее окружении? Рядом с каждой из них были красавицы нашего двора. Так интересно все было задумано! Только наш глупец гофмейстер забыл, что в Испании дамы сидят в седле, повернувшись в другую сторону, поэтому бедным дамам пришлось ехать спина к спине – как будто они только что поругались!

– Хэри, не следует непочтительно отзываться о милорде гофмейстере! – напомнила Елизавета сыну, но юноша видел, что мать улыбнулась.

– Даже девушка из Арагона смеялась, – хихикнул он. Он сразу вскочил, когда в зале начался новый тур веселья. – Вскоре начнутся танцы. Вы знаете, Артур так боится сделать ошибку, когда станет танцевать медленный испанский танец со сложными движениями, что решил избрать партнершей леди Гилдфорд. Он с ней будет танцевать английские танцы? Он так старается не совершать ошибок! Вы знаете, мадам, каким бы клоуном я ни был, я бы все равно танцевал с моей невестой, а не с гувернанткой моей сестры, да еще с такой немолодой!

– Но Артур более скромнее вас. Он всегда смотрит вперед, как отец, и старается избежать ошибок.

Второй сын Тюдоров ограничился озорной и смелой гримаской. Он научился этому у одного из своих грумов.

– Тогда хорошо, что он, а не я стал королем! – спокойно заметил он. Он был высоким, живым и здоровым юношей. В нем теперь уже не было ни таких тонких черт, ни чувствительности, присущей ее любимому Дикону – все это проявлялось у него лишь в раннем детстве. Его не очень волновало, что она устала, а ее младший брат обязательно обратил бы на это внимание. Но Хэри был ее сыном! В его жизни еще не появилась любовь, и мать была центром его мира. Ему была необходима сладость ее одобрения, как молодой розе требуется свежая роса.

– Я буду танцевать с Маргаритой после того, как закончится танец Екатерины и Артура и их партнеров, – сказал он. – Мадам, вы обещайте прийти к этому времени и посмотреть, как у меня получается?

– Я приду посмотреть на Маргариту. Она танцует прелестно, – сказала Елизавета. Нельзя, чтобы мальчик чувствовал себя пупом земли. Но на ее лице играла улыбка, когда она говорила об этом.

Она ни за что не пропустит танцы, которые будут танцевать ее дети, но сейчас ей необходимо немного отдохнуть.

– Может, приказать слугам, чтобы они принесли вам немного вина? – предложил он, вытянув шею, чтобы видеть, что происходит внизу.

– Пожалуйста, Хэри, – согласилась она.

– Вам следует возвратиться на праздник, не стоит больше оставаться здесь со мной. Вы обязательно пропустите что-нибудь интересное.

Когда он ушел, Елизавета откинулась на подушку, которую он принес для нее, и закрыла глаза. Сегодня она не один час слушала возбужденные речи людей, обращавшихся к ней через переводчиков. Ей нужно было умно отвечать им, не путать их сложные титулы и звания, не допустить ни малейшего нарушения трудных правил дворцового этикета. И все это время ее волновало, что подумает молодая, с великолепными манерами невестка о членах ее семьи, которые привыкли вести себя менее церемонно!

Елизавета отпила принесенного ей вина и попыталась немного расслабиться. Со своего места она видела великолепно одетых гостей. Они прохаживались взад и вперед по центральному залу. Горел камин, и языки пламени вздымались вверх, освещая высокий потолок самого красивого зала. Весь дворец звенел от смеха и веселья, был полон света, движения, музыки. Но здесь было довольно тихо и спокойно.

Она ругала себя за то, что ей понадобился отдых, но в последнее время она все чаще сильно уставала. Лето было жарким и душным. В Лондоне снова разразилась чума. Она была довольна, что Генрих привез ее морем в их город Кале. Она понимала, что он не тот человек, который из страха за себя удерет из города, когда в нем бушует чума, и Елизавета была ему благодарна за внимание. Но, как всегда, получилось, что его доброта была частью его планов. Кале оказался тем городом, откуда он мог прощупать возможность стоящего на очереди выгодного брака их младшей дочери Мэри.

Елизавета понимала, что Генрих ведет себя как мудрый, заботливый отец, но для нее самой Мэри все еще оставалась очаровательной крошкой, прелестным клубком детских капризов и ласк, чудесной хохотушкой. Кроме того, ей было неприятно, что ее муж такой скрытный! Почему он ей ничего не сказал до того, как они уехали из Англии? Ему следовало прежде всего обсудить это дело с ней, а не проводить секретные совещания за закрытыми дверями с архиепископом Мортоном. Но Елизавета была довольна, что не стала ему противоречить, – планы короля всегда приносили желаемые плоды. И она была ему благодарна за то, что ей удалось переменить обстановку и немного отдохнуть, хотя в глубине души не желала в этом признаваться.

Как только они вернулись в Лондон, она полностью погрузилась в хлопоты, связанные с ожидавшимся прибытием молоденькой невестки. «Бедная Екатерина Арагонская! Ей пришлось расстаться с обожающими ее родителями! – думала Елизавета. – Она покинула тепло и яркие краски Гренады и должна была переправиться через коварный пролив, потом ехать из Плимута по отвратительным дорогам под нудным холодным ноябрьским дождем…» К счастью, сам король поехал ей навстречу. Елизавета была уверена, что его манеры и обходительность смогли несколько облегчить муки бедной девочки!

Она все еще думала о том, как хорошо он выглядит, когда все идет по его плану, и вдруг увидела его рядом с собой.

– Вы тоже устали? – спросила она и налила ему вина. – Вам пришлось ехать в Плимут, наверное, это было тяжелое путешествие!

– Иногда мне кажется, что я всегда чувствую себя усталым, – вздохнул ее муж.

– Но дело стоило того!

Король взял вино из рук Елизаветы, но смотрел не на нее, а на огромный зал внизу. Да, он чувствовал себя усталым. Но его план осуществился!

– Я только что слышал, как де Пуэбла говорил французскому послу, что Англия не была такой стабильной страной в течение пятисот лет, – сказал он.

Елизавета встала рядом с ним.

– Это будет долгой памятью о вас, даже более прочной, чем ваша великолепная церковь, – мягко заметила она.

Он был так доволен, что пожал ее руку. Среди многих даров, которыми Господь Бог наградил его, оказался дар превращения женщины из рода Йорков в преданную и понимающую жену Тюдора.

– Бывали времена, когда я думал, что это никогда не случится! – признался Генрих. Он кивком показал на важных гостей, собравшихся в великолепном зале. – Теперь нам не грозят никакие самозванцы! Фердинанд с Изабеллой и все остальные понимают, что не осталось лучшей крови Плантагенета, чем та, что течет в жилах моих детей. Мы твердо стоим на ногах, и нам, Тюдорам, никто не грозит!

Елизавета разделяла его чувство облегчения, но не стала отвечать ему. Потому что, даже будучи ему благодарной, она понимала, какую цену пришлось заплатить за все.

– Мне нравится наша невестка, – заметила она. Она видела, как девушка играла свою роль с трогательным достоинством юности. – Мне очень нравится, что она смотрит людям прямо в глаза. Она не очень красива, но ее хорошо готовили к тому, чтобы стать королевой. Мне кажется, она добра!

– Нам следует надеяться, что она сможет рожать детей, – коротко заметил Генрих.

– Они еще так молоды! – ответила Елизавета. Генрих спокойно посмотрел на молодую пару

сквозь стекло своего бокала.

– Моей матери исполнилось только пятнадцать, когда она родила меня, – напомнил он Елизавете.

– Так было в ее время, – ответила Елизавета. – Она была так влюблена в вашего отца! Мне не кажется, что Екатерину сильно волнует Артур.

– Какое это имеет значение!

– Мне кажется, очень большое! Мне, правда, еще кажется, что Артур не понимает этого. Иногда я думаю, что его голова забита латинскими глаголами и мечтами о будущем. Вы знаете, Генрих, я так беспокоюсь о нем. Он такой бледный!

– Слишком длинный и трудный день для пятнадцатилетнего парня!

– Но ведь Екатерина так хорошо все выдержала! Хотя она всего лишь на год старше его, она кажется такой взрослой. Наверное, потому, что она росла в другом климате. Посмотрите, Генрих, Артур все время проводит рукой по лицу!

– Эту привычку он перенял у меня.

– Он сильно кашляет. Он рассказал мне, что промок, когда ждал, пока хлопотливые дуэньи его невесты решали, должны ли молодые видеть друг друга до свадьбы! Как будто мы живем в гареме, как женщины сарацинов!

– Елизавета, вы слишком волнуетесь о его здоровье. Вы всегда волновались о нем сильнее, чем о других детях, потому что он родился раньше времени, – заметил Генрих, ставя свой бокал на столик. – Мне пора сказать несколько слов испанским гостям. После танцев нам нужно будет проводить жениха и невесту в спальню.

Елизавета взяла его за руку.

– Но они так молоды! – повторила она. – Разве вы не позволите им…

– Ну, ну, мне нужны наследники, – засмеялся он. – Внук, чтобы закрепить наш союз.

– Артур так тянется вверх. Врачи сказали мне, что у него ни на что больше не остается сил. Разве не лучше будет, если они подождут еще год?

– Хорошо, я поговорю с врачами об этом, – согласился Генрих. Он понимал, как она волнуется, но не мог поверить, что такая мелочь, как здоровье юноши, может помешать исполнению его планов. – Но по протоколу они должны вместе лечь в постель сегодня! Если не сделать этого, Испании будет нанесено оскорбление.

«Испания! Испания! – подумала Елизавета. Она видела, как он вернулся в зал и начал разговор с группой важных прелатов. – Почему наши жизни должны быть постоянно связаны с делами в Испании?! Генрих просто помешался на этой стране! Но, может быть, когда-нибудь эта страна станет такой великой, что последующие Тюдоры должны будут прилагать все силы и хитрость, чтобы как-то обуздать ее?»

Генрих выглядел довольным. Он прекрасно мог вести себя на публике – мудрый, воспитанный, с чувством собственного достоинства. Кажется, он сейчас достиг вершины своей власти. То, с каким почтением относились к нему иностранные послы, показывало, что его имя за границей пользуется уважением. Он сидел среди гостей – любезный хозяин и мудрый политик, ему было чем гордиться: не так много королей достигли того, к чему готовили их происхождение и предназначение. Генрих ослабил баронов, и они больше не смогут превращать Англию в поле битвы. Народ процветал и был доволен. Наполнились прежде пустые сундуки, и, самое главное, было восстановлено наследование престола. Елизавета прекрасно понимала, что значил для Генриха тот факт, что его старший сын был Принцем Уэльским не только по имени. После получения образования в этой прекрасной стране он должен был ехать Уэльс со своей молодой богатой женой, чтобы основать свой двор там, где раньше правили великий Пендрегон и его последователи, и править там.

Елизавета также понимала, что, несмотря на пышность двора Плантагенетов, у них никогда не было таких богатств. Ей было стыдно вспоминать, что раньше она и ее сестры потихоньку смеялись над тем, как довольный Генрих потирал руки, подобно удачливому лавочнику, – теперь и ей было ясно, что его деловитость помогла привести страну к процветанию.

Елизавета услышала, как музыканты заиграли мелодию французского танца. Она хлопком подозвала своих дам, и все они пошли смотреть на танцы. Ее порадовало, что Артур не стал брать себе в партнерши леди Гилдфорд и сорвал аплодисменты, станцевав менуэт с Сесиль. А его невеста танцевала медленный танец не с партнером, а с двумя дамами. Но кульминацией стал тот момент, когда Маргарита и Хэри весело исполнили живой английский народный танец. В исполнении Хэри было столько молодого задора и темперамента, он так скакал и прыгал! Пот выступил на его высоком лбу, – и тогда, не обращая внимания на формальности, он прервал танец, сбросил новый бархатный камзол, от чего все пришли в полный восторг, и снова протанцевал весь танец, вкладывая в него всю свою энергию и получая от этого огромное удовольствие.

Елизавета хохотала вместе с остальной публикой. Генрих с отцовской гордостью смотрел на красивую пару.

После прекрасного представления выпустили живых голубей в честь невесты, и ее и Артура отвели в дом лондонского епископа. Потом невеста была возвращена заботам своих придворных дам до возвращения гостей в Испанию и до тех пор, пока она с мужем не отправится в Уэльс. Елизавета подумала, что ее беспокойство возымело действие в глазах мужа.

После отъезда молодых Елизавета немного скучала в своем замке в Ричмонде. Но ее старшая дочь Маргарита теперь была весьма ласкова с матерью, она не отходила от нее – приближалось время, когда ей тоже было нудно ехать к своему мужу. Как только наступит лето и подсохнут дороги, Маргарита Тюдор должна будет с сопровождением отправиться на север, чтобы стать настоящей женой Джеймса Стюарта и королевой Шотландии.