Текст книги "Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров"

Автор книги: Маргарет Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Он не заметил, как она напряглась, и резко повернулся к ней.

– Елизавета, разве никто из вас не знает, где они похоронены?

– Как мы могли это знать? Мы только знаем, что это случилось здесь! – ответила она, стараясь не смотреть на мрачный Тауэр, пока их ладья проплывала мимо него. – Наверное, об этом знал священник из Тауэра. Но он был стар, и болен, и умер прежде, чем мы покинули аббатство. У Ричарда был сквайр по имени Джон Грин. Он передавал послания сэру Роберту Брекенбери. Я пыталась поговорить с ним, но Ричард отослал его на остров Уайт. Сам бедный Брекенбери, как вы знаете, был убит при Босуорте.

– Мне необходимо добраться до сути дела, если даже на это уйдет половина моей жизни! – поклялся Генрих.

– Но в этом случае я никогда не смогу забыть об этом, – упрекнула его Елизавета.

Он не стал спорить, чтобы не волновать жену, – вскоре она должна была рожать.

Ее положение во время родов и после них было окутано печалью: мать умерла в Вермондси, и ее ребенок – она назвала девочку в честь матери – тоже прожил недолго. На этот раз с ней не было свекрови, и когда она позже приехала, чтобы навестить

Елизавету, казалось, что обычное спокойствие покинуло даже эту мудрую женщину.

– Король просил поговорить с вами, дитя мое, но мне так неприятно выполнять его просьбу, – начала она, когда наконец, они остались одни. – Елизавета, вы уверены, что уже достаточно окрепли? Вы такая бледная.

– Со мной все в порядке, – заверила ее Елизавета со слабой улыбкой. – Разумеется, мне грустно и плохо. Меня снова начала мучить эта проклятая малярия. Здесь часто идут дожди, а после них бывает очень влажно.

– Тогда я поговорю с вами в другой раз, – сказала Маргарита. Казалось, что она перевела дух и собралась уходить.

Но Елизавета сильно соскучилась по своей умной свекрови. Она протянула к ней руку.

– Нет, не уходите и расскажите мне все, – попросила она. Елизавета думала, что речь пойдет о новой причуде мужа, который просто помешался на экономии.

– Что, Генрих снова хочет уменьшить мое содержание? Или, может, на ливреях слуг должны быть вышиты драконы и розы? Что бы это ни было, неужели все так ужасно, что в даже не можете остаться с нами?

Елизавета удивилась, не увидев улыбки на красивом лице Маргариты.

– Все настолько плохо, что я не знаю, как начать, – серьезно сказала она. – Вам, дорогая моя дочь, придется вынести все это.

Елизавета резко села на кушетке.

– Мне? Значит, новости касаются только меня? – пробормотала она.

– Это касается вас и ваших сестер. Генрих провел тщательное расследование гибели ваших братьев. Ему пришлось сделать это, Елизавета, чтобы нейтрализовать слухи о том, что ваш младший брат жив.

– Да, да. Я все понимаю. И что же он обнаружил?

– Правда, что их убили… И произошло это очень быстро.

Елизавета обхватила руками свои бледные, бескровные щеки. До этого момента она даже не подозревала, насколько сильно укоренилась надежда в тайниках ее души. Она сама не понимала, как позволяла себе надеяться на какое-то чудо! Елизавета почувствовала, как умерла надежда, и вместе с ней умерла часть ее самой, как умерло недавно ее новорожденное дитя.

– Бог столь милосерден, что позволил умереть моей матери, и она не узнала новых подробностей. Она, конечно, была умнее меня. Она никогда не верила, что… – Елизавета замолчала.

– Бедная моя крошка, это же новая боль, – успокаивала ее Маргарита. Она не понимала, как надежда может устоять перед фактами и здравым смыслом. – Он выяснил некоторые подробности. Ты все равно услышишь о них рано или поздно. Я не хочу, чтобы ты узнала о них от кого-нибудь, кто не станет беспокоиться о твоих чувствах.

– Расскажите мне все, – попросила Елизавета. Она подложила себе под спину подушки и крепко сжала руки. – Я обещаю, что не стану плакать… и не упаду в обморок.

– Бог поможет тебе все пережить снова, – сказала графиня. – Генрих сам пошел в Тауэр и проверил книги с записями о выплате жалованья. Ты же знаешь, какой он осторожный и пунктуальный. Там когда-то получал деньги человек, который ухаживал за мальчиками. Его звали Слотер.

– Да, я помню. Все называли его Черный Слотер. Именно от его подружки мы и услышали о смерти братьев, – сказала Елизавета. Она вспомнила тот ужасный миг в кухне аббатства, когда она ударила какого-то деревенского дурачка: он посмел сказать, что Нед и Дикон убиты! – Я всегда считала, что он хорошо относился к мальчикам.

– Может, что так и было! Я не думаю, что он приложил руку к их убийству. Но мы не смогли найти его. Его, видимо, убили во время сражения. Выяснилось, что, пока он присматривал за мальчиками, кто-то привез послание для сэра Роберта Брекенбери.

– Это был сквайр Ричарда – Джон Грин, – подсказала Елизавета. Она уже устала от этого вступления.

– Правильно, его звали именно так. Ричард хотел, чтобы Брекенбери сделал что-то для него, тот отказался и предложил, что отдаст ключи от Тауэра в ту ночь.

– Это не очень похоже на правду.

– И тогда Ричард прислал Джеймса Тайррелла.

– Он все еще жив, – сказала Елизавета. Она взволнованно наклонилась вперед. – Я всегда хотела, чтобы Генрих допросил его.

– Ну что ж, он это сделал. Генрих предложил ему деньги и обещал простить его преступление. И этот жалкий человек признался.

– Он сделал это?

– Он сказал, что не видел, как все происходило в комнате. Будто он стоял внизу, у лестницы, и послал своего слугу Дайтона наверх вместе с каким-то разбойником, наемным убийцей по имени Форест. Того уже нет в живых.

Елизавета дрожащей рукой отмахнулась от кровавых деталей. После стольких лет имена убийц казались ей не самым важным доказательством.

– Как они это сделали? – спросила она. Ее голос стал низким и хриплым.

– Нужно ли тебе знать об этом? – осведомилась Маргарита. Она с сочувствием смотрела на Елизавету.

– Да, да. Если они страдали, я смогу пережить известие об этом.

– Этот Джон Дайтон сказал, что они закутали мальчиков в покрывала и задушили. Он сказал, что молодой король спал, но младший брат окликнул его, чтобы предупредить об опасности.

– Вы уверены, что ему не удалось скрыться?

– Как он мог это сделать? Там было двое сильных мужчин, и еще один ждал внизу.

Елизавета так сильно любила Дикона, что надежда умирала с трудом!

– Может, они решили, что он умер, и оставили его там, а он потом отполз куда-нибудь подальше? Может, кто-то из них пожалел его?

– Эти мясники снесли тела вниз, чтобы показать их Тайрреллу.

– Но так говорит только Дайтон.

– И Тайррелл.

– Он хозяин, а тот его слуга. Они будут рассказывать одно и то же!

В спальне королевы долгое время царила тишина. Она была такой же грустной, как и гибель новой жизни, которая так недавно была произведена здесь на свет Божий. Мерзость давнего кровавого преступления, казалось, притушила свет солнца.

– Куда же дели их бедные тела? – шепотом спросила Елизавета. У нее совершенно не оставалось сил.

– Кажется, оба убийцы были очень испуганы и сразу же похоронили их внизу лестницы, как и приказал Тайррелл. Но Тайррелл добавил, что когда король Ричард узнал об этом, ему это не понравилось. Он сказал, что оба мальчика принадлежали к ветви Йорков, они – дети его умершего брата и их следует похоронить в освященной земле и отслужить по ним церковную службу. Но он же сам приказал их убить! Я не могу понять его страшную и противоречивую натуру.

– Ричард был именно таким. В нем как будто уживались два разных человека: – одного из них вы могли ненавидеть, а другого начинали почти любить. И могу поверить, что сначала он приказал их убить, а потом начал беспокоиться о том, что души его жертв не найдут себе покоя. Он так гордился своей семьей…

– Тогда все похоже на правду. Вы же знали его лучше меня. – Маргарита вздохнула и встала. – Поговаривали, что следующей ночью видели старенького священника и человека, который был закутан до самых глаз. Они пробрались к этому месту и вырыли трупы. Тот священник уже умер.

– Значит, это расследование не принесло никаких результатов? У Генриха нет даже их бедных косточек, чтобы подкрепить свои доказательства?

– Но все убеждены, что герцог Йоркский мертв! Елизавета закрыла глаза и откинулась на подушки.

– Наверное, об этом болтают в любой таверне Лондона?

– Я бы сказала, в каждой таверне Англии, – заметила Маргарита. – Везде проклинают имя вашего дяди Ричарда.

Генрих вскоре присоединился к ним. Елизавета уже успела несколько оправиться от потрясения, вызванного заново пережитой трагедией.

– Мне очень жаль, Елизавета, что вам пришлось снова все пережить, – сказал он.

– Но это помогло нам развеять опасные слухи, которые могли так нашей династии. Ради будущего детей и их безопасности я смогла пережить это, – успокоила его Елизавета.

– Я бы не стал говорить об их безопасности, – осторожно заметил муж. – Я не могу рассчитывать, что иностранные королевские семьи захотят принять их в свои объятия, пока фальшивые претенденты раскачивают основание моего трона! Но теперь мы снова можем пригласить к нам испанского посла.

– Похоже, вы всем довольны, – ровным голосом заметила Елизавета. – Но кто же такой этот молодой человек из Фландрии?

– Какое это имеет значение? – пожал плечами Генрих.

– Наверное, вы правы, – согласилась Елизавета.

– А что Джеймс Тайррелл – получит что-то на этом острове Уайт?

– Потерпите, дитя мое, – посоветовала ей Маргарита, легко касаясь ее руки.

Генрих с неудовольствием посмотрел на жену.

– Тайррелл еще получит по заслугам, – пообещал он, собирая свои бесконечные бумаги. – Он послужил моим целям. Попозже вы увидите – я сам займусь им.

На этот раз Генрих был излишне оптимистичен. Вера, основанная на страстном желании, умирает весьма трудно. Слишком много англичан хотели бы иметь королем сына Эдуарда IV. Архиепископ Мортон в качестве министра финансов оказался слишком умным вымогателем. Генрих всячески развивал торговлю с Фландрией, и от этого сильно пострадали купцы и торговцы Лондона. Они были настолько возмущены, что разгромили богатые пристани Стил-хауса, где иностранцы из ганзейских городов пожинали богатые плоды торговли, которых были лишены купцы Лондона. Король Тюдор был весьма практичным человеком, но у него отсутствовала связь с простыми людьми, – та самая связь, с помощью которой более слабые короли пользовались любовью народа. Поэтому, несмотря на все признания прямых участников преступления, которые добывались с таким трудом, и несмотря на кровавые подробности, которые тоже подтверждались, интерес и сочувствие к очередному самозванцу возрастали.

Слухи все время висели, как грозовое облако, над жизнями Тюдоров. Сначала они над ними подшучивали. Но по мере того, как проходили годы и в слухи верили или же делали вид, что верят, чтобы добиться своих корыстных целей, все больше и больше людей, – королевской семье становилось жить все сложнее. Они даже сами начали в чем-то сомневаться. Из-за этих слухов Генрих и Елизавета даже стали ближе друг к другу, так как слухи волновали обоих. Но слухи действовали на них по-разному. Генрих, чьи притязания на трон были весьма сомнительными, страдал от обиды и страха. А Елизавета, хотя она и волновалась за свою семью, никогда не отказывалась от смутной надежды. Она так старалась убедить себя в напрасном ожидании. Ведь она прекрасно понимала, что надеяться не на что, но…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Королеве не хватало денег, чтобы купить себе серебряные пряжки на туфли. Но у короля всегда находились деньги, чтобы оплачивать многочисленных шпионов. Когда он понял, что даже признания убийц не смогут заглушить слухи, что один из принцев остался в живых, он достал из своих тщательно охранявшихся сундуков золото и послал шпионов, чтобы те прочесали города Западной Европы и постарались проникнуть к вдовствующей герцогине Бургундской. Шпионы отсутствовали долго. Когда они вернулись и начали составлять мозаику из кусочков полученных сведений, стала складываться странная картина. Они наконец узнали имя таинственного молодого человека, которого все называли «герцогом Йоркским». Его также иногда звали, к возмущению Генриха, Ричардом Четвертым, королем Англии. Имя было весьма простым и неромантичным – Перкин Ворбек.

– Но может, его звали Осбек? – сомневались шпионы.

Они ни в чем не были уверены. Но все в один голос твердили, что он живет в процветающем городе Турне.

– Но почему тогда, – заметила Елизавета, которую призвали в покои короля, чтобы она тоже послушала сообщения, – почему он говорит на таком правильном английском?

– Жан де Ворбек, его отец, будучи свободным гражданином города, послал его в торговые дома Антверпена и Миддлбурга, где он постоянно сталкивался с английскими купцами, – ответила ей одна из ищеек Генриха.

– У нас есть доказательства, что он провел здесь время от Рождества до Пасхи.

– Не так уж много времени, чтобы прекрасно выучить язык, – скептически заметил сэр Вильям Стенли.

– Чтобы улучшить знание языка, сэр, его послали в Португалию в семью сэра Эдуарда Брэмптона, и он там оставался достаточно долго, – объяснили ему люди Генриха.

– Но это же все равно не Англия, – заметила Елизавета. Она вспомнила, как долго ее муж говорил с легким французским акцентом, несмотря на то, что родился в Англии.

– Вполне возможно, Ваше Величество, что этот молодой человек был действительно рожден в Англии, когда его родители жили здесь, – объяснил ей архиепископ Мортон. Он умел так прекрасно собирать воедино всю, часто противоречивую, информацию.

– Жан де Ворбек, как нам кажется, был крещеным евреем. И даже существует предположение, что ваш отец стал крестным отцом молодого человека, чтобы лучше развивалась торговля с Фландрией или еще по каким-либо другим причинам.

– Его родители умерли? – спросил лорд Стенли.

– Считают, что его мать Кэтрин де Фаро все еще жива.

– А что эта Кэтрин де Фаро, она очень красива? – спросил Джаспер со странной усмешкой. Он присутствовал при разговоре, сидя в кресле, – к которому его приковала болезнь.

– Об этом у нас нет сведений, милорд, – спокойно ответили ему информаторы. Казалось, их удивил его странный вопрос.

– Но возможно, если судить по тому, что молодой человек сам весьма привлекателен…

– Мой дорогой дядюшка, вы будто намекаете, что этот молодой человек не просто крестник моего отца? – резко поинтересовалась Елизавета.

– Мне кажется, что ваша нелепая идея будет разбита в пух и прах тем, что Его Величество никогда не назвал бы мальчика Питером или каким-то иным сокращением от этого имени типа Перкин…

– Вы не считаете, что нам следует узнать, каким образом этот Перкин оказался в Ирландии? – спросил лорд Стенли. Он был весьма земным человеком.

Архиепископ Мортон пролистал огромную кипу бумаг.

– Он приехал туда, чтобы путешествовать, вероятно, также из погони за приключениями. Кроме того, он помогал купцу из Бретани по имени Прежент Мено, который торгует бархатом и другими дорогими тканями, – ответил он.

– Возможно, он одевался в эти дорогие ткани и тем самым покорил ирландцев своей элегантностью. Они решили, что он весьма важная персона, – предположил Стенли и громко рассмеялся.

– Хорошо, обязательно запишите это предположение, – приказал король. Он внимательно слушал все рассуждения. Его писцы зашуршали своими пергаментами. Архиепископ, стоявший рядом с ним, наклонился и посмотрел на короля.

– Сэр, это весьма интересная история, и нам следует опубликовать ее, – предложил он. Его живые темные глаза блестели от возбуждения.

– Наверное, народу будет занимательно узнать ее, – согласился Генрих. Он напомнил себе, что ему следует написать Его Святейшеству в Рим насчет кардинальской мантии для своего самого способного архиепископа.

– Ну что, милорды, нам следует покончить с этим призраком, чтобы наша королева смогла снова обрести покой, – добавил он своим высоким и несколько пронзительным голосом. Он встал, и ему накинули на плечи плащ.

– Я уже написал эрцгерцогу, сообщил ему о том, что мы узнали, и попросил его выгнать самозванца из Фландрии. Давайте оставим наших писцов, чтобы они подготовили сообщение для печатного станка, а мы перейдем в палату Совета. Прибыли свежие вести от их величеств из Испании. Мы должны обсудить важные вопросы брака нашего возлюбленного сына, принца Уэльского, с принцессой Екатериной Арагонской.

Он торжественно подал Елизавете руку и проводил ее из комнаты. Она увидела, как он ожил и даже походка его стала прежней – уверенной и какой-то пружинящей.

– Вы видите, что все повернулось так, как я вам об этом говорил. Всего лишь еще один глупый самозванец – сын очередного торговца, – насмешливо заметил он, когда они расстались.

Елизавета согласилась со здравым смыслом, который содержался в его словах, но ей от этого не стало легче. Когда она вместе со своими дамами шла по галерее к саду, она вдруг почувствовала, что из ее жизни что-то ушло. Как будто та безумная надежда, которая все еще теплилась у нее в душе, исчезла навсегда. Увидев сэра Вильяма Стенли и сэра Роберта Клиффорда, которые стояли в арке, она спросила:

– Что вы, джентльмены, думаете по этому поводу?

У них в руках были документы с королевской печатью, они были так заняты разговором и так внезапно замолчали при ее приближении, что Елизавета была уверена: они продолжали обсуждать Перкина Ворбека.

– Несмотря на свою уверенность, король правильно сделал, издав приказ, чтобы мы со своими людьми были готовы выступить в случае необходимости, – ответил ей сэр Вильям.

Он сообщил ей факты, но, собственно, на вопрос не ответил.

– А что думаете вы, сэр Роберт? – продолжала настаивать Елизавета, стараясь говорить спокойным тоном. – Вы же первый почти поверили самозванцу и находились некоторое время в его окружении.

Положение Роберта Клиффорда было весьма сложным: в это время он был в фаворе у короля, и ему нелегко было ответить на прямые вопросы королевы.

– Мне кажется, сведения, которые мы все выслушали со вниманием, верны, – осторожно ответил он. – Но мне также кажется, что тем, кто стоит за спиной этого молодого человека, сильно повезло, что они смогли отыскать мужчину, который так похож на членов вашей семьи.

Хотя это высказывание было именно таким, которое ожидает услышать королева, она гордо вздернула подбородок и потрогала ладанку, висевшую у нее на шее под платьем.

– Мне кажется, вы не правы! Как вы можете находить черты моего отца в сыне лавочника?

Сэр Вильям постарался смягчить неловкое высказывание Клиффорда – не зря он столько времени жил при дворе.

– Если бы кто-нибудь из нас действительно верил, что этот Перкин Ворбек брат Вашего Величества! – заявил он, похлопывая по бумагам ладонью. – И в то же время Ваше Величество должны быть уверены, что я никогда не подниму на него свой меч.

Елизавета покинула их с ощущением, что Клиффорд, порядочный и преданный им человек, не был уверен ни в чем и весьма озабочен происходившим. Ей было необходимо повидать свою тетку Маргариту Бургундскую, чтобы понять, что в ней сильнее – ненависть к Ланкастерам и вера в то, что этот Перкин действительно ее племянник. Елизавета хорошо относилась к тете Маргарите с детства и все годы с симпатией вспоминала ее.

Прошло лет десять с тех пор, как Маргарита Плантагенет видела Дикона в Англии, – когда ему было всего лишь восемь лет. По прошествии десяти лет, когда видишь взрослого мужчину, как можно быть уверенной, что это тот самый мальчуган? Могла ли быть в чем-то уверена она сама – Елизавета, а ведь она видела его несколько позже Маргариты Бургундской. Но она знала, что при виде его сердце подскажет ей настоящую правду. Кроме того, подлинный Дикон мог вспомнить такие мелочи, смешные и глупые события, о которых мог знать только настоящий Плантагенет. Но она не должна думать об этом. Почему она застыла здесь со слезами на глазах? Почему она постоянно вспоминает, каким милым был ее младший братик, как прелестно он улыбался? Дикон умер. Его задушили, бедного мальчика. И это был Дайтон или Форест – с их грубыми мускулистыми лапами.

В ту ночь ей снились Дикон и Нед, которые звали ее на помощь.

Просто сумасшествие, что она надеется снова увидеть Дикона в этой жизни! Конечно, Маргарита Бургундская, во что бы она на самом деле ни верила, действовала, как сестра умершего короля, Эдуарда Четвертого, обожавшая его. Она, кроме того, была ярой приверженицей Йорков. Только прошлым вечером Елизавета слышала, как ее муж диктовал письмо молодому эрцгерцогу Филиппу и жаловался, что ее бесконечная злоба имеет под собой почву. Казалось, Генрих не мог избавиться от убеждения, что во всем виновата Маргарита Бургундская, и она также виновата в том, что Ламберт Симнел утверждал, что он Уорвик.

«Она сама уже не может рожать, но произвела на свет взрослого самозванца, – диктовал он. – Разве она не должна быть благодарной всемилостивому Богу, что ее племянница Елизавета занимает такое почетное положение и ее дети унаследуют английский престол?»

Как всегда, Генрих четко обосновал все положения своего послания. Он был весьма сдержан и предпочитал заканчивать послание не угрозами, а просьбой. Хотя он вполне мог прибегнуть и к угрозам.

«Король Франции Карл выгнал самозванца, я молю Вас сделать то же самое», – в заключение написал он.

Хотя пятнадцатилетний эрцгерцог, по совету своего отца императора, написал, что, к сожалению, у него нет власти изгнать вдовствующую герцогиню и ее гостей со своей территории, Елизавета прекрасно понимала, что ее муж вскоре найдет средства, чтобы принудить его к этому шагу.

«И куда же пойдет бедный «парень из Турне?» – спрашивала она себя. И сразу же начинала жалеть, что подобные мысли приходят ей в голову.

Вскоре о существовании нового претендента на престол узнали все.

– Он высадился в Англии! – кричали люди. Некоторые из них настолько увлеклись, что орали во всю глотку: – Герцог Ричард вернулся домой!

Весь Лондон был в возбуждении! И двор тоже гудел от разных слухов. Потом по лондонскому мосту прогремели копыта лошадей новых гонцов, привезших свежие, более точные известия. Все стало глупой шуткой, что добавило уважения к Генриху, а Елизавета тайно сгорала от стыда. Оказалось, хотя небольшой флот Перкина, собранный с помощью денег доброжелателей за границей, несколько часов действительно стоял неподалеку от берегов Кента, и многие последователи Иорков молились за него и желали удачи, однако сам он не ступил на землю Англии. Он послал на берег для разведки небольшую группу людей, которые побывали в какой-то маленькой рыбацкой деревушке. Жители Кента, рьяно поддерживающие Тюдоров, прельстили их обещаниями пищи, крова и поддержки, а потом убили.

Деревенские убийцы позже объяснили, что «они верили, что Господь Бог и король Генрих помогут им и что сам король приедет к ним, если люди с суденышек высадятся на берег, и защитит их от возмездия!»

Но иностранные суденышки не стали мстить, а просто ушли прочь, навечно оставив в чужой земле тела несчастных разведчиков.

– Это показывает, что он не Плантагенет! – с отвращением заявила Елизавета.

Эта новая попытка была столь беспомощна, что все вскоре позабыли об испытанном шоке. Де Пуэб-ла, испанский посол, даже написал своему королю, который волновался по поводу шаткости трона Тюдоров, что подобные самозванцы лишь дают пищу для насмешек над ними. Но Генрих волновался больше своих подданных и приказал, чтобы наблюдение велось во всех портах. Он также отдал под суд своего гофмейстера. Против него не было никаких обвинений, кроме слов вельможи, что, если бы самозванец оказался настоящим сыном Эдуарда, он никогда не поднял бы меч против него. Но этого оказалось достаточным, чтобы осудить беднягу. Елизавета решила, что на них донес сэр Роберт Клиффорд, участвовавший в разговоре, и сделал он это из подлости или же чтобы обелить себя за прошлые грехи, когда он чуть не удрал из страны в стан самозванца. Она собиралась поговорить с мужем, но архиепископ Мортон объяснил ей, что они знают, как сэр Вильям обещал почти все свои богатства тлеющему огоньку в поддержку дела Йорков. И тогда она подумала, как, наверное, подумал и Генрих, что самозванец действительно сын короля Эдуарда, ее отца, но не герцог Йоркский…

Многие были возмущены, что такой человек мог быть лишен жизни из-за подобного пустяка. Тем более что король был таким милосердным… Однако другим было приятно сознавать, что ни семейные связи, ни высокие посты не могут спасти человека, если его подозревают в предательстве.

Елизавета незаметно наблюдала за мужем. Он стал еще более скрытным и начал стареть. Она понимала: какими бы сведениями ни обладал Генрих в качестве доказательства вины сэра Вильяма, ему было очень сложно подписать смертный приговор человеку, чье вмешательство в битву так помогло ему в Босуорте. Природная осторожность должна была предупредить его, что нельзя терять преданность отчима. Ну, а больше всего он не хотел огорчать свою мать и всю семью. Зачем же он сделал это именно тогда, когда ему была так нужна популярность? Елизавета размышляла. По своей натуре Генрих не был жестоким, он старался избегать насилия. Но страх может привести нормального и вполне уравновешенного человека к излишней жестокости. Можно ли было сказать, что, когда дело касалось престолонаследия, Генрих был не просто озабочен, а впадал в смертельный ужас?

Здесь были затронуты и его гордость, и так необходимая ему уверенность в своих силах. А развивающиеся хвастливые знамена с драконами должны были замаскировать ужасное чувство собственной неполноценности, какое испытывал этот человек, у которого не было ни прямых прав, ни личной привлекательности, чтобы владеть захваченной им короной…

Эта маскировка исключала симпатию и сочувствие, на какие Елизавета была готова. Она впервые подумала о том, что, может быть, сам Генрих совсем не уверен в том, что Перкин самозванец.

Жизнь продолжалась. Елизавета родила Генриху еще одну дочь. Девочка с самого первого мгновения жизни несла в себе радость. Они назвали ее Мэри. Хэри, ее брат, обожал сестренку. Мать считала, что если он станет играть с малышкой, это немного усмирит его шумный и несколько строптивый нрав. Дети составляли счастье Елизаветы. Артур большую часть времени проводил в Лэдлоу со своим учителем, и она гордилась его успехами в учении. Но в последнее время ее начало беспокоить его здоровье. И еще она старалась подготовить старшую дочь для будущего высокого положения, которое может прийти к ней после брака. Девочке нужно было несколько умерить свою гордость и надменность. А больше всего Елизавета старалась не испортить Хэри своей любовью, на которую он отзывался так сильно и безгранично.

Елизавета счастливо проводила время с семьей в Ричмонде или Гринвиче. Она мало видела Генриха, который постоянно уплывал на лодке в Вестминстер. Он работал больше любого из своих подданных: занимался флотом, старался контролировать и сдерживать опасную власть сильных баронов – запрещал им держать слишком большую охрану. Генрих старался повысить уровень жизни подданных и обеспечить процветание своей страны, налаживая торговые связи за рубежом. Он помогал организовывать путешествия такого известного мореплавателя, как Кэббот, чтобы открывать новые страны и новые рынки сбыта. Он проводил долгие часы в переговорах с де Пуэбла, испанским послом, торгуясь по поводу приданого и пытаясь договориться о браке по доверенности: он понимал, что Англия только выиграет от предполагаемого союза с Испанией.

Но долгое время их продолжали мучить претенденты на трон, выдававшие себя за потомков Плантагенетов. Они омрачали царствование Генриха! Никогда не забыть того вечера, когда после ужина они слушали музыкантов и прибыл гонец от северных границ, которому нужно было срочно увидеть короля. Пыльного и измученного, его ввели в зал, где он объявил, что Перкин Ворбек, которого наконец выгнали из Фландрии, так как торговля страдала из-за ограничений, введенных Генрихом, высадился в Шотландии.

После опубликования двух признаний по поводу убийства сыновей покойного короля в Тауэре и печатных листовок о родителях Перкина, весь королевский двор не мог прийти в себя от такой наглости.

Конечно, Эдинбург по расстоянию не был ближе к ним, чем Фландрия или Ирландия, но между ними уже не было защищавшего их моря!

– О чем думают шотландцы, когда Ваше Величество приложило столько усилий, чтобы заключить с ними долгосрочный мирный договор? – возмущался сэр Реджинальд Брей. Он приложил массу усилий, чтобы помочь Тюдорам материально.

В посланиях из многострадального города Бер-вика ясно говорилось, что Вербек высадился там по приглашению короля Шотландии Джеймса IV.

– Вы хотите сказать, что Джеймс относится к нему как к особе королевской крови?! – воскликнула Елизавета.

– Видимо, так, – ответил Генрих. Он продолжал держать в руках полученное письмо.

– Но Джеймс не станет делать этого просто чтобы позлить тебя!

– Мне тоже так кажется, особенно после разговоров о том, что он сможет жениться на нашей старшей дочери.

Елизавета поднялась с кресла, стоявшего у огня.

– Нет, нет, только Джеймс, – повторяла она, – не предатель. Несмотря на постоянные конфликты на границах, все считают Джеймса IV, короля Шотландии, одним из самых образованных людей в христианском мире. Она знала, что он легко цитирует латинские изречения, свободно говорит по-французски; он как знающий человек беседует о скоте и пашне со своими подданными на кельтском языке. – Он никогда не нарушит данного слова. Я всегда считала, что он станет нашим родственником, и мы будем гордиться им.

Она остановилась перед мужем и заговорила с ним без всяких обиняков.

– Генрих, разве вам не ясно, что если Джеймс признал его, то он явно считает, что Перкин – мой брат! Эта… мучительная неизвестность приближается к нашему дому.

Все сочувственно посмотрели на нее. Даже Генрих, казалось, понял, как она страдает, и постарался успокоить жену – на свой лад.

– Нет никакой неизвестности после того, как мы узнали новые сведения по поводу смерти ваших братьев. Мы располагаем исчерпывающими сведениями о происхождении этого самозванца. Кроме того, Джеймс никогда не видел настоящего герцога Йоркского. Почему же вас так волнует его мнение?

Когда Генрих стал расспрашивать курьеров, сколько солдат привел с собой Ворбек, он получил странные и путанные ответы. Все так поддались влиянию этого молодого человека, что казалось, для них не имело никакого значения, сколько солдат привел с собой самозванец, – на всех влиял его личный магнетизм. Можно успешно сражаться против определенного числа боевых судов, или всадников, или лучников, но где то оружие, с помощью которого можно победить обаяние личности!