Текст книги "Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров"

Автор книги: Маргарет Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– Он всегда не мог терпеть меня! – сказала она.

Синие глаза дочери широко раскрылись. Поведение дяди Глостера по отношению к ее матери всегда было мягким и почтительным. Он был весьма тактичен, когда вокруг протестовали по поводу высоких должностей, которые получали ее родственники Вудвилли. Он, похоже, не возмущался, когда сильно возросли доходы ее сыновей от первого брака с сэром Джоном Греем. Казалось, что у него просто не было на это времени, – он был слишком занят войнами или иной помощью своему старшему брату. Правда, Глостер всегда был таким сдержанным, и его истинные мысли было сложно разгадать. Стольким людям не нравилась королева! Брак короля был непопулярным с самого начала, когда она, молодая, красивая и бедная вдова, разожгла молодую горячую кровь короля. Их тайный брак вновь не дал Англии заключить выгодный матримониальный альянс, который, может быть, помог бы тогда заглушить участившиеся ссоры между Йорками и Ланкастерами.

С тех пор, хотя она не смогла удержать в узде страсти своего мужа, она сумела повернуть себе на пользу его низменные интрижки, требуя власти в качестве компенсации за измены. Люди говорили, что каждый раз, когда король совершал «ошибку», проклятые Вудвилли получали от этого выгоды. Если дядюшка Глостер не любит ее, непочтительно подумала дочь, наверное, так и должно быть, потому что у нее такой же холодный и расчетливый ум, как у него самого.

– К счастью, я сделала Дорсета коннетаблем Тауэра, – говорила королева, как бы продолжая свои рассуждения. – Так что защита Лондона находится в наших руках.

Она послала за сыном еще до того, как двинулась в путь похоронная процессия. Он прибыл почти сразу, этот сводный брат Елизаветы. Он поцеловал руку королевы и сразу же спросил:

– Какие новости от молодого Эдуарда?

– Я написала вашему дяде Риверсу, чтобы он сразу привез его к нам. И чтобы их сопровождали все эти лучники, о которых говорил Дикон, – ответила мать, протягивая ему письмо, которое она уже запечатала. – Пусть ваш верный гонец доставит его сразу же в Лэдлоу. Они оба должны быть в Лондоне в мае. Том, вы должны будете послать им хорошую охрану из Тауэра.

Томас Грей, маркиз Дорсет, неохотно засунул письмо в кошель.

– Разве не лучше подождать решения Совета? – усомнился он.

Но женщина, давшая ему титул маркиза, только засмеялась.

– Не бойся, все равно все будет по-моему! Разве я когда-нибудь не добивалась своего? – постаралась она успокоить его. – Риверс сможет подготовиться, а нам дорог каждый час!

– Я успокоюсь, лишь когда, Нед будет коронован, – бормотал Дорсет, грызя ногти. Он всегда делал это при сильном волнении.

– Но я сомневаюсь, что даже дядя Риверс, каким бы он ни был умным, сможет скрытно подготовить войска без приказа с королевской печатью.

Елизавете их рассуждения и заботы казались неприличными, – сейчас, когда тело ее отца еще не прибыло к месту последнего пристанища. Однако, рассуждая здраво, кто-то же должен позаботится обо всем.

После того, как ее отверг дофин Франции, Елизавета решила никогда не пытаться изменить судьбу. Но она уважала тех и завидовала тем, кто это делал. Вечером, когда принесли зажженные свечи и младшие дети отправились спать, она поняла, как была права ее мать, заранее готовясь к худшему.

Прибыл архиепископ и вручил королеве Великую печать Англии, чтобы ее сохранили для нового короля.

Дорсет вернулся после выполнения секретного поручения. Один за другим усталые вельможи возвращались из Виндзора и заполняли зал. Собрался срочно созванный Совет.

– Мы должны все подготовить для коронации нашего суверена короля Эдуарда Пятого, – торжественно начал Лайонел Вудвилль, епископ Солсбери.

– Первое, что необходимо сделать, это быстро доставить Его Величество в Лондон, – настаивал

Дорсет. – Я пошлю эскорт в Хайбери, чтобы встретить его.

Казалось, ни у кого из присутствующих нет возражений, кроме богатого лорда Стенли. Может, потому, что его большой отряд не получил предложения сопровождать будущего короля, так как он женился на вдове герцога Ричмонда, приверженца Ланкастеров. Или же он возразил, потому что, по его мнению, выступило слишком много членов семьи Вудвилль.

– Почему вдруг такая спешка? – недоумевал он. О Елизавете все забыли.

Она стояла в тени занавесок у окна. С того места, откуда она наблюдала за ними, все мужчины, собравшиеся за столом, при свете свечей выглядели как на каком-то фламандском полотне. Королева сидела во главе стола, и ее лицо было ярко освещено. Свет подчеркивал волевой профиль лорда Гастингса – он сидел в конце стола. Елизавета понимала, что мать частично играла роль, а честный лорд Гастингс, только что вернувшийся с похорон короля, которого он искренне любил, был слишком расстроен, чтобы прибегать к каким-то уловкам. Несмотря на раннюю молодость, Елизавета обладала немалой проницательностью, она видела, что между матерью и Гастингсом существует антагонизм. В течение многих лет Гастингс фактически правил Англией. Много раз Елизавета видела, как отец, с улыбкой глядя на Гастингса, лениво заявлял:

– Делайте так, как вам кажется необходимым, мой дорогой Вилл, только не портите мне день охоты!

Елизавета прекрасно понимала, как невыносимо Гастингсу видеть эту властную женщину в кресле своего умершего короля.

– Я предлагаю, милорды, послать весть моему брату Риверсу, чтобы он немедленно привез сюда Эдуарда, – сказал вдовствующая королева. Она держалась так уверенно, как будто всю жизнь председательствовала в Совете. – И еще: надо, чтобы он полностью собрал полки Чеширской территориальной армии. Если дороги будут в хорошем состоянии, они смогут прибыть к маю. До коронации Его Величество, как требует традиция, будет находиться в королевских апартаментах в Тауэре. И если наш добрый мэр поторопится, чтобы все было в порядке, мне кажется, мы можем назначить коронацию на четвертое мая.

– Нет сомнения, что епископ Солсбери будет присутствовать от имени семьи и произведет акт коронации, – негромко пробормотал Стенли.

Взгляд королевы был цепким, а уши чуткими, и она все всегда прекрасно слышала и замечала.

– Нет, мой дорогой лорд Стенли. Кто лучше подходит для торжественной церемонии, чем наш архиепископ Йоркский? – мягко поправила она. – Но в настоящий момент самое главное, чтобы здесь был тот, кого нужно короновать! Я считаю минуты до этого торжественного момента. Надеюсь, в столице мой сын будет в безопасности.

В эту минуту Вильям Гастингс пробудился от своих печальных мыслей.

– В безопасности от кого, мадам? – спросил он. Елизавета заметила, как мать умело скрыла свое

замешательство за любезной улыбкой.

– От любого врага, милорд, – небрежно ответила она. – Он еще так молод…

Но Гастингс был не в том настроении, чтобы мириться с какими-то неопределенными намеками. Он резко поднял вверх подбородок.

– И как вы считаете, кто же враги Его Величества? – настаивал он. Его сильный голос от ярости опустился на два тона ниже. – Храбрый Глостер, который так преданно и смело защищал нас от шотландцев? Или же наш милый друг Стенли? Или, может быть, я?

Все застыли от напряжения, а королева высоко подняла свои белые руки, как бы отвергая все обвинения.

– Мой дорогой лорд Гастингс, – запротестовала она, – разве может наследник Йорков быть в большей безопасности, чем в ваших руках? Тех руках, которые так преданно служили моему мужу!

То, что она назвала Эдуарда IV не королем, а своим мужем, было оскорблением для большинства присутствующих здесь представителей знатнейших родов. На него следовало отреагировать.

– Тем не менее, король отправится в Лондон в сопровождении лорда Риверса, вашего брата, его встретит Дорсет, ваш сын, и его будет сопровождать целая армия лучших воинов Англии, чтобы все прошло весьма торжественно! – возмущался Гастингс.

– Это явится признанием власти Вудвиллей, – проворчал Стенли с ядовитой улыбкой.

Елизавете стало неприятно от этих грубых и жестоких слов. Хотя они напрямую никак не задевали ее, но ей самой показывали ее настоящее положение. Никогда в жизни она не слышала, чтобы кто-то так непочтительно разговаривал с королевой. Она видела, как покраснело бледное лицо матери. Младшая Елизавета понимала, как трудно матери сдерживаться. Понимала и то, что мать делала это ради Эдуарда.

– Я еще раз обращаюсь к Совету: необходимо привезти короля в Лондон как можно скорее, – повторила она, не обращая внимания на выпад Гастингса.

– Мадам, с этим мы все согласны, – хором подтвердили члены Совета.

– Но не с участием лучников! – настаивал Стенли.

– Разве они не состоят на службе моего брата короля? – озлобленно спросил Дорсет.

– Разве Англия не законопослушная страна? – попытался всех успокоить архиепископ Йоркский, кладя умиротворяющую руку священника на плечо королевы.

– Я умоляю вас, мадам, подумать о том, как вы унижаете своего покойного мужа тем, что так низко цените любовь и верность людей, преданно служивших ему! – уже более спокойно заметил Гастингс.

Елизавета Вудвилль, вторично овдовевшая, в первый раз слышала прямо выражаемые, не прикрытые этикетом мнения.

– В то время, когда я была королевой, я часто сталкивалась с отсутствием лояльности и верности в самые неподходящие моменты, – пытаясь оправдаться, неловко заметила она.

– Это правда, мадам, – согласился Гастингс, вспоминая, как она и ее милые дети должны были скрываться в церкви, когда восставшие Ланкастеры недолго были у власти после победы у Еджкоута. – Но вы не подумали, что, если люди увидят молодого короля под охраной такой мощной армии, они снова вспомнят те времена? Разве вам непонятно, мадам, что нельзя действовать так, как будто имеются какие-то сомнения в том, что он законный король?

Королева замолчала – она поняла свою ошибку. Сейчас она не то чтобы боялась Ланкастеров – ее душу точило смутное недоверие к ним, о котором она, конечно, не решалась сказать вслух. Не смогла она сказать этим хорошо настроенным к ее сыну людям, что понимает: если бы предложение о лучниках исходило не от Вудвиллей, то и они не стали бы возражать.

В этот момент заговорил мэр Лондона. Он поддержал Гастингса, человека, который много сделал для развития торговли в Лондоне.

– Пусть милорд Риверс привезет короля, и я буду отвечать за прием, который окажут горожане нашему милому Эдуарду, – прямо заявил он.

– Но я боюсь, Ваше Высочество, что вид армии, состоящей из голодных людей с севера и из Уэльса, которая будет защищать короля от нас, может привести к тому, что народ просто закроет ворота города. Население слишком хорошо помнит, как было съедено их продовольствие и были подожжены их дома во время битв лордов в годы гражданской войны.

– Итак, мы обо всем договорились, – заключил архиепископ Йоркский.

Двадцать усталых мужчин проворчали о своем согласии. Воля женщины не смогла пробить барьеры их длительного недоверия и ревности к ней.

«Они все такие умные. Но, Господи, пусть они поймут, что в этот раз она абсолютно права!» – молилась принцесса, которую никто из них, казалось, вообще не заметил в тени, у окна.

Когда Елизавета открыла глаза, они увидела, что мать встала. Она перестала разыгрывать жесткую женщину.

– Милорды, если я в прошлом вмешивалась в некоторые дела или старалась чересчур продвинуть членов своего семейства, прошу вас забыть об этом, – произнесла она. – В том, что вы сказали, много мудрости, но иногда у женщины бывают предчувствия, превосходящие мудрость. Я…

В какое-то мгновение она чуть не высказала им полную правду, но имя человека, которому она не доверяла, было настолько выше подозрений, что она не могла назвать его, и поэтому произнесла совершенно иные слова.

– У меня есть Главная Печать, – закончила она, поднимая символ власти, лежавший на столе перед нею. – Мой сын еще не достиг совершеннолетия, и от его имени я могу отдавать приказания. Я еще раз прошу вас, милорды, вызвать верных ему лучников!

Несколько секунд казалось, что Совет, поверив в ее искренность, может согласиться. Но Стенли заговорил, стремясь упредить этот момент, он даже не особенно старался выбирать выражения. А потом Гастингс вышел вперед, чтобы отдать другой приказ перед поднятой Печатью.

– Мадам, вы позволяете вашим женским предрассудкам возобладать над здравым смыслом, – без обиняков заявил он. – Вы же не считаете на самом деле, что я или кто-то из нас может нарушить нашу присягу королю, которого мы любили и которому верно служили? Или не обеспечить безопасность его сыну?

Королева могла не знать, что в отсутствие герцога Глостера никто не смог бы спорить с ней… Но и в его отсутствие ее попытка взять власть в свои руки явно не удалась. Всеобщее несогласие с ней быстро обратило ее надменность и властность в жалость к себе. Увы, в ее жилах текла королевская кровь, которая могла бы помочь ей настоять на своем…

– Итак, Совет не поддержал мои просьбы, – заявила она. – Я молю Бога, чтобы никто из присутствующих не дожил до того времени, когда он вынужден будет пожалеть об этом.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Дождь стучал в украшенные витражами окна гостиной настоятеля Вестминстерского аббатства. Время от времени большая капля срывалась с дымохода высоко под потолком и с меланхоличным звоном падала на ветки, украшавшие гостиную в честь Праздника весны. Высокие свечи мигали от дуновения воздуха, проникающего через дыру в стене: через нее слуги проносили мебель и сундуки с одеждой из соседнего дворца. На полу, на тростнике, расположилась королева. Она пристально смотрела вперед, почти не замечая беспорядка, и ее светлые волосы, в которых когда-то так быстро заплутал молодой король, свисали, закрывая ее подобно волшебному плащу.

Елизавете было нестерпимо видеть мать сидящую здесь на полу, такую отчаявшуюся. Почти так же нестерпимо было смотреть на великолепный гроб отца, – правда, отца она любила гораздо больше.

– Бесс, ты помнишь, как мы веселились на Майский день, когда скрывались в церкви прошлый раз? – спросила Сесиль, рассеянно срывая с веток пожухшие листочки. Пятнадцатилетняя Сесиль происходящие здесь события воспринимала болезненно, почти так же, как тот факт, что дядя Глостер посадил дядю Риверса и их сводного брата Грея в тюрьму в замке Понтефрект.

– Мы в любом случае не могли бы справлять Майский праздник, потому что умер наш отец, – напомнил ей Ричард. Он взглянул на них, оторвавшись от книги, которую читал, лежа на животе рядом с королевой.

– Все спокойно в монастыре! Все спокойно в монастыре! – повторяла маленькая розовощекая Кэтрин, танцуя вокруг негоревшего очага и поддерживая широкие юбочки. Для нее и для восьмилетней Энн все перемены в жизни казались просто новой игрой.

Только Елизавета понимала, что ее мать так убивается не по поводу безопасности своих дочерей и не из-за собственного покоя, а из-за того, что Эдуард находится в руках Глостера.

Каждый раз, когда Ричард пытался вскочить и присоединиться к игре младших сестер, рука королевы-матери тянулась к нему и ласкала, не отпуская от себя.

– Пока я держу их в разных местах, они оба в безопасности, – не единожды повторяла она.

Ее искусная стратегия была ответом на все плохие новости. Безумно волнуясь по поводу судьбы своего брата и сына Грея, она ночью подняла всех детей от второго брака с постелей и умолила аббата предоставить им пристанище. Он, бедняга, не считал возможным, чтобы они делили помещение с жуликами, которые скрывались в церкви от возмездия, и отдал им свой прекрасный зал. Он и представить себе не мог, что королева так поспешит перебраться в аббатство, что даже велит сломать стену, чтобы никто не видел, куда они уехали. Ее маневр был весьма неожиданным. Доброму и доверчивому аббату он показался совсем не обязательным, потому что молодой король уже ехал на юг под присмотром дяди. Он уже был провозглашен королем в Йорке согласно приказу Глостера. Но королева не доверяла никому, и ей казалось, что если она будет держать своего младшего сына там, где до него никто не сможет добраться, то они будут в безопасности. До тех пор пока будет в безопасности Ричард, бессмысленно как-то вредить Эдуарду – и даже лишать его короны.

Елизавете иногда казалось, что мать просто помешалась на кознях Глостера.

– После того как он написал тебе такое теплое письмо, где выражал свое сочувствие по поводу смерти отца, ты же не можешь думать, что он хочет навредить кому-нибудь из нас? – несколько раз повторяла ей Елизавета.

– Не станет вредить? – вспыхнула королева. – Он посадил в тюрьму моих родственников!

– Мадам, может, он просто держит их там, так как решил, что они вмешивались не в свои дела или действовали слишком поспешно? – спросила дочь.

Но королеву было невозможно урезонить.

– В какой спешке он может обвинять, если сам полетел на юг, как стервятник, чтобы перехватить их в Нортгемптоне?

– Мне интересно, как дядя Глостер смог проехать на сто миль больше, чем дядя Риверс, и прибыть в одно время с ним в Нортгемптон? – спросил Ричард, закрывая книгу.

– И он не мог получить так быстро все сведения, – задумчиво добавила Елизавета, – если только граф Нортумберленд или кто-то еще не предупредили его.

– Ваш отец говорил, что Глостер может заставить своих людей сделать для него все, что угодно. Они могут неделями идти вперед и вперед без сна и пищи. И он сам тоже может обходиться без сна. На него это похоже, стоит только посмотреть на его физиономию! – продолжала негодовать королева. – Что значит лезть не в свое дело? Ты просто глупа, Бесс. Разве Совет не приказал моему брату привезти короля? Все было решено на Совете.

– Милорд Гастингс был гофмейстером во время правления отца. А сейчас он остался гофмейстером? – неуверенно спросила Елизавета.

– Если бы он разрешил, чтобы лучники сопровождали Неда, ничего подобного не случилось бы, – резонно заметила мать.

– Бедный дядюшка Риверс! – проговорил Ричард, садясь и обхватив колени руками. – Он показывал нам старинные манускрипты и так интересно рассказывал старые легенды.

– Он самый образованный человек в стране. В чем может обвинять его этот наглый, надменный лорд, кроме того что он мой брат? – продолжала негодовать королева.

Елизавета подошла и, присев на корточки, начала заплетать ей косу.

– Я понимаю, как все это ужасно, – сказала она, приказав служанке, чтобы та принесла королеве новый головной убор. – Но ведь все ждут, что дядя Глостер привезет Эдуарда. – Она сама была из рода Плантагенетов и не могла напомнить матери, что дядюшка Риверс, лорд Антоний Вудвилль, не был человеком королевской крови.

Малышка Бриджит спала в своей колыбельке. Две младшие девочки подошли к окну, раздвинули занавески и начали взволнованно шептаться.

– Что вы там увидели? – встревожилась королева.

– Там солдаты, – спокойно ответила ей Кэтрин.

– Солдаты с горящими факелами, – дополнила Энн.

Ричард больше не мог терпеть. Он, единственный мужчина среди всех этих женщин, подбежал к окну и вскарабкался на подоконник.

– Ну и быстро двигается дядя Глостер! – воскликнул он, прижавшись носом в раме.

Елизавета помогла матери подняться, и они тоже подошли к окну.

– Ты уверен, что это его люди, Дикон? – спросила она, пытаясь что-то разглядеть сквозь пелену усиливающегося дождя.

– Видишь кабана на их щитах и латах? – в ответ показал Ричард.

– Посмотри, Бесс, вот старый грум дяди Ванди, он учил меня ездить на моем первом коне. Вон там, это хорошо видно при свете факелов.

Значит, все правда. Глостер прибыл в Лондон.

– Отойди от окна, Ричард! – попросила мать. Он неохотно повиновался. Елизавета подумала,

что такому впечатлительному и живому мальчику, наверно, очень неприятно, что о нем постоянно волнуются.

– Ими заполнен весь двор. Как вы считаете, они пытаются окружить нас? – спросила Сесиль. Она казалась испуганной.

– Глупенькая, они не причинят нам вреда. Никто не сможет нас заставить выйти отсюда, – напомнила ей Елизавета.

– Но они могут помешать кому-нибудь пройти к нам, – заметил Ричард. Как всегда, он быстро соображал.

– Ты хочешь сказать, что мы можем умереть с голоду? – застонала Сесиль.

– Боже ты мой, ну будьте немного умнее, – просила их Елизавета.

Она усадила маленьких девочек играть в куклы.

– Почему дядя Глостер вдруг захочет морить нас голодом? Он, наверное, вскоре придет сюда, чтобы повидать нас, и принесет сласти. Вы должны помнить, что он так же скорбит, как и мы все!

– Он сначала отправится к своей бесценной жене! – пробормотала Сесиль. Она не привыкла, чтобы Елизавета разговаривала с ней, как с глупышкой.

– А почему бы и нет? Мне тетя Энн нравится, – заметил Ричард.

– В его пользу говорит то, что он так сильно ее любит, – сказала Елизавета. Такое проявление человеческих чувств делало Глостера похожим на других людей, и это позволяло гораздо меньше его опасаться.

Но герцог не пришел повидать их. Может, он устал от такого быстрого продвижения? Или, как предположил Ричард, у него не было времени, чтобы снять свои запыленные латы. Или он, как большинство мужчин, старался не попадаться на язычок злой женщине.

К ним пришел аббат.

– Вернулся регент, мадам, – сообщил он. Аббата пригласили поужинать с королевой.

– Регент?

Ее поразил не титул, а сама новость – регент уже назначен!

Была пятница, и аббат положил себе рыбу.

– Он ведет себя как регент, – аббату не хотелось говорить ей, что по общему согласию титул навязали ему. – Он наводнил наш мирный двор солдатами! Королева уже несколько дней ничего не ела, но и сейчас, несмотря на уговоры дочери, только откусила кусочек яблока.

– Какие новости от Эдуарда? – спросила она.

– Герцог отвез его на эту ночь в городской дом епископа.

У нее на глазах выступили слезы.

– Не ко мне, его матери!

– Дорогая мадам, – пытался утешить ее аббат. – Они сказали, что молодой король очень устал после долгого путешествия, и ему необходим сон.

– Нет ничего удивительного, если он видел, что его любимого дядю арестовали, как обычного предателя. – Этого было достаточно, чтобы потрясти его, а они еще проехали чуть не по всей Англии в таком темпе! И должна вам сказать, наш милый аббат, несмотря на его вид, он вовсе не так силен и вынослив, как наш Ричард. Неожиданно королева сказала:

– Сегодня четвертое мая, его должны были короновать сегодня.

– Герольды объявили, что Его Величество будет коронован, как только отдохнет. Они объявили это во всех частях города.

– И кто же приказал герольдам это сделать? – спросила вдовствующая королева.

– Милорд герцог.

– Регент! – Она коротко засмеялась. – Она действительно ведет себя, как настоящий регент!

– Но разве он не самое подходящее лицо для этого.

– Мы посмотрим, что скажет по этому поводу милорд Гастингс. И должно состояться совещание Совета. Я им скажу…

– Но, мадам…

Он не посмел напомнить королеве, что, прибегнув к защите церкви, она потеряла право присутствовать на заседаниях Совета. Нависло неловкое молчание, и королева думала о той ошибке, которую совершила второпях. Теперь все зависело от Гастингса. Но вслух ей не хотелось признавать свою ошибку, и она переменила тему разговора.

– Как Лондон приветствовал моего сына? – спросила она.

Вся семья молодого короля ждала ответа аббата.

– Все продемонстрировали ему свою приверженность и почтение, мадам, – уверил он. – Они принесли для него алый плащ покойного короля с горностаем, и он надел его.

– Но плащ, наверное, очень тяжелый? – спросил Ричард. Он прислонился к спинке материнского кресла.

– Конечно, вы правы, мой маленький герцог, – согласился с ним аббат и ласково улыбнулся мальчику. – Но его добрый дядя подумал и об этом. Он приказал старому Банди так накинуть плащ, чтобы его основной вес падал на круп маленькой белой лошади Его Величества. Мадам, герцог Глостер ехал с непокрытой головой рядом с ним, – продолжил он. – Лорд Мэррас сказал мне, что время от времени, когда собирались огромные толпы, герцог рукой со шляпой показывал в сторону Его Величества, как бы говоря: «Вот он – ваш король!» – и сдерживал свою огромную лошадь, чтобы приветствия относились только к Его Величеству, а не к нему самому в качестве благодарности за победоносную кампанию в Шотландии.

– Все это было хорошо продумано, – согласилась королева. – Как держался Эдуард?

– Как настоящий сын вашего мужа, только он выглядел очень усталым. Дети бросали белые розы под ноги его лошади, а многие женщины плакали!

– Плакали?

– Мне кажется оттого, что он еще так молод.

– Как бы мне хотелось, чтобы мы все могли увидеть его!

– Если у вас есть подобное желание, нет ничего легче, мадам, – постарался успокоить его аббат. – Милорд герцог послал за мной, как только прибыл в Лондон. Он умоляет Ваше Высочество возвратиться во дворец и привести с собой детей! Чтобы вы опять стали одной семьей.

– О мадам, как бы нам хотелось вернуться туда! – умоляла ее Сесиль, ласково обнимая мать.

– Нет! – ответила королева. Ей тонкий рот вытянулся в прямую линию, и она стала пристально смотреть на Ричарда.

Умный аббат оглядел свой заставленный вещами и дворцовой мебелью зал и понизил голос – он так старался выполнить свою задачу!

– Я перемолвился словом с лордом Гастингсом, и он считает, что, переехав сюда, вы, Ваше Высочество, совершили ошибку, – продолжал он. – Он говорит, что брат покойного короля очень подвержен переменам настроения. Вы напрасно оскорбляете его, так открыто показывая, что не доверяете ему.

Королева была в раздумьях. Ей нравились окружавшие ее во дворце роскошь и поклонение, и нравились тем более, что сама она не была рождена в королевской семье.

– Вы хотите сказать, что лорды, которые преданы нам, считают, что для нас будет лучше вернуться во дворец?

– Они говорят, что в политических целях это будет лучше для Вашего Высочества и для них самих! – продолжал аббат. – Вы даже не можете себе представить, как в последнее время приходится сражаться высокочтимым лордам, чтобы сохранить права убежища в церкви.

Королева ополоснула свои красивые, в кольцах, руки в чаше, которую предложил ей молодой монах.

– Тогда пусть Глостер в первую очередь освободит моего брата!

Таков бы ее ультиматум.

Проходили дни, и детям надоело сидеть в заточении, они начали капризничать. Им так хотелось покататься в королевском парке. И продолжить такие приятные весной прогулки на барже. Даже веселый характер Ричарда стал меняться, так действовала на него постоянная тревога матери. Просочились новости, что Эдуард был переведен из замка Или в королевские апартаменты в Тауэре. Глостер, вместо того чтобы поселиться где-то неподалеку, стал жить в замке Баннард – в доме властной королевы-матери.

Это были дни волнений и неопределенности.

Королеве не стало легче и после того, как ее навестил архиепископ Йоркский. Он просил ее вернуть ему Главную Печать. Он сказал, что она понадобится регенту, когда молодой король станет издавать различные распоряжения. Печать была нужна обязательно, да и положение архиепископа тоже зависело от того, вернет ли королева столь важный символ власти.

– Первый документ, который он заставит подписать бедного невинного ребенка, будет официальное признание его статуса в качестве регента, – грустно предсказала королева.

– Ему придется подписывать так много приказов и распоряжений, – архиепископ постарался уклониться от прямого ответа, – особенно теперь, когда герцог назначил пятое июля днем коронации.

Никто не сомневался, что все будет готовиться по высшему разряду. Вокруг дворца и аббатства стучали молотки плотников, которые воздвигали трибуны для зрителей: люди работали с раннего утра до поздней ночи. В Лондон с грохотом въезжали телеги, нагруженные разными продуктами. Портной, за которым послали, чтобы он приготовил костюм для Ричарда, отказался принимать заказ. Он сказал, что, несмотря на длинные и светлые майские вечера, он и его подмастерья, не поднимая головы, сидят, скрестив ноги, при свете свечей, чтобы закончить множество новых туалетов, заказанных для будущего короля. Однажды утром, когда Елизавета медленно прогуливалась среди роз в маленьком садике аббата, она мельком увидела самого Глостера. Он пересекал королевский двор, за ним шествовали благородные лорды.

– Они, наверное, делают окончательные приготовления к пятому числу, – доложила Елизавета своей семье.

– Как мне хотелось бы видеть эту процессию! Мне хочется снова поездить на моей лошадке! – жаловался Ричард.

Все утро огромные двери Вестминстера оставались крепко запертыми. День был теплым, и братья-монахи, работавшие в саду, могли слышать через открытые окна сердито спорившие голоса. К полудню стало казаться, что желание Ричарда будет выполнено. После совещания множество священников пришли поговорить с королевой. На этот раз их возглавлял архиепископ Кентерберийский, и лицо его было сурово.

Высокие пэры считают, что Его Величество герцог Йоркский должен присутствовать на коронации своего брата.

Он начал разговор без всякого вступления, сразу после того, как благословил всех присутствующих.

– Но вы не должны допустить этого! Разве мы не находимся здесь под вашим покровительством! – запротестовала королева.

– Никто не собирается трогать вас, дочь моя. Ни вас, ни ваших двух старших принцесс. Они уже взрослые и могут выйти замуж, – уверял архиепископ королеву. – Но, несмотря на возражения милорда Гастингса и наши доводы, на Совете пришли к решению, что понятие «убежище» не может быть отнесено к детям, слишком малым, чтобы совершать грехи. После долгих рассуждений и дискуссий было принято решение, что если они невинны, то им не нужна и защита церкви.

Королева вскочила на ноги, побелев от ярости.

– Это все придумано нарочно! Это мерзкий трюк, чтобы отдать Ричарда в руки его дяди. И придумать эту мерзость мог только один человек! – громко заявила она.

– Может, он сделал это только с одной целью: чтобы герцог Йоркский ехал вместе со своим братом, мадам, – высказал предположение Джон Мор-тон, епископ Или, пытаясь успокоить ее.

– Как только он попадет в руки Глостера, тот уже его не отпустит! – возразила она. – Разве не ясно, какую цель он преследует? Почему они не стали требовать Энн, или Кэтрин, или же малышку Бриджит?

– После решения Совета Глостер может взять его силой, – напомнил архиепископ.

– Он не может этого сделать – ребенок болен, – начала лгать загнанная в угол королева.

– Мы, люди церкви, не хотим насилия, – продолжал он, не обращая внимания на ее беспомощную ложь. Если Вы, Ваше Высочество, добровольно отдадите мальчика, может, герцог Глостер более милостиво обойдется с вашими родственниками – лордом Риверсом и сэром Ричардом Греем.

– Вы хотите сказать, что я должна выбирать между жизнью моих родных и безопасностью сына?

– Он этого не утверждал, – признался архиепископ. – Послушайте, мадам, мне кажется, что вы сильно предубеждены против герцога Глостера. В данном случае на его стороне здравый смысл. Я прошу вас понять, что, кроме желания народа видеть герцога Йоркского на коронации своего брата, нужно учитывать, каким горем для Его Величества стала смерть отца, нашего короля Эдуарда IV, и как он одинок после того, как вы попросили убежища в аббатстве. Наш король еще так молод и раним. Милорд регент, который посещает его каждый день, говорит, что он скучает по брату и хочет видеться и играть с ним.