Текст книги "Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров"

Автор книги: Маргарет Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Елизавета вернулась к себе в комнату, заперла Дверь на болт и прислонилась к двери.

– Этого не может быть! Этого не может быть! Дядя Глостер не мог совершить такое! – повторяла она. – Этот парень всего лишь деревенский дурачок, а люди могут поверить всему…

Она попыталась дрожащими пальцами расстегнуть непривычные застежки костюма, сорвала с себя обтягивающие штаны и уставилась на них. Они лежали у ее ног, как мертвая, свернутая кольцами змея.

Елизавета упала на постель, пытаясь составить план как точно узнать, что случилось. Подобные страшные слухи доходили до них и раньше, но почему-то никогда они не казались столь убедительными. Она подумала о Томасе Стеффорде. Он обязательно поможет ей. Но как отправить ему записку, если их сторожит этот хитрый, как лиса, и страшный, как зверь, Несфилд? Лучше всего поговорить с настоятелем, решила она. Елизавета больше не могла оставаться в неведении.

Надо одеться и перехватить его, когда он будет возвращаться с мессы.

Едва она успела надеть платье, как тишину нарушили взволнованные женские голоса и звуки шагов, спешащих к ее двери. Она не думала, что кто-то мог встать так рано, но в ее дверь начали сильно стучать.

– Мадам! Мадам! Вас не было в вашей комнате, и мы обыскали все вокруг!

Елизавета быстро свернула одежду Эдуарда и затолкала ее в самый низ своего сундука. Когда она открыла дверь, служанки влетели в ее комнату. Они были так рады, что видят ее, что забыли поинтересоваться, где же она была.

– Королева, – хором кричали они, – лежит без движения. Мы ничего не можем сделать с ней. Страшная весть убила ее… К счастью, у нее был врач.

– Это насчет мальчиков, – тихо сказала Метти. Она подошла в Елизавете и обняла ее, как делала это, чтобы утешить Елизавету, когда та была совсем еще малышкой.

– Откуда вы узнали? – спросила Елизавета у своей няни.

– Этот врач, уэльсец, был послан от графини, чтобы сообщить… Он пришел еще до того, как Ее высочество оделась. Они с аббатом должны были сообщить ей страшные вести. Значит, это были не слухи! Я сейчас же пойду к ней, – сказала Елизавета застегивая последнюю петлю. Она надела на свои растрепанные волосы шапочку с длинными ушками, сплошь вышитыми жемчугом, оттолкнула истерично всхлипывающих женщин и с сухими глазами побежала по длинной галерее к покоям настоятеля.

Она, потрясенная, вошла в комнату, но не могла не воспринять представившуюся ей картину почти иронично: настоятель и доктор Льюис, один – высокий, а другой – коротышка, предлагали свои рецепты исцеления – духовное и основанное на настойках из трав. В центре сцены царила ее мать. Она потеряла всех своих родственников мужчин, за исключением Дорсета, и то был звездный час Елизаветы Вудвилль – мученицы. Она, то ходила по комнате, то бросалась на тростник на полу; она вырывала свои светлые и уже поседевшие волосы; она выкрикивала имена убитых сыновей, пока, казалось, весь дом не заполнился ужасом ее страданий. Сесиль и Энн пытались успокоить ее, но не смогли этого сделать и, когда пришла Елизавета, в испуге отошли от матери. Они, казалось, только сейчас до конца поняли, что случилось, и теперь они тихонько оплакивали в уголке своих братьев. Они были рады, что появилась Елизавета. Бесс, и только Бесс знала, что нужно делать, чтобы помочь матери.

Елизавета старалась забыть собственное горе, которое было слишком сильным, чтобы его демонстрировать, – сейчас ее главной заботой была мать. И жалость к ней была искренней.

Баюкая скорбящую мать в своих любящих руках, дочь думала о том, что никакая другая женщина не может страдать сильнее! То, что мать сама была всем-то виновна, не уменьшало ее страдание.

– Может это и неправда, – шепотом произнеснесла Елизавета.

– Это правда! – вскричала королева. Она отвергала фальшивую надежду. – Чего еще могли мы ждать после смерти моего брата Антония и твоего брата Грея? Я знала это, когда отпускала от себя Ричарда. Такое чудовищное преступление мог совершить только этот дьявол во плоти Глостер.

Она стояла перед ними, прямая и стройная, и проклинала Глостера самым страшным проклятьем

– Боже, если есть на свете справедливость, отомсти за моих сыновей! – кричала она. – И путь умрет единственный сын Ричарда Глостера!

В ее облике было что-то такое страшное, что дети совсем затихли в уголке комнаты. Настоятель подошел к ней, чтобы отчитать за такое кощунство, он держал перед собой украшенный драгоценными камнями крест. Елизавета продолжала ласкать мать, и королева несколько успокоилась. Метти уговорила ее выпить настойку, приготовленную доктором Льюисом, которая на несколько часов погрузила королеву в сон.

– Кто вам сообщил эту страшную весть? – спросила доктора Елизавета, когда королева наконец уснула.

– Графиня получила весточку от лорда Стенли и сразу же послала меня сюда. Она боялась, что кто-нибудь случайно может сообщить эту весть королеве, не выбирая выражений, и королева может умереть от такого удара!

– Если бы горе могло убивать, Ее Высочество уже давно не жила на белом свете! – вздохнула Елизавета, подумав, что женщины, которые бурно вовлекают окружающих в мир своих чувств и страданий, переживают горе, не умирая от него. А ей самой так нужно было выплакаться!

– Графиня так добра, – сказала она, думая, что женщина, которая должна была бы быть злейшим врагом ее матери, проявляет к ней такое сострадание, даже прислала своего врача, чтобы тот как-то помог ей. Мы вам очень благодарны, доктор Льюис. Заснуть и во сне забыть обо всем – это и есть настоящее лекарство в этот страшный миг.

Она молча, даже с какой-то завистью смотрела на мать, погруженную в глубокий сон.

Когда Елизавета повернулась, она увидела, что настоятель сочувственно смотрит на нее.

– Но это действительно правда? – спросила она, задергивая занавеску у постели. Она отослала прочь плачущих женщин и медленно прошла с ним в приемную.

– Я почти уверен в этом, мадам, – тихо сказал он.

– Но почему на этот раз все так уверены, что это правда? Ведь и раньше бывали слухи?

Елизавета почти не замечала, что делает. Она остановилась перед подставкой для молитвенника и начала барабанить пальцами по Библии. Ее, наверное, читала мать, когда ей сообщили о смерти сыновей.

Она продолжала:

– Мы уже слышали так много разных слухов. То тела моих братьев видели плывущими по Темзе. То их выслали за границу. То молодой король убит, а Ричард, герцог Йоркский, содержится в тюрьме…

– Мое дорогое дитя! Как тебе было тяжело слушать подобные слухи…

Елизавета собрала в кулак все свое мужество и постаралась выведать все.

– Святой отец, вы ходите по всему Лондону и встречаетесь с разными людьми. Почему вы уверены, что на этот раз все правда?

После ужасного часа, который ему пришлось пережить вместе с королевой, настоятель был благодарен Елизавете за то, что она держала себя в руках. Он подумал, что ее поведение – образец воли и выдержки.

– Маргарет, графиня Ричмондская, одна из самых умных женщин, которых я знаю. И одна из самых добрых, – начал он нерешительно.

«Святая мать образцового сына!» – подумала Елизавета. Она уже устала слышать это.

– Неужели вы думаете, что она прислала бы своего врача с подобными вестями, если бы не была полностью уверена в них?

– Намеренно она бы, конечно, не стала этого делать. Но разве она не могла ошибиться?

– Вероятнее всего, она знает истинную правду. Не надо забывать, что лорд Стенли, ее муж, гофмейстер Двора короля Ричарда.

– Я помню также, что лорд Стенли был когда-то другом моего отца, – горько заметила Елизавета.

Настоятель, глубоко задумавшись, переставлял красные и белые фигурки на шахматной доске.

– К сожалению, есть еще одно подтверждение правдивости этой вести, – задумчиво заметил он. – Как вы знаете, сэр Роберт Брекенбери теперь, после отстранения вашего сводного брата, стал комендантом Тауэра.

– Я надеялась, что рядом с сэром Робертом они будут в безопасности, – заметила Елизавета. Она села к столу и стала внимательно его слушать.

Настоятель, чьим гостеприимством они так бесцеремонно воспользовались, внимательно и с любовью посмотрел на ее прелестное личико. Неудивительно, подумал он, что покойный король так сильно любил ее.

– Возможно, вы были правы, мадам, – сказал он. – И именно поэтому его освободили от этой должности.

Она быстро поняла намек.

– Как освободили? – с ужасом выдохнула она.

– Только на одну ночь.

– Он был болен?

– Нет!

– Святой отец, откуда вы это знаете?

– От сквайера, который всегда находится при Глостере. Джон Грин, – мне кажется, его зовут именно так, – приехал из города, в котором сейчас находится двор, и дважды проехал мимо Вестминстера. Мне известно, что каждый раз он прямо направлялся к коменданту. Во второй раз косоглазый человек, по имени Джеймс Тайррелл, ехал вместе с ним, и, когда Грин вернулся, этот Тайррелл остался в замке.

В спальне королевы царила тишина. Ее нарушал только тихий разговор этих двух людей.

– Что еще? – подтолкнула его к разговору Елизавета.

– Это почти все, – настоятель пожал плечами. – Кроме того, что сэр Роберт Брекенбери в тот же вечер выехал из Тауэра с багажом и с небольшой группой слуг. Он собрался провести ночь у родственников на другой стороне реки. Я встретил его в конце моста, и он остановился, чтобы сказать мне об этом. Мне показалось, он многим рассказывал об этом, пока ехал по Темз-стрит. Это кажется мне весьма странным, особенно для человека, который обычно никому не докладывает о своих делах. Он как будто хотел, чтобы его увидело и услышало как можно больше народу.

– И чтобы они все знали, что его не было в Тауэре в эту страшную ночь?

– Да, Брекенбери совсем не глуп… Даже если он забыл, – добавил настоятель со странной улыбкой, – как недавно говорил мне, что у него нет родственников, которые жили бы ближе Кале!

Елизавета погрузилась в свои мысли.

– А что за человек этот Тайррелл? – спросила она.

Аббат скрестил руки внутри широких рукавов рясы.

– Я ничего не знаю о нем, – признался он. – Вам могут что-нибудь рассказать только те, кто находился в Тауэре, мадам.

– Но в ту ночь у кого-то были ключи, – медленно произнесла Елизавета.

– Это случилось восьмого августа, – настоятель сказал так, как будто знал, что когда-то настанет время точно назвать эту дату.

– Восьмое августа, – прошептала Елизавета. – Когда дикие розы так сладко пахнут в живой изгороди и заря занимается рано над полями пшеницы… Милостивый Боже, и в такую ночь таким молодым и прекрасным пришлось умереть…

Вдруг она резко отодвинула шахматную доску. Она не могла больше ждать.

– Сэр Роберт уже вернулся? – спросила она почти спокойно.

– Да, сегодня вечером будем ужинать с мэром.

– Я не думаю, что вы сможете…

– Нет, мадам. Хотя он и порядочный человек, сэр Роберт солдат – солдат и верно служит тому, кто ему платит.

Елизавета поблагодарила настоятеля за то, что он уделил ей столько времени.

– Я так тоскую по своему отцу, по беседам с ним, что мне иногда нужно, чтобы человек, подобный вам, поговорил со мною, – объяснила она и хотела присесть, чтобы он благословил ее, но дрожащие колени не держали ее.

– Я всегда к услугам Вашего Величества, – сказал он. Елизавета удивленно посмотрела на него – в его словах звучало что-то кроме обычной вежливости. Он улыбался, но глаза смотрели очень серьезно.

– Величество?! – повторила Елизавета. Она не могла понять, в чем дело. И вдруг она все осознала, и кровь прилила к ее бледным щекам. «Если правда, что мои братья умерли, то я – королева Англии!»

На троне сидел узурпатор, через канал Ла-Манш им грозил претендент со стороны Ланкастеров. Было много толков, которые отравляли существование, – по поводу их незаконного происхождения, толков циничных и лживых. Но ни Глостер, ни бароны-перебежчики не смогут изменить подлинность королевской крови и прав законных наследников короля. Много лет семья Эдуарда IV правила в этой стране, их любили или боялись, но Елизавета знала: все подданные всегда считали, что, если сыновья Эдуарда умрут, не произведя потомства, то она, его старшая дочь, по праву станет королевой Англии.

На какое-то время, даже забыв о скорби, Елизавета Плантагенет погрузилась в раздумья. Она старалась до конца осознать, что изменилось в ее положении. В ее сознании сталкивались ужас и недоумение, чувство ответственности – и страх. Казалось, она изменилась за эти часы и одновременно осталась прежней: словно до поры до времени дремавшей, – и внезапно проснулась.

А через несколько секунд доктор Льюис вышел из спальни ее матери.

– Мадам, я прошу вас созвать своих дам, и пусть они помогут вам немного отдохнуть, – сказал он в своей обычной деловито-властной манере.

Но Елизавета не слышала его. Она думала о том, что теперь не может даже мечтать о милых и любящих молодых людях некоролевской крови и о приключениях, которые больше подходят мальчишкам, чем девицам королевского происхождения!

Теперь ей придется вместо старой одежды молодого короля нести бремя его трудного наследия. И – самое главное и страшное – она больше никогда не увидит ни его, ни Ричарда.

– Мадам, вы как сильный человек перенесли все трудности, – в тоне Льюиса звучали не обычные вежливо-успокоительные нотки привилегированного врача, а подлинное уважение. – Если я в состоянии что-то для вас сделать…

Елизавета пришла в себя – доктор вернул ее к обычной земной жизни. Она вдруг увидела свое отражение в зеркале. Несколько трагических часов изменили ее юный облик. Под глазами легли тяжелые темные тени, а пристальный грустный взгляд обрел холод, как у мифической Медузы Горгоны.

Она чувствовала, что и эти мужчины осознавали ее новое положение. Она была рада, что здесь находится настоятель Вестминстера и слышит ее слова.

– Благодарю вас, доктор Льюис, мне ничего не нужно, – сказала она и жестом отпустила его. – Единственное, о чем я прошу вас: передайте графине Ричмонд, что я выйду замуж за ее сына, если он вернется в Англию и убьет моего дядю Ричарда Глостера.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Генрих Стеффорд, герцог Букингемский, первым услышал страшную весть, когда королевский кортеж достиг Оксфорда. Он был одним из самых уважаемых и сильных баронов северных провинций. Он никогда бы не поверил, если бы ему не доставил эту весть его собственный сын. Даже увидев мрачное лицо Томаса и его забрызганную грязью одежду, услышав от него об убийстве, он все еще никак не мог поверить в реальность свершившегося.

– Я искренне полагал, что такой сильный человек, как Глостер, сможет принести пользу Англии, – повторял он, не переставая шагать по комнате домика, где остановился на ночлег. – Я все время спрашиваю себя: как может выстоять Англия, если ее постоянно разрывают на части ссоры из-за права наследования. И мы тоже уже не можем больше выносить подобное положение вещей. Во время войн погибла половина людей из благородных семейств.

– И вы произнесли речь на первом заседании Совета и предложили ему корону, – заметил Томас. Он не мог простить этого отцу.

– Да, я сделал бы это ради мира в стране, потому что был уверен, что Глостер сдержит свое слово, – заявил Букингем. – Разве он не поклялся мне и Стенли, что не принесет вреда этим несчастным детям!

Томас снял плащ, и устало бросил его на стол.

– Сейчас весь Лондон гудит от вести об их подлом убийстве, – резко сказал он отцу.

Великолепный Букингем осторожно уселся в кресло.

– Эта женщина, Вудвилль, уже знает? – спросил он.

– Да. Говорят, эта весть почти убила ее. Говорят также, что горюющая принцесса…

– Опять только «говорят» да «говорят», – возразил герцог. – А что, если никакого убийства не было?

– Но король ведь не мог не знать!

Седеющий герцог резко повернулся к сыну.

– Осторожно, Томас, – предупредил он, – твои обвинения – это предательство.

Томас пожал плечами и подошел к буфету. Он был в седле с рассвета и умирал от голода.

– Убиты или нет, сэр, но они полностью находились в руках короля, он несет за их судьбу всю ответственность, – сказал Томас, откусывая яблоко. – Мы все прекрасно понимаем, что никто не посмел прикоснуться к ним пальцем. И главное: ни у кого, кроме Глостера, не было для этого веских причин.

– Что я могу сделать? – спросил отец, нарушая воцарившуюся тишину.

– Тебе, наверное, стоит прямо спросить у короля, как поживают сыновья покойного короля? – предложил Томас.

Это казалось таким легким, но на самом деле любой ответ вовсе не отвергал подозрений.

– Существуют вещи, о которых не следует спрашивать короля, – признался человек, на чью помощь Томас надеялся больше всего!

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, старший Букингем попытался пошутить:

– Не ради ли прекрасных глаз принцессы ты мчался сюда изо всех сил, чтобы побудить меня к действиям?

– Какие у меня могут быть надежды? Особенно если это все, правда… Она же старшая дочь короля!

Томас бросил огрызок яблока и подошел к отцу. Им двигала любовь, а не амбиции.

– Да, одно время меня грели надежды, потому что, как мне кажется, ты считал наши притязания по линии Бофортов не менее законными, чем права Глостера, – сказал он с тайной надеждой.

Но Букингем уже пришел к решению.

– Я собирался заявить об этом именно для того, чтобы избежать кровопролития, которое, увы, произошло. Кроме того, – добавил он, будучи честным человеком, – даже со стороны Ланкастеров графиня Ричмонд и ее сын стоят ближе к трону.

– Наверное, я действительно приехал из-за Бесс, – признался Томас, не желая обманывать отца. – Но поверьте мне, сэр, весь Лондон смотрит на вас и все желают знать правду. В вас течет настоящая королевская кровь, не то, что в других баронах. Кроме того, разве бедные Нэд и Ричард не наши племянники по линии жены?

– Но в присутствии короля Ричарда лучше не подчеркивать свое родство с Вудвиллями. – Герцог встал и зашагал по комнате.

– Это настолько ужасно, что просто невозможно поверить! – признался он. – Мне снится король. Во время походов я всегда находился рядом с ним! Во многих отношениях – мы говорили с ним весьма откровенно, – мне кажется, он даже превосходил короля Эдуарда. Он открытый и смелый человек, но без позорной похотливости его брата. Все знают, что его семейная жизнь безупречна!

– Но есть Джон Глостер, внебрачный ублюдок, который правит в Кале. И еще была девочка, которую он хотел выдать замуж за графа Хантингдона, но она умерла.

– Ерунда… Он просто отдыхал от сражений и лечил в то время свою раненую руку! – бормотал Букингем, ногой отшвыривая стул. – Я могу тебе сказать, что он всегда желал Анну Невилль, еще с тех пор, как Уорвик воспитывал его со своими дочерьми в замке Уорвик. Ты только вспомни, что ему пришлось пережить, пока она досталась ему!

– К тому же он еще получил половину состояния умершего Уорвика, – продолжал Томас. Он не желал слушать о Глостере ничего хорошего и не хотел ничего забывать.

Отец, сделав вид, что не обращает внимания на его слова, продолжал говорить, как бы споря сам с собой.

– Он умный и воспитанный. И хотя не способен очаровывать людей и этим побуждать к действиям, как это умел Эдуард, тем не менее, он дружелюбен, спокоен и образован. Невозможно поверить, что, пока я гонялся с ним за диким кабаном или шутил за столом, он приказал убить сыновей человека, которому служил так долго и так преданно!

Он все еще не мог этому поверить! И поэтому решил идти прямо к королю, застать его врасплох и оценить его поведение в свете ужасных подозрений. Если человек приговорил невинных детей к смерти, вина будет написана у него на лице…

Но Ричард Плантагенет выглядел как обычно. Он сидел за столом и подписывал бумаги. С ним были его секретарь и два офицера. Время от времени он задавал вопрос или отдавал какое-то распоряжение. Каждый раз, когда он поднимал лицо, его ярко освещали светильники, прикрепленные к стенам. На лице мягкость, в глазах – чуть уловимая печаль, но за всем этим угадывались огромная энергия и храбрость. Глубокие морщины залегли от глаз до самого рта, морщины, которых еще не должно было быть у тридцатилетнего мужчины. Они могли быть следами физических страданий, но ни друг, ни враг никогда не слышали от него жалоб. Букингем подумал, что весь его облик противоречив. Крепкое тело было гораздо стройнее, чем у брата покойного короля Эдуарда, но Ричард слегка горбился, и правое плечо у него было, казалось, чуть ниже, – такое бывает у клерков, а не у солдат. Длинная тонкая рука, державшая перо, вполне могла бы принадлежать монаху, но он был очень силен и прекрасно владел мечом – лучше любого солдата, лучше всех благородных лордов Англии. Как можно оценить его характер? Каково его истинное лицо?

Почувствовав, что Букингем внимательно смотрит на него, король поднял глаза и улыбнулся герцогу. Обвинение, которое уже зрело в уме его друга, мгновенно разбилось вдребезги.

– Генрих, ты выглядишь так, как будто мои повара накормили тебя чем-то ужасным! – сказал он, передавая бумагу секретарю и с удовольствием вставая из-за стола.

– Я хотел вас видеть… – неуклюже начал Букингем.

Король подошел и потрепал его по плечу.

– Мой дорогой друг, разве ты не был со мной весь день? – добродушно пошутил он и послал пажа за вином.

Букингем нервно засмеялся, провел рукой по лбу и удивился: по лбу струился пот.

– Как глупо… Слишком много крепкого бургундского за обедом, – извинился он. – Ричард, мне бы хотелось быть уверенным…

Король в удивлении поднял брови.

– Все-таки это, видно, бургундское, – сказал он. – Но я надеюсь, вы достаточно трезвы, чтобы понять то, что я хочу попросить вас сделать для меня.

– Работа всегда хорошо действует, отгоняя ненужные фантазии, – улыбнулся Букингем. Он постарался взять себя в руки.

– Я тоже так считаю, – сказал Ричард, перестав улыбаться. – К счастью, эта страна дает мне возможность много работать!

– Что вы желаете, чтобы я сделал, сэр? – спросил Букингем.

Стоя с бокалом вина в руке, король сразу же обрисовал ему суть поручения.

– Это насчет Джона Мортона, епископа Или. Он вместе с несчастным Гастингсом был против моего восшествия на престол. Я хочу, чтобы вы отвечали за него. Он очень энергичный человек, и поэтому я хочу, чтобы его приютил тот, кому я доверяю.

– И что же дальше? – спросил Букингем. Ему стало стыдно, что он не верил королю.

– Я освобождаю его из Тауэра и, с вашего позволения, посылаю с вооруженной охраной в ваш замок в Брекноке. Он расположен достаточно далеко, среди диких скал Уэльса.

– Я только что подписал необходимые бумаги.

Он с удовольствием отхлебнул вина.

– И мне бы хотелось, чтобы вы послали письмо вашему коннетаблю с указанием приготовить для епископа удобную комнату, хорошие книги и тому подобное.

– Значит, вы освободили его из Тауэра? – спросил Букингем. Его приятно поразили действия короля.

– Почему бы и нет? Он очень неординарный человек, образованный слуга Бога, как мне кажется. И если мы своим хорошим отношением привлечем его на нашу сторону, нам это совсем не повредит. В такие времена все лучшие умы следует использовать для служения стране, а не изолировать таких людей, чтобы они ненавидели нас. Как вы помните, мой дорогой Генрих, на том совещании Стенли тоже был против меня, и ему пришлось долго объяснять, чтобы он, наконец понял, наконец, в чем дело.

– Вы сказали, что он один из самых умных людей. – спросил Букингем. Он с самого начала поддерживал Глостера, и ему не понравилось, как лег ко освободили епископа и как хорошо относится ко роль к его сопернику.

– Может, и нет, – резко ответил король. – Но у него много последователей.

– Если я вас правильно понял, вы хотите, что бы я переубедил Мортона.

– Да, вы поняли правильно, – улыбнулся король. – У вас в запасе будут все долгие зимние месяцы, пока вы будете жить с ним в замке. И вы, и Кэтрин получите удовольствие от приятных бесед с ним!

Букингем был уже не молод, и ему хотелось бы спокойно отдохнуть несколько недель после событий последних месяцев. Его Королевское Величество улыбался, видя, как герцог помрачнел.

– Но, может, тем, кто женат на Вудвиллях, не нужны умные разговоры? – засмеялся он. – Мне интересно, что чувствовал мой брат, когда утешался со своими пустоголовыми красотками.

– Джейн Шор совсем не пустоголова! – напомнил Букингем.

– Нет, – согласился Ричард. – Иначе она бы не сумела заставить сначала Гастингса, а потом этого одиозного Дорсета защищать ее.

– Дорсет вернулся в Англию?

– Да. И, несомненно ждет, чтобы снова начать бунт. Разве ваша жена, Вудвилль, не сказала вам?

Букингем почти успокоился – ему показалось, что дружелюбие Ричарда не показное. Но, по прошествии дней, вспоминая об этом разговоре, он снова и снова ловил себя на том, что, наблюдая за лицом короля, видел, какое оно хитрое и изменчивое.

Но вдруг Плантагенет начинал улыбаться, и тогда казался прямодушным, открытым солдатом. Для Букингема сюзерен, которого он поддерживал изо всех своих немалых сил, стал тайной, загадок. Неуверенность, подозрения портили ему жизнь, он потерял аппетит и сон. Он вспоминал хорошие времена, когда его друг, Эдуард IV, играл с его детьми – и в нем просыпалась ярость. Он вспомнил красоту Неда и очарование маленького Дикона. Он спрашивал себя, мог бы нормальный человек иметь настолько жестокое сердце, чтобы убить юных созданий Творца, задуть огонек жизни в невинных мальчиках. Он понимал, что существуют люди с двумя ликами, и добро и зло в них идут своими путями, не перемешиваясь, как у обычных людей. Он понимал также, что это опасные люди.

В присутствии таких людей вспоминаются колдуны и ведьмы, люди ощущают их плохое влияние, их пробирает дрожь. Возможно ли, что самый младший и способный из сыновей великого герцога Йорка принадлежит к числу таких созданий?

И если это так, думал Букингем, то понимает ли это его мать, королева Анна? Но, может, она не очень умна или же привыкла к подобным поступкам Глостера с детства и не обращает на это внимания? Ему стало страшно от собственных размышлений.

К тому времени, когда королевский кортеж достиг города Глостера, Букингема уже ничто не радовало и не развлекало, несмотря на прекрасный прием.

– Если вы дозволите, Ваше Величество, я на некоторое время поеду в Брекнок, – попросил он разрешения у короля.

– Мы заставляли вас много работать. Стенли вчера сказал, что вы плохо выглядите. Есть какие-нибудь причины? – спросил его Ричард – он был так заботлив.

– У меня есть некоторые проблемы с моими поместьями, – солгал Букингем.

Почему, черт возьми, он не может решиться последовать совету сына и поинтересоваться судьбой Неда и Ричарда? Может быть, если ему задать вопрос в лоб, он выдаст себя?

«Что вы сделали с нашими племянниками?»

Только один человек в Англии имел право задать королю подобный вопрос, – Букингем, человек из его ближайшего окружения. Но этот вопрос, который так долго зрел в его мозгу, застревал в его горле!