Текст книги "Вирусный маркетинг"

Автор книги: Марен Ледэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

«А рядом с этим беднягой?»

Любой на его месте спрашивал бы себя, не сошел ли он с ума, не стал ли жертвой идиотского розыгрыша, как в том фильме Дэвида Финчера, где Майкл Дуглас оказывается вовлечен в зловещую игру без видимых правил…

«Как же он называется?»

«Игра».

«Снова игра…»

От размышлений его отвлекает глухой стук.

– Можно заходить.

Сильвия и Генрих Сат любят роскошь, и им нравится демонстрировать это. Кухня в стиле хай-тек, деревянные панели, дорогая мебель и полотна известных художников. Стены коридора, ведущего в гостиную, увешаны фотографиями, на которых изображена парочка бойких пенсионеров лет семидесяти. Вечерние платья, фраки, драгоценности, костюмы за три тысячи евро, нарисованные помадой улыбки и чудеса пластической хирургии. Натан подходит к Иезавели.

– Их фамилия ни о чем тебе не говорит?

Она с сожалением мотает головой.

– Нет.

– А лица?

Не потрудившись ответить, она направляется к двери. Стенной шкаф. Она бросает взгляд на Хабера.

– Сможем спокойно обыскать дом.

Иезавель проникает в гостиную, приняв последнюю меру предосторожности:

– Не забудь отобрать у него мобильный.

Не заботясь больше о служащем, она приступает к тщательному обыску. Натан заходит следом, из распахнутой двери в глубине комнаты до него доносится шелест бумаги и стук выдвигаемых ящиков.

«Кабинет Генриха Сата».

На фотографиях он запечатлен рядом с видными немецкими политиками и промышленниками.

Иезавель коротко поясняет.

– Микроэлектроника и биохимия.

Натан непонимающе смотрит на нее, пока не догадывается, что она говорит об источнике благосостояния Сата. Она садится в кожаное кресло и включает компьютер, но натыкается на пароль.

– Дерьмо.

Она встает, в несколько прыжков добирается до коридора и возвращается меньше чем через полминуты. Снова устраивается в кресле перед монитором и набирает код из девяти цифр. Доступ разрешен. На ее губах мелькает лукавая улыбка.

– Слава Альцгеймеру и его проклятой болезни… Код тот же, что и у ячейки в камере хранения.

Она без дальнейшего промедления углубляется в цифровую память Генриха Сата. Натан оглядывается, стеллажи вокруг заставлены томами в кожаном переплете. Золотое дно для исследователя, бегло говорящего по-немецки.

«Жаль».

– Я оставлю тебя, пойду осмотрю коттедж.

Жилище семьи Сат, одноэтажное и слегка приподнятое фундаментом, занимает как минимум триста квадратных метров. Помимо кухни, гостиной и кабинета Натан обнаруживает столовую, способную вместить человек пятьдесят, маленькую гостиную и полдюжины комнат разных цветов и размеров. Все помещения обставлены со вкусом и содержатся в безупречной чистоте. Однако ничего, что могло бы их заинтересовать, здесь нет.

И все же в последней комнате, в гардеробной, Натана поджидает сюрприз. Его внимание привлекает шкаф, из которого доносится приглушенный шум двигателя. Натан поворачивает ручку. За дверью лестница, ведущая в подвал. Шум усиливается.

«Система охлаждения».

Он нажимает клавишу выключателя, загорается резкий неоновый свет. Натан бросает взгляд назад.

«Предупредить Иезавель?»

Пожимает плечами и начинает спускаться. Дойдя донизу, он оказывается перед дверью и приоткрывает ее. У него опускаются руки.

Лаборатория. Суперсовременная.

«Нет! Не лаборатория».

Хранилище.

Совершенная техника, расставленная вокруг семи внушительных емкостей.

«Пустых».

Дочери Иезавели.

Тысяча триста километров позади, а впечатление такое, будто они все еще в Ком-Бабелии.

На стеллажах десятки банок.

Красные этикетки, белые этикетки.

Натан тут же проводит параллель с тем, что Иезавель рассказывала им в ночь побега из ризницы Ком-Бабелии. Отголоски детства Иезавели, опытов ее отца.

Красная комната, кровь.

«Я должен предупредить Иезавель».

Он не может сдвинуться с места.

За спиной раздается голос:

– Еще недавно они были здесь.

Стою в дверном проеме с каменным лицом.

Неприступный бункер.

«Его хранилище».

Все эти годы банки были здесь.

Сахар, привязанный к своим куклам как к детям. Фетишизм, доведенный до крайности.

Мои дочери.

Он не мог решиться на разлуку с ними. Дождался последнего момента.

Их еще не разделили.

Уверенность.

Натан обнял меня за талию, и это не неприятно мне. В его взгляде отражается исходящая от меня скрытая боль. Перед глазами проносится жизнь, моя внутренняя тюрьма и физические муки. Мое тело, порабощенное Питером Даханом. И все остальные порабощенные тела.

Но не мой дух.

Он никогда не сможет контролировать мои мысли. Они всегда ускользали от него. Все эти годы Сахар упорно пытался подчинить малейшую частичку моего биологического устройства и в то же время доказал, что не способен повлиять на ход моих мыслей. Сахар, во всей своей посредственности жадного до власти человека.

Кукловод.

Куклы – существа жестокосердые, лишенные каких бы то ни было чувств.

Банки, наполненные кровью, заспиртованными органами людей и животных.

Но я не такая.

Нужно хоть чуть-чуть поспать. Веки отяжелели, на борьбу со сном уходит несколько мгновений, которые кажутся вечностью.

Побочное действие нановирусов.

Закрываю глаза. В голове порхает маленькая охристо-коричневая бабочка. Крылышки поднимаются и опускаются так медленно, что я чувствую, как напрягаются ее мышцы. Эти трепыхания внушают мне какое-то радостное чувство. В бабочке нет той безупречной механики, какую я представляла. И хотя внешне она напоминает машину с точно выверенными движениями, перед ней тоже открыто сразу несколько извилистых путей, и она доверяется случаю и воздушным потокам. Я долго слежу за ней и не могу оторваться, думая о том, откуда она вдруг появилась.

Когда насекомое наконец забивается в дальний уголок моей памяти, я поднимаю глаза. Натан.

Возмутитель спокойствия.

И детонатор.

Перед стеллажами с банками стоят семь пустых емкостей. Иезавель кивает, давая Натану понять, что видит такое не впервые.

– В зале 120 такое же оборудование.

Генрих и Сильвия Сат знакомы с технологиями СЕРИМЕКСа.

– Этот дом – одно из убежищ, которыми Сахар обзавелся с годами, чтобы защитить свои тылы и предотвратить возможную катастрофу.

Она указывает пальцем вверх, имея в виду, что выудила эти сведения из памяти компьютера.

– Они работают на Сахара. Это посредники, а не ученые. Получают деньги за то, что хранят технику и, если нужно, размещают у себя сотрудников Питера. Давнишние клиенты АО Фаб-Кортекс. Еще со времен DHA.

– А что это такое?

– В семьдесят седьмом был получен патент на систему слежения, обнаружения и персонального розыска, микроскопический передатчик, который можно внедрить в человеческое тело. В семьдесят девятом Фаб-Кортекс выкупила права на это изобретение и окрестила его Little DHA, то есть Digital High-Angel, [48]48
  Цифровой Ангел-Хранитель (англ).


[Закрыть]за спасительные и в то же время смертоносные функции цифрового чипа.

– Припоминаю… В бумагах из офиса на Потсдамер Платц говорилось о микрочипе, который мог нанести телу подопытного непоправимый вред.

– Джон вспоминал о нем с ностальгией, как о комбинированном защитнике, который позволял соединить наши души с искусственным интеллектом.

– То есть?

– Технология как путь к искуплению.

– Что ты прочла в документах Сата по этому поводу?

– Старина Генрих Сат помешан на своем архиве. Он отсканировал и оцифровал почти всю документацию Фаб-Кортекс начиная с конца шестидесятых годов. Но…

– Но?

– …он не так глуп, и пин-код, открывающий доступ к компьютеру, – всего лишь обычная система защиты, от которой нет никакого толка. Большая часть документов зашифрована, а у меня нет ключа, чтобы прочесть их. Я обшарила всю комнату, но ничего не нашла.

– Наверное, держит при себе.

– Маньяки, помешанные на архивах, всегда держат ключи при себе.

– А ты не сумеешь взломать код?

Иезавель слабо улыбается.

– Мое тело напичкано нановирусами, но они не дают мне интеллектуальных преимуществ. И у науки есть свои пределы. Так что отвечаю на твой вопрос: я не компьютерный гений.

Натан улыбается ей в ответ.

– Ты сказала, что некоторые данные не закодированы…

– Да, например, публикации в прессе, посвященные Фаб-Кортекс. Я смогла восстановить часть своей истории. Питер плевать на меня хотел. На самом деле с середины восьмидесятых годов различные группы сторонников евангелической церкви и креационизма в правительственных кругах начали выступать с резкой критикой имплантируемых под кожу чипов. Ее подхватили ассоциации по защите прав граждан, и, поскольку Фаб-Кортекс сотрудничала с производителями продовольственных товаров, союзы потребителей…

– …категорически отказались от поддержки опытов.

– Их не щадила ни региональная, ни общенациональная пресса. В экономике этой части Соединенных Штатов религиозные лобби имеют такой вес, что они были вынуждены перевезти оборудование в Европу, бросив немалую часть имущества… и денег.

– И результаты пятнадцатилетних исследований… Представляю себе, в какой ярости они были, и инвесторы тоже.

– И тут появилась семья Сат.

– Которая вдруг предложила приютить их, когда они очутились в Европе.

– Сегодня, после терактов 11 сентября, когда все помешаны на общественной безопасности, охране спокойствия и карательных операциях, те же лобби добивались бы того, чтобы проект увенчался успехом.

– Только в те времена миссия была невыполнима.

Иезавель морщится.

– Тогда транснациональные корпорации, религиозные организации и исследовательские группы еще не вступали в тайный сговор, как сегодня. И они пренебрегли религиозной обстановкой.

– Сахар? Удивительно.

– Питер Дахан не всегда был Сахаром. Конечно, он всегда увлекался мистикой, но Библия для него – научный труд, не более того.

– Что-то вроде Евангелия от науки и техники.

– Если угодно… Во всяком случае, он никогда не говорил о ней как о столпе веры. В традиционном понимании… К тому же за исключением Ветхого Завета и нескольких более поздних текстов, Питер не признавал Библию предметом культа. Он считал Иисуса Христа и Магомета узурпаторами.

– Ясно.

– Как бы то ни было, Фаб-Кортекс пришлось отложить свой проект в долгий ящик, по крайней мере официально, и компания якобы никогда не рассматривала вопрос о серьезном распространении продукта.

– Значит, в действительности она так и не закрылась.

– Очевидно, нет, поскольку после этого продукты Фаб-Кортекс перепродавались другим американским фирмам, так или иначе с ней связанным.

– И?

– Сам подумай… Электронные браслеты для детей, сбегающих из дома, для тех, кто совершил преступление на сексуальной почве и остался на свободе под надзором, для людей, страдающих болезнью Альцгеймера… Фаб-Кортекс и сегодня извлекает большую выгоду от промышленного производства этих продуктов… Питер мне об этом не рассказывал…

– Как будто ему плевать на бабки.

– Ошибаешься, он очень внимательно изучал счета.

– Я не это имел в виду. Можно подумать, что для Сахара деньги – необходимое средство, но не самоцель…

– Естественно, когда их полно.

– Я…

До них доносится какой-то шум.

– Слышал?

– Что?

– Тихо!

Иезавель прикладывает к губам Натана указательный палец, чтобы он замолчал.

– Наверху кто-то есть…

Щелчок.

– Входная дверь.

Голоса.

– Они вернулись.

Ответы.

Натан смотрит на часы: 23.59.

– Уходили ужинать.

– Надо поторопиться, пока они не обнаружили Хабера и не ускользнули у нас из-под носа.

Иезавель обхватывает голову Натана и касается губами его губ. Всего один миг.

– Это чтобы подзарядить батарейки.

Блестящие глаза Натана, устремленные на нее.

«Человек-машина».

ПРИВА,

5 января 2008

Первое ощущение – горький вкус желчи во рту, пробуждение. Сахар открывает глаза, вокруг белизна и могильная тишина. Смутно знакомое место. Никакого праха, жара костров и крика сирен.

«Я все еще жив».

Постель, чистые простыни, монитор, на котором отражается его сердечный ритм.

«Где я?»

Сахар пытается повернуть голову, но шейные мышцы не слушаются. С ногами то же самое.

Правая рука.

Пальцы шевелятся, ему удается, скривившись, приподнять правую руку, но ноги не двигаются, несмотря на все его усилия.

«Я парализован?»

На экране справа горят часы, несколько минут первого.

«Какой сегодня день?»

Слева, совсем рядом, раздается неприятный звонок.

«И сколько я уже прикован к этой постели?»

Сердечный ритм ускоряется. Должно быть, звонок – предупреждение для тех, кто за ним наблюдает. Действительно, меньше чем через полминуты появляется Карола Фирмини.

– Я не слышал, как открылась дверь.

Голос у него глухой, сиплый. Фирмини догадывается, о чем он хочет спросить.

– Не беспокойтесь, это действие седативных препаратов, которые нам пришлось вколоть вам, чтобы не отказало сердце.

– Сердце?

– У вас обгорело больше тридцати процентов тела, вы перенесли четыре операции менее чем за двое суток. Трансплантация кожи, извлечение пуль из позвоночника.

«Позвоночник… ноги…»

– Я парализован?

– Боюсь, что да.

– На всю жизнь?

Фирмини не удостаивает его ответом.

– Где мы?

– Из соображений безопасности вас перевезли в лабораторию Прива. Ком-Бабелия сейчас кишит фликами.

– По… поселок…

«Нет сил выговорить».

– Тексье действовал поразительно эффективно. Вытащив из крипты сейф и определив вас в надежное место, он и его помощники часов двенадцать трудились не покладая рук, чтобы «зачистить» и обезопасить территорию. Всех подопытных выловили, живыми или мертвыми. Трупы, разложившиеся настолько, что их нельзя транспортировать, были сожжены или зарыты, постройки демонтированы и по возможности преданы огню, а все, что удалось спасти, перевезено сюда или в подземелья виллы в Шомераке.

– Остались…

– Остались ли следы?

Сахар шевелит пальцами правой руки в знак того, что она поняла верно. Меньше движений, экономия сил.

– Одни развалины, никакой возможности отыскать нас здесь. Мы были заранее готовы к такому повороту событий.

– Прекрасно.

«Начнем заново, как обычно».

Сахар исторгает противный смешок.

Иезавель.

«Она должна заплатить за все причиненное зло».

– Тексье.

– Хотите, чтобы я позвонила ему?

– Где?

– На немецкой границе… уехал, как только закончил здесь. Он сообщит, когда доберется до Берлина… вероятно, на рассвете.

– Бумаги… в сейфе…

Его пульс учащается, усталость, боль.

– Я позову врача.

Фирмини подходит к двери. Сахар хрипит, пытаясь остановить ее.

Жалкий скрип.

– Бумаги… сейф!

Она замирает у двери, но не оборачивается.

– Где… бумаги?

Фирмини наконец поворачивается к нему лицом. С досадой хмурит лоб.

– У нас возникла небольшая проблема.

– Кто?

– Джон.

– Что?!

Сахар едва не задохнулся. Его пульс подскакивает до ста восьмидесяти ударов в минуту. Срабатывает автоматический сигнал тревоги. Фирмини стоит неподвижно, словно не слышит его.

– Все думали, что вы… ну, учитывая ваше состояние… никто не предполагал, что вы очнетесь.

Сахар шевелит пальцами. Она продолжает.

– Джон сказал, что в лучшем случае вы станете овощем… Тексье, конечно, взбесился, но все остальные были согласны с Джоном, и… пока Тексье разбирался с Ком-Бабелией, мы начали серьезно обсуждать, что делать дальше.

«Она надеется заработать прощение, играя в откровенность».

Почему Джон?

– Джон заявил, что все принадлежит ему, а когда мы отказались целиком передать ему руководство, дождался ночи и сбежал с бумагами, которые были в сейфе.

«Патенты, деньги, карты памяти, контракты, клиентская база…»

Но сперва Иезавель.

Последний вопрос.

– Сколько?..

Фирмини не понимает, о чем он спрашивает.

– Сколько… времени… мне осталось?..

– Мы не знаем. Все будет зависеть от того, выдержит ли сердце.

«Мое сердце не откажет».

До тех пор, пока не умрет ОНА.

Сахар жестом велит Кароле Фирмини уйти. Слишком много плохих новостей сразу.

«Тексье, молодчина Тексье».

Гонится за Иезавелью.

Дрянь.

«Он не даст ей ни малейшего шанса».

Более двух десятилетий исследовательской работы и опытов над ее телом скоро будут сведены к нулю. Она достигла пика своего физического развития. В лучшем случае ей осталось жить два или три года. На начальной стадии вирус не вечен.

Иезавель – всего лишь первая стадия процесса.

«А не результат».

Значит, она может рассчитывать максимум на три года, начиная с сегодняшнего дня, и понятия не имеет о том, как поведет себя тело в последние месяцы активности вируса. Впрочем, продолжительность ее жизни может сократиться до одного года, и даже меньше. Вирус – штука предательская, неконтролируемая, никому не известны его долгосрочные последствия. На этот счет существуют только смутные предположения. Учитывая то, какое количество смертей наблюдалось сразу после инъекции, ученые стали возлагать надежды на подопытных второго и третьего поколения. Иезавель уже не в игре. Так что нужно было по полной использовать ее потенциал в короткие сроки.

Иезавель теперь в прошлом.

«Тексье привезет ее мне».

Сахар снова проваливается в беспокойный сон.

Безразличный к пейзажу и городам, которые он проезжает, Оливье Тексье борется со сном, вцепившись в руль «Рендж Ровера». Он отправился в путь без подручных.

«Разобраться самому».

Никаких следов, никаких свидетелей.

На него почти перестал действовать допинг, который он принимает уже двое суток. У Тексье на уме одно.

«Уничтожить Иезавель».

Задушить ее своими руками.

Улыбка.

«Вставить ей в зад».

И как следует придушить собственными руками.

Потом проверить, как размещены малышки, и прикончить эту мразь, Джона Манкидора.

«Предатель».

Если бы в тот раз, в октябре прошлого года, Сахар позволил Тексье действовать на свое усмотрение…

«Не понадобилось бы нестись на другой конец Европы, чтобы отыскать безмозглую шлюху».

Из-за боли, раздирающей правый бок, он вынужден останавливаться каждые два часа и подолгу отдыхать.

Он никогда не предаст Сахара.

«Единственный из всех».

Фоб, Фирмини, Манкидор, Эшен – все они чертовы предатели, готовые на что угодно ради денег.

«Всему свое время».

И только потом – награда.

БЕРЛИН,

5 января 2008

– Иезавель, какой приятный сюрприз!

Сильвия Сат, подвыпившая и слишком сильно накрашенная, собирается снять пальто, но тут в другом конце коридора, ведущего к комнатам, появляется Иезавель.

– Как же ты изменилась! Я не видела тебя много лет…

– Я вас не помню.

– Конечно, тебе ведь тогда было, кажется, не больше шести или семи, но…

Удивление быстро сменяется другим, неясным чувством: поднятые брови, бегающий взгляд, сомнение.

– Откуда ты?

Безо всяких уверток:

– Из подвала.

Сильвия, кажется, только сейчас замечает Натана.

– Что за мужчина тебя сопровождает, и почему ты не на юге Ардеша, как планировалось?

Она хмурит брови.

– Где Питер?

Последний удар.

– Питер мертв.

Натан представляет, сколько сведений, расчетов и поспешных выводов тотчас же завертелось в голове у старушки.

Питер мертв, наследство, бабки, сеть, инвестиции, безопасность.

– Как это случилось?

Перевод:

«Почему я до сих пор не в курсе?»

– Я здесь для того, чтобы сообщить тебе об этом и рассчитаться.

Она холодно добавляет:

– Рассчитаться за все.

«Либо ей не сообщили о смерти Сахара, либо она превосходная актриса».

Ей не сообщили.

– Где Генрих?

Старушка растерянно лепечет что-то, уже не зная, положить ей пальто или снова надеть. На ее лице появляется лицемерное выражение убитой горем вдовы.

Натан видит, что Иезавель сдерживается, чтобы не ударить ее.

– Он… он должен быть у себя в кабинете, я думаю… Пойдемте, я вам покажу.

«Она даже не удивлена, что дочь Питера каким-то образом попала к ней в дом».

Питер – король, где бы он ни был, даже на том свете. И все, что непосредственно с ним связано, имеет такое же влияние. Опасения, страх и бабки.

Когда они заходят в кабинет Сата, старик сидит за компьютером, побагровевший от гнева.

– Кто-то рылся в моих документах!

Иезавель достает из-под куртки самозарядный пистолет и выталкивает Сильвию на середину комнаты.

– Надо поговорить.

Она оборачивается к Натану.

– Думаю, ты можешь пойти выпустить нашего приятеля Фридриха Хабера, он нам больше не нужен.

В шкафу пахнет мочой. Пленник судорожно вздрагивает.

«Страх».

Натан испытывает то же чувство.

А еще ярость.

«Кто Иезавель на самом деле?»

Монстр, который должен умереть, шизофреничка, женщина, мать, дочь, тело, имеющее право на наслаждение.

Но не только.

Источник всех его бед.

«Стоит ли доверять ей?»

Потому что она пережила худшее, что может быть? Потому что они переспали? Потому что нужно отомстить за Камиллу и Бахию?

Хабер с испугом смотрит на Натана, который указывает ему на дверь и велит проваливать без лишних вопросов. Протягивая ключи от машины.

«Одна ненависть порождает другую».

Иезавель вовлекает его в адскую гонку.

«Самоубийственную».

Натан машинально закрывает дверцу шкафа. Слышно, как хлопает входная дверь, как заводится «БМВ».

«Сейчас я должен быть в морге, плакать над Камиллой».

А не стоять здесь, посреди этого безумия.

Подумать. Распространение смерти. Вирус.

«Я переспал с ней».

Вирус.

Опершись спиной о шкаф, Натан медленно сползает на пол. Его взгляд блуждает по узорам настенного ковра.

Заражен.

«Вот и настал мой черед».

Еще одна пешка, распространяющая смерть.

Еще одно порабощенное тело.

«Порабощенное тело?»

Озарение. Адреналин. Порабощенные тела.

Понять.

Кусочки паззла с трудом собираются воедино. Натан упирается и поднимается на ноги.

«Иезавель не преследует те же цели, что и я».

Он стоит в коридоре, осознавая, как меняется его видение ситуации. Боль утраты, вызванная смертью Камиллы, нарушила ход игры.

Порабощенные тела.

Проект Сахара выходит за рамки простой системы усовершенствования тела с целью извлечения выгоды. Сахар жаждет не контроля над телом-Иезавелью или телами-подопытными, но чего-то большего. Он хочет не только контролировать, но и порабощать.

«Ключ».

Порабощать, и тогда контроль будет порождать контроль. Давнишняя мечта, причинившая столько зла в двадцатом веке: управлять жизнью, исправлять ее, карать, когда она развивается не в том направлении, выбирать, что будет существовать дальше, а что должно исчезнуть с лица Земли. Сталинская зараза, ядерная смерть, град испытаний. [49]49
  Автор использует здесь метафору Рене Шара (1907–1988), французского поэта-сюрреалиста.


[Закрыть]Сахар не стремится к господству над массами, над народами и территориями. Его проект целиком и полностью направлен на подчинение отдельно взятых тел, когда управляемые тела станут телами порабощенными. Сахар не так уж безумен, как кажется, он знает, что общественный контроль связан с длительными процессами, которые не поддаются влиянию со стороны человека. И он торопится, желая ускорить развитие существующих тенденций.

«В этом его слабость».

Контроль – еще не порабощение. Порабощение подразумевает подчинение духа. Как Сахар рассчитывал подчинять дух? С помощью какого рычага воздействия? Как он надеялся заставить людей добровольно повиноваться?

Иезавель.

Натан застыл посреди коридора.

Иезавель знает ответ, не подозревая об этом.

«Страх? Власть? Наслаждение?»

Снова вопросы без ответов.

Число человеческое.

Натан решает вернуться к Иезавели.

Питер мертв, Иезавель молода, а значит, управляема, до наследства рукой подать: мысли Генриха и Сильвии Сат угадать нетрудно. Они сразу соглашаются на разговор.

В комнату заходит Натан, Иезавель вопросительно смотрит на него, но так ничего и не говорит.

– Хабер уехал.

– Тем лучше.

– Он может поднять тревогу.

Иезавель поворачивается к Генриху, по-прежнему держа его на прицеле. Старик еле скрывает свой гнев.

– Что тебе нужно? Деньги? Компания твоего отца?

Иезавель улыбается.

– Все это я оставляю вам. За дело уже взялся дядя Джон.

Натан произносит отчетливо, ледяным тоном:

– Я скажу вам, что нам известно… Если хотите, чтобы мы этим ограничились, слушайте внимательно и дополняйте по мере необходимости.

Взглянув на него, Иезавель стискивает зубы. Натан продолжает:

– После разорения Фаб-Кортекс ваш выбор пал на Берлин, где вы рассчитывали получить поддержку друзей, в частности, в сфере фармацевтики…

Он импровизирует.

– С корыстными намерениями вы провели серию опытов над беременными спортсменками… потом открылась граница Советского Союза… но история вновь сыграла с вами злую шутку. Падение Берлинской стены ускорило ваш отъезд во Францию, где вы приобрели на имя Питера Дахана землю и недвижимость на юге Ардеша, в долине Увез. Вам пришлось начать все с нуля и самим создавать условия, необходимые для принятия проекта… Покидая Калифорнию в 1986 году, вы поклялись никогда не повторять прежних ошибок. Вы переживали закрытие проекта Little DHA как обидный промах и все же опять стали действовать так же.

Генрих Сат раздраженно прерывает его.

– Нужно было найти новую технику! Оплатить ремонт и оборудование новых помещений! Заслужить доверие. Занять свою нишу в местном обществе. Поддерживать, пополнять и при необходимости восстанавливать сеть пособников и спонсоров в регионе, а в дальнейшем и на всем континенте. Найти подопытных…

– Кто отвечал за эту работу?

– Питер обеспечивал безопасность территории.

«Оливье Тексье, от имени Питера».

– Я занялся разработкой прикрытия на новом месте, лоббировал наши интересы в государственных и финансовых структурах региона. В то же время я должен был следить за тем, чтобы от нас не отказались партнеры.

«Тексье со своими методами убеждения и давления».

– Вам также пришлось приспособиться к новой обстановке… приспособиться, продолжая производить…

Сат подхватывает, все больше и больше нервничая.

– Изменилась политическая и экономическая ситуация… усиливалась глобализация капитала… возросло значение маркетинга во всех областях, правительство стало уступать во влиянии транснациональным корпорациям – в сфере компьютерных технологий, мультимедиа, телекоммуникаций, вооружения и в фармацевтическом секторе. Коровье бешенство, ГМО, биометрия, шпионские компьютерные программы, тотальный контроль. Еще пять-десять лет назад такого и представить было нельзя… Росло влияние лобби, выступавших против объединения био– и нанотехнологий…

– Плевать я хотел на всю эту болтовню!

Натан кидается к Сильвии, хватает ее за руку и по локоть разрывает рукав платья, обнажая татуировку.

– Вот что действительно важно!

Он уличающе тычет пальцем в Генриха Сата.

– Вы, покажите вашу руку!

Старик стоит неподвижно. Натан орет, вне себя:

– Поднимите рукав!

Сат подчиняется. На его правой руке обнаруживается несчетное число царапин, образующих надпись: 666.

– А теперь объясните это!

Вцепившись в самозарядный пистолет, Иезавель смотрит сквозь руку Сата так, словно тот бесплотен.

– Отвечайте, какая связь между татуировками и всем этим дерьмом? И кончайте заливать про политико-экономические трудности!

В глазах Генриха и Сильвии Сат читается неподдельный ужас.

– Питер Дахан мертв!

Старик уступает и начинает серьезно рассказывать.

– Мы все расплачиваемся за безумие Питера…

Его взгляд снова останавливается на Иезавели. Пока она жива, Питер всегда будет влиять на их жизнь.

– Отрывки 13:4–5, 14:9–12, 16:2, 17, 18 и 20:4 из Откровения святого Иоанна…

– Продолжайте!

– Мы выучили их наизусть…

По его лицу, от надбровной дуги до нижней губы, пробегает нервный тик.

– Этот чокнутый Сахар годами промывал нам мозги… Он бредил текстом, где говорится о Звере, который сделает так, что всем, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку или на чело.

Имя Зверя.

– В идентификационных номерах чипов Фаб-Кортекс было трижды по шесть цифр. Католическое сообщество сразу стало апеллировать к Библии в борьбе с нашим проектом.

«И сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание Зверя и поклоняющихся образу его». [50]50
  Откр. 16:2.


[Закрыть]

– По словам Сахара, в Книге сказано, что без этого начертания, то есть без цифр 666, физически присутствующих на теле, никто не сможет ни продавать, ни покупать.

В голове Натана звучит загадочная библейская цитата. И сколько бы он ни разматывал этот клубок, сколько бы ни сопоставлял ее со всеми имеющимися у него сведениями, ему не удается связать последние полгода исследований с тем, что они обнаружили в СЕРИМЕКСе. Как соединить кусочки этого паззла – непонятно.

Падение Вавилона, великой блудницы.

– В прошлом этот отрывок из Апокалипсиса трактовали по-разному, но никогда еще не возникало совокупности факторов, которые столь четко увязывались бы с ним. И с нашими интересами.

– Каких факторов?

– ДНК-чипы, разработки в области новейших технологий, власть над всем живым.

Число человеческое.

– Покупать и продавать.

– Покупать и продавать что?!

– Ключ.

Натан взволнован, он проводит параллели, зная, о чем в первую очередь думает Иезавель.

«Ее дочери».

– Хорошенько запомните эти два слова… Покупать и продавать… Эти слова, которыми бросались наши первые критики, стали для нас равнозначны революции… Продолжая исследования, мы ввели в обращение код, узловой точкой которого стали как раз эти два слова. И число 666, начертанное на человеческом теле…

Сат вытягивает вперед руку, демонстрируя татуировку как доказательство.

– …вписанное в саму структуру ДНК. Благодаря Питеру у нас появилась миссия, значение которой мы только начинали осознавать. После… после отъезда из Соединенных Штатов мы увидели и раз и навсегда установили для себя цель, на всю жизнь. Предназначение… Наконец-то наши исследования обретали смысл.

«Покупать и продавать».

– В девяностые годы мы осознали, какой потенциал кроется в разработках, созданных на стыке микроэлектроники, биологии, информационных технологий и нейропсихологических техник манипуляции и убеждения. Вы наверняка слышали о подобных приборах, биочипах и микроэлектромеханических системах. В англоязычном мире слияние этой группы дисциплин называют конвергенцией NBIC – нанотехнологии, биология, информатика и когнитивная наука.

«Покупать и продавать самое ценное, что есть у человека».

– Эта революция предвещала важнейшие инновации, некоторые из них могли внести глубинные изменения в наше общество. Затронуты все сферы, сегодня США, Европа и Япония вкладывают в это миллиарды евро. Усовершенствование систем обработки и хранения информации, вычислительных систем, диверсификация электронных вычислительных машин, а также возможность диагностирования и вмешательства в человеческое тело в нанометровом диапазоне с помощью датчиков, систем визуализации, лекарственных препаратов направленного действия и синтетических тканей. Бесконечное множество возможных применений.

«Душу».

– Мы зашли гораздо дальше.

Генрих Сат не умолкает. Его прорвало. Натан предпочитает не перебивать.

«На волосок от понимания».

Цепочка приведет их к дочерям Иезавели.

«Потом».

Только потом.

– Мы преодолели немало препятствий, стоявших перед официальными исследовательскими программами, в частности, совместив эту работу с самыми продвинутыми теориями убеждения из области нейромаркетинга. Нам удалось осуществить тотальную конвергенцию NBIC, объединив дисциплины и научные исследования, которые могли послужить нашему делу.

Память Натана проясняется с поразительной скоростью. Всплывают отрывки из прочитанных им во время исследований статей и комментариев, относящихся к использованию микрочипов.