Текст книги "Вор Жуткой кости (ЛП)"

Автор книги: Марджори Каптаноглу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

4 ЭШ

 Сегодня Эш решил не сдерживаться на тренировке. От его атаки Риланд покраснел, хотя был силен. Эш не послушал мольбу Риланда бить слабее, он наступал выпадами. Когда Тесса приблизилась, Риланд предложил монеты за выступление, и Эш поддался. Его агрессия угасла, и он распустил волосы, они упали на его плечи.

Он вернулся домой после этого, ощущая себя грязным, но не как после дня выкапывания могил. Он сам согласился принять шесть монет за проигрыш. Деньги его не волновали, раздражало то, что Риланд предложил их. Эш согласился, потому что Риланд был его другом, и благородный человек всегда помогал друзьям, какими бы сложными или странными ни были их просьбы. Но, когда он обдумал свой поступок позже, он задумался, было ли благородно совершать нечто подлое для поддержки друзей. Он не верил, что Тессе было важно, кто из них лучший мечник, но ему было стыдно обманывать ее.

Ему нравилось сражаться с Риландом, когда никто не смотрел. Он завязывал волосы как Лэнс, это придавало ему уверенности, которой он не ощущал в прошлом. Если бы не его брат, он не попытался бы использовать меч снова. В отличие от Лэнса, в детстве он не был агрессивным. Ему нравилось читать после работы, смотреть на звезды в темноте, искать силуэты, что он выучил, представлять новые. Но нынче ему казалось, что он обязан развивать навыки, стать лучшим мечником в этих краях, если он сможет. Его талант улучшался с каждым днем, и он знал, что мог вырубить Риланда в любой момент, когда захочет. Но он предпочитал оттачивать движения, даже если противник был слабее.

Он не расстроился бы из-за нечестного проигрыша, если бы сам не захотел вдруг впечатлить Тессу. Он сопротивлялся желанию, но ощущал гложущее сожаление, что она посчитала его слабым. Какая разница, что она думает? Обычно он избегал девушек, которые часто насмехались над ним из-за грязи на коже и под ногтями, которую он никак не мог отмыть, хотя старался. Ему повезет, если он хоть когда-нибудь найдет того, кто посмотрит глубже его потемневшей от солнца кожи, кто увидит человека внутри. Тесса не дразнила его, но он боялся, что она вообще его не замечала. Дочь слесаря была странной, отчасти смелой, отчасти норовистой, ненадежной, и он не знал, что о ней думать. Но она была девушкой Риланда, так что не было смысла думать о ней.

Он сел в любимом углу у окна, солнце согревало его, и он пытался читать потрепанные том стихотворений Дайим Хару, хотя мысли мешали ему. Он едва заметил стук в дверь, пока отец не миновал его, чтобы открыть ее, хмуро посмотрев за то, что он не поднялся сам.

На крыльце сборщик сообщил, что пришел за налогами. Эш напрягся, они были у дома всего на прошлой неделе. Он вытащил кожаный шнурок из кармана и завязал волосы, а потом встал и подошел к отцу.

Отец как всегда не переживал из-за мужчины, выпятившего живот так, словно этим можно было гордиться. Он скорее гордился своей работой вытряхивать последние монеты из людей, которые с трудом могли прокормить семьи. Он служил своему жадному хозяину. Два свина окружали его, с их губ лилась слюна в надежде, что они поедят тем, кто не заплатит. Эша подташнивало при виде них.

Он склонился к уху отца.

– Они приходили на прошлой неделе, – сказал он.

Услышав Эша, сборщик заговорил тверже:

– Верно. Теперь сроки поменялись. Мы отсылали весть. Теперь каждую неделю.

Отец посмотрел на Эша, но тот стоял на месте.

– Мы можем войти, если это поможет, – оскалился сборщик.

– Иди! – сказал отец Эшу.

Он размышлял, как пронзил бы сборщика и его телохранителей, если бы у него был настоящий меч, пока нес деньги из шкафчика на кухне. Он слышал, как сборщик рассказывает отцу, что деньги нужно готовить к их прибытию, и его отец извинялся, что не знал об изменении. Отец обещал, что к следующему разу все будет готово.

Эш вернулся с монетами и опустил в ящик сборщика. Мужчина сосчитал их и сделал запись в свитке. Эш отошел и держался в тени, чтобы никто не видел отвращения на его лице.

* * *

Настроение Эша не улучшилось к ужину с родителями на кухне. Два года назад они придвинули стол к стене, притворяясь, что он всегда был на троих, словно это как-то помешало бы им печалиться при взгляде на место, где больше не сядет Лэнс. Словно это убрало бы тоску по нему каждую секунду каждого дня их жизней. Эш возил еду по тарелке, надеясь скорее уйти и не разговаривать. Он знал, что хотела сказать мама, и он не смотрел на нее, чтобы не поощрять.

– Мистер Эйнсворт, писарь, сказал, что тебе нужно прийти завтра утром, и он преподаст тебе урок, – сказала мама. – Если будешь справляться, он возьмет тебя в ученики.

– Я же говорил, что не хочу этого, – проворчал Эш. Писарь целыми днями копировал документы для банкиров, констебля и сборщиков. Документы для кражи, обмана, ареста, порой для убийства. Зачем ему быть частью этого?

Прочитав его мысли, она сказала:

– Это просто письмо. Ты же не будешь придумывать слова? Если это не сделаешь ты, сделает кто-то другой.

– Твоя мама права, – сказал отец, не привыкший соглашаться с ней. – Ты слишком умный, чтобы всю жизнь копать землю. Ты хочешь работу, зависящую от скорби других?

– Тебе же она подходит, – сказал Эш.

– У меня нет выбора, это я знал всегда. Никаких споров. Завтра ты пойдешь туда, как и сказала мама.

Эш опустил голову и продолжил есть. Его мама едва смогла промолчать минуту, а потом завела другую любимую тему:

– Было бы больше девушек вокруг, если бы ты остриг волосы, не думаешь?

– Длинные, короткие волосы. Им все равно, – сказал отец Эша. – Им важно, сколько серебра в кармане.

Его мама повернулась к отцу.

– Что ты знаешь о женщинах? – а потом сладко сказала Эшу. – Помнишь, какими короткими они были? Это нравилось мне больше хвостика Лэнса. Хотя я тогда молчала, потому что как бы вас тогда различали?

Эш не мог выдерживать это каждый день. Он встал, стул заскрипел по полу.

– Погоди, останься, – мама вскочила, побежала на кухню и вернулась с тарелкой с квадратным пирогом. – С днем рождения, дорогой Эш, – сказала она.

Она это сделала. Она просто не могла отпустить. Он сдержал бурлящий гнев, потому что знал, что она не хотела зла. Она хотела донести, что из-за смерти брата его жизнь не закончилась. Жизнь продолжалась, они праздновали дни рождения, хотя они всегда напоминали о брате, что родился на семь минут раньше него, и потеря которого в тринадцать лет ощущалась так, словно ему отрезали руку, ногу или половину сердца.

Эш взял кусочек пирога и ушел с ним. Отец за ним сказал матери:

– Обязательно нужно было начинать с волос?

В свете полумесяца Эш сидел у могилы Лэнса с дубовым крестом. Он коснулся слов на дереве «ЛЭНС КЕМП, 13 лет». Он взял часть пирога, оторвал и опустил на могилу.

«Кусочек для меня, кусочек для тебя», – они с братом всегда праздновали дни рождения вместе, и всегда будут праздновать.

Эш прижал голову к столбику. Три года назад они нашли проклятое кольцо в десяти ярдах отсюда, на земле старика Джона Пенворса. Оно было закопано в землю, судя по виду, уже пару лет. Когда они отряхнули его, по нему попало солнце, и драгоценный изумруд засиял так ярко, как он еще никогда не видел.

С тех пор его жизнь невероятно изменилась. У него осталась лишь одна цель, от которой он не отступал. Ничто не имело значения.

5 ТЕССА

 Вечером мое настроение стало лучше, и я насвистывала, готовя ужин. Я подала жареную свинину, сыр и хлеб из погреба, пока папа ставил тарелки. Он был в отличном настроении, благодаря его другу мистеру Оливеру, который приходил днем и оставался, пока папа не победил его в нарды.

– Кеттлморы заплатили тебе? – сказал папа.

– Пообещали завтра, – сказала я, не глядя на него. Мне не нравилось врать, но и не хотелось портить ему настроение. Утром я найду маленькую работу, чтобы покрыть то, что они могли заплатить.

Мы заняли места. Я уже хотела заговорить о предложении Риланда, но папа посерьезнел и сообщил, что должен мне кое-что сказать. Серьезность его тона меня удивила. Его плечи напряглись, он смотрел вниз, а не мне в глаза. А ведь был до этого веселым.

Любопытство захлестнуло меня.

– Конечно, – сказала я. – Что такое?

Он хотел заговорить, но вдруг уловил карету и лошадей снаружи. Кареты редко прибывали на нашу дорогу, которая вела в тупик после трех домов за нашим. Папа подошел к окну и выглянул, помрачнел из-за увиденного. Я подошла к окну поменьше и выглянула.

Королевская карета лорда Феллстоуна замерла на дороге у нашего дома. Два рыцаря стояли по бокам от возницы, еще двое сидели сзади. Я не видела во тьме кареты, был ли внутри сам лорд.

– Погаси свет, – прошипел резко папа. Он затушил лампу рядом с собой.

Я задула свечи. Лунный свет тускло озарял дом.

– Следи за ними, – сказал папа. – Скажи, если кто-то подойдет, – он поспешил к стене ключей и выбрал один. Он отодвинул гобелен на задней стене, открывая отсек, что я никогда не видела. Он открыл его ключом и вытащил узкий меч. Я подавила вскрик, но папа прижал пальцы к своим губам, прося молчать. Он вытащил меч из ножен и прошел к двери.

В один миг я смотрела на папу, а в другой все потемнело. Через пару секунд я снова могла видеть, но оказалась в другом месте. В темном, полном теней месте с потолком из неровного камня. Пещера. Я лежала на столе, спина болела от твердой плоской поверхности. Я попыталась повернуть голову, но ремни удерживали меня на месте… голову, тело, руки и ноги были перевязаны так крепко, что почти мешали току крови. Горечь поднялась в горле от едкого запаха… словно гнил труп зверя. Гравий шуршал неподалеку. Шаги? Я дергалась в путах, но они удерживали меня, пока внутри вскипала паника.

А потом все закончилось. Зрение затуманилось, а потом прояснилось, и я оказалась в доме на том же месте, где была. Я протерла глаза, пытаясь стереть воспоминание, ощущая сильное облегчение. Кошмар был таким ярким… хотя я не понимала, как можно видеть сны, не засыпая. Может, это было связано с лордом Феллстоуном или странной женщиной, которую я видела рядом с ним. Я посмотрела в окно, карета разворачивалась. Папа подошел ко мне, когда лошади уже помчались. Мы вместе смотрели, пока карета не пропала из виду. Я не рассказала ему о своем видении, которое точно встревожило бы его. Его меч тревожил меня сильнее.

– Тебя за это арестуют, – сказала я, глядя на оружие в его руке. Только рыцари и свины лорда могли носить мечи.

– В такие времена… когда правит тиран… нужно быть готовыми, – сказал папа.

– Нет. Если будет бой, пусть это делают юноши.

– Судьба юных умирать за старых, но должно быть наоборот, – папа сунул меч в ножны и спрятал, запер и вернул гобелен. – Зажги свет, Тесса.

Я послушалась.

– Думаешь, в карете был лорд Феллстоун? – сказала я.

– Вряд ли кто-то еще ехал бы под его гербом, – сказал папа.

– А женщина в маске? – сказала я. Он удивленно посмотрел на меня. – Я слышала о ней в городе, – добавила я.

– Не знаю, – сказал он.

– Почему они приходили к нашему дому?

– У меня плохое предчувствие.

– Представить не могу, при чем тут мы, – сказала я. – Может, лошадь наступила на гвоздь или что-то нужно было починить.

Папа вернулся к столу и сел. Его правая рука дрожала, пока он тянулся к кружке.

– Думаю, нам стоит покинуть Сорренвуд.

– О чем ты?

– Ты знаешь, что налоги увеличили?

– Представляю, что так всюду.

– Я слышал, условия лучше в Блэкгрове под защитой чародея лорда Квешира, – сказал папа.

– Ты не можешь туда уйти. Нам нужно разрешение на пересечение границы, – я не могла поверить, что папа это предлагал. Карета остановилась у нашего дома, и мы собирались сбежать? Я его не понимала.

– Есть способы, – сказал он.

– Это наш дом.

– Мы найдем новый дом.

– Ты говорил, что мы останемся тут навсегда, вдруг мама вернется? – сказала я.

– Она хотела бы, чтобы я защитил тебя любой ценой.

– Она нас оставила. Ее ли слушать? – холодный гнев охватил меня, я вспомнила день, когда ушла мама. Ее болезнь заставляла ее бояться открытых пространств. Папа делал все, а она оставалась дома. Она не вышла бы из комнат на зов соседей. Мне запрещали говорить с друзьями о ее болезни. Но я часто видела, как она смотрела в окно, и даже в четыре года я различала тоску в ее глазах. А потом, одним утром после недель ливней она не выдержала. Она взяла меня за руку и повела на задний двор, где мы посадили цветы. А потом мы вернулись в дом, она сказала, что устала, отправила меня в комнату вздремнуть, но моя радость из-за того, что мама «выздоровела», не давала спать. Я все-таки уснула, а, когда проснулась, мама ушла.

Папа думал, что ее похитили, но я не слышала шума днем, не было и следов нарушителей в доме. Соседи подумали, что она убила себя, потому что человек, не бывающий снаружи, точно не был счастлив. Но я помнила ее радость тем утром, как она смогла одолеть болезнь и выйти в сад со мной. Прошли месяцы, ее тело не нашли на берегу реки или на дне оврага, и слухи изменились. Говорили, она убежала, вероятнее всего, с любовником, потому что какая женщина не захотела бы себе приключений? Особенно женщина, которая боялась открытого пространства. Только сильная любовь заставила бы мать бросить ребенка. А слесарь… люди знали, что у него было доброе сердце, но он вел себя грубо, все думали, что он старше жены, которую никто толком не видел. Некоторые заявляли, что видели ее невероятную красоту. Она была красивой, но истории сочиняли и те, кто ее не видел. Когда я подросла и могла обдумать варианты, сомнительнее всего был побег с любовником. Но лучше так, чем думать, что она была несчастна в обществе мужа и дочери настолько, что решила утопиться в реке.

Папа давно перестал спорить со мной из-за нее.

– Здесь опасно, – сказал он. – Свины на каждом углу. Феллстоун сам заглядывает в окна. Нужно уйти сегодня.

– Что? Это невозможно. У меня есть друзья… Ты меня не заставишь!

– Я поклялся защищать тебя, я это сделаю.

– Что значит поклялся? Кому?

Он прижал руки к животу.

– Себе. В день, когда ты родилась.

– Ты выполнил работу. Смотри, какая я здоровая, – горло сжалось от мысли, что мы покинем Сорренвуд. Может, были города лучше, где правили чародеи мягче, не окружающие себя жуткими существами и призраками… но в тех городах не было Риланда. Как же заставить папу понять чувства? Он говорил мне, что я вела себя как ребенок, что я найду еще много парней, которые понравятся мне не меньше Риланда, а то и сильнее.

Я опустилась рядом с ним.

– Ты плохо себя чувствуешь. Тебе стоит поесть и лечь спать. Решим завтра. Прошу, папа.

Он посмотрел на меня, пригладил волосы и вздохнул.

– Это ты хотел сказать мне? – сказала я.

Он замешкался, а потом сунул руку в карман и вытащил красивый золотой ключ на простой цепочке.

– Красиво, – я коснулась ключика, он протянул цепочку мне. На ней был геометрический узор с изящными линиями. – Что он открывает?

Папа улыбнулся.

– Первый вопрос слесаря. Но я не знаю. Это было у твоей матери. Я хотел отдать его тебе на восемнадцатый день рождения. Но… думаю, она хотела бы отдать его сейчас, – он вложил ключик в мою ладонь.

Мои глаза заполнились слезами.

– Спасибо, милый папа. Я буду думать о тебе и маме, когда буду носить его, – я поцеловала ключик, надела себе на шею, а потом поцеловала папу в щеку. – Но разве ты это хотел мне сказать?

– Не сейчас, дитя, – сказал он. – На сегодня событий хватило. Это подождет.

6 КАЛЬДЕР

 Кальдер сидел на шаре сена и жевал морковь, глядя, как фермер Джошуа грузит в повозку ящики с овощами.

– Когда я был в замке с папой, давно-давно, я видел ее на кухне с миссис Бейли, поварихой, – сказал Джошуа. – Она была прекрасной дамой, ее улыбка могла растопить железо.

– Ты видел ее потом? – сказал Кальдер.

Джошуа покачал головой.

– Но слышал. Дамы болтали. Говорили, лорд с ней общается.

– Почему тогда ее никто не видел?

Джошуа закрепил брезент на повозке.

– Говорят, он сделал ее призраком.

Кальдер подавил дрожь. Он не позволял думать о таком. Надежда вела его, и ему нужно было верить, что она жива.

– Как часто вы делаете поставки? – сказал Кальдер.

– Каждый вечер. Они кормят армию, – Джошуа убрал корзинки с едой для лошадей и забрался на повозке.

– Я могу использовать твою помощь, друг, – сказал Кальдер.

Фермер Джошуа тряхнул поводьями, две лошади бодро пошли. Кальдер смотрел, как повозка подпрыгивает на неровной земле, и думал, что завтра осуществит план, если Джошуа не будет против. Он лег на сено, поднял руку и посмотрел на серебряного кота на браслете. Он поднял соломинку, что зацепилась за край.

Кальдеру было четырнадцать, оба глаза были здоровыми, когда Фэлин дала его ему. Ей было тринадцать, она была высокого рода, хотя только начинала превращаться из веснушчатого подростка в величавую красавицу, какой ей суждено было стать. Она нашла его на бревне на краю леса, он пытался прижать листья шалфея к красным пятнам на спине. Фэлин села рядом и прижала листья к местам, куда он не дотягивался. Он почти улыбнулся, думая, как испугалась бы ее мать, увидев дочь, помогающую ухаживать за ранами сына Кука.

– Брат мой сделал? – спросила Фэлин.

– Зачем винить Мейса в разбитых фарфоровых тарелках? Или в чем-то еще, когда я рядом? – сказал Кальдер. А Кальдера выпороли, и Джозеф, помощник, был рад это осуществить. Мейс смотрел, уже монстр в свои одиннадцать лет. Его глаза слезились от радости при виде боли другого.

Фэлин опустила его рубаху, отдала оставшиеся листья Кальдеру, и он спрятал их в рюкзак.

– Хотелось бы, чтобы он был добр к тебе, – сказала она.

– Ему нужен кто-то для пыток. Хорошо, что не ты, – только это утешало в поведении ее брата.

Фэлин вытащила из кармана два кожаных браслета с оловянной лисой на одном и котом на другом.

– Я хочу тебе дать лису.

Кальдер коснулся своего длинного носа.

– Из-за этого?

– Нет, глупый. Не знаешь сказку про Лиса и Кота? Лис говорил коту, что у него есть мешок уловок, что дает ему сто способов побега от врагов, а у кота есть лишь один. Но охотник спустил на них гончих, и кот забрался на дерево, а лиса убили раньше, чем он выбрал, какую уловку использовать.

– То есть… нужно думать быстрее?

– Не знаю даже. Но ты напоминаешь мне лиса с мешком уловок.

Он вложил браслет с лисой в ее ладонь.

– Лучше оставь себе этот, чтобы думать обо мне, пока будешь носить его.

Она замешкалась.

– Тогда ты будешь носить кота и думать обо мне. Хотя я надеюсь, что всегда буду рядом, чтобы нам не требовались напоминания.

Ему тогда не нужно было стараться, чтобы предсказать, что их будущее не будет общим. Но его сердце разбилось, когда в шестнадцать ее семья отослала ее куда-то, выдав замуж, и он больше ее не видел. Он ходил все время по миру, пытался отвлечь себя от мыслей о ней.

7 ЭШ

 Эш проснулся с первыми лучами в хорошем настроении, радуясь, что до следующего дня рождения еще целый год. Он встал и поел хлеб с маминым абрикосовым вареньем, а потом отправился в комнаты писаря. По пути он начал убеждать себя, что уроки пойдут на пользу, хоть он и не хотел так работать. Он был не прочь получать новые навыки, был благодарен юному священнику, научившему его читать в детстве. К сожалению, священник покинул это место раньше, чем научил его писать, но теперь у Эша был шанс. Он ощущал силу слов, если бы мир был мягче, он стал бы поэтом или писал бы о героях. Но тут он собирался использовать новые умения, чтобы вызывать мятежные мысли у жителей Сорренвуда с помощью анонимных листовок.

Эш свернул с дороги в переулок и добрался до входа в тесные комнаты мистера Эйнсворта. Дверь была открыта, и мистер Кроуфорд, судебный пристав, стоял рядом с писарем. Эш юркнул за мистером Кроуфордом и посмотрел на документ на столе между мужчинами. Он с потрясением увидел, что это был указ об аресте отца Тесы, Донала Ская, которого «разыскивали для допроса по официальному делу».

Пристав схватил документ и мрачно посмотрел на Эша. Он прижал пергамент к груди и покинул кабинет.

Мистер Эйнсворт взглянул на Эша без интереса. Писарь был почти лысым, кроме пары прядей слабых белых волос, он казался старше своих лет. Очки в кожаной оправе висели на его носу ниже налитых кровью глаз, кончики его пальцев почернели от постоянного загрязнения чернилами. Мистер Эйнсворт кивнул на столик в углу, где были перо и чернильница, свиток с рукописным алфавитом и стопка пустого расчерченного пергамента.

– Начинай практику, – гнусаво сказал он.

– Что сделал слесарь? – сказал Эш.

Мистер Эйнсворт замер и вздохнул.

– Это твой первый урок. Все документы, что в комнате писаря, конфиденциальны. Писарь не говорит о них ни при каких обстоятельствах. Те, кто увидел документы в комнате писаря без разрешения, тоже связаны кодом секретности. Садись уже. Ты не научишься писать, стоя.

Эш устроился за столом. Он расправил перед собой пергамент, обмакнул перо в чернила и начал выводить букву А. Он пытался сосредоточиться, но думал лишь, что А – Арест.

«Что сделал отец Тессы? Наверное, ничего, но это не помешает схватить его. А если пострадает и Тесса?» – Эш знал, как выглядит «правосудие» в Сорренвуде. Он не мог сидеть и позволять арестовать человека без предупреждения.

Он вскочил на ноги.

– Сэр, я кое-что вспомнил. У мамы утром болел живот. Я должен был заглянуть к аптекарю, мистеру Эвансону, но забыл, ведь был в восторге от первого урока здесь, – он поспешил к двери. – Я быстро, – он выбежал из комнаты раньше, чем мистер Эйнсворт смог возразить, и помчался к дому Риланда. Он стучал в дверь кулаком, кричал имя Риланда.

Через минуту Риланд открыл дверь, выглядя так, словно только встал с кровати.

– Что такое? – осведомился он.

– Донала Ская вот-вот арестуют. Предупреди Тессу, – сказал Эш. Он думал сделать это сам, но это могло бы выглядеть как попытка захватить роль Риланда как ее защитника.

– Откуда ты знаешь? – сказал Риланд.

Эш рассказал, что увидел в комнате писаря.

– Я не знал, что ты умеешь читать.

– Умею, – Эш растерялся, Риланд сосредоточился не на том. – Тебе нужно бежать, пристав вот-вот будет там.

– Вряд ли это что-то серьезное.

Эш не мог подавить нетерпение.

– Если ты не пойдешь, это сделаю я.

– Нет, – сказал Риланд. – Я справлюсь. Иди к своему писарю.

Эш вернулся в комнату мистера Эйнсворта, думая, как глупо и трусливо то, что он сам не пошел к Тессе. Риланд не понимал, что на кону, и простой допрос легко мог перерасти в обвинение в измене. Но теперь это не зависело от Эша, ему оставалось лишь верить, что Риланд сделает все правильно. Он отогнал мысль, что колола его сильнее всего: что его мотив не был связан со спасением Донала Ская, что он просто хотел быть тем, кто успокоит Тессу, когда все пойдет не так.