Текст книги "Рассвет на закате"

Автор книги: Марджори Иток

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Глава 17

Элинор смутно помнила, как соскользнула на пол, потому что сквозь ватный туман подумала: «О, мои таблетки от давления! Где я их оставила? У меня, наверное, удар!»

Это было ее последней мыслью. Она не почувствовала, как от порыва ветра распахнулась кухонная дверь, как ледяной воздух овеивал ее, принося с собой крохотные, похожие на соль, снежинки, и они таяли на потрескавшемся кафеле, как спустя несколько часов пришел Бен и в ужасе сказал:

– О, Господи, и вы тоже!

Элинор очнулась, с большим удивлением обнаружив, что лежит внутри кислородной палатки. Почти бессознательно она попыталась ощупать то, что находилось вокруг нее, решила, что на самом деле это ее не волнует, и погрузилась назад – в прекрасное, бесчувственное забытье.

В течение всей долгой недели она смутно осознавала присутствие Бена и Мэри Энн, которые на цыпочках ходили взад-вперед по палате с озабоченными лицами, да еще она припоминала, как над ней склонился Тони Мондейн поверх букета розовых роз. А еще были сны. Ей снился Бобби, который улыбался ей, говоря, как часто бывало при его жизни: «Держись, мама». Ей снилась Джулия, которая ворчала, насупив брови: «Сама я так не делала, но тебе велю. Держи при себе свои проклятые таблетки, детка». А еще ей снился Бентон Бонфорд, говоривший своим звучным голосом: «Темны деревья прекрасного сада, но выполнить мне обещания надо…»

Так хорошо было слушать их всех, завернуться в одеяла, закрыть глаза и забыть об окружающем мире.

К счастью, современная медицина творит чудеса: инфекция сдалась, воспалительный процесс в легких остановился, и сильная боль в груди исчезла. Силы постепенно возвращались к ней. А вместе с ними вернулось утомительное чувство ответственности за то, что находится вокруг нее.

Элинор противилась этому чувству. Она совершенно не желала его испытывать и, пока было возможно, цеплялась за своих призраков, как ребенок, пряталась от опасности под спасительное шерстяное одеяло.

Но, в конце концов, чувство долга возобладало над страхами. Она открыла свои утомленные глаза навстречу снежному ноябрьскому дню, увидела старое обеспокоенное лицо Бена, вздохнула и шагнула навстречу неизбежному.

Джулия, Мэтт и Бентон были мертвы. А она нет. И неважно, как она будет себя чувствовать, она жива.

В субботу она уже сидела на стуле и старалась выслушать, что расскажет ей Бен о Бентоне. На самом деле он знал не намного больше, чем сама она вычитала из газет.

Погода в горах окончательно испортилась: вначале не удавалось даже обнаружить самолет и извлечь погибших. И только через некоторое время, прежде чем снег окончательно покрыл землю, спасателям все-таки удалось найти безжизненные тела, которые лежали на склоне. Соединенные Штаты и Россия обменялись соболезнованиями по поводу погибшей сельскохозяйственной делегации. Затем сообщения о катастрофе отошли на вторые страницы газет, и на смену пришла информация об аварии газопровода в густонаселенном районе.

И это было все.

«Но не для меня, – горько подумала Элинор. – Не для меня. Я потеряла Бентона Бонфорда. Я не могла себе представить, что можно потерять человека, которого не имеешь. Но это возможно. Я его потеряла. И теперь я понимаю, что, наверное, любила его – сильнее, намного сильнее, чем какого-либо другого мужчину в своей жизни, и, наверное, ничего подобного в будущем не встречу. Но жизнь продолжается. Так ведь?»

Да, так. По какому-то странному предопределению решено, чтобы я жила, а он – нет. Здесь должен крыться какой-то смысл. Как мне найти его? – В ее утомленной голове ответ возник сам собой: надо выполнять обещания. Как это делал он. Но, Господи, как? Я теперь даже не знаю, кому принадлежит магазин. «Я могла бы позвонить младшему помощнику Мэтта, – подумала она, свесив ноги на холодный пол. – Кажется, его зовут Питер. Но что у нас сегодня? Сегодня воскресенье. К двум часам за мной приедет Бен и отвезет домой. – Подступили слезы, слезы жалости к себе, и она с трудом поборола их. – Ради Бога, Элинор Райт, не надо превращаться в плаксу. Сожми зубы. Живи сегодняшним днем, черт возьми! Надеюсь, твоя страховка сможет покрыть медицинские расходы и ты не вылетишь в трубу окончательно. Надеюсь, что Джон Джиаметти не передумал, и у него все еще найдется работа для тебя. Надеюсь, что кому бы теперь ни принадлежал магазин, владелец не прогонит Бена и Мэри Энн или продаст магазин еще кому-нибудь, кто оставит их. В конце концов, хватит тебе витать в облаках. Вернись назад, к проклятой реальности».

Элинор встала на ноги, схватилась за кровать, потому что перед ее глазами все поплыло, и поняла истинность выражения: «Легко сказать, да нелегко сделать».

Но головокружение прошло через несколько секунд. Все еще осторожно придерживаясь за кровать, она передвинулась к стулу, решила, что пока этого вполне достаточно, и села. Дверь в холл была открыта, и она увидела на стене яркую бумажную индюшку, которую прикрепили кнопкой.

«Как эта птица похожа на Тони Мондейна», – ехидно подумала Элинор, затем причина попадания на стену именно индюшки заняла ее воспаленный мозг.

День Благодарения? Это не может быть день Благодарения – так долго она не могла пробыть здесь.

Однако именно так дела и обстояли. Из ее жизни выпали две недели, о которых она ничего не помнила. Две недели без Бентона. Три без Мэтта. И более четырех без Джулии.

«Бену следует быть более осторожным: вероятно, он может стать следующим», – подумала она и поняла, что это вовсе не смешно.

Наполненные яростью глаза Элинор вдруг натолкнулись на ее собственное отражение в маленьком зеркальце на стене, и она сама себя не узнала. Под глазами пролегли такие глубокие морщины, что и целого галлона крема не хватило бы, чтобы их замазать. Она напоминала цветом лица восковую куклу, а губ почти не было видно. Она выглядела на все семьдесят лет. Или на все сто. На самом деле с такими сальными свалявшимися волосами, свисающими на лицо, она отлично может подойти для роли одной из ведьм в «Макбете» и варить зелье, приговаривая: «Пузыри, пузыри, горе-беду навари».

Ну ладно. Одно хорошо – клетчатая юбка теперь будет ей впору.

Надо возвращаться из больницы домой, но есть ли у нее какая-нибудь одежда? Наверное, она должна позвонить Мэри Энн и попросить, чтобы та заехала к ней и захватила что-нибудь.

Элинор снова осторожно поднялась и шаг за шагом добралась до шкафа. Она сможет выйти в этой одежде.

Какого черта теперь наряжаться? Для кого устраивать показ мод? Для Тони Мондейна?

Едва ли. Элинор невольно взглянула на красивые розы в вазе, которые стояли на подоконнике. Они уже начали опадать, пора расцвета миновала, как и у нее, но чем теперь можно объяснить поступки Тони Мондейна?

Вот еще одна загадка, которой нужно найти объяснение по возвращении в реальный мир.

Неделя обещает быть интересной.

Тут в холле раздалось дребезжание колесиков по полу, и круглолицая маленькая санитарка появилась на пороге, держа в руках поднос.

– Здравствуйте, миссис Райт. Сегодня вам определенно лучше. Пододвинуть ваш стул к окну? И посмотрите-ка, это настоящая еда, а не какие-нибудь соки.

Элинор снова села, сознавая, что настало самое время поесть, и устроила поднос на коленях. Она не включила телевизор, чувствуя, что земля прекрасно вертится и без ее участия.

Когда Бен приехал за ней к двум часам, она сидела на стуле, уже одетая, и ждала его. Симпатичная медсестра одолжила ей кое-что из косметики, и настроение Элинор немного улучшилось после того, как она воспользовалась румянами и губной помадой. Но юбка стала ей велика и была заколота булавкой, чулки морщились, а единственной обувью, которая оказалась с ней в больнице, были старые войлочные шлепанцы. Элинор явно не собиралась участвовать в показе мод.

Поскольку на улице было холодно, Бен прихватил из магазина ее старое потертое пальто, которое она иногда надевала в машине, с пятнами лака на локте и одну из своих плотных зеленоватых шляп, которую получил от племянника, служившего в армии.

Элинор надвинула шляпу на уши, и все рассмеялись.

Нянечка, которая прикатила ей каталку, хихикая, спросила:

– Может быть, вам дать оловянную кружку, чтобы просить милостыню?

Элинор осторожно уселась в каталку и сказала:

– О, большое спасибо, Айрин. Надеюсь, что у вас имеется черный ход?

– Но вы же не выглядите настолько плохо. К тому же вас все знают. И вы рассмешите их всех. Что делать с розами?

– Оставьте их. Они не смотрятся рядом с «нищенкой». Мне надо что-нибудь подписывать?

– Все уже оформлено. Вы можете ехать. И теперь будьте осторожны. А в четверг покажитесь доктору. О’кей?

– Хорошо. Спасибо вам за все.

– Всегда пожалуйста. И если вам попадется крышка от сахарницы «Краса Америки», позвоните мне.

– Позвоню.

Бен подогнал старый фургон к боковому выходу, где он стоял тихо-мирно, поблескивая позолоченными буквами «Антиквариат Бонфорд» под лучами солнца. Из выхлопной трубы вырывался дымок.

– Машина что-то капризничает, – сказал Бен, заботливо помогая Элинор забраться внутрь. – Бент сказал, что дело в карбюраторе или еще чем-нибудь. Я еще не успел посмотреть.

Прежде чем он захлопнул дверцу, Элинор поняла по выражению его лица, что он тоже оплакивает Бентона Бонфорда. И почему-то ей не стало легче.

Старик уселся рядом с ней, включив обогреватель до отказа, и тронул машину.

– Куда, Элли? Я знаю, что Мэри Энн принесла тебе кое-какие сладости в дом Джулии. И она сказала, что вечером наведается к тебе.

– О, спасибо. Это так мило. – Помимо ее воли глаза Элинор увлажнились, и она осознала классическую истину: болезнь оставляет мало сил, чтобы сопротивляться эмоциям. Пытаясь обрести твердость, она сказала: – Отвезите меня на минутку в магазин. И потом я поеду домой.

Воздух был прозрачным и обжигающим, а небо – холодного голубого цвета. Она обратила на это внимание, когда он помогал ей выбраться из фургона. Элинор заметила, что сорная трава, растущая в трещинах бетона, похоронена под сугробиками снега, а по платформе кружат маленькие вихри, которыми играет ветер, словно морскими волнами. Сосед из скобяной лавки вышел наружу и жег картонные коробки в проволочном контейнере. Языки огня бросали оранжевые отсветы на красноватые и тускло-серые стены зданий, а дым, словно пух, поднимался к небу в ледяном воздухе. Сосед взмахнул рукой и сказал что-то неразборчивое насчет того, что он рад ее возвращению. Они кивнули и помахали в ответ. Бен отпер заднюю дверь и ввел Элинор внутрь.

В помещении было тепло и пахло плесенью. Он включил свет, и привычные тени заиграли на знакомых предметах. Откидная крышка письменного стола была поднята, а исцарапанная поверхность – завалена почтой. Томасин, который, свернувшись клубком, дремал на кресле Джулии, вскочил, лениво потянулся всеми четырьмя лапками и задрал хвост. Вместо приветствия он издал требовательное: «Мяу-мяу!» – что означало: «Хочу есть»!

Элинор было трудно поверить, что она так долго отсутствовала.

Бен, глядя на ее бледное печальное лицо, вспомнил о великолепном Пикассо, который спрятан Джулией в ожидании дня рождения Элинор, и у него возникло сильное искушение отдать его прямо сейчас, а не ждать праздника. Но он поборол соблазн.

«Ко дню рождения», – сказала Джулия, и так оно и будет. Естественно, некоторые вещи в этом проклятом мире остаются неизменными, в частности, его обещание.

Бен наполнил едой коробку из-под маргарина. Томасин, который прыгнул на руки к Элинор, чтобы поведать ей душераздирающую историю об умирающем от голода коте, незамедлительно соскочил на пол, наклонился к миске и начал обед, мотая хвостом от удовольствия.

Элинор присела на виндзорский стул и расстегнула свое старое пальто. Бен прислонился к дверному косяку, стоя на пороге, и скрестил руки на груди.

– Эта толстая дамочка, которая приходила насчет стульев времен королевы Анны и увидела белтеровский диван, так и не возвращалась. Пока что.

– Хорошо.

– В Квинси будет семинар по прессованному стеклу. Они хотят, чтобы вы приехали. Письмо в стопке.

– Я поеду. Когда будет семинар?

– Я точно не помню. Перед днем Благодарения. Так мне кажется. А еще мы уже можем продать это бюро. С фермы Крейнов. Джону Джиаметти. Если хотите.

– Вот как?

– Вот так. Он нашел покупателя и хочет взять бюро для него. Конечно, такая сделка принесла бы нам небольшую прибыль. Совсем небольшую. Но ведь мы знаем Джона давно, и он хороший человек.

Будет только на пользу, если она пойдет на сделку с ним. Если она будет работать на него. Если… Слишком много «если». Тут ее словно током ударило:

– Господи, Бен! А зарплату вы и остальные получили? Я же ничего не подписала.

– Не беспокойтесь. Все сделал партнер Мэтта, это касается и оплаты больничных расходов по вашей страховке. С деньгами все в порядке. Кажется, он хороший парень. Элли…

Она взглянула на него. Бен взволнованно моргал и нервно ерошил рукой остатки шевелюры вокруг лысины. Скорчив гримасу, он начал:

– Что же будет с этим местом теперь? И с нами?

Элинор медленно ответила:

– Не знаю. Думаю, что все должно перейти к ближайшим родственникам Бентона, кто бы они ни были.

– А что если никого из родственников нет?

– О, кто-нибудь должен быть. – Она механически теребила шов на своем свитере, даже не сознавая, что делает. – Если придется, будем искать родственников по линии прапрадедов или каких-нибудь кузенов, уехавших куда-то тридцать лет назад. Кто-нибудь да объявится. Полагаю, что нам остается только ждать. Снова.

– Но ведь они могут продать все?

– Только законно оформив сделку.

– А мы, значит, пока будем вести дела как и прежде?

– Пока кто-нибудь не велит нам остановиться. Или не возьмет все в свои руки.

– Это может длиться несколько лет.

– Непохоже.

– Может быть, если никто не объявится, нам позволят и дальше вести дела. Для меня это было бы лучшим вариантом. С вами очень хорошо работать, Элли.

Лучшего комплимента Бен сделать не мог. Адресовав ему туманную улыбку, Элинор сказала:

– А вы здесь незаменимы. Джулия всегда это говорила.

Бен шаркнул носами своих неуклюжих рабочих ботинок и улыбнулся:

– Как бы то ни было, я думаю, что мы хорошо ладим.

«Но все изменится, если я перейду к Джону Джиаметти».

Ей следовало бы сказать о своих намерениях. Но не сейчас. Всему свое время.

Он помялся и продолжал:

– Но, скорее всего, кто бы ни приехал, этот человек решит все продать. Как вы думаете?

Она кивнула:

– Скорее всего.

– И встает вопрос: кому продать? У нас с вами денег нет. Проклятье! У вас нет ничего, кроме тяжелой судьбы, а у меня даже на черный день ничего не отложено. Вот и все. – Он потер свою лысую голову, коснулся носа и взялся за подбородок. Его глаза украдкой косили в ее сторону. – Я вот все думаю и думаю. Я признаю, что мы могли бы работать на Мондейна. По крайней мере, я согласился бы на это, если бы он позволил мне делать то, что я умею. Но мне очень жаль, Элли: этот парень мне не по душе. Да и Бенту он тоже не нравился.

Как отлично она это знала! Элинор сглотнула и сказала:

– Я знаю. Я знаю, что он не нравился ему.

– И тем не менее он лучше, чем Марвин Коулс.

– Да, кто угодно лучше, чем Марвин Коулс.

– Аминь. Конечно, адский выбор, но если дело дойдет до этого, то я выбрал бы Мондейна. По крайней мере, он знает свое дело. – Бен вытянул поцарапанный палец и провел им по атласной спинке Томасина. – И еще я думаю, что Мондейн тоже хочет купить магазин. Иначе он появился бы здесь намного позже. Он оценивает это место, так я думаю. Так что, я полагаю, нам нужно подготовиться к продаже. – Бен страдальчески посмотрел на нее. – Вам приходит в голову хоть какой-то способ добиться от банков ссуды?

Элинор покачала головой и печально улыбнулась:

– Все, что у меня есть, так это одежда в гардеробе, подержанный автомобиль и четыре хороших антикварных вещи. Плюс ко всему я должна оплатить еще два огромных счета за лечение Бобби. Нет никакого способа, Бен. Боюсь, что мы с вами вне игры.

– Тем более следует подготовиться.

– Ну что ж, давайте.

Раздался звук, словно кто-то бросил горсть соли в окно, и оба они вздрогнули. С неба сыпался град. Элинор поежилась. Бен тут же спросил:

– Вам тепло?

– Все в порядке. – Она поменяла позу и оперлась на локоть. – Завтра я позвоню Питеру – это партнер Мэтта. Может быть, он сможет вывести нас из этого состояния неизвестности.

– Попробуйте. Но если он что-то и знает сегодня, то не больше, чем он знал вчера, когда я с ними разговаривал. Он начал официальную процедуру, по его словам…

– Он старается найти кого-то из родственников Бентона.

– Именно. Он сказал, что потребуется определенное время.

Элинор думала: «Должна ли я сделать это? Поймет ли Джон Джиаметти?» – И внезапно до нее дошел смысл слов, которые говорил Бен:

– Мондейн взял его в оборот, я имею в виду партнера Мэтта. Этого Питера. Повез его обедать и все такое. Так что все может закончиться тем, что мы будем работать на этого проныру Мондейна, нравится нам или нет.

Бен смотрел на усталое лицо Элинор, которое находилось близко от него. В списке эпитетов для Тони Мондейна он припас не только словцо «пронырливый». В глазах Элли Бен видел, что она согласна с ним, и испытал слабое облегчение. В конце концов, ведь Элли не глупа.

– Будет день, будет и пища, – сказала она. – Нам остается только защищаться – вам, мне и Мэри Энн. Вот и все, что мы можем сделать прямо сейчас.

Он кивнул.

Томасин разделался со своей едой, вскочил обратно на колени к Элинор, в знак благодарности лизнул ее шершавым язычком, обернул свое тельце рыжим хвостом и принялся мурлыкать. Она коснулась его шелковой спинки и механически погладила ее. Скрипнула входная дверь, и в помещение ворвался снежный вихрь снега. Владелец скобяной лавки спросил:

– Вам лучше, Элли?

– О да. Да, спасибо.

– Хорошо. Я скажу жене, что вы вернулись. Глядите-ка – я тут хороший костерок развел и все сжег, по крайней мере, все, что мог сжечь на законных основаниях. – Он улыбнулся. – Так вот, нет ли у вас еще чего-нибудь, что я мог бы кинуть в огонь?

Бен поднялся.

– Полагаю, что под навесом есть какие-то картонки.

Оба мужчины вышли, снова впустив ледяной обжигающий порыв внутрь. Элинор осталась сидеть на прежнем месте, плотнее закутавшись в свое старенькое пальто.

В магазине было тихо. До нее слабо доносились голоса мужчин. Двустворчатый голландский шкаф отбрасывал гигантскую тень на пол. И перед ее глазами возник гигантский призрак, человек со сдвинутыми бровями, прислонившийся к этому шкафу и скрестивший на груди руки. Слезы блеснули на ее глазах.

– Бентон, – сказала она вслух, испытывая сильную боль. – О, Бентон, Бентон, почему?

Это было выше ее сил, это было слишком мучительно, чтобы оставаться на стуле, смотреть по сторонам и вспоминать.

Элинор поднялась, переместив покорного Томасина на плечо, словно шарф, и пошла вслед за тенями в глубину магазина.

Он тоже был здесь. Бент был здесь, в этой тишине. Он с удивлением таращился на венецианский кувшин, вставший на место старых стульев в витрине, и рычал на нее из-под своей дурацкой шляпы: «Милашка».

Бентон был повсюду! И как за четыре дня этот человек умудрился войти в ее жизнь?

Сбежать бы от воспоминаний. Но она не сбежит, потому что от себя не сбежишь.

Настойчивые звонки и удары в дверь наконец достигли ее ушей, проникли в ее воспаленный мозг, и шум почти обрадовал ее. Все что угодно, лишь бы прогнать привидения.

Элинор направилась ко входу по старому мягкому ковру, нащупала цепочку, повернула латунный запор и открыла дверь.

– Прошу прощения, – начала она вежливо, – но до воскресенья мы закрыты. Не могли бы вы прийти завтра?

– Да, – сказала блондинка в модном кожаном пальто, шляпе и ботфортах. – Я вернусь завтра. Но я войду сюда и сегодня. А вы кто – уборщица?

Элинор могла бы найти это забавным, но ей было не до смеха.

Она холодно ответила:

– Я Элинор Райт. Я управляю магазином.

– О! Вот как!

Элинор не принесло удовольствия ощущение, которое у нее возникло от быстрого взгляда проницательных карих глаз, которым незнакомка окинула ее с головы до пят. Тон ее собственного голоса автоматически стал ледяным:

– И мы закрыты.

Она начала запирать дверь. Рука в элегантной перчатке из кожи взмахнула, останавливая ее.

– Вы не понимаете, – сказала женщина таким же ледяным тоном. – Этот магазин принадлежит мне.

– Простите?

– Этот магазин принадлежит мне.

Темная мужская фигура позади нее внезапно сделала шаг и стала столь же высокой, сколь и узнаваемой. Это был Питер, партнер Мэтта.

Он торопливо сказал:

– Мы искали вас, Элли. Но дома вас не было, вот мы и попытались найти вас здесь.

Он бессмысленно улыбнулся. А Элинор просто застыла, не имея сил ответить. Она с трудом отступила на шаг, пропустив высокую даму внутрь, и та стянула свои перчатки и стряхнула снег с рукавов и ботфортов прямо на старый благородный ковер из обюсона. А затем быстро, как птица, осмотрелась, и шелковистые белокурые волосы скользнули из-под шляпы на щеку, цветом кожи напоминающую персик.

– Я всегда считала это потрясающим, – сказала незнакомка, персонально ни к кому не обращаясь. – Как люди умудряются платить огромные деньги за такой хлам? О, кстати, – и теперь ее глаза остановились снова на Элинор. – Меня зовут миссис Бентон Бонфорд.