Текст книги "Сладкая опасность (ЛП)"

Автор книги: Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 13. УЭР АМАНДА

Письмо, адресованное ‘преподобному Письмо Альберта Кэмпиона прибыло по почте на следующее утро, и оно лежало на боковом столике в холле, являясь предметом любопытства всех зрителей с момента его прибытия до момента исчезновения и последующего извлечения.

Поскольку письмо не было переадресовано, имело почтовый штемпель Нортгемптоншира и было помечено как "Срочно’, в семье возникло острое чувство, что оно может содержать полезную информацию.

Домочадцы провели неуютную ночь в разгромленных комнатах, и Гаффи, по крайней мере, был значительно более мрачным и угрюмым, когда спускался по лестнице с шишкой размером с яйцо на затылке.

На спешном военном совете накануне вечером было единогласно решено не вызывать полицию. Насколько можно было обнаружить, ничего не было похищено, и посетители были убеждены, что в сложившихся обстоятельствах полицейское расследование округа было последним, чего можно было желать. Тетя Хэтт на удивление с готовностью согласилась на это соглашение, и жители мельницы решили самостоятельно защищаться и, когда это будет возможно, осуществить собственную месть.

Гаффи заметил письмо по дороге на завтрак. Он остановился на ходу и задумчиво посмотрел на него. Он увидел, что столкнулся с незначительной, но раздражающей проблемой. Если бы он следовал простым курсом, который диктовали его инстинкты и воспитание, размышлял он, он бы переадресовал письмо ‘c / o Xenophon House’ и выбросил инцидент из головы. Но, отягощенный ответственностью своего нового призвания, он колебался. У него ужасно болела голова, и, услышав, как счастливо насвистывает Аманда, спускаясь по лестнице позади него, он нырнул в комнату для завтрака, оставив письмо там, где оно лежало.

Реакция Аманды на конверт на столе была совсем другой. Как только она увидела это, она остановилась, и, бросив один виноватый взгляд вокруг, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает, она сняла это с полированного дерева и засунула в школьную сумочку, за колено своих трусиков, и направилась к завтраку.

Ее свист не прекращался на протяжении всего инцидента, и Гаффи был готов поклясться, что она последовала за ним прямо в комнату.

Группа, собравшаяся за столом для завтрака под теплым утренним солнцем, все еще была изрядно потрясена событиями предыдущей ночи. Фаркуарсон выглядел бледным и пошатывающимся, а у Игер-Райта было несколько уродливых синяков вокруг челюсти. У юного Хэла был подбитый глаз, которым он чрезмерно гордился, и только тетя Хэтт выглядела такой же компактной и невозмутимой.

Между Гаффи и Мэри возникла скованность, и в девушке чувствовалась некоторая старомодная застенчивость, которая подчеркивала ее несколько эдвардианскую красоту и низводила молодого человека до состояния приятного идиотизма, на который приятно было смотреть.

Только у Аманды в глазах горел огонек триумфа и была еще более выраженная веселость, чем раньше. Ее запястья и лодыжки были обезображены бинтами, но ее дух, казалось, скорее окреп, чем ослабел. Она выложила стопку каталогов беспроводной связи на стол рядом со своей тарелкой и начала с огромным интересом перелистывать страницы.

‘Мне кажется, радио – это как напиток; оно просто действует на тебя", – весело заметила тетя Хэтт, обращаясь ко всему столу. "Аманда, может быть, ты допьешь свой кофе, пока не разлила его?" Эта девушка проводит половину своего времени, читая рекламу страшных машин, которые она даже не надеется купить.’

‘Вовсе нет", – сказал мельник с некоторой долей оправданного негодования. ‘Я собираюсь приобрести четыре клапана большого размера – пластины раскаляются добела при напряжении в тысячу Вольт – кучу громкоговорителей и кое-что довольно сенсационное в линейке аккумуляторов. Очень возможно, что и новое платье тоже, если мне захочется.’

Ее брат и сестра вежливо рассмеялись над этим изобилием и передали друг другу мед, но Аманда не собиралась опускать тему.

‘Как вы думаете, ’ серьезно спросила она Игер-Райта, который сидел напротив нее, ‘ было бы лучше купить новый аккумулятор для машины или вообще новую машину?’

‘Не сегодня, Аманда. Сегодня не будет веселой беседы. Мы все немного взволнованы’.

В голосе юного Хэла звучали неподдельные властные нотки. Было очевидно, что он относится к своему положению главы семьи с подобающей серьезностью.

Девушка холодно повернулась к нему. ‘Я совершенно серьезна", – сказала она. ‘Так получилось, что у меня появилась определенная сумма денег, и я раздумываю, как ее потратить. Я думаю, что, возможно, все-таки новая машина. Прошлогодний "Моррис" был бы забавным. Сегодня утром я разговаривал со Скетти из окна, и он думает, что мы могли бы купить такую в Ипсвиче примерно за девяносто фунтов. Я подумал, что мог бы зайти и посмотреть на это сегодня утром. Машина довезет меня до Милого, а оттуда я смогу сесть на автобус.’

Хэл, Мэри и тетя Хэтт обменялись взглядами.

‘Бедная Аманда, все из-за волнения", – сочувственно сказала пожилая леди.

‘Подожди минутку. Тетя’. Хэл извиняющимся жестом протянул руку, а затем повернулся к сестре, его юное лицо было серьезным и вежливо вопрошающим. ‘Ты это серьезно, Аманда?’

Его сестра одарила его единственным свирепым взглядом. ‘Конечно, хочу. Ты же не думаешь, что я сижу здесь и выставляю себя дураком. Собственно говоря, я получил первый взнос в размере трехсот фунтов, и, поскольку, естественно, есть несколько вещей, которых я хочу, я решаю, как потратить их с максимальной пользой.’

Внезапно вспомнив, что Фиттоны имели доход в сто фунтов в год, не считая их разнообразной деятельности, Гаффи понял выражение полного изумления по поводу судьбы своего хозяина.

Аманда оставалась спокойной, но немного надутой.

‘ Триста фунтов? Где они? – спросил я.

‘В ящике моего туалетного столика. В твоей шкатулке для воротничков, если хочешь знать. Она была такой комковатой, что я не знала, куда ее еще положить, поэтому позаимствовала твою шкатулку’.

Хэл нахмурился. Он наклонился вперед в своем кресле во главе стола, его глаза были широко раскрыты и озадачены.

Двое смотрели друг на друга, Аманда внешне небрежно и до смешного свирепо, а мальчик испуганно и недоверчиво. Они были до нелепости похожи; светлые волосы Понтисбрайта сияли над их выразительными лицами.

‘ Ты хочешь сказать, что у тебя в доме триста фунтов банкнотами?

‘ Да, хочу. ’ Тон Аманды был жалобным. ‘ Почему я не должна? У многих людей сразу есть триста фунтов. У тебя часто бывает, не так ли, Гаффи? Не будь таким буржуа, Хэл.’

Покраснев от несправедливости последнего предостережения, глава семьи Фиттон стоял на своем.

‘Где ты это взял? И что все это значит по поводу первой партии?’

‘ Это, – спокойно сказала Аманда, – боюсь, я не имею права тебе говорить. А теперь я должна идти и готовиться к отъезду в Ипсвич. Я, пожалуй, возьму Скетти, если ты не возражаешь.’

‘Но, Аманда, ты шутишь", – нервно возразила тетя Хэтт.

‘Конечно, нет, дорогая. Так получилось, что у меня есть триста фунтов, вот и все. Возможно, у меня есть еще немного. Я хотела бы также сказать, ’ продолжала она, сурово оглядывая собрание, ‘ что, по моему мнению, весь этот интерес к моим деньгам немного вульгарен.

‘ Деньги были в доме прошлой ночью? – спросил я.

‘Это было’.

‘И они его так и не забрали!’ – взорвалась тетя Хэтт, которая никак не могла выкинуть из головы мысль о краже со взломом. ‘Какое милосердие!’

‘Возможно, это были просто шесть Санта-Клаусов в необычных костюмах", – презрительно сказал Хэл.

Щеки Аманды вспыхнули. ‘Это подло, заплесневело и, к сожалению, типично", – сказала она и поднялась на ноги. ‘Теперь я еду в Ипсвич’.

Когда дверь за ней закрылась, Хэл пренебрежительно кашлянул – жест человека, втрое его старше.

‘Очень необычно", – заметил он и с нарочитой неторопливостью продолжил свой завтрак.

Нетерпеливый Райт поймал взгляд Фаркуарсона и подавил желание рассмеяться.

Гаффи был задумчив. Ему пришло в голову, что, каким бы забавным ни было отношение Аманды, факты, безусловно, были странными, если это правда, и когда он вспомнил ее вспышку негодования по поводу предположения Хэла относительно возможной личности их посетителей прошлой ночью, неприятное подозрение промелькнуло в его голове. Он поспешно отогнал ее от себя, но она все еще витала в нем, и он не мог выбросить из головы, что триста фунтов могут оказаться не такой уж незначительной похлебкой, если кто-то в ней достаточно сильно нуждается.

Было очевидно, что нечто подобное пришло в голову Хэлу, потому что он внезапно отложил салфетку и поднялся на ноги.

Если вы извините меня на минутку, ‘ сказал он с той серьезной вежливостью, которая была его главной чертой, – я думаю, я хотел бы перекинуться парой слов с Амандой, прежде чем она уйдет.‘ И, выйдя из-за стола, он поспешил за сестрой.

Комната Аманды располагалась прямо над квартирой, в которой они сидели, и, хотя тетя Хэтт и Мэри умело поддерживали разговор, было невозможно не услышать отрывистые звуки, доносившиеся этажом выше. Это началось с сердитых голосов и продолжилось серией громыханий, которые наводили на мысль, что законный граф избивал свою сестру, а она защищалась с истинным духом Понтисбрайта. В конце концов, шум прекратился, и Хэл снова появился в зале для завтраков, выглядя раскрасневшимся и немного взъерошенным, но внешне достойным и собранным, как всегда.

Он вошел в дверь, огляделся, чтобы убедиться, что все закончили, а затем почтительно повернулся к своей тете.

‘Я хотел бы знать, не будешь ли ты возражать, дорогая", – сказал он точно таким тоном, каким, должно быть, говорили до него его отец и дед в моменты наибольшей помпезности. ‘Есть кое-что, что я хотел бы обсудить с нашими гостями, поскольку чувствую, что это их касается’.

Тетя Хэтт, которая очень любила своего племянника, немедленно удалилась, даже не улыбнувшись, поманив Мэри следовать за ней.

Хэл подошел к Гаффи, который стоял на коврике у камина, размышляя о том, что в семье Фиттон было очарование, которое делало восхитительными даже их ссоры.

‘Послушай сюда, Рэндалл’, – тон мальчика был сама серьезность. ‘Я должен сделать признание от имени моей сестры Аманды. Мне жаль, что она так себя вела, но ты знаешь, что такое женщины – никаких манер, когда дело доходит до этого. Я не думаю, что они могут с этим поделать. Полагаю, это просто природная слабость. Я говорю, ’ продолжал он, внезапно забыв о своей позе главы семейства, ‘ у нее действительно есть эти деньги. Я это видел. Триста фунтов пятифунтовыми банкнотами. Это ужасно подозрительно, не так ли? Однако это не то, о чем я собирался с вами поговорить. Я бы хотел, чтобы вы все услышали об этом, хотя это довольно отвратительно. Когда я только что подошел к Аманде, я наткнулся на нее несколько неожиданно. Она читала это письмо. Я спросил ее, от кого оно, но она мне не сказала. А потом я увидела конверт, лежащий на кровати. Смотри, вот он. Он адресован Кэмпион.’

Он стоял перед ними, держа перед собой конверт, который Гаффи видел в холле. Он был изрядно помят и в какой-то мере объяснял шум, поднявшийся пять минут назад. Хэл мучительно покраснел.

‘Я не могу выразить тебе, как мне жаль, и я не хочу оправдываться перед ней. Она вела себя ужасно, и я сказал ей об этом. Я хотел бы сказать, однако, что она не всегда так поступает. Она совсем не такая девушка. Возможно, ’ с надеждой добавил он, ‘ прошлой ночью ее довольно сильно ударили по голове. Возможно, так оно и есть, вы знаете. Тем не менее, я думаю, вам следует прочитать письмо. Это не мое дело, я знаю, но это действительно кажется важным. Тетя Хэтт, Мэри и я не можем не догадаться, чем ты здесь занимаешься, и – ну, это кажется важным.’

Он сунул потрепанный клочок бумаги в руку Гаффи.

‘Боюсь, Аманда это прочла", – заметил он. "Но, похоже, ее это не особенно заинтересовало. Я думаю, она взяла это в приступе беспричинного озорства’.

Последнюю фразу он произнес как одно слово и, казалось, испытал значительное облегчение, сбросив ее с себя.

Гаффи внимательно прочитал письмо. Это был замечательный документ, написанный плавным, несколько неряшливым почерком на большом листе почтовой бумаги желтовато-коричневого цвета, украшенном малиновым почтовым штампом-факсимиле.

‘Мой дорогой сэр: В ответ на ваше вежливое письмо я могу сказать, что меня глубоко заинтересовал поднятый вами вопрос. В моем письме в The Times от 4 июля прошлого года, которое вы с удовольствием цитируете, я упомянул о предосудительной привычке кураторов наших малоизвестных музеев переносить некоторые из их наиболее интересных экспонатов в более затхлые и недоступные уголки уродливых, плохо вентилируемых мавзолеев, которыми они руководят.

Так получилось, что я могу ответить на вопрос, который вы задаете, и позвольте мне воспользоваться этой возможностью, чтобы заверить вас, что это совсем не проблема, но что я получаю очень реальное удовольствие от того, что могу выполнять то, что я рассматриваю как общественную службу. Я могу сказать, что в долгой и, я надеюсь, полезной переписке с публичной прессой я редко пытался ответить на вопрос, который интересовал меня больше. Барабан Понтисбрайта, который вы ошибочно называете барабаном Мальплаке, – его общепринятое название Понтисбрайт барабан Мальплаке – был установлен в приходской церкви в Понтисбрайте, когда старинный особняк был снесен, и титул утратил силу.

‘Несколько лет спустя, если быть точным, в 1913 году, она была одолжена, по чьему поручению я не знаю (хотя я, конечно, хотел бы перекинуться парой слов с этим джентльменом! ), в Дом-музей Брома в Норвиче, где он остается по сей день, являясь шокирующим примером небрежного отношения к сохранению древних реликвий. Я уверен, что вы будете уважать мою уверенность в этом вопросе и не передадите это прессе до тех пор, пока вы, в вашем положении (которое, полагаю, я правильно предполагаю, является должностным лицом прихода), не сможете обеспечить его возвращение. Поскольку я немного знаком с куратором музея "Бром Хаус", я взял на себя смелость отправить ему записку той же почтой, в которой сообщается, что его маленькое правонарушение стало неожиданностью и что, боюсь, он должен отказаться от награды, которую так долго держал в руках. (Боюсь, добрые люди Норвича уже давно перестали считать барабан восьмым чудом света, поскольку сейчас, как я слышал, он находится в очень плохом положении.)

‘Мой друг мистер Формби (я уверен, что он помнит мое имя, хотя мы знакомы всего лишь по переписке) занимал свой нынешний пост во время первоначального займа, так что не должно быть никаких раздражающих формальностей.

‘Еще раз благодарю вас за множество любезностей и, боюсь, лести, с которыми вы были достаточно любезны, чтобы написать о моем маленьком хобби, и выражаю надежду, что я оказал некоторую небольшую помощь в ваших достойных поисках,

‘Я прошу остаться, мой дорогой сэр,

‘Ваш покорный слуга,

‘Редьярд Гленкэннон.

‘Ну, будь я проклят!’ – сказал Гаффи. ‘Каким гением Кэмпион был – есть, я имею в виду. Что ж, это решает проблему, не так ли?’

Хэл сдержанно кашлянул. ‘Я, конечно, не хочу вмешиваться, ’ сказал он, ‘ но кто такой мистер Гленкэннон?’

‘Один из главных назойливых людей в мире", – ухмыльнулся Фаркуарсон. ‘Рано или поздно вы обязательно наткнетесь на его имя. Он пожилой парень с независимым достатком, который проводит свою жизнь, переписываясь с газетами. Он, должно быть, проводит половину своего дня, читая их, а другую половину пишет для них. Он занимается этим уже лет пятьдесят или около того, и, конечно, к этому времени он – кладезь информации. Просто единственный человек в мире, к которому можно обратиться с вопросом такого рода. Кэмпион, должно быть, написала ему, как только Аманда показала ему дуб.’

Хэл все еще маячил рядом, и Гаффи пришло в голову, что положение мальчика было оскорбительным.

‘Послушайте, – сказал он, – я не знаю, как много вы собрали, но я хотел бы заверить вас, что мы определенно на правильной стороне и все такое прочее. Я знаю, что мы можем рассчитывать на тебя в любое время, не так ли?’

Это было правильное отношение, и Хэл, который был таким не по годам развитым в одних вещах и таким ребенком в других, относился к нему с благодарностью.

‘В любое время", – сказал он с энтузиазмом. ‘Скорее! Я говорю, ты собираешься нарядиться священником и взять барабан?’

Гаффи на мгновение замолчал. Призыв к действию, содержащийся в письме, раньше не приходил ему в голову, и он был несколько озадачен этим поразительным предложением.

‘Почему, нет", – сказал он и засмеялся. ‘Конечно, мы вряд ли сможем это сделать’.

Игер-Райт присоединился к нему, но Фаркуарсон поморщился.

‘Это похоже на то, что сделал бы Кэмпион, не так ли?’ – сказал он. ‘Я имею в виду, в конце концов, мы должны так или иначе заполучить барабан, и в сложившихся обстоятельствах для нас, кажется, открыт путь прямо туда и попросить об этом’.

‘ Знаешь, в этом что-то есть, ’ быстро согласился Игер-Райт. ‘Конечно, мы не можем переодеться в священников; начнем с того, что это довольно серьезное, неприятное преступление, и я не думаю, что кто-то из нас смог бы его совершить, с другой стороны. Но, в конце концов, я не вижу, почему бы нам не выступить в роли мирян-чтецов или что—то в этом роде – ревностных прихожан, которые призвали вернуть приходскую собственность в ее старый дом.’

Гаффи выглядел крайне неуютно. Будучи от природы законопослушной душой, он был потрясен незаконностью проекта.

‘Я говорю, ты знаешь, это воровство", – возразил он.

Игер-Райт пожал плечами. ‘Мы всегда могли бы назвать это необычной клептоманией. И, кроме того, мы можем вернуть это в церковь, когда покончим с этим. В любом случае, ей там самое место. Черт возьми! мы должны оказать ценную общественную услугу, как указывает старина Рэмсботтом, или Гленканнон, или как там его зовут. Послушай, давай сделаем это, Гаффи. Сегодня днем мы все отправимся в Норвич и побеседуем с куратором. Если мы упомянем имя Гленканнона, я не понимаю, почему нам это не сойдет с рук. Мы можем объяснить, что предложили наши услуги и наш автомобиль, чтобы сэкономить приходу на транспортных расходах. Люди часто делают подобные вещи.’

‘ Неплохая идея, ’ согласился Фаркуарсон. ‘ Боюсь, нам придется оставить тебя в городе, Райт. С твоим лицом в его нынешнем состоянии ты вряд ли выглядишь добросовестно как правая рука преподобного Кэмпиона. Как насчет этого, Гаффи?’

Мистер Рэндалл поколебался. ‘ Это довольно необычный поступок, ’ осторожно сказал он. ‘ Мы должны все сделать как следует. Если мы испортим интервью, то никогда не доберемся до барабана. Возможно, если бы мы надели темные костюмы и позвонили около четырех часов дня, как раз перед закрытием, нам бы это сошло с рук. Возможно, мы наконец-то на правильном пути.’

‘А как здесь обстоят дела с защитой?’ – поинтересовался Фаркуарсон. ‘Лагг будет твоим единственным помощником, Хэл. Послушай, может быть, мы оставим Райта здесь?’

‘О Господи, нет’. Мальчик был вежлив, но тверд в своем отказе. ‘На этот раз мы будем готовы ко всему. Кроме того, я полагаю, они сделали все, что хотели прошлой ночью, или же удовлетворились тем, что здесь ничего не было.’

Вывод из первой части его замечания дошел до Гаффи раньше остальных, и он поднял глаза, чтобы увидеть, что мальчик мрачно смотрит в окно, с подозрением и дискомфортом в глазах.

Словно в ответ на их мысли, снаружи послышалось жужжание и шорох, и ‘автомобиль’, каждый дюйм его малиновой поверхности дрожал, выскользнул из каретного сарая и помчался по подъездной дорожке. Аманда, прямая и дерзкая, сидела за рулем, а Скетти, съежившаяся и немного напуганная, рядом с ней.

Движимый внезапным порывом, Хэл распахнул окно и крикнул ей:

‘Аманда! Вернись! Я хочу с тобой поговорить’.

Его сестра махнула рукой с блаженным пренебрежением и ушла.

‘Куда ты идешь?’ он взревел.

Очень слабый, но ясный и торжествующий, ее голос вернулся к ним с ветром.

‘Потратить триста фунтов, бедная ты рыбка!’

Глава 14. ЦЕРКОВНЫЕ РАБОТНИКИ

‘Ты когда-нибудь крал что-нибудь раньше, Фаркуарсон? – спросил Гаффи, когда они остановились на рыночной площади в Норвиче, чтобы высадить Игер-Райта и расспросить полицейского о музее Броум-Хаус.

‘Сотни вещей", – сказал Фаркуарсон. ‘Кстати, что такое маленький барабан? Если я увижу что-нибудь еще, что мне понравится, я верну и это. Если нам это сойдет с рук, мы могли бы начать с Южного Кена. Там есть крупногабаритная модель блохи, на которую я всегда положил глаз.’

Предоставленные самим себе, однако, их настроение отрезвило. Ни один из них не был особенно увлечен заданием, и перспектива выдать себя какому-нибудь зоркоглазому хранителю городских сокровищ казалась крайне непривлекательной.

Однако, поскольку мантия мистера Кэмпиона опустилась на него, Гаффи был полон решимости довести дело до конца. Единственным музеем, который он когда-либо помнил посещенным, был музей Виктории и Альберта, и он представил, как его с позором вышвыривают блистательные чиновники и доставляют в местную полицию, чтобы на следующий день по обвинению в попытке кражи предстать перед своим старым знакомым сэром Джеффри Партингтоном, окружным судьей.

Фаркуарсон сидел тихий и безмятежный, готовый, по-видимому, ко всему относиться спокойно.

Гаффи повернул машину на Мейпл-стрит и стал искать дом номер 21. К его удивлению, это здание оказалось обычным домом, представляющим еще большую проблему, чем безликий каменный дворец. Это был даже не особенно большой дом, а жалкое, довольно унылое здание в стиле позднего георгианства с маленькой медной табличкой на входной двери, которая робко сообщала любопытствующим, что внутри находится ‘Грот и музей Брома’.

Здесь не было великолепного консьержа, потока людей, неразберихи, под прикрытием которой они могли бы забрать свое сокровище и уйти. Даже дверь была заперта на задвижку.

Гаффи позвонил в старомодный железный звонок и стал ждать, его сердце нелепо колотилось. Его тревога была так велика, что он почти повернулся и убежал, когда тяжелые шаги по плиткам внутри предупредили их, что кто-то идет на их зов. В следующий момент дверь открылась, и два нервных головореза предстали перед несколько катастрофическим зрелищем.

Перед ними стоял человек, который когда-то был высоким и широкоплечим, но теперь согнулся и съежился. Он был одет в блестящий синий саржевый костюм, который, очевидно, был сшит для него во времена его былой гордости, а тусклое красное лицо, сальные глаза и пыльно-песочного цвета волосы довершали его невзрачный вид. Он с надеждой улыбнулся им.

‘Вы пришли посмотреть на Грот?’ – спросил он. ‘Я не вернусь через полминуты. Я как раз отправляю письмо на почту, так что, возможно, вы пройдетесь сами. Если вы просто войдете, я выпишу вам штраф. Это будет стоить по три пенса каждому – спасибо.’

Говоря это, он попятился, странно заманчиво размахивая руками перед собой, и они оказались в самом обычном узком холле, украшенном несколькими ящиками с чучелами птиц и несколькими пачками выцветших открыток, разложенных на ветхом столе. Неприятный тип извлек из них пачку билетов, два из которых он обменял на шесть пенсов.

‘Ну, вот и вы", – сказал он, указывая на комнату слева от них. ‘Пройдите через музей, спуститесь по ступенькам и через сад к гроту. Я только закончу свое письмо, а потом приду и расскажу вам историю.’

Он отошел и исчез за маленькой аркой в конце коридора, прежде чем кто-либо из них смог заговорить. Казалось, закрывшаяся дверь привела Гаффи в чувство…

‘Совершенный абсурд", – пробормотал он. ‘Я говорю, было бы нетрудно полностью поднять эту штуку и просто выйти с ней. Черт возьми, мы единственные люди в этом месте. Я полагаю, что она здесь.’

Они вошли в комнату, смутно описываемую как музей, и оказались перед разнородной коллекцией диковинок. Здесь были марки, окаменелости, еще больше чучел птиц, кремни и римская керамика, большая лодка в бутылке и мумифицированный двухголовый теленок. Но барабана Мальплаке вообще не было видно.

Они пошли еще дальше и обнаружили еще одну комнату, посвященную тому же удручающему беспорядку. Один или два красивых фарфоровых изделия и огромное количество бесполезного материала, древняя костоправка и разнообразная коллекция мечей и старинных спортивных пистолетов были навалены друг на друга с изобилием магазина подержанных вещей.

Аккуратно напечатанное объявление направило их к гроту, и они с надеждой собирались последовать за ним, когда человек, который их впустил, вернулся.

‘Это очень скучно", – заметил он с порога. ‘Очень скучно, не так ли? Экспонаты не очень хороши. Самые обычные. Я не думаю, что ты тоже был высокого мнения о гроте.’

У него был певучий голос с намеком на слезы, и когда он стоял, глядя на них, волна безнадежной меланхолии, казалось, захлестнула всю комнату. Он не дал им времени заговорить, но продолжил неторопливо, его голос проникал в еще большие глубины отчаяния.

‘Я здесь тридцать лет. Когда старый доктор Пэттилд умер и завещал этот дом и коллекцию городу, меня назначили куратором. И с тех пор я являюсь куратором. С каждым годом становится все скучнее и скучнее. Я не знаю, почему я остаюсь. Это отвратительная жизнь. Раньше люди приходили, сейчас они не приходят. Почти никто никогда не приходит. Я их не виню. Это отвратительная коллекция. Вы, я полагаю, туристы, оказавшиеся в затруднительном положении? У вас, должно быть, тоже есть старомодный путеводитель, потому что в новейших даже не упоминается это место. Я не могу объяснить: это ужасное шоу. Вы видели все, что хотели? Никто не остается здесь надолго.’

Он отступал к двери тем же манящим движением своих длинных влажных рук, и они были в серьезной опасности быть загипнотизированными его невероятной мрачностью. Фаркуарсон толкнул Гаффи локтем, и тот сделал решительный шаг, как герой.

‘О, так ты Куратор, не так ли?’ – сказал он, его голос стал неожиданно суровым в его попытках звучать уверенно. ‘Ну, мы приехали от – э-э– викария Понтисбрайта. Видите ли, я один из его прихожан, и я – э—э... одолжил свою машину для этой цели’.

Мужчина непонимающе смотрел на него, и он, запинаясь, продолжал.

‘Боюсь, я выражаюсь не очень ясно", – яростно сказал он. ‘Возможно, вы слышали от Дунканнона – черт возьми, чувак, это из-за барабана’. Нервозность и чувство вины делали Гаффи раздражительным и невнятным.

Выцветший человек песочного цвета в дверном проеме начал выдавать мерцающий проблеск интеллекта.

‘О, барабан", – сказал он. ‘Вы приехали из Понтисбрайта. Он должен был вернуться, я это знаю. Он был здесь годами. В нем нет ничего примечательного. С ним не связано никакой истории. Просто обычный барабан. Очень скучный. Всегда мешает. Тем не менее, если вы этого хотите, нет причин, по которым вы не должны этого иметь. Люди очень забавно относятся к церковной собственности. Полагаю, это оправдано.’

Гаффи вздохнул с облегчением. В конце концов, это будет легко, несмотря на то, что он устроил хаос из своего открытия.

‘О, что ж, это очень удовлетворительно", – сказал он. ‘В наших умах были некоторые сомнения относительно того, захотите ли вы расстаться с ним. В конце концов, она долгое время висела в церкви, и мы, гм... жители Понтисбрайта, чувствовали, что ее следует вернуть на свое место, разве вы не знаете.’

‘Очень естественно, я полагаю", – с несчастным видом сказал Куратор, его пение становилось почти невыносимым. ‘Очень естественно. Это гнилой барабан. Ты не обижайся, что я так говорю. В этом нет ничего интересного. На нем даже нет даты или автографа Мальборо. Это просто обычный барабан. Верни это в церковь во что бы то ни стало. Извини, что мы хранили это так долго. Я бы отправил это обратно раньше, но мы такие бедные. У нас нет денег на перевозку.’

Это заявление, каким бы нелестным оно ни было, определенно обнадежило, и Гаффи с Фаркуарсоном уже почувствовали сияние триумфа.

‘О, что ж, тогда все в порядке", – сказал Фаркуарсон. ‘Поскольку барабан может быть у нас, нам не на что жаловаться. Хотя я могу добавить, ’ продолжил он с блестящей попыткой импровизации, ‘ наше последнее заседание приходского совета было несколько зажигательным сборищем. Теперь, я полагаю, нужно соблюсти определенное количество формальностей, и тогда мы сможем считать вопрос улаженным.’

‘Никаких формальностей", – бубнил несчастный человек, который теперь действительно был на грани слез. ‘Все это было сделано. Сделано этим утром. И я рад избавиться от барабана.’

‘Все это было сделано, не так ли?’ У Гаффи отвисла челюсть. ‘О, я понимаю’, – с усилием продолжил он. ‘Когда вы получили записку мистера Гленкэннона. Я полагаю, вы приняли необходимые меры?’

‘Не было никаких договоренностей. Это была всего лишь квитанция, и она у меня есть. Естественно, я не расставался с барабаном, пока не получил квитанцию’.

Монотонный голос нисколько не изменился в тоне при этих важных словах, так что прошло несколько секунд, прежде чем их смысл действительно дошел до двух его посетителей.

Гаффи тяжело опустился на стул, который, к счастью, был позади него. Фаркуарсон, однако, сохранил самообладание.

‘О, это уже прошло, не так ли?’ – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал небрежно. ‘Я вижу, произошла какая-то небольшая ошибка. У моего друга, мистера Джеймса, создалось впечатление, что викарий хотел, чтобы он позвонил в барабан, когда сегодня пригонял свою машину в Норвич.’

Куратор тупо посмотрел на него. Затем он рассмеялся, показав неожиданный ряд неровных желтых зубов.

‘Прямо как у викария, не так ли?’ – сказал он, и проблеск жизнерадостности мгновенно погас. ‘Совсем как у викария. Я называю их "много старых женщин". Они всегда заставляют людей что-то делать, а потом делают это сами.’

Фаркуарсон подавил вздрогнувшее удивление.

. ‘Викарий звонил сам?’ слабым голосом спросил он.

‘Нет", – сказал Хранитель. ‘Не совсем. Поскольку он настолько глух, что остался в машине. Вошла его жена. Я подумал, что вряд ли это женщина для леди викария. Надеюсь, я вас не обижаю. Но когда я был молод, все было по-другому. Предполагалось, что викарий женится на женщине своего возраста, а она должна была знать, как себя вести.’ Он сделал паузу и с сомнением посмотрел на них. ‘Я веду себя не очень галантно, не так ли?’ – сказал он. ‘Надеюсь, эта леди не личный друг. На этой работе проявляешь неосторожность. Вряд ли когда-нибудь увидев душу, что-то изменишь. Это изматывает дух человека. Все это так скучно!’

‘Скучно!’ – взорвался Гаффи и мгновенно овладел собой, одарив испуганного Куратора рассеянной улыбкой.

‘Скучно", – сказал песочный человек. ‘Ужасно скучно. Здесь никогда ничего не происходит. У нас даже никогда не было кражи со взломом. Здесь нет ничего, что стоило бы украсть’.