Текст книги "Заметки на полях пиджака"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

У нас ничего подобного нет. Точнее, такие университеты, как Пресвитерианский университет и у нас, и на Украине есть. А вот университетов с левыми, революционными традициями у нас в стране нет. Потому что влияние самих левых у нас ничтожно.

На Украине есть Киево-Могилянская академия. У нас – Высшая школа экономики и Европейский университет.

Всё это де-факто американские, напрочь прозападные вузы. Американское правительство ещё во второй половине девятнадцатого века стало создавать такие в зависимых странах. Или в тех странах, которые вскоре должны были стать зависимыми.

Сначала для этого прикидывались различными религиозными организациями. Именно так был создан Пресвитерианский университет в Сан-Паулу и другие подобные вузы в странах Южной и особенно Центральной Америки. Студентам этих вузов прививали вполне конкретные идеи и ценности: расизм, джингоизм, американская исключительность, фритредерство и религиозный фундаментализм (в его протестантском, преимущественно пятидесятническом варианте).

Потом, уже в двадцатом веке, такие вузы стали создаваться под крышей различных «общественных» и «благотворительных» организаций.

Всё это прямая клиентура Запада. В первую очередь американского империализма. А для современных левых нет более опасного врага, чем американский империализм.

Возникает вопрос: что со всем этим делать? Вышка создала нам немало пробоем, и сами собой они не решатся.

Ну, во-первых, нашим левым давно уже пора понять, современный университет – это не храм знаний, а нечто среднее между цирком шапито и полицейской будкой.

Поэтому поступать туда не имеет никакого смысла. Равно как и работать там.

Вести социалистическую агитацию в стенах университета вам никто не даст.

Не так давно все мы сами видели, как из той же Вышки уволили целую кучу несогласных с правительством неолибералов. Поверьте, если бы на их месте оказались социалисты, их бы выгнали ещё быстрее. И не исключаю, что не только выгнали бы, но и посадили.

Вести разнузданную коммунистическую пропаганду в университетских стенах вам никто не даст. Если вы преподаватель, вас сначала пожурят, а затем уволят, – вышвырнут как щенка в реку. Если вы студент, – вас тоже сначала пожурят, а затем исключат по надуманному предлогу. А возможно, что и сразу исключат, без предупреждений.

Конечно, если вы «левый профессор», то вы можете вставлять в свои лекции всякие социалистические феньки, намекать на что-то, рассказывать о том, что есть, дескать, и другая точка зрения. Именно так делают «левые профессора» и в нашей стране, и на Западе.

Если вы студент-левак (такие у нас всё-таки иногда встречаются), – вы можете заниматься всяким студенческим активизмом. Требовать повышения стипендии, улучшения жилищных условий в общежитиях и так далее. Если не будете слишком стараться, из университета вас не выгонят.

Так делать можно.

Вопрос только в том, эффективны ли такие методы. Практика показывает, что неэффективны. Притом абсолютно.

Студенчество сейчас в массе своей аполитично и потребительски ориентировано. Более того, нынешние студенты во много раз глупее, гаже и малокультурнее студентов советской эпохи.

Поэтому если вы будете разводить перед ними пропаганду на эзоповски языке (который только и возможен для открытой пропаганды в университете), они, во-первых, просто вас не поймут, а во-вторых, и не захотят понимать, потому что политикой не интересуются.

Так есть ли смысл их агитировать? Агитировать надо того, кто сам хочет, чтоб его разагитировать. А этим ребятам такого точно не надо.

То же самое со студенческим активизмом. Активистки борются за повышение стипендий, за то, чтоб душевые в общагах ремонтировали вовремя. Студенты говорят им: «Спасибо, ребята, что за нас боретесь!».

На этом всё заканчивается. Сами студенты обычно ни в какую борьбу (даже за частные улучшения) не включаются, никакими идеями не проникаются. Вот и выходит, что активисты работают зря.

Более того, многие и не задумываются над тем, имеет ли смысл такая борьба. Вот типичный пример. Студенческие активисты протестую против сокращения бюджетных мест в вузах.

«Мы – за бесплатное высшее образование для всех!» – говорят они.

Но что такое бесплатное высшее образование при капитализме?

Правильно, это буржуазное высшее образование.

Следовательно, борьба за бесплатное высшее образование при капитализме – это борьба за то, чтобы каждый молодой человек мог за счёт государства (то есть за счёт налогоплательщиков; то есть в конце концов за наш счёт) получить буржуазное высшее образование, а потом с этим образованием устроиться на какую-нибудь непыльную работу, отрастить живот, стать типичным мелким буржуа и припеваючи жить.

И не надо мне говорить про то, что образование даёт сейчас ещё что-то, кроме диплома! Современное российское высшее образование до такой степени деградировало, что уже больше ничего не даёт. Оно что есть, что его нет. Люди, которые только приходят в университет, – обычно мало чем отличаются по уровню эрудиции и общей культуры от тех, кто университет заканчивает.

Большинство студентов идёт в университет за корочкой. Те же, кто идёт за знаниями, – быстро в университете разочаровываются.

А корочка, как вы знаете, нужна для того, чтобы получить «хорошую» работу.

Так что борьба за бесплатное высшее образование – это борьба да то, чтобы как можно большему количеству молодых людей промывали мозги неолиберальной пропагандой.

Так вопрос: имеет ли такая борьба хоть какое-то отношение к борьбе против капитализма?

Ответ очевиден: не имеет.

Следовательно, нам не нужно бороться за бесплатное высшее образование.

Что же мы должны делать?

Лимонов ещё в конце девяностых заметил, что старшеклассник в нашей стране гораздо революционнее студентов. Вот на эту аудиторию нам и надо переключиться.

Мы должны объяснять молодым людям (не всем, разумеется, а только тем, кто готов нас слушать), что университет – это не храм знаний, а помойка. И поэтому если юноши и девушки хотят приобрести полезные для жизни навыки, узнать что-то новое или принять участие в значимой для общества деятельности, – поступать в университет им не нужно. Напротив, надо бежать от университета как от огня.

Если же их цель – провести четыре года в безделье и пьянках, а потом устроиться в офис, – то милости просим в высшие учебные заведения!

Впрочем, если молодой человек хочет быть богатым и работать в офисе, – переубеждать его нет смысла. Это просто не наша аудитория. Таких лохов пусть всякие бизнес-тренеры и другие шарлатаны окучивают.

Мы должны говорить молодым людям: не поступайте в университеты!

Среди студентов, кстати, тоже попадаются иногда нормальные люди. Как правило это те, кто поступил в университет по ошибке или не по своей воле. Таких тоже надо агитировать. Надо убеждать их в том, что «учёба» в нынешнем российском вузе ничего им не даёт, – и поэтому такую «учёбу» надо как можно скорее бросать.

Мы должны выстраивать свою собственную, альтернативную систему образования. Марксистские кружки, дискуссионные клубы, свободные библиотеки, лектории и прочие подобные инициативы должны заменить для нас систему буржуазного высшего образования.

А вы как думали? Неужели вы полагали, что революционные кадры можно будет готовить в рамках буржуазной системы высшего образования?

Чуть позже, когда людей у нас станет побольше (если станет, конечно), – нужно создавать свободные университеты. Такие в шестидесятые годы создавали революционные студенты Германии и США.

Фактически это были партийные школы, где читались лекции о классовой борьбе и тактике уличного боя. Нам нужно что-то подобное.

Короче, призывайте молодых людей не поступать в университеты (или бросать их, если они туда уже поступили), а создавать вместо этого марксистские кружки и другие подобные структуры. Так будет лучше, поверьте.

Единственная оговорка, какую я хотел бы сделать, касается педагогических вузов.

Всё знают, что российский пед – та ещё помойка. У нас, в общем-то, все вузы гадкие, но вот педагогические – отвратительны вдвойне. Это нужно понимать и про это необходимо помнить.

Однако это не отменяет другого. Педагогический диплом даёт преимущественное право преподавания в школе. Поэтому я советую левым активистам (если они несмотря ни на что всё-таки решили получить высшее образование) поступать именно в педагогические вузы.

Становитесь учителями истории и обществознания, географии и литературы, труда и рисования, физкультуры и ОБЖ, биологии и химии, физики и математики. Отправляйтесь в подыхающие от нищеты моногород, в умирающие таёжные посёлки, в сёла, в деревни. Устраивайтесь там в школы, в детские дома, в воспитательные колонии. Создавайте военно-патриотические молодёжные клубы, спортивные секции, ассоциации юных любителей трезвости. Разворачивайте революционную пропаганду.

Кто знает, может быть, именно ваши ученики начнут когда-нибудь партизанскую войну против нынешнего режима, свергнут его и скажут своим учителям огромное спасибо. А заодно с ними и вся остальная Россия.

Да будет так!

Почему я не лифшицианец?

Знаете, в последнее время много у нас стали писать про Лифшица. И самое главное, пишут о нём теперь всегда только в самом хвалебном тоне.

Дескать, великий советский философ, эстетик, энциклопедист, вольнодумец и прочая, и прочая, и прочая.

Особенно на этом поприще упорствует журнал «Скепсис» [1].

Там-то уже давно привыкли расточать в отношении Лифшица неумеренные похвалы. Кажется, пройдёт ещё совсем немного времени, и наши «скептики» поставят Михаила Александровича в один ряд с Маркузе и Че Геварой.

Всё это, конечно, не может не удручать.

Разумеется, у всего есть свои причины. В нашей стране уже давно не было по-настоящему великих философов. Начиная со времён сталинизма их место занимали штатные интеллектуальные проститутки. Как следствие, люди у нас настолько привыкли к царящему в стране интеллектуальному убожеству, что теперь любой мало-мальски грамотный публицист с лёгкостью сойдёт в их глазах за великого философа, а то и за пророка или даже мессию.

Вот и Лифшица у нас теперь стараются сделать именно таким пророком.

Что ни говори, Михаил Александрович такого не заслужил.

На протяжении всего периода своего литературного творчества (то есть с конца 1920-х и вплоть до начала 1980-х) Лифшиц последовательно творил свою собственную версию марксизма, очищенную от всякой революционности.

Этот человек не зря избрал областью своей деятельности эстетику, – самую мирную, самую безопасную из всех областей философии. Этим своим выбором Лифшиц добровольно загнал себя в гетто.

Нужно очень хорошо понимать, что для марксизма эстетика является маргинальной областью. Ни Маркс и Энгельс, ни Ленин, ни другие выдающиеся представители соответствующей философии серьёзно вопросами прекрасного не интересовались.

Конечно, Лифшиц на протяжении всей своей жизни старательно доказывал обратное: дескать, и Ленин был сторонником реализма в искусстве, и Маркс хотел написать книгу о Бальзаке…

Для подкрепления своих слов Михаил Александрович старательно собирал цитаты великих об искусстве. Даже соответствующую хрестоматию выпустил. Точнее, не хрестоматию даже, а цитатник.

Приводимые в том цитатнике высказывания, увы, только подтверждают факт отсутствия у классиков марксизма хоть сколько-то целого и структурированного взгляда на искусство.

Да, Маркс и вправду собирался написать книгу о Бальзаке. Да только вот он всё время откладывал работу над ней до лучших времён. Откладывал, откладывал – да так в итоге и не написал.

А почему не написал? Почему откладывал?

Очевидно, не считал это важным. Или по крайней мере думал, что это не настолько важно, как экономический анализ капитализма.

Эстетика была для марксизма маргинальной областью. Равно как и этика.

Лифшиц же ухватился именно за эту маргинальную область, за то, что никому не было нужно и никому не было интересно.

С точки зрения тех задач, которые стояли перед ним как перед марксистом, это – непростительная трусость, граничащая с предательством.

Лифшиц стал свидетелем Великой Октябрьской революции. Он вырос и оформился в бурные двадцатые годы, пережил сталинские репрессии, войну, гонения на космополитов. Ему удалось застать хрущёвскую оттепель, увидеть Пражскую весну, застой, диссидентское движение. Если бы Лифшиц прожил на восемь лет больше реального срока, – он увидел бы и гибель Советского Союза.

Перед этим человеком развёртывались поражавшие воображение исторические картины. Его задача как учёного была в том, чтобы проанализировать их, понять значений каждой из них, а затем в соответствии со своим пониманием действовать.

Но Лифшиц не только не начал действовать, – он и анализировать ничего не стал. Его сердце оставалось глухим ко всему, что происходило вокруг него.

Посудите сами.

Закончилась вторая мировая война. В колониях европейских империй лесным пожаром полыхают освободительные войны. Народы колоний рвутся к независимости. Вьетнамские, малайские, алжирские, кенийские, ангольские партизаны истребляют завоевателей. В Греции вооружённые до зубов отважные коммунисты рвутся к власти. В Колумбии – виоленсия. На Кубе разгорается герилья. В западных странах молодёжь собирается на миллионные демонстрации. Звучат громкие имена новых кумиров: Маркузе, Фромм, Сартр. Потом будут Энслин и Баадер. Студенты захватывают Париж. Президент де Голль бежит из страны. Молодые люди бросают всё становятся городскими партизанами. Из угла слышны выстрелы. Где-то вдалеке глухо грохочут взрывы.

Чем в это время занимается Лифшиц?

Ответ прост: он пишет об абстрактном искусстве! В 1968-м публикуется его работа «Кризис безобразия». В 1974-м выходит «Незаменимая традиция».

Прочитайте эти книги. А затем возьмите выпущенный у нас «Ультра.Культурой» сборник статей Ульрики Майнхоф. Просто для сравнения.

Имейте в виду: эти тексты написаны примерно в одно и то же время. Но сколь же всё-таки велика разница между ними!

Работы Майнхоф – поднимающие на борьбу строки подлинного радикала. Сочинения Лифшица – унылое философствование стареющего ординарного профессора. Пусть даже и советского.

По-хорошему Лифшиц должен был заниматься вовсе не исследованиями абстрактного искусства.

Это, конечно, тоже дело полезное и нужное. Но всё же явно не первостепенное.

Перед Лифшицем стояла задача огромной огромной важности. Он должен был внимательно проанализировать события нашей недавней истории, разобраться в природе советского государства, сделать необходимые практические выводы из этого разбирательства и затем уже начать в соответствии с этими выводами действовать.

Справиться с этой задачей Михаилу Александровичу было по силам. Он имел достаточно сил и времени для того, чтобы выполнить её со всем достоинством. Более того, никто кроме Лифшица, пожалуй, с этой задачей в то время справиться не мог. Ни Сартр, ни Маркузе никогда не жили в СССР. Советский строй они могли изучать только по документам и книгам, далеко не всегда правдивым и полным. Лифшиц же мог наблюдать всё лично, он не был стеснён языковыми барьерами. Его анализ мог бы оказаться подробнее и яснее чужого.

Но этот человек провалил возложенную на него миссию. Точнее, он даже не провалил, а просто отказался от неё.

Причины этого отказа довольно просты. Если бы Лифшиц взялся беспристрастно анализировать советское общество, – он очень скоро понял бы, что русская революция вступила в стадию термидора, что Советский Союз трансформировался в контрреволюционное государство, что советские так называемые «коммунисты» – никакие не коммунисты, что в обозримом будущем грядёт реставрация капитализма и что со всем этим, естественно, надо бороться.

В том, что Лифшиц пришёл бы к таким выводам, не может быть никаких сомнений. Все более-менее умные люди, бравшиеся за анализ советского общества того времени, вне зависимости от взглядов приходили именно к таким выводам. Даже Молотов под конец жизни до всего этого додумался, хотя и был, прямо скажем, не гений.

Лифшиц тоже, скорее всего, смутно ощущал, что всё именно так и обстоит, но сознательно такие мысли гнал прочь и уж тем более не думал о том, как бы начать из распространять. Это был человек осторожный. Всю свою жизнь он опасался как бы чего не вышло, не публиковал никаких работ в самиздате и вообще отличался примерной законопослушностью. Он не стремился бороться с системой. Вместо этого он предпочитал встроиться в неё и хорошо жить, ничуть не заботясь о том, насколько это правильно.

Как и большинство гуманитариев позднего СССР, бороться Лифшиц не умел. Он мог лишь рассовывать фиги по карманам, страшно боясь, что их обнаружат. И хотя он был гораздо умнее большинства этих самых гуманитариев, извинить это его не может. Напротив, ум только усугубляет его вину.

Оно и понятно: с дурака какой спрос? То-то! А вот с умного человека и спрос велик!

Лифшиц не был революционером. Ни по каким критериям его отнести к революционерам нельзя. Он родился в 1905 году, а потому в более-менее взрослом возрасте Российскую империю не застал. Становление его личности происходило в двадцатые годы. Вся его последующая жизнь протекала при советской власти, в сознательное противостояние с которой Лифшиц никогда не вступал.

Этот человек никогда по-настоящему не боролся, и этот очень отразилось не только на его характере, но и на тех идеях, которые он распространял и проповедовал.

Лукач не зря называл его эпикурейцем.

Марксист же (настоящий, а не советский) эпикурейцем быть не может. Он обязан быть киником или стоиком.

Тут нужно сделать небольшое пояснение.

Любой марксист – революционер. Если он не революционер, он уже не марксист.

А революционность питается ненавистью.

Человек посмотрит по сторонам. Увидит, какой ужас вокруг творится. Удивится, ужаснётся – и воспылает ненавистью к той системе, которая весь этот кошмар породила.

Именно так рождается революционер.

Все великие революционеры стали таковыми именно потому, что страстно ненавидели современный им социальный порядок. Из ненависти рождалось действие: эти люди все свои силы отдали на то, чтобы ниспровергнуть действовавшую на тот момент власть.

Доя того, чтобы стать революционером, необходимо глубоко и полно возненавидеть окружающую действительность. Без этого не бывает революционера.

Можно почитать замечательную книгу Франца Фанона – «Проклятьем заклеймённые».

Боже, какая ненависть к угнетателям!

Когда Фанон описывает ужасы колониализма, он просто кипит от возмущения. Точно так же, как и Ульрика Майнхоф, статьи которой пропитаны чудовищной злобой по отношению к капиталистическому обществу вообще и западногерманскому – в частности.

Это же отличает и революционеров (да и не только революционеров, но и прогрессивных деятелей вообще) более далёкого прошлого.

Жан Мелье ещё в восемнадцатом веке открыто провозглашал: все короли, дворяне, церковники, чиновники и буржуа – это угнетатели, паразиты, мироеды, захребетники, эксплуататоры, мошенники, бандиты и убийцы. И все они, конечно, заслуживают смерти в муках.

Можно почитать, что писал Мор об огораживаниях или Кампанелла о порядках современной ему Италии. Можно вспомнить Томаса Мюнцера и других подобных деятелей.

Упоминать здесь про Нечаева было бы излишне. Нечаев – это чистая революционность. Революция как она есть.

Революционера не бывает без ненависти. Лифшиц был всякой ненависти лишён. Именно поэтому он не был революционером. Следовательно, не был и марксистом.

Отсутствие необходимой всякому марксисту ненависти к окружающей его повсюду несправедливости очень заметно в произведениях Лифшица. Оно проявляется во всём: от тематики до стиля.

Возьмём, к примеру, его памфлет «Дневник Мариэтты Шагинян» [2].

Кто, для начала, была эта Мариэтта Шагинян?

В наше время очень немногие смогли бы вспомнить, что это был за человек.

Оно и не удивительно: Шагинян настолько незначительна, всё её творчество до того пошло, убого и вторично, что люди попусту не запомнили её. И правильно сделали. Нечего запоминать всякую дрянь. Она того не заслуживает.

Собственно, писать про такого человека бессмысленно. Критиковать его творчество – тем более.

В молодые годы Шагинян строчила чудовищного качества символистские стихи. Потом встала на сторону революции. Затем восхваляла палачей сталинского режима. Потом поддерживала Хрущёва. Потом Брежнева.

Собственно, этим всё сказано. Говорить о таком человеке даже не хочется.

Шагинян – просто напрочь лишённая ума и таланта женщина. Всё её творчество – ангажированная графомания.

На протяжении всей своей жизни Шагинян делала то, что нормальный писатель и нормальный человек никогда в жизни делать не будет, – отрабатывала заказ.

Разумеется, таких как она – пруд пруди. Трудно сказать, с какого времени существуют такие литературные конъюнктурщики. К моменту изобретения книгопечатания они уже существовали.

Всё, что написала эта женщина, так плохо, что даже не заслуживает внимания. И особенно это касается «Дневника писателя», которому и посвящена статья Лифшица.

Вы можете сами ознакомиться с этой книгой. Нынче она доступна в Интернете.

В глаза вам сразу бросятся дремучее невежество автора, его напыщенная глупость, нелепые претензии на остроумие, дубовый стиль. В сущности, критиковать такую книгу совершенно излишне. Нормальному человеку достаточно прочитать хотя бы десять страниц из неё для того, чтобы понять, что перед ним – написанная исключительно ради гонорара халтура.

Согласитесь, никому в здравом уме не прилёт в голову обрушиваться сейчас на Бориса Акунина или Дарью Донцову?

Все здравомыслящие люди и без объяснений понимают, кто такие Акунин и Донцова. А кто не понимает, тому и объяснять бесполезно. Эти всё равно ничего не поймут.

Однако же Лифшиц непонятно зачем написал этот странный памфлет.

Такова тематика. Теперь пару слов про стиль.

Лифшиц много сделал для оправдания Вольтера в глазах советских читателей. На протяжении всей своей сознательной жизни этот человек старательно защищал известного французского вольнодумца от нападок вульгарных социологов, маркузианцев, сартрианцев и прочих врагов советской родины.

Вольтера Лифшиц уважал. И уважал совсем не случайно.

Этот человек сам многое позаимствовал у Вольтера. Стиль его был совершенно вольтерьянским, и притом вольтерьянским в наихудшем смысле этого слова.

Тут нужно сделать небольшое отвлечение.

Мы должны хорошо помнить, кто такой был Вольтер. Это был добрейшией души человек, весельчак и насмешник. Всю свою жизнь он именно что насмехался над отжившими свой век порядками, над глупостью и невежеством своих современников. Но дальше этого он не шёл.

Этот человек кривлялся и гримасничал, ломал комедию, высмеивал и насмехался, подшучивал и подтрунивал. При всём при этом он продолжал водить дружбу с тиранами, дорожил их вниманием и страшно гордился тем, что венценосные особы проявляют к нему интерес.

Когда императорская армия с невероятным ожесточением подавляла восстание Пугачёва, – Вольтер поддерживал не восставших, но армию.

В религии он держался деизма. Его политическим идеалом был просвещённый абсолютизм, – немного окультуренная версия дворянской классовой диктатуры.

Разумеется, всё это не отменяет ума.

Всё познаётся в сравнении. Давайте и мы сравним Вольтера хотя с тем же Мелье. Что тогда останется от Вольтера?

Вольтер подшучивал над тиранами, но при этом водил с ними дружескую переписку. Мелье призывал тиранов убивать.

Работы Вольтера – это заливистый смех пресыщенного жизнью светского остряка. Сочинение Мелье – пронзительный звон набатного колокола.

Вольтер толковал о просвещении. Мелье призывал к народному восстанию. В этом вся разница между ними. В этом заключается конфликт между этими двумя никогда не встречавшими друг друга учёными.

Когда Вольтер прочитал «Завещание» Мелье, – он пришёл в ужас. Это было слишком. Слишком радикально, слишком революционно.

Подшучивать над тиранами можно. Склонять народ к восстанию – нельзя.

Все мы, конечно, знаем про то, как Вольтер в своё время подредактировал главную работу Мелье: яростного атеиста он сделал сторонником деизма, все слова о ленивых попах, жестоких помещиках, продажных чиновниках и обнаглевших вконец нуворишах убрал.

Вольтер был либералом. Более того, ему суждено было стать духовным отцом всех последующих либералов. Мелье был революционером. И понять друг друга эти двое не могли.

Но вернёмся к Лифшицу. Этот человек совсем не просто так называл Вольтера одним из своих любимых авторов.

Все принадлежащие перу Лифшица памфлеты написаны совершенно по-вольтерьянски.

Возьмём тот же «Дневник Мариэтты Шагинян».

Тему этого произведения мы уже сформулировали выше. Признаем, разгуляться тут особенно негде. Но для большого таланта и на таком вот убогом на первый взгляд материале посильно создать нечто оригинальное и ценное.

В конце концов, Шагинян была очень плохим человеком. Она сыграла немалую роль в травле неугодных во время Большого террора. Вся её литературная деятельность была настоящим вредительством. На протяжении многих лет она прививала советским читателям мещанские, антисоциалистические ценности.

Шагинян – типичное воплощение пролезшей в культуру посредственности.

И это страшно. Страшно то, что такие люди в Советском Союзе были. Потому что именно они его и разрушили.

Казалось бы, тут надо метать громы и молнии.

Но Лифшиц этого не делает. Он не разоблачает Шагинян как литературную шарлатанку. Вместо этого он подшучивает.

Что бы там ни говорили, «Дневник Мариэтты Шагинян» – это не обличительный памфлет, а очень осторожная дружеская критика. Лифшиц иронизирует. Не более того. До открытого сарказма он не поднимается.

В наше время некоторые поклонники Михаила Александровича начали утверждать, что будто бы в этой статье их кумир разоблачает не только Мариэтту Шагинян, но и вообще всю сталинскую интеллигенцию.

Это, разумеется, чушь. Для того, чтобы это понять, достаточно прочитать саму статью. К счастью, она невелика.

Увы, но в этом памфлете нет ничего, кроме дружеских подколов по отношению к Шагинян.

Да, именно дружеских.

Что ни говори, но Лифшиц (равно как и его кумир Вольтер) сохранял хорошие отношения с теми, кого он вроде бы должен был критиковать. Многие годы он тесно общался с Алексеем Лосевым, и этот последний высоко отзывался о нём.

Хотя кто такой Лосев? Это ведь последний философ Серебряного века, известный русский декадент, идеалист, мракобес и церковник. Да, безусловно, очень умный мракобес и церковник, но от этого своей реакционной сущности не утративший.

А Лифшиц ведь защищал его перед лицом официозной цензуры. Когда труды Лосева не хотели публиковать, – именно Лифшиц заступался за них и брал на себя ответственность при их публикации.

Словом, направленная против Шагинян статья Михаила Александровича была совершенно ничтожна по своему содержанию. И бурная реакция советской общественности на её появление в печати свидетельствовала лишь о том, в какое же всё-таки зловонное болото превратилось советское общество, – если и такая мелочь могла вызвать в нём общественный интерес и оживление.

Да и вообще, посудите сами!

Маркузе поднял голос против общества потребления. Фанон боролся с колониализмом. Михаил Лифшиц воевал против армянской писательницы.

Кстати о Маркузе.

Лифшиц его совершенно не понимал. Пожалуй, из всех допущенных Лифшицем ошибок эта самая позорная.

В отличии от многих своих современников, он был знаком с работами великого немца не только в переводе, но и в оригинале. Прекрасно знал он также и Фромма, Адорно, Хоркхаймера и вообще всю Франкфуртскую школу.

Но знать – одно, понимать – другое. Лифшиц великих франкфуртцев не понял [3].

Не понял, вероятно, потому, что и не стремился никогда к пониманию.

Франкфуртская школа, неомарксизм вообще – для Лифшица всего-навсего разновидность вульгарной социологии, с которой он некогда так яростно боролся.

Понимание здесь было, по всей видимости, и невозможно. Ключевые проблемы, волновавшие западных левых того времени, – отчуждение, общество потребления, кооптация всего подлинно революционного капиталистической машиной, контркультура, третий мир, партизанская борьба на периферии и в метрополии, – для Лифшица просто не существовали. Там, где Маркузе или Сартр видели серьёзные противоречия века, Лифшиц не видел ничего.

Вот, к примеру, проблема отчуждения. Для новых левых она – вторая по значимости после проблемы эксплуатации. Собственно, на самой идее отчуждения и строятся все концепции новых левых. Без неё всё это движение было бы невозможно.

Но не так для Лифшица. Он отчуждение просто отрицает. Не существует по Лифшицу никакого отчуждения. Всё это, дескать, бредни и выдумки ревизионистов и путаников марксизма.

Лифшиц писал об отчуждении только в издевательски-критическом ключе. Сам этот термин он всегда окружал кавычками.

В обществе потребления Лифшиц не видит ничего плохого. Контркультура для него – это подлинное антиискусство, новое варварство, омерзительные кривляния. Третьего мира по Лифшицу тоже не существует. Капитализм во всех странах один и тот же, а все рассказы о метрополии и периферии – это выдумки мелкобуржуазных контрреволюционеров маоистов. Партизанская борьба – это терроризм, ликвидаторство, детская болезнь левизны и вообще авангард.

Лифшиц не только Франкфуртскую школу не понял. Не понял он и Сартра. Не понял, конечно, и революционного движения на Западе.

Вы можете перечитать, что Лифшиц писал в своё время о «терроризме». Конкретных людей и организаций он не называет, но из контекста сразу становится ясно, что речь идёт о городских герильях Западной Европы.

Для Лифшица герильерос – взбесившиеся обыватели, декаденты, авангардисты и психопаты.

Тут нужно сделать важную оговорку. Когда я здесь пишу про авангардистов, я не издеваюсь и не сгущаю краски.

Лифшиц трактовал модернизм очень широко. В настоящее время большинство литературоведов относит к этому направлению лишь некоторых авторов конца девятнадцатого и начала двадцатого века. Но советский Вольтер имел своё мнение на этот счёт.

Все, абсолютно все явления культуры Лифшиц делил на две большие категории: классика и модернизм. Всё хорошее, светлое, доброе, гуманное по Лифшицу – это классика. Всё безобразное, тёмное, злое, антигуманное – это модернизм. Это деление распространялось не только на область искусство: оно шло дальше, поглощало политику и сильно затрагивало экономику.

Такие разнородные явления как ницшеанство, фашизм, сексуальная революция, рок-н-ролл, маньяки-убийцы, абстрактное искусство, маоистская «культурная революция», Герберт Маркузе и левый политический терроризм – Лифшиц однозначно относил к модернизму. Наоборот, классические языки, христианство, статуи Микеланджело, марксизм, романы Бальзака, советская власть и социалистический реализм Лифшиц безусловно относил к классике.