Текст книги "Заметки на полях пиджака"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

И да, конечно, если такие люди массово придут в политику, – ситуация в стране определённым образом изменится. В худшую сторону.

Большинство представителей этого поколения – совершенные, просто хрестоматийные обыватели.

Собственно, строго говоря, это жлобы. Именно такие, как описаны в известной статье на «Лурке».

Вы, наверное, слышали про все эти чудовищные выходки русских туристов на египетских, турецких и других курортах?

Так вот, почти все эти туристы принадлежат именно к поколению семидесятых-восьмидесятых.

Итак, в конце девяностых и начале двухтысячных у этих самых жлобов стали рождаться дети. Как думаете, какое воспитание они получали в семье?

Известно, какое.

Человек человеку волк. Моя хата с краю. Своя рубашка ближе к телу. Надо думать о себе (ну, в крайнем случае ещё о своей семье). Всё в дом, всё в дом! Надо кормить семью. Деньги – самое главное в жизни. Кто водку не пьёт, – тот не мужик. Предел мечтаний – дача, машина и магнитофон (позднее его заменил плазменный телевизор). «Чурки» и «негритосы» – вообще не люди. Жену надо регулярно бить, – иначе любить не будет. Левак – укрепляет брак. К проституткам в сауну съездить – святое дело. Мужик должен деньги зарабатывать. При этом горбарчить на кого-то – стыдно. Зато лохов дурить – всегда почётно.

Можно продолжить список этих чудовищных максим. Думаю, правда, делать это не нужно. Всем нам эта чушь и без того набила оскомину, потому что сейчас она везде.

Весь этот бред молодые люди, родившиеся на рубеже тысячелетий, усваивали с детства.

Потом дети пошли в школу.

Что с ними происходило там?

А там их обучали старые позднесоветские мымры (в большинстве своём женщины сороковых-шестидесятых годов рождения).

Чему же эти жуткие мойры учили детей? Какую судьбу он им пряли?

Надо подчиняться. Человек перед государством бессилен. Кто голову высунет, – тому смерть. Жить надо незаметно. Учиться – это значит по учебнику всё рассказывать. Своей головой думать – это преступление. Старшим перечить – нарушать дисциплину. Патриотизм – это когда ты власть поддерживаешь. Карьера – самое главное в жизни. Любовь – это разврат. Жениться в тридцать лет надо. Если ты квартиру в ипотеку не купил, – ты не человек. Надеяться можно только на себя и на бога.

Ну, короче, вы поняли.

Молодые люди одиннадцать лет мариновались в школьных стенах, впитывая в себя такую вот «житейскую мудрость».

Потом они пошли в университеты.

А там что?

Преподаватели в наших университетах в большинстве своём – это такие же мымры, как и школьные учительницы. От последних они отличаются лишь наличием учёных степеней и званий.

Добавим ко всему прочему нездоровую социальную обстановку в целом.

Детство современных студентов пришлось на конец девяностых и начало двухтысячных. Память о богатых криминальными историями годах лихолетья была свежа. Тем более, эта память постоянно освежалась репортажами НТВ и сообщениями жёлтой прессы.

Родители (часто вполне справедливо) опасались за безопасность своих детей. Именно поэтому поколение родившихся в начале этого века стало первым российским поколением, выросшим не на улице, а перед экраном. Телевизионным ли, компьютерным…

Молодые люди рано приучились к массовой культуре. Они росли на жестоких и подобных американских мультиках по телеканалам СТС и 2x2. Многие юноши из этого поколения ещё в детстве подсели на компьютерные игры.

Эти люди мало гуляли на улице и мало общались со своими сверстниками. Опыт самостоятельной жизни и самостоятельного принятия решений у них отсутствует, либо очень мал. Они росли в гиперопекаюших семьях, где их приучили к тому, что всё в жизни должно делаться исключительно ради их блага. Эгоизм рассматривался их родителями как добродетель, и дети эту «добродетель» усвоили.

Семейная, а затем и школьная среда рано развратила сегодняшнее поколению. Они воспитывались в атмосфере гедонизма, крайнего индивидуализма, мещанства и потребительства.

В семьях, где воспитывались современные молодые люди, – культивировались нездоровый образ жизни (малоподвижность, обжорство, пьянство) и худшие формы буржуазного досуга (просмотр телевизора, шоппинг, обжорство, пьянство). Наши юноши и девушки с самого детства приучались ко всему этому окружавшей их средой. И большинство из них – приучилось.

Подведём некоторые предварительные итоги.

Среднестатистический российский студент нашего времени – очень неприятная личность.

Это пустоголовый и потребительски настроенный молодой человек. Это пьяница, наркоман, извращенец, патологический лентяй и халтурщик. Он физически слаб и нередко болен (последствия нездорового образа жизни). Его центральная нервная система в значительной степени разрушена бухлом и наркотиками.

Вот он какой, – бухой российский студент!

Впрочем, главное здесь не это. Главное здесь то, что студенчество как социальная группа – трусливо, инертно и политически пассивно.

Это прекрасно подтверждают современные социологические исследования.

Признаюсь, в своём анализе я несколько вышел за пределы собственно студенчества. Очень многое из того, о чём я сейчас говорил, относится не только к нему, но и к современной российской молодёжи вообще.

Впрочем, серьёзного противоречия здесь нет. В настоящее время в вузах обучается примерно 90% наших молодых людей. Это очень много. У нас этот процент выше, чем в любой из европейских стран.

Так что, к сожалению, то, что было сказано ранее про студенчество, – можно смело экстраполировать на молодёжь как социальную группу вообще.

Во всём том, что я сейчас говорю, нет ничего нового. Социологи, работающие в рамках «теории поколений» уже давно предупреждали, вступающее сейчас во взрослую жизнь поколение Z – будет поколением унылых конформистов. Среди основных его ценностей исследователи называли безопасность, комфорт, потребление, лёгкие развлечения, приятные эмоции. Представителям этого поколения в массе своей свойственны инфантильность и конформизм.

Помню, как-то компания «Delivery Club» решила организовать рекламный праздник для привлечения клиентов. Не слишком задумываясь о названии, мероприятие назвали «Delivery Fest».

По всему городу были расклеены афиши.

Как ни странно, организатор на них указан не был (постеснялись, видимо). Название мероприятия тоже отчего-то решили не печатать. Вместо всего этого на афише красовалась лаконичная надпись: «Большой фестиваль еды и музыки».

Вся суть современной молодёжи – в этой надписи.

Знаете, ребята с Вудстоке хоть и были не идеал, но им бы скорее всего и в голову не пришло такое сочетание, – еда и музыка.

А вот современная молодёжь от подобного тащится!

Разумеется, во всяком поколении есть разные люди. В том числе и совершенно друг другу противоположные.

В нынешнем поколении тоже есть приятные исключения.

Кому-то из них повезло с родителями, и они оказались нормальными людьми, а не обывателями. Кому-то попался на пути хороший учитель или добрый друг, направивший на правильную дорогу. Кому-то посчастливилось прочитать несколько правильных книг в подростковом возрасте.

Такие молодые люди есть. Их даже не так мало, как можно было бы подумать.

Но это – всё-таки исключения. Строить них политику нельзя.

Факультет политологии в задрипанном московском педвузе. Первое в этом году занятие по политической теории. За партами сидят наглые, небрежно разодетые первокурсники. Почти все они пялятся в свои телефоны.

– Расскажите мне, кем вы хотите быть. Зачем поступили на политологическое направление? – задаёт вопрос преподаватель.

Первокурсники по очереди рассказывают, кто и зачем поступил на политологию в этом году.

– Ну, вы фильм «Кин-дза-дза» смотрели? – отвечает вопросом на вопрос усатый студент.

– Да, конечно, – заинтересованно отвечает преподаватель.

– Ну, так вот, я хочу, чтоб они ползали, а я на них плевал! – говорит студент.

По группе проходит волна смеха.

– Вы хотите командовать? – лукаво спрашивает профессор.

– Да, я уже командовал. В Армии. Я служил в воздушно-десантных войсках, – самодовольно произносит молодой усач.

– В Армии приходится не только командовать, но и подчиняться, – многозначительно говорит лектор. – А что, если и на вас будут плевать те, кто выше? Как вам это, понравится?

Студент молча изучает глазами парту. Ответа на вопрос он не знает.

Иногда я думаю: «Боже, неужели есть на свете такие дебилы, которые на самом деле считают, будто современные российские студенты могут стать опорой для революционного движения?».

К сожалению, такие есть. Более того, – их много. Их чудовищно много. В российском левом движении их большинство. Абсолютное притом.

И это говорит не в пользу левого движения.

Знаете, чего только по этому поводу не услышишь от наших леваков! Некоторые из них так прямо и говорят, что их массовая база – студенчество. Дескать, мы все такие крутые, неавторитетные, ну чисто западные леваки, и опираться мы будем не каких-то там тупых и грязных работяг с завода, – а на прогрессивную учащуюся молодёжь.

Поймите меня правильно. Я вовсе не хочу сказать, что настоящие революционеры должны ориентироваться в первую очередь на заводских рабочих. Вовсе нет.

Тут дело в другом.

Когда-то давно, в конце восьмидесятых и начале девяностых, наши левые (притом все, – от сталинистов из РКРП до анархистов из КАС) стояли на проходных заводов с листовками, стараясь разагитировать трудяг. Потом появились «новые левые» с книжками Сартра и Маркузе. Они слышали что-то про «68-й год», и теперь хотели, чтоб всё у нас было точно как во Франции. Эти люди стали копировать западных леваков.

Что из этого получилось?

Заманчиво было бы сказать, что ничего. Но это не так. На самом деле почти ничего. Кое-что у этих товарищей всё-таки получилось.

Какое-то время у нас в стране существовал левый профсоюз «Студенческая защита». Была «Инициатива Революционных Анархистов» во главе с Костенко. Был созданный Цветковым «Фиолетовый Интернационал».

Как об этих временах вспоминает Цветков: «Мы были всерьез намерены наращивать темп и драйв борьбы, потому что студенты – это малый мотор революции, который вот-вот разбудит и приведет в движение все остальное общество. Эта логика Герберта Маркузе нравилась нам, хотя мы отлично знали, что на Западе она давно провалилась.».

Когда-то на Западе был революционный пролетариат. Он подимал бунты и восстания, участвовал в революционном движении.

Со временем власти в странах метрополии осознали, какую опасность представляют собой рабочие. Поэтому начиная с конца девятнадцатого века (в Англии – даже с середины) там начинают принимать меры к тому, чтобы рабочих обуздать и приручить. Разрешаются профсоюзы, вводится восьмичасовой рабочий день, пролетариям предоставляют право голоса. Со временем появляется «рабочая аристократия». Ориентируясь на эту самую «аристократию», рабочее движение захватывают реформисты.

К началу двадцатого века рабочие в Европе уже потеряли свою революционность. Не все, конечно, но большинство. Эти люди не хотели больше революции. Теперь они мечтали о том, чтобы самим стать мелкими буржуа, ленивыми обывателями.

С этого времени все партии, опиравшиеся когда-то на рабочий класс, начинают деградировать. Сначала они из революционных становятся социал-демократически. Затем из социал-демократических деградируют до либеральных. Потом, уже в этом веке, – из либеральных они превращаются в неолиберальные. Всё это прослеживается на хрестоматийных примерах. Это СДПГ в Германии, Социалистическая партия во Франции и Лейбористская – в Великобритании.

На рубеже пятидесятых и шестидесятых годов двадцатого века ситуация меняется. Впервые за долгое время на политическую арену выходит студенчество.

Разумеется, правящие круги западных стран превосходно осознавали, какая опасность исходит от революционных студентов и молодёжи вообще.

Буржуа довольно быстро поняли, что надо делать для того, чтобы майские события в Париже никогда больше не повторились.

Восставшие в 1968-м году парижские студенты оказались слишком умными для капитализма. Они вовремя прочитали нужные книги и слишком хорошо поняли, что к чему. Такого не должно было повториться больше.

Понимание того, что надо делать, пришло к правящим классам довольно быстро. Но действовать власть имущие начали далеко не сразу. Поначалу французские власти ограничились лишь некоторыми мерами смешанного характера: с одной стороны, были расширены академические свободы, с другой, – многие студенты были подвергнуты репрессиям, в том числе и довольно серьёзным.

В семидесятые годы неолиберальная образовательная контрреформа охватила все крупные западные страны.

Отмечу, что во всех развитых странах неолиберальные контрреформы начинались именно со сферы образования. Притом сначала «реформаторы» брались за начальную и среднюю школу, а потом, по прошествии некоторого время, – за университеты и другие высшие учебные заведения.

Раньше всего неолиберальная контрреформа стартовала в США. Там процесс разрушения образования был запущен в 1965 году. В 1970-м «реформа» образования начинается в Великобритании. В 1975-м – во Франции.

Суть реформы везде была одна и та же.

Сначала под предлогом демократизации высшей школы из учебных программ стали выбрасывать «ненужные» предметы. Затем под лозунгом приближения образования к жизни началась переориентация учебных программ на выпуск узкоквалифицированных специалистов. Постепенно стала вводиться плата за образование вообще, а также отдельно – плата ща пользование университетскими библиотеками, лабораториями, спортивными залами, плата за проживание в общежитии и так далее.

Государственные расходы на науку сокращались.

Министерства стали требовать от университетов, чтобы те находили средства сами. Как следствие, во многих вузах стали открываться чудовищные по качеству коммерческие образовательные программы, единственной целью которых было вытрясти из студентов побольше денег. Крупные университеты стали заключать контракты с транснациональными корпорациями. Образовательные учреждения с каждым годом всё больше пропитывались духом коммерции.

Коммерциализация высшего образования шла в тесной связи с его бюрократизацией.

Ректораты обрастали маркетинговыми и кадровыми отделами, отделами кризисного и стратегического планирования. Отделы разрастались, их штаты наполнялись никому не нужными бюрократами, влияния которых год от года росло. С начала восьмидесятых годов академическая бюрократия в европейских университетах неуклонна росла и усиливалась. Её рост продолжается и в настоящее время.

С ростом бюрократии в научную среду стали проникать количественные методы оценивания академического труда, – такие, как индекс Хирша. Их распространении приводило к профанации научной деятельности, повсеместному распространению коррупции и очковтирательства.

Собственно, всё это можно было бы в принципе и не описывать. Всё это есть давно уже есть и в российских вузах.

Правда, у нас процесс деградации высшего образования ещё не успела зайти так далеко, как на Западе.

Отчасти это связано с тем, что неолиберальная контрреформа у нас стартовала на двадцать лет позже, чем в континентальной Европе и на тридцать лет позже, чем в Америке, – у нас она началась в середине девяностых годов прошлого века. Другая причина такого запаздывания – выраженный (и вполне оправданный) консерватизм нашей академической среды.

Одновременно с реформой образования на Западе были применены и другие средства борьбы с молодёжным протестом.

Мощнейшим оружием здесь выступает массовая культура.

Правящие круги Соединённых Штатов раньше других осознали, насколько велик её контрреволюционный потенциал. Уже в конце сороковых годов американское правительство начинает использовать массовую культуру в целях антикоммунистической пропаганды.

В пятидесятые и шестидесятые годы американский опыт заимствует правительство Великобритании, а в семидесятые – власти Франции и ФРГ.

Во Франции правительство начинает целенаправленно насаждать агрессивную массовую культуру вскоре после событий Красного Мая.

В Германии насаждения низкопробной культурной продукции, бульварщины и дурновкусия сразу в довольно агрессивной форме стартует в начале-середине семидесятых. Главным распространителем масскульта в его агрессивно-ультраправом варианте был концерн Шпрингера. Как и со Франции, насаждение дурновкусия на немецкой земле было было необходимо правящим классам для победы в информационной войне против коммунистов.

Во всех названных странах творцы массовой культуры боролись в первую очередь за влияние на молодёжь.

Вторжение американского масскульта в Европу начинается с низкопробных мультфильмов.

Известно, что дети особенно восприимчивы к любой новой информации. К тому же чем они младше, – тем более они внушаемы. Воздействовать на детей достаточно легко.

При этом дети – будущее любого общества. Тот, контролирует детей, контролирует и будущее.

В семидесятые годы в Европе стали массово открываться дискотеки и ночные клубы. В этих заведениях почти открыто торговали наркотиками. Полноводным потоком лился на полуночных танцах дешёвый алкоголь. Молодые люди плясали, бухали, употребляли амфетамины, занимались сексом – и не думали больше о революции. Наркотики и массовая культура теперь действовали совместно.

В восьмидесятые правящие круги начинают насаждать в молодёжной среде поп-музыку.

Сейчас об этом мало кто помнит, но в те времена американская пропаганда открыто противопоставляла аполитичный и безопасный поп – социальному и политизированности року.

Правящие классы стран Запала сделали всё для того, чтобы уничтожить революционное студенчество. Своих целей эти люди добились.

Левые движения в странах метрополии в шестидесятые и начале семидесятых годов действительно были в огромной степени студенческими. Студенты были зачинщиками событий 1968-го года во Франции. Городская герилья в Германии была поднята радикально радикально настроенными студентами. Движения хиппи и йиппи в Соединённых Штатах были в первую очередь движениями студенческой молодёжи.

На рубеже семидесятых и восьмидесятых годов положение кардинально меняется. Студенчество быстро теряет свою революционность.

Так, автономистское движение в Германии уже не было по своему социальному составу студенческим. Его социальную базу составила маргинальная молодёжь, а не студенчество. Это же можно сказать и обо всех последующих леворадикальных движениях в странах метрополии.

Оставим на время историческую тему.

Заладимся лучше таким вопросом: может ли такое студенчество, какое мы только что описали, принимать участие в политике?

Заметьте: я сейчас говорю не о студентах, а именно о студенчестве. То есть вопрос не в том, могут ли отдельные студенты заниматься политической деятельностью (и так знаем, что могут), но в том, может ли студенчество как социальная группа действовать на политической арене?

Возможно, такой ответ покажется кому-то несколько неожиданным, но может.

Вопрос только в том, что это будет за политика.

Увы, ответ на этот вопрос мы все слишком хорошо знаем…

Мы уже разобрали здесь, что представляет собой современное российское студенчество в бытовом отношении. Теперь пару слов об отношении политическом.

В современной России студенчество – это довольно широкая прослойка буржуазной и мелкобуржуазной молодёжи, совершенно реакционная по своей сути.

В массе своей российское студенчество аполитично. Тем не менее, даже аполитичным на первый взгляд студентам часто бывают свойственны некоторые политические устремления. Это откровенное низкопоклонство перед Западом,

воинствующий антикоммунизм (с вытекающей отсюда антисоветизмом), восторженное или по крайней мере весьма толерантное отношения к неолиберальной и мондиалистской политике и, как ни парадоксально, расизм, сочетающийся с довольно выраженным антинационализмом (об этом ниже).

Политически активная часть российского студенчества (особенно в крупных городах) в массе своей тяготеет к неолиберализму.

Эта тяга может проявляться в двух основных ипостасях.

Первая из них – это умеренное западничество. Такая форма неолиберализма представлена в нас главным образом сторонниками Навального.

Это плохо, но не ужасно. По-настоящему ужасна вторая ипостась российского неолиберализма.

Описать её довольно трудно, поскольку это – идеологическое нечто. Гремучая смесь из самых диких и мракобесных реакционных идеологий.

В англоязычных странах всё это принято называть неореакционным движением.

У нас это идеологическое направление представлено либертарианцами во главе со Световым, национал-либералами под руководством Просвирнина и ещё целым сонмом политических фриков наподобие Понасенкова (и, разумеется, их поклонников).

Разумеется, пока что вся эта братия не может ощутимым образом воздействовать на общество (и слава богу!). Однако же влияние неореакционеров растёт.

Тут нужно сделать важное отвлечение по поводу национализма.

Русский национализм бывает двух видов. Он может быть прогрессивным, а может быть реакционным.

Допустим, русский националист говорит, что главная проблема России – зависимость от Запада (в первую очередь от Соединённых Штатов) и транснациональных корпораций. Таким образом, наши главные враги – правительства стран первого мира. При этом другие народы России, – украинцы, белорусы, татары, якуты, – в общем-то наши союзники в борьбе против глобального мира.

Тут перед нами национализм прогрессивный. Здесь мы видим, как в форму национализма облекаются идеи антиимпериалистической борьбы. Такой национализм легко сочетается с левыми идеями.

Эту форму национализма необходимо всячески поддерживать. Такой национализм нашей стране совершенно необходим.

Но может быть и другая ситуация.

Допустим, человек преклоняется перед британскими и немецкими скинхедами. На роль главных врагов русской нации он определил «чурок» и «дагов», тогда как англичан и американцев считает высшей расой и главными своими союзниками в борьбе с «азиатчиной». Он верит в то, что Россия – «белая европейская страна», а потому ей надо вступить в Евросоюз и НАТО. Он полагает, что свободный рынок – это замечательно, а транснациональные корпорации принесут лишь благо его стране.

Это национализм реакционный. Такой поддерживать не надо.

К сожалению, в студенческой среде наибольшее распространение имеет национализм именно второго типа.

Мы стоим в коридоре на пятом этаже университетского здания. За окном – глубокий вечер. У студентов дневного отделения пары давно закончились. Мы здесь одни. Кажется, кроме нас и мышей тут никого больше и нет.

Мой собеседник – воспитанник четвёртого курса. Он постоянно ходит на навальновские митинги и имеет в студенческой среде репутацию «революционера».

– Я – за Навального! Мне нравится смотреть его видео!

– Почему тебе нравится Навальный?

– Мне кажется, он может сделать из нас нормальную страну.

– То есть?

– Ну, там, чтоб коррупции не было, чтоб в Европе не не бухтели на нас... Ну, легалайз там ещё, призыв отменить и всякое такое по мелочи.

– Думаешь, нам нужно присоединяться к Европе?

– Конечно! Европа – цивилизация. Россия – европейская страна. Думаю, мы когда-нибудь вступим в Евросоюз. Мне бы этого очень хотелось.

– Ты хотел бы уехать из страны?

– А кто не хотел бы?! Но кому мы там сейчас нужны?! Наш диплом никому не нужен. Я учусь в вонючем педе. Кому человек с таким образованием в Европе нужен? У них там Сорбонна, у их там Гарвард...

Если наши дипломы начнут признаваться, – я точно свалю. В Германию куда-нибудь или в Бриташку.

Я бы очень хотел, чтоб наши дипломы признали. Я бы мигом свалил. И многие друзья мои – тоже.

Тут нахрена оставаться? В Рашке делать нечего.

К молодому человеку подходит девушка.

Она молода, но лицо её уже отмечено первыми признаками старения. Возможно, это связано со злоупотреблением косметикой: на лице девушки лежит толстый слой пудры. Она намазана и надушена. Ресницы её завиты кверху, а губы пылают алой розой.

Жирный блеск губ и неприятный запах изо рта указывают на то, что мадмуазель недавно поела. Это была шаурма.

На девушке длинный, спускающийся едва ли не до колен серый свитер крупной вязки. В длинных рукавах юная особа прячет свои белые пухлые ладони. Её тощие ноги затянуты в чёрные джинсы. Эти штаны настолько узкие, что кажутся нарисованными. На ногах у юной леди красуются рваные кеды.

Девушка вся какая-то сонная и несобранная. Глаза её наполовину прикрыты, волосы грязные и нечесаные.

Парень и девушка долго целуются и обнимаются прямо у меня на глазах, а затем неспешно удаляются, громко обсуждая при этом всякие пошлости.

Я остаюсь в коридоре один.

Да, вот такие у нас студенты, дорогой друг! Не Сорбонна, как видишь, и даже не Гарвард.

Впрочем, жаловаться на то, что у нас студенты не такие, – не умнее, чем ругаться на дождь. В конце концов, и то, и другое – стихийные явления.

Гораздо интереснее было бы проанализировать ту программу, которую выдвигает наше студенчество.

Несмотря на то, что студент, диалог с которым я только что приводил, к четвёртому курсу даже разговаривать грамотно не научился, – из разговора с ним можно понять многое.

Итак, чего же хочет четверокурсник-навальнист?

Во-первых, чтоб нас на Западе любили.

Самое главное для него – чтоб наши дипломы за рубежом признавались. Чтоб «из Рашки» свалить можно было!

Это, пожалуй, самое главное требование. Всё остальные, в сущности, носят страховочный характер.

Естественно, студент-жлоб больше всего на свете хочет свалить за кордон. При этом он страшно доится: а вдруг он, наркоман-недоучка из страны третьего мира, окажется там никому не нужен и ему придётся вернуться на Родину?

Это, конечно, ужасно! Ведь в России, по мнению студента-жлоба, жить невозможно.

Но если уж не получится слинять за рубеж, нужно хоть как-то постараться устроиться здесь, в России. Для этого нужно, конечно, чтоб Россия вступила в Евросоюз (естественно, без Евросоюза какая жизнь?). Потом нужно отменить военный призыв и легализовать наркотики.

На этом – всё. Больше студенту-жлобу, в сущности, ничего и не надо. Никакие права, свободы и прочая мутотень его на самом деле не влечёт. Его интересуют более материальные вещи – пожрать, поспать, сексом заняться. Ну, ещё травки курнуть, колёсами закинуться.

Такой человек если о чём и мечтает, так это о том, как он на родительские деньги поедет в Амстердам, – за наркотиками и проститутками.

Впрочем, того и другого и здесь хватает.

Здесь речь даже не столько о проститутках. Тут всё дело в статусном потреблении. Это ведь всё для того делается, чтоб потом в компании таких же дегенератов хвастаться, что ты в Амстердам ездил. К проституткам.

Вот такое вот у нас в России студенчество, дорогие друзья.

Нашим левым давно пора избавиться от восторженного преклонения перед студентами. Наши леваки годами молятся на студента, восхваляют его, пылинки с него сдувают и приговаривают: «Ах, какой ты хороший у нас, студент! Ах, какой ты революционный у нас, студент! А главное – какой ты, студент, умный! Мы с тобой всех классовых врагов победим! С тобой-то не победить?! Как же!».

Ей-богу, иногда кажется, ещё минута, – и эти люди вскочат со своих мест и начнут хороводы вокруг него водить. Многие, впрочем, уже водят.

На самом деле, конечно, всё это преклонение перед студентом по сути своей беспочвенно и ненаучно.

Многие левые на это скажут: «Да, это всё так! Но откуда нам брать новых людей, если не из студентов?».

Хороший вопрос.

К сожалению, подробно обсудить его мы в настоящей статье не можем. Последняя и без того разрослась до неприличных размеров.

Если кратко, то я полагаю, что наши российские левые должны больше внимания уделять представителям маргинальной молодёжи. Из них может выйти толк.

Из маргиналов когда-то формировались легендарные теперь НБП и АКМ. Из них же впоследствии были сформированы «Левый блок» и «Левый фронт». Некогда активное в нашей стране движение Антифа почти сплошь состояло из молодых маргиналов. Законченными маргиналами были «приморские партизаны».

Короче, я так думаю, что именно маргинальная молодёжь спасёт наше левое движение.

Это если кратко.

Подробно этот вопрос мы обсудим в другой раз.

Жить за счёт других: криминальная субкультура в современной России.

О разнообразии блатных.

И выползли вдруг антилюди

С охапками денег в руках…

– Александр Харчиков, «Антилюди».

Правительство запугивает наших людей страшным «криминальным сообществом АУЕ».

Рептильные и оппозиционные СМИ (левые, кстати, не исключение) уже все уши людям прожужжали на счёт этого страшного «Арестантского уголовного единства».

Прожужжали, скажу я вам, совершенно зря.

Если говорить по правде, вся шумиха вокруг АУЕ – просто информационный мыльный пузырь.

Тему «Арестантского уголовного единства» раздули из ничего. Сейчас об этом уже говорят все.

Различные криминальные авторитеты с самого начала в один голос твердили: АУЕ не имеет никакого отношения к традиционному криминальному миру России [1]. Многие из них прямо говорили, что вся ажиотация вокруг «Арестантского уголовного единства» намеренно раздувается жёлтой прессой. На самом деле никакой оригинальной субкультуры АУЕ нет и никогда не было. Тем более, нет такой организации [2].

С чего, собственно, началась тема АУЕ?

Как-то в 2016-м году проходило очередное ни на что не влияющее правительственное мероприятие. Присутствовало много важных людей, – в том числе толпа журналистов и лично Путин.

На мероприятии выступила чиновница Яна Лантратова. Она рассказала собравшимся про ужасную криминальную субкультуру АУЕ. Дескать, во всех школах Забайкалья уже есть парты для «опущенных», и вообще жуть. По её словам криминал уже полностью подчинил себе забайкальские школы и теперь расползается по России.

С этого-то всё и началось. До этого, конечно, существовали всякие сомнительные группы во «ВКонтакте», в других соцсетях. Серьёзной популярностью они не пользовались. Настоящий пиар «Арестантского уголовного единства» начался именно тогда, в 2016-м.

Сейчас многие уже не помнят толком, как это было. Тогда из каждого утюга только и слышно было что про жуткое АУЕ.

Позднее стали говорить, что всё это было и раньше. Журналисты начали откапывать какие-то дикие случаи молодёжной преступности и говорить, что это всё АУЕ [3].

Так, в одном из городов какие-то ребята позвали одноклассника на «стрелку» и там убили. Журналюги сразу завопили, что это сделало АУЕ.

Или вот ещё. В одной из школ группа старшеклассников обложила поборами других учеников. Журналисты тут же присобачили сюда АУЕ!

На самом деле ни в «стрелках», ни в школьных поборах ничего нового не было [4].