355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марат Нигматулин » Намывание островов (СИ) » Текст книги (страница 8)
Намывание островов (СИ)
  • Текст добавлен: 26 августа 2017, 20:30

Текст книги "Намывание островов (СИ)"


Автор книги: Марат Нигматулин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)



Интересно и сравнение Цветковым Достоевского и Айн Рэнд как наиболее известных за границей авторов русского происхождения. Действительно, многие черты в плане выбора подачи идей у них совпадают: и Достоевский, и Рэнд обращаются к художественной форме, к объемному роману, переполненному резонерами. Но на этом сходства заканчиваются. Если Достоевский старается избежать прямых оценок своих героев, выставляя всю их подноготную на суд читателя, то Рэнд представляет своих персонажей в почти гротескном чёрно-белом цвете: практически каждый герой – либо «паразит», либо «творец», – tetrum non datur. Художественная составляющая значительно уступает идейной, ощущается и теснота самой формы, что полностью оправдывает переход Рэнд после «Атланта» к публицистике.


Раз уж упомянули Чернышевского – г-же Розенбаум тоже свойственен крайний экономикоцентризм со своим проектом устройства общества. За одним «но»: у Чернышевского, что ввёл понятие «разумного эгоизма» в русскую литературу, он служит способом индивидуального противостояния традиционными ценностями с целью освобождения человека для борьбы за прогрессивное социалистическое общество. У Рэнд же разумный эгоизм – это и причина, и средство, и цель существования человека. Для себя и только для себя.


Но философской системой, оказавшей на Рэнд наибольшее влияние, безусловно, является ницшеанство, переработанное в этакое пособие по созданию сверхчеловека здесь и сейчас. Объективистская критика почти полностью повторяет ницшеанскую: чтобы обнаружить прямое соответствие достаточно просто просмотреть некоторые главы из «Философии молотом…». Тут и провозглашение объективной реальности как единственной возможной («Как „истинный мир“ превратился в басню», «Четыре великих заблуждения»), и критика устоявшегося общепринятого понятия нравственности. Особняком поставим критику «исправителей человечества»: Рэнд выделяет два типа людей, скрытых под маской альтруизма. Из речи Джона Галта:


«Представление о том, что тело и душа человека – различные сущности – привело к появлению двух групп учителей, проповедующих нравственный закон смерти: фанатиков духа и фанатиков физической силы; вы называете их идеалистами и материалистами, одни считают, что сознание может существовать само по себе, другие считают, что можно существовать без сознания. И те и другие требуют, чтобы вы отказались от разума в обмен на откровение или на рефлексы. Неважно, что они громогласно заявляют о непримиримости своих позиций, у них один нравственный закон и одна цель: в физической сфере – порабощение человеческого тела, в духовной – разрушение разума».


Оттуда же был позаимствован и термин «паразит», встречающийся в ее прозе почти повсеместно. Как, кстати, говорил Заратустра,


«…еще противнее мне все прихлебатели; и самое противное животное, какое встречал я среди людей, назвал я паразитом: оно не хотело любить и, однако, хотело жить от любви».


Знакомый с уже ставшим классикой BioShock читатель, вероятно, должен сразу вспомнить имя Эндрю Райана (анаграмма с именем героини статьи не может не бросаться в глаза), чей Rapture был основан на принципах, дословно копирующих объективизм. Надо отдать должное сценаристам: у самой писательницы не получилось бы доходчивей объяснить, «в чём разница между паразитом и человеком? Человек создаёт – паразит спрашивает: „А где моя доля?“ Человек творит – паразит говорит: „А что подумают соседи?“ Человек изобретает – паразит говорит: „Осторожно, не наступи Господу Богу на мозоль!“».




Но вернемся к Фридриху нашему Ницше, а именно к его видению корня зла европейской философской мысли, где первым морализаторствующим исправителем великий немец назвал Сократа. И здесь Рэнд не отстала от своего предшественника на горьком поприще индивидуалистической пропаганды. Правда, теперь вместо Сократа все грехи и заблуждения европейских мыслителей были повешены на его ученика, Платона. Этот единственный античный философ, по имени упомянутый в ее художественных произведениях, архетип платоника, становится главным идейным антиподом в творчестве Рэнд; под его образ подводятся вообще все европейские идеологии, так или иначе проповедующие подчинение индивида обществу, а в монологах изображенных Рэнд социалистических апологетов Платон всегда фигурирует как первоисточник их взглядов.




Почему наша Алиса так яро взъелась на этого грека, в силах ответить каждый, кто хоть раз в жизни держал в руках его великое «Государство». Добавим к этому и нездоровую идеализацию Платона в начале XX века. Очень подробно проблемой следа Платона в социализме занимался современник Рэнд со схожей биографией – Карл Раймунд Поппер. Еврей из семьи юриста, жил в Австрии, учился в Венском физмате и консерватории, увлекся красными идеями; очень быстро в них разочаровавшись, выпустился, стал учителем математики в средней школе. В общем, никому особенно не мешал… Но потом пришел Гитлер, стало страшно и пришлось от аншлюса бежать в Новую Зеландию, где Поппер занялся преподаванием философии, разносом современного научного мейнстрима своим методом фальсифицируемости и восхвалением британской внешней политики. За Платона он взялся в контексте критики массовых идеологий, прошедшись в фундаментальной работе «Открытое общество и его враги» по всему: от историзма до диалектики. Во все дебри его доказательной базы вдаваться не стану – обойдемся выводом:


«Идеалистическая формула (Платона) такова: „Задержите все политические перемены!“ Перемены – зло, покой божественен. Задержать все перемены можно в том случае, если государство создано как точная копия его оригинала, т. е. формы или идеи города-государства. Если бы нас спросили, как этого достичь, мы могли бы ответить натуралистической формулой: „Назад к природе!“ Назад к подлинному государству наших праотцов, самому древнему государству, построенному в соответствии с человеческой природой и потому стабильному. Назад к родовой патриархии времен, предшествовавших упадку, назад к естественному классовому господству немногих мудрых над многими невежественными.


Я полагаю, что из этих требований можно вывести все элементы политической программы Платона. Эти требования основаны на историзме Платона и их следует соединить с его социологическими учениями, касающимися условий стабильности правящего класса.


Я имею в виду следующие основные элементы политической программы Платона:


Отождествление судьбы государства с судьбой правящего класса. Исключительный интерес к этому классу и его единству. Содействие этому единству, жесткие правила взращивания этого класса и получения им образования. Надзор за интересами членов правящего класса, коллективизация, обобществление этих интересов.


Правящий класс обладает монополией на такие вещи как военная доблесть и выучка, право на ношение оружия и получение любого рода образования. Однако он совершенно устранен из экономической деятельности и, тем более, не должен зарабатывать деньги.


Вся интеллектуальная деятельность правящего класса должна подвергаться цензуре. Непрерывно должна вестись пропаганда, формирующая сознание представителей этого класса по единому образцу. Все нововведения в образовании, законодательстве и религии следует предотвращать или подавлять.




Государство должно быть самодостаточным. Его целью должна быть экономическая автаркия: ведь иначе правители или будут зависеть от торговцев, или сами станут торговцами. Первая альтернатива подорвала бы их власть, вторая – их единство и стабильность государства».


Здесь Поппер и озвучивает свой знаменитый тезис о том, что кроме как тоталитаристской эту концепцию не назовешь. Однако, как замечает сам автор, платоническое учение за две тысячи лет целые поколения трактовали так, как им было удобно. Платон за это время успел побывать и «христианином до Христа», и «революционером», и «либералом». Если же добавить проблему лингвистики, то и вовсе становится не по себе: то, что в русских изданиях нам известно как «государство», в английском было переведено как Republic, а в немецком так и вовсе носит имя Politeia. Естественно, название содержания не меняет, но, безусловно, влияет на его восприятие, а там уж недалеко до самых безумных трактовок.


Является ли Платон основоположником тоталитаризма, насколько совестно работали десятки поколений переводчиков его диалогов, и жил ли он вообще – вопросы, сильно выходящие за рамки данной статьи. Скажу лишь следующее: в книгах Рэнд важна не сама личность Платона, а именно ее идейный образ как многовековое воплощение того, что создательница объективизма ненавидела – образ «фанатика духа» и «фанатика силы» в одном лице.


Итак, мы выяснили истоки объективизма, определили степень влияния на него актуальных в XX веке философских систем и идеологических течений, установили основные аспекты рэндианской критики. Объективизм отрицает:


а) бытие какой-либо другой реальности, помимо объективно существующей;


б) разделение разума человека и его души;


в) служение каким-либо идеалам и целям, помимо личных, альтруистическую мораль;


г) коллективизм и этатизм, все учения, так или иначе апеллирующие к ним;


д) любые формы метафизической картины мира, парадоксальные и иррациональные


Теперь к позитивной программе.


ОНТОС, ГНОЗИС И УГНЕТЕНИЕ


Основной тезис, берущийся за аксиому – объективная реальность существует вне зависимости от воспринимающего ее индивида; реальность эта определена автором так: «Моя философия включает только то, что человек может воспринять, определить и продемонстрировать силой разума. Она не допускает выдумывания фактов или принятия чего бы то ни было на веру – без рационального обоснования. Но никаких свидетельств существования Бога, загробной жизни или мистического бытия не существует». Дуализм души и тела отрицается по тем же причинам. Понятие объективной реальности вытекает из формальной логической операции отождествления. Отсюда же – основной принцип живой материи и выбора, понятие ценности:


«Во Вселенной существует лишь одна непреложная альтернатива – существование или несуществование, она относится лишь к одной категории бытия – к живому организму. Существование неодушевленного вещества безусловно, существование жизни – нет: оно зависит от определенного направления действий. Материю нельзя уничтожить, она меняет формы, но не перестает существовать. Лишь перед живым организмом стоит постоянная альтернатива: вопрос жизни или смерти. Жизнь – это процесс самоподдерживающегося и самопорождающегося действия. Если организм в своем действии не достигает цели, он умирает; его химические элементы сохраняются, но жизнь перестает существовать. Только концепция „жизнь“ делает концепцию „ценность“ возможной. Только для живого организма существует понятия „добро“ и „зло“.


Иными словами, отрицающая сама себя вещь не может существовать в реальности. Единственное же, что способно к абстрактному отождествлению, есть разум.




Утверждение принципов рационализма становится следующим единственно возможным логическим шагом:


«Человек может выжить, лишь приобретая знания, и единственным средством для этого является разум. Разум есть способность осознавать, определять и обобщать то, что человек ощущает. Человек ощущает очевидность существования с помощью чувств, но осознать это он может лишь разумом. Чувства говорят только, что нечто существует, но определить что – дело разума».


И из рационализма уже вытекает индивидуализм, так как понятие разума субъективно: сознания нет у толпы, общества, человечества, любой социальной группы, – оно есть лишь у индивида. Целью бытия, однако, является не «разумное выживание», а достижение рациональных жизненных целей, которые каждый определяет для себя сам под именем «счастье».




[Тут следует заметить, что Рэнд просто помешана на слове «разум», проповедуя его культ, в чем она, собственно, как и во многом другом, не нова, следуя за французскими просветителями, но все де тут, равно как и во многих иных делах, Рэнд умеет доводить дело до полнейшего абсурда и фантасмагории. Что же касается сознания, то говорить о его сугубой индивидуальности есть ложное утверждение, основанное на недостаточно глубоком подходе к делу, ибо Рэнд не поставила вопроса: «А как сознание становится таким, какое оно есть?». Ответ на этот вопрос, если мы, как и Рэнд, находимся на почве материализма, таков: «Сознание определяет бытие.», а это означает, что у людей, связанных общими условиями бытия, постепенно развивается весьма схожая форма мысли и взглядов. Это приводит нас к мысли о том, что сознание имеет не монолитное устройство, включающее только человеческое эго, но многослойное и многогранное: некоторые наши черты определяет климат природы, некоторые определяет наше социальное положение, некоторые определяются же вторичными факторами, вроде идеологического давление, которое тоже есть специфическая форма реальности то есть бытия, хотя и вторичного. Иными словами, сознание наше заполняется внешней средой, окружающей нас, а это значит, что наша личность есть лишь совокупность множественных факторов. Иными словами, наше эго лишь отражение нашего бытия, что запрещает нам говорить о том, будто наше сознание действительно наше, ведь почти ничего «нашего» там фактически нет, кроме ряда факторов, которые вызываются биохимическими процессами, но и те процессы есть лишь реакция и действие мозга на среду, то есть и те процессы так или иначе вызваны внешними воздействиями. Поэтически говоря, наша личность – это лишь тетрадь, куда наше общество вместе с природой пишут все то, что им подскажет детерминизм, который Рэнд тоже отрицала, ведь ежели все действия человека определены заранее, то нет и не может быть никаких «творцов» и «паразитов», а есть только механические куклы, которые играют в неком огромном спектакле, исполняя тут роли различных персонажей, но не по доброй воле, а по решению обстоятельств или даже демиурга, что также отнимает у человека свободу, лишая философию Рэнд не только центрального ее понятия, но и смысла вовсе.]




Итак, основные положения:


Бытие существует – принимается за аксиому.


Бытие есть тождество (А есть А) – отождествление объекта есть признание его существования.


Бытие осознанно – так как единственная физико-биологическая функция разума есть поддержание бытия живой материи. Через это положение определяется гносеологическая теория объективизма.


Эти три столпа определяют объективистские мировоззренческие категории: рационализм, индивидуализм, эгоцентризм, материализм и эвдемонизм. По мнению Рэнд, из этих онтологических принципов вытекает организация существования наиболее справедливого общества: жизнь разумных субъектов по законам, объективность которых тождественна их разумности.


С бытием разобрались. Теперь к познанию. Основная цель гносеологии объективизма – установление критерия разумности и рациональности. Выводится он следующим образом. Если существование вещей во Вселенной самотождественно, а вещь как таковая не может отрицать саму себя из-за самого факта своего существования, то разум как единственная сущность, способная к теоретическому отождествлению, так или иначе, сталкивается с мнимыми противоречиями:


«Логика есть искусство непротиворечивого отождествления. Противоречий не существует. Атом есть то, что он есть. Ни атом, ни вселенная не могут быть противоречием тому, чем они являются. Равным образом часть не может противоречить целому. Ни одно понятие, сформулированное человеком, не является подлинным, пока человек не сможет без противоречий включить его в общую сумму своих знаний. Прийти к противоречию – значит признать ошибку в своих рассуждениях; отстаивать противоречие – значит отрицать собственный разум и изгнать себя из реальности». Иными словами, Вселенная непротиворечива уже по той причине, что она существует. Следовательно, любое противоречие заключает в себе концептуальную ошибку, принуждающую к проверке исходных данных. Таким образом, критерий разумности в объективизме есть отсутствие противоречий. Конечно, наука за последние 70 лет сделала очень сильный скачок вперед, и посвященный в современные проблемы таких дисциплин как квантовая механика, назовет подобное упрощение верхом наивности, если не бредом. Но здесь стоит вопрос о гораздо более приземленных вещах, касающихся самой насущной повседневности. И в этом ключе объективистский подход выглядит вполне приемлемо.




Объективизм – в первую очередь учение этическое.


Сама же этика им определяется как «прикладная наука, определяющая кодекс ценностей, направляющих человеческий выбор и действия; выбор и действия, которые определяют ход его жизни». Соответственно, данный кодекс ценностей, претендуя на массовость, должен быть справедливым, являться «актом признания существующего». Отразив это понятие на общество, выводим, что справедливость общества есть признание существующей в нем добродетели, которая персонифицирована наиболее сильными его представителями, способными реализовывать свой интеллектуальный потенциал через рациональную деятельность, направленную на достижение собственного благополучия и счастья.


Другими словами, тот самый разумный эгоизм,


«то есть подлинная забота об определении сферы личных интересов, ответственность за действия, ведущие к их удовлетворению, отказ от их предательства путем действия под влиянием слепой прихоти, настроения, импульса или кратковременных эмоций, бескомпромиссная вера в собственную систему суждений, убеждений и ценностей…».


Принцип индивидуальной ответственности в объективизме играет роль основного морального регулятора: человек осознанно принимает риски каждого своего действия, отрицая какую-либо форму достижения своего благополучия за счет других людей. В «Атланте» вводится своего рода категорический императив: «Никогда не жить для другого, не прося и не заставляя другого жить ради себя». Единственной из существующих форм общественных систем, отражающей это положение объективистская этика признает свободный капитализм:


«Делец – вот символ взаимоотношений между разумными людьми, нравственный символ уважения к человеку. Делец – это человек, зарабатывающий то, что ему достается, не дающий и не берущий незаработанного. Делец не ждет, что кто-то заплатит за его неудачи, не просит, чтобы его любили за его недостатки».




[Форма подобных отношений возможна лишь при условии, что все участники тех взаимоотношений люди в высшей степени равные, в то время как в действительной реальности это иначе, что открывает крайне широкие возможности для умных и злобных манипулировать и обманывать более глупых, что есть нечестно и ведет к скорейшей сегрегации, притом совсем не по самому лучшему критерию.]




Определение капитализма как процесса эксплуатации отвергается на корню, так как оно вводит модель раб-хозяин, невозможную в рациональном обществе: выгоды сторон всегда должны быть обоюдны. При этом под данную модель подводятся и неформальные отношения между людьми: понятия дружбы и любви определяются как взаимовыгодный обмен добродетелями на чувственном уровне, «как эмоциональная плата за радость, которую человек получает от добродетелей другого».




[Выгода не может быть обоюдна, ибо последнее исключает самую прибыль, разрушая с тем и сам капитализм.]




Итак, объективистская этика подчеркивает необходимость максимальной сознательной автономности действий человека, его самостоятельности и ответственности. Отношения индивидов в независимости от их формы объективизм определяет как эквивалентный обмен ценностями. Как материальными, так и эмоциональными.


WELCOME TO RAPTURE.


Какой же тип устройства государства нам предлагается исходя из всего вышеозвученного?


«Подлинные функции правительства распадаются на три большие категории, каждая из которых включает вопрос использования физической силы и защиты прав человека: полиция – для защиты от преступников; вооруженные силы – для защиты от иноземных захватчиков; суд – для разрешения конфликтов между людьми в соответствии с объективными законами»


Все дальнейшее функционирование государственного аппарата должно исходить, как утверждает объективизм, исключительно из первозадачи государства обеспечить безопасность человека от его собратьев и внутренних/внешних угроз. Функция защиты индивида от государства обеспечивает конституция, ее соблюдение гарантируется независимой судебной властью. Демократические процессы осуществления власти протекают в той мере, в которой демократическое большинство не покушается на законные права меньшинства. В принципе, ничего кардинально нового. Для содержания государственного аппарата вводится система минимально необходимых добровольных налогов, оговаривающая каждый взымающийся с общества цент и при которой человек платит государству добровольно и осознанно за его конституционное функционирование.




Единственным средством обмена материальными благами объективизм определяет деньги как «барометр состояния общества». Коррупция, принуждение, перераспределение от людей, создающих ценности к тем, кто наживается на их труде – необходимые условия их девальвации. Деньги определяются и как мера ответственности, и как следствие разумной деятельности. Если деньги были добыты иными способами, они ведут к моральной деградации человека, если же эти способы становятся общественной парадигмой – деградирует социум. Более того, рэндианство утверждает, что только человек, наживший свое состояние против своей совести, может деньги проклинать: просто потому, что не знает им цены. Ценность самих денег обеспечивается неким объективным стандартом, под которым в 1950-е в первую очередь подразумевалось золото.


Свободный рынок устанавливает спрос и предложение не только на товары, но и на рабочую силу. Соответственно с этим, лишь от самого человека зависит, насколько он сможет зарекомендовать свои качества и впоследствии утвердить свой социальный статус. Социальные лифты в обществе, построенном на принципах объективизма, понимаются как нечто само собой разумеющееся, так как государство никоим образом не сдерживает законную частную инициативу. Отрыв бедных от богатых понимается здесь как естественный и справедливый результат, поскольку человек оказывается богат в меру своей добродетели, своих интеллектуальных и волевых качеств. Формула такова: слабый не ограничивает сильного, в то время как сильный не имеет права эксплуатировать слабого.




Думаю, в самых общих чертах, знакомство у уважаемой публики, как с мисс Рэнд, так и с делом ее жизни, состоялось. Теперь пора ответить, зачем это нам вообще нужно.


РЕПАТРИАЦИЯ НАСЛЕДИЯ.


Сразу отбросим вопрос о проблеме неприятия подобных идей на уровне русского менталитета. Да, перед нами уже 97 лет стоит тысячеглавая гидра, чешуйки которой переливаются всевозможными цветами политического спектра, и, разрывая все свои глотки, вопит о врожденной склонности русских к коллективизму. Но всю эту стену диссонансов заглушает тихий и уверенный голос Василия Розанова: «Народы, хотите ли, я вам скажу громовую истину? Частная жизнь выше всего».




[Напомним уважаемым читателям, что господин Розанов есть почти уж духовный отец сударя Галковского, посему отношение к нему на Спутнике соответствующее.]




Природный русский эгоизм – вещь самоочевидная и эмпирически понятная. Спутник погрома уже занимался проблемой приоритет наших современников. И, как показывает статистика, если с индивидуализмом у нас все в порядке, то со стремлением к личной ответственности присутствуют явные мотивационные проблемы. Сможет ли ввод объективизма в интеллектуальный дискурс как-то решить эту проблему?


В 2013 году журнал Forbes отметил как рост интереса российского читателя к произведениям Рэнд, так и схожесть социальных событий в ее ключевом произведении, «Атланте», с общими изменениями в России. В феврале-марте текущего года в ходе исследования ВЦИОМ было проведено 2041 интервью руководителями бизнес-структур, в которых респонденты выделили следующие основные факторы, сдерживающие развитие малого и среднего предпринимательства: а) высокий уровень налогов (47%); б) сложность бюрократических процедур (42%); в) неопределенность экономической ситуации (в качестве «сильно раздражающего фактора», по мнению 31%). Идеологическая борьба с данными ограничениями, так или иначе, толкает людей к идеям свободного капитализма. Более того, у нас уже есть свой Говард Рорк в лице Павла Дурова и свой Джон Галт в лице Алексея Чалого, чей вклад в формирование русской политической нации ощущается ежедневно.




[Во-первых, просто смехотворно ставить в один ряд Говарда Рорка и Павла Дурова, равно как ставить в один ряд Ленина и Лимонова, или же Юлиуса Эволу и Просвирнина, хоть Рорк и есть персонаж, хотя и колоритный, но порожденный больным сознанием Рэнд.]




И чем больше будет делаться акцент на том, что нам нужны русские финансовые элиты, чем больше национально и рационально мыслящих русских людей, знающих и любящих свое дело, станет на всех уровнях отстаивать свои права и интересы, – тем скорее мы придем к намеченной цели.




[У капиталиста нет национальности, да и быть не может, ибо нация, как и всякая другая общность людей, возникает лишь из общинного бытия, объединяя в себе людей, имеющих некий общий быт: лавочников, рабочих, крестьян и прочих людей, взаимодействующих друг с другом. Капиталист же, будучи надежно изолированным в своих роскошных замках от простого народа, постепенно теряет с ним всякую связь, нередко даже и вырабатывая между своими собратьями-капиталистами свой язык, совершенно непонятный остальному населению страны, как в Англии местный язык аристократов перестал быть понятен носителям диалекта кокни, как и последний более туманен для аристократов. Иными словами, капиталисты, особенно де международного уровня, вращающиеся в своей интернациональной когорте, и вовсе теряют всякую связь с конкретной страной, ведь если Родина рабочего имеет конкретное местоположение, начинаясь с его завода и дома, которые он оставить не может, то у капиталиста, владеющего теми заводами, домами и пароходами по всему миру, постоянно путешествующего меж ними, Родины нет. Неужели вы столь наивны, дабы считать, будто семейство Рокфеллеров полагает Америку себе Родиной? Никак нет, эти люди относятся к этой стране и ее народу лишь как к средству добычи богатства, а если Россия или некая иная страна оккупирует часть территории США или же все их государство полностью, то Рокфеллеры будут в ноги кланяться завоевателям, активно помогая им даже в том случае, если из помощь будет нужна в исполнении самых низменных военных преступлений, заботясь лишь о сохранности своих капиталов.]




Русское предпринимательство, к великому историческому несчастью, приложило руку к Февральскому перевороту, и, так уж сложилось, что лишь в его силах исправить свою вековую ошибку. Именно на его плечи ложится святая и благородная миссия построения экономической основы Русского Национального Государства. А затем их можно будет и расправить.». Вот, собственно, и все то, что вам следовало бы знать про Егора Просвирнина и о его сайте «Спутник и Погром».




Ссылки, указывающие на важные в данном вопросе места интернета:




«Спутник и Погром»:




http://sputnikipogrom.com




Краткое изложение идей Просвирнина в популярной форме:




https://m.youtube.com/watch?v=M9f54jv5u7Y




















История клерка, ставшего философом.


Рассказ этот я обдумывал очень долго, находясь при этом под сильным влиянием Франца Кафки, что уже очень многое вам в нем объяснит. Правда, как вы понимаете, я не собирался быть одним из тех его жалких эпигонов, поэтому рассказ этот вы не сможете спутать ни с чем – это однозначно творчество Нигматулина. Просто я не могу быть до конца серьезным, последовательным в вопросе нагнетания обстановки, не могу удержаться от превращения истории в фарс. Это первый рассказ из целой серии подобных коротких сочинений, пропитанных разными философскими идеями, но отличающихся общей абсурдностью происходящего. Словом, я хотел чтоб через абсурд вы поняли мои глубокие мысли. Рассказ не «тяжел для души», да и не слишком длинен, так что попробуйте найти 20-30 свободных минут для его прочтения и обдумывания. Рассказ о самом лучшем из людей, коему довелось жить в этом худшем из миров, где все к худшему.


0.


История эта произошла очень и очень давно, это и объяснит вам тот факт, что ее почти никто не помнит и нет о ней упоминаний в большинстве источников, что, тем не менее, не означает ее ложности. Я переписал ее со старой тетради в переплете из дешевого заменителя кожи, что была датирована годами, когда я еще четверть века, как не родился, посему тетради были весьма древние, а бумага их так истерлась, что я еле-еле разобрал текст, который и следует далее.


1.


Жил в одном большом городе самый обычный клерк, которого все звали Геннадий, хотя его настоящее имя теперь, спустя сотни лет, неизвестно. Он жил самой обычной жизнью, в которой ничего не происходило. На работе он просиживал без всякого дела время, дома он пил много рома и вина, не желая ничего менять в своей скучной и тоскливой жизни. У него был сын, воспитанием которого он не утруждал себя, и жена, которую он не любил. А любил он только жрать, спать и проводить время с такими же, будто он сам, бытовыми пьяницами-клерками. Так он и жил до тех самых пор, пока не произошел тот странный случай. Было это тогда, когда на дворе стояла обычная осенняя погода, характерная для ноября месяца; было холодно, градусов не более десяти, постоянно было темно, как в бочке, шел проливной дождь, а под ногами была такая же жижа, как и у Славоя Жижека в голове. Геннадий рано встал, поднимая свое тело, будто залитое свинцом, чтобы выпить крепкого кофе с коньяком и поплестись к метро, дабы доехать на работу, которую он ненавидел. В метро он с полузакрытыми глазами сел в поезд, лишь краем глаза увидев, как что-то мелькнуло рядом. Это было что-то серое, расплывчатое, бесформенное, посему наш герой не обратил никакого внимания на это. Геннадий вышел из метро на грязную, мокрую, замусоренную площадь, по которой бегали такие же клерки, как он. По краям площади стояли южные таксисты и просто сомнительные личности, что распивали там что-то из бутылок, а вокруг метро, сидя на ящиках в грязных палатках, торговали пьяные бабы, что совали всем свои гнилые фрукты и рваные тряпки, которые они выдавали за одежду. Во всей этой толпе наш герой увидел на самом краю площади кого-то огромного, в хромовых сапогах, в длинном плаще, с большим пикельхельмом на голове и массивным телом, но разглядеть его не вышло. Работа в офисе прошла так, будто все это было в тумане/дурмане: что-то он написал на компьютере, отправил какие-то документы, а потом выпил половину бутылки шампанского и уснул на рабочем месте до вечера. Домой добрался нормально: кругом уже было темно, а дождь все не прекращался, в окнах горел желтый свет, создавая атмосферу уюта, а женщины уже подавали ужин своим семьям, когда наш Геннадий увидел, что что-то огромное и мрачное стоит на его балконе. В соседних окнах свет не горел, а уличный фонарь, что напротив его квартиры, не давал света уже несколько лет, посему невозможно было узнать, что именно стоит на балконе и стоит ли. Ему сначала казалось, что стоит, но потом он подумал, будто так падает тень, посему он расслабился и пошел к подъезду, но через несколько секунд, вспомнив, что такой тени там никогда не было, клерк снова посмотрел на балкон: тень изменила положение. Гена запаниковал, начал ходить перед домом, пытаясь рассмотреть того, кто там был, но он не сумел этого сделать, хотя понял: оно шевелилось. Он сел и стал смотреть на балкон, как тут его объял неимоверный ужас: оно смотрело на него и улыбалось, оно разглядывало его и хотело сожрать. Клерк очень испугался и рванул в ларек, купил там банку «Ягуара», выпил ее для храбрости, а потом пошел опять к дому, не заметив на этот раз ничего на балконе. Подумав, что показалось, а именно так они все и думают в этот момент, он пошел домой, где наелся борща и напился водки, сам не зная, как он уснул и оказался в кровати. Проснулся он посреди ночи, почему точно неизвестно. Глянув на часы наш герой понял, что надпись там была то ли 3:11, то ли 8:11, посему он испугался, что может опоздать на работу, а светлело в это время года поздно, вот клерк и не обратил внимания, что еще совсем темно. Едва вскочив с кровати, наш герой чуть было сразу на нее не упал. Перед ним стояло нечто огромное, черное и, как ему казалось, мохнатое и улыбалось до ушей, которые были огромны, своей пастью, полной острых зубов, что блестели в тусклом свете, который попал в комнату от проехавшей во дворе машины. Чудовище протянуло: «Хорошенький, у...».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю