Текст книги "Намывание островов (СИ)"
Автор книги: Марат Нигматулин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
Терпеть я не могу попов,
Народы, что, бесстыдно дурят,
Но верю, звук моих стихов
Когда-нибудь людей разбудит.
Церковный яд проник в сердца,
И пропитались они злобой,
Казалось, мукам нет конца,
Но им не справиться с природой!
Свободный, сильный человек
Восстанет против жалкой доли
И рабство кончится вовек,
И сдохнет сила божьей воли!
И в муках умирать попы,
Тогда по всей планете будут,
Их крик услышите и вы,
Народы ж в миг богов забудут.
И церкви зарастут травой,
И покосятся истуканы,
Их будут попирать ногой,
Зимой их заметут бураны.
Для дров сойдет иконостас,
Псалмы сойдут для самокрутки,
Иконы будут же для нас,
Лишь крышкой для пустой кастрюльки.
Настанет счастья век тогда,
Исчезнет ложь и злоба сгинет,
Последний поп умрет когда,
Навеки бог уж нас покинет!
Как я хочу изгнать попов,
Что душат нас до сего века
О, да, не верю я в богов,
Я верю только в силу человека!
Что думала официальная церковь по поводу этого творчества можете судить сами. Но не только попы, которые вполне справедливо критиковали Копатыча, но и Хемингуэй недолюбливал конкурента. Копатычу платили тысячу долларов за публикацию каждого его стихотворения или рассказа в журнале «Безбожный вестник», «Socialiste», «Оппозиционер» и «Новый Гитлер». Хемингуэю там платили по десять долларов за одну страницу. Хемингуэй чувствовал себя униженным и оскорбленным, посему в тот момент, когда ему только сегодня отказали в печати нового романа, а Копатыч рассказал о том, что решил купить автомобиль, то американец так стал завидовать, что вызвал Копатыча на дуэль. Так и сказал: «Я вызываю тебя на поединок!». Копатыч ответил: «Хорошо, гроб заказать не забудь». Эрнест ответил: «Приходи в шесть утра на гору Хуан зе Бон, в то самое место, где растет старый кедр.» Гора Хуан зе Бон (Juan the Bohne) была огромным холмом, по правде говоря, а не горой, на котором собиралась всевозможнейшая нечисть и плясали по ночам ведьмы. Склоны холма были покрыты остатками старого леса, что раньше покрывал те места, где теперь раскинулись виноградники и оливковые рощи. Раньше, в древние времена, когда остров Блошарлен был не столь населен, тут располагался лес, большой и непролазный. Лес был расположен в районе трех гор: Хуан зе Бон; Вариацца дель Корна (Variacia del Khorna) и Гора Великих Августинцев. Лес покрывал и сами горы, и окрестные долины, и доходил до бухты. Позднее, когда столица страны стала расти, люди вырубили лес сначала в районе бухты, потом в долинах, а дальше и на горных склонах. Люди стали разводить тут скотину, сажать и сеять, а перед этим истреблять диких животных. Со временем, ландшафт стал совсем другим: вместо прохладного леса и зеленых лугов кругом потянулись поля и пастбища. Почвы тут существенно иссякли, развилось опустынивание, появились пылевые бури, а еще высохло множество мелких рек, что раньше текли с гор. В некоторых местах, как на той самой горе, леса сохранились, но оскудели. Вообще же, самый верх холма Хуан зе Бон был ровной и совершенно лысой поверхностью, на которой даже трава не росла, склоны же были покрыты лесом. Дуэль наших героев прошла странным образом: Хемингуэй потерял палец, потому, что не убрал его от дула, когда стрелял в моего героя. Копатыч же потерял пистолет, ибо его отняла приехавшая полиция, которую вызвал местный черт, обитавший в ближайших кустах.
Глава 14.
Арктическая экспедиция.
Когда наши герои смогли снять себе каждый отдельную квартиру, ибо Копатыч теперь хорошо зарабатывал на стихах, рассказах и статьях, Ежик пошел работать учителем физики в гимназии, а Бараш придумал хитрый бизнес: взял кредит и на него арендовал целый квартал в том месте, где обычно живут иммигранты-негры сдавая им там жилье в аренду по цене в семь раз большей, чем он сам его снял, ибо он превратился в монополиста. Бараш ходил в белом костюме, таком, как обычно носят настоящие американцы, лакированных туфлях и шляпе. Словом, если там, в Миргороде, Бараш был мелкий буржуа, то тут он стал средним буржуа. Пока наши друзья были заняты, то Нюша изнывала от скуки и однажды решила сходить с самого утра в бар. Тут-то оно и началось... Однако любовь выпить была не главной проблемой Нюши, сколько любовь объедаться до коликов в животе, а иногда и потери сознания. Но разговор на тему такого греха, как чревоугодие, среди женщин, имеет свойство уводить от всякой мысли и длится вечность, посему вернемся к делу. У Нюши были очень существенные проблемы с шампанским, поскольку его, равно как и всякого иного вина, в силу замечательного климата и развитой традиции, в этих районах мира полно, а посему оно дешево, что позволяет всякому им злоупотреблять, как это и делала наша подопечная, выпивая по дюжине бутылок в день. Подобное дело долго продолжаться не могло, ибо это наших друзей напрягало и беспокоило, что и дало повод, под предлогом лечения Нюши от пагубной привычки, не перешедшей еще в зависимость, пуститься в столь рискованное дело, хотя тут было несколько причин, помимо вышесказанной. Нашим героям, несмотря на все обилие жизни в самом городе, очень и очень хотелось вырваться от проблем политического и художественного характера, которые просто накрывали их тут с головой, притом прорваться хотелось не в горы святой Марии, что были на самом острове Блошарлен и где они отдыхали почти каждые выходные, а туда, в большой и дикий мир. У Копатыча давно была мечта исследовать необитаемые области Западного побережья Острова Большой, где он планировал еще и поохотиться на китов, но мечта эта никак не сбывалась. И вот, в один самый обычный день, Еж взял кредит в банке «Trash imperial bank of the Bro-shit-Arlen» на сумму в 3000 марок, купив на них самое старое, самое убитое судно «Воля Муссолини», на котором он и собирался с друзьями отправиться в поход по островам: сначала остров Ежиный, потом остров Маринальский, а потом остров Большой, где они и собираются охотится. Отплытие было назначено из южной части Блошарленского порта, что был расположен у самого устья реки и откуда в море уходили малые яхты и суда рыбаков, которые ловили сардин, дабы привести их к обеду в городские рестораны. Была еще совсем ночь, только лишь там, на далеком Востоке, восходило Солнце, которого ждали наши герои, точнее же, солнце еще не показалось, только там, за горизонтом, вспыхивал его могучий пожар, что будто гигантский вал, уже шел сюда, грозясь накрыть весь мир, поглотив его своим красно-желтым светом. Все это было похоже на то, как если бы там поднималось гигантское облако розового газа, что обеспечивала облачная погода, ибо недавно прошел ливень, а от обилия ярких розовых облаков, что обладали необыкновенной пушистостью, казалось, будто рай совсем близко – там. Но вот Солнце поднималось все выше, а облака только начинали рассеиваться, что делало небо светлым и молочно-белым, придавая ему самый что ни наесть восхитительный оттенок. Пахло морем и росой, пахло скошенной травой и дождем, запах был столь удушающе сладкий, что казалось, будто можно лечь на этот сладкий липкий эфир и раствориться в нем навсегда, будто в нирване. Славный подул ветер с гор, свежий, пропитанный запахом смолы с лесоповала, можжевельником, несущий липовую пыльцу с городских аллей, это был настоящий ветер жизни. Наши герои вышли в открытое море, где их сопровождал попутный ветер, твердо решив отправится сначала в Бандюэль, старую столицу Бонта, а ныне центр Блошарленской провинции Восточный Бонт, а затем, огибая южное и западное побережья вышеупомянутого Бонта и Диллирии, выйти в океан, а затем, пройдя вдоль холодных берегов Герании и Ролании, прийти к северным островам, возвратившись тем же путем. Но в реальной жизни все несколько иначе, нежели в идеалистических построениях нашего разума...
Ода помещику.
Это очень необычное произведение. Я долго пытался писать онегинской строфой, но совсем запутался и решил выдать вот такое произведение в жанре экспериментального стиха. Поэма эта рассказывает от лица помещика о жизни помещика в постмодернистском мире, притом в весьма ироничной форме.
Как хорошо в деревне быть,
Когда уж летний зной,
Совсем не так уж сильно злой,
Когда возможно жить
Под солнцем южным сей страны,
Когда покорные ее сыны,
Крестьяне и рабы,
Вновь будут жать и молотить,
Продукты мне производить,
Под солнцем уж не жарким.
Как хорошо быть юнкером,
Как в море равно быть китом,
А не планктоном жалким.
Тут мысли вмиг берут меня,
Когда я, сидя у огня,
В отсутствии людей кругом,
Могу тут мыслям предаваться,
И вспомнить что давно прошло,
О философии могу я размышлять,
А также вечером холодным,
Пройти по лесу погулять,
Чтоб в мысли полностью мне впасть,
Домой прийти, усталым и голодным,
Затем, при лампе из металла,
Мне долго можно так читать,
Потом, усталости отдавшись,
Мне на кушетку тут упасть,
Во сне чтоб муза мне пришла,
Я не один,
Со мной она,
Так с жизнью тут я сам един,
Живу для радости своей,
Боясь мгновенье потерять.
Опять холодным по утрам,
Чей холод с каждым днем мощней,
Даю работу вновь ногам,
Идя по лесу вновь гулять,
И свежесть всю его вдыхать,
Люблю так часто отдыхать,
Грибы по лесу собирать,
Которые с глазами,
Едят которые когда,
Глядят они нам с вами,
Прям в рот могучий ваш с зубами,
Где всяка разная еда,
Готовится уж отбывать
В желудок наш прекрасный.
Люблю работать на гумне,
Когда день чистый, ясный.
С Бенито делая пример,
Стереотипы я ломаю,
Уж много принял так я мер,
У Ибсена как делал Пер,
Его дела я повторяю,
И в горы снова залезаю,
Ища там троллей средь камней,
Под землю тело опускаю,
Места где я совсем не знаю,
Как делал древний то Эней,
Я, знать, хороший землемер,
В лесу коли не заблуждаюсь,
Хоть долго иногда мотаюсь,
Ведь тролли гонят по земле,
Ловушки снова мне уж ставя,
Но и из них я выбираюсь,
Спокойным ходом отступая,
Без страха и упрека убираясь,
С земли немного мне чужой,
Не тролль ведь я, хоть не такой,
Как люди многие вокруг,
А может тролль я, но изгой?
Хотя, вернемся к молотилке, друг.
Я на гумне могу работать сутки,
Пахать могу земли надел,
Иль роды принимать у суки,
На славной псарне же моей.
Я олигарх, помещик я богатый,
Как Лев Толстой, всегда у дел,
Рабам своим я помогаю,
В работе тяжкой каждый день.
Рабов незримо тут число,
Увы, безвестно мне оно,
Хоть я любил всегда рабов,
Что производят тут вино и пиво,
Где так сегодня же красиво,
И где они, уставши от трудов,
В хлева уж гонят всех скотов,
Которыми я так богат,
Что даже говорить грешно,
Ведь ими я богаче, чем Циклоп
Люблю смотреть на вереницы батраков,
И чувствовать, что я магнат,
Когда как птица альбатрос,
Сквозь воду я гляжу на дно,
И вижу, что табак пророс,
Отлично в этот славный год.
Гумно же хорошо у феодала,
Свинарник тоже тут большой,
Животным время уделяю,
И жизни краску изучаю,
Да Дарвина труды читаю,
Чтоб муза знаний осеняла,
Дайкон чтоб вывел я кривой,
Меня она чтоб направляла,
В селекции моей большой,
Чтоб все росло богам на славу,
Я вновь теплицу поливаю,
О обо всем тут забываю,
Когда свою я вижу пальму,
Что выросла в земле скупой.
Затем иду я в кабинет свой,
Где физикой я вновь займусь,
Где ей всецело отдаваясь,
Свои пробирки прочищая,
Металлы снова расплавляя,
В тетради снова распишусь,
Об опыте очередном удачном,
И не впалая тут в покой,
Работу мигом начиная,
И вещества все выделяя,
Для нужд хозяйства всей страны.
Тут реду я по древесине,
Играю же на клавесине,
И сочиняю для струны,
Я ноты оставляя,
В тетрадке чистой, но простой.
Коровам чтоб нагнать удой,
Я химикатом новым, смачным,
Их накормлю на эту ночь,
Чтоб Родины моей сыны,
Удой вновь видели удачным.
Тут правильно один пузырь,
Для нужд хозяйства приспособил,
Проделав дырки в нем точь-в-точь,
Не пили чтоб с него чифирь,
А чтобы тьму нам осветил,
Продел я проволоки в нем спиральку,
И закрутив у горла гайку,
Пустил по нем в тот миг же ток,
Что от турбины с паровой машиной,
Да с лопастями меди исходил,
Крестьян тогда я вызвал шок,
Когда я лампой той фальшивой,
Весь дом свой мигом прояснил,
Один из всех мужей достойных,
Пузырь я верно применил,
Не водкой я его паршивой,
А светом знаний наделил,
Чтоб всякий, средь людей пристойных,
Мог ночью в лес мой уходить,
Светя не лампой же убогой,
А пузырем моим,
Идя по чаще по глубокой.
Пожара чтоб не сотворить,
Крестьян своих я наделил,
Чтоб знаний свет познал уж всякий,
Чтоб всяк читал, а не двоим-троим,
Всем знаниям от книг переходить,
Еще пускаю дирижабли,
Кую я самоходы мигом тут,
И лучшее, что мог я совершить,
Да труд крестьян моих прославить,
Облегчивши его взамен,
Когда забрав у них я грабли,
Решил машины подарить,
Чтоб легче труд был и обмен.
Теперь спины им не горбатить,
Растет и так отличный нут,
Люди для отдыха свободны,
Вот, что прогресс им дал взамен,
Труда, которым не добыть,
Десятой части нашей квоты,
Что можно вновь производить.
Пусть всякий же теперь узнает,
Чем я себе бессмертие добыл.
Для дел расширилась палитра,
Теперь не надо в поле ныть,
В поместье есть теперь и паровоз,
В хозяйстве царствует селитра,
Исчез вонючий же навоз.
Мои труды не пропадут отныне,
Покуда славна польза их:
Народ тут спит весь на перине,
Рабов тут множится число,
Хозяйство наше процветает,
И помнит всяк заслугу в сих
Делах мою и как в витрине,
Запомнит всяк мое мурло,
Добра как знамя, да прославит,
Меня успехи области моей,
Где все от сытости сияет,
Когда не только лишь село,
А областью над всей
Я власть свою распространил,
На славной же своей године,
Конец упадку положил,
До нас же мира весь закон
В кромешной тьме таился,
Однажды ж я родился,
Потряс я мира весь канон,
И дух, что над водой струился,
Под силою моих речей
В воде той растворился.
Людей свершилась тут молитва,
Из светлой головы моей,
Тут всюду свет разлился,
И осветил начало дней,
Крестьян и для рабов приятных,
Правителям не меньше славных.
Из головы моей тогда
Взошли те ясные громады,
Великих знаний,
Что полей,
Лесов и градов осенили,
Все предрассудки выгнав из людей,
Читают все мои строматы,
И памятник мой будто калий,
Когда соединяется в водой,
За то, что мысли прояснили,
Слова моих работ и чей
Же памятник с моим сравниться сможет
По твердости и прочности своей,
Не зря избрал ему я калий,
Что мягок, но горит в воде,
Что тушит пламя, как известно,
Ибо кометы видя перигей,
Она же мчалась все скорей,
И видя хвост ее, в огне,
Я монумента своего парада,
Решил изжечь труды врагов,
Враги мои, как вам известно,
Гореть должны в котлах же ада
Избавившись так от долгов,
Я будто Ньютон или Галилей
Увы, так говорить мне лестно,
Окончил дело же отцов,
И предков всех моих духовных,
И кончу песнь в словах спокойных,
Я говорю лишь для достойных,
Для нас, для юнкеров...
Ода президенту Путину.
Надо признать, что именно ода нашему президенту Путину и есть наиболее успешное мое стихотворное произведение, где я добился верха качества рифмы и единого ритма. Это действительно лучшее, что я доселе написал.
Восток горит зарею новой,
Уж засветился океан,
И Енисей, струею долгой,
Уж солнце отражает сам.
С природой президент восходит,
Она приветствует его,
До смертных взгляд его нисходит,
И мы все смотрим на него.
Великий гений, президент,
Ты греческим богам подобен,
Тебя родней народу нет,
Ты каждому из нас удобен!
Я помню, как взошел на трон,
В годы смятенья и упадка,
Да славен будь твой эскадрон,
Что стал основой для порядка.
Исчезла вся политота,
И сгинуло навек уродство,
И отступила темнота,
И наступило первородство!
Как пушек декабристских вой,
Поднял раз Герцена с кровати,
Чтоб колоколом он позвал на бой
Народ весь с Родины врагами,
Как Ленин, слыша этот звук,
Из искры раздувал знаменье,
Как Ельцин, в силе страшных мук,
Давал пожару усмиренье,
Так ты, великий человек,
Тех предков дело завершая,
Нам знание принес навек,
Предшественников затмевая.
Врагов ты наших победил,
В горах что долго укрывались,
Отряды варваров разбил,
Нигде они уж не остались.
Хозяйство наше ты поднял,
Из пепла мрака и упадка,
Ты отнятое нам отдал,
И мы достигли вновь достатка.
Искоренил ты нищету,
Работу людям даровавши,
Забыть заставил маету,
Народу душу всю отдавши.
Заводы снова уж дымят,
И пашут плуги снова в поле,
Ракеты снова мастерят,
Теперь все рады своей доле.
Ты уничтожил воровство,
От взяток всю страну избавил,
Не впал ты, царь наш, в мотовство,
В казну миллионы ты добавил.
На бой ты всех нас вдохновил,
Когда враги на нас напали,
Как ты грузинов усмирил,
Они от нас тогда отстали.
Шпионов силы подточил,
Сломал их пропаганды рупор,
Предателей ты раздавил,
Хозяев приведя их в ступор.
Визжат от имени враги,
В истерике от лика гнутся,
Беснуются, сжимая кулаки,
От страха в угол мигом жмутся!
Ты Третий Рим восстановил,
Затмивши подвиги Траяна,
Сатурна даже победил,
Чем заслужил ты песнь Бояна.
И любит тебя люд простой,
В цепях что мучается вечно,
Хоть и живя в стране другой,
Но власть твою желая скоротечно.
Всяк поклонится тебе рад,
Всяк жить желает под тобою,
И всяк идет к тебе в отряд,
С тобой доволен всяк собою.
И славят летчики тебя,
И моряки поют вам гимны,
Без песни не пройдет и дня,
В кой все мы будем ввек едины!
Что я могу сказать еще,
Коль все сказать народ сам может?
Ничто не в силах передать,
Любви нельзя ведь подытожить!
Зачем мне вам писать слова?
История все установит,
Ее лишь истина одна,
И вас она лишь превозносит.
Вы нам направили потоки,
Что к счастью скоро приведут!
Вам благодарные потомки
Как надо почесть воздадут!
Ода президенту Ельцину.
Я решил, будто мало поют од для нашего первого президента, что совершенно необходимо исправить мне лично. Мне желалось вообще создать некое подобие «Лузиад», где я бы собрал оды всем великим людям России, изложил бы все великие деяния русских, но это дело я решил отложить на будущее.
Воздать хочу ему я честь,
Ведь заслужил он то,
Пишу я так, как оно есть,
Пусть злобу не таит никто!
Велик был Ельцин-президент,
Он вышел из низов,
Но лучше президента нет,
Чем тот, кто спас нас от оков!
Своим умением, умом и сильной волей тоже
Ты уничтожил всех врагов,
На бесов что похожи.
Предателей ты разгромил,
Сорвал их злые планы,
Конец делам их положил,
Сгубил их дики кланы.
Народ избрал тебя, герой,
От мрака отвернувшись!
Ты людям дал потом покой,
Всем людям улыбнувшись.
Закон с порядком – вот наш путь единый,
И ты его нам указал,
Когда сказал: «Да будь Россия неделимой!»
И всех врагов ее из танков расстрелял!
Пускай горят в огне, уроды,
Земля не хочет что носить,
Кто Ельцина не смог принять законы
Того огнем мы будем разносить!
Ты дал свободам здесь начало,
Ты рабству положил конец,
И вся страна уж вскоре зацветала,
И это лучший для тебя венец!
Порядок дал ты нам, народу,
Что с верой за тобой пошли,
Ты нас не сдал себе в угоду,
И вместе счастье мы нашли!
Свобода, равенство и братство –
Ты ценности такие дал,
Искоренил в стране ты рабство,
И Родину ты не предал!
Тобой Руссо гордится мог бы,
Великий президент,
Ты даровал нам все свободы,
Тебя прекраснее нам нет!
Принес ты в войнах нам победы,
Никто того не ожидал,
Как испугаются чечены,
Как ты им лихо показал!
Ах Ельцин, президент ты наш!
Воздвиг ты памятник себе нерукотворный,
До неба высится он аж,
И всякий гражданин идет туда покорный!
И всяк пред ним клонится головой,
Чтоб честь воздать перед тобою,
И плачут там уж над собой,
Но слезы не нужны герою.
Селигер.
Говоря честно, это стихотворение было написано для урока географии, где требовалось написать хоть что-нибудь про Тверскую область, имея при этом очень заметное влияние работ русских космистов. Надо сказать, что это первое мое относительно удачное стихотворение лирического характера, которое вызвало всеобщее одобрение, поскольку слушателю в нем особенно импонировало отсутствие таких вещей, политика и неимоверный пафос, коими переполнены многие мои другие стихи.
Как водная гладь здесь спокойна бывает,
Когда на закате сливается с небом,
И в розовом мареве бог сам летает,
И то наблюдая, прощаешься с телом.
Тут вечером летнем мост в рай отворяясь,
Спускается лестницей к теплым волнам.
На лодке до рая дойти собираясь,
Про то забываешь, глядя по холмам.
Порхает тут в воздухе сам Саваоф,
В эфире он розовом тут растворился,
Приносит он ночью ряд сказочных снов,
Как в Индии чтобы ты тут просветлился.
В Осташкове славном любой из домов,
Что древности памятник славный придется,
Расскажет немало истории слов,
Что не у всех из мудрейших найдется.
Средь русской природы, вдали от шума,
Тревоги оставив, найдешь ты тут радость,
С вечерним тут звоном спускается дума,
Спокойно душе тут, и надобно малость.
Волшебных тут царство могучих лесов,
И древних тут тайн и богов многим полно,
И плесов, и волн, и крутых берегов,
Где средь островов диких дышится вольно.
Ах, как же красивы леса Селигера,
Что в глади водной стоят отражаясь,
Сильна в те минуты в Россию вера,
Как Солнце всходит, с Валдая взбираясь.
Летнее небо как своды в пещере
Когда стоит воздух эфир как душный,
Не умираем мы на Селигере,
Мы тут превращаемся в пар воздушный.
Вперед, граждане!
Данная песня никоим образом не направлена против властей, не призывает к незаконным действиям, а всякая трактовка ее содержания подобным образом есть искажение авторского замысла. Я, справедливо полагая, что существует очень мало бравурных маршей на русском языке, решил принести добрую традицию из Европы, написав данное произведение, которое, по большей части, есть вольный перевод Марсельезы. Если честно, то мне за эту работу малость стыдно, поэтому я решил, что пока мне не следует писать марши на русском языке за его трудностью в этом деле.
Последняя война настала,
За правду снова время воевать,
Против богов и против капитала,
Придется снова в смертный бой вступать!
Скорее, граждане, вступайте в батальоны,
Настало снова время умирать!
Пойдет один, за ним пойдут миллионы,
Судьба нам завещала побеждать!
Власть вновь враги народа захватили,
И гонит в рабство грозный враг,
Кровавые знамена водрузили,
Но снова разовьется славный стяг!
За братство, равенство, свободу,
Пойдем мы на тирана в бой,
Конец тогда прийдет уроду,
Чтоб наши дети обрели покой.
И знаний свет, великий и прекрасный,
Прогонит фарисеев и лжецов,
И ум народа станет мигом ясный,
И мы освободимся от оков!
И громче музыка победу заиграет,
Когда народ свободу возвратит!
На небе солнце ярче засияет,
И славные знамена осветит!
The Russian pilot.
Собственно, говоря честно, это и есть мое лучшее стихотворение на английском языке как по смыслу, так и по рифме и ритму, да и вообще. Изучая историю камикадзе и думая о возможности начала войны между НАТО и Россией, в частности же о возможности боевых действий на Черном море и над Черным морем, я сочинил за две недели такие стихи.
I go to war, I must to die,
I go from to my home away
And saw I us a grow the rye,
On fields at last in life my May.
I go beyond the destroy country,
On ruined buildings to the mar,
Because i must to die fo party,
My way too long to evil war.
And in this cold, but solar May,
I go to hell and scary front,
To South lie my the proud-way,
To Crimea gold,
And on this Russia great forpost,
I’am Russian pilot to become,
And on this beautiful the cost
I’am pilot-work to started learn.
And in my last in life the day,
I’am to the square on early go,
And major my to me the say:
«You must to die, what do you know?».
And happy I to die the ran,
I crush my life the bore and cozy,
I stay to my airplane,
And turn on I’am my motor noisy.
And when I go to blue the sky,
To deep brave world with head the snow,
I think about mother my,
And poor hearth her I’am know.
In minute last to ground the line
I saw to lover land – Crimea,
And seems i Russia all the mine,
And fly I’am to the war area.
All Russia luckily to sleep,
I must americans the kill,
And at the enemy big ship
I attack in this day to will.
My airplane to ship this fall,
And run americans us ants,
And in this minute yankee all
To death without grave with plants.
Run airplane trough noise and dark,
And not I’am scary there attack,
And fall my plane on cap the ark,
And nothing go I home to back.
When hurts my hearts, and hands, and leg,
In mind excitement I seems,
On Washington the Russian flag,
And made in really I’am this dreams.
The Alcohol.
Другое мое стихотворение на английском, пропитанное философией и морализаторством насквозь, если оно из последнего не состоит, конечно.
You very love from France the wine,
When stay you on the life of line
You can’t the wine red drinking not,
Cold, with the ice, or very hot.
In mount hit you life of way,
You can’t the thinking in this day.
The wine you can to only drink,
In nowadays you can’t to think.
The wine you brain at now killed,
As at the animal you wild.
Your ugly bod and face of slave,
You can’t in future be the brave,
You only slave of snake the green,
Who in the dark you now seen.
And go to you fantastic squirrel
In scary run you under table.
Become you to the very sick,
And Diablo you in codex tick.
A very ugly your sin,
And you the sinner now been,
In life you started winter snow,
On your head stand the blow,
And spirit you go to the hell,
In hell you only will be burn,
You never will be now born,
In hell you will be only cry,
What alcohol you make to try?
And under wall, a very cold
And dirty lie you dead the bod.
In dark material you sleep,
Your spirit dead in awful deep.
God, save the president!
Эта моя версия гимна России, который, как мне считается, должен звучать на английском языке, на языке интернационала, дабы быть понятным всем народам мира.
(На музыку «God, save the queen!».)
God, save us president,
Padre of government.
Present him greatest health,
For the work most intense,
Victory in the wars,
Ruled on ground and on mars,
Righting us many years,
True and proud many slaves.
Right take us president,
He make huge us the land,
Stand us throne century,
Symbol of liberty.
Strong stand his throne,
(Далее музыка «Славься, славься...».)
And president us – all the people patron!
Your throne – is the best in the world of thrones,
You ruled of the us, of the all warriors!
Viva, viva, us president,
Viva you favorite us motherland,
And in every century us the strong
My great fatherland with the history long.
Viva, viva, us president,
Viva you favorite us motherland,
And in every century us the strong
My great fatherland with the history long.
The ode to beer.
All people love a walks to bar,
In mountains and on the mar
We love the beer in older time,
And will love children you and mine.
In German the best in the world engineers,
Because the every morning they drinking the beers
For all the world they very need,
So, only they can the machine complete.
Strong beer have hit to brain,
But life the sunny, not the rain.
All world with beer became to color,
But beer without life it’s horror.
This only test, the lucky test,
Who drink the beer, that is the best.
By when the beer is brown,
He have a lucky double.
The best a land it’s Bayern land,
All people then is very mad,
Because the best beer in the world from Munch-town.
With beer minds go to down.
Not Bayern beer the best in world,
The beer from Klin the more the strong,
The very honey beer from Klin,
For president, for folk, for him!
Anthem of the school number 737.
(Поется на мелодию «Песня Хорста Весселя»).
Standards in sky!
In beautiful colones
Students marching by
And angels now returns.
Colones long
Marching to ave and streets,
And scholars our strong,
Write on historic sheets.
To us with hope
Seen men millions,
And president, and Pope,
When marching now colons.
All enemies runs,
When march colons on town,
To sun we raise the hands,
And solar lights fall on the form of brown.
The banner fly,
And many, many lads,
From hearth to sky,
Throw now they hands,
And march again to attack,
By all the lands,
And anthem again truck,
And students again stands.
Anthem of the school number 1497.
(Поется на мелодию «Взвейтесь кострами, синие ночи...».)
Singing, singing,
Play at the silver fanfares,
Living, living
For at the glory fathers!
Studying, studying,
Ruler have proud to our,
Writing, writing,
Working at every hour!
Striking, striking,
Attack to enemy-obscure,
Working, working,
For science brith and pure!
Happing, happing,
We at the Eton cooler,
Stamping, stamping,
Viva to our schooler!
Marching, marching,
Leader to give as an order,
Moving, moving,
Out to our border!
Cat in plane.
I have big from Egypt cat,
Cat was terribly and bad,
He so very like to drink,
And in plane, without beer,
Cat become to mad, don’t think,
And he run us hit peer,
On the me in minute jump,
Oh, what was I dumb!
Конец.