Текст книги "Намывание островов (СИ)"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

0.

В процессе наблюдения за некоторыми представителями современной молодежи, мне пришел в голову данный рассказ, который, вопреки возможному мнению торопливых критиков, направлен не против некой отдельной страны, а только лишь против разгильдяйства, притом как мелкого, бытового, так и против глобального, а также служит иллюстрацией того, к чему это самое разгильдяйство может привести.

1.

История эта началась в одном самом обычном городе, в самой обычной стране, где проживал один подросток, которого звали D. D был подростком самым обыкновенным, однако он сам так не считал и другим не давал на то никакого права. Он истово полагал, будто он самый лучший из школьников на свете, но злые учителя не хотят оценивать его по достоинству, потому, что всякий умный человек – это враг для посредственности, а значит и для учителя. Он часто думал, когда они ставили ему два или три в дневник: «Сколь же большой необходимо быть посредственностью, чтоб стать учителем в нашей стране и в наше время!? Никому учитель теперь уж не нужен: на уроках мы его не слушаем, а вытворяем что хотим, проверяющие кроют его бесстыдным матом при нас, да и учитель живет в страшной бедности! Никакой нормальный человек не может хотеть быть нищим и всеми презираемым учителем! Нормальному человеку, как я, как друзья мои, путь лежит в бизнес, туда, где красивая жизнь, кокаин, крутые тачки, вечеринки, а не сюда, в школу, где одна рутина и скукота. Все учителя – это опустившиеся неудачники, которые еще и смеют требовать к своему убожеству хоть какое-то уважение. Паразиты государственные.». Хотя как не пытался он уверовать в свое превосходство, нередко его все равно одолевала депрессия и хандра, вызванная вполне обоснованными сомнениями в том самом превосходстве. Учился D плохо, но не так, чтобы это было совсем уж плохо, а так, что вроде и ничего, словом он был троечник. Наш герой никогда не хватал звезд с неба, учеба ему давалась нелегко, что и вызывало его ненависть к ней. Домашнее задание D делал очень и очень редко, притом только тогда, когда учитель обещал поставить два всем, кто задание не сделает, а в остальных же случаях D ничего не делал, что было никак не наказуемо, ибо так поступали все. Каждый день подросток наш отправлялся в школу, просиживал там заданное время, после чего ехал домой на автобусе, где ел, спал, а остальное время посвящал в компьютерным играм и просмотру телевизора, друзья же нашего героя время свое проводили таким же точно образом. Собственно, они и делили жизнь на приятное и противное, имея черно-белую картину мира, а именно, школу и отдых. Школу эти господа ненавидели всеми нейронами своего мозга, как и само учение, но особенную ненависть у них вызывали книги. Как вопрошал однажды D: «Зачем, <...>, нам нужны книги? Ну неужели кто-то их читает, кроме, разумеется, старых маразматиков, тупых будто пробки училок, ничтожных студентишек и профессоров, да и вообще всякой вшивой интеллигенции. Нам-то, будущим миллионерам, читать-то зачем? Нам зарабатывать нужно, а не книги читать. Вообще, все это ваше чтение – глупость: нормальным людям читать некогда, они деньги должны делать, а читают одни неудачники – вероятно, утешение в книгах ищут, от неразделенной любви спасаются. А все девушки нормальных пацанов любят, а не ботаников, да и на том уж хорошо: пусть все ботаны вымрут, нам только лучше будет. Книги никому теперь не нужны, ведь у нас есть Word of tanks!.». Так, собственно, и жили многие и многие подростки по всей той стране: школу терпели и переживали, с огромным трудом и потерей нервов, а каникул и выходных ждали с нетерпением, дабы оторваться до следующих праздненств. В школе D постоянно списывал, прогуливал, хулиганил, но свой средний бал имел по всем предметам. Каникулы же проходили несколько интересней, нежели школа. На каникулах мальчишки могли позволить себе спать до обеда, предаваться компьютерным играм до полной, хотя и временной, потери чувствительности глаз, жрать до нестерпимой боли в чреве, смотреть телевизор до посинения, не подниматься с кровати или дивана сутками, а главное проводить время вместе. Время вместе они проводили традиционным образом, что означает распивание дешевого светлого пива с дурным вкусом и странным запахом на каком-нибудь пустыре. Хотя надо признать, что D много никогда не пил, равно как и не курил, но то была лишь издержка трусости, а не превосходного воспитания. Вообще же он был страшно ленив и нелегок на подъем. D был слишком труслив, для того, чтобы стать хулиганом: он боялся даже шорохов в темноте, но он же был слишком ленив, чтобы быть отличником, ибо все, что обязывало прилагать хоть малое умственное или физическое усилие, вызывало у D отвращение, посему он постоянно разрывался между этими двумя антагонизмами. Не следует полагать, будто бы мои герои депрессивны, асоциальны, и уж вовсе не надо думать, что они происходили из нижних слоев общества. Отец D был крупным менеджером крупной компании, а мать его была фитнес-тренером, но этот факт положения дел не менял ни на йоту. Теперь же я хотел бы углубится в далекое раннее детство нашего уважаемого D, дабы проследить истоки того дела, что дает начало многим порокам моего героя. Родители с самого детства уделяли весьма скудное внимание воспитанию нашего героя, равно как и его образованию. Никто даже и никогда не пытался заинтересовать D каким либо полезным, с общественной точки зрения, делом. Разумеется, как и большинство детей его возраста тогдашнего, наш герой имел честь задавать вопросы своим родителям, да только до них последним не было никакого дела. Они постоянно усаживали его за компьютер или телевизор, давали поесть или делали еще некое действие, направленное на отвлечение внимания D. Так, постепенно, он утратил всякое любопытство к миру, став тем, кем он был. Ничто его не интересовало, кроме отдыха, описанного мною выше и карманных расходов на всевозможнейшие модные вещи.

2.

Это был самый обычный день, который бы не выделился никак из общей массы других дней, что вовсе его были и не хуже, но и не лучше, если бы не то, что случилось, когда наш герой возвращался из школы. Автобус, на котором D ехал домой со школы, остановился у районной администрации, перед которой был некий митинг, привлекший внимание уставшего героя. Несмотря на то, что до дом был на следующей остановке, D приподнял с сиденья свое грузное тело, отягощенное вдобавок еще и рюкзаком, покинул автобус и направился к митингующим. Обыкновенно митинги в той стране были малые и незаметные, состоявшие вдобавок из всяческих маргиналов, что выдвигали власти самые странные и радикальные ультиматумы, как не единожды требовали запретить в стране мясо животных к употреблению, продаже и производству, а также прочей депрессивной молодежи из мелкобуржуазных семей, что только выучилась в государственных училищах и курсах, именуемых институтами, так и стала бороться с тем государством, что их вырастило, однако этот же митинг состоял из людей совершенно другого сорта; тут не видно всяких хиппи, яппи, а также прочей мерзости, произведенной из анналов среднего состояния; вместо них тут главенствующую позицию занимали рабочие местного завода, но они требовали не повышения зарплат, имея лозунги политические, первый из которых был таков: «Долой тупых политиков!» – весьма справедливо для той страны, равно как и для любой другой в этом мире. D отправился домой пешком с того митинга, постоянно пыхтя и останавливаясь, ибо одышка не давала особой воли движения. В тот же самый день, когда наш герой разлегся на мягком диване, где уже давно образовалась соответствующая ложбина, для просмотра телевизора, вс то, переключая от скуки каналы, он остановился на новостном, где было нечто странное и интересное. Там он увидел молодого и очень загорелого человека, с модной стрижкой, во френче, на манер военного, с кожаным поясом и пряжкой в виде пятиконечной заезды, в хромовых сапогах и галифе как у военного, да и сам мужик держался так, будто он был никем иным, как генералом или императором. Вокруг мужика толпился народ, состоящий из толстенных баб, возраст которых был уже далеко не бальзаковский, а также всяческих мерзких жирных политиков, вроде тех, что устраивают погромы в думе – то есть лучших представителей истеблишмента этого государства. D политикой никогда не интересовался, справедливо полагая, что это дело скучное и крайне глупое, посему привлекающее только неудачников и воров. Большая часть политиков той страны, да и всего остального мира, были, как то правило, такими вот жирными бабами и мужиками, первые из которых, улыбаясь до ушей натянутой американской улыбкой, твердили о толерантности, морали, нравственности, защите детей и прочей глупости, коей верили только самые явные идиоты, а вторые же, брызжа слюной, а иногда и кидаясь с кулаками на коллег, швыряясь стульями и другими предметами, неистово матерясь притом, твердили всем о патриотизме, о кризисе в экономике, словом, о прочем бреде, который не произносили первые. Лоббирование, подкуп, откат, имитация работы, обман, лицемерие, закулисные игры, подсиживание, а также полное невежество и нежелание решать проблемы составляли всю суть политики всей планеты на тот момент. Вешать о «морально-нравственной подоплеке патриотического воспитания» на роскошных симпозиумах все были способны до упаду, едва начиналась открытая конференция и журналист задавал вопрос, хоть немного касающийся даже не реализации проекта, а, хотя бы, четкой теоретической программы, как конференция заканчивалась по неизвестным причинам, а журналиста увольняли. Проекты рождались и умирали за считанные месяцы, несмотря на то, что их реализация не доходила даже до программы действий, реформы затевались и бросались, не дойдя и до четверти своего исполнения, что, наряду со всем вышеперечисленным, вызывало ненависть населения, но этот молодой мужик был не такой, как все прочие политики, являя собой лучший пример идеального человека. Мужик говорил следующее: «Несмотря на все действия наших уважаемых властителей, мерзейшие проявления коррупции в наших административных органах покоя мне не дают, заставляя усомниться уж в компетентности правительства!». Другой бы персонаж сказал бы: «Воруют <...> Всех в тюрьму!», но тут человек оказался куда более утонченным, совершенно не таким, как все иные. Голос его был очень мягкий, приятный для слуха, но в тоже время он сохранял четкость, а ум – ясность, делая невозможным всяческое заикание, равно как и запинание. Другие политики молвили обратно-пропорционально тому, как рассказывал этот молодой человек: они брызгали слюной от злости, а глаза их светились ненавистью, эти люди стучали руками и ногами, плевались, заикались, орали, сбивались с толку, отчего вся их речь превращалась в бесконечный набор штампов и клише, перемешанных с лозунгами, голос же этих людей был хриплый, прокуренный и пропитый, будто вещал это все алкоголик из подворотни. Молодого, и весьма понравившегося D, политика постоянно перебивали, орали на него, поливали его самой отборной руганью, неизвестной даже самым ужасающим завсегдатаям худших притонов, что самых отдаленных и вымирающих поселках Родины, но тот политик спокойно, со своей по-настоящему искренней улыбкой, не такой, какой обычно блещут американцы глянцевых обложек глупых журналов, а такой, какая была разве что у таких людей, как Гагарин или Демокрит, словом улыбкой столь мудрого и доброго человека, что эта только улыбка уже выделяет гениальность. Он терпеливо слушал ругань других в свой адрес, а едва они прекращали брызгать на него вонючей слюной, что встречается у курильщиков поголовно, как он снова начинал говорить, покоряя сердца зала, где происходил диспут указанных выше лиц, а возможно и миллионов телезрителей, наблюдавших за всем этим действием, в том числе был среди них и D. Вот такое начало имело юношеское увлечение политикой нашего героя. D начал постоянно читать политического и публицистического характера всевозможнейшие тексты, обдумывать их он начал уже позднее, в тот момент, когда число читанного перевалило за сотню, но главное было в том, что он все более начал увлекаться тем самым политиком, которого он видел тогда на политическом шоу-диспуте.

3.

Политика того звали Фридрих Склодовский, он был доктором филологии, притом что его возраст не доходил и до 25 лет, но его блистательный своей логичностью ум, поражающая глубиной речь, а также удивительная харизма, не свойственная политикам, а присущая лишь настоящим ученым, делала лучшую замену седой бороде. Несмотря на филологическую специализацию, его научные работы, коих насчитывалось более двух сотен, касались, помимо филологической, также исторической, философской, литературной, географической, экономической и других важных тем, среди которых имели место быть и естественные науки, вроде физики и химии, а также прикладные знания, как инженерия, что давало ему огромный вес в научной среде этого государства. Фридрих совершенно не стеснялся рекламировать своего тезку, который когда-то, по причине своей импотенции, стал духовным отцом одного австрийского художника, несмотря на его непопулярность среди политиков. Несмотря на все те качества, перечисленные мною выше, Склодовский был весьма правых взглядов, который утверждал, что вся власть должна принадлежать помещикам и капиталистам, притом никакой демократии быть не должно. Вот отрывок из его речи: «Исходя из очевидных свойств человеческой природы, что были изложены Ницше и Дарвином, явственно следует что необходимо так организовывать общественный порядок, чтоб одни люди подчинялись другим людям, не видя в том ничего дурного, ибо это должны быть лучшие люди, что происходят из богатых, что заработали свои деньги тяжким трудом, а также из военных, что нас защищают и являются нашей главнейшей опорой.». Вскоре, благодаря популяризации нашим уважаемым политиком, D начал узнавать о книгах, куда попали работы Гитлера, Айн Рэнд, Людвига Мизеса, биография Пиночета и прочие тому подобные книги, а также комментарии к ним, составленные Склодовским, который хоть и соглашался с тем, что предпринимательство ограничивать нельзя, но полагал, что государство должно иметь сильную власть над гражданами для защиты бизнеса, а чтоб оно не ущемляло капитализм, оно должно управляться капиталистами, что даст всем процветание и мир. D, разумеется, ничего из тех книг не прочитал, кроме некоторых комментариев Склодовского, да и то, самые короткие. Фридрих становился все популярнее и вскоре он выиграл президентские выборы в этой стране, а что же касается нашего уважаемого D, то он сам вступил в партию нового президента еще до его избрания, а партия же называлась «Национал-либеральные силы», посему жизнь обоих вышеупомянутых героев только начиналась...

4.

А в стране творилось черт знает что, но D это никак не касалось, посему он всего этого и не замечал, предаваясь партийной деятельности, которая освобождала его от некоторых школьных занятий, придавала уверенности в себе и позволяла отвлечься от мысли что он совсем лодырь, который ничего полезного не делает. Те, кто умудрился вступить в молодежную партийную организацию, носившую название «Sklodovski-Jugend», те имели возможность совершенно невозбранно пить и курить, а еще бесплатно объедать государство в столовой и получать бесплатную медицинскую помощь, оценки же ему в школе ставили теперь исключительно хорошие. Всеми этими возможностями D, разумеется, пользовался и даже злоупотреблял. Несмотря на то, что наш герой ничего существенного не сделал для изменения своего образа жизни, по крайней мере, к лучшему, предав ему только идеологическое оправдание, родители, люди весьма в тех вопросах неискушенные, думали о том, что лучше бы он хоть чем-нибудь интересовался, а остальное не важно. За все те подачки, вроде дешевого портвейна, нашему герою приходилось учавствовать в разгонах демонстраций, ибо в это самое время во всем государстве начались митинги, которые были вызваны сокращениями затрат на медицину и образование, проводившимися новым правительством. D был чрезвычайно рад тому, что в школе сократили половину уроков, что позволяло ему иметь куда больше свободного времени, которое он знал, как потратить. Помимо того, что социальные затраты сокращались, стали арестовывать тех, кто говорил плохо о действующем правительстве. Один раз учитель истории, убежденный социалист, сказал, что будто бы президент проводит неверную политику, а на следующий день на урок пришел офицер и двое солдат, арестовали учителя и увели его с собой, после чего его никто никогда не видел, родственники его также пропали, а в учительской квартире уже на следующий день поселилась семья офицера. В другой раз учительница литературы назвала министров свиньями, на что D проявил гражданскую инициативу, написав совсем не анонимный донос в соответствующие органы, после чего учительница также исчезла в неизвестном направлении, а D дали денежную премию, которую он пропил и проиграл в казино и пожаловали в командиры отряда. Как командир отряда, наш герой теперь сам должен был охранять в городе порядок, борясь со всеми нежелательными лицами. Президент Склодовский издал в тот момент приказ «О социальной адаптации, государственной поддержке и противодействию маргинальному поведению среди незащищенных групп населения», согласно которому все евреи, цыгане, социалисты, хулиганы, нищие и оппозиционеры подлежали выселению из городов и направлению их в специальные места поселения в сельской местности, которые напоминали нечто среднее, между тюремной колонией, гетто, концлагерем и каторгой. Этих людей лишали права голоса, их разрешалось судить только военно-полевым судом, а любое их появление за пределами поселений, которые именовались местечками, каралось смертью через расстрел. Президент Склодовский вообще демонтировал демократию, отменил ограничение рабочего дня, запретил он и все партии, кроме своей, а также усилил цензуру в стране, а потом и вовсе создал «Совет помещиков и капиталистов» для управления государством. Вот одна цитата из одной его речи: «Искренне полагая, что я делаю только такое дело, какое будет направлено на благо и процветание нашей страны, я отменяю неэффективные демократические институты, природа которых вольно относится ко всевозможнейшим беззакониям, передавая всю власть наиболее достойным сынам нашей Родины, надеясь на из добросовестность и честность и стоя на истине о том, что наша нация не есть нация наемных работников, сколько нация землевладельцев и владетелей капитала, а власть в стране обыкновенно осуществляется нацией!». D очень понравилась эта речь, а вот рабочим, вероятно, нет. В классе нашего героя был один мальчик, которому довелось принадлежать к одной из групп, которым было положено переселение, так его арестовали прямо на уроке. Но для наш герой ничего этого не замечал, ибо он готовился к параду, который должен был состоятся на главной площади их города, на который приедет сам генерал и его друг, известный колбасный магнат Тарас Шувалов. Каждый день D учился маршировать печатным шагом, стоять ровно в парадной форме и выполнять прочие военные премудрости. Школьник имел в тот момент такие мысли: «Скоро я буду учавствовать в параде, меня увидит сам генерал и обязательно меня похвалит. Возможно, я сам стану генералом в будущем. Да, я правильно решил вступить в партию, ибо только она может провести такого оболтуса как я в жизнь. Я слишком ленивый, слабый и болезненный, поэтому мне совсем не хочется заниматься спортом, мне это в тягость, да и в армии с их чертовой дисциплиной мне делать нечего. Я не дисциплинированный, не могу я следить за порядком, мне надо бы побольше свободы. В университет мне тоже идти не надо, ибо там надо учится, работать, ночами не спать над книгами, а мне это не хочется. Мозги мне напрягать не охота, голова болит... Да и вставать рано я не люблю, зубрить древние фолианты, будто книжный червь. Нет, это не для меня. Пусть всякие ботаны и идиоты занимаются этим делом, а мне надо в политику.». Наш герой, несмотря на дикую усталость даже от самой малой строевой подготовки, все же чувствовал немыслимую легкость, так и дрожа перманентно от нетерпения, от ожидания чего-то более великого, чего именно, он не знал и сам. Он постоянно мечтал о будущем, не забывая, конечно о еде, сне и выпивке, пока не наступил парад. На главной площади он стоял в колонне таких же, как он, среди своих друзей, но это только добавляло волнения ему. Дождя не было, но небо над городом было пасмурное, а воздух был теплый и душный, что создавало трудности для них, ибо в форме было очень жарко. На трибуне, в кепи с золотыми дубовыми листьями, на своем бархатном троне с меховой подкладкой, восседал старый генерал. Вот они выстроились в колонны, забили барабаны, загудели трубы и фанфары, и вот, эхом отдавая в переулках, выходивших на площадь, громогласно разливаясь в сером небе, заиграла музыка: «Знамена ввысь, в шеренгах, плотно слитых...» и застучали ровно один в один каблуки сапог наших героев. Сколько они маршировали, сколько играла музыка, D не помнил, ибо сильно нервничал, страшно боясь что-то испортить, но после парада, когда генерал спустился с трибуны чтобы пообщаться с молодежью, то он, среди общих похвал и наставлений, особенно отметил D, сказав ему: «Парень не промах, далеко пойдешь!», что очень было лестно для D. Когда же наш герой возвращался с парада, то он еще и познакомился с девушкой, что сделало этот день для него лучшим в жизни. Мысль была в его голове только одна: «Я молодой счастливчик. Более того, я хозяин жизни. Сама судьба определила мне красивую жизнь в будущем. А вот день, следующий за этим днем, был худшим днем в его жизни...

5.

С самого утра, когда беды ничто не предвещало и наш герой просто пил кофе с коньяком на балконе, к нему в дверь постучали для того, что бы дать ему листок бумаги со словами: «Здравствуйте, мы пришли из комендатуры и хотим сообщить вам приятнейшую новость о том, что вам выпала честь сражаться и умереть во благо Родины на войне.». Война и правда уже шла несколько месяцев, притом шла она сразу с тремя государствами, но, несмотря на это, выигрывал в ней Склодовский. D даже и не знал, с чего это его, такого хилого, глупого и болезненного человечка, призывают на войну, если нет острой необходимости. Поездка на поезде заняла три дня, доехали до пункта назначения они лишь поздней ночью. Их разбудили, велели сложить вещи и отправится на грузовые автомобили, на которых они ехали по грунтовой дороге еще полночи до фронта. Местность была в высшей степени негостеприимна к захватчикам: кругом был один лишь хвойный лес, да болота, по которым шастали демоны, бесы, лешие, водяные и прочая нечисть, пугая новобранцев одним своим видом. Фронт проходил в паре километров от одного маленького городка Варбург, который армия их страны уже две недели пыталась захватить. D и его друзей на следующий же день, что был после приезда, отправили брать город, а D, как командира отряда молодежной партийной организации, поставили в самый перед. Наши герои пошли в атаку, но едва они дошли до первых же укреплений врага, как D, увидев вражеского солдата с гранатой в руке, так испугался, что рванул с поля боя, вызвав еще и панику тех, кто стоял за ним. Огромная толпа людей, повинуясь дурному примеру лидера, побежала назад. Враги, не понимая причин такого дела, но зная, какие это им сулит выгоды, рванули за новобранцами. Те, испугавшись еще больше, стали разбегаться в рассыпную, наступая на мины, путаясь в колючей проволоке, падая в свои же окопы или просто в грязь, наступая на своих же товарищей и ломая друг-другу все, что можно сломать. Те, кто сидел в окопах, видя все это, подумали, что враг тешился на применение некоего супер страшного оружия, вроде горчичного газа, напалма или танков, что и заставило их покинуть окопы и бросится наутек, следуя примеру товарищей. В общей неразберихе находились и смельчаки, которые, думая что враг уже совсем близко, что он уже буквально в паре десятков метров, уже сидит в их окопах, что его просто не видно за отступающими солдатами своей армии, начинали швырять гранаты и стрелять из пулеметов и автоматов по своим же друзьям. Эти самые «смельчаки» только усилили панику, которая охватила уже и командование, которое всерьез решило, что враг использует «психотронное оружие». Враги же только радовались панике, ибо она дала им возможность отвоевать все свои утраченные позиции, которые враг занимал целых две недели, а потерял менее, чем за двадцать минут. D умудрился спастись, скрывшись в ближайшем лесу, где он блуждал несколько часов, пока его не поймал свой же патруль. поскольку в штабе уже было ясно, кто главный паникер, то патрульные хотели было повесить D, но тут пришел какой-то офицер и сказал, что надо бы его публично расстрелять, а вешать, да еще и на так, чтоб никто не видел, это нехорошо, с чем все согласились. Его отвели в крепость и хотели уже расстреливать, даже поставили его к стене, но тут на плац вбежал комендант, который завопил: «Стойте! Нам позвонили из главного штаба армии, где изъявили желание судить его самостоятельно. Пока что мы можем только выпороть его как следует.». Услышав последнее предложение, все сразу стали пороть D всем, что попадалось под руки: кнутами, ремнями, металлическими прутами и розгами. От боли D потерял сознание, а очнулся уже в холодной и сырой подвальной камере, где только под самым потолком была решетка, откуда лился дневной свет, прикованный цепями к стене. Тут он услышал разговор наверху, притом все голоса были ему очень знакомы: говорил тот самый генерал, что был в кепи на параде, комендант и Тарас Шувалов. О чем шел разговор точно он не смог определить, но некоторые фрагменты его он различил. Шувалов говорил: «Генерал, что за дела?! Когда вы уже войдете в Варбург? Я устал ждать конца войны, мне нужно скорее открыть иностранные рынки для своей колбасы!». На все это комендант отвечал: «Тысячи людей и животных и так гибнут ради вашей колбасы!». Шувалов возражал: «Это солдаты и офицеры, их удел – гибнуть ради моей колбасы! Что же касается коров и свиней, так не серчайте, ибо в моей колбасе всего три процента мяса.». Генерал в кепи говорил так: «Не ссорьтесь, господа. Мы, военные, всегда друзья богатым, так что общий язык найдем. Возможно есть для вашей колбасы и мирные способы...». Но тут он был прерван Шуваловым, заявившим: «Нет, нет и нет! Никто и здесь не жрет мою колбасу из вторсырья, посему, если мы хотим выйти на международный рынок, надо заставить их государство покупать нашу колбасу для своих нужд. Ну, к примеру, пусть они ее в свои школы поставляют... Вообщем, я не знаю, но мы что-нибудь придумаем.». Что ответили комендант и генерал D уже не слышал. На следующее утро к нему пришли двое солдат сказали: «Генерал вынес свой вердикт – расстрел! Так что, D, на выход!». D вывели на плац, где уже были построены довольные солдаты и офицеры, в том числе и те, кого привезли вчера или сегодня, и кто не успел еще увидеть фронта, и где уже восседал на импровизированной трибуне Шувалов и генерал в кепи, комендант же начал зачитывать приговор, как вдруг D завопил во весь голос: «Идиоты, как вы не понимаете!? Буржуи гонят вас на смерть ради своих прибылей! Для них колбаса дороже всех вас!». Сначала по рядам разнесся заливистый смех, вперемежку с замечаниями, вроде таких: «Иж ты, спятил то ли, паникер со страха и стыда, или притворяется?», а потом разнеслось лютое негодование и только комендант смог не допустить новую панику своим громким: «Отставить!». После этого в D были выпущены сразу десять пуль, одна из которых угодила в голову. D похоронили в канаве, а на следующий день наступление продолжилось, унося за собой новых и новых людей, гибнущих ради колбасы.

Химик и еж.

Этот рассказ я считал неудачным, поскольку мне не хватило духу окончить его глубокий замысел, крайне обширный по сути, но читатели мои признали этот рассказ лучшим среди рассказов, посему тут он и публикуется.

1.

История эта случилась очень и очень давно в одном большом городе, в одной большой стране. Жил в то время на улице Маннергейма, на четвертом этаже семиэтажного элитного дома образцового содержания, в своей квартире в пять комнат размером, доктор химических наук. Этот доктор был возрастом в полвека, но выглядел он намного и намного старше возраста своего реального, носил дорогой английский костюм, но дешевые брюки, лакированные ботинки из хорошей кожи и золотые очки с толстыми линзами. Однако его внешний вид имеет для нас весьма второстепенное значение, ибо он был не просто химиком, сколько великим гностиком. В самый обыкновенный день наш герой, собственно, как всегда, вышел из дома и отправился в университет, где он должен был вести лекции. Лекции ему читать нравилось сильно, но не столь сильно, как нравилось ему вступать в полемику со студентами, хотя и приводить в данном тексте его спор с одним юным марксистом я не буду, по причине его длинноты и неуместности в данном тексте, но, все же, вы должны знать, что он и того марксиста, равно как и всякого иного студента, да и другого профессора, мог спокойно довести до нервного срыва, что и сделал с тем студентом. Хотя то, что он вел лекции в университете, я сообщил здесь лишь затем, дабы читатель знал, откуда наш герой возвращался через парк, притом ближе к вечеру, что смог столкнуться с тем, с чем он столкнулся. Погода в тот день, ежели мы будем точны, не была уж слишком годной, что выражалось в абсолютно сером небе, а также некой общей мрачности всякой картины, сопровождаемой еще и сырым воздухом, однако же температура на улице была достаточно прохладной, что, вероятно, будто в дополнение ко всему, усиливали периодические порывы холодного ветра, качающего последнюю зеленую листву, ибо дело происходило в середине сентября, принося с собой первые напоминания о наступающей, хотя и не скорой еще, зиме. Едва наш уважаемый химик повернул голову в сторону мрачных зарослей, где ничего видно не было, а солнечный свет не слишком часто и заглядывал за эти зеленые поросли, как он увидел там нечто весьма подозрительное, но что это именно было, наш герой не рассудил, пройдя мимо.

2.

На следующий день также ничего примечательного не произошло, если не считать того, что некая мрачная точка постоянно раздражала нашего героя весь день, постоянно возникая в уголке глаза, что достаточно сильно напрягало зрение. Самое интересное произошло уже не столько днем, сколь более вечером, когда наш пациент вернулся домой, но пройдя на сей раз не через парк, предпочтя другую дорогу, ибо что-то стало для нашего любителя эзотерики в нем пугающе, хотя ранее он ничего этого не замечал вовсе, но теперь с ним пребывало ясное ощущение, будто парк кишит нечистью, но он ее не имел возможности заметить ранее: парк ему теперь казался мрачным и отталкивающим. Едва прийдя домой он уселся читать «Розу Мира», но тут его ухо уловило легкий скрип паркета в районе двери, что заставило его глаза, смотрящие на мир из-под толстых линз, оторвать внимание от книги и глянуть на проход. Там находилось то, что заставило нашего героя несколько вспомнить все то, что он знал о бесах из книг эзотерических, равно как и то, что он знал из книг медицинских про галлюцинации, ибо в проходе имело место быть то, что могло любого нормального человека напугать до смерти, но нашего химика-гностика, знакомого с подобными явлениями из вышеуказанных книг, оно лишь слегка удивило, введя, тем не менее, в ступор по причине неожиданности своего явления; там разместился еж в рост человека, что просто глядел на нашего уважаемого профессора. Еж долго смотрел на него, а мог бы смотреть, вероятно, еще больше, если бы не открыл пасть и не заговорил: