Текст книги "Намывание островов (СИ)"
Автор книги: Марат Нигматулин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
– Копатыч, зачем же ты вернулся в это царство ужаса, где ныне нет ничего, кроме Голгофы честного человека, кроме адской червоточины вечных мытарств для истинного феноменологического духа, кроме вечной экспроприации и спекуляций ужасного чрева смерти, убивающего последнюю добрую нить во вселенной, где лишь изнемогающие и истекающие тела, убожеством своим не напоминающие людей, а скорее скотов низких и мерзостных, лишь живые мертвецы, посреди дневной ночи, вечного конца, который приводит их в ледяное пекло райского ада христианского объективизма, где проявляются все их лучшие пороки, какие только видали древние пророчества, написанные золотыми вилами на воде из нефти и крови, реки Орангутанг, что течет из близлежащих далеких гор, где в шахтах темных, будто Солнце, гибнет последняя свобода надежды рабства воли, для спасения нападающего льва, освещающего ойкумену своим урановым хвостом, где смыкаются все стихии, описанные древними словами современников, во освещение огнем Прометея священным, принесенным на землю для животных людей. Ну, Копатыч, как тебе мое искусство говорить туманно и путано, а? Я практиковался, публикуясь в газетах и учась по книгам самого Карла Менгера.
– Я помню, как ты меня обучал говорить туманно и путано, что помогло мне выиграть не один суд. – ответил Копатыч.
– Я хотел спросить о положении дел в нашем отечестве, во выяснения обстоятельств, необходимых мне для дела важного, как моя жизнь.
– Тогда пойдем в подвал... – заявил философ и повел Копатыча в подвал.
Подвал был огромный. Высота потолка в нем была 4 метра, притом держали верх огромные арки, в нишах между которыми стояли могучие греческие вазы, лежало оружие, мешки различных украшений и ящики с надписью «Hong Kong opium, Golden Lion company of Portsmouth».
– Здесь все мое! – сказал философ. – Ты знаешь, что я уже достаточно давно управляю здешней областью, посему решил организовать небольшой бизнес, необходимый для поддержки партизан-анархо-синдикалистов, которым я так сочувствую...
– Учитель, вы я вижу, подались в бандиты, что весьма похвально, наконец-то вы сами вновь занялись тем, чему меня учили столько лет. Я ведь помню ваши рассказы о бурной молодости и дружбе с Махно.
– Я хочу рассказать тебе одну притчу, которую я тебе рассказывал в детстве, но ты, вероятно, забыл ее. Один мужик пришел к богатому философу, который был даже богаче меня, дабы узнать секрет его богатства. Тот философ велел ему пройтись по замку, но приказал удерживать в руке ложку с маслом, так, чтоб оно не пролилось. После он спросил о том, видел ли красоту замка мужик, на что тот ответил: «Ну, конечно же, нет!». Тогда он отправил его ходить с ложкой масла еще раз, но не велел его сберегать. Мужик пролил все масло, зато рассмотрел всю красоту усадьбы. Тогда философ изрек: «Нужно уметь замечать все чудеса света, но при этом не забывать и про свои капельки масла в своей ложечке.». Этой мудрости меня научил один шизофреник из Бразилии, притом он имел все права и стать говорить об успехе, ибо был он великий мошенник и стал столь богатым и знаменитым, что все ему завидовали, кроме меня, его ученика...
– Учитель, зачем ты втираешь мне какую-то дичь? Я помню эту притчу во языцех.
– Тогда я думаю ты понял мой намек на то, что в этих вазах эфирное масло, а каждая из этих ваз стоит 10 000 марок.
– Ну и деньги, учитель... Как выросло масло в цене, вот когда я уезжал, то оно стоило всего лишь 1000 марок за вазу!
– Во всем виновата хунта: в росте цен и в моем обогащении равно. Эти ироды правят страной совсем неумно. Они запретили ввоз масла в страну, разорив многие и многие компании. Затем они запретили производство конопли, опия, кокаина, водки и других веществ в нашей стране. Затем они и иметь в домах оружие запретили, но вот воплотить этот запрет в жизнь смогли лишь в Миргороде. Они ввели налоги на бедность, оправдывая это тем, что бедным станет быть не выгодно, а посему все мигом разбогатеют. Они прекратили все социальные выплаты, оставив лишь суд, полицию и армию, следуя заветам учительницы, обеспечив перманентные выплаты себе самим. Хунта продала все наши ископаемые земли, а это значит, что свободной добычи теперь не будет. Всем теперь управляет и владеет компания «Chav and Jap company», которой правит Бао Кан, по прозвищу «хомяк», ибо он жирный, но это не порок его, а главное, что он китаец, а вот это уже порок.
– Во мне вновь обострилась классовая борьба. Тем более у меня душа болит за наш родимый средний класс, который мне столь мил. Пепел класса стучит в мое сердце. Я возглавлю борьбу среднего класса против гнета буржуазных отродий! Я создам «Союз Фашиствующих Безбожников»!
– Отлично, сын мой, но сперва тебе надо послушать новости.
Далее были новости по радио, в которых выступал сам Овальный батон, речь которого я тут приведу: «Господа, мы можем, ведь мы люди. <...> Вы не люди, а бараны <...> Кто мы? Разве мы не супер люди? Разве мы не атланты, держащие мир на плечах? Что будет с миром, если такие, как мы исчезнут? Кто вами будет управлять? <...> В нашем обществе каждый может быть тем, кто он есть. Нищий – нищим, а миллионер – миллионером! Почему мы должны с кем-то делится тем, что мы заработали на наших неимоверных талантах?! <...> Каждому свое, а мне – дорогу в Валгаллу, отбросы!».
Глава 4.
Перевозчик.
Копатыч занялся здесь весьма ценным, почти аристократическим занятием, ибо он подобные занятия ценил, будучи из бедной аристократической фамилии, до сути же самого занятия я скажу весьма прямо – контрабанда. Каждое утро он садился в машину, которая называлась «Молдаванин – 1.», которая службу свою начала в виде машины одного олигарха, после чего была продана его слуге и меняла затем хозяина три раза, затем, поменяв перед тем пару раз гражданство, она воевала несколько раз на стороне партизан и военных разных государств, после сего же, держалась в качестве грузового транспорта одним партизанским отрядом, пока не попала к местному фермеру, которому она пахала огород, в гараже которого она еще провела десяток лет, но уже не использовалась, после же ее купил философ, для перевозки спирта через границу, ибо машина была в очень даже хорошем состоянии. Каждодневные поездки Копатыча проходили через большой широколиственный лес, расположенный на стыке трех государств: Веснопольска, Бани и Миргорода. Оружие и цветной металл везти надо было из Веснопольска, куда все это привозили из других стран, а алкоголь, наркотики и масло из Бани, где все эти ценные товары и производились. Дорога до ближайшего города в Баньской республике достаточно длинная, всего в ней было 312 километров, а до ближайшего города в Веснопольском княжестве было всего 284 километра. Дороги проходили по немыслимой глуши; начинаясь в столице Канторской области, городе Кантор, они тянулись по бескрайним полям, между которыми попадались и деревни. Плотность населения и частота полей постепенно снижались и поле переходило в лес, который был весьма низким, редким, изрезанным дорогами и просеками, которые образовались после лесоповала, затем же лес кончался и снова было поле, в самом сердце которого стоял город Дубнич. За Дубничем располагался уже другой лес, внутри которого проходила граница. Это уже был действительно страшный лес, пересекавшийся оврагами и возвышенностями, залитый болотами, которые питались маленькими быстрыми реками и ручьями, заваленный сушняком, заселенный дикими зверьми и нечистой силой, по которому ни проехать, ни пройти было невозможно. Лишь одна дорога вела через этот страшный лес, по которой и надо было ехать Копатычу, на той дороге была развилка, которая разделяла пути, ведущие в Веснопольский город Комар и Баньский город Жидовин, соответственно. Поскольку лес был населен дикими кабанами, партизанами, демонами, лешими, разбойниками, Самарами Морган, а также другими интересными индивидуумами, то дорога по нему была всегда и веселой и, равно тому, опасной, особенно в ночную пору, когда вся эта братия вылезала из болот, трясин, оврагов и зарослей на дорогу, дабы увидеть людей и оказать им любезную услугу. Копатыч возил замечательный голландский и английский джин, имевший характерный запах скипидара, который покупался за 10 пфеннингов за бутыль в Жидовине, а продавался за 40 пфеннингов в Дубниче и за 50 пфеннингов в Канторе, цена же его в Миргороде доходила до 2 марок за ту несчастную бутыль. Возил наш герой еще и виски, ром, коньяк, текилу, водку и прочие вкусности. Максимилиан Канторийский, будучи местным губернатором, сумел организовать неплохую сеть работы всего этого дела: алкоголь в ящиках покупали в Жидовине, затем Копатыч отвозил его в Дубнич, где на ящиках ставили печати «Сделано компанией „Chav and Jap company“, под эгидой и чутким контролем правительства товарища Овального, во благое намерение Миргородской республики (c).», после чего ящики везли в Кантор, где их продавали ничего не подозревавшим бизнесменам, отвозившим их в другие части страны. Надо сказать отдельное слово про города: Кантор, Дубнич, Жидовин и Комар, которое будет весьма нелестным. Города Дубнич, Комар и Жидовин были обычными уездными городами, притом в худшем смысле этого слова, которые хуже деревни, где не было никаких особых заведений, исключением же в сем списке был Кантор. Кантор был городом губернским, куда более богатым, чем уездные, посему он смог обзавестись даже своим институтом, который был открыт еще тогда, когда Копатычу было мало лет, открыт он был на государственные деньги Максимилианом Канторийским, тогда еще главным комиссаром области по вопросам науки и пропаганды, назывался же он «Первый Канторский институт философии, лесного и сельского хозяйства».
Глава 5.
Копатыч в Веснопольске.
После месяца успешной работы на перевозе дешевого алкоголя, Копатыч был отправлен в командировку в город Веснопольск, где он уже знал, как ему дополнительно заработать денег. Пока же он ехал на поезде «Маркиз де Сад» по юго-западной ветке, направляясь к Веснопольску через бескрайние поля, этой волшебной страны. За окнами тянулись те самые поля опиумного мака, ржи, овса, сои, подсолнуха, кукурузы, конопли и других лакомств, а также стояли деревни, населенные рабами. В купе первого класса ехали, помимо Копатыча, двое подростков, относящихся к семьям средней буржуазии, а также какой-то слуга, похожий на собаку, которого звали Гризль. Когда подростки вышли покурить в тамбур, Гризль заявил:
– Ой, а не хотели бы вы встретиться с моим начальником, товарищем Чиревым?
– А кем вы ему приходитесь? – спросил Копатыч, делая умный вид денди.
– Я работаю в его газете для дураков! – гордо ответил Гризль.
– Да вы честный журналист – усмехнулся, а правильнее сказать, ухмыльнулся Копатыч.
– Да-да, газета так и называется «Газета для дураков». А, я подумал, может мы выпьем...
Здоровый образ жизни в Миргороде и прилежащих государствах вели только заключенные на каторге, а также военные, кои должны были их охранять, хотя, возможно, еще рабы, но тут вопрос спорный, обычно, рабы отражали пороки господ, поскольку в погреб со жратвой и вином им доступ был, хотя можно было получить и плеть за такой доступ, но запасы проверялись не часто, обычно когда начиналась война. Вообще, надо признать, что главный порок у местных жителей был не в обжорстве, которое здесь могли позволить себе не все, а в курении. Притом далеко не только табака. После приезда в Веснопольск Копатыч и Гризль направились на виллу «Европа», где в гордом одиночестве обитал Чирев. Теперь я должен описать быт этого человека, который так напоминал мне борова, а точнее Наполеона. Каждый день он просыпался и предавался удовольствиям, притом удовольствиям столь извращенным, что не снилось и самому маркизу. Он ежедневно гулял по ресторанам, питаясь жирной и острой пищей, пресыщаясь ей, обжираясь до колик, а иногда и до потери сознания. Он отведал все вина и все блюда мира, потеряв от них всякое удовольствие. Он душился тысячами самых дорогих духов, которые привозили из Франции и Италии, заполняя их сладким, душным, как баня, запахом весь свой дом, так он пресыщался ароматом. Он держал тысячи экзотических животных, разодевал их в различные одежды, украшал их алмазами. Он заказывал самую лучшую мебель из красного и черного дерева, а также диваны из кожи слона. Он заставил все свои дубовые шкафы и стеллажи из карельской березы томами Оскара Уальда, Ирвина Уэлша, Эмиля Золя и других авторов, творивших тогда, когда Запад, еще недавно столь великий и славный, шел к упадку, тома же эти были выполнены на тончайшем пергаменте, сделанном по старинным технологиям, а краска, которую готовили по рецептам Гутенберга, блестела, как бронза, переплеты же выполнялись из самых изысканных материалов. У него было много самых дорогих машин, на которых он любил разъезжать по трассе, наслаждаясь их силой и скоростью. Каждый день он играл в казино, проигрывая миллионы, а потом приходил домой и устраивал оргии, на которые привозили лучший в мире опиум для богачей. Все на тех оргиях летело вверх дном, и те животные, и мебель, и люди [данный фрагмент запрещен цензурой] Только вот все эти времена прошли, а сейчас этот человек не имел ничего общего с тем, о ком я сейчас говорил свою речь. Это был тихий старик, похожий на старого тролля, по дому которого бегали негры, ублажая любой его каприз, хотя многие прихоти давно были уже позади, ибо старость совсем не так радостна, как хочется иногда думать, теперь же все команды сводились к подаче лекарств, подушек, костылей и прочего. Он ел лист салата, неторопливо пережевывая его, ведя при этом диалог:
– Как это грустно, мой друг, что чем больше мы имеем удовольствий, тем меньше мы их имеем, ибо как не пытался я взять от жизни все, я потерял все, что имел, а именно молодость, которая и есть величайшая из драгоценностей. Болезни забрали ее в 35 лет, а сейчас мне уже 42, они забрали ее, не дав усладить и половины всех желаний, хотя болезни принесли одни лишь мучения, подаренные мне бессовестной Венерой и проклятым Либером.
Далее он поведал Копатычу секрет своего обогащения, для чего отвел его в камеру пыток, где, находясь среди блестящих в свете фонаря скальпелей, сказал:
– Я долго никому не говорил о методе своего обогащения. Мой отец, перебравшись сюда после Угольных войн из Лондона, торговал в Вольске телефонными аппаратами, я же рос в атмосфере достатка, с самого детства предаваясь удовольствиям. Позже я придумал хитрую аферу, а точнее, узнал о ней от одного старого француза, торговавшего шагреневой кожей. Я, открыв туристическую фирму, обещал людям отправить их на курорт навсегда, если они отдадут мне все свое имущество и подпишут контракт. На самом деле я заставлял их подписать контракт о найме на вахтовую службу, проходившую на рудниках, где-то в горах Оринского княжества, притом контракт был на 10 лет, без всякого права на его расторжение, затем я начал давать подписывать контракт на работу в деревнях наших феодалов, на тех же условиях, что и предыдущий. Государство, которому принадлежали многие земли и шахты, хозяева частных шахт и помещики платили мне огромные деньги, ибо никто не желал добровольно наниматься на столь трудные работы, а страну в то время постигли восстания рабов, что привело к голоду, а позже и к эпидемиям, что стало причиной к сокращению числа рабов. Я разбогател, но потом вынужден был бежать, ибо правительство сменилось, кризис прошел, а на меня свалили все неприятности, объявив мошенником, что злейшая клевета. Я вложил все деньги в местную недвижимость, газеты, пароходы, шахты и прочее, после же предавался кутьям в течение десяти лет, а после одумался и решил оставить богатства сыну. Копатыч еще побеседовал с господином Чиревым, а позже и поехал в город, для пробы методов уважаемого человека в бизнесе, что в переводе с итальянского значит: «искусство Кота Базилио». Копатыч в тот же день зарегистрировал контору, которая носила весьма гордое название, а именно «Casa Nostra», что в переводе с итальянского обозначала что-то такое, чем занимался Копатыч перевозя алкоголь, а также то, чем обычно занимаются итальянские эмигранты в США, наподобие Карла Понци, к примеру. Люди, а в особенности клерки из ближайших офисов стали толпами валить в контору Копатыча, многие же из них, еще успевая рассказать всем знакомым о подобном деле, успевали продать, если не все вещи, то многие. В офисе толпился народ, который нес красивые купюры красного цвета по 100 марок, на которых был изображен Батька Махно, держащий в руке нагайку, стоящий на тачанке с пулеметом, на фоне полей и была надпись: «Waffen macht frei», а также, надо сказать, еще более приятные на вид купюры зеленого цвета, где были портреты Бакунина и Прудона, которые находились справа и слева от изображения карты Конфедеративных Штатов Америки, внизу же красовалась надпись: «Durch die Sklaverei zur Freiheit.», что же касалось обратной стороны купюр, то на обоих была надпись: «100/200 Marken. Gedruckt von der Nationalbank der Republik Mirgorod.». Также, некоторые особо одаренные богатством и обделенные умом, несли купюры синего цвета, с портретом Айн Рэнд в левом верхнем углу, под которым была статуя Атланта, находящаяся перед центром Рокфеллера в Нью-Йорке, далее располагалась панорама Уолл Стрит, постепенно теряющая четкость к середине купюры, но потом изображение обретало ее заново, только во второй части купюры была панорама Освенцима. Надпись там была самая красноречивая: «Die Arbeiter mussen im Freuer verbrenner, fur unser Leben.». Что деньги бывают злыми тут знали все, хотя тут это было в буквальном смысле. Надо сказать, что в Веснопольске никто не пользовался местной валютой, предпочитая более устойчивую валюту Миргорода, хотя и тут начали переходить на Вольский доллар, после того, как в Миргороде к власти пришла либеральная хунта и марка Миргорода начала падать, хотя клеркам делать было нечего, ибо зарплату платили по-старому, а менять было выгодно лишь крупные суммы, ибо комиссия тут составляла до 30% суммы, хотя Копатычу эти бумажки тоже были не особенно нужны. Через неделю фирма оформила уже целых 11 234 контракта, заработав при этом более 56 000 000 марок, что было немыслимой суммой, ибо средняя зарплата гражданина Веснопольска в месяц была ровна 120 марокам. Уже на следующий день, после открытия компании, в Веснопольск потекли люди из самых отдаленных городов республики, а потом и из соседних государств. Однако, оказавшись хитрым бизнесменом, который не проспал лекции по экономике в университете, Копатыч выдумал такие схемы, что не снились и самому Мавроди. Он создал компанию «Скидки», которая продавала товары по сниженным ценам, но надо было заплатить вперед деньги, ибо товар был еще в пути. Как вы понимаете, никаких товаров не было, а деньги отправлялись на счет в National Bank of the Read Wall city, что находился в городе Читальный Вал, столице Горной республики, куда обычно бежали диссиденты и куда утекали капиталы. Через неделю работы, которой, по словам Копатыча, было невпроворот, компания арендовала здание мэрии, для более удобной работы, наняв к себе еще около 300 клерков, для которых было поставлено условие: хочешь работать у нас – вложи свое имущество в компанию «Скидки». Далее Копатыч и вовсе организовал мошеннический синдикат, объединявший компании «Casa Nostra», «Скидки» и новые мошеннические фирмы, которые я не собираюсь перечислять тут, под названием «Ayn Rand and Basil-cat company», который занимался всеми видами мошенничества. Везде висели плакаты, где был нарисован сытый и довольный клерк, который говорит: «Я вкладываю деньги в „Ayn Rand and Basil-cat company“ и вполне доволен!». Вся эта истерия с компанией дошла, по прошествии трех недель до самого Овального батона. Батон в тот момент дремал в саду, в окружении дам самого вольного поведения, собственно он всегда был окружен куртизанками, коих тут были сотни, каждая из которых получала пожизненную пенсию от 1000 до 50 000 марок в месяц, которую она могла передать своим детям, каждый из которых имел право на такую же сумму, а они могли передавать их по наследству вечно. Овальный пил столетний коньяк, полеживая в гамаке, слушал приятную музыку, будучи в одних трусах «Семейные», посему он мог представит свое тело, с каждым годом все более напоминавшее тело Геринга, куртизанкам на любование. В этот момент к нему ворвалась сама Латынина, которая вчера возвратилась из четырехмесячного отпуска, проведенного на острове Руянский, в новом поместье Артемия Круглова, хозяина одной авангардистской студии, которая обслуживала интересы хунты. Был он заядлый алкоголик, выпивавший по две бутылки водки в день, а в эти четыре месяца, ни он, ни она, ни сотни других гостей, никак не трезвели, выпив и сожрав девять сухогрузов продуктов, которые получили от государства бесплатно. Латынина завопила:
– Урод проклятый, жирный свин, вставай немедленно! Я должна объявить тебе важнейшую и худшую из новостей, какие только были до того, ибо инфляция, безработица и спад экономики меркнут, пред тем, о чем я тебе скажу.
– Что? Рабочие недовольны? Всех расстрелять! – Овальный вышел из полудремы, слегка поднялся, а позже снова рухнул в сон.
– Идиот? Слава богам, что рабочие еще не восстали, но тут проблема еще важнее, ибо наша компания «Chav and Jap company» может разориться, а это грозит нам более любой революции.
– Что? – Овальный немедленно проснулся и вскочил с гамака, разлив драгоценный коньяк. – Немедленно говори, что случилось.
Латынина заговорила: «Мы еще недавно не могли предположить такое, но сегодня это уже реальность. Объявилась компания, которая раздает всем льготные кредиты, торгует по ценам, ниже рыночных, производит лучшие в мире автомобили, а также много чего еще. Ее хозяин остается неизвестным, но ее генеральный директор – это товарищ Леньцов, ваш бывший одноклассник. Что прикажите делать с этими уродами, ведь они разоряют нашу компанию.» батон подумал минут пять, или же Латыниной показалось, что он о чем-то подумал, но он ответил так: «Пусть себе обогащаются за чужой счет, сколько влезет, нам же я предлагаю купить побольше их акций, процентов этак 40, чтоб мы могли их контролировать, имея при том неплохой доход в виде ренты.». На том и порешили.
Глава 6.
Атлант расслабил брюхо.
Тут я поведу речь про кризис, который начался в Малинии, едва те самые 40% акций попали в руки Овального. Кризис, как это обычно и бывает, начался с обычного дня на биржах. Брокер, маклер и мошенник, по имени Иван Жыров, направлялся, как это обычно было каждый день, в здание биржи, выполненное в стиле неоклассицизма, более 150 лет назад. В небе светило солнце, хотя было еще достаточно прохладно, ибо было утро, люди торопились к себе на работу, а на бирже еще было не так много людей, чтобы там становилось нечем дышать. Акции компании Копатыча упали, но всего лишь на 43 пфеннинга, что маклера не насторожило, однако после утреннего кофе, а именно часов в 12, акции упали уже на 5 марок, что начало вызывать беспокойство, но еще не критичное, а после обеда акции потеряли в цене еще 11 марок, что начинало вызывать волнения. Еще вечером цены были на пике, а именно 768.91 марок за акцию, что было весьма неплохо, ибо акции «Chav and Jap company» стоили в тот момент только 35.67 марок. Все шептались по углам биржи, говоря о том, что нужно акции продавать, что, само собой плохо действовало на маклера, однако вечером курс акций выровнялся на отметке в 762.51 марок, что немного успокоило маклера. Жырову позвонили по телефону в 3 часа ночи, сказав ему это: «Товарищ Жыров, мы разорены, акции „Chav and Jap company“ стоят сейчас 1.27 марок за акцию, продолжая падать!». Далее еще говорили, что акции компании Копатыча упали до цены в 132.47 марок, также продолжая падать, но маклер уже никого не слышал, ибо это было полное его разорение, так как, следуя совету друга из Вольска, он вложил все свои сбережения, 24 000 марок, в акции «Chav and Jap company», а еще он взял кредит в 12 500 марок, вложив их в компанию Копатыча, что уже окончательно уничтожало его, ибо в залог кредиторы потребовали его поместье, квартиру и машину. На следующий день маклер рыдал на своем рабочем месте, ибо акции компании Копатыча упали до 0.45 марок, никак не желая расти, что было последней каплей для его больного мозга. Маклер застрелился в своем кабинете, тело же его было обнаружено в тот момент, когда ему хотели сообщить, что он уволен, а биржа закрыта. Вы спросите меня, где же был Копатыч в этот момент, на что я могу ответить, что он еще ночью уехал из Веснопольска на полуторке, которая должна была перевезти его капитал в Кантор через границу. Ночь была прохладная, неспокойная, Копатыч стоял на самой окраине городе, где обычно разгружались грузовики с картофелем и прочими сельскохозяйственными товарами, но сейчас грузили не мешки картофеля, а мешки и ящики золота, серебра, платины, палладия, ювелирных изделий, драгоценных камней и сакорских марок, которые считались самой надежной валютой мира. За одну эту ночь грузовик с имуществом на сумму 30 000 000 миргородских марок, если считать их по старому курсу, перевез Копатыча с деньгами на территорию республики Миргород. Большая часть всех, заработанных сравнительно честным путем, денег погибла навсегда, ибо National bank of the Read Wall city забрал все вклады себе, а огромная часть имущества, вложенная в земли, дома, заводы и прочее, осталась навеки в Веснопольском государстве, что же касается еще огромной части денег, а именно около 200 000 000 миргородских марок, вложенных в драгоценные камни и металлы, а также сакорскую валюту, то ее полуторка увезти не смогла, поэтому эти богатства так и продолжали лежать, спрятанные в подвале особняка Леньцова, о котором я тоже должен сказать пару слов. Леньцов не боялся хранить миллионы под своим домом, ибо надеялся на надежность компании, а она разорилась, что привело к аресту Леньцова. Местный правитель, – князь Дундук, отрекся от престола, поскольку казна была разорена, ибо он вложил ее всю в акции Копатыча. В Веснопольске началась гражданская война, ибо изъятый из экономики 1 000 000 000 марок, никто не собирался вернуть вкладчикам. Копатыч находился в доме Максимилиана Канторийского уже вечером, где он, сидя в кресле попивал опиумную настойку, закусывая шашлыком. Деньги надежно были спрятаны в подвале, а Копатычу предстояло ехать завтра же в Миргород, где ему надо было организовать подполье.
Глава 7.
Миргород – город контрастов/свиней.
Как бы не звучали мои слова тривиально, глупо, наивно и неверно, но Миргород был городом контрастов, что просто не могло не заслужить внимания нашего пера. За городом находились огромные холмы, покрытые полями и лесами, на которых стояли грозные бастионы, с которых, в случае войны, велась оборона, а если их занимал враг, то нападение. Окраины города представляли из себя огромное количество деревень и прочих поселений, которые перемежались с садами и огородами, опоясывая город прочным кольцом. За ними тянулись бедные городские кварталы, застроенные домами по 2-3 этажа, с грунтовыми дорогами и дворами-колодцами, которые также перемежались, но уже участками леса, которые здесь именовали парками. Далее шли районы, занятые мелкобуржуазными домами в 5 этажей с просторными проспектами, мощенными камнем, и дворами, засаженными деревьями. За ними шли дома центра города, где селились богачи в своих особняках, а также располагались официальные представительства. По улицам города бродили свиньи, коих тут было количество совершенно неизвестное. Миргород называли городом свиней и людей, хотя эти слова здесь были взаимозаменяемы. Надо признать, что та планировка, которую я описал выше не была реальной, но ее упорно пытались поддерживать, ибо на самом деле, завод по сжиганию мусора мог располагаться за задним двором усадьбы миллионера, богатая квартира в центре могла иметь вид на пустырь, свиньи могли лежать у порога мэрии, а сельскохозяйственный рынок соседствовать с роскошным отелем, рядом с которым был еще и лес. Улицы города петляли так, что запутаться в них было не просто, а очень просто, а никакой проезд по ним иногда был невозможен, так как ширина некоторых из них была около одного метра. На самой окраине города, там, где среди лесистых оврагов и пустырей стоят дома городской голытьбы, или же пустоши с оврагами лежат среди домов, находился китайский квартал. Это было гетто, окруженное высокой стеной, за которой жили китайцы, как богатые, так и бедные, но это продолжалось только до прихода к власти Овального с китайской компанией «Chav and Jap company», когда все китайцы переехали в исторический центр, ибо теперь стало можно. Старый квартал был ныне населен всякого рода людьми, коих в англицком наречии называют не иначе, как queer. Там Копатыч и решил поселится, что было бы правильным решением, ибо денег было только на батон и такси. В течение всей войны в городе регулярно проходили китайские погромы, которые поставили крест на жизни квартала, к тому же окраины города были сильно повреждены канонадой. Пока Копатыч добирался на такси от вокзала до квартала в машине играла песня:
[данный фрагмент запрещен цензурой]
В машине было тепло и мягко, за окном шел дождь, а в автомобиле ты чувствуешь себя в безопасности, как кот в теплом подвале, когда на улице холодно. Можно спокойно наблюдать, как тысячи клерков бегут по улицам к себе домой, поскорее согреться и отдохнуть.
Копатыч доехал до квартала, когда уже совсем стемнело, а над городом зажглись тысячи огней. Он вышел из машины и направился в самый центр пустующего квартала. Копатыч решил поселится в доме одного китайского богача, торговца опием. Дом был частично разрушен, но внутри горел свет. Как окажется позже, там жили такие персоналии: солдат-доброволец из Козлодрынского княжества, который пришел поддержать белогвардейцев, да один выжил из всей армии, не имея шанса на возвращение домой, колдун-ученый, который был отправлен в концлагерь за коммунистические взгляды, а потом бежал оттуда, слуга того китайского богача, которому раньше принадлежал дом, студент-анархист, который был из Рекоторска. Копатыча приняли очень хорошо: сразу налили колумбийский кофе, который недобросовестные торговцы, исходя из экономии, явно разбавили цикорием, корой дуба, тертыми желудями и песком, а потом товарищи начали разговор.
– Вы вот из Веснопольска приехали, – начинал солдат. – так вы представить себе не можете, какой, право, ад у нас начался, как приперся этот Овальный.
