Текст книги "Намывание островов (СИ)"

Автор книги: Марат Нигматулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Намывание островов.

Данная книга представляет из себя первый том моего полного собрания сочинений, а посему большая часть работ, опубликованных здесь, ранее уже выходили в свет, исключая лишь две литературоведческие статьи, а также некоторые мои комментарии к собственным текстам, проясняющие их смысл.

Формализм как единственно верная философия искусства – вместо предисловия.

Философия искусства, равно как и научная философия, за которую нередко выдают позитивизм, весьма обширна и разнообразна, а также богата самыми интересными и отличными друг от друга школами, учениями и прочими сектантскими объединениями. Видя все их разнообразие, я решил утвердиться во мнении, что мне также необходимо внести сюда свой вклад, создав особое учение в философии искусства – формализм. Излагая основные доводы и закономерные выводы нашего нового учения, я должен начать издалека, притом с самого очевидного, кончая самым парадоксальным, совершая, таким образом, великий философский круг. Нередко, в процессе чтения сочинений различных авторов, в особенности же древних, мы сталкиваемся с особой проблемой, которая состоит в полнейшем непонимании исторического контекста данного произведения, что просто губительно для верного познания любого текста. Автор, как мы понимаем все, пребывает не в некоем эфире, а в абсолютно материальном мире, в действующем на момент его творческих лет социуме, который и накладывает неизгладимый отпечаток на все его творчество. Разумеется, мы просто обязаны признать, что следует снабжать все книги, в особенности же древние, различными историческими справками, примечаниями и комментариями, что и делается, и в чем нет никакого секрета. Однако помимо общего исторического контекста есть еще контекст биографический и библиографический, которые фактические есть лишь части исторического контекста, но несколько более глубокие. Конечно, мы понимаем, что некоторые жизненные радости или невзгоды очень сильно влияют на самое творчество, на что мы и можем привести массу примеров; по мере развития болезненных состояний у Ницше, его философия все более и более наполняется пессимизмом и мрачностью, да и вообще приобретает характерные «ницшеанские» черты. Таким образом мы делаем неизбежный вывод о том, что нам необходимо всякую книгу сопровождать еще и справкой биографической, что также нередко делается. Но вот тут мы и подходим к библиографическому контексту, который состоит в осознании того, какое место занимает произведение в общем сонме работ автора, для чего нам и нужна справка литературоведческая, которую тоже нередко нам и предоставляют академические издания. Таким образом, следуя логике всякого произведения, мы обязаны доя верного его понимания ответить на два вопроса:

1) Какое значение это произведение имело для общества в момент его создания, как это значение изменялось со временем, а также каково оно сейчас и каким станет в будущем?

2) Какое место это произведение занимает в жизни автора как человека, как гражданина, и как непосредственного творца?

Однако и ответами на эти два вопроса нельзя полностью удовлетвориться, зная, что всякое явление состоит из объекта, который наблюдают и субъекта, который наблюдает; в данном случае книга есть объект, а читатель есть субъект. Иными словами, читателю также следует понять, какое значение будет иметь эта книга в его собственной жизни и системе ценностей, а также понять, насколько исторические и его личные обстоятельства влияют на восприятие книги. Разумеется, нам очевидно, что если книга была прочитана принудительно некоей высшей инстанцией, то восприятие ее будет отлично от того, как если бы человек сам решил ее прочитать. Особый отпечаток на понимание книги накладывает и общество, в котором непосредственно пребывает субъект; книги Михаила Салтыкова понимают ныне совсем не в том ключе, как понимали их в Союзе или при жизни автора. Теперь нам стало ясно, насколько же самим следует много знать, дабы уметь правильно понимать чужие тексты, а также убедились, что если количество справочного материала к художественному произведению превышает само произведение по объему, то это не признак глупости издателя, хотя и не признак еще ума. Так мы обосновали надобность создания отдельной науки, которая уже существует, и имя которой – литературоведение, но теперь надо переходить к вещам более парадоксальным, нежели излагаемые нами доселе являлись. Как мы все знаем, систематизация есть неотъемлемая часть всякой науки, в особенности же гуманитарной, где выявить непреходящие и вечные законы трудно, а посему там она становится чуть-ли не единственными методом познания, деля это место лишь с аналитикой. Иными словами, классификация есть составная и главная часть литературоведческой научной деятельности. Самая суть классификации состоит в определении места и значения книжного труда в авторской библиографии и биографии, а также его положения в общечеловеческой сокровищнице знания, говоря обобщенно, суть ее в ответах на поставленные выше вопросы, что еще раз нам доказывает неотделимость классификационного метода от литературоведения. Лучший из известных на данный момент способов проведения самой полнейшей классификации и наиболее глубокого анализа всего творческого наследия автора есть создание его полного собрания сочинений, которое снабжается массой самых различных справочных материалов. Однако полное собрание сочинений нередко представляет собой некую кучу, куда бездумно скинули все произведения автора, никак не пытаясь их систематизировать, а нередко еще и забыв снабдить их справками, как стало заведено нынче у нерадивых и ленивых издателей, которые пренебрегают столь важными правилами ведения своего дела. При создании полного собрания сочинений желательно формировать тома по критерию времени и общего мотива произведений; в один том поместить работы, объединенные общей тематикой и направлением, а также, если это возможно, еще и временем их созидания, снабжая, разумеется, комментариями как самого автора, так равно и литературоведов, ибо надо уметь смотреть на произведение как со стороны создателя, так и со стороны внешней. Намного облегчает работу в данном русле такое положение, если авторские произведения суммой своей представляют отдельный мир, когда все произведения относительно однородны; если это работы литературные, то все сюжеты желательно должны обладать некоторым единством места действия, а еще лучше и вовсе пересекать друг-друга, что мы можем встретить у некоторых авторов, возжелавших создать свои «вселенные»; если же литература научного или философского характера, то желательно добиться смыслового или хоть стилистического единства произведений, а если и этого сделать нельзя, то следует рассортировать работы так, чтобы стала заметна эволюция стиля и взглядов автора, хотя это также касается и художественных работ. Желательно такое положение, когда автор сам участвует в издании своего полного собрания сочинений, притом по возможности не в конце жизни, а в ее продолжении, выпуская по одному тому своего собрания сочинений раз в некоторое время, создавая тем самым некий редкий журнал или личный дневник, дабы и он сам и его читатель могли наблюдать изменения в слоге, в мыслях, имея хорошую тем самым почву для размышлений. Каждый том тогда следует считать не эклектичным сборником, а полноценным произведением, которое вдобавок является и гипертекстом, ибо оно обладает стилистической и смысловой законченностью и единением. Самая суть формализма как философии искусства как раз и состоит в том справедливом утверждении, что автору было бы хорошо самостоятельно классифицировать и рассортировать, «разложить по полкам» свои произведения, дабы облегчить жизнь своим читателям и литературоведам, дабы добиться такого положения, когда автора понимает самый широкий круг людей. Более того, наша философия утверждает единство общества, автора и произведений этого автора, а также единство самих авторских произведений между собой. Самому же писателю такое мероприятие было бы также очень полезно, ибо классифицируя собственные мысли, он сам начинает лучше их понимать, сам все более четко осознает все грани своего творчества, принося в него ясность в виде классификации. Я, собственно, именно следовать своему совету и решил, составив первый том для моего полного собрания сочинений, а эту небольшую статью сделав для него предисловием. Все произведения, помещенные в этот том, были написаны мною в весьма интересный период истории 21 века; первые строки «Нищеты позитивизма» я вывел тогда, когда в Киеве происходила очередная революция, завершившаяся присоединением Крыма к России, то есть в январе 2014 года, а последние в данном томе англоязычные стихи я написал после избрания Дональда Трампа на пост президента США в декабре 2016 года. Все работы здесь пронизаны единым порывом писательского духа и снабжены комментариями, в качестве же названия для этой книги, а это именно книга, единое творение, а не сборник,  лучше всего подойдет такой оборот: «Намывание островов», поскольку книга показывает мои первые литературные и философские опыты, достойные освещения перед публикой, демонстрирует формирование моих взглядов и писательского стиля. Некоторые мои работы, в частности поэма «Западный поход», сюда включены не были, поскольку они являются лишь набросками для куда более обширной эпической поэмы, которая будет опубликована позже, ибо очень некрасиво и неэтично публиковать кусок произведения в одной книге, а все его остальное тело в другой, поскольку тем мы создаем неудобства читателю, тем более, что «Западный поход» очень сильно выбивается из общей смысловой канвы данной книги, и коль я бы его сюда вставил, так он бы просто резал все текстуальное единство своим вопиющим контрастом с остальными частями книги. Завершая тем наше предисловие, считаю нужным начать повествование.

Нищета позитивизма.

Если честно, то сначала я вздумал всерьез написать нечто очень большое, обширное, книгу, которую можно будет сравнить с «Феноменологией духа», но на такой формат я не потянул. Изначально данная книга должна была иметь название «Сумма метафизики», где метафизика означала бы философию вообще, а не только метафизику в частности, более того, мне даже довелось составить четыре довольно толстых тома с материалами для книги, к коим я вернусь в будущем году, вероятно, а эта же книга оказалась весьма убогой и жалкой, не тянет она и на очерк. Книга эта состоит из суммы глав, где я публикую и высказываю свою критику различных философов, в первую очередь позитивистов, поэтому я так ее и назвал «Нищета позитивизма», но также сюда вошли многие мои мысли на философские темы, посему книга вышла несколько сумбурной. Сей труд я посвящаю всем тем, кого я люблю, а именно, всем людям планеты, но особенно моему любимому деду, ибо без его содействия этой книги не было бы.

Введение.

В чем состоит суть устройства нашего общества, а также почему понадобился ответ именно мне, человеку скромному, но я попытался ответить на него и основал новую науку о нашем обществе, как бы это не казалось странным, но я не собираюсь доказывать, что Россия – лучшая страна на свете, как не собираюсь совершать и обратного, ибо я, как мне полагается, делал все только ради философии и научного познания. Я не искал денег и славы, они пришли сами. Сначала я должен показать свои основные философские взгляды, дабы вы понимали, с чем вы имеете дело, товарищи, а для начала нужно создать фундамент нашей философии, на котором мы возведем небоскреб, надо только напомнить об одной детали, а именно о том, что я советую читать эту книгу либералам и либертарианцам, а также всем, кому не нравиться тоталитаризм, ибо это, возможно, излечит вас. Вот столпы моей философии:

1) Коллективизм, ибо общее довлеет над частным. Общие интересы важнее частных, ибо мы наблюдаем за картиной в целом, а не в деталях. Факт имеет смысл лишь среди подобных фактов. Например, если сказать, что в городе N обвалился мост, то мы не можем сделать выводы из этого факта, но если сказать, что он упал из-за своей старости, плохой погоды, неправильного пользования и отсутствия ремонта, то мы можем делать выводы о том, как хорошо работают коммунальные службы города. Можно ли делать выводы об обществе, если мы рассмотрели лишь одного клерка? Нет, конечно, скажите вы. Точнее можно, но будет ли это верным путем? Лучше изучить всех клерков и найти общее в их поведении, а потом перенести это на каждого из них, хотя ошибка будет все равно возможна, ее вероятность снижается в разы. Сначала во всех науках необходимо постичь основные их законы, а уж потом переходить к частностям. Сначала были открыты законы Ньютона, а позже физика стала изучать конкретные вещи, до Ньютона же она была более наукой описательной, а также считалась частью философии.

2) Детерминизм пронизывает всю нашу философию, следуя из логики, а из детерминизма следует историцизм – учение о научном предсказании истории. Всякое действие определено предшествующими, а те, в свою очередь, предшествующими. Так, если вам на голову падает кирпич, то это определено многими событиями, как, например, рождение того, кто его уронил, его воспитанием, положением, которое тоже определено из предшествующих событий. Так мы понимаем, что всякое событие предопределено заранее. Из этого следует, что исторические события, как и всякие другие, могут быть предсказаны.

3) Материализм – это последний столп моей философии, притом самый мощный. Мое сознание, как и твое, читатель, определяет наша жизнь. Если человек пострадал от войны, то, вероятно, он будет ее ненавидеть, а если он от нее только выиграл, то он, очевидно, будет  таковую превозносить.

Теперь, когда мы поняли основы нашей философии, то я должен сказать, что философия наша имеет весьма плавающее мнение, а также носит существенное количество утверждений, которые противоречат друг другу. Поэтому, отчасти я решил составить общие моменты моей философии, дабы потом возникло меньше проблем с систематикой. Противоречиями полна всякая крупная философская система. Если Шопенгауэр и гордился своей стройной системой, то она была весьма скудна и проста. Всякая система, будучи сложной, начинает противоречить сама себе. Если вы хотите проверить, то задайте марксисту вопрос про азиатский способ производства, или спросите либерала про то, должен ли рынок быть полностью свободным, не ограничиваясь вообще ничем (анархо-капитализм) или государство должно охранять соблюдение прав собственности на нем (минархизм). Спросите социалиста, нужно ли только ограничить капиталистов, или надо их ликвидировать, а если ликвидировать, то только крупную буржуазию, а мелкую оставить, или ее убрать тоже? Вы быстро обнаружите, что популярные идеи об обществе носят на себе огромное количество противоречий, наша же система не исключение.

Глава 1.

Наша позиция.

Я решил совместить новейшие математические и эмпирические методы, а также в своей философии я решил соединить материализм и идеализм, но так, чтобы их не смешать, для получения чего-то большего, чем позитивизм Огюста Конта. Некоторые особо одаренные говорят, что у меня ничего не получится, что я должен точно определится с позицией. Но давайте попробуем осмыслить что-либо с моей позиции. Я уделяю много внимания анализу с использованием всех фактов. Нельзя ограничиться только лишь классовой или национальной борьбой, или общественным договором, ибо это ограничивает суждения. Итак, деконструкция кошки. Перед нами небольшая кошка тайской породы. С одной стороны она материальна, а с другой идеальна, ибо все равно будет вызывать у нас симпатии и антипатии, а это переход к идеальному. А если эта кошка изображена на фото 1920-х годов, то для нас она уже не жива, но на фото она жива. А если кошка изображена на гербе, то выходит, что это аллегория, или все-таки кошка? А может ли кошка быть аллегорией? А если кошку нарисовал художник, то это лишь представление его о ней, или кошка? А чучело кошки это кошка, или ее трехмерное изображение. Вот, как многомерна кошка, хотя я даже не рассмотрел всего, что мы могли бы тут написать. А если мы будем делать похожий анализ общества? Вот, вы уже, наверное, поняли ход моих мыслей.

Глава 2.

О людях, ищущих смысл жизни.

Искать то, чего нет, может только кретин. Жизнь, как явление стихийное, смысла не предполагает. Неужели вы считаете, что можно вывести некую формулу смысла жизни? И будто, применив ее, люди станут счастливыми, а их жизни наполняться смыслом и радостью, исчезнут войны, голод, болезни и работа? Все теория, которые пытаются свести все во Вселенной, от движения элементарных частиц, до произведений Мопассана, к некому единому принципу, провалились. Все они возникли от незнания математики. Их выдвигали люди, не знающие точных наук в достаточной мере: Адам Смит, Карл Маркс, Жан Жак Руссо. Однако, вы не найдете подобных теорий у математических философов: Рене Декарта и Исаака Ньютона. Но, если вам нужна вселенская формула, то вот она: « Всякое явление в природе совершенно неизбежно возрастает, сохраняется на определенном уровне, угасает, оставив после себя некий след.»

Глава 3.

Разоблачение лживых идей Айн Рэнд.

Я просто обязан, несмотря ни на что, опровергнуть все лживые идеи Айн Рэнд, а также выяснить их духовные корни. Я буду цитировать Рэнд, а позже ее комментировать.

«...рационализм – это философская болезнь.». Интересно, товарищи. «То [19 век] был самый свободный век.». Она, видимо забыла о рабстве, колониализме, цензуре, каторгах и полицейских государствах? Или вот: «Я не верю в инстинкты.», что уже совсем «гуманитарно», а, скорее, глупо. Вот еще цитата: «По-вашему, личный интерес состоит исключительно в том, чтобы обеспечить себе физический комфорт. <...> Его эгоистический интерес состоит не в потреблении, а в производстве – в творческом развитии собственного разума.», хотя, вот еще цитата: «...разумный личный интерес состоит не в обмане покупателей. <...> Способный капиталист понимает, что создал дело не для того, чтобы сорвать быстрый куш и смыться. Обжулить клиентов один раз и смыться – не его цель.». Касательно первой цитаты могу сказать, что это более, чем наивно, ибо, как правило, капиталисту важнее сиюминутная прибыль, что доказывают нам многочисленные примеры, лучший из которых, товарищ Мавроди, показывает нам достаточно важную деталь, для второй цитаты, а именно, что цель не обжулить всех один раз и смыться, а обманывать всех постоянно, извлекая выгоду. Вот еще: «Моя защита капитализма опирается на права индивида, как мыслили и отцы-основатели в Америке, которые альтруистами не были. Они говорили, что он [человек] должен добиваться счастья для себя.». Теперь дадим слово самим отцам-основателям; первый пусть скажет Джордж Вашингтон: «Люди без принуждения не примут и не будут выполнять меры, наилучшим образом рассчитанные для их собственного блага.» Франклин учил: «Настоящая честь – это решение при всех обстоятельствах делать то, что полезно большинству людей.». А Джефферсон учил: «Забота о человеческой жизни и счастье, а не об их разрушение – это первая и единственно законная задача хорошего правительства.». Теперь де я поставлю главную цитату, авторства Томаса Джефферсона: «Для корыстного духа коммерции не существует ни родины, ни чувств, ни принципов – одна нажива.». Мне необходимо полагать, что Рэнд следовало больше узнать про отцов-основателей. Также Рэнд многократно упоминает, что альтруизм не совместим с капитализмом, давая альтруизму такое определение: «Если вы делаете что-то для другого во вред себе самому – это и есть альтруизм.». С ее утверждениями может поспорить Карл Поппер, который писал в своей книге «Открытое общество и его враги»: «Коллективизм не противоположен эгоизму и не тождественен альтруизму или отсутствию себялюбия <...> Вместе с тем антиколлективист т.е. индивидуалист, может быть альтруистом...». Меня всегда поражало то, что Рэнд никак не пытается спорить с Поппером, хотя он был одним из известнейших философов 20-го века, тем более, они должны были знать друг друга, ибо были, скажем так, из богемы. Продолжим: «До промышленной революции великие умы были редчайшим явлением.». Тут очень и очень спорно, ибо кто тогда создал всю ту культуру, что была до 18-19 веков? Теперь нужно сказать о ее взгляде на Россию и США, но надо сказать, что квасным патриотизмом я не страдаю, хотя будь оно иначе, что это меняет? «Да мы лучше взорвем весь мир, чем уступим его России.». Действительный гуманизм, надо сказать. Только скажите, умно ли это? Лучше уж мир будет жить под властью России, чем исчезнет. Вот еще ее цитаты: «Мы можем и должны сокращать любые статьи бюджета, кроме оборонных.», она продолжала так: «...мы должны довести свой перевес [ядерный] до двадцатикратного.». Вот, что эта дама пишет о Вьетнамской войне: «Мы повинны в чудовищном и тупом самопожертвовании. Никакой вины перед вьетнамцами за нами нет.». Интересно, не правда ли. «И если люди мирятся с диктатурой <...> они заслуживают того же, чего заслуживает их правительство.». Думаю, что такое утверждение более, чем спорно. Скажите, виноваты ли узники Освенцима в преступлениях своих палачей? А все ли жители Кампучии виновны в преступлениях Пол Пота. Приходиться полагать, что это не так. Цитируем далее: «Если мы будем воевать с Россией, я надеюсь, невинные будут уничтожены вместе с виноватыми.». Что мне тут комментировать?! Однако читаем далее: «Если весь мир превратится в диктатуру, тогда все, что может сделать человек <...> погибнуть или же совершить самоубийство.». Какое малодушие! Многие люди жили и творили при диктатуре, создавая великие творения, а она говорит подобный бред, видимо дама не знает великих ученых: Циолковского, Королева, Курчатова, великих писателей: Шолохова, Леонова, Ефремова, композитора Шостаковича, маршалов Рокоссовского и Жукова, а также еще гигантское количество талантливых людей, которым хоть и не довелось жить при диктатуре, но они диктатуру, но тех, кто был социалистами: Марк Твен, Джек Лондон, Жан-Поль Сарт, Эрнст Хемингуэй, Герберт Уэллс, Теодор Драйзер, Ромен Роланд, словом их было столь много, что и не перечислить, но они для Рэнд не великие, они «посредственности», притом потому, что они поддерживали коллективизм. «Арабская культура – одна из самых отсталых <...> Когда цивилизованные люди воюют с дикарями, вы должны поддержать цивилизованных людей, кем бы они ни были.». Вот тут она противоречит сама себе: во-первых в эгоистических интересах человека может быть война на стороне дикаря, а вот сражаться против своих интересов за цивилизацию – это альтруизм, который мадам отвергала, во-вторых мы зададим вопрос, что если цивилизованные люди – социалисты? Ответ: если они цивилизованные и спорят с дикарями, то им можно быть социалистами, притом это не я выдумал, а сама мадам пишет об Израиле именно так, но цитату я не буду здесь приводить. Когда ее спрашивают о более высокой производительности труда в Швеции, чем в США, она ответила: «...Если серьезно, я этому не верю. Статистика ничего не доказывает.». Конечно, если мы ничего не можем доказать, то надо отрицать. Теперь нужно обсудить вопрос о расизме: «...Они [американские индейцы] не имели никаких прав на страну лишь потому, что родились на этой территории <...> Белый человек не завоевывал эту страну <...> Поскольку у индейцев не было о собственности и праве собственности <...> значит, не было и прав на землю. Граждане там [в дикой стране, а также в диктатуре] имеют личные права, но страна не имеет никаких прав <...> Любой европеец <...> имел право занять этот континент <...> Индейцы были дикарями <...> У подобных племен прав нет.». Даже у самых диких племен есть понятие о собственности, более того,  право собственности на свой кусок земли инстинктивно, вот, как об этом пишет Дольник в своей книге «Непослушное дитя биосферы»: «...инстинкт никуда не уходит из нас, когда мы становимся взрослыми людьми, просто он отливается в традиционные для общества, в котором мы живем, формы: потребность иметь и благоустраивать, украшать свой угол, свою комнату там, где мы живем, и свое рабочее место там, где мы работаем.». Теперь тот же Дольник, та же книга, но о коллективной собственности на землю: «Человек, без сомнения, относится к видам с очень сильным инстинктом защиты некоей коллективной территории с четкими границами.», но для Рэнд это все не аргументы, учитывая ее отрицание общества. Вообще, для Рэнд очень свойственен один прием софистики: подмена тезиса, который достигается тем, что она повторяет одно и тоже, притом немного изменяя смысл, получая в итоге то, что ей надо: она приписывает своим врагам те идеи, которые им не принадлежат, а они должны отбиваться. Теперь я немного отойду от цитат и начну критиковать госпожу Рэнд просто так, по идеям. Думаю, мне надо объяснить, как появляется несправедливость при капитализме, а также прояснить для вас тот вопрос, почему она появляется. Когда общество поднимается немного выше, чем первобытная община, то в нем начинают происходить перемены: усиливается разделение труда, что позволяет одним людям заняться только сельским хозяйством, другим посвятить себя ремеслу, а третьим обороне первых двух категорий. Общество при этих изменениях сильно усложняется, что неизбежно приводит к надобности более качественного управления и поддержания порядка, посему появляется отдельный класс людей, который занимается только управлением. В условиях, когда один человек производит сапоги, а другой фрукты, натуральный обмен становится не самым лучшим способом организации хозяйства, посему человечеству необходимы деньги, а где появились деньги и торговля, там появляются и торговцы. Особенная ценность денег в том, что их можно копить, а не только потреблять, как продукты, что дает замечательную возможность более предприимчивому и экономному скопить у себя большие деньги, более того, деньги можно сдать в аренду, что есть по сути идеальный способ обогащения. Одни люди, копя деньги, сдавали их в аренду, покупали на них земли, рабов, суда, фабрики и прочие вещи, помогающие еще более приумножить капитал, в то время, как другие люди тратили заработанное и не копили. Те, кто был не очень жадным и не слишком проворным, в итоге разорялись более ушлыми конкурентами, как дворянство, в итоге полностью прогнувшееся под буржуазию, а затем буржуазия, подчинившаяся банкирам и финансистам. Никакой свободной конкуренции никогда на самом деле не существовало, по крайней мере, конкуренция если и была, то она никогда не была честной. Была, прямо скажем, не конкуренция, а война на уничтожение. Через определенное время оказалось, что огромные богатства сосредоточены в руках узкого круга лиц, что объясняется следующим фактом: чем шире производство, тем оно лучше, что объясняется законом перехода количественного в качественное. Тут происходит самое интересное, а именно устраняется уже почти всякая конкуренция, притом происходит это в несколько этапов. На первом этапе существуют крупные компании и остатки их мелких конкурентов, которые постепенно вымирают. Вымирают они так: мелкая фирма F производит изделие A, притом его же производит концерн S, поскольку концерн S обладает огромной технической базой, лабораториями, мощностями и рекламой, что покупателю предпочтительнее покупать изделие A у концерна, в то время, как фирме F никогда не удастся даже приблизится к тому качеству, какое есть у концерна S, ибо денег мало и их не хватает, а не хватает их потому, что все заказывают изделия у концерна, что замыкает порочный круг. Всех новых бизнесменов либо уничтожают, как законными, так и не совсем, путями, либо приглашают к себе на следующих условиях: все у вас будет хорошо, но только повинуйтесь нам, а то бизнес может пострадать. На втором этапе исчезают почти все мелкие конкуренты, а вместо них появляется дележ рынков. Когда в мире остается всего 20-30 крупных компаний, то можно уже договорится о дележе рынков, вместо того, чтобы воевать, что приводит к тому положению, когда компания X занимается только черной металлургией, компания Y занимается только лишь цветной, а компания D будет заниматься только добычей углеводородов, однако спокойствие не может быть долгим, что приводит нас к третьей стадии. На третьем этапе остается одна компания, которая регулирует вообще все на планете, что означает установления полнейшего тоталитаризма, а соперничать с компанией, которая владеет всем миром не сможет уже никакой начинающий бизнесмен. Более того, компании, по мере своего роста, начинают терять очевидных владельцев, что приводит к тому положению, когда часть акций у вкладчиков, часть у владельца, часть у государства, часть у других компаний, которые имеют свои акции, посему капиталист постепенно теряет над своим бизнесом власть, ибо теперь акции находятся у тысяч людей, что как бы размывает само понятие частной собственности. Через определенное время, компания, о которой мы ведем речь, по мере роста, расширения, а также передачи акций из рук начального владельца в чужие руки, следуя примеру всех транснациональных компаний, превращается из частной конторы в контору общую, принадлежащую всем вкладчикам. Особенно это хорошо видно на Британской Ост-Индской компании, но эти черты свойственны всем крупным компаниям. Крупный бизнес – это дело коллективное. В итоге мы видим, что свободный рынок привел нас к полной диктатуре. Вот, как об этом пишет Ленин, показывая все то же самое, в своей работе «Империализм, как высшая стадия капитализма»: «...концентрация производства гораздо сильнее, чем концентрация рабочих, потому что труд в крупных заведениях гораздо производительнее. <...> Денежный капитал и банки, как мы увидим, делают этот перевес горстки крупнейших предприятий еще более подавляющим и притом в самом буквальном значении слова, т.е. миллионы мелких, средних и даже части крупных „хозяев“ оказываются на деле в полном порабощении у нескольких сотен миллионеров-финансистов. <...> Почти половина всего производства всех предприятий страны [США] в руках одной сотой доли общего числа предприятий! <...> Отсюда ясно, что концентрация, на известной ступени ее развития, сама собою приводит, можно сказать, вплотную к монополии. Ибо нескольким десяткам гигантских предприятий легко прийти к соглашению между собой, а с другой стороны затруднение конкуренции, тенденция к монополии порождается именно крупным размером предприятий. Это превращение конкуренции в монополию представляет из себя одно из важнейших явлений – если не важнейшее – в экономике новейшего капитализма <...> Чрезвычайно важно, что в стране свободной торговли, Англии, концентрация тоже приводит к монополии, хотя несколько позже и в другой, может быть, форме. <...> Полвека тому назад, когда Маркс писал свой „Капитал“, свободная конкуренция казалась подавляющему большинству экономистов „законом природы“. <...> свободная конкуренция порождает концентрацию производства, а эта концентрация на известной ступени своего развития ведет к монополии. Теперь монополия стала фактом. <...> Капитализм превратился в империализм. Картели договариваются об условиях продажи, сроках платежа и пр. Они делят между собой область сбыта. Они определяют количество производимых продуктов. Они устанавливают цены. Они распределяют между отдельными предприятиями прибыли и т.д. <...> Процесс концентрации производства уже к 1908 г. создал в этой [речь идет немецкой химической промышленности] промышленности две главные „группы“, которые по-своему тоже подходили к монополии. Сначала эти группы были „союзами“ двух пар крупнейших фабрик <...> Затем в 1905 г. Одна группа, а в 1908 г. другая вошла в соглашение каждая еще с одной крупной фабрикой. Получилось два „тройственных союза“ с капиталом в 40-50 миллионов марок каждый, и между этими „союзами“ уже началось „сближение“, „договоры“ о ценах и т.д. Конкуренция превращается в монополию. Получается гигантский процесс обобществления производства. В частности обобществляется и процесс технических изобретений и усовершенствований. Это уже совсем не то, что старая свободная конкуренция раздробленных и не знающих ничего друг о друге хозяев, производящих для сбыта на неизвестном рынке. <...> Капитализм в его империалистической стадии вплотную приводит к самому всестороннему обобществлению производства, он втаскивает, так сказать, капиталистов, вопреки их воли и сознания, в какой-то новый общественный порядок, переходный от полной свободы конкуренции к полному обобществлению.». Думается, народу уже все стало ясно, если мы говорим об экономических взглядах Айн Рэнд, однако теперь надо обсудить вопрос об отношении мадам к альтруизму, где мы столкнемся с ужасной и самой варварской, самой шовинистской, самой мистической и нерациональной ненавистью. Мадам полагает, что все альтруисты – паразиты, которые хотят что бы им прислуживали все остальные, они будто бы вечно ноют и требуют себе внимания, но сами его никому не уделяют, в то время, как эгоисты – люди, которые только и двигают общественный прогресс, ибо они рациональны и действуют только в личных целях. Для философии Рэнд характерно ставить знак равенства между мистицизмом, социализмом и альтруизмом, а также признавать тождественность между эгоизмом, капитализмом и рационализмом, что есть слишком уж вольное упрощение, как минимум, хотя это далеко не все упрощения, которые она выдвигает, она, к примеру, объявляет синонимами такие слова, как; фашизм, марксизм, позитивизм, коммунизм, социализм, коллективизм, этатизм, правительство, бюрократия демократия и государство. Мы все знакомы с той точкой зрения, что коммунизм родственен фашизму, а также с той, что демократия порождает фашизм, а еще и с той самой, что выводит объявляет бюрократию неотделимой от вышесказанного, но ставить между столь разными вещами знак равенства никому еще не приходилось. Надо теперь сказать еще и о том тезисе, будто бы доказывающем губительные черты коллективизма, будто он лишает личность возможности жить и развиваться, ибо его оспорил еще Жан Жак Руссо, в своем труде «Об общественном договоре»: «Наконец, каждый, подчиняя себя всем, не подчиняет себя никому в отдельности. И так как нет ни одного члена ассоциации, в отношении которого остальные члены не приобретали бы бы тех же прав, которые уступили ему по отношению к себе, то каждый приобретает эквивалент того, что теряет, и получает большие силы для сохранения того, что имеет.». Теперь же нам следует объяснить даме то, как ее идеи, касающиеся «гениев» и «посредственностей» работают на самом деле, если мы, разумеется, говорим о существующей реальности. В идеях Айн Рэнд «гении» создают все материальные блага, а «паразиты» на них наживаются, что никоим образом не имеет связи с реальностью, а почему же именно так, я должен объяснить. Как известно, чем больше людей, тем им легче жить между собой, ибо чем больше людей, тем более идет разделение труда, сопровождающееся классовым расслоением, которое позволяет людям, наделенным особыми талантами, сосредоточится на развитии этих талантов, поручив всю грязную работу другим людям. Если человек живет один, не зная общества, то всякая его жизнь будет проходить в борьбе за существование, но если он живет в обществе, где о нем заботится коллектив, а он заботится о коллективе, то жизнь существенно упрощается. Иными словами, появление общества и государства сначала породило интеллигенцию, ибо она была нужна для управления обществом, а интеллигенция создала тогда науку, искусство, а также все современные блага. Общество же, описанное Рэнд, описанное, надо сказать дурно, являет собой чисто абсолютистский мир, где есть лишь добро и зло, представленные через капитализм и социализм, отраженные гениями и посредственностями, которые находятся в непрерывной борьбе, к которой сводится все мировая история, а если же учесть, что гении и посредственности в теории Рэнд отождествляются с конкретными классами, то мы опять возвращаемся к теории классовой борьбы, только такой, где капиталисты – люди прогрессивные, а рабочие – реакционеры, что указывает нам на марксистские корни философии Рэнд. Надо обратить также внимание к тому, что госпожа именовала себя писателем романтического направления, совершенно игнорируя идеи романтизма, которые выросли в качестве реакции на Великую французскую революцию, осуждая капитализм и восхваляя Старый порядок, который получал от Рэнд весьма нелестные комментарии. Более того, романтики ставили альтруизм в качестве основы жизни человека, что особенно хорошо выразил Дюма, в своих «Трех мушкетерах»: «Одни за всех и все за одного!», что хоть и очень уже тривиально, однако имеет для нас определенную историческую ценность, но лучше всего отношение романтиков к капитализму высказал Генрих Гейне, писавший: