Текст книги "Миростройцы (СИ)"

Автор книги: Марамак Квотчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– О, точно! – цокнул Грибыш, и пошёл искать терминал ЭВМ.

Как такового терминала в медотсеке не имелосиха, зато был гостевой доступ через коммы, каковые всё ещё висели на лапах грызей – Грибыш отпиливал другую лапу, к удаче. Грызь горячей медицины, ослушивая пациентов, цокнул, что следует пройти ещё курс процессуальных дур воимя уверенности в отсутствии рецидивных проявлений эт-самого. Грибыш был не против, тем более что удалось сделать некоторые шаги для урегулирования – он послал телегу в организацию, которой предназначался выброшенный груз, и сообщил о том, что груз выброшен, и в данный момент, скорее всего, уничтожен.

– Ты это, – засмеялась Рижа, слушая на то, что цокает грызь, – Причину-то цокнуть не хочешь?

– Они пока не спрашивали, – зевнул он.

Правда, они всё-таки спросили, и получили развёрнутый ответ со ссылками на общий реестр событий для подтверждения цоков. Подумавши недолго, получатель ответил, что вслуху невеликой ценности груза и чрезвычайных обстоятельств, воизбежание возни закрывает данный вопрос, списывает груз в расход и более вопросов не имеет.

– Это в пух, – вспушилась белка, – Взяли и списали!

– Ну да, только мы нипуха не получили за провоз, – хмыкнул Грибыш, – Впрочем да, отделались легко. Представь себе, если бы это был не грызий контейнер, и там лежал бы не гуталин, а что поценнее.

– Хорёчьи лапки! – зажмурилась Рижа, представив.

– Или мы могли бы заниматься перепрожадей, тоже не сахар... Ладно, надо думать о том, как.

Думание о том, как, всегда приводило грызей в хорошее, упоротое расположение пуха, так что они этим отнюдь не тяготились, а даже наоборот. Что касается пушей, вытащенных из лужи тяжёлого времени, то они наверняка цокнули бы много хруродарностей, и воизбежание этого Грибыш и Рижа просто спрятались от них. Грызи собственно чаще всего так и делали, так что это не должно было вызвать ничего неожиданного.

– Послушай-ка ушами, – цокнула Рижа, подумавши дня два, – Подумалосиха про нашу семью.

– Про белочь? – хихикнул Грибыш.

– Нет, в другую сторону. Ты же помнишь, что на "График" с нами никто не сорвался вслуху того, что у них была более попадающая в пух возня, так?

– А, да, – кивнул грызь, – Речка чуть не эт-самое, но чуть не считается. А что?

– То, что одно дело прожадя, – цокнула грызуниха, – И другое одно – то, чем мы уже почти занимаемся. Мирострой бишь.

– Хм... – раскинул мыслью Грибыш.

Это как-то не пришло ему под уши, хотя и приходило неоднократно то, что было бы в пух слышать причастными к делу своих грызей – как вслуху того, что они свои, так и вслуху их качеств, полезных в любой возне. Соль была в том, что межзвёздная торговля, даже если называть её прожадей, не была популярной темой среди пушей, в то время как мирострой был самой популярной.

– Умъ! – показал пальцем Грибыш на голову Рижи, – Когда?

– Десять дней.

Пока же грызи выпали в некоторый осадок. Из медицины Ёлки их переправили на планету, также в медицину, дабы закончить курс вытравливания чего-не-надо и возвращения к стнадартным функциям организма, как было сухо цокнуто. В течении суток Грибыш и Рижа валялись на койках, почитывали книжки с полок и опять копались в ЭВМ, когда что-нибудь приходило под уши, а приходило регулярнейше.

Что касаемо процесса приложения к тушкам медицины, то организмам выдавали специальные коммы, поменьше чем космонавтам, но тоже неснимаемые. Прибор как следил за состоянием тушки, так и сообщал, когда эт-самое. Он поднимал хоть среди ночи, и приходилосиха тащиться через длиннющие корридоры в нужный кабинет, где грызь помещался в аппарат малообъяснимого назначения, и проводил там какое-то время. Грибыш изрядно поржал, изучив пульт на аппаратной стойке рядом. Там имелись две панели, одна большая с кучей стрелок, ручек и экраном, а вторая маленькая, с одной кнопкой. На маленькой было написано электрографом по металлу: "Упрощённое управление", а кнопка называлась "Сделать всё опушненчик".

Аккурат во время пролёживания на койке под колпаком прибора, грызь имел возможность в очередной раз понаблюдать стандартные песочные часы, какие имелись во всех медицинских учреждениях, если там есть кто-то кистеухий и пуховой. Вид стеклянной колбы, в которой медленно пересыпался песок, просто завораживал почему-то – на что собственно и был рассчёт. Поразмыслив над данной фактой, Грибыш пришёл к мнению, что дело в подсознательной экстраполяции процесса, как бы это не смешно звучало. Всмысле, мозг подсознательно прикидывает, сколько времени будет сыпаться горсть песка, и считает, что секунд десять. А песок всё сыпется и сыпется, что и вызывает некоторый ступор.

– ...сыпется и сыпется. Песок. Сыпется и сыпется...

– Гриб, мы уже на местах, – цокнула Рижа.

Выйдя со сверхсвета, фрег ввалил свою многоугольную тушку в пространство невдалеке от Лапамуфа, как называлась родная – всмысле, совсем родная – система Грибыша и Рижи. Как оно и случается всегда, она даже на слух отличалась от незаселённой – тут не было ни одной каменной или газовой планеты, все их перегнали в космоторию, так что теперь длинные торы и сферические конструкции весело поблескивали в свете солнца. Здесь намордствовала и обычная планета, на которую более всего вытаращивались уши.

...за Хрурность. Пожалуйте бобром на Лапамуф, процент наименование-корабля процент...

Прочитав подобные строчки на экране, Грибыш решил соригинальничать как никогда ранее, и вспушился. Приближающаяся из космической тьмы светло-голубая точка, которая была целым миром, заставляла двигать ушными раковинами. Пуши уже послыхали немало разных миров по галактике, но возвращение домой всё равно оказывалосиха весьма волнительным, причём по шерсти, а не против.

– Послушай ухом, моя грызуниха, – цокнул Грибыш, – Наконец-то мы пригнали домой корабль.

– А мы собирались? – почесала за ухом его грызуниха.

– Вообще-то нет. Но факта довольно знаменательная и попадающая в пух.

Тут поперёк было трудно цокнуть. Пройдя по пути все процедуры опознавания, фрег за пол-часа медленным ходом дошёл до планеты, и зарулил в космопорт поближе к потребному месту. Грызям повезло, что у них фрег, а не что побольше, потому как побольше садилосиха только в полюсные космопорты, дабы не занимать места. Порт находился на плавбазе, поставленной у морского берега, вслуху того, что мощные понтоны выдерживали вес таких аппаратов, как Ф26. Грызи получили возможность потаращиться на родные просторы с высоты, прямо через открытые ставни окон – на их потеху, в месте посадки был день, так что картина хорошо прослушивалась. При этом она была довольно знакомая: море было практически свободно от построек только в прибрежной полосе, где на мелководье водилось всякое и вода окрашивалась в светлые оттенки голубого. Дальше же в море начинались целые россыпи сооружений, делавшие водную гладь похожей на пруд с камышами. С другой стороны от береговой линии зеленело другое море, из деревьев, кустарников и трав; оттуда тоже торчали высокие несимметричные башни. И надо цокнуть, туда хотелосиха нырнуть, неслушая на то, что на Камышиде отнюдь не случалось дефицита лесов.

Тем не менее, прыгать с корабля на ходу никто не стал – хотя это и было осуществимо, ремач гасил удар тела о поверхность в конце полёта, и все дела. Фрег, повешеный на маяки, автоматически сел на означенную площадку. Пока что Грибыш выключил двигатели, потому как думалосиха, что быстро они не взлетят, а если уж придётся, то раскочегарить не так долго. Грызи высунулись из корабля, ощутив ушами и носами прохладный воздух, и вспушились. Вряд ли можно цокнуть, что они так уж долго не были здесь, но всё-таки так и было цокнуто, по крайней мере не вслух.

От порта Грибыш и Рижа отправлялись как всегда, на аэроэлектричке, потому как проще всего – быстро и ненакладно для Прибыли. Подвешеный на трос между высокими опорами поезд развивал большую скорость, потому как, разогнавшись, уже не висел на тросе, а летел, держась за него; у электрички и крылья сверху имелись, для. Такая штука использовалась повсеместно у грызей, только обычно на открытых планетах. В космоториях поезд был вынужден постоянно нырять в туннели, так что там пользовали другие технические решения. Чтоже до пушей, так они вспырились яблоками на прочих грызей, что ехали в поезде, и сочли, что те вполне пушны. Как это обычно бывает, в электричке тащили кучи всякого барахлища, какое лень отправлять как груз. Из-за этого в вагоне существовали и клетки с кроликами, и бидоны молока, и коробки, и завёрнутая в мешок трёхметровая тыблоня. Это добавляло изрядную порцию ощущения, что ты дома, так что пуши тешились и годовали. По вагону то и дело проходила цепная реакция ржаки и вспушения, отчего по воздуху летел линялый пух.

Следует отметить, что Риже-грибышачий околоток был един, потому как их семьи жыли рядом. Ну всмысле, не в одном доме, а на расстоянии в десяток килошагов, но для грызей это тоже самое, что в одном месте. Это избавляло их от необходимости мотыляться по планете, так что и. Остановка "Подкопай-Осина", как оно зачастую и бывает, зижделась на башне, откуда на транспортёре пассажиры попадали на соседнюю башню, где располагалась всякая дребузня, прибочная к станции – столовки, автостанция, склады, киоск печати, и тому подобное. Электричку же останавливали на другой башне только затем, чтобы она не особо шумела. Рижа и Грибыш прекрасно знали эти места, и сейчас убеждались, что за прошедшее время тут почти ничего не изменилосиха. Часть сооружений на террасах башни состояла из блоков с металлическими стенами, и этим хоть за тысячу лет ничегошеньки не сделается. Другие постройки были намеренно уделаны под старину, с крошащимися кирпичными стенками, покрытыми штукатуркой. Правда, поскольку всё это великолепие было лень поддерживать как положено, старые дома покрывали консервантом, с каковым они могли простоять ещё сотни лет. Доходяжная на вид, потрескавшаяся и разбухшая штукатурка, из щелей которой лезли мох и мелкая травка, на самом деле не обваливалась. Так же старое ржавое кровельное железо и не думало проржаветь окончательно, а только создавало вид. Как и раньше, по дорогам башенных террас ходил грызь с точильным станком за плечами, и орал "точить ножи-ножницы, пух в ушах!".

– Как и не отлучались! – довольно цокнула Рижа, ослушавшись, – Вон там конура была для енотов... Всмысле, она там и есть.

Мимо многоквартирной конуры с бульканьем прокатился грузовичок с надписью "Корм" на борту.

– Ну да, – пожал ушами Грибыш, – Так это в пух, а не мимо. В жраловке наверняка Пухерьевна работает.

– Да ладно... – фыркнула грызуниха, – Где в другом месте это ладно, а в жраловке врядли.

– Пошли слухнём, – резонно предложил грызь.

Жраловка была довольно большой палаткой, оббитой жёлтым волнистым углепластиком, и стояла на своём месте всё время, как это помнили грызи. На ней было написано "Овощи" – крупными буквами, а мелкими там ещё было уточнено, что это оносится к номенклатуре продаваемых в палатке товаров, а не является обращением к читающим. При этом овощной отдел там был довольно маленький, а большую часть занимал закуток с трёмя большими скамейками и столами, где распивали квасы и пиво, причём нафигаченное тут же, за стенкой, из отходов и просрочки. От этого дела из дворика, также обнесённого пластиковыми листами, сильно несло брагой, ну и понятное дело, постоянно слышалась громовая отрыжка.

Грибыш и Рижа переслухнулись, похихикали, и пошли именно туда, поискать приключений на хвосты. Как и предполагал грызь, Мурка Пухерьевна всё ещё разливала квасы, как это она делала во времена его белочности. На истёртых скамейках околачивались несколько хвостов, которым вдруг пришло в голову употребить пиво, а некоторые из оных планомерно наклюкивались. Питие, особенно чего-либо покупного, было среди грызей не распространено, так что жраловка была единственным подобным предприятием общепита во всём районе. Крупная, широкомордая Мурка вынесла из кухни очередное ведро, разящее запахом брожения, и стала пухячить по двухлитровым кружкам, не особо кроясь и обильно поливая стол.

– Эй грызо! – цявкнул Грибыш, ткнув пальцем в её пух, – Всё ещё?

Мурка вспырилась на него одним яблоком и громогласно рыгнула, отчего завибрировали пластиковые стены.

– Всё ещё, сто пухов, – подтвердила она, – А вы уже?

– Не, мы скорее только собираемся, – цокнул Грибыш, – А вообще рады видеть, в том числе тебя.

– Мздоимно... тоесть, взаимно, – улыбнулась грызуниха, кивнув ушами, – Цокните о?

– Вряд ли, – хмыкнул грызь, покосившись на Рижу.

– А, ну да. Имелосиха вслуху, цокнешь ли о.

– Ну а почему бы и не цокнуть, – цокнул Грибыш, – Нальёшь?

Получив древнюю кружку с самосадным муркиным квасо-пивом, грызь уселся на скамью, так чтобы в основном его слышали все пуши, и изложил соль. Убедившись, что соль лежит хорошо, он приступил к рассказу о том, какие события имели место с ним и Рижей после того, как они покинули Лапамуф на "Графике". Грызи навострили раковины, ну и само собой, часто катались в смех. Жраловка для того и была предназначена в основном, чтобы снова поржать, и нынче это удалосиха как следует. Никто не платил ни малейшего внимания бражному запашищу, который стоял в дворике так, что хоть хвост на него вешай, и прочим свинским атрибутам, потому как пушам было интересно другое, да и сидеть тут долго они не собирались ни разу. Как цокнула в своё время Рижа, понравилось, лет через пять можно опять зайти.

Повествование про тяжёлое время вызвало мотание ушами, правда потом грызи долго не могли взять в голову, как это вообще, ну вот это? Пык, и тяжёлое.

– Кстати, а ты не знаешь... – цокнул Грибыш.

– Кое-что знаю, – точно ответила Мурка, – Как минимум, знаю фразу "кое-что знаю".

– Да. Йа имел вслуху, как с нашими согрызущими?

– Да вроде всё в пух, – пожала ушами грызуниха, – Всмысле, жыть пока никто не заканчивал, только наоборот, белочи прибавляется.

– Чисто цокнуто, хруродарствую. А вообще это, Муррэ, – цокнул Грибыш, слегка окосевший от пойла, – Тащилась бы с нами в Ропирог, вот. Как тебе такой песок?

– Йа окопалось, – хмыкнула Мурка, – Да и пока не найти пушу, которая будет варить годное пиво из дребузни. А то что получается, ни одного злачного места в районе, это грызаный стыд!

– Пожалуй да, – кивнул грызь, подумав, – Где же найти зверей? А то толипятеротолисмеротолитрое это маловато для эт-самого.

– Ну, это йа могу и цокнуть на уши, – показала на упившихся Мурка, ржа, – Особенно в таком состоянии, можно в мозг накрошить как следует. Во, объяву повешу.

Она показала на стенку, уделанную толщенным слоем старых объявлений. Их сюда клеили годами, и никто никогда не снимал, так что нижний слой уже превратился в гумус, и оттуда прорастали грибы. Грибыш прикинул площадь этого форума, и фыркнул.

– И ты думаешь, тут хоть что-то можно расслушать?

– Знаю, что можно, – усмехнулась грызуниха, – Но это отдельная история.

Другой отдельной историей было то, что Рижа, выкатываясь в смех, в конце концов вытащила грызя под лапы, потому как тот пока не обладал полной функциональностью вестибулярного аппарату.

– Ну, уже в пух! – подытожил Грибыш, широко размахнувшись лапой, и чуть не свалился.

Вслуху надобности протрезветь, в основном для грызя, потому как Рижа ухитрилась почти не наклюкаться, пуши отправились в лесок рядом с башней станции. Сами башни – и та что содержала жраловку, и с электричкой – торчали из болота, а в лесок попадали по наклонной эстакаде. Автомобили катались как обычно, а пешеходы шли внизу по мостику, и тут грызи ввалили смешков: металлические сетки на полу то и дело с грохотом открывались вниз! Причём делали они это спонтанным образом, что вызывало некоторый прилив адреналина и ожидание полёта. Правда, когда пуши дошли до половины, а пол под ногами так и не открылся, они поняли, что автоматика лжёт, и специально открывает только те секции, где нет пешеходов. Зато, не знаючи этого, можно было получить нахаляву немало кирпичей. Собственно, к концу перехода грызь был уже ни в одном ухе, всмысле трезв, как стёклышко.

Это однако вызвало только годование, так что в леске пуши всё-таки отлежались, найдя подходящую микрополянку между ёлками. По траве с шумом перелетали огромные пушные шмели, в кустах орали птицы и кто-то истошно тявкал, а в воздухе несло нагретой корой и хвоей. Вслуху этих обстоятельств пуши почувствовали себя, как опущенный в воду карп, растеклись в рыжие плюхи и какое-то время впитывали солнечный свет. Лишь когда солнце начало закатываться со смеху, Рижа вспушилась, отчего с неё полетели нападавшие ранее иголочки, и цявкнула. Грибыш произвёл вспыр на облачные полосы, подсвеченные малиновым светом, на стаю гусаков, выделявшуюся на фоне неба, и согласился.

Грызи неспеша пошли к дому рижачьих родичей, и без особых усилий укатали в это дело всю ночь, потому как расстояние далеко не малое. Впрочем, как уже было цокнуто, они не спешили, то и дело отвлекаясь на сборы ягод и орехов, замеченных по запаху, вырыли несколько клубней топа, произраставшего просто так, вне огорода, и слазили поплавать в пруд. Кроме того, хождение ночью позволяло потаращиться ушами на звёзды... хотя казалосиха бы, уж для космонавтов это не должно было работать. Однако работало, потому как слух на звёзды с поверхности и из пространства – это два разных песка. Грибышу даже получалось иногда отключаться и забывать, что скрывается за мерцающими точками в небе, и тогда картина слушалась по-другому, что тоже в пух.

На рассвете грызи проломились через плотный ивняк, и, что неудивительно, уткнулись в табличку на столбике, гласившую "вы только что проломились через плотный ивняк". Далее за полосой огородов и трубопроводом на сваях торчали заросшие малиной крыши норупел, куда собственно и.

– Урррргх... – довольно точно выразилась Рижа, вспушившись.

– Как цокнуть, как цокнуть, – цокнул Грибыш.

В этих местах тоже как будто ничего не поменялосиха, только деревья вымахали. Сараевидные строения тоже подросли, окучиваясь навесами и пристройками, а какие-то наоборот, отжыли своё и теперь разваливались. Возле норупла рижиных матери и отца стоял какой-то громоздкий агрегат, похожий на комбайн без косилки, так что ещё издали было слышно, что у грызей всё в пух. Когда пуши стали стучать в дверь, Зудень оцокнул их из-под комбайна. Это был низкий и широкомордый грызь, однако определённое сходство с Рижей прослушивалосиха. Он немедленно сгрёб в охапку зверуху, и какое-то время пуши только попискивали от радости. Опосля он кивнул ушами и Грибышу:

– Рад обладать глазными яблоками, и в частности вслуху возможности видеть тебя!

– Гомологично... тоесть, аналогично! – мотнул хвостом Грибыш, – В пух ли?

– Даээээ как цокнуть, – почесал затылок Зудень, – В пух-то в пух, но не пашет, скотина!

Рижа поперхнулась воздухом от такого перехода, и прокатилась в смех.

– А что это за устройство? – осторожно поинтересовался Грибыш.

– Старый соломовалятель, – пояснил Зудень, впрочем не прекращая поглаживать по ушкам дочку, – Оно прессует солому в коврик, и с одной стороны обжигает его. Мульчи ради.

– Мульчи, пухольчи, – фыркнула от двери Айна.

Потом грызуниха подняла хохолок, и одним прыжком преодолев пять шагов, обняла Рижу, что возымело эффект ухомотания и урчания. Грибыш скатился в смех, потому как глазам было просто пушно от обилия хвостов. Айна, наслушавшись на дочку, бросилась и к нему, основательно измяв пушнину и лизнув в нос.

– Грибыш, бесформенный пуха комок! – смеялась грызуниха, – Давненько вас не было слышно!

Рижа только урчала и мотала хвостом, так что отдуваться по цокам пришлосиха опять грызю – она как не злоупотребляла речью, так и не собиралась начинатьэто делать. Впрочем, с мамой и отцом она конечно цокала, просто сейчас находилась слишком в апухе, чтобы.

– Да, – сообщил он, перекатив морду по щекам, – Нас давненько не было слышно. Но это не потому, что мы сидели тихо.

– Скорее даже, мы сидели громко! – прямо цокнула Рижа, – Были кой-какие события, которые в пух!

Грибыш слегка потеребил уши, потому как ему было очень непривычно слышать, как белка цокает куда-то ещё. Мозгом и предмозжием он понимал, что по другому и быть не может, но уже настолько привык, что. Грызуниха же щебетала, как весенний гусь, быстро добралась до происшествия с Ласт Веджетеблс, прошлась обратно, и снова добралась. Само собой, Зудень и Айна не могли пропустить это мимо ушей, так что развесили их, и приняли Соль. При этом они не забывали кататься кругами по смеху, так что окружающий Лес оглашался, и в том числе постоянными бугогашечками. Как следует развеселившись, грызи предложили грызям завалиться в жраловку, но те дали отвод, цокнув, что только что оттуда. Рижа вполне резонно предложила завалиться к грибышачьим родичам, что было встречено обобрительным ухомотанием, и утверждено. По дороге грызуниха ещё раз остановилась на основной теме, а именно высадке "малины" в Ро-Пи, остановилась, потопталась, и покопала лапами.

– Да эхъ, – цокнул Зудень, – Вот мы бы сорвались с вами, да только эт-самое.

Все прекрасно понимали, что такое эт-самое в данном случае. Пуши слишком сильно интегрировались в природу околотка, подкармливая зверьков, осуществляя всякие операции по поддержанию среды и всё такое, так что их отсутствие могло бы отразиться негативным образом, что мимо пуха. Большая часть грызей, собственно, так и существовала, и только отдельные особи, оказавшиеся в профиците, могли без препон покидать родной Мир. Старшие грызи расцокали о том, что творится на местах – а творилосиха, как можно догадаться, всё тоже самое. Например, наряду с участием в удалённом управлении Ёлкой, на которой располагались производства, грызи решили, что грязь таки не всегда в пух, и начали прокладывать через Лес сеть кирпичных дорожек, значительно поднятых над уровнем грунта. Эти эстакады ложили влапную, так что процесс продвигался отнюдь не реактивно, но никто и не спешил.

Чтоже касаемо грибышачьих родичей, так они тусовались, как песок в ведре, вокруг башни средних размеров, разводя погрызище на её многочисленных балконах и террасах. От этого дела башня походила на дерево с короткими ветками, потому как пристойки были совершенно произвольной формы и несимметричны, а кроме того, их покрывала толстенная шуба вьюнов. Наверху раскинулся прозрачный ажурный зонт-тарелка, вывернутый углублением вверх, диаметром шагов в полсотни – такие штуки сразу показывали, что с башни осуществляется удалённое управление чем-либо, а тарелка работала как антенна и главное, как защита от побочных действий мощных передатчиков. Поскольку для этого процесса требовалосиха в основном разбырыливать мыслями, внешних проявлений возни было не слыхать. Слыхать было разве что пушей, возившихся на огородах на высоте в несколько сотен метров, и послухивавших вниз. Как раз оттуда Грибыша и Рижу запалили сразу, и когда грызи поднялись по лестнице на 30й этаж, их уже схватили за уши.

Конечно, собрать всех согрызущих сразу было никак нельзя, потому как пуши распределялись по объёму весьма равномерно, и как правило, сильно зарывались в возню. Грибышачья мать Тектриса, однако, отрисовалась просто как из воздуха, и основательно помяла обоих грызей, будучи довольной таким песком.

– С вас отцок! – сразу предупредила она, но подумала, и поправилась, – С тебя, отцок.

– Да если что, доцокну, – хихикнула Рижа.

Её привычка не разговаривать без нужды была хороша тем, что при нужде ничто не мешало про неё забыть. Грызи неоднократно вспушились и мотнули хвостами, отчего их пробрало на ржач, после коего, тоесть примерно через час, всё многопушие отправилосиха во двор, испить чаи да и обцокать в более спокойной обстановке. Грибыш, растёкшись на скамье и потягивая из деревянной кружки квас, со счастливой улыбкой на морде таращился на родичей. Тектриса выслушила вполне также, как и раньше, хотя ей было весьма немало лет. Собственно, в определении возраста грызя было легко промахнуться раза в два, потому как пушнина особых изменений не претерпевала, а цвет теряла разве что у очень древних грызей. По повадкам этого тоже было нельзя определить, потому как грызуниха, всполошённая внезапностью, засуетилась и забегала, как белка в колесе, только хвост мелькал – вероятнее всего, она точно также вспушалась в свои школьные годы. И это было исключительно в пух, подметил Грибыш.

Еговский отец, Хняба, тоже был тот ещё грызь, щёки помилуй пух как растеклись по морде. Впрочем, пушей более всего занимали не щёки и морды, а более общие вещи, как то дела в околотке и их связь с делами во всей и-чэ-вэ, сиречь Известной Части Вселенной. Местные имели немало чего цокнуть по этому поводу, и собственно, такой возможности не упустили. От этого Грибыш и Рижа почувствовали свои раковины истрёпанными, как оно и получилось на самом деле. Через какое-то время грызь произвёл инвентаризацию намордствующих пушей, и выделил среди оных Речку, свою сестру. Грызуниха как была, так и осталась ярко-рыжей, с белым брюшком и тёмной чёрной гривкой; как и обычно, она прикрывала пушнину только юбкой, так что выслушила весьма тискабельно. Собственно, Грибыш мог бы пощуриться, припоминая, насколько она тискабельна, потому как эт-самое. У него даже возник проект попозже, когда пуши разбредутся, таки попробовать произвести означенный процесс, потому как вреда никакого не будет, а таки наоборот.

– Речь, – цокнул он, – Помнится, прожадное судно тебя не вдохновило достаточно? Теперь есть другой песок, ты улавливаешь соль?

При этом он традиционно кинул солонку, и грызуниха уловила её лапой, после чего оба катнулись в смех.

– Сейчас не могу, Гри, – вздохнула она, – Нельзя же оставлять белочь.

– О, белочь это в пух, – церемонно цокнул грызь, – А согрызяй кто?

– Согрызяй белка, – показала ушные кисти Речка, – Бруфик Конопля, из Шукшимской, может помнишь его. Воо-от такенная пуховица!... Кхм. Он раньше на автокране тряс, сейчас уже подзабросил.

– А белочь?

– А белочь чивкает. Примерно таких габаритов, – грызуниха показала лапами примерно пятилетнего грызунёнка, – Три экземпляра. Соль тоже улавливает, главное сыпать её в достаточном количестве. А вы с Рижей как слушаете на белочь?

– Ушами. У нас такой хитрый план, что мы хотели развернуть космоторию в Ро-Пи, и уже там и.

– И правда хитрый, – почесала ушки грызуниха, – Одним зайцем два выстрела.

– Шерсть вёдер жа-жи! Шерсть! Вёдер! Жа-жи!! – начали скандировать пуши с подачи Рижи, которая с чего-то разошлась так, что теперь не остановишь.

Хотя Грибыш и Речка упустили из слуха, что за вёдра, они прокатились по смеху за компанию. Благо, смех не рельсы, от катания только увеличивает ресурс, а не уменьшает. Грызь же одной лапой взял бельчону за лапку, а другой почесал ей под пушниной основание хвоста. Грызуниха повела ушками и потрепала его за щеку, так что, вполне вероятно, эт-самое.

Хотя пуши из околотков отнюдь не шли стройными рядами куда-нибудь, выковырять кого-нибудь достаточно свободного оказывалосиха крайне затруднительно. Вцелом, буквально все грызи были бы не прочь присоединиться к миростроительной кампании, но их же что-либо удерживало от данного шага. В отличие от цокалищ, где пуши занимались конкретной работой, в околотках они просто трясли, интегрируясь в среду, или проще цокнуть, основательно пускали корни, так что вырвать можно только с мясом. Грибыш, произведя громадное количество цоканья в небывало малый для себя период времени, и окинув слухом чуть не всех родичей своих и рижачьих, уже слегка устал от совершенно нулевого результата.

Тот факт, что он валялся под ёлкой в обнимку с Речкой, и грызи потискивались, вспоминая былое, не слишком мешал ему думать на указанную тему, а в чём-то и помогал. Снаружи слегка задувал свежачок от натянувшихся на небо белых туч, и сыпалась хвоя с ёлки.

– Бельчона, – прошептал Грибыш, зажмуриваясь, – Да, бельчона! Зацок!

– Упфф... – улыбнулась Речка, лизнула его в нос ещё пару раз, – Каковой зацок?

– Ожидаемый. Как найти пушей для отрисованной нами авантюры? Йа уже куда только не цоцо, а всё нипуха.

Грызуниха задумалась, а Грибышу стоило некоторых усилий не отвлекать её.

– Ну, пойдём в логику... – цокнула она.

– Да мне кажется, и здесь вполне мягко, – ответил грызь.

– Да. Зайдя в логику, мы слышим, что по крайней мере ты – есть, – Речка ещё помяла его лапами, убеждаясь, – И ты входишь в искомую группу, правильно?

– О, сто пухов, – кивнул тот, – Сейчас припомню, как так получилосиха... Навроде того, что случайно завис.

– Это как?

– Это так, что йа тряс на литейке, а её закрыли. Помнишь, на горе которая? Остался без тряски. Собака у меня тоже как раз сдохла, а новую не прилапнил. Ну, с огородом особо ничего не было, но его есть куда оставить. А тут раз – и встречаю Рижу, которая в такой же раскоряке. Ну и.

– Мда, – почесала ухо грызуниха, – Стечение исключительных обстоятельств, бывает редко.

– Впух, – фыркнул Грибыш, и снова обнял шелкошкурую тушку.

Однако шелкошкурие само собой, а ответа на искомый вопрос с ёлки не свалилосиха. Грибыш снова пошёл мотыляться по башне и окрестностям, причём на этот раз в одну морду. Рижа убежала к своим, и вполне вероятно, тоже поймала какого-нибудь пушного зверя для тисканья – ну, это её дело. А дело грызя было – доцокаться... Откровенно цокнуть, это несколько его озадачило, потому как всю дорогу доцокивание отнюдь не ялялось профильным действием. Грибыш предпочёл бы решить какую-нибудь технологическую или логистическую задачку, прочитав соответствующие инструкции и учебники. Однако ясное дело, что от подобных разбрылов надобность в доцоке никуда не исчезла.

При этом, чем дальше в лес, тем пушнее хвосты. Всмысле, околачивание по местности чем дольше, тем больше затягивало. В частностях, попытки Грибыша найти свою согрызяйку в ближайшие трое суток успехом не увенчались. Было совершенно ясно, что она где-то здесь, в районе пары килошагов, но найти не имелосиха никакой возможности! Постоянное попадание на уши знакомых с бельчончества мест не могло не возыметь действия, и оно возымело. Правда, трудно было цокнуть, какое именно, но тем не менее. Головой грызь прекрасно понимал, что дело тут в подсознании и подобном песке, а не в сфере разума. Само собой, он не мог точно помнить всё, что попадало ему в яблоки, когда он белочью носился по ёлкам в родном околотке, а теперь, когда оно снова попадало в те же яблоки, это вызывало определённые реакции.

Тем не менее, мысли тут же стали разворачиваться в несколько другую сторону. Грибыш имел чёткое ощущение, что для него, да и для Рижи тоже, этот околоток является самым лучшим местом во Вселенной, а это немало что значит. Сразу появлялись мысли о том, что вполне возможно, хватит с них межзвёздного песка, и так уже немало натаскали хвосты по галактике, растряслись, профита наделали... Грибыш встал на четвереньки, макнул морду в холодную воду мелкой речки, чтобы прийти в здравость ума и относительную трезвость памяти. С противоположного берега из папоротника выпрыгнул небольшой кабанчик, описал параболу и ухнул в омут. Вместе с громким "бултых" к грызю внезапно вернулась утраченная было ясность в мыслях, так что он отряхнулся от воды, и вспушился.