Текст книги "Миростройцы (СИ)"

Автор книги: Марамак Квотчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Квотчер Марамак
Миростройцы

1 – Ряд никогдей

Грибыш мог бы дать на отрыв все свои уши, что за столько лет сумел таки выучить наизусть расположение клавиш на клаве – грызь столько времени таращился на неё, что символы просто отпечатались на мозгах. Ушей, всмысле раковин, у него было два – одно и второе, и оба оснащались длинными и разлапистыми рыжими кистями, каковые есть отличительная черта белокъ... по крайней мере, применительно к раковинам, а так кисти далеко не самое основное, что отличает грызей от прочих организмов. Например, Грибыш пырился на маленький земъящик, стоявший между клавой и экраном, знал там уже в морду каждую травинку, и тем не менее ящик ему не то что не надоел, а интересовал всё больше и больше. Чаще всего грызь пырился, когда просто переставал думать – такое тоже случалось ненадолго, просто чтобы мозг отдохнул.

На экране мерцали звёзды и свистели мимо отдельные объекты – само собой, на самом деле такую картину нельзя увидеть, её намеренно отрисовывает ЭВМ на тэ – тактик-экране, универсальной программе управления космическими средствами. Над курсовым прицелом тикали цифры, и было написано, что до цели 1260 укм. Правда, только причастные грызи знали, что сдесь используются свои условные километры, не равные ничему кроме самих себя. Асмед, главжаб корабля, где-то узнал, что подобный подход даёт до 0,0005% экономии ресурса двигателей, вслуху того, что программе проще считать в единицах, подстроенных под конкретные условия, и смягчается управление. Ну а раз что-то даёт Экономию – оно и станет, хоть весь пух с хвоста выдерни.

Транспортный корабль "График" заваливался к очередной станции; собственно он только и делал, что шарахался между станциями. Для огромного межзвёздного грузовика станциями были целые звёздные системы, в каждой из которых могла содержаться не одна обитаемая планета, не считая чего помельче. Иногда это напрягало даже Грибыша – только вляпаешься в новый мир, как уже пора разводить пары и валить в следующее место. Собственно, на борту "Графика", в его загребущих недрах, имелись приличные по площади жилые модули, какие сами сходили за небольшой мирок – это и спасало.

– Сто сорок триллионов тонн грызячки, – в очередной раз цокнул Грибыш, и захихикал.

Белки вообще были ни разу не любители, а профессионалы в плане прокатиться по смеху, так что грызь зачастую ржал, даже будучи в помещении совсем в одну морду. Когда же морд становилось больше, вообще бока болели от смеха. Грызь откинулся на стуле, вспырившись в потолок, затянутый лозами плюща, вьющимися по натянутым проволокам, и размял когтистые лапы. Пойти ещё дупло для белочи выдолбить в колоде, подумал он, а то натурально когда лапы долго без дела – это не в пух, а по клаве барабанить это дело не для лап, а для умишка. Потом Грибыш вспомнил, что колоды кончились, потому как их растащили. Сначала "да зачем нам это барахло", а потом ложки, подставки, миски, и всякая такая пухня. Само собой, взять обычную древесную колоду можно было только где-нибудь в давно обитаемом месте. В жилмодуле – жыме, как его называли – росли уже вполне большие деревья, но вслуху условий они не собирались засыхать, а брали, естественно, только высушенную древесину.

Из наушников, лежавших на столе, звякнул сигнал оповещения, и грызь вспушился. Правда, связь не прямая, потому как грызи вообще постоянно вспушаются, также как трясут ушами, мотают хвостами, и так далее. Грибыш не глядя попал в нужную кнопку, открыв окно сообщения: автоматика уведомляла о прибытии аппарата, посланного загодя к цели, и его стыковке. Лёгкую скоростную машину, чаще всего без пилота, запускали затем, чтобы она скачала из сети станции нужную информацию о грузах – потому как требовалось немалое время её отфильтровать, и делать это выгоднее в полёте, а не простаивая в доке... Грызь прикусил язык, потому как за такие слова можно было и пенделя схлопотать. Сроду "График" нигде не простаивал.

Опять катнувшись в смех, Грибыш открыл таблицы. Соль состояла в том, чтобы максимально возможно совмещать баланс рейсов корабля – то бишь рейса текущего и следующего, как минимум. Всмысле, выгоднее взять тот груз, за который меньше заплатят, но отвезти его на такую станцию, где точно можно взять следующий – вместо того, чтобы получить номинально больше, а на самом деле меньше, вслуху того, что придётся идти порож... Слово "порожняком" на борту тоже из употребления вышло. Порожняком! Бугогашечки. В данный момент громадные грузовые контейнеры, тянувшиеся на пять с пухом километров, были набиты полностью – тоесть вообще полностью, на сто целых ноль десятых процента. Нет, конечно можно ещё тросами привязать, но это уж точно будет слишком – истые жабократы всегда знали меру, и не уподоблялись фольклорному Капитану Скупость, толкавшему грузовые контейнеры носом посудины.

Схема, позволявшая такое, была проста – в любом порту имелись как заказы на перевозку грузов, так и продавались различные товары, по каким-либо причинам появившиеся в избытке и напух не нужные на данной станции. "График", выбрав пункт назначения с наибольшим коэффициентом Ж., набивался под завязку комбинированным грузом, так что никогда не был даже полу, не то что пустым.

Как и всякий грызь, Грибыш имел свою личную зашейную Жабу, которая хоть и не просматривалась в оптическом спектре, зато крепко существовала. Причём дело сдесь вообще не касалось личных доходов – грызю эти доходы как таковые были не нужны вообще. Расколбас вызывала пользотворность, и выжимание оной буквально на пустом месте, типа перепродажи бракованных цанговых карандашей на фабрику, где из них наделали эжекторов для своего оборудования. Суммы на счету корабля интересовали Грибыша чисто академически, так цокнуть – потому как всё, что нужно белке, имелось в жыме бесплатно и почти в неограниченном количестве. Почти вслуху того, что ограниченность пространства всё же ощущалась, особенно если потусоваться там несколько лет. Главное, что там же существовала и грызуниха, и ладно бы какая-нибудь, так к тому же грибышевская согрызунья Рижа – а это в пух, собственно...

В пух Грибыша угодила шишка, запущенная белкой из окна. Вспырившись яблоком по тому вектору, грызь построил на сетчатке изображение грызунихи, каковая свесилась сверху из окна и хихикала. Надо думать, ведь всю стену фальшдома оплетали трубы и кабели, большей частью вообще ни к чему не подключённые, а только держащие плющ и виноград. Ну а уж лазила Рижа как белка.

– Это кто такой пуховой?! – грозно всквохтнул Грибыш, указуя пальцем, но опоздал.

Примерно на слове "такой" только мелькнул рыжий хвостище, и грызуниха с шуршанием исчезла под виноградной шубой. Зачастую её было трудно отличить от белочи – на внешний слух, само собой. Под шёлковыми ушками белочки порой появлялись такие перемыслия, что происходил вынос мозга у любого – правда, как и всякая дикая белка, Рижа могла цокнуть об этом только согрызуну, да и то если попросит. Грибыш и просил, потому как и приятно, и даже местами полезно. Бывает сядет, распушится, и цоцоцоцо...

Как это зачастую с ним случалосиха, грызь таращился на звёзды – за невозможностью сделать это впрямую, через тэ, который рисовал точную картину с данной точки пространства. Собственно, отнюдь не любовь к торговле завела двух грызей на корабль, а непреодолимое стремление к звёздам. Невозможно было цокнуть логически точно, но Грибыша и Рижу охватывал диковатый восторг от созерцания ночного неба, и более того – они прекрасно ощущали, что перемещаются по известной части Вселенной – по спуду, как это называли из-за аббревиатуры ИЧВ на тоадоидском языке. Было немало грызей – даже скорее большинство! – которые не улавливали разницы между созерцанием звезды на экране дома и созерцанием её же на таком же экране в корабле. Грибыш и Рижа были из тех, кого конкретно плющило – настолько, что они даже не дождались мест в грызунячьем флоте, а прыгнули на первый подвернувшийся корабль, как только появилась возможность. Впрочем, это оказалось в пух, ибо Грибыш дал занятий своей Жабе, а Рижа получила возможность усиленно изображать из себя белочь и при этом разбрыливать на обобщённые темы – жым для этого подходил отлично.

"График" в основном состоял из четырёх модулей "Циклоп" тоадоидского выпуска, каковые по функционалу равнялись беличьим "Ёлкам". Внешне это были более чем полукилометровые восьмигранные пирамиды, узкая часть коих являлась поворотной башней и в ней помещалась мотор-пушка, однопухственно годная как мотор и как пушка, что неудивительно. "Циклопы", обращённые друг к другу широкими сторонами пирамид, соединялись стыковочными узлами по двое, а между их парами зижделся грузовой отсек – ящик упомянутого размера. Для снижения траты ресурса силовых установок каждая таковая была оснащена дополнительным движителем, торчавшим "соплом" назад по ходу корабля. Собственно, силовых установок было пять, но одна постоянно находилась в ремонтном модуле, каковой ухитрялся приводить их в годность примерно со скоростью выхода из годности, и главное совершенно бесплатно. Также в модульных слотах "циклопов" находился ангар для кораблей классом до фрега, и жым – больше особо ничего цокнуть про "График" не удастся.

Разве что цокнуть, что при движении... ну тоесть при относительном движении, строго цокая, корабль издавал характерные басовые утробно-булькающие звуки. Характерные, всмысле, для "циклопов". Как было известно, этот "шум" на близком расстоянии может искорёжить небольшой аппарат, если тот окажется без должной защиты, и опять-таки, если её отключить, долбёжку слышно тысяч за сто километров, настолько качается пространство от работы двигунов. Слегка крашеные зелёным металлические панели корпуса выслушили далеко не ново – правда, они и новые выслушили не ново. Но теперь знающее ухо улавливало характерные эффекты – в иных местах металл вспенился, превратившись в этакий крекер, а в других наоборот, поплыл, и там панели перекашивало от неровной толщины.

Само собой, жабьё, которого тут имелось много, плевать хотело на износ, и желание удовлетворяло. Были определённые шансы, что это приведёт к распаду на части, но небольшие, и на этот случай был разработан комплекс мер, чтобы с уверенностью говорить о сохранности груза и экипажа, конечно. Шишовее всего приходилось бронепластинам по линиям вдоль выхлопа движков, которые пролегали по всему грузнику – неслушая на лютую концентрацию там защитного поля, вещество выгорало. За один рейс, как посчитали, "График" распыляет в квантовом виде до тысячи тонн стали – спасало только то, что наплавить замену можно из подлапного материала своими силами, а следовательно только так и делали. Поставить все четыре двигателя сзади грузника было нельзя по нескольким причинам, так что два из них обдавали его выхлопом, и это приходилось учитывать.

Чувствуя несильный сквозняк из окна, где отродясь не было стекла, Грибыш прослушивал данные по грузопотоку и отсеивал то, что может быть полезно – потом отсеять ещё и ещё раз, чтобы осталось то, что наиболее полезно, а оттого более всего оценивается в галактических бобрах – единицах добра, как их называли. Не то чтобы это входило в его обязанности... собственно, в его обязанности вообще ничего не входило, если разобраться, так что это не повод не сделать полезняшку. Жабы делали тоже самое с пятикратной скупостью, но меньше учитывали общую пользу от перемещения. Всмысле, грызь с большей охотой брал на развоз саженцы, нежели бытовую технику, даже если за второе платили больше; это объяснялось тем, что саженцев много не бывает, а чайников – бывает, да и обойтись куда проще без второго, чем без первого. Ну и главное, вообще. Правда, последний аргумент на жабьё действовал слабо.

Сделав суммирование доходности по выбранному списку, Грибыш потянулся, зевнул во все резцы, и внезапно метнулся к окну. Рижа молнией пролетела по трубе между виноградной шубой и стенкой, только и слышалось, как быстро цокают когти по железу. Грызь однако тоже был далеко не обезбелочен, так что вылетел за окно, схватился за кабель, кувырнулся, и полез следом с неменьшей скоростью. Гонять грызуниху следует спонтанно, цокнул он себе, иначе какой смысл.

Вызывая взлёт мелких курочек, сидящих в листве, и опадение сушняка, грызи пробежали вокруг всего фальшдома, меняя направления с горизонтального на вертикальное и обратно – их это не напрягало, как и лазание головой вниз. Пару раз Грибыш и сорвался с трубы, но падать особо было некуда, всегда можно зацепиться за ту, что ниже, а совсем на земле – кусты. Рижа взобралась на стенку, которая соединяла фальшдом со стеной отсека, и сидела там как ни в чём ни бывало, сложив рыжие лапки и поводя не менее рыжими длинными ушками. Хвостовая часть белки свисала рядом, наглядно показывая, что она огромная – всмысле часть – и чудовищно пуховая, что уже относилось к полной грызунихе, а не только к хвосту. Будучи прямоходящей белкой с развитыми ходовыми лапами, грызуниха, как и остальные таковые, ухитрялась как принимать вид пухового шара, так и вид стройного и грациозного зверя.

– Цявк! – цявкнул Грибыш, висючи на стенке боком и уставившись на белку яблоками.

– Цявк цявк! – немедленно отозвалась Рижа, быстро мотнув хвостом туда-сюда.

Это была ещё одна отличительная черта белокъ – умение мотать хвостом. Возьми в лапу такую штуковину и попробуй ей мотнуть быстро – пух что получится. Рижа же справилась без усилий.

– Цявк цявк цявк! – зацявкал грызь, и снова бросился догонять зверька.

Бегать по жыму можно было долго, уж кто-кто а грызи это знали. Попадающиеся по пути тоадоиды, приземистые земноводные, едва успевали моргнуть яблоками, когда мимо пролетали два рыже-серых животных, причём пролетали чаще всего или по стенам, или вообще по потолку, держась за подвеску для вьюнов. Грибыш собственно и не думал сразу догнать грызуниху, и когда чувствовал, что вот-вот схватит хвост, притормаживал, чтобы продлить удовольствие. Правда, стоило учесть, что Рижа тоже переключалась очень быстро и безо всяких причин – на то они и два согрызуна, чтобы. Белка, только что летевшая по стенке с высунутым языком, внезапно спрыгнула на пол, вспушилась, и на мордочке появилось задумчивое выражение.

– Посиди-ка на хвосте, – цокнула она совершенно спокойно, – Стало быть, что всё-таки получается с тем речным песком, там коэффициент какой?

Глаза Грибыша разъехались в разные стороны только на пол-секунды, сколько ему потребовалось для переключения из режима "белочь" в режим "грызь". Грызь похихикал и вспушился.

– Ты имеешь вслуху коэффициент отображения? – цокнул он, – Зависит от многих факторов, но для расслушанного нами случая около ноль, ноль ноль ноль два.

– ОЯгрызу, так мало! – фыркнула Рижа, почесав за раковиной.

– ОЯгрызу как много! – поправил Грибыш, – Если бы было допуха, речной песок был бы разумный просто сам по себе, безо всякого вмешательства.

Они имели вслуху натуральный речной песок, как ни странно. Соль в том, что в ходе длительных исследований было выяснено, что река, протекающая в населённой местности, не является просто механическим потоком жидкости, но ещё и содержит сложнейшую информационную систему, каковая базируется в основном именно на песке, на котором течение воды создаёт узор. Грубо цокая, если местность будет идеально ровной, ветер – строго постоянный, и всё остальное в таком духе, то узор получится абсолютно идентичным. Однако стоит мельчайшему жуку упасть в воду и подрыгать лапками, как это незамедлительно отражается на песке.

К этой факте добавлялся тот факт, что в Союзе давно была известна Рядная технология, машинное досчитывание неразумной нервной деятельности до разумной. Теперь же вставали перспективы досчитывания до разумности информационной сущности реки – собственно, река бралась только как один из наиболее понятных объектов, такая же штука относилась к лесу, полям, морям, и так далее. Получив по головам подробным отчётом об этой работе, Грибыш и Рижа никак не могли выкинуть это из головы и всё опушневали. Самозверей, или консолидатов, они слышали неоднократно собственными ушами, это была не новость, а вот самореку пока представляли плохо. Белка взяла согрызуна под лапу, они уселись на ближайший короб вентиляции и как следует прочистили ещё раз, что уже успели выучить по теме.

С того места, где они сидели на хвостах – потому как хвосты мягкие и сидеть на них удобно – открывался неплохой видок на внутреннюю часть жыма, на самом деле диаметром от силы метров триста, но из-за оптической иллюзии казалось, что там несколько километров, и без дальномера доказать обратное нельзя. Жилые зоны располагались террасами, образуя эдакий ступенчатый стакан; сверху, в широкой его части, был купол "неба", светящийся и имевший жёлто-зелёный цвет, как на родной планете жабья. На самом деле потолок был выпуклый не в ту сторону, в какую казалось, и в центре всего пространства имелась зона невесомости, где грызи зачастую летали на самодельных крыльях, не боясь грохнуться.

Вслуху наличия жабья по террасам вниз текло большое количество потоков воды, но в основном пруды были стоячие, потому как жабьё любило тинку и ряску. Это спасало от превращения жыма в подобие гидропонной оранжереи, и собственно, давало возможность существовать там грызям. На самом деле тоадоиды устраивали так, чтобы в одном месте было ооочень сыро, а в другом сухо, чтобы на контрасте лучше ощущать сырость. Также немаловажно было то, что они всё устраивали скупо – и не то чтобы скупо, а Скупо, так что тратить лишнюю воду не собирались ни разу. Вслуху этого в жыме "Графика" обитало не только жабьё, но и некоторые другие звери – грызи, фелины, хвиньи, лиситы, и так далее; команда составляла около сотни единиц, так что всех припомнить удавалось с трудом.

По крайней мере, белкам тряслось вольготно – имелась возня, не имеющая никакого конца и края в принципе, а также кусок Мира, вполне попадающий в пух. Грибыш и Рижа раскопали несколько огородов, сажали кусты и варили варенье и делали настойки, как у себя в Лесу. Собственно, попробуй кого замани мотаться по галактике при отсутствии этих факторов – всмысле, с целью просто возделывать профит, по большей части из любви к данному искусству. Грызь оправдывал своё название и растил в том числе грибы, каковые вполне пользовались популярностью среди наличного контингента, а Рижа ухитрялась делать пряжу из войлочной ивы и затем ткала полотно. Правда, потом она обрабатывала полотно текфоцементом, и оно приобретало прочность лучшей синтетики.

Рижа, кроме всего прочего, была недурна не только побегать по стенкам, но и поцокать о математических моделях – а тема с саморекой была самая то! Белочка просто лапки потирала, насколько самое то – покопаться в формулах она уважала настолько, что делала это совершенно бескорыстно.

– Так каким образом вот такущий интеграл? – вопросила грызуниха, начертав интеграл когтем на песке.

– В душе не грызу, – зевнул Грибыш, и потом уточнил, – Всмысле, как по науке.

– А не по науке? – склонила ухо Рижа.

– Не по науке – кустарно. Берёшь формулу! Солишь её! Пухячишь в кастрюлю... не, это не про то, – хихикнул грызь, – Йа имел вслуху, берёшь формулу и заряжаешь ЭВМ тупо перебирать варианты, пока не подойдёт. Тут нужно ведь не академически решить, а практически, поэтому не суть важно, сколько ещё решений есть помимо того, что выплывет первым.

– А если мне надо наименьшее значение, – задумалась белка, – Значит будет наименьшее значение, если начать подбирать от нуля. А дробность... ну понятно, повторением цикла. Кстати, хорошая мысль. Когда разгрызу этот орех как положено, проверю подбором.

– Сто пухов, – распушил щёки Грибыш.

Он произвёл один-два тиска над грызунихой, чтоб та не расслаблялась. Тушка белки отличалась исключительной мягкостью и шелкошкурием, что впрочем относилось и к самому инициатору тисканья, так что всё попадало в пух. Рижа хихикнула, показывая на рыжий хвост, мелькающий среди зелени – судя по подтявкиванию, там проходили лисо, те самые что более всего занимались проверкой персонала и пассажиров, когда такие случались, чтобы чего не вышло. Нельзя не признать, что справлялись они так себе, постоянно пропуская наркоманов, дебоширов и прочую неполезняшку. Правда, к их чести, это не стало причиной не пропускания тех, кого следовало пропускать.

Последний раз, когда произошёл косяк, был случай с каким-то серым существом, имевшим длинное название. Незадолго после вылета с места назначения оно набросилось на лисита и непременно поравало бы его в клочья, вслуху наличия клыков и когтей, но клыки и когти не осилили ремиттерной защиты. Ментаскопирование выявило, что существо вообще склонно к спонтанным нападениям на организмы. Выбивая клин клином, жабьё спонтанно решило выбросить пижона за борт, что собственно и было сделано.

Грызи ещё немного – с часок – поцокали про интегрирование функций речного песка, а потом пошли варить борщ, радуясь тому, что почти всё необходимое для этой функции они найдут на собственном огороде. В отличие от жабья грызи имели режим "белочь" и могли нарезать овощи, а жабьё не могло, потому что его душило! Ведь если посмотреть сухо – а так и смотрели – то переводить сложнейшие клеточные структуры овоща в примитивный набор веществ для питания есть чудовищная расточительность и преступление против Жадности. Вслуху этого жабьё питалось только синтезированной органикой, которую без специальных тестов пух отличишь от естественной.

Когда же Грибыш и Рижа наконец приступили к поглощению эт-самого, у грызя запищал вызов на комме. Комм, который комм-уникатор, всегда находился на запястьи лапы, как и у всех сотрудников в экипаже – он был достаточно лёгкий, чтобы не замечать его. "Внимание, ВВП!" – прочитал грызь на экранчике прибора. В данном случае под ВВП, вне всякого сомнения, имелась Возможность Внезапной Прибыли. Что для жабья, как понятно, приравнивается к боевой тревоге... а часто и превосходит оную по степени авральности. Грибыш цокнул, вспушился, и ещё раз цокнул. Только после этого он включил собственно связь.

– Флак? – осведомился грызь, – Почём перья?

– А, грызо, – квакнуло оттуда, – Перья – да. Ничего из ряда вон, нашли группу астероидов, судя по всему ржущую содой весьма чистые раздруляпий и лумумший.

– О пух, – помотал головой грызь, – Это какие атомные номера, сейчас...

Грибыш включил проектор комма, высветив на стол экран терминала ЭВМ, и продолжая лопать борщ деревянной ложкой, щёлкал курсером. Запоминать, кто как называет те или иные вещества – мозга не хватит, так что искал по атомным массам. Оказалось, что это весьма редкозёмы.

– И что, там – чистые? – усомнился грызь.

– Проверить-то надо, а вдруг. Набьём закрома, а чем болото не шутит, так ещё и продадим.

– Посиди-ка, – задумался Грибыш, – Астероиды тут?

– Да, очень далеко от звёзд, – подтвердил Флак, – Выморожены вдрызг. Подробно осмотреть нельзя, только при сходе со сверхскорости. Если жадно... ну, как это... если в пух, вот! – если в пух, смотаешься с Мырдом на фреге?

– А напуха мне там Мырд? – цокнул грызь.

– Натаскивать. Тебя тоже когда-то натаскивали, пуховой шар.

– Ах да, забыл... Тогда смотаюсь, – цокнул Грибыш, и перевёл яблоки на белку, – Бельчон, йа смотаюсь?

– Ну, думается да, смотаешься, – хихикнула Рижа.

Грибыш в очередной раз убедился, путём яблочного вспыра, что белка очень рыженькая и пушистенькая, и на этом заключил, что всё в пух, а следовательно можно смотаться. Из инвентаря грызь брал с собой только термос для чая и кулёк орехов – правда, термос был десятилитровый, а кулёк на три кило. Комм он не взять просто не мог, потому как тот снимался только по команде центральной системы управления, а так только ножовкой. Грибыш прошёлся через жым, обходя особо обводнённые зоны для жабья, и влез в транспортёр – кабину навроде небольшого трамвая, чтобы перемещаться между отсеками огромного корабля. Грызю зачастую снились все эти кущи, которые трамвай проходил, как в туннеле, потому как в этом было что-то нереальное, или по крайней мере необычное, потому как нигде больше организм не двигался в туннеле.

Транспортёр дотащил хвост до шлюзовой камеры ангара, где следовало поместить себя в скаф. В самом ангаре не было воздуха ради экономии, потому как помещение здоровенное, почти как жым, а воздух там совсем без надобности. Эта самая шлюзовая камера освещалась зелёными лампочками -не из-за каких-то причин, а просто так! Потому что везде были не зелёные лампочки, а здесь зелёные. По стенам находились шкафы со скафами и прочим барахлом – лапные инструменты, КИП, защита, и всё такое. Грызь выволок скаф из своего шкафчика и стал упаковываться; вслуху того, что скаф имел огромные внутренние объёмы, упаковываться было легко. Стандартный скаф был не тот, что для монтажников, и в вакууме раздувался, как подушка – но это не мешало двигать конечностями, что в пух. Огромный пуховой хвост Грибыш пристегнул ремешком к спине, чтобы не мешался, и таким образом влез таки, затем проверил герметичность. Запищал комм, и грызь ткнул в него, вынув лапы из рукавов скафа.

– Ну чё, есть чё? – прихрюкнул Мырд.

– Сто пухов, – цокнул Грибыш, – Сейчас буду.

– Мне ещё минут десять, – предупредил хвин.

Хвиньи отличались почти полным отсутствием пуха, только на головной части у них имелась грива, что выслушило довольно смешно. У тоадоидов например вообще не имелось никакой шерсти, но это выслушило уместно, а так всегда казалось, что хвин напялил шапку. Впрочем, Грибыш не особо разглядывал хвиней, да и поржать у него было над чем помимо оных. Вообще же бесшёрстые были довольно странными существами, что объяснялось их стайной эволюцией – другие, если на то не было надобности, старались держаться от них подальше, просто для сохранности мозга. Однако сейчас надобность была, требовалось действительно натаскивать Мырда на выполнение хузяйственных операций – ну, точнее, просто зафиксировать отсутствие тупака, потому как сам Грибыш был далеко не такой специалист, чтобы кого-то обучать в полной мере.

Вспушившись, грызь прошёл через шлюз, автоматически хлопнули двери, и он стал спускаться по лестнице уже в ангаре без воздуха. Сам ангар освещался еле-еле, потому как и скупо, и незачем, то есть в конечном счёте всё-таки скупо. Впрочем, в ортодоксальных тоадоидских мирах вообще не было никакого освещения нигде! Просто каждый носил с собой годный фонарь на плече или голове. Здесь же хоть как-то было слышно – с одной стороны стояли тракторы с ремблоками, "Фроги", два М-29 и котанки, с другой – фреги Ф26 в различных модификациях. Грибыш направился к "Тигребу", размалёванному в оранжево-бело-чёрные полоски; в целом это был обычный 26-гранник, но с выпяченым вперёд "зобом", содержавшим загребущий трюм для сырья. Хоть без песка, подумал грызь, чудовище будет сидеть в другом корабле, потому как в один добыча может и не влезть. Он опять пощёлкал по комму, и в борту фрега открылся люк, бросив сноп света на пол ангара.

Грибыш забрался в корабль, дошёл до центрального поста управления, проверил все данные и герметизировал верхнюю палубу, чтобы меньше расходовать воздуха. Можно надуть и весь объём, только напуха. Палуба закрывалась влапную – надо было убрать лестницу и привинтить крышку диаметром два метра, вращая здоровенную круглую ручку.

...проверка герметизации... на пятёрочку.

После этого грызь включил запуск двигателей и одновременно наддув атмосферы в отсек. Процесс хорошо прослеживался по тому, как сдувался раздутый скаф от роста внешнего давления; стрелки индикаторов, которые показывали данные с двигателей, тоже ползли вверх. Ползли, потому как на фреге, как и на большинстве других судов, была дублированная аналогово-цифровая система управления, позволявшая при надобности вообще отключить ЭВМ. Кроме того, на панели приборов имелся стандартный и очень простой глюкометр, который однако отлично работал. Грибыш протянул лапу и нажал красную кнопку "пуск".

– Слушай и повторяй, – цокнуло из динамика, – Каждая-каждая белочка, орехи ложит, ёлочкой.

– Каждая-каждая белочка, орехи ложит, ёлочкой, – повторил грызь, и на панели загорелся зелёный огонёк.

Глюкометр мог попросить также назвать некоторые общеизвестные факты, или попрыгать на одной ноге, например, для подтверждения здравости памяти и трезвости ума. Впринципе блок можно было отключить, но вне аврала делать это запрещалось. Всмысле, как и в любом случае с запрещением, запретили сами себе и поставили соответствующие алгоритмы в вычислитель – воизбежание. Грибыш вылез из скафа, устроился в одном из кресел, каких тут имелось два, и вспушился, потому как воздух был ещё прохладный после выгона из баллонов. Кресло собственно таковым не являлось, потому как просидеть в простом кресле несколько суток практически нереально. Устройство не только поддерживало туловище в наиболее удобном положении, но и давало на организм импульсы для изменения его состояния воизбежание осложнений от неподвижности. С непривычки казалосиха, что мышцы колотит дрожью, но потом наступало привыкание, не мешавшее даже спать. Кроме того, к креслу крепилась пухова туча ящичков, в которых было всё что нужно, включая полевой вариант кухни и малый земляной ящик, дабы вспыриться на.

Так, послушал параметры Грибыш, значит "Тигреб" – это в пух. На этом фреге были установлены мощные сырьевые хваталки, а также оборудование для сканирования. Стандартный транспортный Ф26, на котором собирался лететь Мырд, тоже был годен для этих операций, но в меньшей степени – он просто потратил бы много времени на сканирование вещества, хотя бы. Развалившись в кресле, которое не совсем кресло, Грибыш снова услышал сигнал комма и переключил на видео. На экране появилась серая длинная мордочка Аврисы, похожая на лисо – хотя её вид со сложным названием на самом деле лисо не являлся.

– Ну как, готовы? – осведомилась она, продолжая резать лук.

Это Грибыш цокнул даже не видя – именно лук. В нулевых, серая смахивала слёзы, а во первых звук слишком характерный. Ну и, ясное дело, было понятно, что она работает прямо на кухне.

– На сто пухов, – кивнул грызь, – Запустишь?

– Запущу. Я вот думаю, а если там нет нишиша?

– Как это нет?

– Нет как нет. Я тебе буду рассказывать про интерференцию того, что не должно интерферироваться? Будет перерасход, – хихикнула Авриса.

– А попуху, тогда железа наберём, – цокнул Грибыш, – Всё равно набирать, а на станции назначения пух чего наберёшь.

– Тогда смотри сам, – кивнула серая, – Поехали.