Текст книги "НП-2 (2007 г.)"

Автор книги: Максим Гурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

И вот вроде бы полюбил я таки Тёмну всем сердцем в ту далёкую весну 2000-го года, но что-то «дело» никак не двигалось. Вообще, наверное, основная проблема наших с ней отношений всегда была в том, что каждый из нас себе казался грязнее и хуже, чем казался другому; отсюда рождалась элементарная боязнь что-то в другом испортить. При том, что, на самом деле, в том, каким каждый из нас виделся себе сам, была некоторая сермяжная правда, и портить нам с Тёмной друг в друге было особо уже нечего, потому как всё, что можно в нас было испортить, испортили в нас уже совершенно другие люди. Тем не менее, так мы и обольщались на счёт друг друга, потому как обольщались и на свой собственный счёт, а человеку вообще свойственно воспринимать себя умнее и опытнее, чем на самом деле он есть. Свойственно, конечно, порой и обратное – спору нет. Кому что и смотря, на каком жизненном, блядь, этапе J.

А может, короче, и в чём-то ином была проблема наших отношений с Тёмной – не знаю. Какая, собственно, разница, если главное – это повсеместное разрушение субъектно-объектных отношений вообще, устранение грани между любыми из человеческих «я», и, в конечном счёте (что неизбежно, если грань между «я» и «не-я» будет устранена (а это, в свою очередь, будет точно!)) превращение Вселенной в точку! А дальше точка уже сама разберётся, как ей быть дальше. Тут смайлик. На всё воля божья. Воля точки. (Смайлик делает вид, что извиняется.)

А может быть и есть разница, в чём именно состояла проблема наших с Тёмной отношений. С пятой стороны, а была ли вообще какая-либо проблема? (Пешкову поклон.) Не было никакой проблемы. Всё было как надо. Всё вообще всегда складывается наилучшим образом, но… не с точки зрения человека (кроме одного случая), и это нормально, потому что Человек с точки зрения Бога – что камень, что ветер, что река, что равнина, что звёзды в небе – так, один из кусочков неделимого сущего.

Что же до «одного случая», так это я просто-напросто о том, что есть всё же вариант (единственно верный, кстати J) воспринимать всё, что складывается, как складывающееся именно наилучшим образом. Для этого нужно всего лишь одно (тут смайлик) – чтобы точка зрения Человека совпадала с точкой зрения Бога. А для этого требуется уже совсем пустячок – чтобы точка зрения Человека совпадала также и с точкой зрения Камня и Ветра. Но не с тем, что думают обо всём этом Камень и Ветер по мнению человека, а с тем, что они думают на самом деле. Однако камни не думают. Следовательно, человека быть… Тут смайлик.

Следовательно субъектно-объектные отношения должны быть нивелированы или, если угодно, преодолены.

(Как правило, меня не понимают лишь те, кто просто глупее меня. Не всегда надо городить огороды, чтобы сказать очевидное. Тут смайлик.)

Так ли, иначе ли, но (оно же – однако J) моя новая любовь, синтезированная мною самим по отношению к Тёмне, которая всегда была и остаётся объективной красавицей (поскольку сейчас она, как и я, без пяти минут медийное лицо, со мной, ввиду очевидного, с лёгкостью согласятся многие), дарила мне радость, эдакий новый праздник, потому что Тёмна дарила мне некую сложную внутреннюю боль, которая, как я вам уже докладывал, и является основным движущим нервом любой любви. Тут кто-нибудь толстопузый и умный (тем более претендующий на подобную роль) может мысленно воскликнуть: «Ага! Попался! Всё-таки синтезированную!» Но, нежно похлопав подобного критика по пузу, я могу искренне ответить только одно: да, синтезированную, но, во-первых, синтезированную не кем-нибудь, а мной, а, во-вторых, синтезированной является, извините, любая, извините, любовь, и лишь немногие люди, которых впору назвать смельчаками или Истинными Людьми, отдают себе в этом отчёт. Смельчаками же их можно назвать потому, что сам факт осознания этого – есть максимально допустимый вызов Человека себе самому, поскольку, на самом-то деле, это вызов, который бросает ему Бог (который при этом Ребёнок – какой с него спрос? Тут смайлик.) – следовательно, это даже не вызов, а, скорее, «призыв». (Тут смайлик, решившийся было застрелиться, невольно пускает пулю в свой собственный глаз, потому что после нескольких осечек, не переставая то и дело жать на курок, заглянул своему пистолету в ствол J.)

С Тёмной, короче, всё было странно. Когда, например, между нами произошёл первый поцелуй, она в последний момент на секунду отстранилась и, как будто включив какую-то незримую кнопку, воскликнула, как заправская телеведущая: «Так! Внимание, первый поцелуй!», после чего первый поцелуй действительно немедленно начался и длился довольно долго. Однако продолжения не последовало, потому что при этом мы спешили на репетицию – петь, в частности, мои ебучие песни с живым составом, вследствие чего нас натурально ждали на базе ещё три человека: басист, барабанщик и гитарист. Я же говорю, Тёмна – волшебница! J

То мы играли с ней в шашки до рассвета, после чего она вдруг говорила: «Ой, а вот есть такой-то и такой-то удивительный человек!» Давай позовём его в гости – ты не против?» И приходил очередной удивительный человек. Я в конце концов уезжал домой, и едва успевал доехать, она, как чувствуя, немедленно мне перезванивала, и мы долго и трогательно трендели уже по телефону. В ходе этих уже утренних разговоров Тёмна обычно рассказывала, какой, в свою очередь, удивительный человек уже я.

Нет, у меня никогда не вызывало это тупого мужского негодования. Синтез удался мне на славу. Это была настоящая любовь, настоящая боль – единственное, что я, конечно, ни на секунду не забывал, что всё это со мною не в первый раз, и, если совсем честно, то и не во второй. И как всякий влюблённый, я полагал, что только мне доступно истинное понимание глубины Тёмниной души и что, мол, её можно и необходимо понять, ибо она меня, наверное, элементарно проверяет, а как, мол, иначе в нашем жестоком мире и всё, короче, такое J.

В итоге все были счастливы. Меня устраивал результат синтеза (как я теперь понимаю (тут смайлик крутит собственным пальцем у собственного виска)), потому как мне была необходима тогда искренняя духовная боль без наркотиков (по поводу невольного, но крайне удачного самоубийства предыдущего смайлика некоторым толстопузым дарованиям я уже всё объяснил несколькими абзацами ранее), а Тёмне, каковая в ту пору имела в очередной раз нескладывающиеся толком интимные отношения с совершенно другим человеком, необходим был, если можно так выразиться, секретный полигон, на наличие коего в большой политике столь выгодно иногда намекать и для чего я в тот момент подходил идеально. Короче говоря, мы были в то время друг другу нужны. А что тут удивительного – я всегда говорил, что Бог работает оптом. Да и был ли бы Богом он, если б разменивался на розницу? Смайлик ли тут? (Почти поклон Пешкову.)

То Тёмна звонила мне в четыре утра (в четыре десять, если помните, 22-го июня «начала-ась», как в песне поётся, война. О том, что началась она всё же именно в четыре десять, там, если помните, не поётся. Поётся, что «ровно в четыре часа». Песня есть песня. Слова оттуда не выкинешь. У креста четыре конца как раз. А у красной звезды их пять. А четыре десять – это как раз, с точки зрения нумерологии, пять J. Но тут нельзя забывать, что в основу расчётов времени положена шумеро-вавилонская шестиричная система, в которой четыреи один– это вряд ли то же самое, что пятёркаJ тех, кто считает десятками J. Но бог работает оптом) и говорила примерно следующее: «Я устала пить пиво с Таким-то (удивительным человеком J)! Пойдём погуляем!»

– Я не могу, к сожалению, поймать до тебя «тачку». – был вынужден говорить я.

– Я приеду сама. Через полчаса. – говорила Тёмна. (Когда мы будем старенькими нам будет нравиться это вспомнить. Извините за выражение J. Наше поколение – первое, для которого Время не существует. Это так, к Слову.) И я вставал, шёл чистить зубы, застилал кровать и выходил на улицу.

Как правило, Тёмна приезжала не одна (хоть и не всегда), а с тогдашней женой нашего тогдашнего басиста, которую тоже звали Тёмной, и которая тоже играла на бас-гитаре. Басист наш работал в охране таможенного терминала «Останкинский». Некоторое время там работал и я, но потом нас с Вовой, так звали басиста, «приняли» с героином, а поскольку завязка с этой работой принадлежала его маме, то мне пришлось уйти. Вова же до некоторых пор оставался. Охранникам там каждую смену выдавали по полтора литра азербайджанского, но хорошего J коньяка в пластиковых бутылках из под лимонада, дабы нам было интересней держать в секрете тот факт, что в одном из ангаров хранятся не только турецкие джинсы.

Работал Вова сутки через трое, и раз в четверо суток его юная супруга оставалась одна в пустой квартире, что вызывало у неё, по молодости лет, панический ужас. К чему это я? Да к тому, что с этим коньяком в бутылках из-под кока-колы Тёмны обычно и приезжали.

Короче говоря, мало того, что 8-го марта 2000-го года я «развязал» со своим половым воздержанием (об этом позже) и вовсе не с Тёмной, так в конце мая, устав от всего этого безобразия и игры ещё в трёх коллективах, помимо своих «Грёбаных будней», я и вовсе полетел на неделю в Гренландию. Но об этом тоже, пожалуй что, позже. Скажу лишь, что ночь на 2-е июня 2000-го года была последней ночью моего там пребывания, а уже в ночь на 3-е я наконец переспал с Тёмной.

VII.

Внутри меня есть нечто, что говорит мне, как надо делать. (В какой-то мере Бог – всегда инкуб. Согласно христианской и, в частности, православной бытовой доктрине, Мужчина – Бог, Женщина – Церковь, но Мужчина сам по себе является Женщиной Бога, потому что… он – его Сын.)

Иногда люди избегают слушать то, что я им говорю на так называемые общие, то есть главные темы. Я говорю о людях, относящихся ко мне мягко говоря хорошо в реальной жизни. Просто когда я говорю что-то наиболее для меня важное, они – в основном, это женщинки – мило улыбаются (как внешне, так и внутренне), будто бы говоря: « Да-да-да, всё понятно. Договаривай скорей, раз уж это тебе так нужно – всё равно я люблю тебя не за это, а за то, что иногда ты говоришь, а главное, делаешь то, что мне действительно нравится, устраивает».

Вообще женщины, конечно, существа удивительные, и моё сравнение Женщины как таковой в первых «Новых праздниках» с Серебряным Копытцем Бажовским, пожалуй, всё-таки весьма правомерно – ведь есть в них в целом что-то совершенно дурацкое, но, вместе с тем, невероятно забавное и притягательное.

Так, например, если Женщине что-то неинтересно, она никогда и не подумает поискать причину в себе. Если рядом с ней нет грамотного Руководителя или если она, скажем, не была в прошлой жизни мужчиной, ей и в голову не придёт подумать в том направлении, что, возможно, что-то неинтересно ей сейчас именно потому, что Бог счёл необходимым временно ввести её в заблуждение (Коран-forever) для того, чтобы в ходе этих своих (своих-своих – чьих же ещё! Не боговых же! J) заблуждений она оказалась бы наконец уже перед настоятельной, необоримой, необходимостью поработать уже над собой в том или ином направлении. В то время, как если бы она СВОЕВРЕМЕННОпроявила чуть больше внимания к тому, что некогда она с такой лёгкостью от себя отмела и что показалось ей столь неинтересным (а ведь корень потери интереса к чему-либо всегда лишь в притуплении нашего собственного внимания), ей, весьма вероятно, и не пришлось бы так впоследствии мучиться. (Поэтому, независимо от вашего пола, будьте осторожны с тем, что кажется вам незаслуживающим вашего пристального внимания…)

Однако Женщине не близка (неинтересна J) идея Бога в принципе. Что-то такое есть для неё в этой идее, что, как ей кажется, сверх всякой меры сковывает её. В том же, что определение этой самой меры является личным делом каждой отдельно взятой гражданки (как мы знаем из предшествующих глав, отдельно вообще никого брать нельзя, но… женщины не знают этого J) глубоко уверена любая из них. Отсюда и их ложное ощущение постоянно совершаемого ими снисхождения до выслушивания жизненно важных для мужчины сентенций.

Однако меня лично это нисколько не обижает. Я же говорю, они все – потрясающе трогательные (тут смайлик), такие смешные зайчики (некоторые и впрямь солнечные!), так надувают губки и морщат носики – как на таких обижаться? – смешно. Кроме прочего, кто, как не я, пишет от их лица песни, в которых содержится то, что им (по их же признаниям) всегда хотелось высказать, но только вот никак не удавалось сформулировать свои мысли в виде, доходчивом и до других. И потом, кто, как не я, знает, что в тех ситуациях, когда ты ведёшь себя как Мужчина (в представлении Женщины (то есть, в представлении Мужчины, упрям и бе с сердечен, как Женщина)), самые сильные из них становятся слабыми и кроткими; бегут за нами, как собачонки, и вообще становятся беззащитней падающих осенних листов.

Только, видит Бог, я не могу долго вести себя, как баба, по моим представлениям, то есть быть Мужчиной с точки зрения Женщины. Ведь быть Мужчиной с их точки зрения – по сути дела, означает всего лишь быть ещё капризнее и упрямее, чем она, то есть быть Женщиной. J И это отлично, кстати, согласуется с моими многолетними наблюдениями за знакомыми «мачо» – мало с кем из них можно всерьёз иметь какие-либо дела, кроме, собственно, ИХ дел. Но женщины не знают этого. Обычно их отношения с «мачо» заканчиваются нелучшим для них образом. В первую очередь, по их же ощущениям.

Это происходит с ними как раз потому, что в момент выбора того из путей, который в итоге привёл их к страданию, они не считали для себя необходимым обращать драгоценное своё внимание на то, что на первый взгляд не выглядело в их глазах таким уж интересным, но зато гарантировано не вело их к теперешней ситуации, когда они оказались в совершенно непереносимых для себя обстоятельствах…

VIII.

Строго говоря (строго ли, впрочем? – ну да не суть), все наши (во всяком случае, устные, хоть и подозреваю, что правда страшнее J) высказывания можно поделить на два вида. Основным признаком в данной бинарной классификации, в данном случае, выступает наше самопозиционирование по отношению к адресату нашего же высказывания.

Всё, что мы говорим, включая и нашу лексику, и нашу систему аргументации, и, само собой, интонации, тому, кого мы воспринимаем как Нечто, находящееся на предшествующем нашему этапе развития (то есть, так или иначе, называя вещи своими именами, – ниже) существенно отличается от того, что мы лепечем тому, кого либо реально считаем более преуспевшим (Коран-forever) в том или ином деле, либо находим для себя выгодным занимать такую позицию. В чистом виде это не встречается только на первый взгляд, то есть только в тех случаях, когда, либо лень, либо недосуг всерьёз поразмыслить, а как же на этот раз.

Стоит ли говорить, что при таком раскладе, а он именно таков, совпадение нашего мнения об иерархии того или иного разговора с мнением того, с кем, собственно, мы и разговариваем – скорее исключение, чем правило. Поэтому, как правило, всё, что мы говорим – чушь. J И это единственный вид взаимности, который достижим при так называемом личном общении.

(Тут смайлик вертит пальцем у собственного виска и вдруг с нарастающей скоростью начинает крутиться вокруг собственного пальца. Когда скорость увеличивается в достаточной мере, мы и вовсе теряем его из виду. Указательный ж перст его до поры остаётся в поле нашего зрения …)

IX.

Всё, чего я хочу; всё, что мне важно; всё, что мне интересно – это максимально эффективное управление максимально сложной Системой.

Нужно мне это, однако, лишь для того, чтобы Вселенная в том виде, в каком она существует на сегодняшний день, мягко говоря, изменилась бы до степени максимальной неузнаваемости, то есть, называя вещи своими именами, перестала бы существовать, потому что само наличие в мире всей этой незыблемой чуши вроде актива/пассива, управления/подчинения и, наконец, субъекта/объекта делает этот самый мир категорически непригодной средой обитания как для Человека, так и для Бога, а это уже серьёзно, поскольку без Бога в себе Человек существовать не может, как не может существовать без Человека Вселенная (то есть без Наблюдателя. Тут смайлик).

Ни в какой человеческой личности нет ничего такого, что оправдывало бы причинение каких-либо неудобств и лишений другой человеческой личности (даже несмотря на то, что все мы – всего лишь плод фантазии друг друга и существуем лишь друг у друга в головах, и это, в свою очередь, точно так). Этого не следует делать хотя бы потому, что наша же голова первая этого нам и не простит, потому что кроме всего прочего в головах у нас сидит Бог, хотим мы того или нет (а у кого не сидит – того самого следует посадить в тюрьму. Тут у смайлика вырастает нимб, а в попытке взглянуть на него глаза его вылезают на лоб, словно он вовсе не смайлик, а заживо сваренный рак) .

Однако существует несколько причин, исключающих нормальные человеческие отношения в принципе, то есть исключающих возможность даже при самом никого ни к чему не обязывающем разговоре ничего не повредить в собеседнике.

Во-первых, не существует людей, считающих себя глупее других. Во-вторых, нет людей, у которых есть совесть. В-третьих, людей… нет вообще.

Помните про вымерших динозавров? На самом деле, это о людях. Претензии же теней смешны даже смайликам…

X.

Лучший мир – это точка. А лучшая точка – это её отсутствие. Так вОт…

XI.

Правда – страшная. Только поэтому её и не любят. И рады бы любить, да… страшно. Так вОт…

XII.

«Да, я знаю, что мужчины, когда им сложно, предпочитают просто выпить!» – сказала мне на заре наших отношений Элоун (он же, по сути дела, закат, хоть и общаемся мы + – и до сих пор) с интонацией, какой обычно говорят нечто важное для себя, но то, что, по ряду причин, на самом деле хотят выдать за нечто малозначительное, чтобы таким образом дать понять тому, с кем ты говоришь, что тебе и впрямь интересна его история, провоцируя его тем самым на продолжение монолога, что нужно тебе, на самом деле, для того, чтобы твой собеседник (как правило, мужчина J) уже наверняка вверг бы себя в ситуацию, принимать решения в которой уже точно придётся не тебе лично. Так вОт…

XIII.

Так вот. В тот раз я тоже очень старался, но всё-таки где-то к концу мая 2000-го года оченно заебся. (Об это можно прочесть тут: http://www.raz-dva-tri.com/JA-1.

doc) И хотя я уже давно зарёкся ездить куда-либо с маминым детским хором и действительно уже несколько лет следовал собственному зароку, тут показалось вдруг мне, что уж этот-то раз как раз именно такой и есть, когда допустимо исключение, поскольку временно сменить обстановку необходимо до такой степени, что для этого можно и с маминым хором… в Гренландию съездить.

Сказано-сделано. Почему бы, и в самом деле, не поделать немного нечто себе несвойственное? J

Накануне Тёмна опять сказала мне что-то крайне неприятное, но что, каюсь, теперь я уже, конечно, не помню. Факт тот, что водки я, разумеется, выпил.

Мы сидели на лавочке с другой Тёмной, женой басиста, и были в одинаковом положении. Мир казался нам несправедливым. Её обидел её тогдашний супруг, меня обидела Тёмна, и поэтому мы сидели с ней на лавочке в сквере на «Китай-городе», грустили и пили водку. Мне было 27, ей – 21, но нам обоим в то время ещё казалось чудовищно несправедливым, что в ответ на искреннюю любовь, нежность и реальную заботу о другом человеке в девяноста процентах случаев ты получаешь от него по лицу ссаной тряпкой. Да, тогда это ещё казалось странным.

В итоге водки мы попили с ней хорошо и тут уже я не помню: то ли мы целовались с ней, то ли нет, не помню. Наверное, всё же разок поцеловались в метро. Потому что само ощущение поцелуя с Тёмной-младшей я помню, и очень даже ярко, а того, чтоб я действительно это делал, почему-то не помню. Странная штука. Кроме этого, я потерял свой рюкзак, в котором лежали три специально купленные мною в тот день книжки, что собирался я подарить перед отъездом в Гренландию Тёмне-певице, поскольку мало того, что, как я уже докладывал, не понимал тогда, почему в ответ на доброе отношение всегда получаешь ссаной тряпкой по морде, так ещё и полагал, что это можно исправить путём ознакомления человека с некоторой информацией. Третьей книжки я не помню, но остальными были «Крестовый поход детей» Воннегута и «Анатомия человеческой деструктивности» Эриха Фромма (хотя, возможно, третьей книжкой была «Пена дней» Виана J. Скорее всего).

Меня это так раздосадовало, что на следующее утро я занял денег, снова пошёл в магазин, снова купил эти книжки и всё-таки подарил их Тёмне.

Дальше не помню уже почему, но в итоге я опять надрался, вернулся домой, случайно разбил свою любимую пепельницу и лёг спать. Наутро нам предстояло ехать в аэропорт и лететь, собственно, с маминым хором в Гренландию.

Да, я просто устал играть в четырёх командах, устал от проблем с Тёмной и просто нуждался в «перезагрузке». Гренландия подходила для этого.

В семь утра за нами должна была заехать мамина переводчица, муж которой любезно согласился отвезти нас всех в «Шереметьево».

Помимо дежурного «доброго утра» и представления друг другу по имени, состоявшегося ещё в машине, первыми словами Элоун, обращёнными ко мне лично были следующие: «Максим, там Вас, по-моему, ищет Ваша мама…» и очень вежливая улыбка после. Это действительно было так. Моя мама в принципе человек нервный, а когда она с хором – тем более. Что и понятно, даже если не быть, подобно мне, среди прочего, учителем. Она сама убежала куда-то на таможенном контроле и сама же немного потом заблудилась. Однако всё это неважно. Важно то, что мне понравился голос этой девочки и её интонации. Впрочем, не подумайте ничего излишнего. В голове прочно сидела Тёмна, хоть сейчас, по прошествии многих лет, мне кажется неслучайным, что только что, как говорится, «на автомате», я написал всё же «в голове», а не «в сердце». Ну да не суть.

И мы прилетели себе в эту грёбаную Гренландию, и как-то неожиданно для себя сели вместе в автобусе, и как-то так вышло, что всегда в той поездке садились рядом друг с другом; и потом у неё порвался немного зонтик, а я ей его зашил, потому что шить – мой конёк. Не сказал бы, впрочем, что я мог бы соперничать с Эдуардом Вениаминычем в деле пошива штанов, но плюшевых собачек я в своё время шил весьма недурно, от этапа разметки и выкройки до финальной стадии пришивания носа и глаз.

В сущности, это поначалу трудно было назвать даже флиртом, однако всё изменили два последовательных эпизода.

Скажу сразу, Элоун – вовсе не alone. Она – великолепная жена и мать, прекрасный собеседник и вообще, как с особым цинизмом выражается Тёмна, «замечательный человек»! (Иногда она, впрочем, говорит «удивительный». Тут смайлик.) Существуют люди, которые изначально распространяют вокруг себя флюиды искренней доброжелательности. Я подчёркиваю, что искренней, а не той фальшивой улыбчивости, каковая, в сущности, и есть «американская мечта» в представлении обывателей по обе стороны Атлантики. Вместе с тем, сколь не выглядит это странным, от Элоун исходило нечто до невероятия сходное по своему заряду с энергетическим полем Имярек (молча всех посылаю к первым «Новым праздникам» (http://www.raz-dva-tri.com/novye prazdniki.doc

)), несмотря на то, что человеком, источающим флюиды искренней доброжелательности, последнюю назвать затруднительно (во всяком случае, если ставить перед собой цель быть правдивым. У смайлика снова краснеют щёчки).

Мы стояли на лестнице, ведущей на платформу гренландской пригородной электрички. Мы – это целая туса маминых училок, Элоун, да я. Кажется, полилог шёл о чём-то, касающемся верного направления нашего движения, то есть, проще говоря, туда ли мы пришли и в ту ли сторону нам ехать. Элоун особого участия в этом разговоре не принимала, но, как это свойственно взрослым людям, изо всех сил демонстрировала своё искреннее участие в сей, в сущности, беспредметной беседе, каковые тоже, в свою очередь, весьма свойственны взрослым людям. Она стояла сантиметрах в двадцати от стенки, а за её спиной, на перилах, вмонтированных в стену параллельно углу наклона лестницы, лежала моя рука. И тут она вдруг оступилась и, казалось бы, неминуемо должна была бы соприкоснуться с моей рукой, но… с быстротой реакции змеи я… убрал её.

Элоун, конечно, не упала (прежде чем отдёрнуть руку, я так же мгновенно оценил обстановку и понял, что в любом случае ей ничего не грозит – иначе я бы не убрал свою руку), но посмотрела на меня по меньшей мере изумлённо. «Почему ты так поступил?» – спросила она и улыбнулась (на «ты» мы перешли где-то в конце второго часа знакомства). К описываемому моменту я уже много чего успел порассказать ей и про Иру-Имярек и про Тёмну. Она тоже мне кое-что рассказала, какие-то свои истории, ну да не суть – ведь она рассказывала их мне J.

Просто всё просто. Разговоры в дороге с симпатичной особой противоположного пола всегда как-то к чему-то располагают, например, к откровенности, тем большей, чем более ты уверен, что встреча эта – чистая случайность. К этому времени, времени отдёргивания руки, я уже довольно часто ощущал сладко-болезненные импульсы того самого биополя, каковое ранее я всегда воспринимал как биополе Имярек. Однако… сие невероятно, но факт – это было биополе Элоун.

Уже потом, как принято писать, много лет спустя, я понял простую вещь (тут смайлик), что на самом деле никого из нас нет, и как кого зовут и кто там как при каких обстоятельствах действует, что говорит и что чувствует – не имеет решительно никакого значения, потому что с точки зрения Бога совершенно неважно – камень ты или ветер, человек или вакуум, – а точка зрения Бога – это единственная точка зрения, которой следует придерживаться таким двуногим тварям, как мы, если, конечно, не врать самим себе, а врать самим себе не следует уже потому, что врать нехорошо в принципе J.

Есть только импульсы внутри Единого Поля. Нет никаких Имярек, нет никакой Элоун и, тем более, нет никакого меня. Просто Бог-Ребёнок дважды посмотрел один и тот же мультик, а различия в этих двух мультиках, что на самом деле один и тот же, – это просто разница в его восприятии. Попробуйте сами дважды посмотреть одно и то же кино, и вы убедитесь, что это два разных фильма. (Смайлик-мальчик берёт за ручку смайлика-девочку.)

«Почему ты так поступил?» – спросила Элоун и улыбнулась совершенно необыкновенным образом. Я не помню, что я ответил дословно. Во всяком случае, я попытался в достаточно деликатной форме сказать правду, заключавшуюся, на тот момент, в том, что у каждого из нас с ней своя судьба и своя дорога, и я не чувствовал себя вправе к ней прикасаться даже случайным образом.

Через пару лет, когда я окончательно понял, насколько всё в этом мире «просто», я понял так же и то, что если бы в тот момент я действительно хотел, извиняюсь за это глупое слово, «соблазнить» Элоун, то, пожалуй, трудно было бы придумать что-либо более гениальное, чем то, что я в реальности сделал и то, что после этого сказал, но… (в том-то и очередная мудрость Господа нашего, равно как и Господа наших и ненаших миров), что всё это было сказано совершенно искренне с моей стороны, и у высказывания этого не было ни второго дна, ни тайного умысла. Я действительно сказал то, что думал, поскольку вообще тогда ещё довольно часто так поступал. (Смайлик-девочка выдёргивает свою руку из руки смайлика-мальчика.)

«Конечно, – усмехнулась Элоун, – ты предпочитаешь просто уклониться». Я что-то сказал, что не сделал бы этого, если бы была хоть малейшая возможность её падения. Словом, какую-то глупость.

А на следующий день мы снова куда-то долго-долго ехали на автобусе, много часов, снова сидели вместе и, казалось, столь же непринуждённо, как и прежде, беседовали. Она рассказывала мне что-то о своих детях и не только, я рассказывал ей про Тёмну и про «Старые будни», как про музыкальный проект, так и про роман.

– А о чём ты пишешь? – ещё в самом начале нашего знакомства спросила она.

– Как о чём? О любви конечно! О чём же ещё! – ответил я и опять же искренне, то есть без задней мысли (к сожалению, в наше «славное» время это нуждается в дополнительных пояснениях).

Потом вдруг, когда я опять что-то, по-моему, по её же просьбе, рассказывал ей ни то про Тёмну, ни то про Иру, она резко оборвала меня и довольно едко спросила: «Зачем ты мне про неё рассказываешь? Ты думаешь мне это интересно?..»

После этого вопроса, на который я, опять же, без задней мысли, не ответил, несколько минут мы ехали молча, а в горле у меня ехал хорошо мне знакомый ком.

Так оно и случилось. Третья в моей жизни любовь.

Конечно, при иных обстоятельствах, в иное время, в ином месте, на другом, блядь, этапе жизненного пути – всё это было бы невозможно, да и вообще вся эта поездка была сплошным исключением из правил. Из моих правил, из её правил. Из её ритма жизни, из моего.

Только это неважно всё. Важно, как и во всех любых прочих случаях только одно – что было, а чего не было; что случилось, а чего так и не случилось…

XIV.

Знаете что? (Ну щазз, будем ещё о модальностях рассуждать! Вот уж нет.) Конечно, когда кто-то с реальным, а не кажущимся, что принципиально, упорством всю свою сознательную жизнь выступает адептом какой-то «отвлечённой», на взгляд «балласта», идеи (насчёт «балласта» особам особо впечатлительным я лично переживать не рекомендую. Где-где, а тут выбор есть: быть тебе балластом или не быть; делать как все, как удобней, как проще или идти трудной дорогой Прямого пути (Коран- forev е r(Юный смайлик смущённо делает лужу))), то это всегда, вне всякого сомнения, имеет корень в его личной биографии и связанных с ней внутренних переживаниях. Однако никаких таких выводов о несерьёзности, в связи с личной подоплёкой, этой «отвлечённой» идеи отсюда вовсе не следует, да и не может следовать даже с точки зрения логики.

Подобные выводы немедленно делают только те, кому успешно промыла мозги «демократическая» пропаганда, коя является, на самом деле, пропагандой совершенно античеловеческой и, в отличие, от гитлеризма и сталинизма, реально фашистской идеологии. Гитлер и Сталин как раз с нею-то и боролись, но были стравлены друг с другом третьей заинтересованной стороной, потому что временная победа Антихриста тоже в планах Первоначала. Вот он и победил временно (смайлик в красном плаще с капюшоном точит топор).

Тут-то вообще всё просто. Мы живём во времена, когда Антихрист давно уже воцарился, а меня лично он не преследует лишь потому, что мне и кое-кому из моих нынешних и будущих друзей дан шанс на победу в вышестоящей инстанции (тут голова смайлика распадается на две части, разрезанная собственной же улыбкой).