Текст книги "НП-2 (2007 г.)"

Автор книги: Максим Гурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Но тут… Оу-оу… Короче говоря…

XXVI.

Дело в том, что до определённого момента я жил в самом центре Москвы в густонаселённой пятикомнатной квартире (населённой при этом – о, ужас! – сплошь моими же родственниками) без каких-либо перспектив от них отделения. Да, конечно, по сравнению с какими-нибудь послевоенными годами, моё положение было, возможно, ещё и не слишком ужасным, – оу-оу, ведь у меня была своя, хоть и восьмиметровая, комната, в которой помещался стол, стул, шкаф-гроб-гардероб и диван, занимавший в разложенном состоянии почти всё пространство в ширину, буквально от стены до стены. В длину же эта комната была метра три с небольшим, а поскольку потолки в ней были три шестьдесят, это превращало её в полное подобие колодца. А в паре-тройке метров от маленького окошка находилась уже стена соседнего дома.

В подростковом возрасте я частенько, погасив в своей комнате свет, наблюдал за соседкой, живущей в квартире напротив. Точнее сказать, даже за двумя соседками, проживавшими там последовательно. Одна из них была где-то в возрасте между 30-ю и 40-ка, темноволосая, невысокого роста, в принципе, с неплохой фигуркой, но, в общем и целом, не в моём вкусе на мои же тогдашние 15-16 лет.

Я мало тогда в этом смыслил, скажу без обиняков, и потому мне нравились худощавые бледные принцессы с длинными светлыми волосами и тем видом романтической тоски в глазках, который бывает только у белоручек, ещё несмыслящих в этом говне под названием «жизнь», извиняюсь за каламбур, ни хуя. Такой вот аналог любви к мачо у девственниц (если и не тела, то духа (смайлик надувает смачный жва ч ный пузырик)). Впрочем, для 16-ти лет это ещё простительно.

На самом деле, темноволосая нравилась моему юному члену больше, нежели сменившая её впоследствии блондинистая принцесса лет 25-ти с псевдогрустными глазами и плохоразвитой грудью, но… повторяю, я был тогда юн и мнением своего собственного хуя дорожить ещё не научен. Да и кто бы меня научил? Ведь я рос в женском царстве!

А ведь в некотором роде Темноволосая мне отвечала взаимностью. К примеру, когда она просекла, что я за ней наблюдаю, она стала значительно чаще возникновения в том реальной необходимости поправлять шторы, забираясь для этого на широкие подоконники старых центральных домов, выполняя этот трюк для меня в одних только трусиках. Что ж, долг платежом красен! Пару раз я тоже для неё раздевался. На улице же мы так ни разу и не встретились, к взаимному, полагаю, благу. Да и если б даже и встретились, вряд ли позволили бы себе друг друга узнать J. Однако это тоже всё лирика.

Суть в том, что жить в этой квартире было для меня совершенно невыносимым, но при этом неизбежным занятием. Много раз я пытался покинуть этот грёбаный отчий, а моём случае «материнский», дом, но всякий раз Судьба возвращала меня назад. Дольше всего я продержался в первой своей попытке, когда ровно через полгода после окончания школы женился на Миле Фёдоровой (кстати сказать, в одни из своих именин J), в которую был влюблён с 12-ти лет. (В интернете это подробно описано здесь: http://www.raz-dva-tri.com/psevdo.doc

и здесь: http://www.raz-dva-tri.com/JA-1.doc

). Наш брак продержался целых два года, что для того-то возраста всё равно, что десяток лет после тридцати. Но… Миле со мной надоело (как потом и со вторым, кстати, мужем) и… мне пришлось возвратиться в свой чёртов восьмиметровый колодец. Потом я ещё раз женился, но тут надоело уже мне; потом снимал хату, но кончились деньги – короче, ничего не получалось.

Так-так, гм-гм, к чему я это всё? А-а! К тому, что 13-го июня 2000-го года все мои родственники, включая мою тётю, её мужа и мою двоюродную сестру Машу, вот-вот должны были уебать с хором моей мамы куда-то в Болгарию, и это была редчайшая радость, ибо в этой ёбаной квартире на Малой Бронной почти всегда кто-нибудь, да был дома, помимо меня, Революционера Духа J Тогда же, на целых три недели мы остались с бабушкой на попеченье друг другу, а бабушка – это совсем другое дело, и вообще у меня никогда не было с ней проблем. За исключением одного случая, когда я в раннем детстве спросонья нассал в собственный тапочек, за что был ею, скорее более для острастки J, изпизжен веником.

Конечно, к моменту описываемых событий, я был уже здоровым 27-ним мужиком, и приводить домой тех или иных принцесс, что находились к тому времени в поле моего вкуса, мне уже множество лет как-то не возбранялось, но, видите ли, мало кого из тех, кого я приводил (хуй смайлика багровеет для вышеупомянутой острастки, но, не выдерживая несвойственного себе ранее уровня напряжения, всё-таки улыбает дырочку на лиловой залупе. (О, блядь! Поэзия прямо, ёпти!)) всерьёз привлекала перспектива утреннего стояния в очереди как в ванную, так и в сортир.

Во всяком случае, Имярек с этим испытаниями не справлялась, предпочитая ебстись со мной у себя. Да и другие предпочитали на ночь не оставаться. Но и это тоже всё лирика! Так вот.

Когда до проводов родственничков на вокзал (оу-оу, а как, блядь, воспитанный мальчик, на четверть еврёй по той-оной матери, может не проводить, блядь, мамочку на вокзал! Мамочку на вокзал проводить – это ж, ёпти, святое! Я её туда даже, было дело, на кумарях провожал (об этом написано тут: http://www.raz-dva-tri.com/JA-1.doc

(смайлик делает лужу) оставалось около двух часов, то есть, блядь, практически в последний момент, в моей «материнской квартире» и раздался тот самый телефонный звонок, воспоследовавший после моего разговора с Катиным автоответчиком и определивший в итоге как мою судьбу, так и судьбу, собственно, той квартиры J. Да, конечно, опосредованно. Да, конечно, не сразу…

XXVII.

Да, я понимаю, что у каждого своя правда. (Кстати говоря, я прямо охуеваю порой, называя вещи своими именами (а каббалисты-то знают, как и почему это важно – называть вещи именно своими именами, а ни какими иными, но… большинство людей не знает этого (Коран-forever!)) – охуеваю, говорю, от того, сколь малое всё же количество людей в курсе этой совершенно самоочевидной, на первый взгляд, истины!) Да, повторяю, у каждого своя правда. А я хочу, чтобы правда была одна! Одна на всех! Как победа!

Я хочу этого с самого детства, ещё с тех пор, когда в три-четыре года своих был одержим жаждой Изобретения и, в частности, искал хоть что-то, что не падало бы на землю. И я знаю, что «я» моё (не та хуйня, что зовётся Макс Гурин, то есть мудовая Пластмассовая Коробочка, а «Я» истинное, которое живо сейчас в моей дочери, да и во многих, по правде сказать, малышкАх) будет возрождаться под самыми разными именами в тисках то одного, то другого пола до тех пор, пока Правда не станет Единой. Единой и Единственной.

Я страстно мечтаю о том времени, когда не будет ни у кого своей правды, потому что Правда может быть только Одна!

И сейчас она одна. А все, кто думает, что она у каждого своя, далеки от неё настолько, насколько далека от правды одна лишь осознанная ложь! Эти люди, хотя их 90, а то и 99 % от всего человечества, глобально не правы, и то, что они считают своею правдой, на самом деле является Кривдой, ибо нет в этом мире ни у кого ничего своего! Нет! Ибо такова Воля Божья!

Я вам больше скажу! Как только кажется кому-то из вас, что у вас что-то СВОЁ получилось – это лишь одно означает! ЛОЖЬ В ВАШЕ СЕРДЦЕ СТУЧИТСЯ (в просторечии, сатана). Вот вам ПРАВДА. И она действительно такова, потому что… она не моя. Она правда вообще. А моя правда… она и внимания-то не стоит; и моего же собственного в первую очередь, потому что она скучна, тупа и вообще на ПОСТном масле хуйня: я хочу жить вечно с одной простой целью – провести с каждой из женщин мира, рождённых от Сотворения до Судного Дня, строго по одной ночи Абсолютной Любви. Впрочем, и этого-то хочу, по сути дела, не я. Во всяком случае, не Макс Гурин.

И ещё важно понимать, что предложение, в коем я излагаю якобы «свою» правду (то есть, как вы понимаете, заведомую ложь, ибо нет в это мире ни у кого ничего своего) о том, что некто якобы «я» хотел бы переспать со всеми «тётками» мира, лишь на первый взгляд написано… на русском языке. На самом деле, это всего лишь омонимическая конструкция, лишь по случайности (коих, как вы знаете, не бывает) складывающаяся в некий осмысленный текст и на русском. Потому как, говоря «я», я имею в виду не совсем то, что можно предположить по незнанию; говоря «хочу», я говорю совсем о другом, чем все остальные люди; слова же «жить» и «вечно» вообще не имеют ничего общего в своём лексическом значении с аналогичными сочетаниями звуков в современном общепринятом русском.

Уяснить же нужно из этой главы хотя бы две простых вещи: во-первых, стремление к Единому «Я» есть стремление к Истине; во-вторых, те, кто отказывается даже попытаться это понять и принять близко к сердцу, будут аннигилированы в случае неиспользования ими трёх шансов на Исправление, ибо такова не моя воля, но Воля Божья. Аминь.

XXVIII.

Как правило, все великие начинания не приводят ни к чему потому, что человек слаб и при этом себялюбив.Человек насквозь лжив, но уверен при этом, что именно его горе настолько, блядь, эксклюзивно, что уж кто-кто, а он-то уж точно, при своих-то, блядь, обстоятельствах, имеет право «временно» потерять своё человеческое лицо, то есть солгать, убить, украсть или просто-напросто отмазаться от очевидной ответственности.

Таких людей следует выявлять, не взирая на дружеские и семейные связи и… предоставлять им шанс к исправлению. В случае же последовательного неиспользования ими трёх таких шансов, их следует беспощадно аннигилировать. Без сожаления. Ибо жалеть тут некого – они не люди, ибо нельзя потерять человеческое лицо временно.

На примитивном бытовом повседневном уровне вся эта лажа проявляется так. Вот договаривается о чём-либо некая группа людей, и все они горячо говорят «Да-да! Обязательно! Договорились! Замётано! А как же иначе!», а потом сначала один из них не делает того, что он обещал, потом другой, потом третий, потому что им вдруг начинает казаться, что их внутренняя ситуация настолько уникальна, что им вот конкретно сейчас это можно, можно нарушить собственное слово и… Великое Начинание уничтожено, как и не было его никогда.

Я глубоко убеждён, что само понятие «форс-мажор» введено в этот мир сатаной, ибо с тех пор, как оно введено, форс-мажор в этом мире не кончается никогда, и Слово более ничего не значит, независимо от того, была ли договорённость письменной или устной. Аннигиляция! Аннигиляция, снова повторю. Только аннигиляция! Зато… никаких форс-мажоров!

Сказано, три шанса на исправление – значит, ТРИ, а никак не два и уж никак не четыре.

Исправился, воспользовался каким-то из этих шансов (хоть первым, хоть третьим – значения не имеет) – честь тебе и хвала!

Не воспользовался, счёл себя самым умным – всё, баста, твоя песенка спета, и всю дорогу фальшивил ты… Прощай, отныне ты – обитатель пламени (Коран-forever!)!

У тебя же была Свобода Выбора! Целых три раза…

(Смайлик достаёт зубочистку J)

XXIX.

Я пришёл, чтобы подтверждать. Это единственное, ради чего стоит жить.

Делать же вид, что ты говоришь что-то новое – некрасиво, потому что нехорошо врать.

Врать же нехорошо потому, что нельзя изобрести велосипед, ибо изобрести нельзя ничего.

Изобретатель – Бог, Человек же – какашка. Три шанса на исправление, я повторяю.

Эх, физиология, физиология – стремящийся к экономии Язык – фразочка шелупони, достигшей высот после того, как к власти временно пришёл сатана.

Я временно прекращаюсь…

XXX.

И вот я сел у себя в комнатке на диван (моя жена и мать нашей дочери впоследствии метко окрестила это комнатку «шкаф») и задумчиво закурил, стряхивая пепел в скорлупку от кокосового ореха, поскольку свою любимую пепельницу, подаренную мне на прошлый Новый Год Катей Живовой вместе с глиняным домиком со словами, кстати: «Я знаю, что тебе очень нужен дом. Вот тебе пока такой, но… ведь он может и подрасти» (примерно так), я разбил в ночь перед отъездом в Гренландию, потому что, как вы помните, нажрался из-за очередного напряга с Тёмной, тогда же, когда я, кажется, целовался в метро с Тёмной-младшей, которая нажралась со мной за компанию из-за совпавших с моими своих напрягов в её отношениях с моим другом и её тогдашним мужем Вовой Афанасьевым. Просто я был неловок в ту ночь по приходу домой, и оная пепельница просто выскользнула у меня из рук. А может, я уж точно не помню, я разбил даже две пепельницы, потому что нёс их одну в другой, дабы выкинуть бычки сразу из обеих.

Глиняный дом во всей этой катавасии уцелел, и, вы не поверите, действительно через какое-то время подрос (но об этом, как говорится, позже и многое). А вторую пепельницу, если, конечно, я разбил её именно тогда, и если, конечно, именно её, мне подарила на одно из 23-х февралёв (день так называемого защитника отечества, ранее известный как день Красной Армии, традиционный, короче День Мужика) моя тётя, сестра моей мамы, кандидат, блядь, искусствоведения, преподаватель кафедры теории музыки московской консерватории, разбирающаяся в академической музыке существенно хуже меня; во всяком случае, однозначно не любящая её так же нежно и искренне, что при этом, впрочем, вряд ли можно ей поставить в упрёк, ибо что вообще с бабы возьмёшь?

При этом не подумайте, что я хочу оскорбить или унизить Женщину вообще. Безусловно среди вас встречаются порой (правда, всё реже и реже) те, кто умеют любить что-либо нежно и искренне, но… таких мало, и вы сами об этом знаете.

Короче, я сидел и думал, чем бы мне заняться, если, как выяснилось, Кати Живовой дома нет, и следовательно, кофе мы с ней сегодня не пьём.

Но тут… Оу… Короче же говоря, я пишу об этом «но тут» уже второй раз, так что будь уж любезен продолжить! (Это я уже сам себе. Порою нелишне, знаете ли (смайлик шутки ради раздирает себе своими же пальцами рот и поочерёдно наносит точечные удары собственным язычком то в собственный правый, то, собственно, в левый глаз. Оу-оу, ведь у него очень длинный язык! J)

– Привет, – сказал голос в телефонной трубке, – это Даша, Катина подруга, – зачем-то уточнила она, хоть мы виделись множество раз (обо всём этом многое тут: http://www.raz-dva-tri.com/JA-1.doc

).

«Оу-оу, – подумал я, – на ловца и зверь, как говорится, бежит!» Ведь через пару часов мне предстояло на целых две-три недели проводить/спровадить всех своих дорогих родственничков во главе с мамой в Болгарию, а двух женщин с третьей в уме мне уже становилось мало J.

– Ой, да я тебя отлично помню! – радостно заверил я Дашу.

– А Катя в Испании, а я эти две недели живу у неё. Я слышала, как ты с автоответчиком разговаривал. А ты, наверное, хотел с ней кофе попить?

– Ну, честно говоря, да!..

И тут она сказала что-то, чего я не помню дословно, но смысл был в том, что, во-первых, я всё равно могу прийти к Кате и попить кофе, но уже с ней; во-вторых, у неё депрессия, потому что ей через десять дней исполнится 25, она «старая», не понимает, кто она вообще есть такая и м ы н. п ы р. д ы р.; в-третьих, мы можем с ней выпить вовсе даже и не кофе, а по бутылочке пива.

И я пришёл. Ненадолго. Потому что мне предстояло провожать родственников на Киевский вокзал (ведь я ж хороший, блядь, сын!).

Мы поговорили. В тот период я был ещё в силах, несмотря на свою тогда ещё недавнюю героиновую эпопею и пятилетние страдания по Ирину душу. Более того, женские депрессии – это вообще мой профиль J. Даже поныне, а тогда же, говорю, ещё и сил было побольше. Мне действительно иногда кажется, что, вопреки моим собственным устремлениям, именно для этого я в наибольшей степени и рождён.

И, короче, мне стало пора уходить. Поняв это, я сказал: «Это замечательно, что тебе грустно! Ты приходи ко мне завтра в гости! Я тебе своего кота покажу! Он очень большой и пушистый! И зовут его Тристан!»

Я был уверен, что достаточно прозрачно ей на всё намекнул, но она по-прежнему до сих пор утверждает, что на следующий день, 14-го июня 2000-го года, шла ко мне именно что посмотреть кота. Что ж тут скажешь! Странные существа эти женщины – говоришь им что-либо прямым текстом, а они, знай себе, делают вид, что они дурочки J.

Мы договорились про завтра, и я проводил всех родственников на Киевский вокзал, и все они уебали, к моей несказанной радости, на черноморский курорт, и ко мне пришла… Дэйзи, и нам совершенно искренне было хорошо друг с другом в ту ночь, и мысленно я уже тогда называл её про себя «моя сложная маленькая», потому что… она действительно была очень маленькая и очень хорошая, и её картинки мне нравились, – она была, помимо всего прочего, маленький художник (смайлик смущённо обмакивает кисточку в ближайшую лужицу крови).

А в полдень следующего дня, я проводил Дэйзи, и уже где-то в час ко мне пришла Да.

XXXI.

В произнесении любого из слов всегда есть горечь неизбежной, но весьма удручающей уступки.

Ведь выбирая одно из почти бесконечного множества, ты, вольно или невольно, но всё же отказываешь в жизни всем остальным. По крайней мере, в данный момент.

Это всё потому, что мы существуем во Времени, а существованье в такой хуйне как Время есть печальный, но вполне заслуженный удел всех тех уёбищ, что никогда не сравнятся с Богом. Не заслужил пока большего Человек – оттого и прозябает во времени… до лучших времён. (Смайлик-девочка катает за щекой карамель, одновременно наблюдая, как смайлик-мальчик катает в ладошках собственный смешной хуй.)

Да, я хотел бы одновременно произносить все существующие в мире слова. На всех языках. И одновременно совершать все возможные в мире поступки. Быть одновременно и мужчиной и женщиной; и ребёнком и стариком; и убийцей и жертвой; и, чисто-тупо, и Богом и дьяволом. Хотя все вы, надеюсь, усвоили, что никакого отдельно взятого дьявола нет – он лишь фантазия Бога-Ребёнка, коему тоже вечно хочется всего сразу, но разница между мною и им как раз в том, что Он может себе это позволить. В отличие от меня. Потому что… я уже не ребёнок.

XXXII.

Когда я проснулся в своей широкой кровати, разложенной в моём «шкафу» от стены до стены, и увидел рядом с собою Да, которая уже не спала, я в тот же миг остро почувствовал, что, несмотря на то, что я толком не понимаю, что всё это вообще значит – прекрасно, не подумайте, помня при том, как она тут оказалась – так или иначе, но я давно уже не чувствовал себя так естественно, как и сам по себе, так и с кем-либо из женщин. Это утро мне понравилось совершенно.

И ещё, подобно тому, как сидение с Ирой на зеленоградском озерце в сентябре 95-го ощущалось мною как ключевое событие моей жизни (что, кстати, с годами не изменилось J) и, подобно тому, как недавнее тогда ночное бдение с Элоун в «казённом доме» (что, кстати, за четыре до того года, как я вспомнил уже потом, было предсказано мне, по обычным картам, некой Таней, клиенткой по текстам) ощущалось мною как последнее и окончательное испытание, последний выбор, который предоставлено было сделать, в отличие от истории с Ирой, уже именно мне – так и в то утро, 15-го июня 2000-го года, я проснулся в одной (и, кстати, в своей J) постели с Да, и понял, что, как бы там ни было, – это по-меньшей мере надолго, что это моё, и, мол, не этого ли кто-то из ликов Пластмассовой Коробочки искал всю жизнь. Что с того, что я не понимаю, Любовь это или нет? Важно то, что мне просто было даже неинтересно об этом думать. А просто мне было тепло.

XXXIII.

Извиняюсь, прервусь. Так вот. С некоторых пор мне достоверно известно, что нет ничего более гибельного для «человека обыкновенного», чем направленное на него искреннее великодушие. Поэтому, как ни грустно, я – прирождённый убийца.

Самое ужасное, что я действительно делаю это совершенно искренне, то есть реально от всей души J. Меня так научили; для того меня и создал Бог; для этого я и родился (и активный залог в русском языке в этой теме более неслучаен чем J). Ведь сначала я понял, и это намертво приросло к моему сёрдцу, что великодушие – это круто и супер, и только потом, с годами, в ходе всевозможных, мягко говоря, неприятностей, мне стало ясно, что это убивает.

Но… что самое страшное, когда я понял, что это убивает, я также сразу же понял, что моё великодушие – это моё оружие, а следовательно… Короче, я вооружён и, видит Бог, очень опасен. Но… не по своей, видите ли, воле. Таким меня создал Он.

К тому же, великодушие гибельно только для обыкновенных людей, коим и так по-любому смерть, ибо у всех был выбор, быть говном или нет, а для людей, в нашем современном уёбищном мире вынужденных выглядеть белыми воронами, – это, напротив, манна небесная, и лишь такие люди дороги мне, ибо только их-то и можно считать людьми.

Поэтому… бойтесь меня (раз не боитесь Бога)! Сортировка началась!

Кто сказал? Я сказал. И это, видит Бог, веско.

XXXIV.

Да оказалась в моей постели и случайно и неслучайно – а что, собственно, может быть банальнее правды-истины? Оригинальности алчущим – забвенье и смерть, если, конечно, это не гении, находящиеся в самом начале пути (смайлик боязливо озирается по сторонам и, успокоившись, спускает шорты и срёт).

Я хотел попить с Катей кофе, а вместо этого с большим удовольствием выебал Да – на Всё Воля Божья! Более того, когда я разговаривал с Катиным автоответчиком, Да подойти не решилась. Потом она подумала пару минут; потом ещё минут пять искала Катину записную книжку, чтобы найти там мой телефонный номер (это был тот самый случай, когда её, в принципе, негативный, навык шариться, где, извините, нельзя, впитанный ею, в прямом смысле слова, с молоком матери и вылившийся впоследствии в систематическое зондирование моего мобильника на предмет поисков там эсэмэсок не от неё, сработал как позитивный (смотря что, впрочем, конечно, иметь в виду J)), и только потом позвонила мне. И я, да, был этому, в общем-то, рад.

Она всегда нравилась мне чем-то, хоть я и не понимал, чем (и вообще всё об этом написано тут: http://www.raz-dva-tri.com/JA-1.doc

). Утром, 14-го июня 2000-го года, от меня ушла ночевавшая со мной Дэйзи. Днём же ко мне пришла Да в смешных сабо, которые сейчас мы порою даём нашим гостям.

Мы немного выпили с ней. Потом сходили-купили и выпили ещё. И никто из нас, в общем-то, не был пьян. Но когда ближе к десяти вечера она засобиралась домой, я просто спросил её: «А ты уверена, что тебе обязательно надо ехать сегодня домой?»

– А что мы будем делать? – спросила она и улыбнулась.

– Да что хочешь! – ответил я.

– У нас ничего не получится, – сказала она, немного подумав о том, чего она хочет, – мы слишком хорошо друг друга знаем и всё время будем друг друга смешить.

– А откуда мы можем это знать, если ни разу не пробовали?, – спросил я и ещё через некоторое время добавил, – и потом, скажи мне, а что прям с тобой такого случится, если мы возьмём и просто попробуем?

Она сказала: «На слабО берёшь?» Потом, с небольшой паузой: «Ну, давай попробуем».

Да, я не был уверен, что Да согласится или, впрочем, не помню точно, в чём я не был уверен, но, кажется, я не был готов к тому, что она согласится так быстро. С другой стороны, судя по тому, что я встал, заговорщицки улыбаясь, закрыл дверь на крючок, чтобы не влезла случайно бабушка, и немедленно приступил к «делу», наверное, я всё же жеманюсь, и готов был, на самом-то деле, весьма хорошо и, в общем-то, как мне это свойственно, ко всему J. (Смайлик теребит верхними зубами кожу под нижней губой, дабы удостовериться, что оное место достаточно гладко выбрито.)

Спустя сутки после первого визита Да в мой дом, я проводил её до ближайшего метро «Пушкинская», и она поехала в своё «Выхино». Как и во всех предыдущих случаях моих серьёзных и почти серьёзных отношений с женщинами, после первой ночи мы сразу решили, что больше так не будем; спасибо, мол, друг другу; всё было неплохо, но, пожалуй, лучше не продолжать.

Так, например, когда после нашей с Ирой-Имярек посиделки на берегу зеленоградского озерца с пересчитыванием взлетающих и садящихся в «Шереметьево-2» самолётов мы подходили к её квартире, она сказала: «Только ничего такого не будет, ладно?» «Да, как скажешь» – согласился я. И некоторое время действительно ничего не было. Как раз до тех пор, пока мы просто не легли с ней в постель в режиме чего-то само собой разумеющегося и любили друг друга всю ночь до утра. А дальше вообще всё уже в литературе (http://www.raz-dva-tri.com

) описано J.

Так и на этот раз. Мы твёрдо решили, что больше не будем и, самое главное, не расскажем ни о чём Кате (Да почему-то всегда полагала, что Катя, являясь её лучшей подругой, в каком-то смысле держит меня «на чёрный день» (в терминологии же самой Да J )).

Мы расстались у метро, договорились, что, мол, увидимся как-нибудь у Кати, за каким-нибудь кофе совместным.

Где-то через неделю Да позвонила мне и сказала, что, по всей видимости, потеряла у меня свой крестик. Вероятно это произошло в ванной, куда она ходила, пока я досматривал на кухне «Привычку жениться» с Ким Бессинджер и Алеком Болдуиным. Я проверил ванную и действительно нашёл её крестик за стиральной машиной.

– Как тебе его передать? – спросил я.

– Ну-у, например, завтра я буду у Кати. Ты можешь присоединиться. – промурлыкала Да. И я присоединился.

Ушли мы уже вместе. По дороге посидели немного на лавочке на Тверском бульваре, слово за слово поцеловались и я, набравшись банальной наглости, вовремя шепнул ей на ушко одну из тех ненавистных любому мужчине пошлостей, каковые так любят слышать от нас женщины, независимо от своего культурного уровня. «Тогда приезжай завтра утром!» – сказала Да. И я приехал.

Сначала и впрямь приехал утром, часам к девяти. Потом днём уехал, потому что обещал запечь в духовке курицу и отвезти её в больницу к Катиной маме Марье Николавне, – да, такие вот у нас были тогда у всех отношения, – ведь это был последний год ещё XX-го века.

Благополучно исполнив задуманное, я вернулся к Да и, кажется, ушёл утром уже следующего дня.

XXXV.

Как раз в это время я писал свои фортепьянные пьесы, посвящённые целиком Элоун и тому, что творится у меня на душе в связи с тем, что нам не суждено с ней быть вместе и всё такое.

Как известно, пьесы оные получили весьма красноречивое на тогдашний мой взгляд название «Семь печальных векторов без права на уныние». Мне тогда на некоторое время неожиданно стали нравиться длинные названия. Такое что-то из начала 70-х в Европе. (Послушать это всё можно тут: http://www.novopraz.com/piano.htm

.)

Впоследствии я написал ещё один фортепьянный цикл под названием «Всадники» в количестве четырёх вещиц, то есть строго по Апокалипсису J.

Было это уже весной 2003-го года, когда очень многое изменилось, но… об этом речь впереди. Если кому-то, впрочем, неймётся идите сюда (http://www.raz-dva-tri.com/da.doc

), ибо при данной жизни я это издавать не буду, равно как и «Достижение цели» (http://www.raz-dva-tri.com/dostizhenie_tseli.doc

).

А пока… …?...

XXXVI.

Я, прям, порою не знаю, как ещё объяснить людям, что то, что я говорю, не кажется мне, а Правда Истинная. Самая-пресамая настоящая!

Да, мне когда-то казалось что-то – то-то казалось тем-то, сё-то казалось чем-то – и всё было когда-то похоже на то, как обычно бывает сие у людей вообще, про которых можно сказать, что вот сначала кому-то там казалось это, а потом, на основе новых, де, впечатлений, стало казаться, там, что-то иное, но… так же, как у людей, всё было у меня до тридцати лет. После тридцати мне перестало что-либо казаться, и я стал знать кое-что наверняка. И новые впечатления стали являться ко мне в тех руслах, которые мною же заведомо определялись. В это трудно поверить только тому, кто ещё либо до этого не дорос, либо не суждено ему этого вовсе J. Что тут скажешь? Такие люди просто должны знать своё место. Видите ли, на всё воля божья, и место своё нужно знать – вот и всё.

Я, прям, не знаю порой, как сказать, чтобы поняли все, что в существовании отдельных человеческих личностейнет более никакой необходимости. Это был совершенно тупиковый путь. Неужели есть кто-то, кто может оспорить это? Разве не видит каждый из вас, что Конец Времён… наступил, и выхода нет больше нигде. Никакая из очевидных проблем, что ни возьми, свою ли семейную жизнь, работу ли или весь тот бред-голограмму, что показывают в теленовостях, заведомо не имеет решения. Это так для того, чтобы постепенно все поняли всё. Выбора ни у кого нет. И все поколения, что были до, были для того, чтобы настал наконец момент, когда все поняли бы, что, мягко говоря, «всем спасибо». Вам кажется, что это слишком парадоксально, чтобы быть истинной правдой? А как же тогда догмат о непознаваемости замысла Творца Человеком? И не ебать ли нас с вами с нашими/вашими представлениями о том, что парадоксально, а что в порядке вещей? (Впрочем, это вообще риторический вопрос.)

Я ещё раз повторяю медленно и внятно: в существовании отдельных человеческих личностей нет больше никакой нео б ходимости.

Конечно, скажете вы, даже если и нет необходимости, то ведь помимо необходимости есть ещё и просто Красота! Но в существовании отдельных человеческих личностей нет так же и красоты! Скотства хоть отбавляй, а красоты, увы, нет J. А всё кроме красоты или необходимости – вообще чепуха; в лучшем случае, сопли пустые и липкие. Может быть в существовании человеческих личностей по отдельности есть нечто дарящее хоть кому-либо элементарное удовольствие? Увы, и этого не скажешь…

То есть до определённого времени, точнее сказать, до определённого возраста (и то всё начинается с трагедии собственных родов!), но потом, увы, нет. Поэтому-то я и говорю, что в том, что все поколения, бывшие до нас, были лишь для того, чтобы настал момент, когда все поймут что существование в прежнем качестве более не имеет смысла, что-то парадоксальное есть только на первый нечаянно брошенный и мутный, к тому же, взгляд, а есть в этом, напротив, большой и высокий смысл. Кто мне сказал? Господь Бог мне сказал. Да, именно мне и совершенно отчётливо. Вам не сказал? Ну так и слушайте меня.

И потом это было бы просто и элементарно честно, если б все люди стали Единой Нераздельной Сущностью, Абсолютной Точкой. Это было бы именно просто честно и просто справедливо, потому что в ситуации, когда люди разделены на отдельные личности, одни из них неминуемо оказываются в более выигрышном, а другие – в проигрышном положениях, а это уже совершенно недопустимо. И не надо мне тут хуйни говорить, что, мол, это и есть ЗАКОН. Сатаны это закон, а не Бога, а ваши сомнения в этом – всего лишь продукт внедрённых им технологий. А все, кто не понимает этого – пустышки! Ей же ей!