Текст книги "НП-2 (2007 г.)"
Автор книги: Максим Гурин
Жанры:
Религия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
Это было так. Мы сидели с ним на лавочке в его любимом Тимирязевском парке и в буквальном смысле пили «Боржоми», так как оба временно отдыхали от алкоголя. Тогда-то, во время обсуждения подробностей разработки сайта, посвящённого «Я» вообще, который Володя любезно обещал мне помочь воплотить, так как сам я тогда этого не умел, он и сказал мне, что, мол, хочешь действовать – пожалуйста. «А что это?» – спросил я. «Ну-у, это такой, – он засмеялся, – наш ответ Ливжорналу». И я завёл себе страницу с названием «Я-1», предполагая, подобно большевикам в первые годы после Революции, что со временем там как грибы вырастут и «Я-2», и «Я-3», и «Я-4» и так до Бесконечности, пока оная Бесконечность не самоустранится вовсе по факту самоочевидной собственной бесполезности J.
Ларисса, в общем-то, можно сказать, по моему научению, тоже завела себе «дневник». Правда называть его «Я-2» она не стала. Впрочем, я об этом её прямо и не просил. Она назвала этот дневник «Larissa_Lanska» (это тоже отдельная история). Под этим названием он существует на «Liveinternet» и по сей день.
Впоследствии, где-то в середине осени того же 2003-го года, она, под влиянием событий, рассказ о которых ещё впереди, удалила всё то, что писала там с марта по сентябрь-октябрь включительно. А жаль – там было очень много интересных штрихов, однозначно подтверждающих, что всё то, что я вам говорю, является абсолютной правдой. Однако, чисто по-человечески её безусловно можно понять, мою девочку, ибо Правда эта вне всякого сомнения реально выше человеческих сил.
Не считая Лариссы, Никритин был первым, кому я поведал о том, что мне был, де, сигнал и всё такое. На самом деле, я конечно был в то время в несколько возбуждённом внутреннем состоянии. Нет, депрессией я бы ни в коей мере сие не назвал – скорее это был какой-то, если можно так выразиться, самурайский шок, но не надо всё же путать ни дар божий с яичницей, ни получение именно извне сигнала в форме приказа, обязательного для выполнения, со своими собственными желаниями. Нет, это ни в коей мере и ни в какой степени не было моим собственным желанием. Это действительно был чёткий сигнал извне, хоть я и прекрасно отдавал себе отчёт в том, что тем, кто сам не пережил подобного, а этого реально в наше время не пережил кроме меня никто, это совершенно невозможно объяснить, да и не моё это дело, убеждать каких-то баранов в своей правоте. Я пришёл к людям, а не к баранам! (За баранами придут ещё отдельно J.) И я отлично понимаю, как именно можно мне возразить, чтобы доказать, что всё-таки никакого сигнала не было, и это было всего лишь моим желанием. Однако оставим все эти якобы доводы на совести недотраханных психиаторш. Ведь они всё-таки тоже люди, и им же надо всё-таки как-то жить, а больше, видит Бог, они ничего не умеют.
В конце концов, тут всё так же, как в моих занятиях творчеством – как словесным, так и музыкальным. Вы поймите простую вещь, я не занимаюсь самовыражением или выплёскиванием каких-то ебучих эмоций. В повседневной жизни я очень сдержанный человек, и если и повышаю голос, то только в профилактических целях, ибо нет моей вины в том, что подавляющее большинство людей воспринимают сдержанность и воспитанность как слабость, каковую, в свою очередь, «слабость» считают для себя однозначным поводом для немедленной, хоть и в той или иной степени, но агрессии. Что же до самовыражения, то выражать мне особо нечего, потому что во-первых, я с юных лет достаточно знаю как о себе, так и о других, а во-вторых, Пластмассовая Коробочка – это вообще не то, что представляет какой-либо интерес для моего Высшего «Я». Поэтому уясните себе простую вещь: я не занимаюсь самовыражением; я выполняю свою Миссию, но это, в свою очередь, никого ни к чему не обязывает, и я не требую за это ни от кого никакой награды.
Теперь об «ИЗВНЕ» вообще. Я много тут говорил о Высшем Тождестве Внутреннего Мира и Внешнего. И поэтому у лучших из вас могут на этом месте возникнуть вопросы, а о каком же тогда «извне» может вообще идти речь. Я вам отвечу.
Несмотря на то, что никакого Внешнего Мира нет, он всё же существует в виде сегмента мира Внутреннего, и именно поэтому, строго говоря, в области морали и нравственности, того, что Кант, к примеру, называл «нравственным законом внутри нас», ничего не меняется. Наоборот. Всё только усугубляется, и ужесточаются правила. Почему? С какой такой радости? Да потому, что ты тупо становишься хозяином в своём собственном доме, и тебе перестаёт вдруг быть всё равно, чистый ли у тебя пол!.. J
Как ко всему этому отнёсся Володя Никритин? Да чёрт его знает! Не знаю я, как он отнёсся. Во всяком случае, внешне доброжелательно.
Примерно в это же самое время нам предстояло провести фестиваль «Правда-матка – 2003». Как вы знаете из главы I данной части данного произведения, это был уже второй фестиваль с подобным названием. Однако на сей раз с идеей его повторения выступил уже не я, а Лёша Рафиев, чем, честно признаться, очень меня поначалу порадовал, так как помимо превращения всего мира в Единое «Я» я всегда ещё так же мечтал и о запуске каких-то таких проектов, которые впоследствии могли бы дальше самоорганизовываться уже и без меня. И с «Правдой-маткой» у меня, казалось бы, это получилось, ибо Рафиеву в прошлом году так всё понравилось – всё, что я так успешно практически в одиночку сделал J – что в начале 2003-го он позвонил мне уже сам с просьбою повторить.
Однако в этот раз хитрый татарин уже затеял, сцуко, свою игру, во что я, отчасти по наивности, отчасти же из-за внутренней поглощённости своей интернет-вербовкой девиц для «Я», врубился не сразу. Да и потом в то время я ещё не успел понять, что самое тупое, простое и примитивное – и есть наиболее важное. Скажу проще, в настоящий момент – уже одно то, что наше общение по поводу этого фестиваля проходило тупо не на нейтральной территории и не у меня дома, а, как правило, у него, насторожило бы меня сразу; до такой степени сразу, что такая ситуация под всяко-разными предлогами просто не была бы мною допущена. Но… тогда, каюсь, я ещё не до конца убедился в том, что почти все люди именно настолько тупы и морально уродливы, что, к сожалению, важно именно это.
Что сделал Рафиев? Грубо говоря, он просто сел на мою фишку, ибо ему действительно нравилось само название, которое придумал, при всей его простоте, всё-таки я, а не он, и во-вторых, ему нужны были мои контакты в клубе «Дом», ибо это действительно в определённых кругах престижно, и контакты эти действительно были опять же у меня, а не у него, а вот уж наполнить эту сугубо мою фишку он вознамерился, полагая, блядь, вероятно себя самым, ёпти, умным, уже какой-то своей, нахуй ненужной лично мне и моим людям, кучей людей своих, да ещё и во главе с Алиной Витухновской, которую я никогда, прости меня, Господи, не считал серьёзным поэтом, ну да дело даже и не в том. Получаются у девочки какие-то вполне себе катышки и на здоровье, как говорится, хуй бы с ним.
Официальным объяснением того, зачем нужна Витухновская, было то, что якобы она приведёт народ, который пойдёт по платным билетам, ибо Рафиев, как человек в шоу-бизнесе никогда не работавший, всё надеялся сделать шоу-бизнесом музыкально-литературные перформансы, не имея, в отличие от меня, чёткого знания, что мухи отдельно, а котлеты – отдельно, и такими вещами как всякие синтетические шоу для интеллектуалов можно заниматься только из банальной любви к ним и только на основе энтузиазма; по крайней мере, в нашей Эрэфии. Деньги – это деньги, а искусство – это искусство. Когда это пытаются совместить, всерьёз обычно не получается ни искусства, ни денег. Стыдно не знать этого в наше сложное время. Такова была, короче, его официальная версия, хотя я думаю, что, конечно, попросту он хотел кое-где кое-что подмазать, ибо скорей всего помимо моих контактов, он раскатал губу и на контакты Витухновской.
В назначенный день, где-то в январе, мы собрались у него дома. Пришла какая-то, опять же, хуева туча впервые видимых мною дизайнеров (полагаю, о предыдущем протеже Лёши Рафиева, дизайнере Максиме, вы помните из I-ой главы этой части романа), сама Витухновская и ещё какие-то странные граждане. Витухновская то и дело несла какой-то гламурно-революционный бред о том, что изменить что-либо можно только силой оружия; молодые же мальчики-дизайнеры, гордо перечислив свои, в сущности, скромные заслуги, начали наперебой предлагать какую-то суррогатную хуйню, то есть некое ни то ни сё; ни цивил, ни андеграунд.
Я всё это слушал-слушал, и мне становилось всё скучней и скучней. В конце концов я встал и достаточно спокойно сказал: «Ну-у, я всё понял. Я уже потихоньку пойду. В таком варианте лично мне это совершенно неинтересно, и лично я в этом принимать участие не хочу». Что тут началось!
Я уже пошёл себе к своим пальто и ботинкам, когда овладевший собою Рафиев спросил, можем ли мы хотя бы сходить с ним вместе в администрацию «Дома», на что я, разумеется, ответил, что не понимаю, что мешает ему сделать это самостоятельно. Так мы деликатно, не повышая голоса, препирались ещё какое-то время, но тут из-за стола поднялся так же и Соколовский (так называемых «моих людей» там и было-то всего Серёжа Соколовский да Володя Никритин) и начал просто-напросто очень громко и артистично… орать.
Каков был изначальный текст его крика, я, признаться, не помню (наверное, что-то типа: «Да что здесь вообще происходит!»), да это было и неважно. Важно то, что это был профессиональный высококлассный истерический ор, который действует на нас сам по себе, независимо от смысла выкрикиваемых слов. Зная Соколовского, я нисколько не сомневаюсь, что это конечно был совершенно осмысленный, продуманный и безусловно разумный в той ситуации жест. Во всяком случае, это разрядило обстановку, и домой засобирались уже все, так толком ни о чём и не договорившись.
Остаётся спросить, а что во время этой сцены делал Никритин? Разумеется, молчал, наблюдал и, вероятно, по-своему, конечно, был прав. По-своему все мы всегда правы – это не обсуждается. Просто бывает иногда несколько грустно от несовпадений. Ну да ладно.
Где-то уже в марте мне снова позвонил всё тот же Рафиев и сообщил, что договорился о проведении мероприятия в «Доме», в четверг, 10-го апреля и сказал, что, мол, неплохо бы сделать всё же всё это вместе…
Слово за слово мы снова нашли общий язык, и как-то потихоньку договорились. Он как обычно говорил о каких-то деньгах, которые по его мнению можно будет на этом «поднять» и как их поделить – не суть. Факт тот, что дата была определена, и в конце марта мы вовсю готовились к «Правде-матке – 2003».
Поэтому, как вы сейчас убедитесь, мне было отчего охуеть, когда в ходе совместной прогулки с Никритиным и его замечательной девочкой Эллочкой, Володя вдруг, улучив момент, негромко сказал именно мне: «Я обнаружил очень странную штуку. Если интересно, поезжай с нами до Владыкино, потом будешь возвращаться, сам посмотришь». И он назвал мне порядковый номер колонны в вестибюле метро, с обратной стороны которой я, по его словам, смогу увидеть то, что покажется мне интересным.
Я сделал всё, как он посоветовал. Мы тепло попрощались, покурили по последней, выпили по последнему «слабоалкогольному» коктейлю, и я снова спустился вниз, чтобы проехать ещё одну станцию до своего «Отрадного».
На искомой колонне висела внушительных размеров самоклейка. «ВТОРАЯ ГОЛГОФА. 10-е апреля» – кричали крупные буквы. И больше там, кстати, не было написано ничего.
Уже придя домой, я узнал из интернета, что речь идёт о презентации где-то какой-то книжки какого-то преподобного J.
Так, благодаря Никритину, я получил своё главное ПОДТВЕРЖДЕНИЕ…
XI.
Ещё раз повторяю, время с декабря 2002-го и где-то по июль 2003-го было временем, когда мне практически всё удавалось, когда я всё знал наперёд и когда у меня хватало, нет, не мужества, конечно (как раз мужества тут не нужно J), а внутренних сил особо не париться из-за того, что совершенно очевидные для меня вещи понимаю действительно только я один, и действительно делать, вследствие этого, совершенно беспроигрышные ходы.
Так например, с одной стороны, я знал всегда, что женщины устроены просто и всеми фибрами своих нижних сердец именно что алчут Сказки, а Сказка для них всех – это, по сути дела, довольно примитивная смесь довольно примитивной мелодрамы с таким же низкопробным боевиком-блокбастером, когда некий мачо при первом же удобном случае (как правило, это преддверие в том или ином виде Апокалипсиса) страстно овладевает ими под ближайшим кустом и всё такое, после чего оба они, насытившись животной еблей с громкими вздохами и душераздирающими стонами Лирической Героини, отряхиваются от травинок и прочего мусора и идут, собственно, спасать мир, что, по законам жанра, получается у них на ура. Да, с одной стороны, я знал всегда, что именно на эту хуйню падки практически все женщины, независимо от возраста и уровня образования. Но с другой – я всегда в глубине души мечтал встретить Человека женского пола, у которого бы помимо Нижнего Сердца было б ещё и Верхнее, ни говоря уж о Мозге. И многие отношения с противоположным полом не заладились у меня именно потому, что многим барышням до поры зачем-то предоставлял я шанс обнаружить в себе ту глубину, которой в них, к сожалению, не оказывалось J.
К весне же 2003-го, а если честно, то уже к лету 2000-го, я перестал ждать милости от женской природы, всесторонне удостоверившись в том, что женщина, во-первых, существо глубоко эгоистичное, а во-вторых, путь к сокровищам её «духовной красоты» лежит только через качественный, с её точки зрения, секс. А качественный секс для абсолютного большинства женщин – это когда вы ведёте себя с ней как грубое похотливое животное и не выёбываетесь.
Впрочем, вести себя как животное – ещё вовсе не означает, что все женщины предпочитают жёсткий секс с брутальным оттенком (это бывает по-разному), но всё-таки никогда не стоит излишне рефлексировать, хуй должен быть твёрд и напорист, глаза должны тупо гореть тупым желанием и… прочее дерьмо. Ну и, понятное дело, коитус должен быть достаточно продолжительным J. О себе я могу сказать, что мой первый раз никогда не превышает более 2-3 минут, но… если девочка мне нравится, ведёт себя со мной, на мой взгляд, интересно, то я могу, не останавливаясь, уйти на второй круг сразу (эрекция у меня обычно не ослабевает сразу после оргазма, и если я начинаю снова, то сохраняется во всей своей полноте до следующего J), и тогда в сумме это составляет уже минут 10-12 непрерывной ебли. Впрочем, опять же, если девочка очень мне нравится, то я могу так же, не останавливаясь, уйти и на третий раз. Впрочем, это вообще всё мелочи жизни J.
Короче говоря, стоя 3-го апреля 2003-го года на платформе Курского вокзала в ожидании прибытия поезда из Харькова, я чётко знал, как именно через несколько минут я подам руку выходящей из вагона Лариссе, насколько крепко прижму её к себе и как именно впервые поцелую её в губы, непременно прежде чем поздороваюсь, потому что… Просто потому, что так надо.
Как говорится, сказано – сделано. В моём случае, замыслено – воплощено J. К этому времени и возрасту я уже научился осуществлять задуманное. Второй наш поцелуй, уже более долгий, произошёл через пять минут на эскалаторе, опускающем нас в метро «Курская».
Случилось так, что в то утро мы (в данном случае Ансамбль Спонтанной Импровизации «e69» (http://www.rea.ru/e69/
)) подвязались поиграть на открытии какой-то литературной конференции под эгидой журнала «Новое Литературное Обозрение» в клубе «На Брестской», и Ларисса вынуждена была, не успев толком приехать, первым же делом сопроводить меня на одно из бесчисленного по тем временам цикла культурных мероприятий под совокупным названием «Дело Жизни Любимого Мужчины». Мы встретились с другими членами «е69» на «Маяковской» и отправились на саунд-чек.
Там я усадил Лариссу за столик под какое-то довольно крупное, ясное дело, сугубо авангардное полотно, в котором среди прочего угадывалось нечто напоминающее парашют. Тут надо сказать, что в это самое время моя Да должна была совершить свой второй в жизни прыжок с парашютом, о чём я знал из её недавней гневной эсэмэски, каковыми эсэмэсками она не прекращала осыпать меня по три-пять штук в сутки, начиная с той ночи, когда я ушёл от неё. Естественно, большинство этих эсэмэсок она писала в состоянии почти перманентного в тот период опьянения, и потому там же, где было рассказано про парашют, содержалось как то, что этот прыжок она посвятит нашей с Лариссой любви, так и обещание того, что она ещё подумает, открывать ли ей парашют вообще. Поэтому когда Ларисса, которая была в курсе предстоящего Да прыжка, просто молча указала мне со значением на довольно крупную надпись на той же авангардной картине, которую сам я сначала не приметил «Должно уже произойти…» меня, понятное дело, весьма ощутимо внутренне передёрнуло. Но… тут стало пора выходить на сцену. Я нежно улыбнулся Лариссе и пошёл выполнять свои прямые обязанности.
Мы исполнили свой так называемый «музыкальный квадрат» (я думаю, вы понимаете – моё любимое сочетание чисел «1» и «6» окружало меня в это время буквально со всех сторон. Ведь и ежу понятно, что Квадрат – это Семёрка, она же – Единица второго порядка, а квадрат «четырёх» – это 16 J), получили зарплату (каких-то жалких 100 баксов на четверых, но во-первых, я опять временно нигде не работал, а во-вторых, что возьмёшь с литераторов, а тем паче с литературоведов) и убрались восвояси.
Основную массу инструментов нужно было закинуть на тачке к Ване Марковскому. Я поднялся вместе с ним в его съёмную хатку на ВДНХ; Ларисса же, вся в известных романтических мечтах, осталась ждать в такси, пилотируемом каким-то грузином. На лестнице Ваня, которому, что греха таить, нравилась вся эта моя история (хули, мир приключений, ебёмте! J) сказал: «Хорошая Лариса! Мне нравится!» Тут необходима маленькая оговорка. У Вани, как и у всякого высоко энергетичного и максимально щедро одарённого в творческом плане природой самца, конечно была не одна Истинная и совершенно Искренняя Любовь. Такая Искренняя и Истинная, что эмоционального наполнения любой из них с лихвою хватило б на сотню-другую самцов попроще (то же, что о Ване, я могу сказать и о себе J). Однако была в его жизни история, которая, пожалуй, изменила его много сильнее прочих; такая история, через которую опять-таки весьма узкий круг самцов получает нечто весьма близкое к Инициатическому Посвящению (не путать с банальной Первой Любовью, а тем более – с первым сексом J). Довольно популярно и при этом же с неповторимыми трогательностью, нежностью и талантом, присущими Ване, эта история изложена в его поэме «Лариса» (http://polutona.ru/index.php3?show=0718024153
), ибо именно так и звали ту Прекрасную Девушку. Поэтому-то то, что вся эта, уже моя история, в принципе симпатичная Ване, была ещё и связана с девушкой по имени Лариса, безусловно обладало в его глазах дополнительной привлекательностью.
Заметив, что я тороплюсь поскорей назад, Ваня усмехнулся и сказал: «Ну конечно! А то сейчас увезёт грузин твою Ларису!» с едва уловимым внутренним акцентом на слово «твою».
Дальше… Дальше действительно началась вполне добротная смесь мелодрамы с блокбастером. Мы приехали, вошли уже в мою съёмную комнату и… оба сели на край дивана. Я взял Лариссу за ручку. Нельзя было по-другому. Как говорится, «должно уже произойти»…
Минут через пятнадцать-двадцать Ларисса сказала: «Эх! Ну-у! Зачем ты это сделал?!.» А я сделал всего лишь то, чего три года назад как раз не сделал с Тёмной. Да, тогда я не сделал этого из принципиальных соображений. Сейчас, по прошествии трёх лет, я сделал нечто совершенно противоположное и тоже не менее принципиально.
В решающий миг я… покинул поистине гостеприимное Лариссино лоно. Это её расстроило. Но когда я поступил противоположным образом с Тёмной, её расстроило уже это J. И я не знаю, как правильно в идеале; то есть не знаю, как сделать всё так, чтобы это подходило ко всем случаям жизни.
С одной стороны, когда ты всё-таки не кончаешь в женщину – во всяком случае, при «первом знакомстве» – то ты вроде ведёшь себя как Благородный Рыцарь, элементарно оставляя выбор Прекрасной Даме. Но со стороны другой, я вам честно скажу, с некоторых пор (то есть с той поры, как я действительно стал мужчиной, что случилось со мной, конечно же, много позже, чем я выучился спать с женщинами ( это всё само по себе ещё не делает нас мужчинами J )) я просто не верю в существование женщин, способных видеть Мужчину, и уж тем более Благородного Рыцаря, в том, кто оставляет ей выбор.
В ситуации же с Лариссой, в её координатной системе, получилось и вовсе так, будто я с первого же раза наглядно продемонстрировал ей свою позицию в данном вопросе, то есть всё равно, таким образом, не оставив никакого выбора ей J.
Сложно всё. А, впрочем, просто. Просто всё это чепуха, потому что вспомните первый пункт: БЫТИЕ – ИЛЛЮЗИЯ J. (Рентген показывает, что сердце смайлика закатано в презерватив… И вот мне приснилось, что сердце моё – «капитошка» J.)
Мы повторили ещё раз. Я больше не делал того, чего она попросила меня не делать. О да, со мной всегда можно договориться J.
У неё была цель – зачать от меня Ребёнка. Я был не против, хоть это и была изначально не моя, а её игра. Но… что поделаешь. Меня так воспитали/научили, что любая чужая игра безоговорочно заслуживает уважения. А во всех спорных ситуациях – уважения большего, чем игра твоя собственная… «Кодекс самурая» по этому же примерно поводу учит примерно тому же: «Во всех спорных ситуациях без колебаний выбирай смерть!»
Тут некоторые неопытные горячие головы могут начать рьяно фрякать что-то типа того, что, мол, ах-ах, да ведь это же позиция Слуги, Рабская Психология и весь прочий либеральный пропагандистский бред ничтожеств-капиталистов. Нет, скажу я этим трогательно тявкающим кандидатам на аннигиляцию, как раз именно это и есть позиция Господина Истинного, а не слуги вовсе. А всё то, что вы думаете по этому поводу на сегодняшний день – есть всего лишь результат планомерной и грамотной промывки ваших мозгов, начавшейся, в вашем случае, ещё в колыбели, ибо все мы живём в мире, в коем, согласно, впрочем, Высшему Плану, временно допущена безраздельная власть сатаны, ибо… вспомните слова Иоанна Богослова: «Имеющий ум, сочти число Зверя, ибо это число… ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ». Так что вы – те, кто считает, что вышенаписанное есть Рабская Психология – не выёбывайтесь, а ступайте-ка лучше… учиться Истине! Ибо… лучше погибнуть от этой учёбы, чем жить в заблуждении…
Мы повторили ещё пару раз, попили кофе, приняли пищу, попили кофе ещё и покурили на лестнице, возле мусоропровода, обсуждая проблемы Добра и Зла. Точнее то, что Добро существует только как символ, как ориентир и идеал, и только Зло существует здесь непосредственно. Ведь то, что мы сейчас вместе с Лариссой, и нам действительно очень хорошо друг с другом – это Добро, но… это Добро для Лариссы. Для Да – это несомненное Зло.
Я понимаю, что опять же сейчас не говорю ничего оригинального (ибо я считаю, что говорить оригинальное – Зло J) и для многих в подобном раскладе нет ничего, к сожалению, из ряда вон выходящего, и многие всё это переживали, но… есть, как говорится, один оригинальный нюанс. Я точно знаю, что те, в ком подобный расклад, когда то, что однозначно является Добром для одного, является однозначным Злом для другого, не вызывает глубочайшего и болезненного Чувства Высшей Несправедливости, будут… в скором времени уничтожены и, Господи, СЛАВА ТЕБЕ!
И мы пошли гулять, и мы были всё-таки счастливы. И была весна, и мы целовались на мостах, во дворах и просто на улицах, как в давно уже оставленной нами обоими позади юности.
У Лариссы сломался каблук на сапожке, и мы пошли в обувную мастерскую, где меня «обозвали» её мужем, и ей понравилось это, и она улыбнулась. И я тоже. И вообще не буду вам врать, мне было очень хорошо с этой девочкой и действительно это безусловно была Любовь.
В первый раз она приехала дня на три. Всё это время я не снимал обручального кольца, коим мы некогда засвидетельствовали свой брак с Да. Я обещал ей это. И я сделал это. И Лариса приняла это как данность. Я сказал ей, что обещал это Да и сделаю это, потому что всё «это» мои расклады, а больно ей, и я не могу не сделать того, о чём она попросила меня.
Конечно с парашютом она спустилась вполне благополучно. Прямо скажем, намного успешней, чем когда делала это впервые, 7-го октября 2000-го года, когда при самом приземлении внезапно налетел ветер, и её протащило несколько десятков метров по гостеприимной земле подмосковного Киржача, вследствие чего она сломала себе мизинец на правой руке. Когда мизинец сросся обратно, Да подарила мне свой гипс с отпечатком своих накрашенных губ (он и сейчас лежит у нас на антресолях).
Вообще, если кому-то не хватает страстей в описании нашей с Лариссой любви, то таких я могу ещё раз отослать… к своему роману «Да, смерть!» (http://www.raz-dva-tri.com/da.doc
), написанному непосредственно в момент оных переживаний. Могу сказать одно: я любил её. Так, как мог вообще любить к тому возрасту, к тому времени, на том этапе прохождения своего жизненного пути. Это было искренне, и я готов повторить это на Страшном Суде, что, собственно говоря, в данный момент и делаю (смайлик надевает капюшон своего чёрного плаща. Внутри капюшон – красный… J).
В воскресенье вечером, 6-го апреля 2003-го года, я отвёз Лариссу на Курский вокзал. Фирменный поезд, не помню, как он называется, «Москва-Харьков» уже поджидал её на перроне. Мы, не стесняясь искреннего пафоса, в последний раз крепко-крепко обнялись и слились в долгом поцелуе. Потом она вошла в вагон. Проводница закрыла двери, но поезд ещё стоял. Мы смотрели друг на друга через стекло. Я курил. Смотрел на неё и курил.
Когда-то, на тот момент уже лет восемь назад я так же курил и смотрел на уже занявшую место у окна в 400-м автобусе, на Зеленоград, Иру-Имярек, Лисеву мою, Девочку Мою Единственную. А потом череда повседневных событий спустя пару лет привела к тому, что в первых «Новых праздниках» (http://www.raz-dva-tri.com/novye prazdniki.doc
) я искренне, от всей, извините, души, написал вот это: Конечно, б ы ло бы здорово, если бы мы с ней прожили всю жизнь вместе, и е б лись только друг с другом, но куда ей с ее темпераментом. Да еби я ее хоть целыми су т ками, ей все равно всегда нужны будут новые ощущения, она все равно ост а нется при своих инфантильных идеях грехов, покаяния и прочей хуйни, выл и вающейся в новых мужчин, вливающихся в не ё неукратимым пот о ком. А если даже и не в новых мужчин, то в какую-нибудь другую хуйню. Какая же ты дура! Как же я это все ненавижу ! Как же я ненавижу весь этот ебаный мир, породивший т е бя, меня и позволяющий тебе до сих безнаказанно разгул и вать с моей крышей хуй знает где, делать с моей крышей вс ё , что твоей инфантильной душе уго д но: ебаться с другими, ставя мою крышу на самое видное место, и в оргазмич е ских своих стонах смотреть моей крыше в глаза и исп ы тывать этот свой ё баный перверсивный кайф от того, что в голове у тебя полный пиздец (м е тущаяся душа, ёбтыть), а в пизде у тебя хуй, принадлеж а щий не мне, что доставляет тебе чувство болезненной-болезненной радости; а п о том этот не-мой хуй оказывается у тебя во рту (это у тебя всегда получ а ется «на ура»), и ты здорово, почти на автом а те, управляешься с ним, опять же глядя моей крыше в глаза, всп о минаешь мой хуй, мой язык, мои руки; при этом твой непосредственный партнер – он тоже, блядь, тебя вполне занимает; ты с о с ё шь ему хуй и в какой-то момент находишь для себя, что у з дечка, или ещё какая-нибудь там хуйня похожа на какой-то там третий хуй, быва в ший в тебе ещё до меня или где-то между мной и ху ё м непосредственным, каковой неп о средственно у тебя во рту; и ты начинаешь рефлексир о вать на темы третьего хуя, и рефлексируешь долго, продолжая сосать; а потом твой сег о дняшний партнер, каковому ты сос ё шь хуй, что-то такое проделывает с т о бой, чтобы стимулировать тебя к продолжению минета, а то что-то ты по его мнению потеряла темп (слишком задумалась о двух других хуях), и эта его стимуляция напоминает вдруг тебе уже четвертого твоего ё баря, напр и мер, твоего бывшего мужа, и ты немедленно начинаешь думать о н ё м, всп о минать уже его хуй, и его манеры. Наконец у твоего приятеля происходит э я куляция, и степень е ё интенсивн о сти напоминает тебе что-то там ещё. И так до бесконечн о сти.
Сейчас я смотрел на уезжающую Лариссу и… чувствовал себя… Ирой. А в ней… видел себя. Такой вот «Аксолотль». Если помните, был такой рассказ у Хулио Кортасара. Он вообще очень любил всякие трансперсональные штучки. По молодости лет, когда я читал его впервые, я не понимал его глубины. Мне всё это очень нравилось, но воспринималось мною как безусловно красивая и изящная, но лишь фантасмагория. Времена изменились.
Наконец… поезд сначала еле заметно тронулся, но постепенно набрал ход и увёз-таки Лариссу из Москвы обратно в Харьков. (Киевляне в сердцах часто называют Харьков Хряковым, полагая его насквозь москальским городом. Не знаю, не знаю.)
Я остался на Курском вокзале один. Я купил себе бутылку пива и пошёл к пригородным поездам. Я обещал приехать к Да. Она не прекращала письменно меня об этом просить в последнюю пару дней.
Я не могу сейчас однозначно сказать, хотел ли я её видеть в тот день или нет. Нет, не могу сказать однозначно. Наверное, если бы совсем не хотел, не поехал бы.
От Курского вокзала практически до нашего с ней дома ходит электричка. Вообще транспортная система Москвы намного удобней и разветвлённей, чем полагают те, кто пользуются лишь метро. Используя электрички пригородного сообщения, если конечно знать расписание их движения J, можно изрядно порой сокращать и упрощать себе путь, или же в считанные минуты, если знать расписание J, оказываться в таких местах, какие, если мыслить схемой метрополитена, находятся совершенно в другом конце города. Я давно уже знал об этом.
Я стоял в тамбуре, курил и пил пиво. В районе станции Царицыно мне позвонил Никритин. Примерно в том самом месте, где мы столько раз стояли с ним минувшей осенью и беседовали о Едином «Я». Зачем он звонил, не помню. По-моему, без какого-либо конкретного повода.
Я приехал. Да как обычно пила вино, но внешне была намного собраннее, чем в последние два года. Что и говорить, хули тут городить интеллигентные огороды, наша совместная жизнь в собственной квартире, один на один, плюс отсутствие у неё тогда работы, плюс моё тогдашнее неумение вовремя повышать на Женщину голос – всё это изрядно распустило её. Я не помню, о чём мы говорили. Отношения выясняли умеренно.
