Текст книги "Откровения романтика-эротомана"

Автор книги: Максим Якубовски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Максим Якубовски
Откровения романтика-эротомана

Об авторе

МАКСИМ ЯКУБОВСКИ – западные критики называют его «королем эротического триллера». Автор нескольких коммерчески успешных книг и редактор ряда культовых антологий современной прозы, он давно уже заслужил славу одной из самых спорных и скандальных фигур в британской литературе. Кроме того, он регулярно выступает по радио и телевидению в качестве эксперта по криминалу, эротике в кино, ведет постоянную колонку в Guardian и пишет о современном искусстве в The Times. Он также является литературным директором престижного фестиваля Crime Scene, проходящего в Лондоне.

Срезая крылья раннего полета

– Я уверен, что красота или правда не может выкристаллизоваться из написанных кусков текста, если их автор не согрешил против чего-то – против пристойности, обычаев, справедливости, личных тайн, традиции, политической ортодоксальности, исторических фактов, литературных условностей или же не попрал все общественные стандарты одновременно. И также я уверен в том, что нельзя создать произведение, не достигнув свободы, которая приходит к писателю вместе с ощущением, что он преступил закон, нарушил правила, сыграл в запрещенную игру. Нельзя создать произведение без понимания или даже страха, что эта работа покажется непростительным правонарушением.

Эл Доктороу, «Отчет во Вселенную»

В день, когда Корнелии исполнилось тридцать, она оказалась на похоронах.

Это был серый невнятный день, с небом, по которому раскиданы тусклые смазанные облака водянистого цвета, с оттенками от бледно-голубого до скучного пыльного. День, не вписывающийся ни в один сезон. Корнелия, одетая в черное, в ожидании стояла у здания крематория, окруженная скорбной толпой абсолютно незнакомых ей людей.

Она не была другом семьи и никогда не знала покойного, хотя, получив этот заказ, припомнила, что когда-то читала одну из его книг. Она сочла ее вполне подходящей, чтобы скоротать одинокую ночь в номере отеля, оставшись без работы. Но книга не затронула ее глубинных инстинктов так, как бывало порой. Некоторые рассказы вызывали в ней сильные эмоции, запрятанные под налетом внешнего. В общем, она никогда не коллекционировала книги этого автора, его романы не входили в число ее интересов. Может быть, теперь, когда он уже мертв, что-то изменится. Так происходит часто. Она напомнила себе, что стоит приобрести несколько его ранних произведений, пока они не подорожали. На всякий случай. Единожды начав коллекционировать книги, Корнелия осталась библиофилом на всю жизнь. Впрочем, в последнее время, собрав все книги своих любимых авторов, она стала приобретать все меньше и меньше.

Корнелия была одета в черное не в честь похорон, хотя этот цвет вполне отвечал обстоятельствам. Просто ей было удобно в своем маленьком черном платье от Армани. Оно идеально сидело на ней, превосходно подчеркивая ее обтянутые нейлоном ноги, облегая крепким, но тонким материалом ее зад. Тряпки никогда ее не интересовали, она не была фанатом дизайнерских ярлыков, но в это платье она влюбилась с того самого момента, как увидела его висящим в дальнем углу магазина «Принтемпс» в Париже. Примерно год назад или даже раньше, когда ее взял с собой в этот город теперь уже давно забытый любовник. Он хотел заплатить за платье сам, но Корнелия настояла на том, чтобы воспользоваться собственной кредитной картой. Подарки от мужчин всегда несут некий отпечаток их собственной сексуальности, а она знала с самого первого прикосновения к кромке этого маленького черного платья, что оно будет с ней гораздо дольше, чем ее любовник, и потому не должно быть запачкано. Она взглянула на небо и направилась вслед за малозаметной жиденькой толпой к дальнему концу здания.

Не все пришедшие были одеты в черное, но торжества цветов тоже не наблюдалось. Корнелия осознала, что это первые похороны, на которых она присутствует с того момента, как умер ее собственный отец, и на нее нахлынули воспоминания о теперь уже далеких подростковых годах. Она вспомнила, что все время похорон провела, пытаясь сдержать слезы, боясь, что ее сочтут незрелой, плаксой. И только когда она села в машину, предварительно пожав руки каждому знакомому и незнакомому человеку, пришедшему отдать дань уважения ее отцу, ее прорвало, как плотину, тоской и скорбью. Друзья отца заметили – Корнелия это слышала, – что она выглядит холодной и безразличной, и это явно демонстрировало ограниченность этих ублюдков. В конце концов, как могут незнакомцы догадаться о чьих-то скрытых переживаниях, метаниях, обидах, потаенной опустошенности?

Это было первым настоящим знакомством с прозаической реальностью смерти. Годы спустя ее понимание смерти стало шире, превратилось в странное, извращенное к ней отношение, и она все еще считала смерть трудной для полного постижения. Особенно это касалось того нематематического уравнения, которое ставило секс и смерть на один уровень интуитивного волнения. Впрочем, за последние двенадцать месяцев Корнелия успела устать от своих отношений со смертью и дала себе тайный обет отказаться навсегда от убийств ко дню своего тридцатого рождения. Она сочла, что такой явный жизненный знак должен подтолкнуть ее к принятию важных решений и переменам.

И, по иронии судьбы, в тот самый день, когда настал этот переломный момент, она оказалась на похоронах. Или на мероприятии, которое по-прежнему называют «церемонией у крематория». А может быть, кремацией?

Корнелия улыбнулась.

Она оглядела отсутствующим взглядом стоявшего напротив пожилого мужчину в угольно-сером костюме-тройке и донельзя отполированных ботинках.

– Мисс…?

Она снова взглянула на него с напускным безразличием.

– Смит. Мисс Смит. Мисс Миранда Смит.

Она взяла это имя из ниоткуда. Могла бы назваться Джонс, подумала она. Менее банально, чем Смит. Но Миранда каким-то образом возникла в воображении инстинктивно. Она никогда раньше не называла себя Мирандой.

– Джон Керит, – ответил он.

– Привет.

– Не думаю, что встречал вас раньше, – сказал он. – Член семьи? Знакомая?

– Ни то, ни другое, – рассеянно продолжала Корнелия. – А вы?

– Я был его литературным агентом. Ужасная потеря.

– Да, – она сочувственно кивнула.

– Так что, вы просто одна из его читательниц? – догадался он.

Корнелия кротко опустила глаза.

– Я понимаю, – сказал Керит. – Сегодня сюда пришли несколько человек, которые были знакомы только с его творчеством, – добавил он. – На самом деле, мне кажется это очень трогательным.

– Правда? – неуверенно переспросила Корнелия.

– Несомненно, – ответил он. – Никогда не знаешь, как чьи-то книги влияют на людей, не так ли? Его рассказы были настолько, как бы это сказать, особенными, что я так до конца и не понял, какова именно его аудитория. Издатели говорили мне, что больше всего его читали женщины, и я это плохо понимал. В конце концов, его произведения были часто слишком откровенными, и вам это хорошо известно.

Корнелия молча изобразила согласие, Керит осмотрел маленькую толпу, разбившуюся на группы по четверо или пятеро, и продолжил:

– Хотя теперь я верю, – сказал он. – Здесь так много женщин. Удивительно.

Он вздохнул, как будто мысленно пожелал, чтобы столько же женщин пришло однажды на его собственные похороны. Его глаза быстро погасли, а затем он снова включился и спросил Корнелию:

– Удовлетворите мое любопытство – среди его книг у вас была любимая?

Корнелия нахмурилась.

– Это может о многом рассказать, правда? Ты то, что ты ешь, что ты читаешь. Ваш вопрос несколько личный, мистер Керит.

Мужчина вспыхнул.

– Простите, мисс Миранда. Вы правы. Пожалуйста, примите мои извинения.

Мгновение он стоял рядом, неловко глядя в лицо Корнелии, словно раздумывая, сбежать или попытаться продолжить разговор.

Потом его лицо снова обрело спокойное выражение, и наконец он произнес:

– Довериться читательнице Конрада, красивой и загадочной. Я думаю, ему бы это понравилось. Очень сильно понравилось.

– Я не уверена, что сейчас подходящее время для светских комплиментов, мистер Керит, – заметила Корнелия.

– Для них не бывает неподходящего времени, – ответил он, оглядывая ее с ног до головы.

Она с безразличием выдержала этот взгляд.

В толпе присутствующих возникло некое оживление, и гости, разбившись на маленькие группы, стали медленно продвигаться сквозь арку входа в часовню крематория. Корнелия не услышала ни колокольного звона, ни приглашения пройти внутрь. Отметила про себя, что церемония проводилась очень обдуманно. Очень по-английски. В Соединенных Штатах несколько дородных нанятых людей выкрикивали бы имя покойного (без сомнения, не раз его исковеркав), чтобы загнать всех внутрь здания. Здесь же, казалось, достаточно было одного кивка или незаметного жеста, чтобы привлечь внимание присутствующих.

Керит извинился и двинулся вперед.

Корнелия осознала, что ей хотелось задать ему один-единственный вопрос. Впрочем, она решила, что ее вопрос может подождать до окончания церемонии.

Чуть раньше Корнелия невольно подслушала жалобы некоторых гостей на то, что службы не будет, что только люди, знавшие умершего писателя, произнесут о нем речи. Кто-то выразил недовольство тем, что данная церемония по гуманисту не слишком походит на жизнь Конрада и ее завершение, но семья писателя придерживалась твердого убеждения, что он не одобрил бы панихиды. Корнелия мысленно напомнила себе предписать в своем несуществующем завещании, что, когда бы она не умерла, на ее похороны и на милю не подпускали бы священника или нерадивого пастора, под страхом проклятия или же чего угодно, лишь бы душеприказчики не сделали это против ее воли. Она была сиротой и не доверяла ни простому юристу, ни менеджеру банка, ни всем тем представителям власти, которые имели хоть малейшее отношение к данным вопросам. Она знала, что после смерти неминуемо отправится в ад, если каким-то образом не попадет в ад еще при жизни, и эта извращенная идея пришлась ей по вкусу. Она подумала, что, по крайней мере, загробный мир вряд ли окажется скучным, и выбалтывание неподходящих случаю слов или толика льстивой набожности применительно к ее собственной смерти испортит все действо.

Вскоре внешний двор опустел, и только Корнелия оставалась стоять, да еще невысокая молодая женщина с темными волосами, периодически выглядывавшая из-за цветочных венков, раскиданных по асфальту и тонкой траве. Время от времени она становилась на колени и наклонялась, пытаясь прочитать надписи на венках и букетах. Когда на маленькой овальной площадке, служившей дорожкой к похожему на церковь главному зданию крематория из красного кирпича, установилась тишина, темноволосая женщина подняла глаза и заметила Корнелию, которая издали за ней наблюдала.

В знак признательности она кивнула.

С главной дороги, находившейся в миле отсюда, позади пышных зарослей вокруг крематория, раздался приглушенный звук визжащих шин.

Обе женщины стояли, не шелохнувшись, в минутном замешательстве, и каждая из них не хотела начинать разговор первой. В конце концов, Корнелия взяла инициативу в свои руки.

Приближаясь к темноволосой женщине, Корнелия осознала, что она не настолько молода, как ей показалось это вначале – ей было, вероятно, около тридцати. Как и самой Корнелии. На возраст намекали тонкие очертания ее рта, тени под глазами, ее одежда. Стараясь соответствовать случаю, эта женщина также была одета в черное, но ее костюм-двойка казался слишком деловым для этого события. Край ее аккуратно подшитой юбки спадал ниже колен. У нее были изящные лодыжки.

– Привет…

– Привет.

– Вы не смогли заставить себя пройти внутрь и прослушать все эти речи? – предположила Корнелия.

– Да, – ответила женщина. – Это не значит, что я веду себя непочтительно.

– Я знаю. Полагаю, что мероприятия такого рода всегда несколько лживы. Им нравится чрезмерное лицемерие, – заметила Корнелия.

– Я полностью с вами согласна, – согласилась женщина в черном костюме. – Полагаю, что вы не член его семьи, ведь так? – спросила она.

– Нет, просто друг, – сымпровизировала Корнелия.?

– Я тоже.

На солнце стремительно наплыло облако, двор моментально оказался затененным.

– Я Саманта… Предпочитаю, чтобы меня называли Сэм. Сэм Херн, – она протянула руку.

– Миранда, – ответила Корнелия.

– Красивое имя.

– О, имя как имя, – пожала она плечами.

– Вы хорошо его знали? – спросила Сэм.

– На самом деле нет, – с неохотой призналась она, не желая, чтобы ее допрашивали слишком пристрастно и выясняли, кто она на самом деле.

– О! – заметила Сэм и резко отвернулась, словно смутившись.

– Что такое? – вопросила Корнелия, заметив, что Сэм испытывает явную неловкость.

– Если честно, то я тоже не слишком хорошо его знала, – ответила Сэм.

Темноволосая женщина отбросила упавшую на лоб прядь, глубоко вздохнула и позволила себе, хотя и с неохотой, разоткровенничаться.

– Меня он тоже имел, – прошептала она.

– Понимаю, – бесстрастно призналась Корнелия, надеясь, что эта женщина расскажет больше. Что она и сделала.

– Он никогда не делал вид, что я была единственной. По крайней мере, в этом он был честен.

Корнелия шла рядом с Сэм.

– В этом он был честен, – подтвердила она.

– И он был нежен, а такое не часто случается. Но скоро стало ясно, что он встречается не только со мной, понимаете? Когда я услышала о том, что он умер, я долго думала, приходить ли мне сюда. Видите ли, мной овладело какое-то любопытство. Я хотела посмотреть на тех, других. Вы, вероятно, заметили, что женщин здесь гораздо больше, чем мужчин. Интересно, знает ли об этом его жена? О, полагаю, что знает. Как она может не знать? Я стояла и присматривалась, пыталась вычислить, которых из них он трахал и какие были просто знакомыми, не опороченными сексом. Но их же нельзя определить, правда? Мы все так по-разному выглядим. Я полагаю, что у него не было специфического типа. Он просто затаскивал нас в постель, если появлялась такая возможность.

Она посмотрела в глаза Корнелии. Ее собственные глаза были карие, цвета мускатного ореха.

– Но я никогда на него не сердилась, – продолжала Сэм, как будто эту долгую, на одном дыхании, исповедь она держала в себе с того самого момента, как началась ее связь с Конрадом. – Это просто невозможно. Он поддерживал контакт, понимаете? Словечко здесь, телефонный звонок там, как будто он действительно не хотел рвать концы. Иногда я думала, что для него я была запасным парашютом, потрахаться, на случай, если все остальные, все другие женщины ему не дадут, но я не думаю, что говорю сейчас о нем справедливо. Он действительно заботился, понимаете, – Сэм остановилась. – А вы? – спросила она Корнелию.

– Только один раз, – подыграла Корнелия. – Какое-то время назад.

– Но вы пришли сегодня, несмотря ни на что?

– Да.

– Вот таким он был человеком, – заметила Сэм. – Я так думаю, здесь по меньшей мере дюжина таких, как мы, и всех нас связывает только одно.

– Может быть.

– Я все еще не знаю, почему я сюда пришла. Даже теперь, – сказала Сэм. – Ничего не может измениться. Нет лиц, которым можно дать имена, нет имен, которые можно примерить к лицам. Я… никогда не узнаю, что мы на самом деле для него значили.

– Знатную еблю? – предположила Корнелия.

– Нет, – быстро ответила Сэм. – Мы значили больше, я думала, что я для него значила больше. Такие вещи невозможно не почувствовать. В этом были чувства, а не только удобный секс…

– Но почему тогда нас было так много? – продолжила Корнелия.

Из здания раздалось приглушенное эхо какой-то мелодии, уносимое легким бризом раннего летнего дня.

– Каким-то образом, – сказала Сэм, – он был в поиске, вам так не кажется?

– Может, и так, – высказалась Корнелия.

– Вы встречались с Конрадом в Америке? – спросила Сэм, таким образом, в конце концов, признавшись, что заметила акцент Корнелии.

– Да, – подтвердила Корнелия, делая шаг и доставая из сумочки салфетку.

– Как?

– На чтениях, на одной маленькой вечеринке в Нью-Йорке, – ответила она.

– Позвольте мне догадаться: даже сейчас вы не вполне уверены, кто именно из вас сделал первый шаг?

Корнелия симулировала нежную улыбку.

– О да, так и есть.

– Звучит знакомо, – вздохнула Сэм. – Странно осознавать, что у нас так много общего, правда?

– Да, – продолжала Корнелия. – Много общего и с теми, кто там, внутри, стоит и слушает пустые слова восхваления.

Глаза Сэм Херн затуманились, как будто бы она пыталась сдержать слезы. Ее губы напряглись, она попыталась справиться со своими беспорядочными эмоциями. Жесткая, деловая сторона ее характера взяла верх, и ей удалось не разрыдаться.

– Ну хорошо, – сказала она, – думаю, что мне пора. Полагаю, что увидела достаточно. Если оставаться здесь дальше, лучше не станет. Может, мне вообще не следовало приходить…

Она схватила свою сумочку и еще раз откинула с лица прядь волос.

– Вы знаете, куда они все собираются идти после церемонии? – отважилась спросить Корнелия. – К нему домой?

Она надеялась, что после похорон гости соберутся в доме умершего писателя. Это шанс что-то разведать, задать окружающим побольше вопросов.

– Нет, – ответила Сэм. – Мне сказали, что его издатели сняли зал на верхнем этаже одного паба в Сохо.

– Но он ведь не пил, – заметила Корнелия. Она вспомнила, как читала одно из интервью с Конрадом, найденное в Интернете.

– Да, это правда, – сказала Сэм, вспомнив, конечно же, и тот последний раз, когда они с Конрадом выпивали в каком-то ресторанчике.

Она усмехнулась.

– Что он обычно пил, когда вы бывали вместе? – спросила Корнелия, и этот вопрос прозвучал без намека на тщетное любопытство. Корнелия начала собирать в уме все эти беспорядочно разбросанные детали мозаики.

– «Пепси-колу». Он говорил, что она слаще, чем «Кока-кола». Безо льда. Или томатный сок. По большей части, – ответила Сэм.

И снова тишина.

Сэм стояла, не вполне уверенная, стоит ли ей теперь уходить. Корнелия осознала, что эта женщина все еще надеется разузнать о ее краткой связи с Конрадом. Но этого ей не выяснить, ни сейчас, ни когда-либо.

– Может, как-нибудь, – предложила Корнелия, – когда будет легче думать и о нем, и о прошлом, мы встретимся и поболтаем, a?

– Не знаю, – сказала Сэм, и черты ее лица напряглись.

Корнелия поняла, что это было плохое предложение, словно она предлагала этой женщине не самую яркую перспективу создать клуб несчастных женщин имени Конрада. Совсем не привлекательная идея.

Чтобы нарыть ту информацию, за которой ее сюда направили, она придумает способы получше.

Корнелия согласилась выполнить этот заказ всего лишь четыре дня назад, по возвращению домой, в Манхэттен. Ее последний заказ, двухмесячной давности, вызвал в ее душе массу неприятных эмоций. Работа была грязной и не имела никакого отношения к книгам. Что ж, в этом есть доля иронии. Ее мишень почему-то догадалась, кто она и почему ее послали убить. Он не оказал сопротивления, даже не протестовал. Словно ждал смерти.

Раньше с ней такого не случалось никогда.

Читал ли этот парень рассказ Хемингуэя «Убийцы»?

И это снова заставило Корнелию задуматься о работе. Не слишком-то хороша, верно?

Так что она решила устроить себе нечто наподобие годичного отпуска. На ее банковском счету было достаточно средств, чтобы спокойно прожить это время – при условии, что она будет контролировать ненужные расходы. Обойдется она и без книг для своей коллекции. Если какая-то книга или ее относительная ценность вызовет минимальный интерес, она, конечно, не сможет пройти мимо равнодушно. Но ни одно произведение не заставит ее выйти из бюджета.

По правде говоря, Корнелия устала.

От своей работы. От танцев. От убийств.

В этом больше не было ничего захватывающего.

Должно быть больше радостей жизни, но она не имела никакого понятия, где их искать, заключенная в привычную паутину привычек и ожиданий других людей. А она вовсе не этого ждала и желала, правда?

С одной стороны, она точно знала, что не относится к тому типу женщин, которые будут удовлетворены будничной работой с девяти до пяти, получением образования или ведением хозяйства. С другой же, Корнелия отчаянно понимала, что ее потаенная жизнь, полная мелких грешков, тоже не даст ответы на все вопросы. Удовлетворение, внутренний мандраж, всплеск адреналина, страх – все это слишком мимолетно, все это каждый раз заставляло ее возвращаться за более сильными ощущениями. И сама она была слишком яркой, слишком образованной – так говорили некоторые из ее немногочисленных друзей. Она жила без осознания того, что в один прекрасный день сделает тот последний рискованный шаг, который заведет ее слишком далеко, и тогда она споткнется в попытке построить свой карточный домик, и маленькая ошибка обернется для нее беспощадной местью. Она также осознавала, что в тюремной камере просто зачахнет и умрет от тоски и разочарования, не в силах рисковать дальше, и что она слишком труслива даже для того, чтобы подумать о самоубийстве в случае, если вдруг ее загонят в угол и лишат пути к спасению. Между адскими муками и земными страданиями не повыбираешь, это точно.

Полная тишина – и тот человек тяжело упал на землю, и пустая улица рядом с Алфавит Сити, загадочно насмехаясь, освещала кроткие черты его лица. Эта картина все еще преследовала ее, что за черт! Корнелия дарила смерть, и это обычно давало толчок некоему сложному химическому процессу, в результате которого ее сексуальное возбуждение вырастало до самого пика. Это было слаще, чем любой запрещенный наркотик, и именно этим Корнелия часто оправдывала свои акты убийств. Но в том деле не было даже легкого намека на возбуждение. Или он сумел ее перехитрить, или же она теряет либидо.

Через несколько дней она даже не помнила имени жертвы, в этом была суть ее работы, но она не могла стереть его лицо из своих видений.

Она была виновна в этих грязных смертях, где фонтаном хлестала кровь, просачивалась, струилась, извергалась. Грязные смерти с отчаянными мольбами, рвотой, вырванные пузыри и кишки изрыгали жидкость и источали запах, и тогда ее пульс начинал неистово биться, возрастал до сердечного приступа. Неловкие драки, напряжение, и она могла жить дальше с воспоминаниями об этих заказных убийствах, но понимала, что печальная смерть ее последней жертвы что-то перевернула внутри.

Корнелия взяла отпуск.

Все равно менеджмент клуба, в котором она выступала, получал жалобы по поводу ее новой татуировки. Почему-то клиенты сочли это безвкусицей, недостаточно сексуальным. Обыватели!

И она передала заявление в клуб и вызвала Ивана, свое доверенное лицо. Сообщила, что отправляется на несколько месяцев в отпуск и не будет больше браться за заказы. Корнелия проинформировала его, что по возвращении выйдет на связь. На самом деле она не была уверена, примется ли она снова за работу. Может, это нужный момент и подходящий способ, чтобы оставить мир заказных убийств позади. Она с гордостью смотрела на свои заполненные книжные полки. На первые издания Джона Ирвинга, Вулрича, Джеймса М. Кейна, Ф.Скотта Фицджеральда и многие другие – каждая книга была заработана смертью мужчины или женщины. Корнелия даже думать не хотела о стоимости своей коллекции. Она просто любит книги.

И почему бы ей не взять отпуск?

Не погреться на солнце?

Корнелия распорядилась, чтобы в ее квартире поставили дорогую охранную систему, хотя прекрасно осознавала, что любое вторжение в ее отсутствие будет не больше чем авантюрой, и скорее пострадают ее дорогостоящий музыкальный центр и телевизор, чем коллекция книг. Затем она распланировала выкроенное для отдыха время. Вспомнила, что ее бледной коже потребуется много защитного крема.

Она никогда не бывала на Карибах и, после длительных раздумий, выбрала район Плайя Дорада в Доминиканской Республике. Она прилетела в аэропорт «Пуэрто Плата» с маленьким чемоданчиком, набитым майками и комплектами купальников, которые она нахватала в «Сенчури 21» и «Даффис». Ее раздутая дорожная сумка была заполнена книгами в мягких обложках: она приобрела много новинок, но до теперешнего момента у нее не было времени их прочитать. Во время пересадки в «Майами Интернэшнл» в одном из магазинчиков аэропорта она купила еще несколько книг. Случилось так, что в одной из них оказалась коллекция эротических любовных историй, написанных Конрадом Корженьовски, – это интересное имя ей запомнилось из книжного обзора в «Виллидж Войс». Если не считать книг, Корнелия предпочитала путешествовать налегке.

Она знала, что приобретет все необходимые мелочи прямо на месте. Туалетные принадлежности, косметику, презервативы, шляпу или бейсбольную кепку, чтобы защитить свою ранимую кожу. Специально оставила дома, в квартире на Ист Виллидж, свой ноутбук. Постаралась отделить себя от мира и, по странному капризу, вернуться в старые времена. В те дни, когда она еще не окунулась в опрометчивое ремесло убийства, в дни, когда она бессознательно купалась в море невинности, если такие безмятежные времена когда-то существовали.

Из ресторана отеля открывался вид на залив, и Корнелия любовалась восходом солнца: вначале оно показывалось из-за гор на востоке, а затем скользило по сияющим оттенкам синего теплого моря. Днями она лежала на каком-нибудь пляже, слушая всплески волн о берег, мягкие удары о пристань, лениво почитывала книги или пила легкие коктейли, купленные поблизости в круглосуточном пляжном баре. Из-за межсезонья на курорте не было людно. Она наслаждалась тем, что ложилась спать в десять вечера или даже раньше, сознательно игнорируя торжества, которые каждый день проводились у большого бассейна. И блаженно засыпала с открытой книгой в руках. Ее длинное, стройное голое тело вытягивалось под тонкой белой простыней, а кондиционер продолжал монотонно гудеть. Корнелия просыпалась ранним утром и совершала долгие одинокие прогулки по заброшенным пляжам, уходя на мили и мили от курорта, и в тот момент, когда за далекой линией горизонта появлялось солнце, она баловала свое тело: сбрасывала шорты и майку и ныряла, обнаженная, в теплый океан. Это было ни с чем не сравнимое наслаждение.

Плайя Дорада была превосходна, но еще прекрасней было бы, если бы она могла загорать обнаженной весь день. Нагота давала ей ощущение свободы, обостряла ее дремлющие сексуальные чувства. После недели обычного отдыха Корнелия почувствовала необходимость в некоторой стимуляции и позволила себе выбрать партнера среди случайных мужчин, которые кивали в ее сторону во время обедов и ужинов или даже пытались пристать в баре. Если честно, то все, что они говорили, не вызывало у нее интереса. И пока она приглядывалась к ним, оценивая их внешний вид и габариты, все эти ненужные слова и фразы влетали ей в одно ухо и вылетали из другого. Нескольких она затащила в постель. Никогда дважды одного и того же. По большей части, из-за их смятения – она обращалась с каждым мужчиной так, словно использовала его для простого удовлетворения своих сексуальных потребностей. Некоторые оказались хорошими любовниками, смогли доставить ей удовольствие, даже заставили ее кончить. Остальные же оправдали свою посредственность, будучи небрежными или несостоятельными, но для нее это не играло никакой роли. Назавтра она уже не помнила ни лиц, ни толщины или оттенков их членов, ни позиций, в которые они ее ставили. Просто эгоистичный курортный секс, до тех пор, пока она нуждалась в нем.

Вскоре и песок, и море, и ничего не значащие объятия стали изматывающими, и пришла тоска. Она меняла отели на побережье в поиске новых кулинарных впечатлений и партнеров по постели, в то же время стараясь избегать предыдущих мужчин, – что с них теперь было взять. Радость от отдыха на Карибах угасала с каждым часом. Корнелия была городской девчонкой до мозга костей и предпочитала наслаждаться своим одиночеством, будучи в самом сердце суетливой толпы. Она оплатила счет и на следующий день вылетела домой.

Даже после нескольких недель отсутствия на ее автоответчике было всего несколько сообщений. А ящик электронной почты был переполнен в основном коммерческим спамом. Нет, ей не требовалось неограниченных поставок дешевой виагры или программ для потери веса (гарантия качества! 100 %-ный эффект!)

Только один человек попытался связаться с ней и по телефону, и через электронную почту. Иван.

Он был ее агентом уже год. Обычно это только голос по телефону. С еле прослеживающимися следами русского или, по крайней мере, восточно-европейского акцента. Однажды, вскоре после того, как он появился на горизонте, заменив собой парня из Пуэрто-Рико, который и ввел ее в организацию, Корнелия прибыла на место встречи гораздо раньше назначенного часа и без намека на любопытство изучила его в тот момент, когда он оставлял для нее конверт. Это был мужчина средних лет, с серыми волосами, абсолютно невзрачный. Тип человека, который сливается с толпой. Но ей нравился его голос, тишина между словами, некая недосказанность. Она не перезвонила, зная точно, что ему известна дата ее возвращения в Нью-Йорк.

Он напомнил о себе на следующий день.

– Иван, – сказал он, хотя ему не нужно было представляться.

– Привет.

– Хорошо провела отпуск?

– Да, чувствую себя вполне отдохнувшей, – сказала Корнелия.

– Отлично. На Карибах изумительно в это время года.

– Я тебе никогда не говорила, что буду там, ведь правда? – хихикнула Корнелия.

– Нет, не говорила, – ответил он.

– Так что…

– Так что…

– Ну хорошо, Иван, – сказала Корнелия. – Я не вполне уверена, что готова сейчас к очередному заказу.

– Не готова? Не нашлось новой книги для восхитительной коллекции Корнелии?

– На самом деле сейчас книг нет. Но причина не в этом… – Она выдержала долгую паузу.

– Ну так скажи мне, – продолжал Иван.

– Я думала о том, чтобы уволиться, Иван.

– Правда?

– Да. Теряю мандраж и чувствую себя очень уставшей. Называй это как хочешь.

– Неподходящий момент месяца, моя дорогая?

– Неподходящий момент года, Иван, – ответила Корнелия. – Просто теперь я не уверена, что хочу выполнять заказы, которые ты даешь мне. Ничего личного.

– Понимаю, – сказал Иван, и в его голосе не отразилось никаких эмоций.

– Что, теперь ты мне скажешь, если я теряю мандраж, то не имею права уйти? – с усмешкой спросила Корнелия. – Обратного пути нет?

– Нет. Не совсем, – сказал он. – Просто это будет грустно. Ты одна из лучших.

– Спасибо за комплимент. Может, так обернулось, что я больше не хочу быть одной из лучших.

Иван сделал паузу.

– Давай встретимся, – предложил он. – Поговорим.

Само по себе такое предложение было очень необычным.

Корнелия помимо своей воли была заинтригована ситуацией. Как он попытается вынудить ее изменить решение? Будет ли он льстить, стращать, умолять?

Она согласилась. Договорились на воскресный вечер в фойе кинотеатра «Анжелика» в Хьюстоне. Там всегда полно народа, люди неизменно или стоят в очередях к одному из дюжины залов, или сидят за столиками, попивая сок или кофе.