Текст книги "Не в этот раз (СИ)"

Автор книги: Максим Владимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Но сейчас мы тут! На Родине. Здесь и ручьи…на родном звенят, бурлят, вода такая прозрачная, что так и тянет наклониться, черпнуть ладошкой, отхлебнуть, заранее зажмурившись – холодная же до остановки сердца! Но я знаю, конечно, что нельзя – тут вся таблица Менделеева представлена. Не исключая ещё не открытых элементов. И стекает этот коктейль прямо в реку, кстати, так что, пить мы эту воду всё равно будем, так или иначе.

А ручей-то, кстати, в правильном направлении течёт, по пути! Значит, вполне можно быстренько кораблик сделать и идти уже вместе с ним, а то вон дядя Витя уже как-то нехорошо на меня посматривает.

Я решительно огляделся, выбрал самую матёрую сосну неподалёку, пробрался к ней, проваливаясь в подтаявший сугроб. Даже удивительно, как это мне до сих пор нравоучений не прилетело – хулиганю ведь напропалую! Примерился, сел на наст, высвободил ногу и отбил каблуком кусок коры. И вздрогнул, услышав внезапное: «И мне захвати тоже!».

После мы вместе, сидя на корточках бок о бок, увлечённо стачивали кору об асфальт в проталине на дороге. Водила какой-то залётной Жиги, обнаружив такое непотребство, возмущённо нам посигналил, объезжая, но наше хорошее настроение перебить было невозможно решительно ничем! А потом мы вместе, будто одноклассники, бежали за «корабликами», не разбирая дороги – и уже не только я промок по пояс. Не знаю, как дядя Витя, а я точно забыл, что он – солидный партийный функционер в годах, пример не только для сопливых школьников, но и для взрослых – рабочих, колхозников, инженеров, творческой интеллигенции и даже других солидных функционеров…

* * *

В подъезде стоило мне повернуть на лестницу, как неведомая сила подняла в воздух и, развернув, поставила на вторую ступеньку. А ничего себе он силён! Не замечал.

– Забеги сейчас домой, переоденься в сухое и спускайся ко мне, лады? Отметим, – скомандовал дядя Витя.

– Может, лучше к нам? У меня там обед в холодильнике, только разогреть, – робко заикнулся я, но дядя Витя отмёл предложение решительным жестом руки:

– Всё заготовлено, не волнуйся.

Да уж, заготовлено. Мне бы такие заготовки! Стол на кухне был уставлен бумажными пакетами и судками, довольно-таки кондового столовского вида, но пахло… замечательно. У нас уже давно был заключён рыбацкий пакт: если мы на реке вместе, то всё общее, стесняться ни к чему. Тем более – еда, потому я, не тратя времени даром, потянулся заглянуть в ближайший пакет. Колбаса, копчёная. Порезанная уже. Пахнет… рот моментально наполнился слюной.

– Ты уже достаёшь? – дядя Витя зашёл в кухню. – Молодец, тарелки возьми в шкафу. Мы же не будем тут особенно церемониться, верно? Женщин нет, так мы по-охотничьи, мечи максимум в одну тарелку, чтоб мыть потом поменьше…

– Да я помою, – заикнулся я, но был снова прерван:

– Это вопрос принципа. Ты же не возражаешь?

Я только пожал плечами. У меня вообще имеется способность не напрягаться по поводу формы еды. Особенно – на природе. Народ там парится, режет огурцы-помидоры, чё-то солит, заправляет… Отдельные эстеты даже бутерброды какие-то красивые компонуют. А мне всё это неважно: один чёрт вся еда в животе смешается. Сама. Смысл мешать заранее? Зубы есть – бери огурец да кусай.

Ну и дяде Вите это, конечно, прекрасно известно.

Пока я расставлял столовские блюда… ой, простите, ресторанные, конечно – ни в одной столовке таких изысков сроду не готовили – на столе в гостинной, между ними как-то незаметно возникла из ниоткуда бутыль Hennessy. Не какой-нибудь вам там армянский, или молдавский, прости, Госсподи. Заметив, как я пялюсь на неё обалдело, мой собутыльник подмигнул:

– Желаешь? – и тут же сам себе ответил со смехом: – Не, такое рано тебе ещё. Это я сам. Тебе там Пепси должна быть где-то, не находил?

Сотворив кривую улыбку а-ля «Спрашиваете!», я вытянул из кармана брюк бутылку 0.33.

– Ну и наливай тогда!

Через минуту, когда у обоих было и нОлито, и в тарелки понемногу набросано, дядя Витя поднял пузатую рюмку с красиво колыхающейся масляной жидкостью.

– Ну что, крестничек… Поздравляю. Не могу сказать даже, как я рад за тебя. Это первое твоё крупное достижение, настоящее. Не каждый таким похвастать может! Тем более, в твоём-то нежном возрасте. Тут надо бы предупредить, конечно, чтоб не загордился, да, уверен, этого ты ещё наслушаешься от всех и всяких… а я не буду. Просто порадуюсь за тебя! Давай! Чтоб не последняя!

* * *

Хоть и казалось, что еды – на батальон, однако, гляди ж ты – и нет почти ничего непочатого, всё попробовали. Как-то незаметно мы вдвоём уговорили больше половины закуски, а я-то, грешным делом, рассчитывал папе-маме чего-нибудь притаранить… Хотя, копчёной колбасы ещё почти полная тарелка. Ну-ка…

– Ты ешь, не стесняйся, на меня не смотри – мне её доктора запрещают, – по своему истолковал мои взгляды дядя Витя.

Он, даром, что без партнёра на коньяк, выпил больше половины бутылки, и ему изрядно захорошело. А я вспомнил свою недавнюю зарубу с торговыми за колбасу… И неожиданно выдал, накалывая на вилку сразу несколько кружочков:

– Вкусная штука. Не подскажете, где купить? А то у нас… варёная хрень за счастье, раз в год. Недавно вот привозили – с обеда стоял в очереди до самой ночи.

Собеседник только вздохнул, а отвечать не стал ничего. Но меня уже понесло:

– Дядя Витя, чё за дела? Почему с колбасой напряг?

Ответил он не сразу. Я уж подумал, что сейчас взрослый дядя. будет отделываться общими дежурными фразами, а то и вовсе осадит салагу неразумного, но юлить он не стал:

– А ты как думал? Вот сколько, думаешь, народу у нас в районе сельским хозяйством занято? ну, в процентах?

– Ни малейшего понятия не имею, – осторожно ответил я.

– Два! – дядя Витя воздел вверх руку с двумя оттопыренными пальцами и для большей убедительности потряс ею, словно грозя неведомому врагу. – Два процента! Вот ты возле завода бывал когда-нибудь?

– Случалось, – я пожал плечами. А кто не бывал? Это город у нас маленький, зато завод огроменный. Трудно рядом не пройти, куда б ты ни направлялся.

– Утром, – уточнил дядя Витя. – автобусы видал?

– Ну видал.

– И что это, как думаешь?

Хрень какая-то. Мы чего, так и будем прописные истины обсуждать?

– Рабочих на смену привезли.

– Так. А автобусы эти из города берут кого-нибудь?

– Нет, они без остановок ездят, – кажется, я начинаю догадываться…

– Вот. Это потому, что они собирают рабочих из всех окрестных деревень. Пылесосом вытягивают! Всех! Под метёлку! Там бабки только остаются да дети малые! Да у нас в районе совхоз один только, который хоть сколько-то полноценным назвать можно, остальные все – фермы, тьфу! Как до революции были – у кулаков тогда – так и сейчас, нисколько не увеличились! И производства пищевого у нас нет ни-ка-ко-го вообще! Хлеб – и тот из соседнего района возим!

Он перевёл дух и бессильно опустился в кресло. Я взглянул на него беспокойно – как бы не случилось чего! Уж больно близко к сердцу он это всё принял.

– У нас тут, если хочешь знать, максимальная концентрация тяжёлой промышленности во всём Союзе. А соседи продовольствием делиться не рвутся, у них самих от изобилия далеко. Думаешь, я не в курсе, что народу жрать нечего? А что я сделаю? Вот скажи⁈ Да у нас тут, чёрт побери, хуже, чем на Чукотке! Впору северный завоз организовывать!

– А что на Чукотке? – спросил я, чтоб перевести тему, пока не случилось чего нехорошего.

– А? Что? А, Чукотка… Да был я там по распределению, после комсомольской школы. Пять лет. Кстати, с отцом твоим там познакомился.

– Ого! А он-то там какими судьбами⁈ – заинтересованно спросил я. Надо ж ведь – а я и не знал. Нет, конечно, в курсе, что он был известным бойцом ССО, и штормовка его, вся увешанная значками, в шкафу висит, и история его перехода из науки в стройку (в общих чертах) секретом никогда не была, но вот что именно на Чукотке, да ещё и с дядей Витей рядом…

– Он? Он там командовал студенческим стройотрядом. Университета нашего, Уральского. Знаешь же, поди, где отец учился?

– Ну да, конечно, в УРГУ, на физфаке.

– На физфаке? Хм. Странно, я думал, он… ну, к стройке поближе что-то. Впрочем, неважно. Так, о чём это я? А, ССО. Так вот, они к нам три года подряд приезжали, сначала-то он простым бойцом был, но уже на второй раз – командиром. Ну, а потом я вернулся домой, сюда, в райком, был как-то в Свердловске, на улицу вышел, смотрю – вы всей семьёй. То бишь, родители твои и ты в коляске. И такой смешной бутуз! Улыбаешься, руки ко мне тянешь, а глаза такие осмысленные – аж до дрожи! А у меня Лена как раз за месяц до того ребёнка потеряла… и всё, с концами, не получится уже у нас…

Я потянул воздух внутрь, хоть было некуда уже, чтоб, не дай бог, не выдохнуть слишком громко. Кажется, я что-то начинаю понимать.

Глава 22

Родителей кто-то просветил. Никак иначе я столь раннее их появление дома объяснить не могу! Больше того – о, чудо! – они и приехали-то вместе, сроду такого не случалось. Поэтому я не смог посидеть спокойно в тишине да одиночестве и продумать линию поведения: и папа-мама, и даже папин водитель ввалились в квартиру буквально через пять минут после того, как туда зашёл я.

И как-то стало их там очень много.

Вот вроде уже и взрослый человек, если прошлую жизнь считать – так и вовсе самый старший тут, но увы мне – мозги пока ещё детские, недоразвитые, да и пришедшие устроили такой шум-гам, что, посопротивлявшись несколько минут, я сдался, почти безучастно наблюдая за фейерверком эмоций (в основном, понятно, женских). И даже когда мама, утирая слёзы, ринулась через так и не закрытую дверь обратно в подъезд – хвастаться соседям, сил возражать я в себе не нашёл. Повезло – родители-то приехали раньше положенного, и ни в одной из квартир на площадке никого ещё не было дома.

Дядя Юра от застолья отказался, невнятно отговариваясь тем, что «ещё машину надо в гараж вернуть», и откланялся, чувствительно тряхнув мне руку на прощанье, а родители, засучив рукава, принялись «стругать салаты». Вообще-то, у нас с едой дома – так себе, не магазин, прямо скажем, потому, в обычный будний день меню особой шириной похвастать никак бы не могло. Но вот именно сегодня и папа ухитрился что-то где-то добыть, и мы с дядей Витей райкомовское изобилие уничтожить не сумели – остатки он сгрузил мне, мотивируя тем, что ночевать в городе он не собирается, тащить пакеты в Свердловск ему неохота, а посуду вообще надо освободить и вернуть. Заводить разговор о том, что поедет он наверняка на персональном автомобиле, и положить пакет в багажник – труд не велик, я не стал. И так много чего сказано, и как бы не лишку.

Накрывая на стол в большой комнате, я в какой-то момент словил ощущение дежавю: ба-а, знакомые всё лица! Меж тарелок уютно примостилась бутылка коньяка. Всё по чину, никакого вам импорта, не Хеннеси, но тоже вполне достойно: Наири. А я ведь знаю все родительские запасы в лицо! не было там коньяка, только несколько бутылок массандровского вина, которые мама из командировки в Симферополь припёрла. Стал быть, это папа сейчас где-то урвал второпях, переплатил безбожно, небось, втридорога… Вот тоже тема: значит, у нас в городке где-то можно такое моментально купить, пусть и в два-три-пять ценников? Имеются какие-то тайные барыги? Или даже, простите, фарца⁈ Надо же – а я и не знал. Думал – и не привозят даже, все мы тут голодуем плюс-минус одинаково. День открытий, чесслово!

Только сели – выяснилось, что главному виновнику торжества и чокнуться-то нечем. Я, конечно, возопил, что я свою «праздничную» норму сегодня уже выпил, и меня вполне устроит чай – тем более, и цвет подходящий! – но слушать меня не стали. Мама моментально умелась по соседям и через несколько минут явилась с вишнёвым вареньем для морса. И – самими соседями, к сожалению. Пришлось подниматься, демонстрировать медаль, выслушивать поздравления, вымучивать ответы… Хорошо, народ с работы прийти всё ещё особо не успел, в охваченных оказалась только одна квартира с площадки этажом выше, потому «официальная часть» не затянулась. А мама, видимо, глядя на моё не самое счастливое лицо, не стала особенно настаивать, когда соседи присоединяться к торжеству отказались, объясняя выходом в «промежуточную» смену: это самый собачий вариант, между ночной и обычной, в 5 утра, что ли, начинается. Или в 4 даже. В качестве дополнительного удовольствия – ещё и автобус спит, на завод добираться только пешком.

Есть мне не хотелось совершенно, поэтому я больше наблюдал за родителями. И если папа вёл себя в рамках моих ожиданий – в меру торжественно, в меру наставительно, прошлое вспомним, о будущем помечтаем, то маму весь вечер кидало из огня да в полымя. Она то смеялась (не хочется писать «истерично», но…), то утирала слёзы, то лезла обниматься, то грозила: «не вздумай зазнаваться!» или «ещё раз в такое влезешь – сама убью!». По-моему, большую часть Наири уговорила она, хотя вообще-то обычно крепкое не пьёт – для неё и сегодня на столе стояло какое-то белое вино, но та бутылка так и осталась нетронутой. А в десятом часу она решительно встала и абсолютно трезвым голосом объявила:

– Так, мальчики. Вы как хотите, а я – спать, – и добавила извиняющимся тоном, в сотый, наверное, раз взлохматив мне волосы: – У нас завтра пуск, новый техпроцесс, неделю уже вся лаборатория на ушах, я и так сегодня манкирую… Но уж завтра точно должна быть как штык! – после чего решительно ушла в спальню.

А мы остались.

* * *

Окинув разорённый стол задумчивым взглядом, папа тихонько прихлопнул по коленям руками, встал, почему-то на цыпочках подошёл к двери, высунул голову и прислушался. Повернулся ко мне, подмигнул и так же тихо выскользнул в коридор, а вернулся уже с бутылкой в руках. Ещё коньяк, такой же. У меня внутри ворохнулось какое-то странное чувство, детское: неужели нальют⁈ Пусть и разбавленного! Но тут же обругал сам себя: да на кой оно мне? В гробе я это всё видал! Что, не напился ещё, пусть и в прошлой жизни?

Папа, однако, делиться и не собирался, отмерил только себе. А мне предложил хрипловато:

– У тебя же морс остался ещё? Наливай, чокнемся сепаратно.

Ладно, налил, чокнулись. Правда, надоела мне эта сладкая водичка, да и вишню я никогда не любил, но куда тут денешься, не отказываться же? Допил залпом. А вот папа спешить не стал, ограничился глотком.

– Слушай, вот я никак понять не могу, – задумчиво проговорил он, баюкая в руках бокал с коньяком. – Ты можешь сколько-то внятно сформулировать: зачем тебе эти все игры с афганцами? Ведь это же не просто благодарность за то, что тебя на тренировки пустили?

Ух ты. Вот это заплыв у нас тут образовался… в глубину. Я украдкой бросил взгляд на папино лицо, особо задержавшись на серых выцветающих глазах – как? Вроде совершенно трезвый, серьёзный такой. Так, может?.. Всё равно ведь рано или поздно придётся как-то обсуждать будущее, раскрываться. Почему бы и не сегодня? На волне медальной эйфории, так сказать.

– А вариант простого человеческого сочувствия ты не рассматриваешь? —всё-таки осторожничая, кинул пробный шар я.

– Ну, почему бы и нет, конечно, – папа согласно кивнул, коньяк в бокале синхронно качнулся. – Но как-то для простого сочувствия многовато. Даже для восторженного идейного пионера многовато, а ты ведь не такой, и таким не был никогда, даже когда только приняли. Мне вообще иногда стало казаться – ты уж прости – что ты циничней всех вокруг. Или даже… взрослее.

– Ну уж нет, – я замахал руками перед собой, – на это вы меня не купите! Я деть, у меня детство, баста! Мы маленькие дети, нам хочется гулять! – и тут же замер внутренне: а песня-то эта известна уже? Самое смешное, что я даже не помню, из какого это фильма… но тут же отпустило: ну не вышла – и ладно, ещё лучше, да и вот папе только и забот – детские фильмы смотреть? Но в целом – лучше бы поосторожнее мне с цитатами.

– Ладно, деть так деть, принято. Но всё же – что с Барином?

– А что с Барином? Столкнулся с ним случайно, стало жалко. Неплохой ведь человек! А пропадает явно. Сам не выберется. Это как с утопающим, да? В болоте. Руку дать несложно, почему нет?

– Несложно? – хмыкнул папа. – Вообще-то до тебя никто в городе ничего такого не сделал, хотя знали многие.

– Да ладно! – думал я про это. Знать наверняка, конечно, не знал, но догадки были: – А то, что ему работу дали? Конуру эту, хоть и без прописки? Ни в жизнь не поверю, что участковый был не в курсе! И выше наверняка знали. Как бы не на уровне начальства в РОВД этот вопрос решался. Только вот до конца не довели! Так, вытащили до половины, понадеялись, что дальше сам, а у него, видишь, сил не хватило.

– Ну, может быть, – помолчав, согласился папа. – Но я всё же о другом: цель какая? И не заливай мне, что просто «руку подал потому, что могу». Никто всё равно не поверит, и я тоже.

– Конкретной цели нет, – признался я. – Просто, как мне кажется, эта вот общность – ветераны Афганистана – будет набирать силу. Влияние. А там, глядишь, и власть. Почему бы не быть для этой силы своим?

Папа побарабанил пальцами по столу.

– Вообще-то, пока что им даже организацию сколько-то официальную создать никто не позволит, – заметил он.

– Это до поры, – легко парировал я. – Вот завтра где-нибудь в Союзе, где концентрация поболе окажется, выйдет на улицу пара тысяч человек повоевавшей десантуры и спросит: «А чем мы хуже ветеранов Великой Отечественной?». Или ещё хуже: членов, страшно сказать, Партии. Что с этим тогда делать? Кто будет их разгонять? А главное – кто сможет их разогнать? Милиция? Не смешите. Силёнок не хватит. Да даже у нас! Представь – перед райкомом мирно-молчаливая группа афганских дембелей человек в двести! У нас в районе ментов-то найдётся столько, чтоб хотя бы один на один?

– Нет, – механически откликнулся папа но дальше продолжать не стал.

– Ну и вот. К тому же, их желания нельзя ведь назвать несправедливыми.

– А у них уже и желания есть?

– Даже если и нет пока – появятся. Да и чего там гадать – всё как у всех: жильё, в первую очередь, конечно. Снабжение какое-то, хотя бы для детей. Больницы-санатории, кому надо. Инвалидам нетрудоспособным помочь как-то, сверх пенсии. У нас мало таких, и по большей части в семьях крепких – сами справляются, не брошены, но есть и те, кто прям бедует на копейки пенсионные.

– Ничего себе ты погрузился, – качнув головой, отметил папа.

– Да нет, я так, краем, – открестился я, – меня и не допускают особо, если честно.

– Может, и к лучшему.

– Может, – чего там, здесь согласен. Но тут же сам себе задорно возразил: – Только всё равно им от меня никуда не деться! Потому, что они и чего хотеть-то не знают. Ну, в смысле, конкретного.

– А ты знаешь? Поделись.

И я выдохнул:

– МЖК.

Папа молчал поощрительно, и я продолжил, уже спокойнее:

– Знаешь, чего такое? – он махнул рукой неопределённо, и я двинул дальше: – Молодёжный жилой комплекс. Или жилищный кооператив, то так, то так говорят. Государственная программа, между прочим, высочайше одобрено. Ресурсы – за счёт неосвоенных средств предприятий, работа – самих «кооператоров». Грубо, молодёжь сама строит себе жильё. В Свердловске уже построили один такой, кстати. Уверен, у нас тут запросто такое полетит!

– Интересно, откуда ты про это знаешь? Да ещё с такими подробностями?

Я пожал плечами: меня не поймаешь, ответ давно готов.

– В советском обществе для народа понастроено библиотек. В них полно газет. Чего только не вычитаешь в материалах Съезда ВЛКСМ!

– Им ещё не предлагал? – помолчав, осведомился папа.

– Случая не было, – я пожал плечами. – Если желаешь – могу уступить идею тебе. Там же простого желания мало – с Заводом договариваться надо, материалы и технику как-то организовывать.Сами они по-любому не потянут.

– Пожалуй, пожалуй… – покивал головой он. И перевёл тему: – Но это чуть позже. Мне тут предложили… переехать. Временно. В Омск.

Так-так-так. Как же, отлично помню. Здоровенный комплекс, завод и микрорайон жилья в одном флаконе. Какого-то там машиностроения, что ли… Завод уже был, его просто расширяли, плюс застроили жильём для рабочих леса-поля. Про… тратили все полимеры, пробили сроки, нужен был пожарный, и вот папу туда и сунули, переводом через министерство. Изначально расчёт был на два-три года, родители, полагаю, смутно надеялись на вариант «зацепиться в областном центре» – неужели для «фамилии с щита» в свежепостроенном микрорайоне квартиры бы не нашлось? Только вот в той жизни что-то не срослось: хотя объект получилось завершить удачно, и даже раньше, чем планировалось, остаться никто так и не предложил.

А для меня это всё вылилось в очередную новую школу, куда я вливался с огромным трудом (и до конца встроиться так и не вышло), практически пропущенный сезон олимпиад, да и в целом удивительно беспросветное существование: жили мы в общаге строителей прямо на объекте, пусть и в отдельной комнате, вокруг царило разливанное море грязи, иногда – по пояс в самом буквальном смысле слова. Инфраструктуры – никакой, в школу добираться – час, если не повезёт поймать попутный грузовик со стройки. Если повезёт – в школе придётся полчаса бить баклуши. Ну или пытаться хоть как-то почистить вечно уляпанные грязью штаны. Одна радость – Иртыш рядом.

Тогда я, помнится, воспринял новость даже с энтузиазмом поначалу: как же – новая жизнь! Новые впечатления, новая школа, чем черт не шутит – глядишь, и друзья будут настоящие, а не абы чего, как тут. Опять же – мир посмотреть, себя показать…

А вот теперь – всё по-другому. В местной школе у меня теперь чуть ли не идиллия, с олимпиадами, надеюсь, встал на твёрдый трек, пусть и предстоит ещё летом все свои цели ещё раз как следует обдумать. А вот омские перспективы заранее известны, ясны, как божий день, и не привлекают ничуточки. Да и с высоты унаследованного опыта вариант пожить одному уже вовсе не кажется космически далёким-невозможным, наоборот! Так что, хотя реальный переезд случится только в конце лета, и сейчас с меня никакого решения ещё не требуется, думаю, будет правильно свои намерения обозначить сразу: я никуда ехать не хочу. Не в этот раз.

– С мамой говорил?

– Да. С ней всё очень удачно получается: рядом есть завод, тоже средмашевский, и даже главк тот же. Наш друг университетский работает начальником техотдела, готов её взять. Можно устроить перевод, получится без перерыва в стаже, и денег даже больше. Ей, в смысле, у меня-то…

Он замялся, но я понятливо махнул рукой:

– Да ясно, конечно. Там же ещё коэффициенты какие-нибудь сибирские, наверное? В смысле больше, чем наши 15%?

– Не в этом дело, – папа скривился. – Коэффициент в Омской области такой же, и на мою зарплату он всё равно не действует – надбавки до 300 рублей только. Денег, понятно, в любом случае насыплют – просто потому, что больше объект, больше людей. Ответственность. Мне просто предложили… – он замолк, подбирая слова. – Короче, после этого объекта, если всё сложится благополучно, у меня будет возможность перейти в обком. В отдел строительства.

Оба-на. Вот это новости. В принципе-то, я, конечно, знаю, что родители всегда хотели вернуться в Свердловск… Но вот сто процентов, не было тогда таких разговоров! Да я и не знал ничего такого. С другой стороны, тогда и медалей ребёнок домой не приносил! И коньяк по этому поводу рекой не лился. Так что, всё логично, пожалуй…

– А какой обком? – осторожно спросил я. – Тамошний?

– Нет, – мотнул головой папа. – Наш, Свердловский.

– А… – я ткнул пальцем в пол, подразумевая соседа с первого этажа. Который, как сегодня выяснилось, не только товарищ по рыбалке. Но нет – папа отзеркалил мой жест, показав на потолок, и пояснил голосом:

– Борис Николаич из Москвы постарался. Не забывает родной край, следит…

Мда. Понятно тогда, почему в той жизни я ничего этого не заметил – нечем хвалиться было! Это, получается, объект там в Омске сдадут, ударно и досрочно, самое время награждать непричастных и наказывать невиновных, а главный драйвер авантюры – Ельцин – как раз попадёт в опалу за критику партии и лично Горбачёва на пленуме? Вот теперь я понимаю, почему родители так бесславно вернулись ровно туда же, откуда уезжали – спасибо, хоть квартиру хватило ума забронировать.

Что ж, вот и момент Х.

– Знаешь, тут у меня есть пара соображений. Боюсь, тебе они покажутся чересчур смелыми, но…

– Давай, не стесняйся, – поощрил меня папа. – Ты у нас сегодня герой дня, тебе всё можно.

– Во-первых, я бы хотел остаться здесь. А что, я не пропаду! По магазинам я и так хожу. Готовлю сам, убираю. Глажу. Уроки вы у меня сроду не проверяли. Квитанции на той неделе оплачивал! Зато не понадобится в новый коллектив врастать. Только я более-менее здесь устроился! Тренировки, опять же – где я там такое найду? В чисто поле же ехать, я правильно понимаю?

– Ну – почти, – согласно кивнул папа, – ладно, это мы ещё обсудим. Точнее, вы с мамой обсудите. А что второе?

– Второе… – я с шумом потянул воздух через нос. А – была не была! – Не надо тебе в обком.

– Ого. Вот это ничего себе утверждение, – коньяк опять качнулся, на этот раз – выражая сомнение. – И почему вдруг?

– Бесперспективно это. Если уходить с земли, то лучше уж по хозяйственной линии двигаться. В исполком. И лучше в район председателем, или, на худой конец, замом, чем мелкой сошкой в Свердловск.

Сказал – и замер: как-то отреагирует? Но папа реагировать не стал никак, глядя мимо меня – куда-то на стенку, в район проигрывателя. Молчали мы долго, несколько минут. Я лихорадочно пытался подобрать какие-то аргументы, формулировки, чтобы как-то обосновать, углубить, но ничего в голову не шло, и я тоже откинулся на спинку стула и уставился на последний оставшийся кусок копчёной колбасы.

– Не надо его так гипнотизировать – просто возьми и съешь, – нарушил наконец молчание папа. – А что касается исполкома – это не из того же ящика идея, случаем, что и с афганцами?

– Из того же, – кивнул я, не успев даже подумать.

– Хм… Ну что ж, спасибо, что поделился.