Текст книги "Не в этот раз (СИ)"

Автор книги: Максим Владимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 20

Совет дяди Вити начать с фигуранта был, безусловно, хорош. Только вот реализовать его получилось сильно не вдруг. Я почему-то был совершенно уверен, что с лёгкостью найду Барина где-то рядом с его домом – ну не работает же он на другом конце города, в самом деле? Потому, не обнаружив никого ни дома, ни вокруг на следующее утро после разговора с дядей Витей, расстроился не сильно – завтра будет новый день, не горит. Однако, дни шли один за другим, а поймать неуловимого прапора никак не удавалось. Я даже начал подозревать, что в тот, первый раз мне невероятно повезло!

В итоге, с Костей получилось пересечься раньше, чем с Барином. Конечно, стоило бы сначала договориться с наиболее заинтересованным (и наименее предсказуемым) субъектом, но… памятуя об отсутствии «старшего» на прошлых тренировках, рисковать я не захотел и, улучив момент, когда все парни вроде бы были увлечены чьей-то очередной байкой, подёргал Константина за рукав.

– Костя… отойдём на пару слов?

И я не я – он испугался! Идти в сторону со мной даже и на пару слов Костя явно не хотел. Боится, что буду пытать про собрание, что ли? Пфф, сдался ты мне… Однако, колебался он недолго, пружинисто поднялся и двинулся к свёрнутому в рулон мату, на котором уже сидел я.

– Костя, ты же знаешь такого Барина? Он вроде обещал прийти на праздник в воскресенье.

– Был такой, да, – настороженно кивнул наш главнокомандующий.

Дальше я коротко изложил детали своего плана насчёт прапора, особо упирая на то, что человек живёт буквально в скотских условиях, а в случившемся с ним виноват не более, чем незадачливый грибник, подбитый молнией посреди картофельного поля. Директор же совхоза в моём рассказе представал натуральным Дракулой, не меньше.

– Ну ты уж прям пули-то не лей, – заметил Костя, скептически скривив угол рта. – Я всё ж, знаешь ли, до долгу службы с этим Павлюченко знаком, и неплохо. Уж не такой он и страшный.

– Тебе, – я изо всех сил старался звучать спокойно и рассудительно. – А вот Барину не поздоровится. Да и что ему там делать? А здесь и город какой-никакой, работа, учёба.

– И всё это не имеет никакого отношения к Заводу, – припечатал Константин.

Перед тем, как отвечать, я выдохнул, посчитал овечек… до десяти не добрался, врать не буду, но сколько-то мысленным взглядом зачерпнул.

– Понимаешь, Костя… Так если подходить, то к Барину никто никакого отношения не имеет. Сам виноват, сам вляпался, сам расхлёбывай. Только вот не получается у него расхлебать! Без жилья нет прописки, без прописки нет работы, без работы нет жилья… начинай сначала. Как-то надо разорвать этот порочный круг! И кто, скажи, должен первым подать товарищу руку? Вы вот на пруду собирались давеча. Зачем? Разве не затем, чтоб интересы одного отстаивать всей кучей? Ну так вот он тебе – тот самый один, которому плохо и надо помочь! Заметь, я ведь даже не прошу тебя решить вопрос с пропиской или работой. А ведь это тоже непросто!

– И кто будет решать вопрос с работой? Пропиской? Или ты считаешь, что как только комната появится, остальное образуется само собой? – скептически спросил Костя.

– Всё учтено могучим ураганом, – я рубанул воздух рукой. – Есть люди, кто согласен поучаствовать. Не афганцы, кстати, ни разу! Но вот общаг у них в пределах прямого доступа нет. У меня вообще на Заводе знакомых немного, к сожалению. Потому и прошу тебя. Чёрт, да у него даже отношение из райкома партии будет! Но, конечно, это только бумага, чтоб обставиться на случай проверок каких-нибудь в будущем, а по факту всё решить надо заранее. У меня вообще пожелание от участвующих, – я потыкал пальцем в потолок, – чтобы всё было решено как бы снизу. А все «ответственные за» просто не будут препятствовать, будто он обычный человек, без «обстоятельств». Но снизу подтолкнуть его надо! И кто, если не мы?

Почувствовав, что несколько отсидел «нижнюю треть спины» – неудивительно после тренировки – я несколько раз изогнулся корпусом, разминаясь. И вдруг осознал, что стоит непривычная для зала тишина. Повернув голову (мы сидели почти спиной к остальным – как лежал брошенный школьниками мат), можно сказать, обмер: все пацаны внимательно смотрели на нас. Молча. Почувствовав что-то, Костя обернулся тоже, и досаду на его лице можно было бы увидеть с закрытыми глазами в кромешной тьме.

– Ладно, чёрт с тобой, – буркнул он, поднимаясь. – Поговорю.

* * *

С утра в субботу прапора я не застал. Снова. Это не очень удивительно, впрочем, дворники и должны вставать рано, а найти его в Старом Городе… это нереально. Тут всё настолько вкривь-вкось, что запросто можно не встретиться, даже находясь на одной улице в двадцати метрах. Плюнув, я отправился домой. Ну, как домой, всё по стандарту: лыжи, коньки и всё такое прочее. Типичный зимний набор. Ну – формально-то весенний уже, каток явно последние дни доживает… Но пока ещё держится!

А вот вечером, часов в семь, после окончания очередной хоккейной зарубы, я не пошёл со всеми прочими в здание спорткомплекса за чаем, а помахал убежавшим вперёд Михе с Андреем и двинул на выход. Потапов, однако, этого так не оставил, и протолкавшись сквозь жаждущих благ цивилизации сограждан, выскочил на лёд. Катался он куда лучше, чем я, потому настиг меня буквально несколькими шагами.

– А ты чего? – смотри-ка, не запыхался даже. Конь, блин. – Сейчас селюки закончат, и опять мы!

– Да у меня дело, человечка надо выцепить одного.

– Другого времени не нашёл? – с явной досадой спросил Миха.

Хм, грубовато. Уж не думаешь ли ты, друже, что я отчитываться перед тобой буду? Впрочем, чего это я? Трудно ожидать от махрового гопника политесов, он и так, считай, себя перебарывает каждый раз, как со мной говорит. Вот и я… переборю:

– В другое время я тоже пробовал, не застал. А дело уже горит.

Потапов раздумывал недолго:

– Жди здесь, – резко толкнулся, поехал задом, моментально набрал скорость, развернулся…

– Стой! – не ты один командовать можешь.

Остановился он тоже красиво, пауэр-стопом, с фонтаном крошек из-под лезвий коньков. Какая-то малолетняя дурочка в модных фигурных коньках захлопала даже от избытка чувств.

– Мне всё равно домой заскочить надо, я без переобувки! Туда и назад, здесь тебя найду. Годится?

Миха только кивнул, стрельнул взглядом на впечатлительную школьницу и, уже не задерживаясь, рванул к обшарпанным вратам рая с горячими батареями, лавками и сладким чаем по 2 копейки стакан.

Когда я снова вернулся на каток, ждать и искать мне никого не пришлось: вся толпа «центровых» уже сгрудилась вокруг хоккейной коробки, на которой доигрывали друг против друга две команды из Села, а возле ворот на стадион одиноко перетаптывались уже переобутые Дюша и Миха. Я даже сворачивать не стал, помахал им с набережной, а сам медленно двинулся в сторону плотины – догонят.

– Ну чо-как, куда идём? Кого ловить на этот раз?

– Да всё те же – на манеже, – я сплюнул в сугроб. – Помнишь прапор, квадратный такой, дворник? Старый уже который. На Лермонтовской.

– А, ну это мы враз, – явственно повеселел Дюша, – хоть улицу не искать!

Искать не надо, это верно. Я уже, кажется, скоро с закрытыми глазами на эту Лермонтовскую приходить буду. А вот время впустую терять – это неправильно:

– Так, а ну-ка, кто мне скажет: четыре двадцатых – это сколько, если упростить?

* * *

Дверь дворницкой уже привычно отозвалась на мой стук гулкой тишиной. Заглянув в комнату через окно, я пожалел, что такая примитивная в будущем вещь, как диодный фонарик, здесь недоступна: внутри не было видно ни зги. Впрочем, чего себя обманывать: нет там никого, ясно. Опять впустую. Неужели я и правда зря всё это затеял?

– Давайте вокруг дома обойдём, – сказал я парням, стараясь держать максимально деловое выражение лица, будто всё именно так и задумывалось.

И вот надо же – стоило завернуть за угол, как сердце пропустило удар: а кто это такой знакомо-квадратный так уютно привалился к сугробу возле тротуара? Уж не наш ли, блин, пациент? Вернее, пациент-то он уж точно не наш, на улице – верный двадцатник, даром, что апрель, тут с сугробами обниматься… можно, только очень недолго. Вон, морда белая какая, отсюда вижу. Ну, деби-и-ил!

Хорошо, хоть сопротивляться Барин не стал. Но и без этого намучились мы от души! Я вообще отвалился моментом, признав собственную бесполезность, хоть и схватился за руку прапора первым: уж очень разница в весе у нас велика, один я бы его и с места не стронул даже. Миха и Дюша кое-как справились, однако и они предпочли буксировать Барина волоком. Как мы затаскивали бесчувственное тело в узкий проём дворницкой конуры – это песня. Хорошо ещё, что ключ легко и сразу нашёлся в наружном кармане телогрейки, не пришлось прыгать под дверью. Когда тушка была, наконец, более-менее соосно размещена на лежанке, мы втроём со стоном рухнули, кто где стоял.

Чуть переведя дух, я спросил в воздух, ни к кому конкретно не адресуясь:

– Интересно, где здесь ближайший телефон?

Ответил мне Дюша, как лучший знаток местности:

– А на кой он тебе?

– Ну как – Скорую вызвать…

Договорить я не успел. Да и смысла не было – парни заржали так, что всё равно никто бы ничего не услышал.

– Скорую…

– Вызвать…

Они долго издавали бессвязные восклицания, перемежая их всхлипываниями, и я уже почти начал сердиться, когда Миха, сглотнув, взял себя под контроль и объяснил:

– Скорая к алкашам не ездит. А сюда она вообще не поедет, скажет, сами в поликлинику добирайтесь.

– Да ты гонишь⁈ – я был поражён.

Нет, там в будущем-то это нормально: и Скорую много где дожидаться – дело гиблое, и из кареты пациента с «плохим» прогнозом больницы брать отказываются, но тут… Советское общество! Всё для блага человека! И – «сюда вообще не поедет»⁈

– Не-а, – Потапов окончательно перестал смеяться. – Ты не в курсе, что ли? Скорые, рафики которые, ездят обе-две только по городу. Где большие дома, как у вас там, в Порту. По району и частной застройке – отдельная машина, УАЗ-буханка. Всего один. Работают только днём, да и то вечно норовят подальше в деревни забуриться с утра. Короче, тут мы никого не дождёмся. Ну, кроме лунохода – эти-то сразу примчатся, ток заикнись! Только вот Барин твой спасибо тебе не скажет, что в трезвяк его определили.

– И что делать? – помедлив, спросил я.

– Да ничего, – пожал плечами Миха. – Дундук этот, походу, привычный, выпил чутка – и захорошело. До завтра не сдохнет, если, конечно, догоняться ночью не пойдёт. Утром заходи – тёпленьким возьмёшь, проспится как раз.

– А если он обморозился? – последняя попытка.

– Да где? – это уже Дюша. – Замёрз просто. Вон, смотри, розовый уже!

Выйдя на улицу, я с чувством сказал:

– Спасибо вам, парни. Не знаю, что бы я без вас делал!

И привычно подсел под хлопок по плечу с одновременным на два голоса: «Обращайся!».

* * *

Несмотря на совершенно олимпийское спокойствие моих (куда более опытных в общении с алкашами) друзей, спал я плохо: не скажу, что страшилки с отдавшим концы прапором мне прямо снились, но мысли такие в голову приходили не раз и не два. Поэтому, назавтра я вскочил ни свет, ни заря, проигнорировал осторожно-вопросительное удивление мамы, кое-как запихал в глотку завтрачную пшёнку и умчался к Барину.

Что с ним всё в порядке, я услышал – в самом прямом смысле слова – метров за двести: из приоткрытой двери дворницкой доносился богатырский храп. Вглядевшись в мотылявшееся туда-сюда полотно, я поёжился и перешёл на бег: неужели это мы вчера так плохо закрыли? Или всё же прапор ночью куда-то таскался?

Кто бы ни был виновен, комната, конечно, вымерзла капитально. Хорошо, что Барин так и лежал на своём топчане прямо в телогрейке и криво подшитых валенках. Прям очень криво. Сам старался, что ли? Я попытался захлопнуть дверь, но не преуспел: за ночь в притвор надуло позёмки. Немного, с первого взгляда и не заметишь, но снег уже успел прихватиться, пришлось потратить несколько минут на выскребание. Ощупав все стены по очереди, я так и не сумел определить ту, за которой находилась печка. Идти в подъезд не хотелось, тем более, что топка явно прогорела давно, просто подбросить не получится, а разжигать такую большую дуру (в бараках обычно одна или две печи на весь дом) я не умел. Будем надеяться, что кто-нибудь из жителей дома тоже замёрзнет и спустится. К печке спустится, а не к дворнику… потому как от дворника в данный момент толку было бы немного.

Призвав на помощь мамин опыт по подъёму меня самого – как самый свежий в памяти, я начал с банального «Вставай!». Нужно ли говорить, что успехом все эти нежности не увенчались? Я и орал, и командовал, и тряс за ворот, и уши тёр – бесполезно. Вот бы водически! Но и тут облом: из посуды в конуре можно было использовать разве только пустые бутылки, но вот вода… этого тут не водилось принципиально. Здесь и в основной-то части дома водопровода, уверен, нет, вёдрами с колонки таскают, а уж в этом сарае…

Стукнув себя по лбу, я выскочил наружу, сгрёб хорошую жменю снега, ломанулся назад. Высыпал половину на искривлённое жутковатой гримасой лицо прапора, а остаток, чуть помедлив, запихал ему за пазуху. И прихлопнул, примерно как пацан-индеец картофелину раздавил в старом фильме.

Сработало! Барин медленно открыл глаза, постепенно включаясь, сел, хватанул воздух ртом – а я приложил его по груди ещё раз! Наслаждайтесь, бесплатно.

– Ты чего это… паря⁈ – выдавил дворник, багровея всем лицом.

– Вставай, поднимайся, рабочий народ, – продекламировал я, отодвигаясь на всякий случай вместе с табуретом. Хотя, смысл? Тут комнатёнка такая, что как ни расходись, всё равно чуть не в обнимку сидеть будешь.

– Борзый ты не по возрасту, как я погляжу, – пробурчал прапор, вытираясь рукавом и отряхивая снег с одежды.

– Ну не станешь же ты бить человека, который тебя вчера из сугроба вытащил и в тепло пристроил? Тебе же, надеюсь, не настолько жизнь надоела, что прям вот и замёрзнуть готов?

Барин молчал, сосредоточенно сгоняя скупыми рваными движениями снег с лежанки на пол.

– Не настолько. Спасибо, – выдавил он, наконец. – Ты по делу?

Ещё и этого уговаривать… не, «я столько не выпью»! Потому, я сразу же перешёл на Голос и изложил диспозицию десятком рубленых фраз. Нет, изначально-то я собирался вести себя тактично, «вынести идею на всенародное обсуждение», но вся эта кутерьма с поисками клиента так меня, честно говоря, достала, что моральных сил миндальничать не осталось совершенно.

– А самое главное – даже не думай пить! Тебе вообще, кстати, по условиям досрочного освобождения не запрещено разве? – Барин покаянно кивнул. – Вот видишь? И так есть кому тебя закопать, хоть сам не старайся!

Почему-то захотелось подняться на ноги – синдром агитатора, трибуна зовёт? Встать-то я встал, а вот пройтись было негде, разве только за дверь выходить и вещать с улицы.

– Короче, так: веди себя прилично. Сиди тихо, жди. Работай как следует, чтоб участок блестел, как у кота яйца – вдруг характеристика понадобится, или, там, не знаю, отзывы от народонаселения. С бабками здоровайся! Все должны быть довольны! Надеюсь, недели за две всё образуется. Мы договорились? Могу на тебя рассчитывать?

– Вот те крест, – выдохнул Барин и вдруг мелко перекрестился. Причём – неправильно, в другую сторону, католическую. О-ля-ля! Да он полон сюрпризов! Допытываться, однако, не стал: хватит с него на сегодня. А с меня – так и тем более. Не в этот раз.

Глава 21

После уроков я – в кои-то веки никуда не надо! – решил пройтись с Иркой. Типа проводить. А то что это получается – бесплатно «женихом и невестой» дразнят, что ли? Непорядок, надо соответствовать народным чаяниям. Хотя, вообще-то уже и не вспомню, когда кто-то прямо вот навязчиво дразнился – в лицо, по крайней мере. Даже всякие обидные Иркины прозвища как-то потихоньку отмерли, что интересно! Хочется погордиться – явное отличие от «моей» истории налицо, и причиной тому, скорее всего, я. Новый. Надеюсь, это положительное изменение, так ведь? И пусть главным сдерживающим фактором для всех и всяких являются незримо стоящие за моей спиной «заводские», не важно: результат есть результат.

У меня вообще неделя результатов: Барин, не успев толком обжиться в своей комнате (ему даже дали однушку, без соседей!), свалил на «дальний кордон», в другую область, Тюменскую. Там ещё только самое начало, нулевой цикл. Эта шарманка года на три, не меньше – идеальный вариант в его положении: почти уверен, что тут всё окончательно забудется, пока он там комаров кормит. Глядишь, и технарь закончит параллельно.

Даже удивительно, насколько гладко проскочил весь мой «проект» – проблемы с самим прапором оказались последними. Дядя Витя, как мне кажется, всё же меня подстраховал с общагой – уж очень быстро у Кости всё получилось, положительным решением он меня обрадовал уже в выходные – позвонил домой, не поленился. Ну и я устроил алаверды – демонстративно горячо и громко благодарил его при всех на следующей тренировке.

Вопрос с пропиской тоже решился, видимо, ещё до того, как получилось устроить всё остальное. Барина просто отправили в паспортный стол прямо из общаги, в приказном порядке, и он управился сам, я даже и не знал, не то, чтоб за какие-то ниточки дёргать. В довершение, для папы, возникло такое ощущение, вся эта конструкция тоже новостью не оказалась, уж очень легко он согласился, буквально с первых слов. А вот в технарь задним числом его брать отказались, с сентября пойдёт, как все.

Так что, теперь наш прапор снова в гражданских правах и при деле. Я не успел с ним даже увидеться, когда всё окончательно устроилось, так быстро его выпихнули из города. Что ж, может, так оно и к лучшему. Конечно, с шкурной точки зрения, было бы полезнее иметь обязанного тебе человека под рукой, в городе, но… делай добро и бросай его в воду. Воды у нас тут вокруг – хоть залейся, а вот добра вечно не хватает.

Ещё один результат – математичка внезапно опомнилась и устроила моим подопечным фулюганам внеплановую проверку. Тут нам всем, можно сказать, повезло: в город внезапно и резко пришла весна, каток закрыли, и мы, от нечего делать, устроили натуральный штурм, занимаясь почти каждый день. Парни даже домашнее задание делали! То есть, училка, сама того не зная, взялась их проверять на самом что ни на есть пике формы. А когда они со свистом сдали минимум буквально с листа, удивилась и дала полный вариант контрольной. Которую, вообще-то, должна была устраивать ближе к концу года, в мае. Всё сложилось как надо – оба «моих» подопечных показали себя с наилучшей стороны. Миха, правда, шепнул мне потом, что в паре мест он Дюше чутка пособил. Допускаю, что если б их рассадили по разным партам, успех мог оказаться не столь впечатляющим, но что есть, то есть: эпопея завершена, задание признано выполненным досрочно.

Больше того: освободившись от нависшей угрозы, мои приятели расслабились и сдали меня как стеклотару. Вывод Любочка в очках сделала решительно неожиданный: она воплотила в жизнь то, чего я безуспешно пытался добиться от Светланы Ивановны – организовала кружок! Конечно, это совсем не то, что у настоящих школьников в настоящих школах, никакие «Ленинградские математические кружки» у нас не появились, тем более, нет преподавателей этих дел. Но! У нас есть время и место, зарезервированные, наши. Официально. Есть руководитель, пусть и формальный. И – чудо! – нам даже выдали подшивку журнала «Квант»! Подшивка, конечно, была хиленькая, так, одно название: десятка три номеров за разные годы откуда-то из семидесятых. Но ни в школьной, ни в городской библиотеке не было и этого, так что – живём! Пока в «кружке» всего четверо, если вместе со мной, я самый младший. Но и это уже неплохо! Приятно чувствовать себя не единственным ненормальным в школе.

Первое заседание клуба было целиком посвящено моей областной. Поскольку лишних людей в аудитории не было (математичка нас только свела, посадила и технично испарилась), таиться я не стал и выложил всё, что имел. И мы шикарно провели время, спорили до хрипоты, сгрудились все вчетвером возле доски, трижды бегали за мелом и разошлись только после того, как техничка стала в буквальном смысле швыряться в нас тряпками.

Дальше мы пойдём по программе районок, в которых все участвовали. Если честно, мне самонадеянно кажется, что я сильнее всех остальных членов клуба, и как бы не вместе взятых. Но это не важно, я просто наслаждаюсь общением, без каких-либо шкурных мотивов. Всё хочу как-нибудь отловить Александрова, попросить набрать как можно больше задачников, если он всё же поедет поступать в МФТИ – там этого добра должно быть навалом. Но это не горит, время до лета ещё есть.

А сейчас все серьёзные дела как-то неожиданно кончились, потому, наслаждаюсь свободой: никому ничего не должен. Впрочем, ой… это Ирка ощутимо толкнула меня локтем в бок:

– В понедельник – в парадном! Не забудешь?

Ну да, ну да. Опять возвращаясь назад: я ж налошил тут неделю тому. Явился 12 апреля в рабоче-крестьянском виде, а это ж День Космонавтики! Как-то не помню, чтоб особенно отмечали… или это я недостаточно социализированный был? Ну, тогда ничего не поменялось: в повседневном на общешкольной линейке были три двоечника и я. За что удостоился целого дня шипения от нарядных девочек и учителей.

Даже Лыкова сподобилась критически высказаться пару раз, что вообще-то для неё нехарактерно. Хорошо – пятница, уроков мало, долго терпеть не пришлось, а с собственно праздничных мероприятий я технично слинял, отговорившись головной болью. Благо, следующим днем был выходной, кто проверит? Хотя, с Ирки станется явиться с визитом к болящему… но пронесло. Теперь вот заботится.

* * *

В понедельник обойтись повседневкой у меня уже ни за что бы не вышло: 22 апреля, день рожденья Ильича. Десяток самых-самых из октябрятской мелочи будут в пионеры принимать торжественно, на линейке, а я ж знаменосец дружины, тут без белой рубахи никак. Я даже галстук в такие дни не завязывал, не полагаясь на своё умение, просто гладил и нёс аккуратно свёрнутым в сумке, поскольку ответственный вопрос формирования идеологически правильного узла мне не доверяли.

В этот раз, кстати, снова проявилось микро-изменение: в «той жизни» галстук мне всегда завязывала наша классная, а сегодня за него с каким-то жадным рвением схватилась Ирка. По-моему, завязала ровно так же, впрочем, я специалист невеликий, по мне – все эти узлы на одно лицо. А вот Лидия Антоновна, увидев меня уже в полной боевой готовности (и с Лыковой бок о бок), была явно недовольна!

В спортзал набилось порядочно народу – явно больше, чем стоило бы, душно будет. Неужели всех пионеров школы согнали? Даже хуже: вон и комсомольцев стоит кучка, как бы не целый класс. Хорошо, что знамённая группа заходит последней, хоть выигрыш, к сожалению, и невелик: ладно пионерская клятва и повязывание галстуков, но ведь сейчас как начнутся речи…

Печатая «кремлёвский строевой», я нечаянно поймал глазами взгляд одного из взрослых в сурьёзных синих костюмах, стоящих под праздничной инсталляцией в торце зала, и непроизвольно вздрогнул, чуть не сбившись с шага. Дядя Витя⁈ Что это он тут забыл, спрашивается? Вот была ему охота – из Свердловска переться, да ещё в рань такую! И зачем? Неужели только для того, чтоб десяток школяров торжественно в пионеры принять?

Добрался до своего места по плану, однако. После – рутина: стоим, ждём, терпим, когда надо – знамя показываем или склоняем. Я, если честно, даже и не слушал почти. Потому, очень удивился, когда ко мне вдруг кривоватеньким строевым подошёл наш председатель совета дружины, Сергей Савин. И не просто подошёл, а ещё и руки протянул – мол, давай знамя сюда. Тут ничего, в принципе, такого уж прям из ряда вон: он и сам был знаменосцем раньше, до меня, и мы одно время в очередь с ним «работали». Но чтоб вот так, прямо посреди церемонии?

Стрельнув взглядом на школьное руководство и всяких гостей, столпившихся слева от меня, я увидел, как завуч яростно машет рукой, явно подзывая меня туда, к ним. Ну, что тут поделать – передал древко. И знаете – как-то жалко стало!

Из-за трибуны какой-то синекостюмный уже вещает:

– Советский пионер… пример… смелость и отвага… пожар… эта медаль… – а у меня почему-то ноги прослабли. Злюсь на себя – ну что тут такого? Не мальчик ведь! И госнаграды в «той жизни» имеются… но ничего поделать с собой не могу. Какой там строевой! Не грохнуться бы, всей школе на потеху.

Кое-как доковылял. Хорошо, парадным истуканом меня на всеобщее обозрение выставлять не стали, дядя Витя (так вот он зачем!) вышел вперёд, несколько небрежно спихнул галстук в сторону, приколол на рубаху медаль. Сам нашёл мою полупарализованную кисть, схватился, тряхнул так, что у меня аж зубы стукнули. Ну и к лучшему – вынырнул я чутка из своего одурения. Потянулся к нему забрать грамоту и коробочку, но он не отдал, вместо этого приобнял меня, а на ухо шепнул: «Потом».

После этого меня поздравляли все подряд, и знакомые, и не очень, и даже классная расщедрилась на улыбку и несколько хвалебных слов. А когда я вернулся на свою стратегическую позицию по центру знамённой группы, Савин, вернув знамя, толкнул кулаком в плечо и подмигнул: «Молоток!».

Но самое приятное знаете что? А то, что после окончания церемонии, выноса знамени и водружения его на законное место в пионерской комнате, главная вожатая меня буквально за руку увела вниз, к раздевалкам. Там меня уже ждал дядя Витя, и через 3 минуты мы свалили к чертям из школы на какой-то старой Волге с улыбающимся Лёхой за рулём.

* * *

Видимо, поймав взгляд Алексея в зеркало заднего вида, дядя Витя подмигнул, потянулся и неловко отогнул левую полу моего бушлата, явно пытаясь продемонстрировать медаль. Ничего у него, однако, не вышло: я уже надел синий школьноформенный пиджак и застегнул его почти на все положенные пуговицы. Медаль надёжно спряталась под ним. На меня накатила дурашливая лёгкость, и я, не удержавшись от соблазна, показал взрослым язык. Дядя Витя качнул головой осуждающе, слегка цыкнул зубом, а Лёха только рассмеялся:

– Да ладно, не надо его раздевать! Потом посмотрю, – поймал мой взгляд в зеркале и надавил голосом: – Но чтоб на тренировке был при параде! Утрём там нос кое-кому…

– Лучше бы поздравил, – попенял ему дядя Витя.

– Конечно, поздравляю! Вот так рад за тебя! – от полноты чувств, Лёха повернулся прямо на ходу и взмахом руки над макушкой показал, насколько именно он рад. Ответным дружеским ударом кулака в спинку сиденья я одновременно выразил благодарность и опасения за наши бренные жизни, так что, Лёха, опомнившись, повернулся, не дождавшись сердитого окрика от хозяина.

– А куда мы едем? – задал я, наконец, вопрос, который зудел у меня с самого начала.

– Как куда? Ваша школа не последняя, ещё много где предстоит детишек в пионеры принять, – и, глядя на моё вытянувшееся лицо, дядя Витя, рассмеявшись, поспешил меня успокоить: – Ладно, не боись – в одну только съездим сегодня, в седьмую. Родную твою – неужели не рад?

– Нет, – я мотнул головой, не задумавшись ни на секунду. – А это вообще… обязательно?

– Конечно, – голос партийного секретаря сразу построжел, будто бы напоминая о его реальной должности. – Раз уж так получилось, что ты выплыл наверх, изволь соответствовать. Не так уж много у нас в области пионеров с медалями, а может – и вовсе нет, так что, уж в свою родную школу – будь любезен!

Я с силой потёр лицо ладонями – вот это попал! Хотя – социализация…

– А вы тоже туда? – кинул я последний камень. – Что-то не помню я, чтоб секретари обкомов третьеклассников в пионеры принимали!

– Точно не помнишь? – развеселился вдруг дядя Витя. – А я вот помню, как один галчонок, вот примерно такой же насупленный, вступал в ДПО имени Ленина на 23 февраля, у Вечного Огня. И галстук ему, между прочим, я лично завязал!

– Там такой холод был собачий, что неудивительно, если память напрочь отшибло, – смутившись буркнул я. Вообще-то, тогда мы ещё почти и не общались, дядя Витя для меня был просто малознакомым соседом с первого этажа. А вот чуть позже, летом мы несколько раз пересеклись на берегу, сошлись на теме рыбалки, и понеслась…

– Да, это учителя ваши перемудрили тогда, – легко согласился мой собеседник. – Но сейчас у нас всё пойдёт с комфортом, в зале, в тепле.

Когда Волга довольно борзо, по-хозяйски раскорячилась возле школьного крыльца, а дядю Витю, с почётом вытащенного из машины, окружили школьные чины при параде, Лёха, не утерпев, высунулся вместе со мной.

– Дай хоть гляну, – подмигнул он мне и собственноручно потянулся к пуговицам пиджака. Я не стал ему препятствовать – всё равно сейчас раздеваться.

* * *

Когда где-то через час мы вышли из школы, ни Волги, ни Лёхи не было.

– Пройдёмся до дома? – просто спросил дядя Витя. – Не замёрзнешь?

– С чего бы? – пожал я плечами. – Я ж так везде и хожу. Мы люди простые, не избалованные личным автомобилем с водителем…

Мой старший товарищ так заразительно заржал, что даже бабки, судачившие о чём-то метрах в ста впереди по тротуару, повернулись к нам с улыбками на лицах. Секундой спустя я к нему с удовольствием присоединился.

Мы прошли половину дороги, болтая ни о чём, а потом я вдруг увидел ЕГО. Тот самый, идеальный, прямой, глубокий и быстрый ручей! И замолчал буквально на полуслове.

Весна в том году выдалась поздняя, но быстрая, потому с традиционными весенними корабликами у меня до того как-то не сложилось. Даже пацанов, занятых этим важным делом, не видал ни разу. А ведь у нас это увлечение повально, как хоккей зимой: играют все! Даже взрослые – запросто. У нас просто очень уж ландшафт подходящий: рельеф сильно изрезан, ровных мест, считай, и нет, везде куда-нибудь уклон. Иногда – очень крутой уклон. Плюс – общая коммунальная бедность: снег валит если не каждый день, так через один – уж железно, ясно, что убирать его не успевают. Свежевыпавший, но не убранный, на тротуаре утаптывается прохожими, а на дороге – прикатывается колёсами машин. Потом это всё дело, чтоб не скользить, присыпают мелким шлаком, благо, этого матерьяла в нашем городе на весь Союз хватит и ещё на экспорт останется. В итоге, к весне многослойный бутерброд из льда с песком по толщине запросто может достигать метра, а всё, что таки убрали, и вовсе высится рядом двухметровыми валами. Когда это добро начинает таять, ручьи прогрызают себе натуральные каньоны, глубиной почти везде надёжно превосходя стандартный резиновый сапог, а сила течения в них запросто может свалить с ног детсадовца, а то и младшеклассника.

А теперь представьте, какой туда можно залудить кораблик! Случилось мне в «той жизни» попасть весной в относительно южный регион. Попытался организовать привычную регату, но буквально натолкнулся на стену непонимания. А те пацаны, кого всё же удалось уговорить, притащили кораблики… из скорлупы грецких орехов! И оказались в выигрыше, что характерно: их фигульки вполне себе бодро плыли, в то время как мой красавец из коры (довольно скромный, кстати, по уральским меркам – всего-то в ладошку) моментально садился на мель и из гонки бесславно выбывал. Урок: в каждой избушке свои погремушки.