Текст книги "Не в этот раз (СИ)"

Автор книги: Максим Владимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 17

Наверное, мне повезло: пока я пытался проморгаться от полчища разноцветных искр, летавших вокруг меня по причудливым траекториям, напавший потерял ко мне всякий интерес и вышел наружу. Кажется, даже наступив на меня в процессе, но то уже было мелочью – хорошо, что так, продолжать бой я точно был не в состоянии. Хотя, какой там «бой», срубили как маленького…

Кое-как справившись с подступившей к горлу тошнотой, я опёрся на доски пола руками и подтянулся повыше. Тут уже не повезло: варежки я заранее снял, чтоб сподручней было листать тетрадку, и, конечно, под левую ладонь попали мои же собственные очки. Безнадёжно разбитые – порезался. Хорошо, не сильно.

Потянул очки к глазам (в этой темноте ещё попробуй рассмотри что-нибудь, даже с стопроцентным зрением), но по весу моментально понял, что дужка с остальной оправой не имеет более ничего общего. Скрипнув зубами, наклонился всем телом в ту сторону, что вызвало новый приступ тошноты, переждал, вгляделся – ну да, так и есть, пара-тройка обломков пластмассы и осколки стекла. Одна линза вроде целая, но из оправы выскочила, лежит чуть в стороне. Даже забирать не буду, такое не чинится. Не ходить же, как в карикатуре, с оправой, перемотанной изолентой? Да и всё равно она мне не нравилась. Как только жить, пока не сделают новые очки? Даже не помню, есть ли у меня запасные. Или ну их? Я ведь в «той» жизни в какой-то момент очки просто снял. И больше не носил, и особенных страданий не испытывал. Так, может, и сейчас? Плюсов от ношения очков почти никаких, а вот минусов – сколько угодно. А зачем нам минусы? Не в этот раз!

Кое-как поднялся – мдэ, состояние так себе: качает. Явственно. Подвигал челюстью – тут вроде ничего, хоть под глазом тянет ощутимо, чую, синяк будет эпичный. Как в таком состоянии по людям ходить, спрашивается? Не накрылся ли мой афганский прожект медным тазом? Ох, как некрасиво-то получается… неудобно перед Костей. Ну ладно, надо хоть сегодня план быстренько выполнить, пока ещё не особо видно. С досадой отпнул остатки очков в сторону и двинул на лестницу.

Открывший дверь был сух, но хоть формальными проявлениями вежливости не пренебрёг – первый такой за сегодня:

– Здравствуй, мальчик. Чего тебе?

– Здравствуйте, – ответил я, старательно поворачиваясь к высокому парню с оччень кинематографичной внешностью неповреждённой правой стороной. – Александров? Извините, у меня в списке только фамилия.

– Александров. А что за список?

– Список ветеранов-афганцев. Заводской к-к приглашает вас на спортивный праздник в воскресенье! На пруд. Для своих.

Этот – опять первым сегодня – сразу не стал ни отказываться, ни соглашаться. Просто чуть склонил голову набок, отчего блондинистая прядь упала на лоб, и ему пришлось поправлять причёску руками. Я даже задумался – кем это он работает, такой модный?

– Я правильно понимаю, что спорт – это так, предлог? – прервал он молчание, внимательно глядя на меня.

Состроив рожу из разряда «ну ты же сам всё понимаешь», я чуть склонил голову вправо, отзеркаливая его жест. Реакция оказалась неожиданной:

– Проходи, – широко распахивая дверь, предложил хозяин.

Кобениться я не стал, но внутри оказалось натоплено, валенки сразу начали подтекать на идеально чистый пол, и я застеснялся.

– Да я, собственно всё сказал уже. У меня никаких других дел нет, я только пригласить могу, на вопросы отвечать не уполномочен, – торопливо выпалил я, разглядывая, однако, обстановку. Всё вокруг выглядело, в принципе, типовым для этого времени, одна деталь выбивалась: на обувной полке-оттоманке, под зеркалом, сиротливо лежал видавший виды, но всё же отлично узнаваемый том Ландау-Лившица. Первый. Тот, который «Механика». Откуда тут такое? Интересно, ещё хоть один в городской библиотеке найдётся? Чисто ностальгию потешить!

– Ну всё же хоть намекни, – с располагающей улыбкой попросил хозяин.

Чуть подумав – а ведь мне по-любому надо иметь ответ на такого рода вопросы! – я попытался аккуратно сформулировать:

– Есть некое ядро, активисты, скажем так, кто считает, что у воинов-интернационалистов есть групповые интересы. Которые в данный момент совершенно никак и никем не защищены. Вот Совет ветеранов есть? Есть. Но интересуется он только Великой Отечественной. Профсоюзы всякие – тоже, каждый на своём предприятии. А тут что? Почему каждый сам за себя?

– Ничего себе, – покачал головой Александров, и тут же начал корить себя – похоже, перегнул палку. – И вы это на спортивном празднике рассчитываете решить?

Я как-то сразу успокоился.

– Ну, во-первых, никаких «вы» – я даже по возрасту ни на что претендовать очевидно не могу. Я просто курьер, должен только позвать.

– Но вполне в курсе вопроса, – подколол меня собеседник, на что я только пожал плечами. – А во-вторых?

– Во-вторых, праздники можно хоть каждую неделю проводить. Тут главное – начать.

На это возражений не нашлось, но и отвечать парень не поспешил. Помолчав с минуту, он решительно кивнул, так, что волосы опять упали на глаза:

– Ладно, понял. Я буду, как минимум – из любопытства. Но заранее предупреждаю: если у меня всё пойдёт по плану, то я уеду летом, с концами. Так и передай.

– Да я ж ничего, я мнения не собираю, моё дело только предупредить, – снова заторопился я. – Меня и не просили ничего такого… вот разве что имя запишу, а то в списке фамилия только – невежливо получается, – я раскрыл уже изрядно мятую тетрадку, схватился за карандаш и поднял на собеседника выжидающий взгляд. Тот усмехнулся чему-то и коротко сказал:

– Анатолий.

Я опустил взгляд, начал писать и непроизвольно прокомментировал:

– Надо же, тёзки с Президентом Академии! И физикой, гляжу, тоже интересуетесь, – я мотнул подбородком на лежащую у зеркала книгу. – А не Петрович, случайно?

И, услышав странный сдавленный звук, в обалдении поднял взгляд. Лицо Анатолия описать не могу, впрочем, уверен, моё было не лучше.

Он справился с собой первым, мотнул головой:

– Нет, не Петрович.

– Ну всё равно однофамиль… – и снова тот же звук! Оба смотрим друг на друга, открыв рты. – Да ладно⁈

– Да, – хозяин медленно опустил подбородок на пару сантиметров, – говорила мама – родственники. Дальние.

– И что, общаетесь? – осторожно спросил я и затаил дыхание.

– Нет, – снова мотнул головой Анатолий. Помедлив, будто оценивая меня заново, он всё же решился и объяснил: – Я собирался попробовать связаться, но только после поступления в институт. Ну, чтоб не подумали…

– Что протекции ищешь, – помог ему я, как-то нечаянно перейдя заодно на «ты».

– Да, – с облегчением подтвердил хозяин. – Но на вступительных пролетел, потому и в армию идти пришлось…

– Куда поступал-то хоть? – спросил я на автомате, сам в это время соображая: ведь Александров-старший – это ж тот самый человек, что мне нужен! Это же он отвечал в Курчатнике за РБМК, который рванёт в Чернобыле уже через год! И уж точно знает, куда надо давить, чтоб беды не случилось. Только вот именно тут толку, похоже, будет немного… нерешительный этот родственничек какой-то! Я сам доберусь быстрее.

– Физтех, московский. МФТИ. Ты не знаешь, наверное…

– Как же, – важно ответил я. – Широко известный вуз на Долгих прудах…

Анатолий только улыбнулся в ответ. А мне… не знаю, захотелось чего-то большего!

– Анатолий, так это ж зыко! Это ж… лучший вуз в Долгопрудном, не хухры-мухры!

– «Лучший вуз в Долгопрудном»… Да, наверняка. Потому что единственный?

– Не только. Ты-то лучше всех знаешь – уже разок попробовал экзамены сдавать. В ЗФТШ учишься?

– Ничего себе ты осведомлённый, – качнул головой Александров. – Нет, не учусь – закончил ещё когда в школе учился. Так, сам готовлюсь теперь, по старым записям.

– Я к чему: у нас в школе, например, кружков нет. Ни по физике, ни по математике. И вести их некому, учителя… ну, обычные. Может, возьмёшься? Хоть до лета?

Парень явно не ожидал такого развития событий и молча смотрел на меня с удивлённым лицом. Пришлось усугубить:

– Известно же: хочешь как следует понять что-нибудь – объясни другому!

Но тут с наскоку всё же не получилось: Анатолий вздёрнул подбородок, словно очнувшись, а после мотнул головой отрицательно.

– Не, парень, не выйдет. Я своё-то еле-еле успеваю сделать, куда уж мне ещё других учить. Идея интересная, не скрою, но времени у меня точно не будет. А потом и вовсе уеду, если всё срастётся. Чего тут осталось-то – два месяца? Смысла нет.

Пришлось прощаться, но идея свести знакомство поближе всё же запала мне в душу.

* * *

Заболтался я с Александровым – парни успели уже вернуться и топтались перед подъездом. Полны руки огурцов… тьфу, добычи. Даже буханку белого взяли в качестве последнего аргумента – вдруг кому булок мало окажется. И, похоже, найдутся такие люди – в животе у меня явственно забурчало.

– Ну-ка, ну-ка, – Миха сунул уже ополовиненную трёхлитровку сока Дюше, совершенно не заботясь о том, успел тот её схватить или нет, и повернул освободившейся рукой мою голову к свету. – Красава, мля. И где успел? Кто?

Мягко подняв подбородок, я освободился из захвата.

– Не знаю. Честно. Ничего не успел увидеть, вошёл в тёмное с улицы – и сразу удар.

– А потом что? – уточнил Миха, недоверчиво глядя на меня.

– А что потом? Ничего. Я сразу с копыт долой, а он перешагнул через меня и вышел на улицу.

Прерывая бесполезные расспросы, я потянулся, легко выдернул из руки у Дюши «слойку Свердловскую», укусил – м-м-м! Как долго я тебя ждал! Через пару минут ожидания, парни поняли, что больше из меня не вытянуть и будто отмерли. Дюша протянул ещё и банку с соком – яблочный, а Миха зачем-то полез в подъезд. Наивный. Что он там рассчитывает найти? Наверняка даже очки мои распинали по углам.

– И что делать? – с какой-то истеричной ноткой спросил вернувшийся ни с чем Потапов.

Прожевав, я пожал плечами:

– А что тут сделаешь? Дальше пойдём по списку.

Миха постоял молча, катая желваки, поиграл кулаками, то сжимая их, то разжимая.

– Так оставлять нельзя. Не по-пацански. Узнать хмыря сможешь?

Я с сожалением стряхнул с рук прилипшие крупинки сахара: хорошо, но мало.

– Нет. Я ж говорю, только дверь открыл и вошёл, с улицы ничего не видно. Но здоровый, на голову выше меня, минимум. Взрослый, думаю.

– Может этого поспрошать… ну, к кому ты ходил? – Дюша проснулся.

Я вздохнул.

– Что спрашивать будем? – и, глядя в совершенно безмятежно-непонимающие глаза, уточнил: – Ну вот представь, что я – это он. Александров его фамилия, афганец, к которому ходил. Спрашивай.

– Что? – тупо вопросил Дюша.

– Да что хочешь, то и спрашивай. Ну? – и, после 30 секунд молчания, подытожил: – В том и прикол, что спрашивать нечего. Я ничего не видел. Он тоже. И никто другой – никого не было на лестнице. Кто угодно мог быть!

Миха посопел носом и выдал угрожающе:

– А мы поспрашиваем всё-таки!

– Конечно, – я успокаивающе похлопал его по предплечью. – Поспрашивайте. Вряд ли будет какой-то толк, конечно, но мало ли… А сейчас нам… на Лермонтовскую!

– А ты хлеб не будешь, что ли? – отмер Дюша.

* * *

Идти к последнему в моём сегодняшнем списке себя пришлось заставлять. Мы все уже здорово устали, снова хотелось есть, хлеб и сок давно кончились, и даже банку Дюша забежал сдать в какой-то кооперативный магазинчик часа два назад. Точного адреса «клиента» никто не знал, а спрашивать дорогу в тёмное время суток даже для местных пацанов было несколько рискованно. Я уже совсем было собрался объявить «шабаш на сегодня», как Миха сосредоточенно сказал:

– Во. Она, Лермонтовская!

Дюша тут же, не разбирая дороги, полез ближе к дому – искать номер, а я даже и пытаться не стал – очков-то нету, без шансов.

– Второй! – вылезая из сугроба, возвестил разведчик. – Нам туда, дальше!

– Кто там нужен? – спросил Миха, подталкивая меня в нужном направлении.

Я только посмотрел вверх, даже не пытаясь достать тетрадку. Смысл? Фонарей-то нет. Вон, даже номер дома чуть ли не на ощупь определять приходится. Это вот такой прикол нынешний: лыжная трасса в лесу – освещена, все маршруты на всём протяжении. Каток – и вовсе залит светом, что твой Бродвей. ДК, Заводоуправление, Вечный огонь – всё светится круглосуточно. А вот в городе фонари водятся только на считанных главных улицах. И хотя круглосуточная трасса мне, безусловно, очень нравится, всё-таки люди, их жизнь, их быт, наверное, важнее. Или нет?

За тетрадкой лезть всё-таки пришлось: не идти же незнамо к кому. Вот и моя очередь пробираться по сугробам: единственный источник света на всей улице – окна первых этажей. Что делать – выбрал дом поближе к чищеному, полез… Хорошо, что я мелкий и лёгкий, пока не проваливаюсь почти.

– Матвей Барин. Вот это имечко, – качнул я головой, убирая тетрадку обратно за пазуху.

Несмотря на усталость, парни, переглянувшись, дружно загоготали.

– У… тебя… адрес… не тот, – задыхаясь от смеха, дёрнул меня за рукав Миха. – Баре… они… там живут. У… плотины! Где музей!!

– Ну почему? – возразил я для порядку. – А дом приказчика бывший, седьмая школа?

– Так приказчик же, не хозяин, – икая через слово, выдавил Потапов.

Я кивнул и, посмеиваясь, двинул дальше, высматривая нужный дом. Улица, как назло, попалась та самая, неудачная: всего-то два дома, второй мы уже видели, осталось найти номер первый. Домов вокруг – на любой вкус, мы уже три или четыре прошли, но это всё не то, они к другим улицам относятся, и номера там точно другие. Ещё и не вдруг разглядишь адрес с тротуара, который, впрочем, слабо отличался от «дороги» или палисадников, заваленных снегом.

Но всё когда-то кончается – и наша Лермонтовская кончилась тоже. И в конце её искомый дом и нашёлся. Вот только в комнате с литерой «А», дверь в которую почему-то вела прямо с улицы, не было никого.

– Вот те здрассте, – злобно сплюнув на ступеньку, резюмировал Дюша. – И чо делать?

– Постучи ещё – вдруг спит? – предложил Миха.

Дюша, фыркнув, повернулся к двери спиной и начал долбить в дверь каблуком с такой силой, что я открыл рот, чтоб попросить его прекратить это дело, но не успел.

– А ну отвали, шпана, – голосом, раздавшимся от угла дома, казалось, запросто можно такие двери выбивать. Получше любого Дюши, бесконтактно. Иерихонский такой голосок, если можно так выразиться. Неудивительно, что означенный Дюха пинать несчастную деревяшку немедленно прекратил.

– Кто такие, за каким хреном припёрлись?

Я привычно уже начал тарабанить свою речёвку про спортивный праздник, но мужик, не дослушав, мотнул головой.

– На хер иди.

Я замер на полуслове – вот прямо такого у меня сегодня ещё не бывало. Набрал воздуха, чтоб что-то сказать, но «клиент» успел раньше.

– Что, непонятно говорю? – и уже с явной угрозой: – Пояснить?

В голове заметались мысли, я замер в нерешительности, но почти сразу выхватил нужную: а чего это я ни разу за сегодня Голос не тренировал? Непорядочек!

Выдохнув, я повернулся к Михе с Дюшей и мотнул головой в сторону улицы:

– Парни, погуляйте пять минут.

К счастью, спорить они не стали. А я, уже поворачиваясь к цели своего визита вдруг поймал чувство узнавания… И отставил Голос в сторонку! Временно.

– Послушайте, Матвей… А где мы могли встречаться? – и, уже увереннее, нащупывая ногами дно: – Ивдельский район? На стройке? Мастер у «химиков», да? – и, не давая ему возразить: – А меня не помните? Пацан в белой каске! На уазике приехал!

Выдохнув и явно проглотив ругательства, мужик угрюмо подтвердил:

– Ивдельский, да. Мастером, всё так. И что с того? Пацанов никаких не помню.

– Да ничего. Всё не чужие люди! – лучезарно улыбаясь, возвестил я.

Матвей только фыркнул в ответ, но уже как-то… неуверенно, что ли. А я подошёл поближе и протянул руку, сняв варежку:

– Гриша Литвинов.

И я не я, если он не вздрогнул, услышав фамилию! Ну и руку пожал, уж не знаю, просто машинально или с умыслом. Но расслабляться рано:

– Так в чём дело, Матвей? Что не так? Чем вам праздник не угодил?

Барин зыркнул на меня исподлобья, поднялся на крылечко и завозился с ключами. Справившись с замком, обернулся и махнул рукой:

– Заходи.

– А пацаны? – катнул я пробный шар.

– Мы ненадолго, – отрицательно помотал головой Матвей. – Не хочу на улице просто…

Внутрь мы оба зашли обутыми: «Не парься, натоптано». Впрочем, особо рассмотреть пол при всём желании не получилось бы: каморка поражала аскетизмом. Собственно, главной доминантой в ней была кровать, занимавшая больше половины площади. Мебель? Это сколько угодно: колченогая древняя табуретка, у которой вместо одной ножки была прибита гвоздями сосновая жердь толщиной в руку – прямо в коре! Несколько гвоздей, забитых прямо в стену в качестве вешалки, и широкий подоконник, играющий роль стола. Хозяин с шиком уселся на кровать, мне досталась табуретка. Прям даже захотелось – в порядке шефской помощи – изваять чего поприличнее на трудах да подарить!

– Понимаешь теперь, наверное? – Матвей обвёл рукой свои хоромы.

– Нет, – я мотнул головой и, чтоб сэкономить время, всё-таки надавил Голосом: – Рассказывай давай.

Хозяин вздрогнул, но – сработало, заговорил вполне послушно:

– А чего рассказывать? Сам же помнишь, что химик? Вот, выпустили под надзор, со справкой. Уж я иногда жалею – лучше бы там остался! Там хоть работа была с гарантией. А тут не берут никуда! Вот дворником кое-как пристроился…

– Так это дворницкая! – до меня дошло наконец-то.

– Ну, – хозяин кивнул. – И теперь сам подумай: ну зачем я там? Они ж, наверное, организацию мутить собрались? И что? Куда я такой?

Я оглянулся, убедился, что стенка рядом, откинулся на неё, размышляя. Матвей меня торопить не стал, просто смотрел внимательно. Порадовавшись, что этап «кыш, салага» в нашем разговоре вроде бы прошёл окончательно и бесповоротно, я спросил:

– Ну а если всё же получится вернуться на стройку – хотели бы? Могу попробовать поговорить.

– Это с отцом, что ли? – я кивнул. – Ничего не выйдет. Был я у него.

– Прям с ним говорили? – недоверчиво уточнил я.

– Ну нет… но какая разница?

– Да всяко может быть… Давайте так договоримся: вы всё-таки приходите в воскресенье, ладно? А я до того времени попробую узнать. Ну не дело ведь – вот так! Вы ж мастер, не работяга какой-нибудь!

Матвей скривился:

– Мастер… – но возражать не стал.

Глава 18

Вопреки опасениям, ничего страшного с моим лицом не случилось. Да, некая несимметрия присутствовала, но и она сошла на нет уже к среде. К немалой радости, мои новые «лепшие друзья» каждый день исправно встречали меня на границе своего района, больше того, когда адреса в пределах «домашней» территории кончались, они не ленились двинуть со мной в другие концы города. Конечно, для них риск был минимальным, «центр» – банда самая сильная, да и один Дюша стоил пятерых, возвышаясь над нами, как башня, но всё равно – вполне показательно…

Был в этом всём и минус, конечно: хоть мы и старались экономить, особенно, ближе к концу недели, обеды втроём, да вне дома, пробили порядочную брешь в моих финансах. Впервые я всерьёз задумался о том, что надо бы и над источниками дохода подумать уже! Впрочем, сбережений, пусть и впритык, хватило, а тратить мне, по большому счёту, пока некуда.

В среду случилось чудо чудесное: Андрюха, отправленный на поиск пропитания, умудрился оторвать две бутылки газировки. «Дюшес». Дюша купил Дюшес. Мы, дурачась, даже предлагали ему бутылки не возвращать, а поставить на полку у кровати и любоваться «именной» газировкой, но он не повёлся и, улучив момент, сбегал-сдал. Кстати, деньги вернул мне.

Почему только две? Всё просто: Андрей в этот раз пошёл в магаз один, а давали только по две бутылки на нос. Мы, конечно, как узнали про такой прокол, сразу рванули за оказией всей бандой, но было поздно – счастье кончилось, расхватали. Кстати, и счастье-то оказалось с душком: мне совершенно не понравилось. Сладкая химия, кто бы что бы там ни говорил про «незабываемый советский вкус». Яблочный сок в банке на порядок лучше и полезней. И больше!

Поэтому, я не стал пользоваться своим привилегированным положением (парни выделили мне, как финансирующему банкет, персональную бутылку, по-братски разделив вторую), и, отпив всего ничего, пожертвовал остаток в пользу общества. Понимания у этого самого общества в своей невысокой оценке газировки, ясно, ожидать было бы наивно, потому возражающих не нашлось.

Если обработка афганцев в Центральном районе прошла, можно сказать, без эксцессов (единственная выхваченная плюха не в счёт – там я сам виноват, внимательнее по сторонам смотреть надо), то вот в Селе и Семи Камнях пришлось понервничать. Даже несмотря на всю солидность нашей «силовой составляющей». «Каменские» и вовсе поперва заставили нас отступить! Уж больно резво стали «сгущаться тучи», пока мы препирались с дозорными на границе района, так что даже Дюша, обычно прущий напролом, что твой носорог, счёл незазорным встрять и потянуть Миху за рукав – в направлении «стратегического обратного наступления».

Вернулись назавтра, и не кратчайшей дорогой – через Село, а по центральной улице Ленина, да ещё и на автобусе. Нас, конечно, довольно быстро вычислили, и у подъезда по очередному адресу появилась характерно скучающая на морозе троица, но я стесняться не стал и попросил помощи у «афганца», с которым разговаривал на лестнице. Тот охотно согласился, выскочил на улицу – прямо как был, в стоптанных тапках, трениках и майке – и обложил дожидающихся нас пацанов в семь этажей. Был он, видать, человеком на районе вполне авторитетным, потому как и эта троица моментом растворилась за ближайшим углом, и все остальные нас в дальнейшем только провожали настороженными взглядами – издалека. Впрочем, задерживаться поверх необходимого мы не стали, благо, список потребных мне людей в этом районе был коротким, всего шесть фамилий, и сразу трое из них жили в одной пятиэтажке.

А вот в пятницу я выдвинулся в одиночестве: парни заранее предупредили, что не смогут, их припахали родители – чего-то таскать. Особенной проблемой это не стало, впрочем: мне нужно было поговорить с одним человеком, который жил в общаге Химзавода, а это всего-то через дорогу от нашего продуктового магазина. Ну и вообще: у «портовых» с «химиками» уже год как держалось довольно стойкое перемирие, так что мне опасаться было, считай, нечего – в отличие от «заводских». Дело сладилось как по маслу – уже привычно. Почти уверен, что белёсый десантник с говорящей фамилией Сапега как минимум представлял, с чем я к нему припёрся – так легко он согласился. Выйдя из душного и вонючего коридора общаги на свежий воздух, я масштабно вдохнул-выдохнул: всё! Четырнадцатый номер расчёт окончил!

* * *

А вот от мамы утаить мою проблемку, конечно же, не удалось. Чтоб не доводить дело до более тщательного осмотра морды лица, пришлось сразу же самому выложить всё, короткими мазками, а чтоб отвлечь от ненужных мыслей – немедленно выложить свежий план войны.

Дело в том, что я решил новые очки не делать. Ну ладно, не так, чтоб прям совсем не делать: делать, но без спешки. И на постоянку их уж тем более не носить. Если ещё точнее, я предложил заказывать «как случай будет», а пока попытаться оценить: точно ли они мне так уж нужны? Ведь «постоянное ношение» – это не какая-то объективная необходимость, а решение окулиста в поликлинике. А я в тот момент – дело было ещё в началке – и без них себя прекрасно чувствовал, насколько помню. Да, на уроке иногда они были мне необходимы, или, там, в кино, но постоянно-то зачем таскать! Тогда (и потом всю школу) я вроде как не решился спорить с доктором, а вот много позже, когда уже был сам с усам, в какой-то момент очки просто снял – и не испытал никаких проблем. Сначала пользовался раз в год по необходимости, а затем они и вовсе прописались в ящике письменного стола, потихоньку покрываясь пылью безнадёжной ненужности. Так, может, и сейчас нет смысла тянуть?

К тому же, обстоятельства именно такому решению очень способствуют. У нас в городе «Оптики» нет. Очкарики вот вполне себе водятся, конечно, у меня вся семья из таких, например. В классе тоже ещё трое. И у нас, бедолаг, имеется два варианта: пойти обследоваться у окулиста и оставить заказ на очки в аптеке при поликлинике, либо взять рецепт и двигать с ним в Свердловск, самостоятельно. Заказы централизованно размещаются в Нижнем Тагиле, а это даже не соседний район. Оправу можно выбирать только по цене, не то, что примерить, даже картинку не покажут, и ждать две-три недели. В Свердловске, если не платить за срочность, делают за неделю, оправу можно выбрать (хотя особенного богатства, конечно, нет и там), но туда придётся съездить дважды, что для многих авантюра немыслимая, а когда речь идёт о ребёнке – так ещё и излишняя: какая ему разница? Вот и ходят все дети в идентичных ублюдочных пластмассовых очках на полморды. Пацанам ещё ладно, а вот девочки, конечно, страдают…

Зато именно мне эту проблему решить проще простого: папа всё равно ездит по делам в обком каждый месяц, если не чаще. На уазике своём, то есть, легко может меня с собой прихватить, если не загоняться особенно на тему школы и уроков. И оставить в Свердловске меня будет с кем – шофёр всё равно в машине ждёт. А забирать готовые очки – я и вовсе не нужен, с любой оказией можно. Удивительно, но мама довольно легко согласилась передоверить решение папе, с которым я обещал поговорить «как только, так сразу».

* * *

Пообщаться с папой получилось в четверг: он пришёл домой не поздно, так что после ужина я смог улучить удобный момент. И если первую часть (насчёт очков) он принял вполне благосклонно, то вот вторую… Нет, я, конечно, уже не в том возрасте (а ведь так если подумать – я собственного отца старше как бы не вдвое!), чтоб питать какие-то иллюзии на тему устройства мира. И всё же, признаться, такой реакции я не ожидал: какое-либо участие в судьбе бывшего «химика» папа отказался даже обсуждать. Наотрез.

– Ничего себе! А я думал, он свистит, когда сказал, что разговаривал с тобой, и ты отказался, – обалдело признался я.

– Да и свистит, конечно! – папа с явной досадой махнул рукой. – Кто б ему дал со мной разговаривать? Ты то прям совсем взрослый временами, а иногда – дитё дитём. Ты серьёзно думаешь, что ко мне… да даже в здание треста! так уж легко пройти постороннему? И что я с каждым бывшим мастером по душам говорю по первому их запросу?

– Ну, ты же вроде общался с ним там, на стройке…

– Так то по делу. И ты ж со мной ездил – сколько раз я на том объекте был? И сколько слов сказал каждому встречному? Раз в год – конечно, как не поговорить с человеком. Но у меня таких объектов – десяток! Мастеров – как бы не полсотни. Со всеми разговаривать – а работать когда?

Папа замолчал, выдохнул, а потом продолжил осторожно, глядя мне в глаза:

– К тому же… что ты об этом Барине знаешь?

Я только пожал плечами.

– Ну вот, – не без какого-то странного облегчения укорил меня папа, – а уже готов ходатайствовать. Ты только к Виктору Владиславовичу не вздумай с этим вопросом подкатить!

– А с ним-то что не так? – с интересом спросил я.

– С ним? Всё так, только ему уж точно не до этого сейчас. И Барину этому… как бы хуже не стало. Не понимаешь? Ну вот и не лезь тогда во взрослые дела…

Ребёнок во мне, пожалуй, обиделся. Но… от ребёнка осталось мало – так, гормоны, поэтому, думаю, лицо я удержал. Хотя, тут палка о двух концах: а вдруг папа ждёт от меня именно детской обиды? Но вроде ничего такого, всё как обычно: он и внимания-то не обратил особенного. «Разобрались».

А нет – папа скорчил непонятную гримасу и решил-таки что-то объяснить:

– Понимаешь, у меня, на самом деле, работа в другом заключается. Про рабочих, бригадиров и мастеров не со мной говорить надо, для этого другие люди есть, специально обученные. А я, по большому счёту, занимаюсь взаимодействием с большим и сложным внешним миром. Которому, в отличие от мастера, нельзя просто приказать.

Сначала я хотел сумничать какой-нибудь хлёсткой фразой – а то я не знаю, чем он занимается? И чем все эти занятия кончатся – и десяти лет не пройдёт? Тоже мне, акула советского бизнеса. А потом подумал: а что я теряю? В кои-то веки поговорить не по делу, без спешки… Да и познания мои в современных советских реалиях всё же, скорее, теоретические – вдруг удастся намыть что-то важное?

Встряхнулся, тщательно вымел из головы скепсис, забил освободившееся место интересом и приготовился слушать.

* * *

Вечером, к моему немалому удивлению, Костя на тренировку не пришёл. Сначала я расстроился, но ненадолго: наш «первый среди равных» буквально озверел, так что я даже заподозрил, что это «ж-ж-ж» неспроста, и есть какой-то особый умысел, направленный на то, чтоб вот именно меня укатать до полусмерти. Но в какой-то момент и парни стали довольно активно протестовать против таких нагрузок перед выходными, и я успокоился. Но упахался всё равно до почти полного безразличия к окружающей обстановке.

Потому, когда в проёме двери показался силуэт сегодняшнего «дезертира», я лишь скользнул по нему взглядом, никак не показав тех чувств, что давили на меня ещё полтора часа назад. Но отделаться от «старшего» было не так-то просто: он разулся прямо у входа, протопал по паркету до мата, на котором я растёкся безвольной медузой и резко опустился рядом. От одежды всё ещё тянуло холодом с улицы, а вся его фигура источала какую-то… торопливость? Повинуясь его начальственному жесту, сидевший недалеко от меня Алексей с кряхтением поднялся и пошёл таскать маты вместе с дежурными.

– Слушай, Гриша, – проникновенно начал Костя, – у меня к тебе неожиданная просьба.

Я прямо испугался.

– Только не говори, что надо ещё столько же народу обойти!

– Что? А, нет, дело не в этом. Не надо. Остальных уже предупредили.

А дело оказалось в том, что конкретно меня в воскресенье на пруду не ждут. Сначала я, признаться, несколько обалдел – довольно странная постановка вопроса, если честно. Не то, чтоб я на что-то там рассчитывал, типа грамоты или ещё чего-то в таком духе, но хоть поприсутствовать на историческом событии бы хотелось. Это же – если получится – будет чуть ли не первая такая организация в Союзе!

И с точки зрения моей социализации полезно. На людей посмотреть, себя показать… Да и Миху с Дюшей протащить под шумок я рассчитывал: в качестве модельной карьеры, афганцы всяко лучше, чем Копея. Хоть и понятно, что мы там никто и звать никак. Я даже начал подыскивать какие-то аргументы, но усталость взяла своё, да и эмоции взыграли, честно говоря. Сделал дело? Гуляй смело! Нахрен – это туда. Или это своего рода плата за тренировки получается?

В итоге я плюнул на умствования, натянул на лицо лыбу и заверил, что всё понял, принял и мешаться под ногами не собираюсь. Хотел было спросить про Барина – чего он там такого натворил, но не успел: Костя просиял, порывисто вскочил на ноги, бросил отрывистое «после поговорим, обещаю!», и свалил в туман. Удивительно, что обуться не забыл на выходе.