Текст книги "Карлики"

Автор книги: Максим Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– Угу, ручные, я бы даже сказала, – поддакнула Татьяна. – А что ты с ними сделаешь, когда поймаешь? Как с Големом – вырвешь из зубов табличку с пентаграммой?

– Спроси чего-нибудь полегче...

– Пожалуйста, – не растерялась Татьяна, – кто их сотворил, Франкенберг?

– Он самый, но для тебя же безопаснее забыть его имя, как и все остальные имена, что ты слышала, – предостерег ее я.

– А Йохан, он с ними заодно? Только не говори, что его имя мне тоже нужно забыть.

Вот, оказывается, за кого она переживает!

– Забудь, но по другой причине.

– По какой другой? – настаивала она. – А, все шутишь...

– Шучу, – пошутил я. Татьяне мой тон не понравился.

– Ладно, выкладывай, что ты имеешь против Йохана?

– А ты не догадываешься? Кто, по-твоему, был тем таинственным типом, что принес торговцу крылатую пирамидку?

– Издеваешься?!

– Ни капельки. Слишком много совпадений. Стоило мне рассказать Йохану про трехкрылый треугольник, как его объемное, если так можно выразиться, воплощение появляется в продаже на Оркусе. И Йохан бродит поблизости, хотя всем сказал, что летит на Землю.

– Но это действительно может быть просто совпадением.

– Ну да, если бы не одна деталь. Рассказывая Йохану о треугольнике, я малость приврал: сказал, что внутри треугольника нарисован человеческий глаз. Теперь вспомни, как мы с тобой гадали, зачем на свободной грани пирамидки нарисовали темное пятно. Глаз на пирамидке изобразить нельзя она же гоморкусовская, а не человеческая, поэтому Йохан ограничился темным пятном. Воображение у твоего шефа иссякло окончательно. Или ты считаешь, что пятно – это тоже совпадение?

Татьяна ничего не считала.

– А фраза, что передал торговец – "Милостью небес мы существуем" – она к чему?

– Должно быть, зашифровал что-нибудь личное. Автор без подписи обойтись не может. Давай спросим у Йохана – вот смеху-то будет!

– Будет вовсе не смешно, особенно если ты ошибся, – покусывая губы, проворчала она. – С другой стороны, если вспомнить, что имя "Йохан" означает "милость Иеговы" или "милость сущего", то может, ты и прав.

Зерно сомнения я в ее душе посеял – теперь пускай растет само – меня йоханские дела не касаются.

Ближе к полуночи позвонил Виттенгер и назначил встречу на десять утра у городского крематория.

Встречаться с Виттенгером у городского крематория становилось традицией (попойка в "Пунктприемапише" – не в счет). Не исключено, что и последняя наша встреча произойдет возле или внутри "старейшего здания в городе". Интересно, кто из нас двоих прибудет туда своим ходом?

Виттенгер опоздал на двадцать минут и, разумеется, не извинился.

– С повышением вас, господин полковник, – приветствовал я его. Дабы избежать хоть малейшего намека на иронию, фраза была отрепетирована заранее.

– Спасибо, дружище, – расцвел Виттенгер, – что нового скажешь?

– Смотря что считать старым... – вырвалось у меня само собою.

Ждать, пока он переспросит, я не стал и начал пересказывать ему события, произошедшие со мной на Оркусе. Но, к моему удивлению, Виттенгер уже был наслышан обо всем от Шефа. Меня так и распирало от любопытства почему Шеф вдруг решил привлечь его к делу гомоидов.

– Выходит, гомоиды – не выдумка... ну и дела... – Витгенгер поцокал языком.

– Выходит, что так

– И тот гомоид... как ты его назвал?..

– Антрес, – подсказал я, – таково его настоящее имя. Но документы у него были обычные, человеческие, на имя Юджина Шварца.

– Да, Антрес... Он убил и Франкенберга и жену Перка?

– Он сам так сказал.

– Но зачем?! – изумился Виттенгер. Ну ни дать ни взять – невинный младенец, впервые услышавший об убийствах.

– Он сказал, что их, гомоидов, готовят для какого-то эксперимента. Франкенберг создал четверых – один погиб, один уже при смерти. Антрес был третьим и, как он считал, последним. Антрес решил сам устроить собственную судьбу. Для этого ему нужно было уничтожить всех, кто так или иначе знаком с проектом "Гномы".

– Но Перка убил не он, а жена...

– Я говорил об этом с самого начала. Видимо, Перк отказался от участия в эксперименте. Но это так, догадки...

– А какова роль Абметова? – спросил Виттенгер.

– Вот как раз это и предстоит нам узнать, и вы должны мне помочь.

– Чем именно я могу вам помочь?

Я изложил Виттенгеру свой план поимки Абметова. О том, что письмо Абметову будет идти от Верха, я не сказал. Инспектор засомневался:

– А он клюнет?

– Не знаю, – честно ответил я, – чистейшая авантюра. Абметову, во-первых, нужна информация с Плерома, во-вторых – четвертый гомоид. Только этими двумя вещами его можно заманить. Если гомоид уже в его руках, Абметов поймет, что кто-то готовит для него ловушку. А информация – вещь такая... ее никогда много не бывает. Плюс ко всему мы знаем, от кого он ее ждет. А гомоида он ни от кого не ждет – это очевидно.

– Нет, не очевидно, – быстро возразил Виттенгер.

– Это еще почему?

– Мы только вчера закончили расшифровку фрагмента переписки Абметова и Эммы Перк...

– И вы мне только сейчас говорите о том, что у вас был текст их переписки?! Ничего себе – сотрудничество! – возмутился я.

– Не кипятись. Только вчера, после расшифровки, стало ясно, что текст является письмом Эммы Перк Абметову. Эмма Перк послала его за день до гибели. Зашифрованный текст нашли случайно на Накопителе Фаона. Даже не текст, а так – обрывки.

– И что в них?

– Она отказывается сообщить Абметову о некоем "четвертом". Пишет, что если Абметов к нему подберется, то она тут же расскажет о "четвертом" некоему Ф. И. Сам понимаешь, кто это.

– То есть расскажет мне.

– Ну да... И еще любопытная приписка: мол, она расскажет, но "вероятно, Ф. И. скоро сам догадается". Соображаешь?

Меня осенило:

– Четвертый гомоид находится среди тех, кого я знаю!

– Именно! – подтвердил Виттенгер.

– Тогда тем более нельзя заманивать его гомоидом! Предложение гомоида он свяжет со мной и, разумеется, не поверит, что я вдруг ни с того ни с сего решил оказать ему дружескую услугу. Предложение информации с Плерома другое дело, тут я никаким боком не замешан.

Виттенгер возразил:

– Но он же разговаривал с Берхом на ТКЛ 3504. Берх работает на Отдел, ты – тоже.

– Берх не сказал ему, что летит на Плером. Я полагал, что Номуре не было никакого резона выдавать Верха – ведь он не знал, какое дело тому поручено.

– В конце концов, мы ничем не рискуем. Если Абметов знает про Верха, то подложное послание ничего ни прибавит, ни убавит. Если не знает, то приедет на терминал хотя бы из любопытства – или пошлет кого-нибудь. Так или иначе – билеты я зарезервировал. В новостях сказали, что неисправности на Канале уже устранены. Послезавтра вылетаем.

– А от меня-то что требуется? – с ленцой в голосе полюбопытствовал Виттенгер.

– Арестовать человека на территории терминала не так-то просто. Вы же можете запастись какой-нибудь подходящей бумажкой. К тому же у меня нет разрешения носить оружие внутри терминалов, там с этим делом строго. И наконец, вы гораздо опытнее меня по части проведения подобных операций, снова польстил я ему. Мне очень не хотелось, чтобы он отказался.

Виттенгер тяжело вздохнул:

– Черт меня дернул с вами связаться...

– Неужели раскаиваетесь? – И я демонстративно почесал плечо в том месте, где полицейские носят знаки различия. Смысл моего жеста дошел до полковника мгновенно.

– Понял, понял, можете не продолжать, – сухо сказал он, – ладно, послезавтра так послезавтра.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ЛОРА

На терминале ТКЛ 3504 я не был ни разу, но я исходил из того, что все терминалы этой серии похожи друг на друга как две капли воды. Виттенгер был настроен более скептично. По своим каналам он раздобыл схему терминала. Ее переслали ему, когда мы уже готовились миновать терминал Фаона. Благополучно пройдя ТК-Фаон, мы взглянули на схему и обнаружили (причем далеко не сразу), что по чистейшему недоразумению Виттенгеру прислали схему терминала ТКЛ3501, а не ТКЛ3504. Поэтому ничего нового она нам не дала. Забегая вперед, скажу, что по-настоящему она и не понадобилась.

Пока мы добирались до цели, у нас было достаточно времени, чтобы в деталях разработать весь план операции, но сколько бы мы ни думали, план все равно сводился всего к двум простым вещам. Первое: Виттенгер, вооружившись визором, должен бродить по станции и следить за всеми, кто там находится. Я же буду сидеть в зала ожидания и через визор наблюдать за теми, за кем наблюдает Виттенгер. Второе: если Виттенгер, а следовательно, и я, заметит Абметова или любого другого подозрительного типа (что именно считать подозрительным, мы не оговаривали), то дальше действовать по обстановке. И последнее: несмотря на все возражения инспектора, вернее, теперь уже старшего инспектора Виттенгера, командовать всей операцией я поручил себе.

Мы прибыли на ТКЛ 3504 за четыре часа до назначенного срока, то есть в восемь вечера двадцать седьмого сентября. Эти четыре часа мы планировали потратить на ознакомление с устройством терминала, но все вышло гораздо быстрее по той простой причине, что за исключением зала ожидания и двух прилегающих к нему туннелей – загрузочного и разгрузочного – нас никуда не пустили. Вооружившись схемой, мы обошли пассажирские туннели и вернулись в зал ожидания, теша себя надеждой, что тех, кого мы ждем, тоже далеко не пустят. Я по-прежнему был уверен в том, что Абметов должен явиться лично, ведь, опять-таки по моему расчету, Вэндж мог знать в лицо только его.

Меня так и подмывало усесться в то самое кресло, в котором сидел Берх. Определить, в каком именно кресле он сидел, не составляло труда – лишь одно такое находилось прямо перед жирной красной надписью "ТКЛ 3504". Поймать Абметова на том же месте, где он беседовал с Берхом, было бы очень символично, но вряд ли реально. Пришлось занять место в углу, противоположном выходу из разгрузочного тоннеля, и спиною к дверям – теперь моими глазами должен стать Виттенгер.

За час до наступления заветного двадцать восьмого сентября план операции оказался под угрозой срыва. Берх только сейчас сообщил мне, что Абметов предложил перенести встречу на ТК-Хармас. И что Берх был вынужден на это согласиться. Никаких подробностей Берх не сообщал – только ответ Абметова и текст, где он, от имени Вэнджа, согласился на перенос места встречи.

– Думаешь, он что-то заподозрил? – спросил Виттенгер.

– Вряд ли... Скорее, он просто решил подстраховаться и подготовил пути к отступлению. С 3504-го ему бежать некуда, этот терминал как две заслонки в трубе: если оказался между, то – пиши пропало.

– Тебе с самого начала нужно было выманивать его на Хармас.

– Это выглядело бы неестественно. С какой стати Вэнджу назначать встречу на Хармасе? Там народу полным-полно, а их дело свидетелей не терпит. 3504-й и к Плерому поближе, да и вероятность наткнуться на кого-то из знакомых на ноль-четвертом поменьше, чем на терминале Хармаса.

– Кроме сегодняшнего дня, – уточнил Виттенгер.

– Это мы так думали...

– Мы успеваем?

– Только к вечеру. И положение у нас будет – глупей не придумаешь. Абметов скорее всего будет следить за выходом из разгрузочного тоннеля и увидит нас раньше, чем мы – его.

– Давай сделаем так, – предложил Виттенгер, – поскольку в лицо он меня не знает, то я пойду первым. На выходе из тоннеля я задержусь, будто забыл чего, а ты, идя следом, будешь наблюдать картинку через визор, и если заметишь его, дашь мне знать. Я ответил, что так и сделаем.

Разгрузка на ТК-Хармас началась в 23. 15 по местному времени Раз Абмегов сам предложил перенести встречу, то он мог предполагать, что Вэндж опоздает, поэтому я не боялся не застать Абметова на терминале. Виттенгер не спеша двигался шагах в десяти впереди меня. Как мы и договорились, перед самым выходом из тоннеля он остановился и стал шарить по карманам. ТК-Хармас раз в десять больше 3504-го, а народу было больше раз в сто. Десяток тоннелей лучами расходились из огромного полусферического зала. Пассажиры двигались непрерывными потоками и разглядеть кого бы то ни было в этой толпе было невозможно. Я готов допустить, что Виттенгер честно старался высмотреть Абметова, но картинка визора почему-то задерживалась только на хорошеньких женщинах.

– По-моему, это Лесли Джонс, – успел произнести Виттенгер и рванул вперед. Я последовал за ним. Сначала быстрым шагом, потом – бегом, я еле успевал за Виттен-гером. Пассажиры, которым уже досталось от инспектора и от Джонса, угрожающе выставляли вперед чемоданы, готовясь огреть меня, если только я посмею оттолкнуть их или хотя бы задеть. Я увертывался как мог. Мы быстро миновали заполненные людьми погрузочно-разгрузочные блоки и теперь бежали по узкому темному тоннелю, явно не предназначенному для обычных пассажиров. Я просил инспектора проговаривать в микрофон все, что он видит, но тот лишь пыхтел, да так громко, что я не слышал звука собственных шагов. Я на бегу избавился от наушника. Виттенгер неожиданно свернул направо. Мелькнувший указатель подсказал, что ответвление ведет к служебным стыковочным модулям. Я свернул вслед за ним.

– Ага, попался! – услышал я его довольный возглас. В плохо освещенном помещении, которое, уж не знаю почему, я мысленно назвал коллектором, я разглядел прижавшегося к стене, трясущегося Абметова. "Как вапролок в пещере", – мелькнуло у меня в голове. Виттенгер размахивал наручниками прямо перед его носом. Никакого Джонса поблизости не было. Лучше бы Виттенгер размахивал бластером – для чего тогда я взял его с собой?

– Где Джонс? – спросил я у Абметова. Он молча показал мне за спину.

– Господа, вы меня искали? – тихо спросил вышедший откуда-то из темноты Лесли Джонс. В руках он держал тяжелый импульсный излучатель. Не думаю, чтобы Джонс мог спокойно разгуливать по терминалу с таким оружием. Скорее всего оно заранее было припрятано в коллекторе, и пока Абметов отвлекал нас, Джонс успел вооружиться. Осмелевший Абметов, неловко путаясь в одежде, вытащил-таки цефалошокер. Странно, что он им до сих пор не воспользовался.

– Вы одни или с Вэнджем? – надменно спросил нас Абметов. Думаю, ему было неловко из-за того, что полминуты назад мы видели его совсем другим.

– А зачем он вам? – в ответ небрежно спросил его я. В каком-то смысле я тоже пытался сохранить лицо.

– Вэнджа с ними не было, – сказал Абметову Джонс. – Доктор, заберите-ка у них оружие, – скомандовал он.

Я – лицо, в сущности, гражданское и обыскивают меня чаще, чем я кого-либо другого, но Виттенгер такого позора вынести не мог. Он оттолкнул Абметова и потянулся к своему бластеру; в то же мгновение Джонс выстрелил, но, к счастью, промахнулся. Сразу после выстрела все помещение затянуло зеленым тошнотворным дымом; я бросился на пол, прикрывая голову от брызг расплавленной пластмассы. Со змеиным шипением горела обшивка – пока все выстрелы доставались ей. Бластер инспектора, в отличие от излучателя Джонса, – оружие прицельного боя и в таком дыму мало на что годное. Не следовало нам с Виттенгером так часто встречаться у крематория. На мгновение мне показалось, что со стороны тоннеля стреляет кто-то еще, но тут внезапно все стихло. Я поднял голову.

Если бы я увидел до зубов вооруженную Яну или, скажем, Ларсона, то, наверное, удивился бы меньше.

– Ильинский, не расцените мой вопрос как плохую шутку, но я что, до конца жизни теперь должен буду вас выручать?

Левой рукой Бруц держал за шиворот трепыхавшегося Абметова, в правой руке он по-прежнему сжимал излучатель.

– Не знаю, как вас и благодарить, – честно признался я.

Завыла сирена пожарной тревоги.

– Надо уходить, – сказал Бруц и что есть силы тряхнул Абметова: – С вами еще кто-нибудь был?

Абметов только застонал – он не был ранен, но здорово наглотался ядовитого дыма. Лицо его посерело, глаза закатились, из уголка рта потекла желтая слюна.

– Бросьте его, он сейчас вас испачкает, – сказал я Бруцу.

Бруц разжал руку, Абметов мешком рухнул на пол, больно ударившись локтями о металлическое покрытие. Его стошнило.

Показался Виттенгер. Выглядел он неважно – Джонс умудрился-таки задеть ему плечо лучом лазера, и теперь здоровой рукою полковник зажимал кровоточащую рану.

– Виттенгер, знакомьтесь – это наш спаситель, господин Бруц.

– Сержант полиции Бруц, – поправил меня спаситель.

– Сержант? – переспросил я. – С каких это пор?

– Долгая история, потом расскажу... Пошатываясь, Виттенгер приблизился к нам.

– Полковник Виттенгер, полиция Фаона. Премного благодарен, сержант... – И Виттенгер попытался протянуть руку, но чуть не упал. У него снова потекла кровь. Бруц взял полковника под руку и повел в тоннель – дышать в помещении становилось невозможно. Мне пришлось взять на себя Абметова. О Джонсе в тот момент никто не вспомнил. Виттенгер хотел было пнуть Абметова носком ботинка, но Бруц его удержал, сказав, что бить полулежачего так же нехорошо, как и лежачего.

– Я тебя все это жрать заставлю! – рыкнул на Абметова Виттенгер.

– Да будет вам, полковник. За ним уберут, – успокаивал его Бруц.

В тоннеле дышать было легче. С двух сторон к нам спешили люди пожарные, охранники и прочие из тех, кто оказался поблизости. Пожарные сразу же побежали в коллектор, но система автоматического пожаротушения прекрасно справлялась и без них, и они вскоре вышли. Охранников прибежало человек шесть-семь – не так много, если учесть, что вооружены они были только цефалошокерами. Разыгралась презабавная сценка. Четверо из них, видимо, самых смелых, подошли сначала к Бруцу, но тот сунул им под нос полицейское удостоверение и для убедительности помахал излучателем. Затем они подошли к Виттенгеру, тот показал им свое удостоверение. Арестовывать полковника полиции, после того как у них ничего не вышло с сержантом, даже учитывая то, что Виттенгер уже убрал свой бластер обратно в кобуру, охранникам показалось нелогичным и им ничего не оставалось, как пообещать вызвать для инспектора врача. Затем все те же четверо подошли ко мне. Я развел руками, – мол, оружия у меня нет и не было, и вообще я оказался здесь совершенно случайно. Тогда они обратили внимание на Абметова, но Абметова, хоть он и был сообщником устроившего пальбу Джонса, следовало не арестовывать, а лечить, и ему тоже пообещали врача. Как ни странно, но шокера у Абметова не нашли – вероятно, он успел избавиться от него еще в коллекторе.

– Там еще один, но врач ему не нужен. – Бруц махнул в ту сторону, откуда шел дым. Охранники стояли в растерянности. За долгие годы службы на терминале им доводилось несколько раз разнимать пассажиров, у которых вдруг оказывались билеты на одно и то же ме-сто но до стрельбы никогда не доходило.

Минут через десять появился начальник местной полиции, капитан Флокс. Он все переиграл заново. Решив, что Виттенгер у нас за старшего, он подошел к нему и потребовал сдать оружие и документы. Виттенгер его послал. Флокс оказался в сложном положении. По природе своей он очень уважал чины и всячески старался привить подобное уважение своим подчиненным. Арестовать старшего по званию означало бы создать в глазах подчиненных очень неприятный прецедент, и те, чего доброго, еще решат, что и они когда-нибудь смогут вот так просто арестовать его, Флокса (а грешки, впрочем мелкие, за ним водились). С другой стороны, не арестовать Виттенгера выглядело бы, опять-таки в глазах подчиненных, довольно унизительно. Пока Флокс размышлял над этой сложной дилеммой, я сумел уговорить Виттенгера на время разоружиться. Флокс несказанно обрадовался, собрал оружие и документы и пообещал, что все вернет, как только ситуация прояснится. Сдавать комлоги мы наотрез отказались.

Прибывший врач заклеил заживляющим раствором плечо Виттенгеру, а Абметову сделал пару детоксицирующих инъекций. Я заметил, как из коллектора вынесли упакованное в полиэтилен тело Джонса. Когда тело проносили мимо меня, я попросил санитаров притормозить, достал ультрафиолетовый фонарик и расстегнул мешок. Затем поспешно застегнул – грудь Джонса была сплошь иссечена лазерными лучами. Бруц с любопытством наблюдал за моими действиями, но ничего не сказал.

Пока Флокс вел нас к себе в кабинет для допроса, Бруц рассказал, что Себастьяна Дидо, первоначально обвинявшегося в убийстве торговца сувенирами, пришлось отпустить, поскольку, кроме нескольких дешевых безделушек, вполне законно приобретенных в сувенирной лавке, никаких улик против него не нашли. После убийства торговца и исчезновения Шварца-Бланцетти Бруца уволили с поста начальника службы безопасности Оркус-Отеля. Что ему делать дальше – вернуться на работу в полицию или заняться частным сыском – он еще не решил. Получить лицензию частного детектива на Оркусе сложнее, чем на Фаоне, поэтому он откопал свое старое удостоверение сержанта полиции и для начала решил самостоятельно разыскать убийцу торговца. Нам Бруц сказал, что убийцу он стал искать, чтобы не потерять квалификацию. А я подумал, что Бруцу просто нужно было на ком-то сорвать злость и отомстить за свои личные невзгоды. В общем, разыскивая убийцу, Бруц совмещал приятное с полезным.

Как только мы оказались в полицейском участке, Абметов принялся качать права.

– Капитан, – обратился он к Флоксу. – Хочу официально заявить, что я подвергся вооруженному нападению со стороны этих лиц. – Он показал на нас троих. – Вы, как единственный законный представитель власти, должны защитить меня от посягательств...

– Вы все это изложите в письменном виде, – перебил его Флокс, – но, вероятно, вам будет интересно узнать, что неделю назад я получил предписание задержать некоего доктора Симеона Абметова, который является важным свидетелем по делу об убийстве Николаса Тодаракиса, антиквара. Вы же не станете отрицать, что вас зовут Симеон Абметов?

Абметов притих. Мы с Виттенгером удивленно переглянулись, посмотрели на Бруца. Тот сидел со скучающим видом, – мол, у него все под контролем.

– Проверка займет некоторое время, – продолжал Флокс, – но пока у меня нет оснований не доверять офицерам Виттенгеру и Бруцу. К сожалению, раз вам не удалось обойтись без стрельбы и без трупа, – это он сказал, уже обращаясь к "офицерам", – то придется вам немного подождать. Кстати, а вы каким боком тут очутились? – спросил он меня.

За меня ответил Бруц:

– Будучи честным гражданином, он помог нам задержать опасных преступников.

– Точно-точно, – поддакнул я.

Флокс с сомнением поглядел на нас.

– Ладно, честные граждане, подождите-ка вы в соседней комнате, а господина Абметова мы надежно запрем вплоть до выяснения всех обстоятельств...

– Ну уж нет, – возмутился Бруц, – Абметова я вам не отдам.

– Тогда я буду вынужден запереть вас вместе с ним, – развел руками Флокс.

– И со мной, – заявил я. Мне не хотелось выпускать Абметова из виду ни на секунду.

– И со мной, – грозно прорычал Виттенгер.

– Ну, как знаете. – Флокс махнул рукой и вызвал своего помощника.

– Устройте этих господ в изоляторе, – сказал он ему, а нас успокоил: Там совсем не плохо – есть шипучка, даже чай с кофием, и туалет, разумеется, тоже присутствует.

На Хармасе так и говорят – "с кофием".

– Но комлоги я у вас вынужден буду забрать, – неожиданно добавил он.

Нам пришлось смириться и с этим. Под усиленным конвоем нас отвели в изолятор.

Полицейский изолятор оказался вполне приличным местом. Из тесной прихожей одна дверь вела в комнату, другая – в ванную. В комнате вдоль стен стояли две мягкие кровати, между ними, у торцевой стены – низкий столик и кресло. В него мы усадили Абметова, сами же устроились на кроватях. Виттенгер, как пострадавший, занял одну целиком, на другой сели мы с Бруцем.

– Как вы так быстро нас нашли? – спросил я у него.

– Ну, не так уж и быстро... Дидо отпустили, и у полиции не осталось ни одного стоящего кандидата на роль убийцы, кроме, пожалуй, вас, – обрадовал он меня, – но разыскивать вас почему-то никто не спешил. Девятнадцатого сентября, то есть через десять дней после того, как вы покинули Оркус, в полицию заявляется господин Шлаффер. Он спешит признаться, что никакого алиби у господина Абметова нет и не было и что он, исключительно по простоте душевной, согласился помочь господину Абметову избежать ненужных трений с местной полицией (Я прикинул, что девятнадцатое сентября – это через два дня после моей беседы с Симоняиом.) К тому времени про Абметова полиция и думать забыла. Но признание Шлаффера заставило полицию всерьез взяться за господина Абметова, и его объявили в розыск. Шлаффера на всякий случай задержали. Мне же не терпелось переговорить с вами, господин Ильинский, поскольку я ни на секунду не сомневался, что вы знаете гораздо больше, чем сказали мне тогда, в отеле. Я решил, что на своей территории, то есть на Фаоне, вы будете со мной более откровенны. Но на терминале Оркуса мне сообщили, что вы только что проследовали в сторону Хармаса.

– Кто вам это сообщил? – поинтересовался я.

– У меня, как и у вас, тоже есть друзья, – загадочно улыбаясь, ответил Бруц. – Так или иначе, но я переправил билеты и отправился на терминал Хармаса. И каково же было мое удивление, когда я обнаружил там Лесли Джонса. Помните, вы просили меня навести о нем справки и оставили мне его снимок. Я увидел Джонса издали, он стоял возле разгрузочного тоннеля. Подходить к нему я не спешил – ждал, что будет дальше. Когда Джонс вдруг рванул через весь зал, я было подумал, что это он меня так испугался.

– Откуда он мог вас знать? – напрягся Виттенгер.

– Ниоткуда, – признал Бруц, – вот и я удивился... Вас двоих я не заметил, поскольку все время следил за Джонсом. Дальнейшее, я думаю, вы себе более или менее представляете. Привлекать внимание мне не хотелось, и я следовал за вами осторожно, поэтому недостаточно быстро Но в целом, успел вовремя..

– Это точно, – согласился Виттенгер, – теперь ваша очередь, Абметов.

Абметов вяло огрызнулся:

~~ Допросите сначала Джонса...

– Джонс нам еще понадобится, – сказал я, – раз вы не хотите говорить, то я сделаю это за вас. Самой незначительной фигурой в деле убийства торговца является Фил Шлаффер, поэтому я начну с него. По причине, которая вряд ли вас заинтересует, Шлаффер решил, что он стал жертвой шантажа, а я, соответственно, его шантажировал. Есть еще одна персона, которой Шлаффер опасался. Имя этой персоны – Джон Смит. Смит живет на Оркусе, и Шлаффер хотел во что бы то ни стало его разыскать. Кроме того, Шлаффер был уверен, что я и Смит – одна компания. Увидев меня вместе с Абметовым, Шлаффер приходит к выводу, что Абметов и есть Джон Смит. Я думаю, господин Абметов был очень удивлен, когда Шлаффер стал искать с ним встречи. Последний работает в Институте антропоморфологии, а Институт антропоморфологии, в свою очередь, очень интересует господина Аб-метова. Не знаю, о чем вы там беседовали, но вы, доктор, как человек умный, быстро смекнули, что Шлаффер почему-то боится и вас и меня. И вы решили это использовать Чтобы отвлечь внимание полиции от своей персоны, вы просите Шлаффера подтвердить ваше алиби на время смерти Николаса Тодаракиса, торговца гоморкусовскими сувенирами. Шлаффер решает, что вы теперь в его руках, и с радостью соглашается вам помочь в обмен на обещание прекратить шантаж. Я готов допустить, что все было немного иначе. Например, так: Шлаффер следил сначала за мной, потом за вами, доктор, и он видел вас возле сувенирной лавки в вечер убийства. И тогда он предложил вам сделку: вы прекращаете шантаж, а он устраивает вам алиби.

Абметов возразил;

– Описанная вами ситуация полностью симметрична. Точно так же можно сказать, что алиби нужно было не мне, а Шлафферу.

– Но у Шлаффера нет для убийства никакого мотива. А у вас он есть. И мы подходим ко второй части нашей истории. Кроме доктора Абметова и Шлаффера в деле убийства торговца фигурирует еще несколько персонажей, которых и людьми-то назвать нельзя. И кроме того, есть еще некая таинственная организация, к которой вы, Абметов, имеете самое непосредственное отношение. Может, вы все-таки сами расскажете, а то мне, право, как-то неловко. Ваши тайны – вам и рассказывать.

Меня смущало присутствие Бруца, и я тянул время, лихорадочно соображая, стоит ли при нем упоминать гомоидов и Трисптерос. С другой стороны, без гомоидов и без Трисптероса невозможно доказать, что у Абметова был мотив для убийства. Поэтому Бруцу следовало бы о них знать.

– Говорите что хотите, – равнодушно сказал Абметов.

– Как знаете... Сначала о вышеупомянутых нелюдях, точнее, искусственно созданных человекоподобных существах – гомоидах. Их создатель, профессор Франкенберг, называл свои творения более поэтическим словом – Гномы, желая подчеркнуть, что они обладают недоступным для людей знанием. Франкенберг создал четверых гомоидов, используя четыре разные модели сознания. Поэтому и гомоиды получились разными и по-разному приспособленными к существованию среди людей. Вам, полковник, уже доводилось видеть одного из них, хотя вы об этом и не подозревали. В первую очередь потому, что гомоид по имени Джек Браун был найден мертвым, а его труп – выкраден. Браун покончил с собой, разрядив себе в голову шокер. Был ли виной тому синдром раздвоения, при котором гомоид думает, что убивает не себя; или – синдром дереализации, когда гомоид полагает, что убивает не он; или что-то еще, чего мы не знаем... Предположений можно строить сколько угодно – это, Абметов, по вашей части.

Второй гомоид погиб в пещерах Южного Мыса – там, где располагалась лаборатория профессора. Как опытный и к тому же неудачный образец он был брошен на произвол судьбы своими создателями. Возможно, Перк или Франкенберг собирались помочь ему, но к тому времени, как я оказался в пещерах, оба они уже были мертвы. Тело второго гомоида до сих пор не найдено, я видел его живым, но вид у него был, надо сказать, похуже, чем у трупа Джека Брауна. Поэтому-то я и думаю, что второй гомоид уже мертв. Я не знаю, зачем Франкенберг создавал гомоидов, но я знаю, почему за ними охотился Абметов. Несмотря на все свое несовершенство, гомоиды обладают рядом качеств, которые очень интересовали господина Абметова и его организацию. Я рискну предположить, что Абметову подходили не все четверо, а лишь некоторые из них. Неподходящие гомоиды были обречены на уничтожение.

Третьего гомоида звали Антрес, но некоторым присутствующим он знаком под именем Шварц, или Бланцетти, если угодно. Антрес был и сильнее и совершеннее, чем те двое, и вдобавок значительно агрессивнее. Он взбунтовался и против своих создателей, и против тех, кому Франкенберг, Перк и его жена его предназначали, – то есть против Абметова и компании. Но Антрес не знал в лицо Абметова, как и Абметов никогда не видел Антреса. Они искали друг друга, и каждый надеялся уничтожить другого. Впрочем, возможно, Абметов предпочел бы взять Антреса живым.