Текст книги "Карлики"

Автор книги: Максим Дегтярев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– А где сейчас Шлаффер? – спросил я. На его издевательский тон мне было плевать

– Он уехал сегодня утром, – обрадовал меня Бруц.

– Почему я узнаю обо всем об этом только сейчас! – возмутился я.

– Об алиби Абметова я узнал от полиции лишь два часа назад, а следить за Шлаффером вы меня не просили, – сказал Бруц и холодно добавил: – Вы, господин Ильинский, все время даете указания, но информацией делиться не хотите, а это очень не по-товарищески...

Я выключил связь. Татьяна слушала мой диалог с Бруцем от начала до конца.

– Этот твой Абметов сущий дьявол, – сказал я ей.

– Я с самого начала это говорила, – ответила она. Думаю, в душе она прекрасно понимала, насколько ее замечание неуместно.

– Собирайся, мы возвращаемся, – скомандовал я.

ГЛАВА ПЯТАЯ

БЕРХ

Берх вылетел на задание в тот самый день, когда я впервые посетил Институт антропоморфологии. Плером, куда он отправился, находится на самом краю Канала, у его Устья. Плером – это одновременно и название планеты и название системы двойной звезды, куда эта планета входит. Два карлика белый и красный стремительно вращаются вокруг общего для них центра тяжести, и по своим размерам они не превосходят иную планету. Но собственно планета в системе только одна, именно она и носит название Плером. Карликов же так и называют – Белый Карлик и Красный Карлик – и всем понятно, о чем идет речь.

Плером чем-то напоминает Фаон, если его отодвинуть от своего солнца на полмиллиарда километров, лишить воздуха и воды – растения и животные, надо полагать, исчезнут сами. После того как человечество получило возможность выбирать, на какой планете ему жить, планеты мало пригодные для жизни перестали интересовать кого бы то ни было, за исключением ученых. Плером относится именно к таким планетам. От своих звезд Плером отстоит достаточно далеко, поэтому он и существует до сих пор – остальные планеты если и существовали когда-либо, то из-за сложного гравитационного поля двойной звезды долго не протянули. Скорее всего планета не принадлежала к системе изначально, а была захвачена Карликами несколько десятков миллионов лет назад.

Рано или поздно незавидная участь постигнет и Плером, но не из-за гравитационной аномалии, а совсем по другой причине. Дело в том, что буквально с тысячелетие на тысячелетие Белый Карлик должен взорваться в сверхновую. Что последует за этим – ученые спорят до сих пор. Многие считают, что система Плерома оказалась препятствием для дальнейшего продвижения Канала – наподобие того как отверстие, просверленное в конце трещины, не дает трещине расползаться. Поэтому, заключают астрофизики, после взрыва сверхновой Канал продвинется еще дальше, но насколько дальше сказать пока трудно. Пессимистично настроенные ученые предупреждают, что взрыв приведет к разрушению Канала и, более того, к гибели даже тех планетных систем, которые с точки зрения классической пространственной геометрии расположены на вполне безопасном расстоянии от Плерома.

Перелететь на Плером с Фаона, конечно, проще, чем, скажем с Земли, но труднее, точнее, дольше, чем с того же Фаона на Оркус. Первая же плохая новость за пятнадцатое августа (день начала расследования) непосредственно коснулась Верха. Из-за нарушения процесса дерелятивизации в Канале Берх достиг Плерома, когда я уже распаковал чемоданы в Оркус-Отеле. Я все это объясняю для того, чтобы стало понятно, почему я решил рассказать о Верхе только теперь.

Любая связь между агентами, находящимися на задании, должна осуществляться исключительно через Отдел – так гласит инструкция. Само собой, это правило не относится к тем случаям, когда агенты выполняют одно общее задание. У нас с Берхом задания были разные, и присылая мне свои сообщения, он тем самым нарушал инструкцию. Но кто и когда видел ту инструкцию, которую бы никогда не нарушали? За редким исключением, я не буду цитировать его сообщения буквально – во-первых, в сообщениях содержится служебная и потому секретная информация, а во-вторых, некоторые фрагменты его писем носят сугубо личный характер и, я думаю, Берх был бы против, если бы я предал их всеобщей огласке. Поэтому я буду излагать произошедшие с Берхом события так, будто я видел все собственными глазами, тем более что он уже не в состоянии меня опровергнуть.

Напомню вкратце, в чем состояло задание Верха.

Единственная обитаемая станция на Плероме, Плером-11, существует очень давно, практически с момента открытия этого участка Канала. До середины прошлого года станция принадлежала Всемирному агентству по освоению и использованию Космического Пространства (сокращенно ВАКоП). Из названия следует, что ВАКоП создали еще в те далекие времена, когда мир был достаточно мал и организации то и дело называли всемирными. Затем у станции сменился владелец, и она перешла в руки частного Агентства по Контролю за Космическими Объектами (АККО). АККО в основном занимается вопросами безопасности. В частности, в его обязанности входит контроль за звездной и гравитационной активностью, метеоритный контроль и радиационный контроль.

За полгода до смены владельца на станции произошел несчастный случай погиб один из членов экипажа. К тому времени из-за недостатка финансирования экипаж Плерома-11 сократили с двадцати человек до трех. Сокращение экипажа выглядело достаточно резонно, поскольку для наблюдения за состоянием Белого Карлика вполне хватало автоматических станций, которых на орбите целых восемь. С причиной гибели астронавта разобрались достаточно быстро – во время одной из вылазок на поверхность Плерома он повредил скафандр и умер от асфиксии. Пришедшие на помощь коллеги добрались до места трагедии, когда астронавт был уже мертв. Переговоры о передаче станции АККО уже велись, и поэтому ВАКоП не торопилось искать замену погибшему члену экипажа. Тогда командир станции, Аэртон Вэндж, в обход ВАКоП быстро подыскал себе третьего астронавта. Астронавта звали Грег Сторм. Я употребил прошедшее время, потому что Сторм и был тем исчезнувшим астронавтом, которого живым или мертвым следовало найти Берха. Таким образом, к моменту прибытия Верха на Плером на станции находились только два члена экипажа командир Аэртон Вэндж и инженер Павел Зимин.

По пути на Плером Берху предстояло миновать несколько терминалов Канала. Первым был Терминал Фаона – через него проходят все, кто покидает Фаон. Затем Берх прошел Терминалы Оркуса и Хармаса. Хармас расположен на границе обитаемой части Сектора Фаона, поэтому остальные три терминала между Хармасом и Плеромом имеют только кодовые номера. "ТКЛ 3504" – так именовался первый из трех терминалов. Я подозреваю, что "Т" означает "Терминал", "К" – Канал, но что означает "Л", я до сих пор не знаю. Отсюда можно сделать вывод, что знать это вовсе не обязательно. До момента прибытия на ТКЛ 3504 с Берхом не случилось ничего особенного, если не считать многодневных заминок на каждом из предшествующих терминалов.

На терминале ТКЛ 3504 произошел очередной сбой в работе Канала, и Берху предстояло прождать несколько часов в зале ожидания.

Берх сидел в кресле и уже битый час пытался разгадать, что же все-таки означает буква "Л" в аббревиатуре "ТКЛ"; большими красными буквами она была выведена на стене прямо перед ним. Он настолько ушел в свои мысли, что не заметил, как в соседнее кресло опустился мужчина в гражданском и потому необычном для здешних мест костюме. Он уселся рядом с Берхом, хотя свободных мест в зале ожидания было предостаточно,

– Тоже ждете транспортировки? – спросил незнакомец.

Берх от неожиданности вздрогнул. Надо сказать, что туристы, которых так много и на Оркусе, и на Фаоне, и даже на Хармасе, редко заглядывают на ТКЛ 3504. Основную часть пассажиров на 3504-м составляют астронавты-исследователи, ученые, инженеры, техники и прочие сотрудники дальних космических станций. Незнакомец, казалось, не подходил ни под одну из перечисленных категорий. На вид ему было лет пятьдесят с небольшим. У него были длинные аккуратно постриженные волосы, небольшая бородка, лицо загорелое, но загорал незнакомец, сразу видно, не под кварцевой лампой. В довершение всего одет он был в новый, но подчеркнуто старомодный шерстяной костюм, тогда как все остальные, кто сидел в зале ожидания, носили унылые форменные комбинезоны. Сам Берх выбрал для себя светло-оранжевый комбинезон спасательных служб, поскольку счел, что его миссия в чем-то сродни спасательной.

– Извините... вы что-то спросили? – Берх отозвался не сразу.

– Простите, что отвлек вас от ваших мыслей... – С этими словами незнакомец выразительно посмотрел на надпись на стене – туда, куда только что смотрел Берх. – Я спросил, вы ждете транспортировки?

Он мог бы и не спрашивать – все, кто сидел в зале ожидания, ждали именно этого.

– Да вот жду, пока устранят технические следствия... – пробормотал Берх.

– Простите, какие следствия? – не понял незнакомец. В этом не было ничего удивительного – к верховскои манере изъясняться надо еще привыкнуть.

– Было сказано, что по техническим причинам транспортировка отложена. Следовательно, транспортировка начнется, когда будут устранены следствия технических причин. Короче говоря, технические следствия, – объяснил Берх.

Мужчина с бородкой возразил:

– У технических причин бывают не только технические следствия. И насколько я слышал, обычно говорят "устранить причины того-то и того-то... "

– Устранить причины нельзя, – отрезал Берх, – они уже случились, как их в таком случае можно устранить? Устраняют последствия, а не причины. А о "нетехнических" следствиях мне вообще ничего не известно.

Незнакомец рассмеялся, собеседник ему явно импонировал.

– Хорошо, следствия так следствия... Вам в какую сторону?

– Плером, – равнодушно ответил Берх. Сказав так, он выдал не слишком большой секрет, поскольку направления на загрузочном блоке назывались по имени ближайшего Терминала, имеющего именно имя, а не номер.

– Правильно говорить "Плерома", а не "Плером", – поправил его собеседник.

– Я говорю, как все говорят...

– Ну прям так и все! – засомневался незнакомец. – Хотя в наше время можно говорить с кем угодно и о чем угодно, но вот раньше...

– Что раньше? – заинтересовался Берх.

– Раньше люди спрашивали Господа Бога: "Господь, мы хотим знать о кеноме и Плероме, что нас держит здесь, как мы оказались в этом мире и каким образом мы покинем его".

– И что Господь Бог им ответил?

– О Господе не судят с чужих слов, – нравоучительно заметил незнакомец.

Берх счел такой ответ по меньшей мере невежливым; он пожал плечами и отодвинулся (но не дальше, чем это позволили подлокотники кресла). Мужчине в гражданском костюме не хотелось терять собеседника. Он сказал:

– Вы меня не так поняли... Люди слушают, что им говорят, но слышат лишь то, что хотят услышать. Что же касается Плеромы... Вы знаете, как был создан Мир? – безо всякого перехода спросил он.

Берх снова отвлекся от созерцания красной надписи на стене.

– Очень смутно, – небрежно бросил он. Уж кто-кто, а он-то точно знает, как создавали Мир, но из вежливости всегда готов выслушать любую альтернативную версию. Незнакомец, ничуть ни смутившись, продолжил:

– Вначале был Абсолют...

– Я слышал, что вначале было Слово, – перебил его Берх.

Реплика Верха, казалось, только обрадовала его собеседника:

– Вот именно, все так и думают, – сказал он, – но спрашивается, как и из чего Слово создало Мир.

– А это имеет отношение к Плерому? – насторожился Берх.

– К Плероме, – опять поправил его собеседник. – Да, к Плероме это имеет самое непосредственное отношение. Итак, мы говорим Слово создало Мир из Абсолюта. А Абсолют – это то, что мы называем абсолютным пространством событий, то есть все события, какие не только были или будут, но и те, что могли бы быть или могут быть, в общем, все что угодно, иначе не скажешь.

– А что же тогда создавать, если все уже есть? – удивился Берх.

– Смысл, создавать можно лишь смысл, – уверенно ответил незнакомец. Я скажу даже так: смысл божественного творения в создании смысла. Человек же творит, и постигая смысл божественного творения, и заново, как божество, смысл создавая. В этом дуализме заключается его человеческая трагедия – он одновременно и создатель, и создаваемое. Но, извините, я немного забежал вперед. Пока у нас есть только Абсолют, в котором есть все, кроме смысла. В нем нет ни пространства, ни времени, ведь чтобы появилось время, тоже нужен определенный смысл.

– Ну и какой же? – быстро спросил Берх, предчувствуя, что за последним заявлением незнакомца должна последовать долгая и многозначительная пауза.

– Время упорядочивает события – а это уже какой-никакой, а все же смысл. Время появляется только тогда, когда можно различать причины и следствия – тут ваше давешнее замечание про сбой гравиструнной дерелятиви-зации как нельзя более кстати. Божественный Ну-с, или Ум, из хаоса заполняющих Абсолют событий, создал цепочки – причины и следствия так возникло Время, а следом, дополняя Время, возникло Пространство. Процесс божественного осмысления очень похож на то, как человек осмысливает или познает мир. Мы с вами смотрим на окружающий нас хаос и вдруг видим, что уж не такой он и хаос – в нем есть порядок, надо только уметь его разглядеть. Любой порядок плох тем, что он еще и ограничитель – человек, в отличие от существ более высших, попал в тиски причин и следствий, его богоподобное умение творить смысл ограничено законами, именуемыми нами законами физики. Человек вынужден жить и творить как бы в срезе между "вчера" и "завтра". Я даже готов выдвинуть смелую гипотезу, что человек это не что иное, как тот самый Создатель, волею более могущественного Бога расслоенный и развеянный во Времени и Пространстве.

– У вас уже получается как минимум два бога, – осторожно заметил Берх.

– Возможно, их и больше, – не растерялся незнакомец. – А тот, кого мы зовем Создателем, своим творением охватил, если так можно выразиться, еще не весь Абсолют. Нам достался один упорядоченный кусочек Абсолюта, но ведь есть и другие – получше. Вот это-то "Все остальное" – то, где нас нет, и есть Плерома – место, где сохранилась полнота событий, нет расщепленности и ограниченности, во всяком случае в том виде, в котором мы их привыкли видеть, – веско заключил незнакомец.

Берх вспомнил Татьянины рассуждения про названия и пространственно-временную инверсию относительно орбиты Луны. "Все правильно, Мир начался с Плеромы и обитаемая часть Вселенной кончается ею же. Дальше идти некуда – названия кончились", – подумал он. Но все же уточнил:

– Но название системы все-таки Плером, а не Плерома. Из сказанного вами следует, что тот, кто дал название системе разноцветных карликов, поступил несколько опрометчиво. Да он и сам понимал свою ошибку, поэтому названия немного различаются.

– Сходство может оказаться глубже, чем вы думаете, – возразил незнакомец. Берх стоял на своем:

– Из вашей теории этого не следует. И вообще, она довольно умозрительна, не говоря уж о явных противоречиях с современной космологией.

– Ах так! Говорите, противоречие с космологией, то бишь с теми самыми пресловутыми законами физики! – воскликнул незнакомец и всплеснул руками. Нет, вы знаете, последнее время подобное пренебрежительное отношение к древнему знанию меня просто умиляет. Поначалу меня это раздражало, а теперь умиляет. Вы говорите так, будто сами, своим умом дошли до этой вашей космологии. Очень просто, подчитав школьный учебник по физике, критиковать древних мудрецов, у которых телескопа, то не было. Поверьте, те люди были не глупее нас с вами, и поэтому важно понять, почему они рассуждали именно так, а не иначе. Важно найти смысл в их построениях, будь они хоть трижды противоречивыми! Кстати, а позвольте спросить, что дает вам основание верить в законы физики?

– При чем тут вера?! – вскипел Берх. – Наука есть наука... Не стану объяснять вам, что это такое, но согласитесь, есть вещи, отрицать которые абсурдно!

Незнакомец перефразировал вопрос, авторство которого всем хорошо известно:

– Что есть абсурд?

Пока Берх собирался с мыслями, его собеседник продолжил:

– Вся наука сводится к тому, что мы считаем абсурдным, а что – нет. Противоречие с законами логики мы считаем абсурдом, поэтому мы руководствуемся логикой. Но скажите мне честно, считаете ли вы, например, человеческую смерть – абсурдом? Только не говорите мне про науку – мы уже решили, что она сводится к нашему представлению об абсурде. Поэтому ответьте искренне, по-человечески.

Берху надоело спорить, и он согласился:

– Ну, хорошо. Да, действительно, в смерти есть что-то абсурдное...

– Вот видите! – воскликнул незнакомец. – Смерть – абсурдна, но в бессмертие вы, небось, не верите! Такого подвоха Берх не ожидал:

– Не верю, тут вы правы. Все живое умирало, умирает и будет умирать от этого никуда не денешься. Погодите, не хотите ли вы сказать, что сами вы верите в бессмертие? – забеспокоился Берх. Он почувствовал легкое волнение, ибо незнакомец подступил к той области, где столь уважаемая Берхом логика уже утрачивала свою безоговорочную власть.

– Верю, – спокойно и твердо ответил собеседник, – вы говорите "все живое умирало и умирает". Я сознательно опускаю ваше несколько ненаучное предсказание "и будет умирать", потому что не хочу ловить вас на слове – в пылу спора и не такое можно сказать. Остановимся на тезисе "все живое умирает". Безусловно, вы подразумевали, что собственными глазами неоднократно видели смерть – не свою, разумеется, а чью-то еще. Не стану спорить – вероятно, так оно и было. Но одно дело видеть чужую смерть, другое – умирать самому. Прибегну к простому примеру из вашей так называемой науки. Возьмем коллапс черной дыры. Для нас, зрителей, ее смерть длится бесконечно, для самой дыры – мгновение. Почему, думаю, объяснять не стоит – это известно любому школьнику. 275

Смерть человека подобна коллапсу черной дыры, но только наизнанку. Мы видим свершившимся то, что для умирающего – бесконечно. Его внутренняя стрела времени как бы начинает загибаться, отклоняться от стрелы времени живых людей, и поэтому мы, живые зрители, отсчитываем время не так, как отсчитывается время в царстве мертвых или, вернее, тех, кого мы считаем мертвыми. Выходит, что никакой смерти нет, а есть лишь переход, чистилище, как говорили древние. Время, чтоб вы знали, это не прямая, а плоскость, по которой прочерчены наши с вами личные временные маршруты...

Он был готов говорить и дальше, но по Терминалу прошло объявление на посадку. Голос диктора оборвал незнакомца на полуслове. Берх поднялся с кресла.

– Очень жаль расставаться с вами на таком интересном месте, но мне нужно идти, – сказал он с искренним сожалением.

– Да, да, конечно, я слышал объявление, – пробормотал незнакомец, раздосадованный не меньше Верха. – Счастливого пути вам!

– Спасибо, – ответил Берх, – и вам – счастливого!

Пассажиров на этот рейс было немного, и служащие Терминала подходили к каждому персонально, извинялись за задержку, после чего вежливо провожали до самого посадочного блока. Миловидная девушка в серебристом комбинезоне с нашивкой "ТКЛ 3504" у левого плеча взяла Верха под руку и, что-то нашептывая на ухо, повела его на посадку.

Если проблемы не приходят сами (как, например, сбой в работе Канала), то Берх их создает собственноручно. Он начал с того, что промахнулся и сел не рядом со станцией, как планировал, а тысячью километрами западнее. Чтобы все не оказалось так просто, одна из опор корабля наполовину ушла в пористый грунт; корабль накренился и едва не лег на брюхо. Взлететь из такого положения он уже не мог. Берх вызвал Плером-11 и попросил Вэнджа прислать за ним планетолет с погрузчиком, поскольку требовалось перегрузить контейнер с оборудованием с корабля на планетолет. Больше всего Берх боялся, что не сможет выдвинуть лифт. Если бы опора опустилась еще на полметра, то так бы оно и произошло. Но, к счастью, опора больше не опускалась, и лифт удалось выдвинуть если и не полностью, то по крайней мере достаточно для того, чтобы вытащить контейнер. Через полчаса после посадки прибыл планетолет. Из опасения последовать примеру Верха, Вэндж посадил планетолет метрах в ста от корабля, на более твердом участке. Берх подождал, пока астронавты (они оба прилетели помогать Берху) выйдут из планетолета, и только после этого сам покинул корабль. Когда он выбрался, два белых скафандра были уже на полпути к нему.

– Добро пожаловать на Плером, – сказал один из скафандров. Какой именно, Берх не понял, поскольку оба они одновременно помахали ему руками. Голос принадлежал не Вэнджу, и Берх заключил, что поздоровался с ним Зимин.

– Как добрались? – Теперь это был Вэндж.

Берх развел руками и показал на перекосившийся корабль – мол, сами видите. Один из скафандров показал рукой вниз и голосом Зимина произнес:

– Здесь реголит, надо быть осторожнее.

– Кто ж знал, – снова развел руками Берх.

Посовещавшись, Вэндж с Зиминым решили, что легкий планетолет грунт не продавит, затем вернулись к своему аппарату. Они стартовали и сели уже непосредственно рядом с кораблем Верха.

С перегрузкой контейнера они провозились не меньше часа. Пока шла погрузка, Берх несколько раз успел запомнить и снова забыть кто есть кто скафандры на Вэндже и Зимине были абсолютно одинаковыми. По возвращении на станцию, Вэндж оказался выше Зимина на полголовы и в два раза толще, причем во всех местах. Берху пришло в голову, что спокойный, волевой Вэндж мог бы украсить своим портретом плакат "Все – в астронавты! ", если бы в таком плакате вдруг возникла необходимость. У худощавого Зимина, напротив, лицо было настолько живым и подвижным, а глаза – выразительными, что подчас, озвучивая ту или иную мысль, он ничего существенного к ней не добавлял.

Избавившись от скафандра сразу после шлюзования, Берх заново познакомился с астронавтами и пожал им руки.

– Ну вот мы и дома, – сказал Вэндж, которому станция Плером-11 служила домом в течение последних полутора лет.

– Ужинать будете? – спросил Зимин.

Берх не знал, чего ему больше хочется – есть или спать. Решил, что все-таки спать, и попросил проводить его в каюту. Вэндж предложил любую из двадцати трех пустующих кают. Всего их было двадцать пять – двадцать для экипажа и пять – для гостей.

– Покажите мне ту, что занимал Сторм, – неожиданно попросил его Берх.

Вэндж с Зиминым удивленно переглянулись. С того момента, как им пришлось отправиться на помощь Берху, они ни разу не вспомнили, с какой миссией он к ним пожаловал.

– Как вам будет угодно, – сухо ответил Вэндж, – пойдемте, я провожу вас...

Станция Плером-11 была большой, даже слишком большой для трех человек. При желании, в ней могло разместиться человек сто. Дело в том, что по мере истощения ресурса станции, ее не модернизировали, а достраивали. В результате Плером-11 представляла собой полдюжины пристыкованных друг к другу модулей, один больше и новее другого. Строили их так. Рядом со старым модулем вырывали котлован. В котлован помещали новый модуль, затем его засыпали породой, извлеченной из котлована. После этого часть скалистой гряды, что находится позади станции, взрывали, и образовавшаяся от взрыва каменная лавина засыпала новый модуль еще больше. Поэтому метеориты не представляли для станции никакой угрозы. Первые четыре модуля были блокированы и законсервированы, системы жизнеобеспечения работали только в пятом и шестом модулях. Те двадцать три каюты, о которых говорил Вэндж, как и те две, что занимали они с Зиминым, находились в последнем, шестом модуле. В этот день осмотреть верхний уровень шестого модуля Берху так и не удалось: выйдя из отсека, отделявшего шлюзовую камеру от остальных помещений верхнего уровня, они свернули, затем по ажурному, пружинящему трапу сошли на средний уровень (всего уровней было три). Жилые отсеки станции – каюты экипажа, столовая, санитарные и медицинские боксы занимали весь средний уровень. Чтобы выиграть пространство для индивидуальных кают, коридор пришлось сузить так, что два Вэнджа едва ли смогли бы в нем разойтись.

– Там остались его вещи, – сказал Вэндж, указывая на дверь с номером четыре.

– Ничего страшного, – ответил Берх, – потом, если нужно, я переберусь в другую каюту.

– Как знаете, – пожал плечами Вэндж, – завтрак у нас в восемь.

Он показал Берху, как пользоваться местной душевой камерой, и, пожелав на прощание спокойной ночи, оставил его одного.

Берх стоял в дверях и решал, что ему теперь делать: сон, еще десять минут назад буквально валивший его с ног, куда-то вдруг исчез. Стоило ли так сразу напоминать им о Сторме, размышлял Берх. Услышав имя исчезнувшего астронавта, они тотчас замкнулись, и теперь налаживать контакт станет труднее. С другой стороны, ему было интересно проследить за их реакцией вряд ли они ожидали, что он займет каюту погибшего астронавта. Беря пример с Ларсона, Берх всегда считал себя тонким психологом.

По местному времени было далеко за полночь. Берх взглянул на часы и понял, что не спал двадцать семь часов. Потому и промахнулся при посадке. Напрасно он не доверил управление автоматике, теперь выглядит в глазах астронавтов полным кретином, да в придачу чуть не угробил корабль, продолжал он размышлять, осматривая каюту. Спать ему расхотелось, зато захотелось есть. "Ничего, до утра доживу как-нибудь", – решил Берх и достал комлог, чтобы еще раз пробежать глазами имевшиеся в его распоряжении сведения о Греге Сторме. Они занимали всего три страницы крупным шрифтом: краткая биография, характеристика, написанная самим Вэнджем непосредственно перед зачислением Сторма в экипаж Плером-11, медицинская карта, результаты тестирования. Никаких сведений о родственниках или близких. Верха этот пробел нисколько не удивил – сам он прожил всю жизнь один, кроме детства, разумеется. На вопрос, почему так случилось, Берх неизменно отвечал, что близкие отношения всегда кончаются для него либо чувством досады, либо угрызениями совести, а и то и другое ему одинаково противно. И добавлял, что ему вообще непонятны подобные расспросы, ведь гораздо удивительней, как близкие люди умудряются долгое время друг с другом уживаться.

Биография Сторма была изложена коротко и ясно – как у всякого человека, которому нет и двадцати четырех. Двадцать четыре ему должно было исполниться через неделю после исчезновения. Возможно, и исполнилось, мелькнуло в голове у Верха. Родился Сторм на Земле, получил хорошее техническое образование в одном из престижных учебных заведений североамериканского континента; сразу после окончания института он завербовался в отряд астронавтов-исследователей. Работал в основном на частные компании. Их названия Берху мало о чем говорили, как и названия тех дальних космических станций, где Сторм провел в общей сложности около двух лет. Вэндж знал Сторма по своей предыдущей работе, поэтому и рекомендовал взять его на Плером-11 в качестве третьего астронавта. Других рекомендаций у Сторма не было, но, во-первых, других рекомендаций и не требовалось, раз его рекомендовал сам командир станции. Во-вторых, ВАКоПу в то время было не до подбора кадров. Они даже не удосужились побеседовать со Стормом. Скорее всего Вэндж переоценил уровень подготовки своего молодого коллеги. Других объяснений загадочной гибели астронавта не было ни у Верха, ни у тех, кто занимался делом Сторма до него. А в том, что астронавт именно погиб, никто не сомневался. Но пока тело не найдено, или пока не найдено вразумительных объяснений, почему его тело найти нельзя, дело оставалось открытым. По этой же причине никто вслух не говорил, что Сторм погиб, а говорили "исчез" или "пропал без вести". И, наконец, по той же причине дело Сторма не было предано огласке, и, за исключением вышеназванных, знали об исчезновении астронавта только несколько сотрудников АККО. Возможно, Берху и не пришлось бы заниматься поисками Сторма, если бы не гибель его предшественника. "Гибель одного астронавта можно считать несчастным случаем, но когда гибнут двое – это уже похоже на небрежность", – сказал тогда Шеф, практически процитировав Оскара Уальда.

Решение послать Верха на поиски Сторма походило на плохую шутку. Берх жутко оскорбился, ведь он считал себя крупным специалистом по расследованию преступлений в сфере высоких технологий или, на худой конец, в сфере финансов, если последние тем или иным образом связаны с высокими технологиями. Но случай со Стормом не имел отношения ни к высоким технологиям, ни тем более к финансам. В крайнем случае он мог иметь отношение к очень низким, некачественным технологиям – я имею в виду неисправность скафандра или какого другого оборудования. Даже если смерть астронавта напрямую не связана с неполадками в работе оборудования, то в том, что его вовремя не хватились и не поспешили на помощь, виновата, без сомнения, система контроля за жизнеобеспечением. С помощью висевших над Плеромом спутников система контроля передавала на станцию местоположение каждого из астронавтов, информацию о состоянии здоровья, а так же данные о работе скафандра, систем дыхания и энергоснабжения. Когда погиб предшественник Сторма, система контроля сработала четко: получив сигнал бедствия, Вэндж и Зимин незамедлительно вышли на помощь, но успеть они, даже теоретически, никак не могли. В случае со Стормом все было несколько иначе. Система контроля просто "потеряла" его в какой-то момент. Подобное может произойти, если астронавт находится на некоторой глубине под поверхностью планеты и не использует при этом нейтринные маячки. Помехи от космического излучения тоже могут сыграть свою роль, но в таком случае связь не исчезла бы мгновенно и навсегда.

Система контроля потеряла Сторма, когда тот находился в трех километрах к северо-востоку от станции. Никаких пещер или гротов в этом месте нет, зато здесь проходит глубокий тектонический разлом. С севера на юг он рассекает Море Яваб – так называется вытянутый, низменный участок планеты, где расположена станция Плером-1 1. Сама станция "закопана" в основании горной гряды у юго-восточного берега Моря Явао. По одной из версий, Сторм заблудился и упал в разлом Но эта версия не давала ответа на вопрос, почему система контроля прервала связь со Стормом на краю разлома, а не на его дне, которого, кстати, никто никогда не видел, так же как никто никогда не видел дна оркусовских воронок. Опять-таки непонятно, зачем Сторма вообще туда понесло – исследование тектонических разломов в его задачу не входило. На завтра Берх планировал съездить к разлому и проверить версию с падением в разлом на месте.