Текст книги "Копоть (СИ)"

Автор книги: Максим Виноградов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Она неслась странными длинными прыжками, подолгу зависая над мостовой в верхней точке полета. В абсолютной тишине иномирья шаги дознавателя и прыжки твари звучали нервной барабанной дробью. Даг бежал, подгоняемый первобытным ужасом загнанной дичи. Тварь настигала, не собираясь упускать беглеца.

Джонсон влетел в дом, машинально захлопнув дверь на засов.

Хрясь! На створку обрушился удар такой силы, что пошатнулась стена целиком. Даг пятился, не сводя пулевика с дверного проема.

Хрясь! Косяк треснул и наклонился. Воистину, выбить такую дверь мог бы только бульдозер. Или потусторонний монстр, которому законы физики не писаны.

С зубовным скрежетом косяк рухнул внутрь дома. Что же, формально дверь выдержала, крепление сдалось раньше. Спустя мгновение поверх поверженной конструкции стояла адская тварь, скаля пасть в ехидной усмешке. Она уставилась на Джонсона пустыми, и от этого вдвойне жуткими, буркалами.

Даг выстрелил не задумываясь.

Еще и еще раз. Он за секунду опустошил обойму, целясь куда-то промеж незрячих глаз твари. Вне сомнения, попал. Зверюга даже заметно вздрагивал, когда очередной свинцовый подарок влетал в цель.

И ничего. Никакого эффекта. Тварь шагнула вперед, словно не заметив выстрелов. То ли она оказалась невосприимчивой к такого рода повреждениям… то ли голова не содержала жизненно важных органов.

Джонсон в панике бросил пулевик в морду твари, а сам рванул в комнату. Последней призрачной надеждой оставалось каким-то образом переместиться обратно, в «нормальный» мир, оставив опасность тут, «внизу».

Рывок твари – в спину словно тараном ударило. Даг буквально выбил плечом дверь комнаты, на животе пропахал добрый десяток метров. Мутный взор остановился на все еще тлеющей фигуре «пентаграммы». Он потянулся, пополз к построению, стараясь дотронуться до светящейся линии хоть пальцем.

Адская боль пронзила лодыжку. Кость хрустнула, как тростинка, мышцы порвались, призрачные лезвия распороли вены и артерии. Безумная боль захлестнула с головой. Джонсон изогнулся дугой и вырубился. Сознание провалилось в спасительное беспамятство.

***

Он приходил в себя медленно и мучительно, рывками.

Тела не чувствовал совсем. Витал в облаках, аки дух, лишенный плоти.

К нему пришли голоса. Где-то вовне, рядом.

Они громко спорили. Два сиплых голоса наперебой уверяли, что все «хорошо», но дальше Даг понял, хорошо, да не очень. Какие-то непонятные термины перемежались «заражением», «тьмой», «умертвием».

Потом пришел третий голос и авторитетно заявил: «Резать!».

Джонсон хотел воспротивиться. Ведь резать собрались его. А он не хотел быть изрезанным. Но не мог ни шевелиться, ни говорить. Даже думать удавалось с трудом.

Авторитетный голос сказал: «Или так, или через пару часов он уйдет во тьму весь». Другие голоса ничего не возразили.

Снова беспамятство. Новое пробуждение, новые голоса.

На этот раз что-то про деньги. Сколько, где, куда. Вопросы про страховку. Какой-то визжащий тенорок: «Кто за это заплатит?!». Мрачный бас капитана Сальери: «Мы тут с ребятами скинулись…». Но визжащий все не унимался, что-то вопил дальше, про большие цены и безответственное отношение к разбазариванию государственного имущества. Стальной голос Устинова. И возражения как отрезало.

Долгое время он слышал тишину. Иногда в ней кто-то тихонько переговаривался. Трудно сказать, были ли эти голоса реальными или Джонсон галлюцинировал. Порой обсуждение касалось тряпок и перевязок; в другое время голоса обсуждали что-то эзотерическое. Как будто решали судьбу дознавателя: жить тому или умереть. А если жить, то в каком виде: человека, животного или растения…

Однажды раздался плаксивый голос Жанны. Даг не различал слов, просто слышал, как она расспрашивает о чем-то врачей, плачет. Потом ее увели, и снова стало тихо.

Наконец, Джонсон очнулся. Увидел свет, глаза понемногу раскрылись. Сознание медленно вернулось в тело. Он осознал себя, вновь обрел физическое воплощение в мире людей. Вместе с ощущениями пришла слабость и ноющая боль по всему телу. Он пошевелился, попробовал сесть. С большим трудом поднял голову.

– Лежи, братец, – заметив потуги дознавателя, к койке подошла милейшая медсестра, – Сейчас вколем тебе питательный раствор, тогда и сил прибавится.

Даг не стал возражать. Слишком девушка оказалась красивая. Слишком короткий медицинский халат невероятным образом гармонировал с длинными стройными ногами. Специально, наверное, чтобы пациенты теряли дар речи.

Она вышла из палаты, но вскоре вернулась, держа в руках набор инструментов. Джонсон ощутил укол и ровное жжение в правой руке.

– Сколько… я тут?

– Две недели, – медсестра закатила глаза, вспоминая, – Да, завтра будет две недели как. Залежался. Глав-врач спит и видит, как бы тебя сплавить.

– Дорого?

– Да уж не по жалованью дознавателя, – она усмехнулась, – Страховки-то у тебя, оказывается, не было.

Джонсон задумался. Страховка? Никто не предлагал. А он и не знал о ее существовании. Да даже если бы и знал, стал бы ввязываться? Люди такие странные существа, всегда мнят себя неуязвимыми. Особенно по молодости. Пока не ввяжутся в какую-нибудь серьезную переделку. С потусторонними тварями, ага.

Воспоминание о твари пришло внезапно, заставив Дага вздрогнуть. Ощущение голодного взгляда, преследование, невероятная мощь и живучесть, удар и боль!

– Лежи, не дергайся, – девушка нахмурилась, глядя на побледневшего пациента, – И не вздумай снова отключиться!

– И не подумаю, – буркнул Джонсон, усилием воли выкидывая из головы страшные картины, – Когда я смогу отсюда уйти?

– Уйт-и-и-и… – медсестра тяжело вздохнула, – Ты, видно, много пропустил. Даже не знаю, как тебе сказать… Ладно, ты все равно лежишь, хуже уже не будет…

Длинные ноги сделали шаг, девушка потянулась, ухватив край одеяла.

– Вот такие дела, – мягко проговорила она, убирая покрывало прочь.

Джонсон смотрел и не верил глазам. На месте правой ноги зияла пустота. Ноги просто не было. Почти целиком. Бедро обрывалось обрубком не доходя до колена на добрую ладонь.

Он захрипел и рванулся, едва не слетев с койки. Медсестра ловко подхватила ослабевшего подопечного, властные руки вернули дознавателя на место.

– Тихо, тихо… – девушка прижала голову пациента к подушке, – Давай сразу к последней стадии – принятие. Чем быстрее успокоишься, тем быстрее освоишься с новой… реальностью.

– Как? Почему? – у Джонсона перехватило дыхание от волнения.

– Доктор сказал – вариантов не было. Сама-то рана, хоть и страшная, но не смертельная. Но от нее пошла зараза. Какая-то чернь или еще что… Пришлось вот так… Чтобы хоть жизнь сохранить.

– Жизнь? – Даг хрипло рассмеялся, – И как я… теперь?

– Ну мне-то откуда знать? – она даже не пыталась проявить сочувствие, – Наше дело, поставить тебя на… ногу. А там – дело твое…

Этот цинизм, показное безразличие – подействовали на Джонсона отрезвляюще. Он будто очнулся ото сна. Принял, как должное, что никто не будет с ним цацкаться. Никому тут нет никакого дела до Дага Джонсона. Кроме него самого. Придется выживать… как-то.

Вместе с осознанием пришло спокойствие. Может это был запоздалый отходняк от стресса или последствие каких-то процедур. Реакция организма на медикаменты. Приступ фатализма, граничащий с апатией. Из разряда «будь что будет, кривая вывезет».

Приходил капитан Сальери. Долго рассказывал, как бедолаги жандармы обнаружили Джонсона истекающим кровью в пустом доме. Без пулевика и осветителя. Какого труда им стоило довести раненного до реанимации. Как все недоумевали по поводу ран. Ребята божились, что осмотрели здание до последнего закоулка, и уж явно там негде было укрыться хоть кому-то, кто смог бы нанести такие тяжелые повреждения… Поболтал, повздыхал. Похлопал по плечу. Сказал: «Такие дела, Даг».

Нанес визит незнакомый дознаватель. Прошел опрос по всем правилам. Заполнялись бесконечные бланки, листы один за другим покрывались письменами. Показания Джонсона зафиксировали, едва сдерживая ехидную усмешку. Кто же поверит в такой бред? Кротовые норы, изнанка мира, чудовищные твари, живущие во тьме… Галлюцинации обкурившегося наркомана, не иначе. Какие выводы дознаватель вынес из слов Дага, оставалось только догадываться.

Ночь прошла нервно. Спал Джонсон плохо, часто просыпался, мучился кошмарами. То за ним гнались сумрачные звери, то он навсегда оставался во тьме, не имея возможности вернуться. Забылся только с рассветом, чувствуя себя полностью разбитым.

Утром заглянул самолично Устинов. Старший дознаватель выглядел донельзя уставшим, что разом состарило его лет на десять. Лицо испещряли морщины, щеки впали, глаза смотрели с разочарованием. Сказал, что возлагал на Джонсона большие надежды. Но вышло вот так. Что судьбу не изменить. Пожелал удачи.

Даже непонятно, зачем заходил? Ничто ведь его не обязывало. Странный визит вежливости, не изменивший ничего ни в жизни Устинова, ни в жизни Дага.

А потом Джонсона буквально выперли из больницы. Санитары выдали одежду, куда он с горем пополам запихнул культяпку. Пустую штанину подвязал узлом, чтобы не болталась зря. Тулуп, шапка, варежки, все как обычно. Только правый ботинок не пригодился.

У выхода Джонсона снабдили добротным крепким костылем. Сунули деревяшку – и гуляй на все четыре стороны. «Гуляй» – это образно, конечно. Впрочем, Даг был рад и этому. Потому что без костыля он бы умер прямо здесь, на пороге больницы.

Путь до дома занял у Джонсона почти пять часов. Силы вернулись не полностью, шагать опираясь на палку, он не привык. Приходилось часто стоять, собираться с мыслями, восстанавливать дыхание. Очень быстро натер подмышку. Потом мозоли появились и на ладони. Вся правая половина тела превратилась в одну сплошную судорогу. Но все же добрался, слава Единому.

Ничего хорошего там не ждало. Жанны не было, как и ее вещей. На смятой кровати Даг нашел короткую записку: «Прости». Девушка вымела комнату, как пылесосом. Забрала буквально все, что плохо лежало. Из вещей у Джонсона осталась та одежда, что на нем, да смена белья.

Едва успел присесть, в дверь постучали. Стук громкий, требовательный, настойчивый. На который нельзя не ответить.

За дверью оказался мистер Седых. Сохраняя крайне высокомерное выражение лица, он в ультимативной форме предложил Джонсону убираться ко всем чертям.

– Почему? – спросил Даг, – Деньги у меня есть…

– Ха! Денег у вас уже нет и никогда не будет, мистер Джонсон, как и новой ноги. А тому, кто не в состоянии платить, тут не рады!

Даг не успел даже толком оглядеться. Хозяин дома чуть не силой вытолкал бывшего постояльца за дверь.

– Всего хорошего, мистер Джонсон!

В совокупности с ехидной улыбкой фраза прозвучала неприкрытой издевкой.

Глава №6

Жить без ноги сложно. Особенно в мире Копоти. Особенно, если у тебя нет крыши над головой и хоть какого-нибудь источника дохода. Конечно, и в «том» мире инвалиды не шикуют. Но там хоть есть какая-никакая социальная помощь. Здесь же все оказалось просто и банально предсказуемо – вот тебе твоя жизнь, проживи ее, как желаешь. Никого не волнует, что ты будешь есть, где ты будешь спать. Главное, не мешай. И попробуй не сдохнуть.

Копоть… Что в погоде, что в воздухе, что в головах. Сажа и пепел. Равнодушие и цинизм, помноженные на сугубо рациональный подход к построению общества. Можешь приносить пользу – будешь при деле. Занимаешь важную должность – тебе везде рады. Стал ненужным, бесполезным, немощным? Ну, извини. Вокруг полно других, тех, кто в силе.

Бездомных много. Если не официально. Сколько именно – никто не знает. Никому не интересно. Никто за ними не следит, а зачем? Мрут десятками, особенно зимой. Создают лишнее социальное напряжение. Лучше просто сделать вид, что таких людей не существует. А там, глядишь, они сами… того…

Все это Джонсон успел обдумать тысячу раз с тех пор, как оказался на улице. С тех пор он успел хлебнуть всей прелести уличной жизни. В стократном размере.

Во-первых, мобильность. К палке он привык быстро, дня за два. Рука болеть перестала, да и мозоли постепенно сошли на нет. Костыль стал продолжением руки… или ноги? Тела, в общем. И все равно. Долгие пешие прогулки пришлось оставить в прошлом. Сейчас за день Джонсон мог преодолеть едва ли десятую часть от своей нормы в двуногом состоянии.

Во-вторых, пища. Деньги закончились так быстро, будто их и не было. Вместе с ними пришлось забыть о регулярном питании. Даг перебивался от случая к случаю. Тут добрые люди накормят, там поделятся копеечкой. Очень редко удавалось зацепиться за временную подработку. В стиле «принеси-подай».

Никого одноногий работник не интересовал. Когда на любую должность претендует энное количество людей с обычным количеством конечностей, зачем брать тех, у кого их недостает? Разве что за гроши… или вовсе за еду.

Ни в одно приличное место тебя не пустят. Одноногий калека потрепанного вида никому не внушает доверия. А «приличными» тут зовутся почти все места. Значит, входа нет никуда.

Нельзя написать письмо. Нет денег. Нет адреса. Практически, нет прав.

Внезапно – никому ты не нужен. Ни старым знакомцам, ни новым приятелям.

Как-то раз Джонсон оказался рядом с библиотекой. Как будто случайно, но подспудно все же ждал встречи с Люсией. И она – встреча – состоялась.

Девушка вышла на улицу, держа под руку интеллигентного вида высокого мужичка в черном пальто и очках с дорогой оправой. На Джонсона библиотекарша даже не посмотрела. Может, и не заметила. Или не узнала. Или сделала вид, что не узнает. Результат тот же. Ну а Даг подходить не стал. Взыграли остатки гордости – зачем, мол, нарушать чужую идиллию своим появлением? Толку-то от этого все равно не будет.

Про Жанну он давно приказал себе забыть. Некрасиво поступила бывшая «подруга». Понятно, рационально, но некрасиво. Видеть ее не хотелось, да и не моглось. Не осталось никаких точек пересечения. У нее свои пути, у Дага свои. В разных параллельных плоскостях.

Что же в итоге? Очень просто. Через месяц скитаний Джонсон обнаружил себя на вполне закономерном месте – в «поселке» бездомных под мостом. Весьма иронично, учитывая тот факт, как высокомерно он совсем недавно о них отзывался. Ну или думал, уж точно.

Между тем, здесь, среди кажущейся анархии имелась своя иерархия. Пусть не жесткая и не формализованная. Но вполне устоявшаяся. Были свои лидеры, их подпевалы. Различные «фракции», суть разногласий между которыми уловить постороннему человеку не представлялось возможным.

Впрочем, как и везде, люди дрались за власть и деньги. Деньги в данном случае – доступ к более «хлебным» местам попрошайничества. А власть – способность выстроить очередь к этим местам. И обеспечить ее соблюдение.

Неформальные «лидеры» бездомных этим, по сути, и занимались. Каждый попрошайка платил известную «мзду» в «общак». А по факту – на карман боссу. Кто сколько внес, тот столько и ел. Зато пили все, вволю. Потому что без этого тут было вообще не выжить.

Алкоголь – местная валюта и местное божество. За бутылку тебя ославят и вознесут на небеса. За нее же могут проклясть и низвергнуть в ад. Через выпивку решаются все проблемы, проходят переговоры, посиделки. Да и любой прием пищи – уже повод употребить. Впрочем, чаще всего повод вовсе не требуется. Главное наличие топлива. И горла, куда его можно залить.

Никогда ранее Джонсон не понимал такого отношения к жизни. Но теперь переосмыслил. Включился, влился в поток. Сначала понемногу, по чуть-чуть. Постепенно входя во вкус. По той простой причине, что находясь в нормальном состоянии сознания невозможно воспринимать окружающую действительность адекватно, и при этом не сойти с ума. А выпивши – вполне себе. Мир уже не кажется настолько тоскливой и мрачной трясиной. Да, все еще трясина. Но уже интересная. А местами даже и красивая.

А так, живут тут вполне себе обычные люди. И все у них, как у всех. Едят, пьют, спят. Занимаются сексом, не без этого. Даже скорее с этим, чем без. Алкоголь, он такой, завсегда делает собеседников более общительными. Сводит мужчин и женщин в одну постель. Даже если по трезвому они бы никогда на такое не согласились.

Тут, по зимнему времени, вообще все спали со всеми. Такая уж правда жизни. Ради тепла, ради выпивки, ради хоть какой-то доли удовольствия. Урвать последний кусочек кайфа перед тем, как уйти в верхнюю тундру.

Как ни странно, любовь жила и здесь, среди «опустившихся». Разные все люди, разные. Кто-то находил радость в разнузданности и вседозволенности. Кто-то наоборот, нашел для себя пару. На весь остаток жизни. Такие парочки держались друг за друга крепче сиамских близнецов. Даже порой завидно становилось. Когда у тебя перед глазами живое доказательство того, что сущность человека, хоть и формируется окружением, условиями среды, но все же основа, стрежень – он внутри. Насколько по разному человеческие особи воспринимают одни и те же исходные условия, насколько противоположные выводы делают. Что одного втопчет в грязь, другого вознесет на недоступную высоту.

Впрочем, бухали все.

Джонсон видел себя со стороны – половинка на серединку. Не успел еще вконец опуститься, спиться. Утро начинал с умывания, а не с опохмела. Под себя не ходил. Что, впрочем, не мешало источать охренительное амбре – помыться-то негде. Встреть Даг такого типчика раньше – точно воротил бы нос. Вонючий, грязный, в поношенной рванине. Пьяный, не приведи Единый. Да еще подачки просит.

Одним словом, Даг если и не достиг дна, то находился на уверенном постижении этого пути. Складывалось ощущение, что осталось недолго. По крайней мере, отчаяться он уже почти успел. А это ведь главное. Остальное – дело техники. И времени.

А кто от этого застрахован? Пожалуй, никто. Разве что какой-нибудь пожизненный миллионер. Что родился в «нужной» семье, в ней же и помер. Да и то, риск есть. Жизнь, она такая. Порой самая безудержная фантазия не придумает такого, что воплощается само собой где-то рядом, за углом. Если есть ненулевой шанс воплощения, то этот шанс имеет свойство реализовываться. В самый неподходящий момент, да.

Холодным промозглым весенним днем Даг Джонсон сидел у костра. Огонь дарил немного тепла и ощущение хоть какого-то домашнего очага. Так, наверное, первобытные люди грелись, собравшись всем племенем у священного огня. У Джонсона тоже имелось свое «племя».

Если так можно назвать более-менее постоянное сборище собутыльников.

Жизнерадостный рыжеволосый мужик по прозвищу «Капуша». Вот уж кто точно никогда не унывал. На любую неприятность он смотрел с неистребимой улыбочкой. Пил, правда, по черному. Даже непонятно, как в него помещались такие объемыалкоголя. Бывало, Капуша лежал плашмя, в полнейшем бреду, не в силах подняться. Но на вопрос: «Пить будешь?» неизменно отвечал: «Буду!». За что, видать, и получил свое погоняло.

Дама Капуши – не менее жизнерадостная хохотушка Эсмеральда.Приятная дама, даже, наверное, красивая. Была. Раньше.До того, как стала в обхвате вдвое шире. И потеряла половину зубов.

Парочка оказалась еще та – постоянно смеялись. Поэтому Джонсон к ним и прибился. Все проще, когда рядом хоть какой-то позитив. Пусть и на пустом месте. Про себя Даг такого сказать не мог. Если он и источал некоторый настрой, то это была мрачная обреченность.

Даг протянул руки к огню. Настолько близко, насколько терпела кожа. Минуту назад в костер отправилась последнее поленце.

С приходом весны находить топливо становилось проще. Порой удавалось разжиться углем – тогда начинался настоящий праздник! Один брикет горел едва ли сутки, обогревая внушительную площадь вокруг себя. Не сегодня.

Плохие предчувствия на вечер – если огонь потухнет, придется куда-то идти, искать, суетиться… А желания двигаться не было от слова совсем.

Джонсон приложился к бутылке. Холодная жидкость скатилась по пищеводу. Тело ответило привычной порцией огня. И приятными волнами опьянения.

«За что мне все это дерьмо? – лениво раздумывал Даг, баюкая пустеющую посудину в руках, – Может, это проклятие?»

Он стал вспоминать места и время, события, когда его могли сглазить. Ничего такого не вспоминалось. Разве что слишком давно, еще в «том» мире. Как-то раз к нему пристала нищенка, закутанная в платки с головой. Мелочи, как назло, не оказалось. Он оттолкнул женщину, стараясь убраться подальше. Она что-то кричала вслед, смотри, мол, пока живой да здоровый. Прокляну, мол, если руку не позолотишь! Станешь потом жалеть, да поздно будет!

Тогда Джонсон не придал никакого значения этому происшествию. Послал цыганку в жопу, да и пошел себе дальше. А оно вон как аукнулось.

А ведь точно! Если кто и виноват во всех злоключениях Дага, то эта ведьма! Не мог же он сам, по своему желанию оказаться тут? Явно же, его вела чья-то злая воля. Рок, провидение, судьба. Сглаз, проклятье.

Слишком уж невероятное стечение обстоятельств.

Уже то, что он умудрился стать «попаданцем» ни в какие ворота не вписывалось. Потом, он оказался не просто «попаданцем», а неправильным. Все вон люди, как люди, устроились в безопасные места на уважаемые высокооплачиваемые должности. Даг, благодаря вмешательству «порчи» стал дознавателем. Всего лишь.

Ну а дальше что? Серия неудач, преследовавших его по пятам. Нарвался на «сектантов» и их рисуночки. И нет бы один раз. В это еще можно, с натяжкой, поверить. Но нет, Джонсон сталкивался с ними снова и снова. Как будто его магнитом тянуло к этим еретикам.

Как вишенка на торте – история с провалом в «изнанку» мира. Никто ему не верил, да он и сам уже сомневался по прошествии времени. Доказательство одно – ногу ему кто-то все сожрал. Кто-то – это потусторонняя тварь, которую забыть не так-то просто.

Вот и не верь после этого в проклятья, да?

Холодно, опять стало холодно. Костер угасал, требуя новых жертв в свою ненасытную утробу. Джонсон вяло огляделся. Идти никуда категорически не хотелось.

– Эй, Капуша. Вон та хата чья будет? – он кивнул на замызганную коробку неподалеку.

– Это? Да вроде Вильсона. Демидовым кличут. А что?

– Давно его не видно, как думаешь?

– А пожалуй, что и да… С неделю как не припоминаю, – мужчина привычно скривил губы в улыбке, – А что задумал?

– Да посмотреть хочу… Не завалялось ли у него чего… пожрать, например.

– А что, и посмотри! – Капуша хохотнул, – Давай, я покуда на стреме буду.

«На стреме» это, конечно, сильно сказано. Вероятность того, что этот самый «Вильсон» вернется именно сейчас, в тот момент, когда Даг полез в его вещички… Минимальна, скажем так. А остальным просто пофигу.

Вильсон, Вильсон… знакомое имя. Да какая разница? Сколько имен Даг слышал за последний месяц?Очередной нищий попрошайка… такой же, как и сам Джонсон. Плевать на этого Вильсона с колокольни! Как и на все вокруг.

Степенно переваливаясь, экономя невеликие силы, Даг переместился к пустующей «хате». Осмотрелся, стараясь не принюхиваться. Былой щепетильности в нем давно не осталось, навидался всякого, но и вляпаться в кучу дерьма совершенно не хотелось.

Согнулся в три погибели. Пополз внутрь «хаты», раздраженно кряхтя.

Ничего-то существенного тут не нашлось. Ни еды, ни уж тем более выпивки. Даг завозился, растолкал гору рухляди. Схватил пару палок, связку старых газет, какую-то книжонку. Пойдет на растопку! Раз уж ничем другим тут не поживиться.

Кое-как, задним ходом, Джонсон выбрался наружу. Пожалуй, можно сегодня заночевать в этой коробке. Все лучше, чем без ничего. А потом ее можно сжечь. Жалко, конечно, зато тепла будет вдоволь… хоть ненадолго.

Газеты сразу полетели в костер. Деревяшки придержал чуть дольше, аккуратно уложив поверх разгорающихся бумаг. Уселся рядом, рука механически нащупала бутыль. Приложился, разом допив остатки. Хорошо! Тепло внутри, тепло снаружи. Можно жить.

– Ну что там, – хрипло спросил Капуша, – Есть че?

– Пусто, – прохрипел в ответ Даг, – До черта бумаг, да нечего полезного.

– На дрова?

– Ну а куда еще…

– Тоже хлеб!

Он хохотнул, довольный проявленным остроумием. Даг не стал развивать тему. Говорить не хотелось. Выпить бы. Выпить и забыться. Эх, если бы не холод!

Джонсон взялся за растрепанную книжку, последний трофей, добытый из чужой «хаты». Не глядя рванул обветшалую обложку, она полетела в огонь. Несколько секунд жара. Небольшая отсрочка перед могильным холодом.

Смотрел в огонь, просто по привычке. Усталый ум плыл, не сосредотачиваясь ни на чем конкретном. Оторвал пачку листов – бросил в пламя вслед за первой партией.

Взгляд машинально зацепился за буквы. Выцарапанные на бумаге убористым аккуратным почерком. Буквы сложились в слова, слова соединились в предложения. Смысл написанного доходил до сознания еще какое-то время.

А потом Даг осознал.

Да так, что едва не бросился в огонь – доставать уже сгоревшие страницы. Остановила его только бесполезность сего действия – от бумаги остался пепел, не более.

Прижал к себе растрепанные листки. Испугался, что они улетят, подхваченные порывом ветра.

– Че там, деньги чтоли? Или карта сокровищ? – Капуша привычно захохотал.

– Почти, – выдохнул Даг, – Почти…

С верхней страницы на него смотрела аккуратно и довольно точно выведенная «пентаграмма». Под ней имелась и подпись:

Сей знак называют «Печать Кроноса» и используют в оккультных науках издревле. В упрощенной форме он встречается на гербе семейства Стюартов, что и доказывает, пусть и косвенно, их причастность к кабалистике…

Вот так Вильсон! Вот так, ядрить тебя, Демидов!

А ведь Джонсон теперь вспомнил этого Вильсона! Тот самый мужичок, что когда-то рассказывал про ночные бдения некой «тройки»… Кто там был? Надо восстановить, обязательно. Что-то еще он плел про мировые заговоры, власти скрывают и всякое такое… Бред-то, конечно, бред… Ну а что сейчас не бред? То, что случилось с Дагом тоже не образец рациональной картины мира.

И книжицей тот бедолага размахивал прямо перед лицом тогда еще дознавателя. Вот этой самой книжкой. Получается, уже в то время Джонсон мог бы получить новые данные… если бы соизволил как следует обработать показания. Отнестись с серьезностью к словам бездомного. Вот как интересно судьба повернулась, теперь Даг и сам бездомный. Какая ирония…

– Слышь, Капуша, а где, говоришь, сейчас этот Вильсон? – спросил Даг, стараясь раньше времени не питать излишних надежд.

– Да кто же его знает? Он мне не докладывался. Да и я за ним не присматривал. Я все больше это… по другой части, – рыжий хохмач озабоченно глянул на спящую рядом Эсмиральду, – Говорю же, с неделю не видел. Может больше.

– Пропал что ли?

– Может пропал, может ушел.

– И свое добро оставил?

– Ну да, вряд ли… Может сдох. Кто знает?

Да уж, весьма информативно. Джонсон задал еще несколько вопросов, стараясь вызнать хоть что-то о пропавшем Демидове. Капуша отвечал охотно, но все сводил к своим залихватским шуточкам. В остатке же вышло, что никто толком о Вильсоне ничего и не знал. Не удивительно: здесь вообще не слишком интересовались другими. Если только кто-то сам не являлся большим любителем потрепаться о прошлом.

Вроде как всплыло, что до превращения в бродягу Демидов работал по научной части. То ли подмастерье чей-то, то ли даже и ученый. Историк, вроде как. Что потом с ним случилось, как оказался за бортом жизни – неизвестно.Честный, справедливый мужик. Немного надломленный что ли. Побитый жизнью. Но тут через одного так, обычная история.

Больше ничего отрыть не удалось. Джонсон был доволен и этим. Махнув рукой на еду и выпивку, на тепло костра и компанию «друзей», он пополз в конуру Вильсона. Забрался с головой, укутался в тряпки. Палец не без труда расковырял картонную стену, сквозь импровизированное «окно» внутрь повалил холодный воздух. И свет. Совсем немного, но достаточно, чтобы читать.

Даг раскрыл засаленную книжку. Аккуратно перелистнул страницу с «пентаграммой». И углубился в чтение.

Книга представляла собой собрание мыслей и знаний автора. Значительная часть документа являлась «дневником», где Демидов в общих чертах описывал быт и те уроки, что он из него извлекал. Любое событие автор рассматривал с философских позиций. Часто поминал неких Олесю и Софьюшку. Без контекста Даг не смог определить, кто эти дамы. Возможно, жена и дочь?

Остальную же часть книги занимала настоящая научная работа. Посвященная истории «первого чернокнижника» и его последователей, вплоть до наших дней. По понятным причинам, эта информация интересовала Джонсона в первую очередь. Он так увлекся чтением, что не остановился даже когда на улицеокончательно стемнело. Успокоился, только прочитав все, до последней страницы.

История в книге начиналась с середины. Даг чуть не откусил себе руку от досады, поскольку самолично сжег первые страницы рукописи. Хоть автор и утверждал что «все написанное выше при должном рвении легко найти в открытых источниках», легче от этого не становилось. Джонсон вот потратил почти месяц на поиск в «открытых» источниках. Но то ли источники не те, то ли ему не хватило «рвения». Во всяком случае результаты дознавателя оставляли желать лучшего. Здесь же имелась выжимка, фактическое изложение необходимых данных.

Если бы только Даг не отправил все изыскания в огонь!

«Сначала читай, потом сжигай!» – бранился Джонсон. Теплее от этого не становилось.

Он постарался выбросить лишние мысли из головы, целиком погрузившись в чтение.

***

…как мы видим из всего вышеизложенного, существование Кроноса – или же на островной манер Хроноса – можно считать установленным научным фактом. Какие бы зверства не приписывали этому субъекту, мнимые или действительные, он жил и действовал, как реальная историческая фигура.

А вот сказать то же самое о его смерти, к удивлению, невозможно. В исторических хрониках разных авторов приводится множество противоречивых свидетельств о кончине «первого чернокнижника». В одной из версий его вывезли далеко в океан и утопили, в другой – сожгли, в третьей – забили камнями. Стоит отметить, что ни в одном варианте Кронос не умер своей смертью, от старости, что довольно показательно.

К сожалению, все имеющиеся описания настолько противоречат друг другу, что появляются огромные сомнения в достоверности хотя бы одного из них. Во-первых, сильно разнятся даты предполагаемой кончины – причем весьма существенно, с разницей до ста лет. Во-вторых способы «упокоения» чернокнижника. Ну и, наконец, третий момент. Ни один из авторов исторических трудов не является прямым свидетелем упоминаемых событий. Все это изложено хорошо если через десятые руки. А то и вовсе является досужими домыслами рассказчиков, падких до славы «истинных» знатоков истории.

Нам же достаточно утвердиться в том факте, что Кронос жил, Кронос совершал чудовищные зверства. Кронос оставил после себя жуткое наследие. И, несмотря на все это, очевидно, что Кронос являлся своеобразным исследователем, первооткрывателем, первопроходцем в области знаний, по наше время являющуюся неизведанной, а по большей части даже запретной.