Текст книги "Чумные (СИ)"

Автор книги: Максим Сиряченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Эта мысль побудила его к действиям. Помощник капитана Эрик нашелся сразу. Он, как всегда, был при деле, а именно, будучи занят сам, раздавал указания морякам. Тем из них, что когда-то были хорошо знакомы с торговлей и не были против занять место за строящимся на пристани прилавком. По прибытии на берег это была их прямая обязанность. Тем временем остальные матросы перетаскивали ящики с грузом из трюма на пристань, где уже набралась небольшая гора из них, низкая и широкая. Спущенный на пристань трап пришвартованного корабля сильно облегчал задачу: не будь у берега такого удобного причала, пришлось бы подвозить к берегу все добро в шлюпках. Эрик стоял в отдалении от трапа, у ворот самого трюма.

– ... Несите ближе к домам, когда места станет мало. Их повозки потом сами разберутся, куда и что отвезти. – Услышал Филипп окончание фразы помощника капитана. Член команды, который принимал указания, отправился с донесением к своей группе на берегу. Эрик не остался один надолго.

– Доброе утро, Филипп. – Поздоровался помощник. По его лицу было видно, что предчувствие скорой работы было ему только в радость.

– Доброе. – Отозвался лекарь, кивнул. Ему самому было приятно заняться делом. Однако по его голосу Эрик понял, что Филипп вовсе не считает утро добрым. Лицо матроса тут же насторожилось, приняло сосредоточенный и серьезный вид.

– Капитану хуже?

– Хуже. – Эхом отозвался лекарь. – Общее состояние не сильно ухудшилось, но произошедшие изменения меня настораживают. Жар спал. На смену ему пришло обезвоживание, которое только усиливает его больной бред. Я напоил его водой, теперь ему чуть лучше, но вряд ли это надолго. Нужно как можно скорее найти местного лекаря, алхимика.

– Его дочь. Мне это известно.

– Вы знаете, где она живет?

– Нет, к несчастью, не знаю. Только Солт и местные, которые к ней часто наведываются. Она у них кто-то вроде знахарки.

– Тогда я иду искать того, кто знает дорогу к ее дому. Немедленно.

– Филипп! – На лице Эрик отразилось удивление. – Не стоит этого делать. Я могу послать своих людей, чтобы они привели Ванессу...

– И сами того не осознавая распустили слух, что на корабле кто-то болен. Потом этот слух обрастет пышнейшим враньем, как камень – мхом. Не надо, я сам найду ее. Насчет Солта не беспокойтесь, он сейчас спит, ему лучше. Сейчас его беспокоит только жажда.

– Я согласен, что посылать целый отряд на поиски знахарки – глупо. – Прогудел северянин. – Да и раз Солту сейчас лучше, вам, наверное, можно пойти. Но ваша рана? И с чего вы взяли, что найдете лекаря быстрее моих ребят, не распуская слух?

– Раня меня больше не тревожит. – Не моргнув глазом, соврал алхимик. – А что насчет поисков... Ваши ребята, как вы выразились, будут подбегать то к одним крестьянам, то к другим, спрашивая дорогу. Это вызовет волнения. Если пустить одного или пару, больше двух – уже много, то искать они будут долго. Нужно спросить у знающих, более-менее надежных людей, которые сами с Ванессой знакомы.

– И вы думаете, что сможете такого человека отличить из толпы?

– Я разбираюсь в людях. Научился кое-чему за те скромные годы, что прожил в королевском дворце среди туч интриганов и шпиков. Конечно, я сам выделяюсь из толпы, это верно, но я и закончу быстро. Самый эффективный, на мой взгляд, способ.

– У меня нет причин вам не верить... Но я все равно буду сомневаться и беспокоиться.

– И правильно. Никогда не доверяйте свои обязанности другим, это может скверно закончиться.

– Так вы считаете, что поиск дочери капитана – ваша обязанность?

– Не дочери капитана, а местного лекаря. – Поправил его Филипп. – И поскольку этот вопрос больше касается медицины, то да, я считаю себя ответственным за это дело. Но довольно, пока никого нет на пристани, мне нужно идти. Мы теряем время за пустыми разговорами. Люди уже начинают собираться.

– Согласен. – Прогудел Эрик, первым направляясь к трапу. – Покончим с этим. Разрешите проводить вас до прилавков?

– Сочту за честь.

Филипп, хоть и планировал действовать в одиночку с самого начала, не слукавил. В первый миг он даже хотел отказаться от сопровождения, но передумал еще до того, как эта мысль сознательно сформировалась в его голове. И дело было не в чести: лекарю просто не хотелось сходить на невиданный им ранее Зеленый берег в одиночку. В глубине души он поблагодарил Эрика за его предложение. Как потом оказалось, это решение временно избавило Филиппа от серьезной проблемы. А проблема эта ждала его на самом конце трапа.

Эрик первым начал спуск на берег, лекарь двинулся за ним следом. По правую сторону от трапа на пристани высилась небольшая куча уже знакомых ящиков и рулонов ткани, крупных мешков, накрытых местам порванной парусиной. Рядом с наваленными друг на друга вещами, у самого подножия трапа, стоял незаметный сухой старик лет шестидесяти пяти, с седой бородой, одетый в коричневую потертую рясу, капюшон которой безвольно повис сзади. Одежду опоясывал кусок веревки. Старик горбился, дряхлые мышцы спины уже не могли поддерживать торс, плечи и голову, и он тяжело опирался на посох, вырезанный из ветки какого-то местного красного дерева. На ногах старожила доживали свой век ботинки из бычьей кожи, неладно скроенные и местами порванные, большей частью грязные. На рясе заплаток было не очень много – порядка пары десятков, все ближе к подолу, за который в свое время часто цеплялись руки вымаливающих подаяние нищих, теперь – только колючки растений и зубы дворовых псов. Ряса была в самый раз для сухопарого старика, такая же узкая в подоле, как и его плечи. Из-под подола торчали иссохшие, как у мумии, голени, а из рукавов – такие же сухие и тонкие предплечья и кисти рук. Сходство с мумифицировавшимся ископаемым из склепов Мараката усиливалось еще больше из-за цвета кожи старика – морщинистая, почти одного цвета с рясой, она была смуглой, желтой и сухой на вид и оттого казалась еще темней. Ничего примечательного, кроме возраста этого человека, Филипп с первого взгляда не заметил, ведь старик выглядел как все бродячие проповедники, и наверняка прошел бы мимо. Но старик вышел из своего угла из ящиков и рулонов ткани, вышел почти навстречу двум мужчинам, сделав шаг к подножию трапа так, чтобы стоять с самого края трапа как бы ненавязчиво. И все же пройти мимо, притворившись слепым, было невозможно. Это короткое и быстрое перемещение почему-то отвратило лекаря, и секундой позже Филипп подумал, что было в этом движении что-то знакомое. Где-то он уже видел подобное поведение на Большой земле. Догадка пришла тут же, мгновением позже. Из-под маски не было видно, как алхимик невольно нахмурился: "Не проповедник. Церковнослужитель".

Тем временем близился конец трапа, и священник был уже так близко, что Филипп смог рассмотреть мельчайшие детали его внешности. Борода священника была довольно длинной, доходила до середины груди и имела неопределенный серый цвет. Однако у этой бороды не было ничего общего с благородной сединой, которую Филипп не раз видел у престарелых ученых Академии и Сиэльстенского университета. Цвет ее был грязным, чередовался с серо-бурыми и абсолютно белыми волосками, рябая борода освежала воспоминания об оспе и не вызывала ничего кроме отторжения. Помимо всего, в ней резвились блохи и вши, что вовсе не было чем-то необычным. И при дворе короля у многих знатных дам были вши в волосах. Тем не менее, эта черта неизменно отвращала Филиппа. Не вши, которых у него, между прочим, тоже не было, а именно блохи. Лекарь терпеть не мог блох.

Священник все стоял и не сводил своих маленьких, глубоко посаженных черных глаз с лекаря. Иногда он переводил их на Эрика и тогда смотрел более приветливо.

Как и думал Филипп, старик подождал, пока они дойдут до конца трапа, и только потом поприветствовал их.

– С новым днем вас, добрые люди.

Голос у священника был старческий, грубый, что поверхность точильного круга, вовсе не ласкающий слух. Однако в нем не чувствовалось бед и болезней, свойственных старикам, от которых их голос становится вялым, бессильным и безучастным. Этот, хоть и выглядел на сто лет старше, чем ему было на самом деле, говорил бодро.

– Добрый день. Извини, Мартин, на этот раз без поселенцев. – Ответил ему Эрик. Филипп предпочел держаться чуть в стороне. – Война с северными племенами тарков, призывы, плыть некому. Те, кто бежит от войны, бегут на юг, а не на запад, за Серединное море.

– Во имя Бессмертных, опять война! Горе, горе народу, которым правит такой король, что ни дня не может прожить без войны! – Вскричал священник и воздел очи горе. Солнце блеснуло в его черных глазках.

– Войны всегда были и будут, такова уж человеческая природа.

– Ваша правда, как бы это не было горько осознавать. – Кивнул старик. Его лицо сделалось грустным, но ненадолго. – Ваш фрегат, стало быть, тоже на войне был.

– Был. Ну, уж мы свое отвоевали, теперь снова возвращаемся на мирную службу. Теперь все вернется на круги своя.

– Благая весть. Но раз так, то где же почтенный капитан Солт? Помню я, он каждый раз в числе первых сходил на берег, как только корабль приплывал.

Филипп почувствовал неладное еще до того, как священник задал свой вопрос касательно капитана. Старик то и дело переводил на него свои глаза и как будто пытался взглядом сделать дыру в маске лекаря, увидеть, что за чувства таятся за белой материей.

– Капитану нездоровится. – Ответил за Эрика Филипп. – Ему стало плохо на пути к Зеленому берегу, он сейчас лежит у себя в каюте.

Только тогда священник полностью обратил свой взгляд на лекаря, и этот взгляд Филиппу не решительно не понравился. Дело было не в чувствах, которые отражались в глазах церковнослужителя, а в старой памяти, всплывшей при виде знакомых образов, при первых предчувствиях. И лекарь был уверен, что сообразил бы сразу, не будь его голова заполнена болью, мыслями о Солте и его дочери. Этот священник, престарелый Мартин, как его назвал по имени помощник капитана, сильно отличался от остальных священников Десилона. Откормленные либо хорошо сложенные, всегда добрые, проповедующие доброту к ближним и смирение с неизбежным, бескорыстную добродетель – такими они стали после Церковного бунта десять лет назад. Не сразу стали, со временем. Но перед Филиппом стоял совершенно другой священник, приверженец старой Церкви, той, которая и устроила страшный по размаху и последствиям бунт. Старый, жесткий, как корень мертвого дуба, загнанный известно кем и известно из-за чего на Зеленый берег священник – таким Филипп увидел Мартина. Внутренний голос говорил алхимику, что со священником ему даже разговаривать не стоит, не то, что иметь какие-то дела и знакомства. Однако пока что Мартин был сама приветливость и сострадание, что не могло не расположить к себе потрепанного лекаря.

– Как жаль это слышать! – Воскликнул Мартин, и в глазах у него появилось горе. – Я буду молиться за то, чтобы капитану как можно скорее стало легче. Скажите, ему плохо? У нас в храме есть комната для больных с койками.

– Не стоит. Забота о нем уже лежит на мне. Лучше его не трогать и не волновать до поры до времени.

– Вы новый член экипажа? – Спросил священник то ли с растущим интересом, то ли с подозрительностью в голосе. – Или, может быть, вы – одинокий поселенец, который бежит от войны?

– Ни то, ни другое. Хотя, правда, мне пришлось быть и членом экипажа, и придется на какое-то время стать поселенцем. Я здесь исключительно по долгу службы.

– Вы солдат?

– Вовсе нет. Извините мою грубость, что не представился. Филипп Эстер, лекарь при королевском дворе.

В груди у Филиппа что-то екнуло. В приветливости Мартина он не сомневался, как не сомневался и в том, что священник не очень обрадуется, узнав о прибытии на берег лекаря. Конечно, он помнил рассказ Солта о ненависти местной Церкви к алхимикам и лекарям, однако реакция Мартина стала для него неприятной неожиданностью.

– Лекарь? – Глаза священника превратились в две черные щелочки. – Не нужен нам еще один лекарь! – Пролаял он.

Филипп почти кожей чувствовал напряжение помощника капитана. Быстро пришло осознание того, что разговор стоит заканчивать, и быстро. Голос алхимика остался равнодушно-вежливым, громче не стал. Самое последнее, что он делал, когда злился, это срывался на крик

– Я здесь по воле монарха. Нашего монарха.

– И в чем же эта монаршая воля состоит? – Спросил священник, не скрывая презрения.

"Будь на моем месте тарк, этот старик уже валялся бы на дне моря с пробитой головой, а деревню жрало пламя" – подумал Филипп с раздражением и злостью. Краем глаза он заметил неодобрение, полыхнувшее в глазах Эрика. Северянин сдерживался. Но это тяжело ему давалось.

– Поиск лекарства от чумы. На самом деле, не только от чумы, но и от любой болезни, против которой еще не открыто лекарство. К тому же, капитан серьезно болен, ему нужна помощь сведущих в лекарском искусстве людей...

– Вздор и ересь! – Взорвался священник. Его глубоко посаженные глаза полыхали гневом, а сухие руки дрожали, как у пьяницы. Но больше всего лекаря удивило и отвратило то исступление, с которым старик на него напал. – Церковь и без вас прекрасно справляется с болезнями, без вас и без короля с его нечестивыми указами! Не люди должны решать, умереть человеку от хвори или выздороветь, лишь Бессмертные способны решать. И ежели болезнь была послана Деей, то послана она как наказание за грехи, или как испытание, или потому, что человек грешный свое на земле пережил, и не вправе человек противиться воле Богини! Человек смертен, и он может лишь молиться, покаяться перед Вечной и заслужить ее милость. Ваши грязные, богомерзкие дела не останутся безнаказанными, кара постигнет вас, если вы помешаете божественному умыслу! И коли уж капитан болен, умаляюсь перед вами, передайте его церкви, не трогайте его душу своими темными искусствами, не яды рукотворные, а лишь молитва может его спасти, молитесь с нами, и, возможно, Богиня изменит свое решение, будет благосклонна к...

– Роль Богини в жизни людей нельзя недооценивать. – Перебил его Филипп ледяным голосом. – Однако испытания на то и испытания, чтобы люди решали их сами, а не рассчитывали на помощь Бессмертных. Мой пациент требует внимания и ухода, чрезмерного внимания и ухода, уважаемый Мартин. Я буду молиться, но вот то, где больной будет лежать, предоставьте решать мне. Теперь прошу меня простить... У меня дела.

После этих слов Филипп, едва сдерживая проклятия, развернулся и ушел, теряясь в собравшейся вокруг фрегата еще редкой толпе и оставив позади надрывающегося, налитого кровью и яростью священника. Эрик не растерялся и взбежал по палубе, пока Мартин сверлил глазами лекаря и кричал ему в спину проклятия, тряся посохом. Филипп ни разу не обернулся, хоть и был безумно зол на священника. Он потерял время, выслушал безумную, фанатичную речь, перебил эту речь, наладил отвратительные отношения со старым безумцем, который, скорее всего, и есть правящая верхушка местной Церкви. Даже если нет, весть скоро дойдет до всех, о нем начнут шептаться и косо поглядывать на него. Но это будет потом, значительно позже, чем если бы слух пошел народными усилиями. Филипп сам видел, что жиденькая толпа, которая собралась в основном вокруг ларьков, почти не обратила внимания на ругань церковнослужителя. Проблемы будут, но позже. Сейчас у него есть другая проблема, решение которой может решить все остальные, зарубив их на корню. Нужно найти Ванессу, эту таинственную девушку-алхимика, и вылечить Солта. Главная и единственная его задача на много дней вперед.

Все больше людей собиралось на пристани, сбившаяся в основном у прилавков толпа становилась все гуще с каждой минутой. Жители поселения были заняты торговлей и обменом, кто-то старался сбить цену на товар, кто-то уже расплачивался или получал деньги. Филипп вошел в редкую толпу, лавируя между отдельными людьми, и с некоторым облегчением почувствовал, что яростный взгляд священника больше не жжет ему спину и затылок. Его окружила масса одинаковых блеклых одежд, в основном глинистого цвета и его оттенков, на которых не были заметны пятна грязи. Лица тоже были почти одинаковыми – радостные, часто местами грязные, смотрящие настороженно на Филиппа и восторженно на прилавки. Отличались они только чертами лица. Никого из них алхимик не мог выделить. Можно было спросить у любого из них, где дом Ванессы, Филипп не сомневался, что они ему ответят и все расскажут. Но как только он отойдет подальше, его вопрос обрастет нелепыми подробностями, и кто-то особо догадливый увидит меж строк этого вопроса что-то ужасно странное, припишет этой странности все беды за последние шесть лет и пустит слух по деревне. Поэтому Филипп искал кого-то, кто не похож так сильно на простого деревенского обывателя: солтыса, десятинника, или любого человека, лично знакомого с Ванессой. Саму Ванессу, что было бы наиболее предпочтительным.

Толпа густела с каждой минутой, и лекарю становилось все труднее пробираться сквозь людскую массу, не расталкивая встречных тростью. Человеческий поток кончился неожиданно, так что Филипп почти вывалился из скопища вокруг прилавков. Он не сразу понял, что под ним больше не деревянный помост, а живая земля, слегка припорошенная песком. Он отошел на несколько шагов от края человеческого моря, оглянулся и увидел толпу, в которую вливались все новые и новые фигурки во все тех же одеждах, с теми же восторженными лицами. В ней он никого не нашел, хоть и прошелся взглядом по каждому человеку в ней, в этом лекарь был уверен почти полностью. Небольшое сомнение закралось к нему в душу. Вдруг он пропустил кого-нибудь? Но еще одного, последнего взгляда на густеющую толпу хватило, чтобы сомнения эти обратились в прах. Филипп оглядел глазами всю картину пристани. За людской стеной не было видно корабля, только мачты и убранные паруса. Лекарь провел взглядом по толпе, и тут что-то задержало его взгляд.

Что-то он заметил боковым зрением, что-то со стороны окруженных толпой прилавков. Филипп внимательно прошелся взглядом по пристани и почти сразу заметил человека, юношу, стоящего на небольшом, порядка тридцати шагов, отдалении от деревянного настила на песчаном пляже.

Это был молодой человек, одетый в легкую куртку из коричневой бычьей кожи, грубые рабочие штаны того же цвета, что и куртка, носил короткие светлые волосы и был довольно рослым и широкоплечим. Взгляд юноши был устремлен к кораблю, а плечи расправлены так, что воображение Филиппа дорисовало ангельские крылья за его спиной и меч в руках, направленный острием к земле. Однако в руках юноша держал не меч, а небольшой прямоугольный предмет, завернутый в какую-то ткань. В том, что прямоугольный брус был книгой, лекарь не сомневался. Что еще мог парень с такой внешностью заворачивать в мешковину? Уж точно не деревянную заготовку и не коробку с сон-травой.

Юноша стоял на небольшом отдалении от пристани наравне с алхимиком, не обращая внимания ни на что, кроме корабля, и потому Филипп смог разглядеть его глаза. Во взгляде парня помимо живого интереса и какого-никакого ума была искра огонька, присущего людям, способным помышлять и мечтать о великом и героическом, и эта искра отчетливо виднелась в них, когда он смотрел на мачты фрегата. От этого взгляда в его внешнем виде появлялось что-то обезоруживающе простое и честное, благородное. "Мечтатель. Романтик" – подумал Филипп и был прав.

Лекарь не смог сдержать улыбки. Похоже, он нашел того, кого искал, и довольно быстро. Фортуна сегодня улыбалась ему.

Нил так и не дошел до пристани. Где-то на полпути он взвесил все и решил, что ему нечего там делать. Разумеется, ему, как и всем, хотелось взглянуть поближе на фрегат, которого не было столько лет, хотелось увидеть товары в лавках. Однако толпа, собравшаяся вокруг ларьков, была видна далеко за пределами пристани. Нил тут же решил, что стоять в этой очереди ради любования кораблем и предметами лавок будет занятием неблагодарным. Тем более что денег у него шаром покати, и купить он ничего не мог. Придется зайти в следующий раз.

Только вот для того, чтобы посмотреть на корабль, не нужно было стоять в очереди. Толпа, сбившаяся в кучу на пристани, состояла из всех подряд: кто-то пришел поглазеть на фрегат, на моряков, кто-то пришел поглазеть на товары в лавках, кто-то пришел что-то купить или продать. Посмотреть на корабль можно было с берега, отойдя на некоторое расстояние от пристани. Там Нил и остановился.

Уже раз взглянув на корабль, Нил не смог отвести от него глаз. Казалось, что фрегат стал только лучше за те годы, что его не было. И сорванный с задней мачты парус нисколько не приуменьшал красоту корабля, наоборот, отсутствие одного паруса говорило о том, что "Гордый" попал в какую-то передрягу по пути к Зеленому берегу. Может, это даже был недавний шторм! Чем дольше Нил смотрел на корабль, тем больше понимал, насколько подходит фрегату его имя. Как бы он хотел хотя бы на день оказаться на нем во время мореплавания, испытать на себе, что такое настоящее приключение, почувствовать то же, что и люди, которые посвятили свою жизнь кораблю, команде и огромному морю!

За всеми этими мыслями Нил и не заметил, как вытащил из внутреннего кармана куртки книгу, завернутую в мешковину. Когда та оказалась в его руке, он вконец осмелел и дал волю своим самым смелым надеждам и мечтам. Конечно, его влекло не море. Море – это свобода, но ограниченная кораблем, это приключения, но редкие и посреди бескрайнего, одинакового пейзажа из воды и неба. Море не для него. Иное дело – острый меч, другое дело – доспех, боевой конь, щит, способный выдержать удар скалы, вот где есть место мечтам о подвигах и доблести. Рыцарь, а не моряк – вот его мечта. И все же "Гордый" завораживал Нила тем, что был похож на одного из таких рыцарей – потрепанный, избитый, он прошел через все трудности и держался гордо, достойно, как подобает воину. Может, и он, Нил, сам когда-нибудь сядет на этот корабль, и тогда начнется его новая жизнь, сбудутся его мечты?

Из грез его вырвал раздавшийся совсем рядом, слева и сзади, приглушенный мужской голос:

– Доброе утро, юноша. Любуетесь кораблем?

Нил тут же отвел взгляд от корабля, обернулся, засовывая книгу обратно в карман. В шаге от него стоял довольно высокий мужчина, одного роста с Нилом. В плаще, белой полотняной маске, шляпе, перчатках, кожаной куртке. Ее, кажется, носят королевские оружейники. Незнакомец был полностью облачен в плотную одежду, не было на нем н одного места с открытой кожей. Один вид этого человека вызвал у Нила подозрения. Стеклышки маски были устремлены к кораблю, на который только что смотрел юноша.

– На некотором отдалении он выглядит лучше, чем вблизи, с пристани. Не ходите туда, там страшная давка у ларьков.

– Вы с корабля? – Спросил немного растерявшийся Нил и только потом понял, что его вопрос лишен смысла. Каким же еще способом мог незнакомец приплыть на Зеленый берег?

– Увы, люди еще не изобрели способа путешествовать по небу. Да и так ли это нужно? Слишком ненадежным будет этот способ, воздух в небе куда менее стабилен, чем вода в море. Я был внутри фрегата, прожил в нем месяц, был на нем во время шторма. Его изрядно потрепало. И вот сейчас я думаю, что он не зря получил свое имя. Одно дело пережить шторм, другое – выйти из него побитым, не потеряв достоинства, и выглядеть победителем. Не каждому это дано, как вы считаете?

– Так и считаю. – Проговорил Нил удивленно, но не растерянно. Теперь он задавался только одним вопросом: кто этот человек? И, главное, почему незнакомец подошел к нему?

– Извините, не представился сразу. Филипп Эстер, лекарь, прибыл на Зеленый берег по долгу службы. А ваше имя, позвольте?..

– Нил, сын Андора. – В свою очередь представился Нил. Только теперь он заметил, что этот Филипп обращается к нему в вежливой форме. От этого недоверие, которое несколько спало, снова возросло.

– Рад знакомству, Нил. Однако предлагаю на этом момент оставить любезности. Я пришел к вам с делом, точнее, с очень важной просьбой.

– С какой просьбой?

– Я прошу отвести меня к Ванессе, местному лекарю. На корабле срочно понадобилась ее помощь.

Нил подумал, что здесь что-то нечисто. Ведь если он – лекарь, зачем им на корабле еще один?

– Извините, я, наверное, не смогу вас провести. – Чуя неладное, попытался соврать Нил. – Я у нее ни разу не был, поэтому не знаю дорогу...

– Провести меня, юноша, вы действительно не сможете. – Тем же спокойным тоном ответил Филипп. – Вы лично знакомы с Ванессой. Иначе откуда бы вы взяли книгу, которую так заботливо прячете в мешковине и во внутреннем кармане?

Нил почувствовал, как стыд заливает его изнутри – он терпеть не мог врать и не соврал бы, если бы не чувствовал опасности, грозящей Ванессе. Однако следующие слова Филиппа прогнали это чувство вместе с крупными сомнениями, и заменили его страхом и волнением.

– Впрочем, я понимаю ваши подозрения, и не могу винить вас, ведь вы желаете самого лучшего Ванессе, поэтому так поступаете. Вы думаете, что я не тот, кем назвался? Напрасно. И из-за книги я ни ее, ни вас преследовать не буду. Я лекарь, а не инквизитор. Скажу начистоту, чтобы унять все подозрения и недомолвки: отец Ванессы, капитан Солт, очень плох. Ему нужна помощь лекаря, знакомого с местными травами. Ему вообще нужна любая посильная помощь, в том числе и ваша, юноша. А теперь идемте, показывайте дорогу, и советую ускорить шаг. Капитану только временно лучше, каждый час на счету.

– Хорошо. – Поспешно кивнул Нил и быстрым шагом направился к главной дороге, увлекая за собой лекаря. Все вопросы и оставшиеся недомолвки как-то разом показались ему незначительными.

В течение нескольких минут никто из них не собирался продолжать разговор. Филипп был слишком серьезен, даже несколько мрачен, хоть всех его чувств не было видно под маской. Зато они хорошо ощущались – идущий рядом с ним Нил чувствовал, что лекарь весь напряжен, над ним как будто повисла тяжелая серая туча, в любой момент готовая громыхнуть молнией. Сам Нил терзался, потому что ему совестно было снова заговорить с человеком, который уличил его в умышленной лжи. Однако его волновало то, что случилось с капитаном, ведь он был отцом Ванессы, самым важным человеком для нее. Все то время, пока они шли молча, Нил думал, стоит ли ему спрашивать или лучше подождать, пока все само выяснится. Да и захочет ли этот лекарь делиться тайнами с тем, кого поймал на вранье? Но юноша был близок с Ванессой, близок достаточно, чтобы несчастье ее отца затронуло его душу. В конце концов, когда они уже шли по главной дороге между рядами домов, Нил решился, мысленно укоряя себя и считая, что ничем хорошим его вопрос не кончится.

– Филипп, вы... – Осторожно начал он, стараясь вместе с первыми словами отбросить последние сомнения. Мертвенно-бледная маска лекаря повернулась к юноше с этими словами, и тот снова почувствовал робость. Мысль о героях романов, промелькнувшая у него в голове достаточно явно, придала ему недостающих сил и смелости. – Вы расскажете мне, что с ним произошло?

Несколько секунд Филипп молчал, и было слышно, как мокрая земля чавкает под подошвами обеих мужчин. Тогда этот звук показался Нилу очень громким.

– Я должен вас предупредить, – начал алхимик, – что если вы начнете об этом распространяться, мне придется вырезать вам язык. Фигурально выражаясь или нет – не важно. Вы должны понимать, чем грозят слухи о болезни Солта. Пообещайте, что не проболтаетесь.

– Обещаю.

И вместе с этим Нил пообещал больше не врать этому человеку в маске. Кто бы он ни был и как бы не разговаривал, как бы не было велико недоверие Нила по отношению к нему, он видел, что этот лекарь действительно хочет помочь Солту. Чего стоило одно его волнение на этот счет, которое кожей ощущалось на расстоянии вытянутой руки от самого лекаря. Но алхимик Филипп Эстер оставался большой загадкой для Нила. Юноша не доверял лекарю, но видел в нем спасение капитана Солта.

– Хорошо. Слушайте внимательно, пока мы идем, потому что потом времени не будет...

Филипп рассказал Нилу о болезни Солта, о ее тяжести и о том, что он надеется найти в Ванессе решение проблемы. Возможно, она знает лекарство, а если нет, то у нее есть ингредиенты и травы, которых нет у Филиппа. Лекарь еще раз акцентировал внимание на том, что любая оговорка в присутствии посторонних крайне нежелательна.

Когда Нил задал свой вопрос, близился конец главной дороги.

– Послушайте, Филипп... Я, конечно, в любом случае не собираюсь распускать слух, ничего хорошего от них ждать нельзя, но вы так говорите об этом, как будто пущенный слух означает смерть всего селения.

– И вы должны понять, что я не преувеличиваю. Капитан в тяжелом состоянии, болезнь мне неизвестна, его положение и так крайне незавидное. Очень надеюсь, что его удастся вылечить, потому что это будет очень тяжело сделать. И если все обернется дурно... Если все обернется дурно, то я сомневаюсь, что Ванесса, и я в том числе, доживем до следующего месяца.

– Но почему вы так считаете? У Ванессы нет врагов...

– Церковь не любит алхимиков, Нил. И уж тот старик, священник, которого я повстречал у корабельного трапа...

– Отец Мартин? Он всегда встречает поселенцев у корабля.

– Так он все-таки первосвященник? Черт... Уж этот точно постарается извести и ее, и меня. Да, не смотри на меня так, я знаю, что говорю. Ты слышал о Церковном бунте?

– О том, что был десять лет назад в Сиэльстене? Слышал, все слышали.

Вдвоем они сошли с главной дороги, прошли между рядами домов и ступили на узкую тропинку. Нил шел первым, и он то и дело оглядывался через плечо на Филиппа, стараясь не прослушать его слова и не показаться грубым.

– Я был во дворце во время бунта. Его устроили такие же церковнослужители, как ваш Мартин. Такие же костные, неспособные взглянуть дальше собственного носа и вырасти выше своих коленей. Старые безумцы, живущие и учащие других жизни по небылицам и сказкам, которые противоречат всем известным законам мироздания и канонам религии... Если бы не отец Ванессы, который все еще пользуется милостью короля, боюсь, ее бы давно сожгли.

– Но она пользуется добротой и уважением среди жителей. – Не очень уверенно возразил Нил, все еще глядя на открытую калитку. – Разве такое возможно? То есть, я имею в виду, чтобы Церковь пошла против воли целого народа?

– Нил, не будь наивным. Церковь и вера многие века назад перестали служить высшей цели, перестали объединять людей и вести их к взаимной любви и процветанию, к свету вечной Истины. Когда-то, в лучшие времена, это на самом деле было так. До недавнего бунта и ответной чистки короля Церковь долгое время только и делала, что стравливала людей между собой, организовывала войны и восстания, пытаясь захватить власть и земли. А прежней веры почти не осталось. Религию, проповедующую священность любой жизни и доброту к ближнему, истерзали, разорвали и слепили заново, сделав из нее орудие войны, порабощения и взаимной ненависти между людьми. Не думай, что хорошая репутация Ванессы и любовь жителей – такой уж надежный щит. Церковь веками училась стравливать людей между собой, и я не сомневаюсь, что Мартин – хранитель и способный адепт подобного знания.