Текст книги "Адвокат шайтана"

Автор книги: Максим Кисловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Вы знаете, – начал Лев Борисович, стараясь говорить доверительным тоном, – среди наших сотрудников ходят слухи о том, что я собираюсь уехать в Израиль.

– Вот как? – усмехнулся Евгений Рихардович. – Забавно.

– Да, – поспешил согласиться Лев Борисович. – Всё было бы очень смешно, если бы это ограничилось бытовой шуткой. Но сейчас эти абсолютно беспочвенные слухи обрастают просто немыслимыми подробностями. Например, мне якобы предложили возглавить кафедру где-то в Хайфе.

– Надо же, ничего об этом не слышал, – с артистическим правдоподобием произнёс Евгений Рихардович.

Лев Борисович внимательно посмотрел на него. Они оба по долгу своей профессии были прекрасными физиономистами и могли без слов угадывать искренность собеседника по взгляду. Этот немой контакт продолжался несколько секунд.

– Не волнуйтесь, – прервал паузу Евгений Рихардович, – в любом коллективе есть лидер и антилидер. И каждый стремится дезинформировать друг друга. То, что у вас есть враги, распускающие подобные слухи, говорит о том, что вас уже начинают бояться. С чем я вас и поздравляю.

– Спасибо, – машинально ответил Лев Борисович.

Беседу можно было считать оконченной. Лев Борисович не хотел показывать свою излишнюю озабоченность, хотя на самом деле его опасения по поводу предстоящего назначения так и не развеялись. Целых два месяца после защиты диссертации тревога не покидала его.

Лишь спустя три года, уже будучи заведующим, Лев Борисович случайно узнал, кто был виновником его тревожных переживаний того времени. Это была Ольга Николаевна. Оказалось, однажды за традиционным послеобеденным чаепитием она рассказала другой медсестре (теперь уже давно уволившейся) анекдот про то, как советское правительство решило выслать всех диссидентов из СССР. Но этому воспротивились психиатры, заявив, что им тоже придётся эмигрировать, так как останутся без работы. Вот с такой вполне безобидной шутки всё и началось. Почему именно Кричкеру пришлось пострадать от этого? Наверно, так совпало.

Наконец раздался телефонный звонок, из-за которого Лев Борисович задержался сегодня на работе. Стряхнув с себя неприятные воспоминания, он взял трубку.

– Лев Борисович? – спросил грубый женский голос.

– Да-да, – вежливо ответил он. – Добрый вечер, Фатима Дзасоховна.

– Надеюсь, что добрый, коллега, – не очень церемонясь, ответила на приветствие Фатима Дзасоховна. Она тоже когда-то давала клятву Гиппократа перед тем, как стать акушером-гинекологом, что, по её мнению, давало ей право называть Льва Борисовича своим коллегой.

А вот ему было больно терпеть это хамство – слышать, как его, доктора медицинских наук, множество работ которого опубликовано по всей стране и за рубежом, признанного мэтра судебной психиатрии, какая-то акушерка из далёкой осетинской райбольницы, живущая в Москве без прописки и занимающаяся здесь производством подпольных абортов, называет (обзывает!) своим коллегой. Но ради денег, которые ему были уплачены за дачу заведомо ложного экспертного заключения, приходилось терпеть такие временные неудобства.

– Послушайте, Лев Борисович, – к бесцеремонности, только что прозвучавшей сквозь мембрану телефонной трубки, добавились повелительные интонации. – Я ещё пока не закончила всех своих дел, поэтому наша с вами встреча переносится на час позже. Мы будем вас ждать в ресторане "Янычар". Хорошо?

– Хорошо, Фатима Дзасоховна, – тщательно скрывая раздражение, сказал Лев Борисович.

– Азамат вас встретит. До свидания, – её голос сменили короткие гудки.

– Азамат, газават, – рифмуя чуждые ему слова, Лев Борисович передразнил Фатиму Дзасоховну и небрежно бросил трубку на телефонный аппарат.

С Фатимой Дзасоховной он познакомился около полугода назад через своего давнего знакомого – известного московского адвоката Бориса Абрамовича Ковальцова, профессиональный успех которого особенно в последнее время начал круто идти в гору. Его клиентами становились криминальные авторитеты и продажные правительственные чиновники. Его лицо, не слишком отдалённо напоминавшее седеющего орангутана в очках, часто мелькало по телевидению. Секрет популярности Ковальцова для Кричкера долго оставался загадкой. Он неоднократно пытался вникнуть в суть того, что излагал Ковальцов с экранов ТВ, но кроме слов-паразитов (как бы, как говорится, в принципе, значит, это самое) и фонетически ненужной связки "э-э-э" между ними, в памяти ничего не оставалось. "Как же он произносит судебные речи? – задавался вопросом Кричкер каждый раз, когда слушал Ковальцова. – Очевидно, за этим косноязычием скрывается какая-то мудрость".

Разгадка этой скрытой мудрости наступила одновременно с той просьбой, с которой Ковальцов обратился к Кричкеру. Просьба состояла в том, чтобы Кричкер в силу своей должностной компетенции помог сделать для одного из ковальцовских клиентов, обвиняемого в мошенничестве, заключение судебно-психиатрической экспертизы, согласно которому подследственный – некто Лече Терлоев – должен был быть признан судом невменяемым. Следствие по уголовному делу о фактах хищения десятков миллиардов рублей из госказны, которое в прессе звучало как "дело чеченских авизо", продолжалось уже более двух лет. За этот период многочисленные соучастники Терлоева были либо отпущены на свободу за недоказанностью их вины, либо сбежали от правосудия самостоятельно. Лишь один Терлоев всё это время оставался узником "Бутырки".

Цена признания Терлоева невменяемым была объявлена в сумме пятидесяти тысяч долларов.

Такая простая, а точнее, примитивная, идея – объявить о том, что хищение огромных денежных средств с использованием многоэтапных банковских операций произошло под влиянием психоза – могла прийти в голову только полному кретину с бесспорным диагнозом. Разумеется, в этой афёре Кричкер усмотрел для себя огромный риск. Оснований для того, чтобы отыскать у Терлоева серьёзные психические расстройства, не было никаких. Но и отказываться от предложенной суммы тоже было бы глупо. Так был найден выход: подтвердить экспертным заключением, что во время пребывания Терлоева под стражей у него развился психопатический синдром со сложной динамикой, а это исключало впоследствии возможность наказания.

Как только Кричкер включился в работу по освобождению чеченского вора из тюрьмы, Ковальцов в одной приватной беседе сообщил Кричкеру, что с ним будет контактировать человек от родственников и дружков Терлоева. Какая-то женщина, которой они доверяют. Тоже, между прочим, врач.

– Зачем она нужна? – удивился Кричкер.

– В принципе, я с тобой согласен, – в свойственной ему манере начал объяснять ситуацию Ковальцов. – Понимаешь, ты, как бы, не переживай, просто, это самое, дело длинное. За это время Терлоев и его люди натерпелись много обмана. Вот значит, они своим кагалом и решили, что кто-то от них должен контролировать.

Этим человеком-контролёром была Фатима Дзасоховна. Женщина мужеподобная и мелкоделовитая. С типичным для дочерей Кавказа налётом тёмной растительности над верхней губой и чёрными, похожими на пещерные норы, злобными глазами. Во всём её поведении чувствовалась звериная властность и желание повелевать всеми, на кого падал её жертвопожирающий взгляд. Даже её улыбка напоминала оскал наглого хищника. Именно такие самки в стае гиен становятся доминантными.

Мало что понимающая в психиатрии, она задавала Кричкеру много ненужных вопросов, не стесняясь давать свои указания, абсурдные для специалиста. Внешне Лев Борисович терпеливо сносил её выходки, но внутренне, конечно, негодовал.

Наконец сегодня должна была состояться последняя с ней встреча. Пятинедельное обследование психического состояния Терлоева завершилось. Вывод экспертизы был таков: "Терлоев Л. В. обнаруживает признаки глубокой психопатии паранойяльного типа с ярко выраженной патологической симптоматикой. В отношении инкриминируемого деяния следует считать вменяемым. Однако в связи с развившимся заболеванием в период нахождения под стражей нуждается в принудительном лечении в психиатрической больнице с обычным наблюдением".

Заказ был выполнен, а следовательно, вторая половина суммы согласно договорённости будет передана ему сегодня же. И кстати, давно опротивевшее общение с этой бестолковой дамой (о, чудо!), прекратится.

Лев Борисович встал из-за стола и прошёлся по тесному кабинету. Приподняв голову вверх, он улыбнулся невидимому собеседнику.

"Хорошо, что остался в этой стране, – подумал он, – где ещё я смог бы рубить такие бабки? Только здесь. Заказов полно, деньги платят бешеные".

В предвкушении очередного денежного вознаграждения появилась бодрость, чувствовался прилив энергии и сил. Радостное настроение бесконтрольно выплеснулось наружу – он шлёпнул в ладоши и с молодецкой резвостью сымпровизировал танцевальный элемент из какой-то первобытной ритуальной пляски. Затем, подойдя, к своему столу, он открыл тумбочку и достал из неё пузатенькую бутылку с жёлтой этикеткой "Арарат". Наполнив почти до краев липкую, давно не мытую рюмку, он крупными дольками порезал лимон. Чокнулся с бутылкой…

– Хорошо, – крякнул он, когда жгучая струйка коньяка устремилась по внутренним лабиринтам к желудку, оставив резкий аромат на губах.

Проскрипев креслом, Лев Борисович вытянул ноги и принял непринужденную позу отдыхающего. Почти час незапланированного ожидания нужно было чем-то заполнить. Время терять даром не хотелось, тем более ощущался творческий подъём.

"Ну ладно, успею еще чуть-чуть поработать", – сказал про себя Лев Борисович.

Он потянулся к краю стола, к одной из стопок, сложенной из канцелярских папок. Отыскал потёртую папку из выцветшего картона и положил перед собой. В ней были собраны заключения экспертиз, проведённых в других отделениях института, и в которых он участия не принимал. Через полтора месяца в Праге собирался Международный симпозиум учёных-психиатров, где Кричкеру предстояло сделать доклад "О некоторых слабо изученных особенностях динамики исключительных состояний". Подбор материалов по теме доклада делала одна из новеньких сотрудниц института, недавно окончившая ординатуру и пока ещё выполнявшая поручения руководства с большим усердием.

– Так, посмотрим, что тут у нас есть, – произнёс вслух Лев Борисович, доставая из папки пачку машинописных листов.

Каждое заключение было аккуратно скреплено скоросшивателем и пронумеровано.

Первой по счёту была судебно-психиатрическая экспертиза Зеброва К. С. Пропустив "шапку" документа, Кричкер принялся читать.

"…Из материалов уголовного дела известно: обследуемый, 27 лет. Рос и развивался правильно, окончил 8 классов средней школы, имел специальность слесаря, в дальнейшем работал на автомеханическом заводе г. Волгограда. С 1986 по 1988 г.г. проходил службу в армии в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане. В возрасте 19 лет перенес контузию, сопровождавшуюся кратковременной потерей сознания. После окончания службы по комсомольской путевке был направлен в Москву для трудоустройства на «ЗИЛ» по лимиту. Работал по специальности. Проживал в заводском общежитии. Женат, имеет дочь 1990 года рождения.

По характеру дисциплинированный, общительный, жизнерадостный (характеристика в деле). Хороший семьянин, с ребенком и женой обходился ласково. Скандалы в семье были очень редкими и на отношения между супругами не влияли.

Алкогольные напитки употреблял редко, по праздникам. Со слов испытуемого и показаний свидетелей спиртное переносил плохо, быстро пьянел от небольшого количества алкоголя.

В день правонарушения Зебров К.С. с супругой были у знакомых в гостях. Отмечали день рождения товарища Зеброва К.С. по работе. Во время застолья выпил около 200 граммов водки. К вечеру, около 20 часов, почувствовал сонливость. Хозяин квартиры Васильчук Д.А. предложил Зеброву К.С. пройти в другую комнату поспать. Зебров согласился, лег на кровать и сразу уснул. Помнит, что ему приснился страшный сон. Проснулся от какого-то толчка и яркого света. Встав с кровати, заметил в углу комнаты окровавленный труп своего знакомого – Малашкина С.В. Очень испугался, не мог понять, что с ним произошло.

Из показаний свидетелей известно, что супруги Зебровы пришли в гости к Васильчуку около 18 часов. Никаких странностей в поведении Зеброва никто из присутствующих не заметил. Зебров был весел, шутил, рассказывал анекдоты. После небольшой дозы алкоголя быстро опьянел. Васильчук отвел его в спальную комнату и уложил спать. Через полчаса пришел Малашкин С.В. – двоюродный брат Васильчука. Позже пришла знакомая Васильчука – Косухина О.Н. Во время продолжения праздничного застолья Малашкин стал ухаживать за Косухиной. Около 22 часов Малашкин и Косухина встали из-за стола и ушли из комнаты, в которой находились все гости. С этого момента прошло приблизительно сорок минут. Никто постороннего шума не заметил – играла музыка. После этого в комнату, где присутствовали все гости, вернулась сильно взволнованная Косухина и сообщила, что Зебров убил Малашкина, а она сама только что пришла в сознание после того, как получила от Зеброва удар по голове. Когда все присутствующие прошли в спальную комнату и включили там свет, то увидели, что в углу комнаты рядом с входом лежит труп Малашкина, голова которого была сильно изувечена.

Свидетель Косухина О.Н., будучи очевидцем происшедшего, показала, что в этот день она пришла в гости на день рождения Васильчука Д.А., где встретила своего знакомого Малашкина С.В. Через некоторое время Косухина и Малашкин пошли в другую комнату. О том, что там кто-то находился, они не знали. Зайдя в комнату, свет не включали, оба сели на кровать. В этот момент кто-то соскочил с кровати и закричал: "Духи! Где командир? Тревога! В ружье!". По голосу и некоторым другим признакам Косухина поняла, что в комнате, кроме нее и Малашкина, находится Зебров К.С. Сначала она подумала, что это шутка, розыгрыш. Но Зебров набросился на Малашкина и стал бить его по голове и другим частям тела каким-то предметом (впоследствии оказавшимся бронзовой пепельницей), взятым с тумбочки, стоявшей рядом с кроватью. Малашкин повалился на пол, а Зебров продолжал наносить ему удары. Косухиной стало ясно, что Зебров "не в себе", и попыталась разнять мужчин. Это ей не удалось. Она стала кричать, звать на помощь, но в этот момент получила сильный удар по голове и упала на пол, после чего потеряла сознание. Сколько находилась в бессознательном состоянии, не помнит. Когда очнулась, разглядела в темноте, что в углу комнаты лежит Малашкин, а Зебров находился на кровати, и как ей показалось, спал. Косухина выбежала в другую комнату, в которой находились все гости, и сообщила им о случившемся.

При судебно-медицинском освидетельствовании трупа Малашкина С.В. установлено, что причиной смерти явилась множественная черепно-мозговая травма с повреждением мозгового вещества.

ФИЗИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ: со стороны внутренних органов без физикально определяемой патологии.

НЕВРОЛОГИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ: знаков очагового поражения центральной нервной системы нет; сухожильные рефлексы живые, равномерные.

ПСИХИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ: испытуемый в отделении первое время был тосклив, подавлен, малодоступен, на вопросы отвечал крайне неохотно, односложно, уклончиво. В дальнейшем он стал более контактным, подробно сообщил о себе анамнестические сведения, прерывая свою речь слезами, рассказал о своем сновидении. О реальных событиях, относящихся к этому периоду, не помнит, очнулся лишь тогда, когда был зажжен свет в комнате и кто-то его разбудил легким толчком.

ВЫВОД: клиническая картина болезненного состояния, возникшего у испытуемого в момент совершения правонарушения, свидетельствует о проявлении у него патологического просоночного состояния с характерными признаками скоропреходящего острого болезненного нарушения – болезненно искаженное восприятие окружающего после спонтанного, но неполного пробуждения от глубокого сна. Продолжающиеся сновидения сопровождались тревогой, страхом. Действия испытуемого были связаны с патологическими переживаниями, носили характер автоматизмов с проявлением бессмысленной агрессии, о чем свидетельствуют множество ударов, нанесенных пострадавшему. Период возбуждения сменился глубоким сном с последующей амнезией реальных событий при сохранении воспоминаний, касающихся сновидения.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: обследуемый Зебров К.С. психическим заболеванием не страдает. Во время общественно опасного действия Зебров К.С. находился в состоянии острого временного психического расстройства в форме патологического просоночного состояния; в отношении инкриминируемого деяния невменяем; нуждается в амбулаторном принудительном наблюдении у психиатра психоневрологического диспансера по месту жительства".

– Ну здесь всё понятно, очередная жертва афганской войны, – позёвывая, негромко произнёс Лев Борисович. – Так, что там у нас ещё?

Второй по счёту была судебно-психиатрическая экспертиза Соколова Е.В. Пробежав глазами вводную часть заключения, Кричкер продолжил читать.

"…Обследуемый, 22 года. Рос и развивался правильно. Воспитывался в полной и благополучной семье. В период учебы в школе увлекался лыжным спортом. После окончания 10-ти классов средней школы поступил в институт. Холост. Детей не имеет.

Наследственность не отягощена, на учёте в НД и ПНД не состоял (справки в деле).

По характеру целеустремленный, отзывчивый, неконфликтный, исполнительный, дисциплинированный (характеристики в деле).

В день правонарушения Соколов Е.В. ехал в метро, обратил внимание, что в вагоне электрички на полу находится картонная коробка средних размеров. Рядом с коробкой никого из пассажиров не было. Это обстоятельство вызвало у него опасение, что в коробке находится взрывное устройство, которое, очевидно, установлено с целью совершения террористического акта. Как только Соколов подумал о том, что может произойти взрыв, испытал сильное чувство тревоги и страха. Переживания носили внезапный и неконтролируемый характер. О временном периоде и подробностях этих переживаний сообщает обрывочные сведения. В момент остановки поезда на станции увидел, как пожилая женщина выносит упомянутую коробку из вагона. Далее объяснения происшедшего отрывочны и непоследовательны. Помнит, что стал избивать эту женщину, а также сотрудников милиции, пытавшихся его задержать. Поясняет при этом, что действовал под влиянием сильного гнева и злобы. Понимал, что совершает противоправные действия, но остановиться не мог. Через короткий промежуток времени почувствовал слабость в мышцах, усталость. О том, что при задержании к нему были применены спецсредства со стороны сотрудников милиции, не помнит. Когда был доставлен в помещение милицейского поста станции метрополитена, резко почувствовал сонливость, боли от полученных травм, тяжелое утомление. На вопросы сотрудников милиции отвечал заторможенно. К происшедшему относился безразлично. Через непродолжительное время уснул. Инкриминируемое деяние не отрицает, тяжело переживает случившееся.

Из материалов дела также известно, что обследуемый незадолго до совершения правонарушения испытывал частые переутомления, недосыпания, связанные с сессионным периодом в учебном заведении, в котором он проходил обучение (копии экзаменационных ведомостей в деле). Со слов испытуемого, в указанный период он спал не более четырех-пяти часов в сутки, ощущение времени было потеряно, мог проснуться или заснуть в любое время суток. Периодически испытывал эмоциональный подъем, быстро сменявшийся упадком сил. Тому обстоятельству, что у него имеется расстройство сна, особого значения не придавал…"

– Так, – Лев Борисович отвлёкся от чтения. – Надо бы позвонить жене. Предупрежу, что задержусь.

Набрав номер домашнего телефона, Лев Борисович снял очки и посмотрел в потолок. Потрескавшаяся штукатурка замысловатой паутиной обволакивала пространство вокруг люстры.

– Алло, – Лина Иосифовна, как всегда, с какой-то болезненной измученностью произнесла это слово.

– Линок, я задержусь часа на полтора. Так что не беспокойся, ладно?

– Ладно, – ответила она. – Что делать с ужином?

– Надеюсь, меня накормят, поэтому ничего не готовь. Ну всё, пока, муся.

– До вечера.

Лев Борисович взглянул на часы. Минут через пятнадцать-двадцать можно было собираться на встречу с Фатимой Дзасоховной. Он опять надел очки и решил дочитать концовку экспертного исследования.

"…Анализ болезненного состояния у испытуемого в момент совершения правонарушения показал, что кратковременное психотическое расстройство возникло как аффективное раздражение на фоне астении, обусловленной действием временно ослабляющих факторов (переутомление, бессонница), и совпадением с психическим переживанием, вызванным внешними обстоятельствами (угроза совершения террористического акта). Комплекс указанных совпадающих по времени факторов привел к грубому нарушению способности оценивать окружающую обстановку, осознавать и контролировать свое состояние. Травмирующие психические переживания развивались стадийно, с клиническими проявлениями по типу патологического аффекта: сужение эмоциональной сферы до узкого круга представлений, непосредственно связанных с травмирующим переживанием; мгновенная кульминация аффективного разряда, выразившегося в бурном двигательном возбуждении с автоматическими действиями, бессмысленной агрессией и разрушительными тенденциями; внезапное истощение физических и психических сил, непреодолимый глубокий сон.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: обследуемый Соколов Е.В. хроническим психическим заболеванием не страдает, имеются признаки вегетососудистой недостаточности. В момент правонарушения находился в состоянии временного болезненного расстройства психической деятельности в форме патологического аффекта; в отношении инкриминируемого деяния невменяем".

– Да, – протяжно зевнул Лев Борисович, – а вот это уже жертва чеченской войны.

Захлопнув папку, он встал из-за стола и начал неспешно собираться. Приятные мысли о предстоящем получении крупной суммы денег снова вернулись к нему.

– Алло.

– Привет. Татьяна? Это Виталий.

– Ой, привет, Виталик, – прозвучал в трубке фальшиво-приветливый женский голос. – Ты откуда, из Лондона?

– Нет, я уже вернулся.

– Давно приехал? Целую вечность тебя не видели.

– Вчера вечером.

– Ну с приездам тебя! – продолжала изображать радость Татьяна. – Всё время тебя вспоминали. Соскучились.

– Я тоже. Как у вас дела? – последовал традиционный вопрос.

– Нормально. Масик наш растёт. Уже ходить начал. Юлиан весь в работе, тоже всё время в разъездах. То в Стокгольме, то в Риме, то на Кипре. Совсем милого не вижу.

– А Юлик дома? – задал вопрос Виталий, ради которого он позвонил своему бывшему однокурснику по институту.

– Да, сейчас позову, – сказала Татьяна. – Ну всё, пока. Рада была тебя слышать. Скоро увидимся, – на том конце телефонного провода послышались шуршание и едва различимый шум голосов.

– Привет, Виталик. Сколько лет, сколько зим! – Раздался металлический, почти искусственный, будто обработанный компьютером, голос Юлиана.

– Здравствуй, Юлик, рад, что застал тебя дома. Хотел сначала позвонить на работу, да подумал, может, телефон сменился.

– Да, сменился, хотя работаю там же, просто… – Юлиан хотел сказать, что уже полтора месяца назад его повысили в должности, и теперь у него телефон его прежнего начальника. Но природная осторожность тут же осекла Юлиана. На всякий случай он решил не хвастаться, дабы не спугнуть удачу, – … просто сегодня освободился пораньше.

– И как успехи в работе, растём? – ободряюще спросил Виталий.

– Да, потихоньку.

– Ну, увидимся, поговорим. Слушай, у нас ведь скоро встреча одногруппников должна намечаться, вроде как торжественное мероприятие, да и повод пообщаться. Кстати, круглая дата, пять лет всё-таки, – Виталий перевёл разговор на тему, которая всегда для его бывших сокурсников становилась актуальной в конце июня каждого года. Выпускники в это время отмечали очередную годовщину получения дипломов. – Не знаешь, с датой уже определились?

– Да, собираемся тридцатого числа, в пять часов.

– А где?

– Решили больше не ломать традицию, так что опять в "Президент-Отеле". Помнишь, наверное, в прошлом году мало кому понравилось в "Марриоте".

– Да, ты прав. Нечего там делать, – соврал Виталий. О вкусах, конечно, спорят, но зачем? – Хорошо, значит, в субботу. Наверно, все соберутся.

– Да, вроде всех предупредили. Хотя сам знаешь, у кого-нибудь опять найдутся дела поважнее, – Юлиан высказал намёк без адреса.

– Кстати, из наших с кем-нибудь виделся? А то я ведь все эти полгода ни о ком ничего не слышал.

– Почти ни с кем… – наступила секундная пауза, и Виталию показалось, что его телефонного собеседника просто что-то отвлекло от разговора. – Слушай, Виталик! Тут такая новость, я сам обалдел, когда узнал… – голос у Юлиана заметно изменился, появились искренние нотки.

– Что случилось?

– Помнишь Женьку с нашей группы? Ну, которого отчислили с четвёртого курса из-за уголовного дела против него…

– Помню, конечно, тогда он всех нас удивил этой историей со старушкой. До сих пор не верится.

– Знаешь, где я его недавно видел? – Юлиан явно пытался начать сообщение с интриги. – Две недели назад я проезжал около метро "Таганская", смотрю, лицо знакомое. Сначала подумал, обознался. Нет, точно он. Короче, стоит с какими-то синяками и водку вместе с ними пьёт из пластиковых стаканчиков. Вид у него был соответствующий – типичный неудачник. Худой, небритый, одет, как нищий бродяга.

– Ничего себе, – Виталий не мог скрыть своего удивления. – И что он тебе сказал?

– А я с ним и не разговаривал, – к Юлиану вернулся прежний голос. Возбуждение сменилось спокойствием. В этот момент Юлиан на секунду представил, как если бы он остановил свой сверкающий "Мерседес" рядом с кучкой отбросов общества, вышел из него, такой элегантный и деловой, направился к несчастному знакомому… На этом его мысленное моделирование прошедшего события прервалось. Он ухмыльнулся. – Проехал дальше и всё.

– Неужели спился? Жалко, если так.

– Жалко, конечно, – сказал Юлиан, – хотя ничего удивительного я в этом не вижу. Не такие люди оказывались на дне.

– Но ведь после того случая его сравнительно быстро отпустили. Начали забывать эту дурацкую историю.

– Да, помню.

– Получается, сломался.

– Зато повторил на глазах изумлённой публики подвиг Родиона Раскольникова – забил насмерть старушку только за то, что она не учла особенностей его психики, – пошутил Юлиан. – А ты, Виталик, ещё в то время не замечал странностей у Женьки?

– Вроде нет.

Юлиан промолчал.

– А ведь в те годы мы с ним были друзьями, – ностальгически заметил Виталий. – Часто встречались, ходили в походы. Не думал, что его жизнь так сложится…

– Вот такой зигзаг судьбы! – сказал Юлиан с интонацией, дающей понять собеседнику о завершении диалога.

Его жена уже сделала знак рукой, чтобы он заканчивал говорить по телефону, но Юлиан продолжал слушать Виталия, выжидая подходящий момент для аккуратного окончания затянувшейся беседы. В конце концов, скоро уже встреча одногруппников, на ней можно будет обо всём поговорить. Хорошая выпивка и вкусная еда больше располагают к беседе, чем время от времени неприятные ощущения в ушах, возникающие из-за долгого прижимания к ним телефонной трубки. К тому же, продолжение обсуждения этой темы гарантировано спасало от скуки, обычно царящей на ежегодных встречах выпускников одного из самых престижных учебных заведений страны.

– Да, – согласился Виталий, понимая, что пора прощаться.

– Ну что, скоро увидимся, – сказал Юлиан и по привычке прощаться официально произнёс: – Всего доброго, Виталий Игоревич.

– До встречи.