Текст книги "Легенда о Спящем (СИ)"

Автор книги: Максим Кара-Басов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 10. Клетка для Феникса

Медведи – самый многочисленный из всех Тотемов. И самый агрессивный. Появившись в первые дни Мути, этот Тотем сразу же прославился своей жестокостью и мстительностью. Многие малые Тотемы стали пищей для свирепых воинов, одетых в коричневые шкуры. И даже Войны Повелителей лишь ненадолго вернули Медведей в человеческое состояние. Только клятва на Панагии, скрепленная Патриархом, остановила кровавую охоту князей Медведевых, Бероевых, Корзунов и Полянских против остальных Княжеств и Тотемов…

(Энциклопедия Ядерной Эры. Издание 3-е, дополненное. Святоч, 38-й год Я.Э., типография Патриархии СПД).

Кап-кап-кап. Мелкий дождик моросил с обложенного облаками серого неба. Его водяная пыль собиралась в капли. Капли – струились по выжженому металлу и выщербленным кирпичам разрушенных химкинских многоэтажек. И срывались с высоты, барабанным боем постукивая по проржавленным кузовам автомобилей и автобусов, тут и там раскиданных вокруг единственного уцелевшего здесь небоскрёба – Бутаковской Башни.

Спустя годы после Падения Небес, дождавшись отступления Мути, сюда снова пришли люди. Одетые в чёрные доспехи, с атакующим враном на чёрных же знамёнах. Они восстановили голую спираль небоскрёба, заново возведя каменные стены вместо сожжённых близким ядерным взрывом пластиковых панелей и стеклянных окон. Из обломков зданий и металлолома они возвели мощную стену, поставили ворота и три надвратные башни из битого шлакоблока. И надолго, на десятилетия, укрепились здесь, охраняя южные рубежи своей новой Родины – Княжества Вранов.

Эти стены каждый год сдерживали полчища разнообразных тварей, рвавшихся из Мути в людские земли, ищущих свежего мяса и сладкой человечьей крови. Эти ворота – пропускали еженедельные караваны Мосторга и таборы Изгоев, которые нашли в себе смелость путешествовать по выжженным и отравленным пустошам Москвы. С этих башен провожали на поиск Зерна и артефактов отряды ведунов, которые бесстрашно шагали в непроглядный туман Ближней Мути… И зажигали по ночам огни, чтобы друзья, уставшие и израненные, могли найти дорогу домой. И чтобы враги, опасливо посматривая на тускло освещённую Бутаковскую Башню, держались от неё подальше.

Но теперь нет на ней гордого черного знамени. Теперь коричневый стяг с медвежьим оскалом тяжело повис на шпиле, словно мокрая тряпка. А вместо черной стражи застыли на открытых непогоде площадках над вратами фигуры в коричневых звериных шкурах.

Кап-кап-кап. Вот один из охранников в шкурах, насторожился и вытянул свой топор над головой:

– Кто-то идёт сюда! Десятник! Тревога!

На соседней площадке появился мощный воин в черных металлических доспехах, грубо отделанных медвежьей шерстью. Он вынул из-за пазухи трубу и долго смотрел в наступающие сумерки. Наконец поднял руку вверх и крикнул:

– Это свои! Приготовиться к открытию ворот!

Из дождливой мороси один за другим появились верховые. Много, не менее полусотни. Позади колонны циклопов, скрипя огромными колёсами, выехали пара фургонов. За ними – протопала колонна лёгкой пехоты в кожаных доспехах с красным радовепрем на коричневом знамени. От колонны отделился один всадник, который не торопясь подъехал к воротам и крикнул:

– Его сиятельство князь Даниил Полянский требует открыть врата!

Десятник кивнул воинам внизу и те завертели колесо, заставляя высокие металлические створки разойтись в стороны. Шлёпая по лужам, колонна вошла за стены.

– Припёрлись, чтоб им гриф глаза выклевал, – радушно улыбаясь, прошептал княжич Мирон, ожидая гостей на входе в башню. Стоявший рядом с ним Клыкастый только хмыкнул, поправил свою парадную перевязь с двумя малыми Зёрнами Силы и двинулся навстречу статному воину в золочённой кирасе:

– Его Сиятельство наследный княжич Бероев рад приветствовать дорогих гостей в славном укреплении, взятом им на меч у наших исконных врагов!

Воин подъехал вплотную, так, что все три глаза его боевого циклопа закрыли воеводе обзор. Большое зерно на его шлеме вспыхнуло белым светом, отчего княжич зажмурился. Не спускаясь с коня, воин поднял руку в приветствии княжичу и крикнул:

– Что ж ты не встретишь меня, как полагается, дорогой племянник?

Мирон скривился, словно от укуса лимона. Положил ладонь на рукоять меча, которая тут же загорелась недобрым красным зерном в навершии. Не спеша, он спустился со ступеней и подошёл на пару шагов к всаднику. Тут позади подъехал ещё один вельможа, разодетый в яркие меха толстяк, за которым несли ещё один штандарт: коричневое же знамя с двумя окровавленными перекрещенными клыками.

– Да, княжич, уважь стариков, – хохотнул вельможа, остановив своего скакуна вровень с первым, – Дорога неблизкая, а кости наши старые…

Бероев убрал фальшивую улыбку с лица, и исподлобья уставился на гостей:

– Хватит вам и такой чести. Чего припёрлись-то?

Воин в золотом невозмутимо смотрел поверх встречающих, а толстяк только махнул рукой, ловко спрыгнул с циклопа и засмеялся:

– Нет, совсем молодежь берега потеряла. Что скажешь, Данила?

Яркий свет потух, Зерно заснуло. Князь наконец удостоил окружающих взгляда своих невыразительных серых глаз, снял шлем и прошипел, глядя с ненавистью на княжича:

– В моё время за непочтительность к старшим на конюшне пороли до крови. Не так ли, Корзун?

Толстяк примирительно поднял руку вверх:

– Данила, прости нашему молодому герою его дерзость. Не каждый день такое важное владение к Берлоге прибавляется!

Он подошёл к Бероеву и обнял его, поцеловав трижды в щеки:

– Молодец, княжич! Смог удивить старика, да как удивить!

Тот медленно освободился от объятий и процедил в ответ:

– Не буду притворяться, что рад вас видеть. Но… Гостеприимство нашего рода известно всем. Располагайтесь в Башне. Клыкастый! Распорядись.

Он развернулся и, не снимая руку с рукояти меча, прошагал в освещённый факелами вход. Князь Полонский же, спустившись на землю, передал свой золотой шлем оруженосцу и показал пальцем на коричневый стяг на высоком шпиле:

– Смотри, Алексей. Он уже знамя Великого Княжества вывесил. Совсем оборзел!

– Ты всё так же горяч, князь. Какая разница, что он там себе думает. Главное – не это. Бероевы подставились так, как никогда. Действуем, как договорились, и победа эта станет их концом. И главное – не спугнуть медвежонка, пусть сначала полностью сам залезет в западню.

– Да знаю я, – досадливо ответил Полянский, – Прости, дружище, каждый раз как вижу этого самодовольного прыщавого выскочку, так просто шарики за ролики заходят.

Толстяк фамильярно ткнул друга в плечо, затем развернулся и зашагал следом за княжичем. А Полянский махнул рукой оруженосцу и передал ему поводья своего циклопа:

– Покорми его хорошо после дороги! Лучше – человечиной!

– Слушаюсь, Ваше Сиятельство! Я видел у рва много дохлых вранов, там и отрежу, – заржал краснощёкий детина, уводя боевого коня под навес.

– Падаль сам жри, мой циклоп достоин большего. Наверняка у них полно пленных, выбери кого-нибудь из рядовых… Да что тебя учить, сам всё знаешь!

***

Большая столовая, которая размещалась на третьем этаже башни, едва смогла вместить всех пирующих. К личной полусотне кирасир княжича Бероева присоединились аристократы из свиты князя, воевода и сотники, что приехали с ним. Кроме высоких гостей, за столы усадили и обычных воинов, и теперь мрачная высокая зала с закопчёнными стенами была настолько набита галдящей толпой, что немногочисленные слуги едва могли протиснуться к центру, где за полукруглым столом восседали высокие гости и хозяева.

Согласно обычаям, всё оружие, кроме поясных ножей, было сложено в большую груду перед входом. И только за полукруглым столом, за спинами высокой аристократии, их личные мечи и шлемы стояли в специальных пирамидках, и за каждой пирамидкой недвижимо несли службу ближники-оруженосцы.

Воины подливали себе сами из больших кувшинов, и здравицы нескончаемым потоком неслись одна за другой:

– Да будут здоровы и сильны наши вожди! Хурра!

– Пусть Медведь и Кабан порвут в клочья долбанных попугаев! Хурра!

– Да здравствует княжич Мирон, победитель и триумфатор!

Услышав последний тост, гости помрачнели, а княжич, наоборот, приосанился и с улыбкой салютовал огромному мечнику в медвежьей шкуре, который произнёс эти слова.

Полянский демонстративно отставил кубок в сторону, то же сделали и Корзун с сотниками. Однако, простые воины с восторгом проорали «Хурра!» и продолжили пировать, не обратив никакого внимания на неудовольствие своих вождей. Бероев подмигнул Клыкастому, выпил без остатка и перевернул кубок:

– Ну что же, гости дорогие. Не желаете ли немного развеяться?

– И как же? – Корзун со вкусом обглодал очередную ногу тушкана, рыгнул и бросил её в открытое окно, – Я вот люблю баб подрать.

– Ну, девок у нас пока что нехватка, уж извини… Кстати, я видел тётушку-княгиню, или обознался?

Князь аккуратно отрезал кусок кровящей говядины и, медленно пережевав его, буркнул:

– Ей не здоровится с пути… А где же твоя фаворитка, Мирон? Как её там звать…

– Негоже бабе на воинском пиру присутствовать, – бросил княжич и поднялся, – Пойдёмте, кое-чего покажу.

Полянский переглянулся с воеводой Корзуном, пожал плечами и встал с кресла. Оруженосец тут же накинул на его плечи меховой плащ:

– Ну, веди…

Лестница была наполнена густой темнотой. Слуги прошли вперёд, поджигая фонари от чадящих факелов на стенах. Один за другим, гости спустились по винтовой лестнице на несколько этажей вниз и попали в огромный подвал, который когда-то был автостоянкой. Теперь же боковые стены его были сплошь перегорожены толстой решёткой из ржавой арматуры.

– Познакомьтесь, господа. Это то, что осталось от двух воинств наших врагов, – Клыкастый кивнул слуге и тот пробежал вдоль решётки, зажигая редкие свечи на колоннах.

Вдоль стен, отворачиваясь от яркого света, зашевелились десятки тел. Почти все – сильно израненные, окровавленные. Некоторые уже не шевелились вовсе, другие тихо стонали, бредили в забытьи. И лишь немногие, которые всё ещё находились в сознании, в бессильной злобе ворочали и проклинали своих пленителей.

– Не по обычаю это, – промолвил воевода Корзун и обернулся к князю, – Они же, всё же, воины. Зачем унижать?

– Осмелюсь заметить, господа, что эти воины отказались сдаваться и были взяты в плен силой, —

– Это не меняет дела. Ты же планируешь получить за них выкуп? А я вижу, что некоторые из них уже умерли, а другие не переживут и этой ночи, – процедил Полянский, презрительно прижимая платок к носу.

Бероев только покачал головой:

– Эти слишком свирепы. Я не стану назначать за них выкупа и отдавать их. Пусть лучше сдохнут… Ну, ладно, я не это хотел вам показать. Пойдёмте дальше.

Они прошли ещё на один этаж ниже и там, посреди темного низкого подвала, стояла отдельная клеть, в которой находилось всего два человека. Один лежал, не подавая признаков жизни, на вышитом золотой нитью одеяле. Второй, с перебинтованной ногой, сидел на высоком стуле, мрачно разглядывая прибывших. Княжич шутливо отвесил поклон телу:

– Ваша Светлость… Извольте снять головные уборы, перед Вами сам Великий Князь Орловский, Родион Васильевич!

Корзун возмущённо уставился на юношу:

– Это уже перебор! Ты что, Мирон, совсем обалдел? Берега потерял? Это недостойно Великого князя, держать его здесь! Достаточно взять честное слово, что он не станет бежать. Ты должен был поселить его в своих покоях, дать лучшего врача, раз взял его в плен и так сильно ранил!

– Да, Мирон. Это ты перегнул палку, – прошипел Полянский, с ненавистью стрельнув глазами в княжича, – Даже для вас, Бероевых, «честь» – не последнее слово. А ты запер Великого Князя, как зверя или вора, в темнице! И пытаешь его? Это не останется без последствий! Я уж прослежу!

Юноша засмеялся и миролюбиво поднял руки:

– Сдаюсь, сдаюсь… Но, вы неправы. Во-первых, я и пальцем его не трогал. Он таким мне уже на поле брани достался… А во-вторых…

– Это правда? – невежливо перебил княжича Полянский, обращаясь к второму пленнику, – Если не ошибаюсь, Перовский-старший? Ближник Родиона Васильевича?

– Не ошибаетесь, – ответил тот с достоинством, – К вашим услугам, князь… Да, здесь этот не соврал. Великий князь был ранен в бою с Пчёлами, хитростью его ошеломили… И с тех пор он не приходил в себя.

– … А во-вторых, – недовольно поморщился Мирон, – Взять клятву я с него бы не смог никак. Ведь он же не приходит в себя! И, кстати, здесь довольно неплохо. Мой жрец посещает больного каждый день, проводит обтирания и пытается привести в чувство… Пока безуспешно. Здесь тепло, сухо. Кормят два раза в день. И, главное – убежать отсюда не получится.

Корзун обратился напрямую к Перовскому:

– Воевода, не желаете ли стать моим гостем? Я распоряжусь, вам выделят отдельную комнату на нашем этаже.

Тот покачал головой:

– Я буду рядом с князем. Пока он здесь – и я здесь.

Корзун возмущенно повернулся к Бероеву:

– Мирон, прекрати глупить! Распорядись перенести Великого князя в наши покои!

Тот покачал головой и ответил, медленно выделяя слова:

– Это мой пленник, и он в моей полной власти. И я решил, что здесь ему и быть. Придёт в сознание – даст клятву, тогда и посмотрим. А пока что у него есть лучший телохранитель – воевода Перовский… Ладно, давайте вернёмся на пир.

Через несколько минут свет факелов и шаги растворились в полной тишине подвала. Перовский сполз с кресла, сжал зубы и переместился к своему сюзерену и поправил одеяло:

– Эх, княже…

Глава 11. Добро пожаловать в Крысятник

Мосторг – объединение поселений метро, расположенных на нескольких свободных от Мути станциях и перегонах бывшего метрополитена. Собственное название – Московский Торговый Метрополитен, или просто «МосТорг». За отдельную плату перевозят товары и людей с юга на запад Москвы по нескольким сохранившимся линиям Метро. Территория МосТорга – единственное нейтральное место, где можно купить любой товар. Мосторг ревностно следит за нейтралитетом своих владений и гарантирует всем неприкосновенность на своей территории. Любой свободный человек может жить в Мосторге. И здесь находится даже представительство Альянса, с которым конфликтуют практически все остальные государства. МосТорг имеет собственную наёмную армию, составленную в основном из Вольных. Будучи главным транспортным узлом бывшей Москвы, однако, отказывается перевозить армии других государств через своё метро. (Энциклопедия Ядерной Эры. Издание 3-е, дополненное. Святоч, 38-й год Я.Э., типография Патриархии СПД).

– Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка – Крысятник, станция «Нижний город».

Поезд тронулся, газовые лампы мигнули пару раз белым ярким пламенем. Я вцепился в поручень, придерживая носилки с Трубадуром. С другой стороны их держал Март, а Крюк с Вороной сидели чуть дальше, перекрывая подход к нашему углу вагона. Анастасия присела у носилок, то и дело обтирая пот со лба жреца.

– Да не волнуйтесь вы так! – усмехнулся стоявший неподалёку от нас сержант Мосторга, – Марфа своё дело знает туго. Не первый раз от паутины осорка человека спасает. Завтра ваш жрец будет уже польку плясать. Если, конечно, раньше умел.

За стеклом потрёпанного вагона была сплошная темнота. Она прерывалась лишь тогда, когда мотовагоны притормаживали у очередного перрона, чтобы забрать новую порцию пассажиров.

Иногда перрон был хорошо освещён такими же газовыми лампами белого цвета, что и в нашем поезде. Но чаще бывшие станции и перегоны были погружены во тьму, лишь изредка рассекаемую светом белого газового фонаря.

Баррикадная, к примеру, вообще не отличалась особо от довоенного времени, разве что прямо посередине станции стояло множество деревянных контейнеров с широкими запертыми дверьми. На каждой двери был собственный номер, а ниже – символ одной из четырёх Мастей и фамилия владельца.

– Арендаторы, – пояснил на мой немой вопрос Кержак, – Удобно им так. Занёс товар с очередным поездом или караваном – и хранится себе здесь. Охрана круглосуточная, условия здесь хорошие, воды нет и температура всегда одинаковая поддерживается.

Да и люди, что встретились нам на Баррикадной, выглядели под стать станции: ухоженные, хотя и в очень старой одежде. Бритые, хотя и не совсем чисто. Стриженые, но явно не парикмахером. Многие из них носили повязки разных цветов с неряшливо отпечатанными поверх белой материи пиками, бубнами, червами и трефами.

Да и жили они в собственных комнатах-купе, которые изготовили из десятков вагонов, стоявших друг за другом на левом, неиспользуемом перегоне. Мы успели прогуляться аж до Пушкинской, и вагоны эти всё не заканчивались и не заканчивались. На ночь нас как раз и разместили в одном из таких вагонов, с кривовато прикрученными буквами “МОТЕЛЬ” на борту, так что мы смогли впервые за много дней наконец-то искупаться и привести себя в порядок.

В каждом вагоне – 4 отдельных комнаты, с отдельным входом через сдвижные двери. В каждом таком купе – стандартный набор мебели. Две двухэтажные кровати, по две тумбочки у каждой, газовый камин и одна газовая лампа под потолком. Топливо, как я заметил, поступало к каждому устройству из собственного небольшого баллона примерно на литр объемом. Искупаться нас повели, правда, в отдельный блок, который находился почему-то в служебном тоннеле.

В соседнем вагоне – ресторан, в лучших традициях РЖД.

– Ну и цены здесь! – сглотнул слюну хозяйственный Крюк, знакомясь с меню.

Для удобства, каждое блюдо было тщательно нарисовано, и под каждым рисунком были нарисованы жетоны, которые требовалось заплатить за него. Жетон Мосторга, металлический кругляш размером с рубль, стоил ровно одну жевелку.

– Курица с картошкой аж 15 жевелок! Сок томатный – 10! Нет, я пожалуй только хлеб и воду закажу. Всего-то 3 жевелки на брата! – ошарашенно вторил ему Март.

– Девушка, а комплексный обед у вас имеется? – спросила у официантки Ворона.

Она как-то посмурела:

– Да, имеется. Но он только для жителей станции.

– А разве мы, как клиенты Мосторга, не имеем прав на такое же питание?

Девушка оглянулась на старшего официанта, который стоял за стойкой бара и прислушивался к нашему разговору. Перехватив мой взгляд, он долго играл со мной в гляделки. Затем, подозвал к себе официантку что-то ей шепнул. Та фыркнула, подняла со стойки другое меню и снова подошла к нам:

– Комплексный обед у нас уже холодный, но для КЛИЕНТОВ каравана мы его подогреем.

В итоге, обед из тарелки борща, макаронов по-флотски и прозрачного компота из сухофруктов обошёлся нам в 20 жевелок на всех пятерых. Тоже неслабо, но, судя по довольной физиономии Вороны, очень даже приемлемо.

Запихнув в себя остатки довольно позднего “комплексного обеда” в ужин, пошли всей группой шляться по станции.

Для начала, попытались пройти на переход до Краснопресненской. Увы, стоило только подойти к нему, как упёрлись в ворота и пару недобрых взглядов людей в черной форме с золотыми полосами на рукавах и штанинах. Поправив бескозырку с надписью “Патруль”, старший из них обратился к Вороне:

– Ну и куда вы собрались?

– Вот, гуляем…

– Гуляйте в другом направлении.

Пожав плечами, последовали совету. Шлявшийся недалеко от нас Кержак (очевидно, присматривавший за нами), прокомментировал это так:

– Там уже территория Пиковой Масти. Завтра мы с сержантом вас сопроводим на поезд, а пока что – доступа туда нет.

Ну, нет так нет. На правую платформу нас тоже не пустили – мол, по ней иногда поезда проходят. А вот по левой разрешили гулять, сколько угодно. Собственно говоря, “сколько угодно” оказалось двести метров по направлению к станции “Улица 1905-го года”, где была настоящая крепость, выстроенная из металлического каркаса и деталей старых вагонов. За ней – те самые ворота, через которые пару часов назад мы и вошли на станцию. В направлении Пушкинской – десятки жилых вагонов, несколько переходов в служебный тоннель… И пара перекрытых наглухо решётками боковых ответвлений. В служебном тоннеле оказались санузел, пищеблок, столовая и какие-то кабинеты администрации станции. А за решётку нас погулять опять же не пустили.

– Это – территория совместного использования, – прокомментировал нам Кержак, – а вот в те тоннели уже доступ только местным.

– А что это значит?

– Ну, так в Маляве Мосторга записано. Все маститые и гости Метроторга могут свободно находиться на тоннелях совместного использования. Так решили на Первой Сходке, и с тех пор стычки за тоннели и прекратились…, – начал свой рассказ наш охранник.

… В момент начала войны часть населения Москвы спряталась в станции метро. Выжили только те беженцы, которые скрылись в глубоких станциях, около которых не было сильных разрушений и радиационного загрязнения. Ну и, само-собой, которые в первое время смогли организоваться. Те, кто сообразил в первые же месяцы активно заготовить продукты питания, воду и системы очистки воздуха, смогли пережить первое, самое тяжелое время после ядерных ударов. Таких подземных убежищ оказалось всего около дюжины, причём в каждом из них оказались в результате свои… “правительства”, которые и начали “эффективно” распределять очень ограниченные ресурсы между выжившими.

Сначала эти группы на глубоких станциях метро были озабочены только собственным выживанием. Выпотрошив ближайшие склады, принадлежавшие собственно метрополитену, выжившие принялись рассылать отряды для поиска и экспроприации оставшихся запасов на соседних станциях и в связанных с ними убежищах.

– Сразу же начались столкновения. Те, у кого оружия было недостаточно или не было вовсе, пошли на поклон к более авторитетным людям. Так что скоро народ скучковался в четыре Масти: вокруг станции “Динамо” как раз собрались Пики, так они себя называли – много бывших ментов, то есть, авторитетных в погонах. Станция Чистые пруды оказалась под Бубнами, ну, типа авторитеты в законе её организовали, которые там торговлю держали. Деловой центр – ну там понятно, деловые, обозвались Трефами. А самые богатые и влиятельные люди, купцы, собрались на Спортивной, эти сейчас Червами называются. И началась буча…

Примерно к 4-му году Я.Э. выжившие стали достаточно сильными, чтобы постепенно проводить экспансию через бывшие тоннели метро. Шаг за шагом, они вручную ремонтировали повреждённые тоннели, сначала для расширения городского пространства, а затем и для поисков новых выходов наружу. Несмотря на пребывание внутри Мути, выжившие в метро не могли использовать Силу. Увы, но не подвергнувшись первоначальному её воздействию глубоко под землёй, это оказалось для них невозможно. Впрочем, довольно скоро они научились собирать Зёрна и использовать их для генерации электричества. Также они обнаружили, что при длительном нахождении у Мути, Зерна заряжаются от неё, создавая чистые от тумана зоны, пригодные для обитания.

– Я не очень в этой теме секу, если честно, – признался Кержак, с удовольствием похлёбывая пиво у ларька в центре зала, – Сейчас-то, конечно, никто к Мути за Силой уже не ходит, для этого везде понастроили энергозаводы и там в Зерна как-то её закачивают без риска, шума и пыли.

…Война шла долго. Первые стычки постепенно перешли в непрерывные бои, и с 15-го года Я.Э. началась полномасштабная МетроВойна. Тоннели переходили из рук в руки, и многие самые отчаянные и боевитые сложили в них головы, порой в буквальном смысле заливая рельсы потоками собственной крови. Наконец, в войну вмешались просочившиеся как-то с поверхности представители церкви Свидетелей Последних Дней.

– Ну, собрались значит на Сходку. На Боровицкой. В 19-м году, значит. Судили, рядили, и подписали-таки большую Маляву. Разделили сферы влияния, общие станции и тоннели, чтобы не воевать, а бизнесом заниматься. А Патриарх, значит, договор этот своей Панагией скрепил. А в ней, понимаешь, Зерно Силы особое. Мол, если кто нарушит договор, то его здоровье и гроша выеденного стоить не будет, потому как Золотое Зерно в Панагии было окроплено кровью каждого из тех, кто Маляву подписал.

– И как, больше не воевали? – спросила Анастасия.

– Нет… Ну, конечно, иногда купец в купца постреляет, не без того. Бывает, на Манеж вызовет маститый другого маститого, да на потеху публике отмутузят друг друга до кровавых соплей. Но, чтобы Маляву войной нарушить, такого больше не было.

Для того, чтобы решать вопросы совместного проживания, высокие договаривающиеся стороны учредили Колоду. По 13 наиболее достойных от каждой Масти, с соответствующим своей карте числом голосов в Наблюдательном Совете Метро. На 2-й Сходке туда добавили ещё пару Джокеров, выборных для свободных торговых городов. Ну, чтобы конфликты на местах решать. Джокеры выбираются из нескольких кандидатов, но не из Мастей, путем единогласного решения советов таких городов. Поскольку в Крысятнике в совет входят только Шестёрки, а в другом торговом городе – Центре – только Семерки из колоды, так и закрепилось название: Совет Шестёрок правит в первом городе, а Совет Семёрок – во втором, хотя там и там всего по 4 Маститых и один Джокер.

– Так что не перепутайте…, – усмехнулся Кержак, – Шестёрка, это не погоняло, а весьма важные люди. Как увидите кого из них, сразу шапку долой и кланяйтесь, они это любят.

– Вот ещё, – фыркнула Ворона, – Не склоняла перед торгашами голову. И никогда не стану!

– Главное, не нарывайтесь, – примирительно посоветовал наёмник, – особенно перед Патрулём. Там ребята резкие, не чета нам. Они службой живут, но при этом – все колодные, все граждане своих городов. Это мы, залётные ребята, кто откуда, да не возьмись. А патрульные для Колоды – исконные свои, все кровью с ней повязаны.

– Это мы ещё посмотрим, кто ловчее, – пробормотал под нос Крюк.

– Ладно, давайте ещё с часик погуляем и по вагонам, отдыхать. Поезд утром рано пройдёт, надо успеть выспаться.

Назавтра наша группа наконец прошла по переходу на Краснопресненскую. Здесь была похожая картина: один из путей заставлен жилыми вагонами, группы контейнеров наставлены посередине зала станции. Правда, стало больше торговых ларьков, где продавали всякую мелочёвку. И людей в чёрной форме с золотыми полосами прибавилось. Кержак толкнул меня в бок:

– Смотри, Маститый.

По платформе важно вышагивал толстый мужик в пальто, вышитом красными бубнами. На его лице красовался старенький респиратор без фильтров, зачем-то искуссно разукрашенный золотыми узорами и сверкающими камнями. За ним, взяв его в полукруг, шла дюжина патрульных с пистолетами в руках. Люди моментально расступились и, сняв шапки, склонились в поклонах. Все, за исключением нас.

Человек в респираторе зыркнул на нас из-под круглого стекла, повернулся и прошёл в вагон-ресторан. Охрана мигом повыталкивала клиентов наружу и заняла оборону у дверей.

– Вот потому их и называют «носатыми», – прокомментировала Ворона.

– А кто это был? – спросила княжна у Кержака.

– Гражданин города, из коренных. Таких мало сейчас осталось, вот Колода и охраняет их.

– А маска зачем?

– Так только Маститым её и можно носить. Это и означает, что он из коренных. Тех, кто Маляву подписывал. Понимаешь?

Настя неопределённо пожала плечами:

– Давайте лучше в торговый ряд сходим, интересно же!

У парней денег уже не осталось, а вот княжна прикупила себе какой-то платок:

– Что скажешь, Молчун, хороша ли покупка, гожа ли мне?

Я посмотрел на крутящуюся передо мной девочку и кивнул ей. Затем, повинуясь какому-то тёплому чувству, взял с соседнего прилавка леденец-петушок и передал ей:

– Держи, сладкое наверное любишь?

Она засмеялась, обозначив ямочки на щёчках:

– Ой люблю, и сладкое, и солёное, и кислое, и мочёное!

Парень за прилавком фыркнул со смехом, но княжна вдруг перестала смеяться:

– Смотри, вчерашнего монаха несут!

Ворона позвала нас и я перехватил у усатого санитара рукоятку носилок. Шедшая рядом с ними вчерашняя медсестра протянула воительнице пузырёк со слабо искрящейся жидкостью внутри:

– Как очнётся, дайте выпить. До дна!

Затем раздался гудок и к перрону подошёл состав из трёх вагонов. Он со скрипом затормозил, с шипением раскрылись передние двери и из динамиков вагона послышалось:

– Станция Краснопресненская, территория Пик. Напоминаю, центральный вагон только для колодных рабов!

К дверям второго вагона устремились люди в плохонькой одежде, с оранжевыми повязками на рукавах. У всех на щеках – татуировки треф, пик, червей, бубен… Я встретился взглядом с одной молодой девушкой, которая судорожно прижимала к груди сумку с надписью “Супермаркеты Даниляна”. Отёкшие глаза с чёрными кругами под ними, красные мозолистые руки и искусанные губы. Она с надеждой посмотрела в мои глаза, но тут же опустила взгляд и покорно зашла вслед за остальными в свой вагон.

– Чего это они?

– А, это колодные рабы… Люди, принадлежащие Колоде. Не обращай внимания, их в Крысятнике полно, насмотришься ещё, – Кержак помог нам затащить носилки в хвостовой вагон, и Ворона показала на дальний угол, мол, мы там поедем.

– Не нравится мне это…

– Да ладно! У нас тоже рабов полно, – прокомментировал Март.

Ворона пожала плечами. Подошедший сержант аккуратно поправил её повязку:

– МосТорг гарантирует Вам, уважаемые клиенты, доставку до конца маршрута. И если вы сами не пожелаете продаться в колодные рабы, никто вас неволить не станет!

– Да кто же в здравом уме пойдет в рабы-то?

– Здесь, в Мосторге, многое не так, как у вас в Княжествах, – покачал головой наёмник, – В Метро у многих нет постоянного куска хлеба, на иных станциях люди до сих пор на рельсах спят, в холоде и грязи. А колодные рабы живут хоть и тесно, но в тепле и какую-никакую еду каждый день получают.

И мы увидели такие станции очень скоро.

На Добрынинской мы перешли на другую линию. И вот там, на Серпуховской, сразу за постом Патруля… Десятки живых тел под ногами в темном переходе, некоторые спали прямо на полу. В паре ниш горели неизменные газовые фонари, и там у жителей были даже какие-то матрасы и мебель, а сами их “комнаты” отделялись от коридора лишь только ширмами и занавесками.

– Смотрите, чтобы карманы не подрезали, – предупредил Кержак, выкрутив ухо особо наглому пацанёнку, который тут же вырвался и исчез в полутьме.

Станция была плохо освещена, на весь зал работало всего пару светильников и я достал свой механический фонарик, чтобы не свернуть себе шею. Под ногами часто попадалась наледь. Было довольно холодно, и скоро стало ясно, почему.

– Пару лет назад провал произошёл, тоннель обвалился, – сержант показал пальцем на решётчатое сооружение в соседнем тоннеле, – Чтобы Муть вовнутрь не пускать, поставили защиту из сетей, в которые вставили Зёрна Силы.

За решёткой, из провала, явственно пробивался дневной свет. А языки зеленоватого тумана бессильно кружились у нескольких десятков ярких искорок. Зёрна медленно поглощали робкие языки зелёного тумана, которые то и дело пытались прорваться в полутьму метро. Между решёткой и станцией стоял ещё один пост Патруля, и молодая девушка-патрульная с татуировкой Треф на щеке лениво отгоняла зевак от этой самой решётки: