Текст книги "Клювы"
Автор книги: Максим Кабир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
4.8
Новеньких звали Корней и Оксана. Корней, симпатичный и кучерявый, изъяснялся с легким акцентом. Его темноволосая, тонкая, как веточка, подруга, кажется, вообще не говорила по-чешски. Она молчала стыдливо и хлопала пушистыми ресницами. Глаза у нее были огромными, а кожа – мраморной.
«Засмотрелся на девчонку, старый пень!» – пристыдил себя Филип.
Грузовик потряхивало. В кузове они сидели кружком.
Филип представил новым друзьям Вилму и Альберта – так звали «битломана», подобранного у Таборских ворот. Альберт работал учителем географии. Успел поведать, что живет на территории крепости, и кое-что еще любопытное рассказал.
– А за рулем – Камила. Она-то вас и заметила, иначе проскочили бы.
– Спасибо. И ей, и вам.
– Вы прятались в супермаркете? – спросил Альберт.
– Да, но туда забрела сомнамбула.
– Их здесь относительно мало. – Филип и Альберт переглянулись. За трепыхающимся брезентом спали мертвым сном здания.
– А в центре? Вы же едете оттуда?
– Боюсь вас огорчить… – погрустнел Филип. Реки крови плескались в его голове. Умирающие солдаты и добровольцы голосили. Бензопила грызла кости. – Ночью мы были на Вацлаваке. Там ад. Толпы ракшасов.
– Кого?
– Ну, этих. Лунатиков. Жаворонков.
– Ракшасы – демоны из индийской мифологии, – пояснила Вилма. Это были первые ее слова после осады. Она искусала губы и расчесала кожу до красноты. Филип аккуратно отнимал Вилмины пальцы от исцарапанной шеи, но спустя минуту она вновь принималась почесываться. И так не молодая с виду, Вилма состарилась лет на десять и в то же время будто превратилась в ребенка, дезориентированного и затравленного.
– Как вы выбрались? – допытывался Корней.
– Военные увезли нас в Вышеград. Там был лагерь. Но явились ракшасы и…
Филип покачал головой.
– Люди в казематах… – прошептала Вилма.
– Возможно, они заперлись, – добавил Филип.
– Я встретил семьдесят или восемьдесят сомнамбул, – произнес Корней.
Филип фыркнул:
– Их было не меньше тысячи в Вышеграде.
– Мы думаем, – вставил Альберт, – что их тем больше, чем больше неспящих.
– В таких районах, – Филип кивнул за борт, – спать ложатся рано. Это туристы гуляют ночью.
Оксана спросила по-русски:
– Куда мы едем?
Яна учила русский язык и планировала переводить российских поэтов. Филип знал некоторые фразы и слова.
– В мою квартиру, – ответил он. – Нам надо передохнуть и обсудить дальнейшие действия.
– В Оксанином подъезде лунатики открыли газ. Чтобы вытравить неспящих.
– Умные, суки! – присвистнул Филип. Вилма пялилась в одну точку и скоблила шею ногтями. Он хлопнул ее по запястью, как папаша хлопает дочурку, расковыривающую комариный укус. – Соседей у меня почти нет. Кто путешествует, кто работает за рубежом. Половина квартир пустует. И… Альберт, – окликнул он, – повтори то, что ты рассказывал про лунатиков.
– Мой дом, – проговорил учитель, – находился в Вышеграде.
– И находится, Альберт. По сей день.
– Ну да. – Учитель коснулся мизинцем переносицы, будто поправлял невидимые очки. – Я живу один. Люблю подолгу бродить по окрестностям. Я был на кладбище, когда все началось. Соседи убивали соседей… – Он поник.
– Опусти подробности, – посоветовал Филип.
– Да… я… спрятался на могиле Дворжака. – Альберт обвел взглядом собеседников. – Моего любимого композитора. – В лице седовласого учителя было что-то восторженно-юношеское. – Через час крики затихли. Я решил проверить. Лунатики собрались напротив деканства. Они… остолбенели и таращились на луну. Вроде и не дышали совсем.
Он замолчал, чтобы Корней перевел для своей подруги. Оксана затараторила в ответ.
– Люди в окнах, – показал Корней на многоэтажки.
– Да, мы заметили.
– Они тоже остолбеневшие. Что было потом?
– Потом пришли военные, и я снова схоронился. Лунатики очнулись. Не ото сна, а от этого… паралича. Напали, но солдаты положили их из автоматов. Я боялся, что военные и меня прикончат. Автобусы привозили беженцев. Я смешался с толпой. Наблюдал за осадой из кустов, как трус.
Филип похлопал Альберта по плечу.
«Ничем бы ты не помог, поклонник Дворжака и "Битлов"».
– Я увидел уезжающий грузовик, понял: это мой последний шанс. Ребята спасли меня.
– Так вот, – опередил Филип очередную порцию благодарностей, – у меня созрела теория. Сомнамбулы перестают двигаться, если им некого убивать. Если они не чуют рядом бодрствующих.
Корней вскинул брови:
– Вы хотели сказать «не видят»?
– Не видят, да. Потому их до черта в старой части города.
– Убивать, – прошелестела Вилма, – их единственная цель.
– А наша цель – жить.
– Америка скоро падет, – не унималась Вилма, – или пала уже. Япония на очереди.
– Ребята! – Оксана дернула Корнея за рукав.
По газону мимо стеклянной коробки автосалона шел тощий парень в камуфляжных штанах. Загорелый торс он подставил солнечным лучам. По впалому животу и торчащим ребрам рассыпались татуировки. За плечом болтался тряпичный, сшитый из лоскутьев, рюкзак.
Альберт близоруко прищурился:
– Лунатик…
– Нет-нет! – воскликнула Оксана. – Он нам машет.
– И впрямь!
Парень поднял руку и шевелил пальцами. Типичный автостопщик, ловящий попутку.
Филип постучал по заднему стеклу кабины.
– У нас пополнение! – крикнул он Камиле.
Грузовик припарковался возле мотеля. Филип заметил трупы, сваленные за забором, но ничего не сказал, а наоборот, привстал, чтобы заслонить от Вилмы обзор.
– Давай скорее, приятель!
Парень запрыгнул в кузов, машина тут же тронулась.
– Нормально, – сказал он. – Вы первые, кто остановились.
– А были другие автомобили?
– Да, все прут из города. Я – Вик, кстати.
Шею парня окольцевала татуировка – бусы из черепов. По небритым щекам ползли чернильные слезы. У губ белели струпья. Что-то подсказывало Филипу, что выглядел пацан неважно и до апокалипсиса.
– Рады знакомству, Вик. Я…
– Тебя как звать, подруга? – Вик окинул горящими глазами Оксану. – Классная фигурка!
– Простите… – кашлянул Корней.
– Твоя девка, да? Чего ты напрягся? Спокойно! – Вик обнажил в ухмылке пеньки гнилых зубов. – Разберемся. – Он подмигнул Оксане. – А что у вас тут, вечеринка?
– Извините, – сказал Филип, – вы можете сесть?
– Лишь бы не в тюрьму, босс!
Вик плюхнулся рядом с Вилмой. Та вздрогнула и отодвинулась к борту.
– Как твое ничего, сестра? Ты в теме, да?
Пальцы Вика помассировали колено Вилмы.
– Не надо… – пискнула она.
– Сестра в теме! – довольно усмехнулся Вик. – А у тебя есть, да? Угостишь брата?
– Уберите, пожалуйста, руку, – твердо сказал Филип.
– Немного занудная вечеринка, да? – Вик засмеялся.
Грузовик проехал железнодорожную ветку. По сторонам дороги густел августовский лес.
– Ого! И вы молчали! – Вик качнулся к ящикам с медикаментами. – Есть аптечка – будет веселье. Дядя Вик научит вас никогда не спать. В обмен на маленькое одолжение. – Он послал Оксане воздушный поцелуй. – А за баранкой тоже телка? Да у вас целый гарем, мужики! – Вик харкнул слизью на рифленый металл.
– Здесь не плюются! – взъярился Альберт. – Что вы себе позволяете, молодой человек?!
– Пзвляете мдой чвек… – передразнил Вик учителя. – Тебе какое дело, дед? Тебе и так никто не даст. У наших дам хороший вкус, да, девочки?
Мексиканские скелеты и мультяшные персонажи на предплечьях Вика были изрядно подпорчены воспаленными ранками. От него воняло потом и болезнью.
– Камила! – Филип забарабанил в стекло. – Тормози!
– Нормально. – Вик пялился на грудь Оксаны. Она ссутулилась, съежилась под сальным взглядом. – Сука, как же нормально!
Грузовик встал посреди пустого шоссе.
– Выметайся! – отчеканил Филип.
Глаза парня округлились:
– Ты чего, старик?!
– Вон!
– Да ты меня не так понял! – Вик улыбнулся примирительно. – Я нормальный, брат. Просто волнуюсь в компании незнакомых людей. Вы привыкнете.
Филип встал во весь рост. Альберт и Корней последовали его примеру.
– Ты оглох? – спросил Корней.
– Я вас услышал! – Вик хлопнул в ладоши. Подобрал рюкзак, поклонился Вилме. – Дамы! Вынужден идти.
Протискиваясь мимо Оксаны, он громко щелкнул языком. Девушка вздрогнула, Вик расплылся в улыбке.
– Карма настигнет вас, – сказал он, соскакивая на асфальт. – Бог все видит.
Грузовик поехал прочь. Тощий человек на шоссе захохотал и принялся отплясывать какой-то безумный танец.
Снаружи (7): Токио
Первым лунатиком на островах стал студент-биолог по имени Такуя Мидзусима. После автокатастрофы он пролежал в коме неделю, но очнулся двадцать шестого августа, не дожидаясь ночи, – в тринадцать сорок и попытался убить родного брата. Часом позже пациент, которому удаляли желчный пузырь, встал с операционного стола и набросился на хирурга. Он был слаб и истекал кровью, но потерявшая сознание медсестра пришла на помощь – они убили троих, прежде чем были расстреляны в упор полицейскими.
Император Акихито выразил соболезнование родственникам погибших и попросил не паниковать.
Улицы городов опустели. Токийцы запирались в квартирах и выбрасывали из окон ключи. Фотограф «Емиури симбун» фотографировал усеянные ключами газоны.
Выпуски новостей отдавали медным запахом крови. Репортажи из Нью-Йорка напоминали блокбастер с пометкой «18 +».
На Алтае шаманы проводили свои ритуалы. Кардиналы обращались к католикам с проповедями. Далай-лама призвал человечество не проливать кровь.
Распространялись истории о том, как лунатики забрели в храм кришнаитов и начали танцевать вместе с прихожанами. По другой версии – зашли к свидетелям Иеговы и молились с ними хором.
На экранах лидеры Южной и Северной Кореи обсуждали приближающиеся сумерки. Но гораздо больше шума наделал новый ролик Карающей Длани «Хороним Америку». Обсуждали не содержимое, а внешний вид блогера и то, как часто он запинался.
В приемной института беззвучно работал телевизор.
Словно маркиза де Сада пустили к компьютеру, и он выстучал бегущую строку.
Дональд Трамп выступал в прямом эфире. Он забыл причесаться.
«Что же, – подумал профессор Таканори Тоути, – в отличие от меня, этой ночью он наверняка не спал».
За панорамными окнами полыхало закатное зарево.
– Ты видел его? – спросила Ю.
Связь прерывалась.
Профессор кивнул, словно жена находилась перед ним, а не на другом конце Токио.
– Ты что, киваешь?
– Да, прости. – Он улыбнулся. За сорок лет брака Ю выучила все его привычки. – Да. Видел.
– И как он выглядит?
– Обычно. Как ты, как я. Как любой спящий человек.
– Ты пробовал его разбудить?
– Я… я полагаю, это не телефонный разговор.
– Да, конечно. Я старая дура.
Шаркнули, открываясь, створки лифта. Статный мужчина в военной форме появился на этаже. Полковник Сато. Именно он организовал перевоз подопытного образца.
– Ты поела? – спросил Тоути.
– Нет аппетита.
– Поужинаем вместе, когда я вернусь. Как ты себя чувствуешь?
Он вспомнил Ю, замершую посреди комнаты, тыкающую ему в грудь воображаемым ножом. Нимб лунного света за растрепанными волосами.
Вспомнил, как уходил утром из дому, поцеловал ее в сухие губы, в тончайший лен кожи у самой мочки. Как запер снаружи дверь – точно посадил жену под домашний арест.
– Спрашиваешь, не хочу ли я спать? Нет, я собираюсь посмотреть парочку фильмов и приготовить что-нибудь из тайской кухни.
– Звучит здорово.
Сато вежливо ожидал у лифта. Тоути поманил его жестом.
– Мне пора.
– Я люблю тебя.
Ю отключилась.
– Добрый вечер, профессор. Приятно встретиться с вами снова.
– Жаль, что при таких условиях.
Большую часть жизни Тоути изучал сон и написал шесть книг по сомнологии. В семьдесят два года он готов был сжечь их все и признать, что ничего не смыслит в своей профессии.
Он много думал сегодня – как и всегда.
Он думал о первых обитателях суши, чешуйчатых и костистых. Колонизируя враждебную землю, они подвергались резким перепадам температуры: холодными ночами падала скорость биохимических реакций, и первопроходцы цепенели до утра. Эти колебания от активности до бездействия, пройдя эволюционные витки, передались людям и теплокровным животным. Наши предки не могли охотиться во мраке, они выбрали темное время суток, чтобы отсиживаться в пещерах, пока хищники рыскают по лесам и долинам. Чтобы отдыхать.
Многие столетия сон оставался для человечества тайной, и только самонадеянные дурни двадцатого и двадцать первого веков решили, что разгадали ее.
За стеклом, в лаборатории, спал образец номер один – насмешка над современной наукой. Митико Канбэ из города Аичи, инженер, тридцать два года. Канбэ был счастливо женат и имел двоих детей. Интересовался архитектурой русских православных храмов. Этой ночью в московской гостинице он осколком стекла зарезал супругу.
Японское правительство связалось с российскими спецслужбами. Связанного по рукам и ногам инженера доставили в Токио на борту военного истребителя.
Канбэ скользил бессмысленным взглядом по белоснежным стенам лаборатории. Зрачки расширены, мышечные судороги искажают черты лица. Скованный, он лежал на диагонально поднятой кушетке. Тело оклеили электродами. Ассистенты Тоути регистрировали температуру, дыхательные движения грудной клетки и брюшины, содержание кислорода в крови, приливы крови к гениталиям. Датчики фиксировали токи сердца и мозга, электрическую активность мозговых клеток, мышечный тонус.
– Вы бы назвали это сном? – спросил Сато, рассматривая образец через стекло.
– Полковник, обратите внимание на результаты энцефалограммы. – Тоути подвел гостя к монитору. – Видите пляску здесь? Это нерегулярные бета-волны. А вот плетутся сонные веретена. Горы и впадины – дельта-ритм глубокого сна. Высокоамплитудные волны свидетельствуют, что нейроны работают синхронно, как и полагается в процессе сна.
– Боюсь, профессор, мне это ни о чем не говорит.
– Ночной сон состоит из циклов, как и вся наша жизнь. Циклы делятся на пять стадий: четыре стадии медленного сна, одна – быстрого. Дельта-сон – то, что мой коллега Уильям Демент нарек REM-фазой, от английского rapid eyes, быстрые глаза.
– Потому что у спящих двигаются под веками глазные яблоки.
– Именно так, полковник. Пилообразные волны на мониторе – это REM-фаза. Которая тут же меняется на острые вертексные волны, словно пациент только-только уснул и галлюцинирует. Вам случалось в дремоте, между сном и явью, видеть туманные образы? Это первая стадия ортодоксального сна; гипнагогические подергивания подтверждают данные ЭЭГ. Но здесь и здесь в игру вступают дельта-колебания. Четвертая стадия. Лунатизм, ночные ужасы, энурез, разговоры во сне – ее верный признак. Восемьдесят процентов сновидений приходят к нам в дельта-сне. Но, боже, что это? Учащенный ритм. Легкий сон, вторая стадия.
– Профессор, я…
– То, что демонстрирует нам ЭЭГ, – нонсенс. Этот человек мечется между всеми видами сна одновременно. Он дремлет или почти просыпается, пребывает в глубокой коме или грезит во снах. Его пульс – скачки на сломанной карусели, постоянно переключающей скорости. Нервные клетки в лобных долях ведут себя аномально. Изменилась форма ядер. Лейкоциты уничтожают мембрану, что происходит при длительной бессоннице. Гипнотоксин, сонный яд, разрушает нервные клетки. Зашкаливает уровень кровенаполнения сосудов…
– Так он спит или нет?! – не выдержал Сато.
– Определенно спит. Вы можете вскрыть его череп без анестезии – он не проснется.
Ополоумевший монитор мигал зелеными взгорьями и зигзагами.
– Его разум, – произнес профессор, – оскверненный храм, в котором бесчинствуют язычники. Перестраивают, перекраивают на свой лад.
– Выходит, это болезнь?
– Так я бы и сказал. Что-то вроде неизвестной нам разновидности летаргического энцефалита. Но это не объясняет смены ритмов и природы распространения эпидемии. Не объясняет желания господина Канбэ убивать.
– Но лунатики способны на убийство.
– Истинно так. Задняя теменная кора, отвечающая за движение, у сомнамбул остается активной, а средневисочная область, помогающая распознавать лица, отключается. Поэтому лунатики и нападают на близких людей. Я общался с американцем Уильямом Кори, который в девяностом году забил до смерти свою мать: он проехал двадцать ри[14]14
Ри – традиционная японская мера длины. Один ри равен 3,927 км.
[Закрыть] на своем автомобиле к родительскому дому и обратно – и при этом спал. И был оправдан судом.
В шестьдесят первом тихая благовоспитанная девушка застрелила из револьвера отца и брата. В две тысячи четвертом англичанин задушил отца. И девушка, и англичанин спали. Подобные инциденты в истории случались редко, но регулярно. Юридический трактат пятнадцатого века содержит примеры «смертоносного снохождения».
Полковник внимал словам профессора, хмуря кустистые брови. За стеклом мечтательно улыбался инженер Канбэ. Тоути нажал на кнопку. Прозрачная стена исчезла за пластиковыми жалюзи.
– Допустим, – сказал он, – все человечество заражено. Вирус проник в задние отделы гипоталамуса и верхние стволы головного мозга. Активизируется он, только когда мы засыпаем. Агрессия – непременный спутник болезни. Даже эта антинаучная белиберда разбивается в щепки о вопрос: почему лунатики не трогают друг друга? Почему превращаются в муравьев с коллективным разумом?
Он вспомнил репортаж, снятый из кружащегося над Сан-Франциско вертолета. Тысячи лунатиков, облепивших Золотой мост.
– А бывают… – Сато потупился. – Групповые сновидения?
– Полковник, лунатизм никак не связан со сновидениями. Лунатики ходят потому, что у них нарушена система возбуждения. Панические атаки, автоматические двигательные навыки не зависят от того, видит ли человек сон. А это, – Таити кивнул на жалюзи, – никак не связано с наукой.
– Что вы хотите сказать?
– Если сон, по мнению поэтов, это спуск, то господин Канбэ спустился в Марианскую впадину. В некий… обитаемый ареал.
– Почему обитаемый?
Профессор уклонился от прямого ответа:
– Вы любите аниме? – Вопрос застал врасплох. Сато замычал и помотал головой. – В одном давнем аниме есть персонаж – Баку. Сценаристы позаимствовали его из фольклора. Это химера, смесь слона, тигра и носорога. Но в аниме он стал милым тапиром. Баку пожирает дурные сны. Вот чья помощь нам пригодилась бы.
Сато не улыбнулся:
– Но должны же существовать способы!
Тоути проговорил безмятежно:
– Мы не успеем их найти. Не забывайте. Мы сами скоро заснем. И впустим его в наши сны.
– Я читал. Рекорд бодрствования – одиннадцать дней.
– Мы не продержимся и треть этого срока. Завтра мы почувствуем упадок сил. Послезавтра нас будут мучить галлюцинации. Через шестьдесят часов – кошмары наяву. Организм будет вырабатывать индолы – такие самопальные марки ЛСД. Дальше – деперсонализация. Мы забудем свои имена.
Профессор отодвинул ящик стола и швырнул перед Сато тонкую стопку бумаг.
– Демоны, – сказал он задумчиво, – гипнотизеры… вот кем здесь пахнет. Это же бред, что Луна влияет на сомнамбул. Но, полковник… Это началось не в ноль часов ноль минут по среднеевропейскому времени, как пишут газеты. Двадцать четвертого числа в Италии, в Бельгии, в Аргентине были задокументированы случаи лунатизма. Сомнамбулы прыгали из окон, грызли свои запястья, кидались под машины. В Праге бизнесмен стесал губы об асфальт. Но эти еще никого не убивали, и их в итоге удавалось разбудить. То же самое наблюдалось двадцать пятого. Южная Америка, Киргизия, Новая Зеландия… Позавчера моя жена ходила во сне. Она думала, что сжимает в руке нож, и била им меня в грудь.
Полковник выпустил распечатки из рук. Профессор продолжал, доставая серебристый диктофон:
– Будто что-то искало лазейку в наш разум. Двадцать четвертое – тринадцатый и четырнадцатый лунные дни. Спутник Земли освещен на девяносто шесть процентов. Двадцать пятое – четырнадцатый и пятнадцатый лунные дни. Девяносто девять процентов. Сегодня – полнолуние. И оно нашло путь.
– Оно?.. – ошарашенно повторил Сато.
– У господина Канбэ присутствует фоновая активность. Он реагирует на окружающий мир. Анализирует часть поступающих сигналов. Я задал ему несколько вопросов. – Тоути выдержал паузу. – Баку, полковник. Тапир Баку. Вот кто нам поможет.
Профессор щелкнул кнопкой и спросил – уже из динамика диктофона:
– Зачем ты убил свою жену, Митико? Зачем?
Голос лунатика был блеклым и глухим:
– Оно приказало мне.
– Назови его имя.
– Песочный человек. Лунное Дитя.
4.9
Грузовик они оставили на парковке модерновой новостройки, в нескольких кварталах от пункта назначения. Промышленный район Высочаны не привлекал туристов. Казалось, кошмар пощадил его. Но стоило присмотреться…
Пустые дворы. Пустые улицы. Шелестящие кронами деревья в пустом парке.
Столб дыма, вздымающийся, как вражеский флаг над военным аэродромом. Ни трамваев, ни проезжающих машин. И в окнах элитных высоток, за бликующими стеклами – силуэты окоченевших людей.
Как преступники, хоронясь в тени, шестеро неспящих пробежали рысцой к двухэтажному дому под красной черепицей. Прежде Корней мечтал поселиться в таком.
Пока хозяин искал ключи, Корней и Оксана познакомились с водителем. Камила была платиновой блондинкой средних лет, крупной и круглолицей.
– Добро пожаловать! – Филип отворил двери.
Огромная светлая квартира была заставлена холстами – настоящий выставочный зал.
– Так вы художник?
– Типа того, – улыбнулся Филип.
– Очень красиво! – восхищенно воскликнула Оксана.
Корней решил, что не все потеряно, если искусство еще способно захватить. Гости вертели головами, рассматривая картины. Лишь синевласка Вилма рухнула на диван. Выглядела она плохо и постоянно чесалась. Голые ключицы исполосовали царапины. Вилма принюхивалась и морщилась, хотя Корней не чувствовал никаких неприятных запахов.
– Кто эта девушка? – Камила обвела жестом холсты. Героиня большинства полотен явно писалась с конкретной натурщицы.
– Моя жена. Яна.
– Она красивая, – по-чешски сказала Оксана.
– Да, невероятная. Ее не стало девять лет назад.
Художник использовал все оттенки красного, чтобы передать рыжее пламя волос и шелк развевающихся платьев, отчего создавалось впечатление, что стены мастерской объяты пламенем.
– Но, друзья, – сказал Филип, – никто не любуется живописью на голодный желудок. Девчонки, вы поможете старику?
– Спрашиваешь! – закатила рукава Камила.
Корней перевел для Оксаны, она закивала, с готовностью последовала за хозяином на кухню.
Альберт присел возле Вилмы. Улыбнулся Корнею:
– Вы не чех, правда?
– Украинец.
– Чудесное произношение. Чем занимаетесь?
– Работаю в издательстве. Или работал.
– Не падайте духом. Блокируйте негативные мысли. Я понимаю, трудно. Но сам стараюсь сосредотачиваться на том, что случится в ближайшие минуты. Пожалуйста, расскажите о вашей издательской работе.
– Это будет скучно… – смутился Корней.
– Скучно бывает только скучным людям. Я прошу.
Он пожал плечами и поведал обо всем, чем занимался в офисе: о компьютерных программах, разновидностях переплета, о печатных станках. Он вспо-мнил и последнего сорвавшегося заказчика.
– Писатель предлагал опубликовать книгу о Луне. Об… э… – Корней не знал, как это по-чешски. – Существах с других планет.
– Инопланетяне. Внеземные цивилизации.
– Да, внеземные цивилизации на Луне.
– Как забавно. Обычно фантасты отдают им Марс.
– Чем Луна хуже? У нее есть…
– Темная сторона.
– Да.
– Так, быть может, я знаю вашего писателя? Я слежу за современной чешской литературой.
– Сомневаюсь, – сказал Корней, – он взял псевдоним в честь американского химика. Отто Леффлер.
– Я профан. Не слышал ни о том ни о другом. – Альберт повернулся к синевласке, которая все это время терла глаза, точно в них попал песок. – Вилма…
– Отстаньте, бога ради! – раздраженно бросила та.
– Сию секунду, – не обиделся Альберт.
Они болтали об отвлеченных вещах, книгах и музыке, как обыкновенные посетители галереи обыкновенного двадцать шестого августа. На кухне скворчала сковорода.
Вскоре явился Филип – он притащил стол. Оксана перешептывалась с Камилой и даже улыбалась. Камила говорила по-русски.
Обед состоял из овощного салата, жареной камбалы и разогретого риса. У Корнея потекли слюнки.
Филип разлил по разномастным чашкам кофе. Они чокнулись посудой. Вилма разлила горячий напиток и обожгла себе пальцы.
– Без паники! – Камила захлопотала, подула на руку Вилмы. Та поблагодарила устало.
– Вы видели ролики Карающей Длани? – спросил Корней.
– А, того парня из Лондона… – Альберт набил рот кашей. – Его теория про Час Икс не совсем верна.
– Что за теория?
Филип сказал, скрестив на груди массивные лапищи:
– Что началось все в полночь и именно у нас, в нашем часовом поясе.
– Угу. – Альберт загрузил тарелку Оксаны салатом. – И это не так. Мой друг преподает в школе для инвалидов. С десяток его учеников ходили во сне двадцать четвертого и двадцать пятого тоже.
– И их не смогли разбудить? – спросила Камила.
– Смогли. Эта дрянь пока… укоренялась. Но факт есть факт.
Корней рассказал о Сектанте, телефонном разговоре с женой Соловьева и ночной прогулке Оксаны. В последнем случае он опустил подробности.
– Один человек набрал целых три примера. – Альберт многозначительно хмыкнул.
– Позавчера, – сказал Филип, – на меня напал лунатик с палкой. Днем, на кладбище в Богнице. Черт знает, чего он там спал.
– Нам это ничего не дает… – вздохнула Камила.
– А знаете что? – Альберт промокнул салфеткой губы. – Давайте-ка немного расскажем о себе. Кто был на собраниях анонимных алкоголиков?
– Я, – буркнула Вилма.
– Помогай мне, я буду первым. – Учитель встал и поправил воображаемый галстук. – Меня зовут Альберт, и я не спал двадцать четыре часа. Виновен, вчера вечером прикорнул на пару часиков. Час Икс подарил мне новых друзей. Спасибо.
Он отпил кофе и сел на диван.
Камиле не нужно было подниматься – она ела, стоя у мольберта.
– Так, попробую. Меня зовут тетушка Камила, я не спала тридцать два часа. Час Икс подарил мне кучу седых волос, ночные кошмары до конца дней и двадцать микроинсультов.
– Ты не сказала «спасибо», – заметил Альберт.
– Спасибо большое.
Оксана включилась в забаву благодаря лингвистической поддержке Корнея.
– Меня зовут Оксана, я не спала тридцать три часа. Час Икс подарил мне Корнея.
– Моя ж ты малышка! – умилилась Камила.
– И Бога, – неожиданно добавила Оксана. – Спасибо.
Вилма не смогла сосчитать часы без сна:
– Десять. Или двадцать.
– Во сколько ты проснулась вчера? – спросил Филип.
– Не знаю. В час дня.
– Двадцать девять часов. Детское время.
Филип намеревался снять напряжение, но Вилма молча вышла из мастерской.
– Пусть побудет одна, – сказала Камила.
– Моя очередь, да? – Хозяин квартиры зафыркал, словно собирался с силами для трудного дела. – Прошу любить и жаловать: Филип. – Он склонился в реверансе. – Не спал восемьдесят один час.
Гости недоверчиво улыбнулись. Но Филип был серьезен.
– Что?.. – Вопросительная улыбка сползла с лица Корнея. – Почему?
– Чертова неделя. Уже несколько лет кряду в августе я перестаю спать. Хорошо, не совсем так. Вчера я продремал тридцать минут – это рекорд.
– Ваша жена… – Камила посмотрела на холсты. Огнегривая девушка танцевала в рамах. – Она умерла в августе?
– В яблочко. И это дает мне преимущество. Я не захрапел бы при всем желании. Спасибо Часу Икс за то, что придумал применение моей суперспособности.
– А ведь и правда… – удивленно произнесла Камила. – Вы выглядите блестяще.
Корней был с ней солидарен. На щеках Филипа играл румянец, глаза были цепкими и живыми. Художник подмигнул:
– Давно мне никто не делал комплиментов!
Гости обернулись к Корнею.
– Друг! – пригласил Альберт.
– Меня зовут Корней. Я не спал четырнадцать часов.
– Чет… – Альберт сбился. – Четырнадцать? Вы не путаете?
– Тринадцать двадцать, если быть точным.
В комнату вошла Вилма, она умылась и заметно взбодрилась.
– Что за переполох?
– Молодой человек утверждает, что спал сегодня.
– Как сурок. Меня разбудил звонок Оксаны. В три сорок – на нее напала соседка по квартире.
– Погоди-погоди… – Филип водил пятерней по колючему подбородку, словно приглаживал бороду. – А почему же ты не превратился в ракшаса?
– Убейте, если я понимаю.
Минуту присутствующие бурно обсуждали новость.
– Никак само Провидение вас нам послало, – сказал раскрасневшийся от возбуждения Альберт.
– И что же нам с тобой делать? – прикидывал Филип.
Корней сидел с прямой спиной, как на экзамене. Оксана приобняла его за плечи.
– Интересно, – произнесла Камила, – у нас тут два уникума. Этот не спит неделями, на того не действует лунная чума.
– Уверен, я не один такой, – стушевался Корней.
– Ну, мы пока не слышали про второго.
– Лунная чума?.. – переспросила зависшая на мгновение Вилма.
– Это во мне пробудился поэт, – пояснила Камила.
– А ведь правда… – Вилма ущипнула себя за предплечье. – Вчера ночью был пик полнолуния.
– Боже… – прошептал Альберт. – Эта мысль зудела во мне с тех пор, как Корней упомянул про Луну. Позавчера Луна была полной. Застывая, сомнамбулы смотрят в небо.
– Я же говорила! – обрадовалась Камила. – Наша хрень повязана с луной! С лунными вспышками или чем-то подобным.
Оксана умоляюще подергала Корнея – он перевел.
– Вы понимаете, что это значит? – спросил Филип. – Сомнамбулизм, вероятно, пройдет, когда закончится полнолуние.
Камила выхватила из сумки планшет. Забегала пальцами по экрану.
– Вот! На сто процентов Луна освещена один день. Но фазой полнолуния называют промежуток в семь суток. Две ночи до максимума и четыре после.
– Вы предлагаете не спать еще три дня? – Вилма запрокинула голову на спинку стула. Из ее ноздрей вытекли две алые струйки.
– У тебя кровь, милая! – Камила вытянула платок. Вилма зажала им нос. Посмотрела воспалившимися глазами на красные пятна.
– Три дня? – словно спросила она у крови.
– Мы должны постараться! – заявил Филип. – Сегодня мы проведем эксперимент. И если наш друг действительно не подвластен лунной чуме…
– Я патентую термин, – вставила Камила.
– …то у нас хорошее подспорье. Каждого, кто все-таки уснет, мы нежно свяжем и будем возить с собой до той поры, пока не завершится этот ад.
С плеч Альберта будто камень упал. И Камила засияла. Оксана звонко чмокнула своего переводчика в ухо.
– Нужно поклясться! – сказал Альберт. – Два пальца вверх.
– Клянусь! – вразнобой пролаяла команда.
– О каком эксперименте вы говорили? – спросил Корней.
– О, тебе понравится! Этой ночью ты ляжешь спать, а мы проконтролируем процесс.
– Попробуй мне не проснуться! – пригрозила Камила. – Не расстраивай меня, малыш.
Корней вскопал ложкой остывший рис.
– Мне надо еще кое-что вам сказать. – Пять пар глаз уставились на него. – Я думаю, что знаю, почему не превращаюсь в жаворонка. Я не вижу снов. Никогда не видел.
– Как интересно… – Альберт прищурился, словно человек, пытающийся разгадать механику сложного фокуса.
– Может, ты просто забываешь наутро? – спросила Оксана, поняв Корнея без перевода.
Всплыл в памяти тот же вопрос, заданный ему когда-то начальником. А за ним всплыл, как утопленник из воды, булькающий сквозь шорох домофона голос Алисы Соловьевой: «Мы спим».
