Текст книги "Э клана Мишельер (СИ)"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4(2)

2. Габи

Чаепитие во дворце прошло просто замечательно. Все присутствующие ей были искренно рады, и Габи даже специально отметила, что Эва Сабиния пригласила сегодня только тех, кто, как и она, общался с Э клана Мишильер не по обязанности, а по душевной склонности. Кроме Марии Перигорской, за столом присутствовали принцесса Брабантская Анаис д’Антиньи, про которую наивная герцогиня Перигор рассказала Габриэлле, что та спит с их милым другом Зандером, Кло де Бомануар герцогиня де Шеврёз, помогавшая все тому же князю Трентскому в памятный день покушения на стадионе удерживать Габриэллу Мишильер по эту сторону Стикса, и виконтесса Брюникеля Анна Луиза, пожертвовавшая тогда же для «общего дела» последнюю заначку «Нектара» золотой пробы. Это был хороший знак, нечто, вроде, руки, протянутой для дружеского рукопожатия. Впрочем, самого рукопожатия не последовало, его заменил поцелуй в губы, для чего принцессе пришлось встать на цыпочки. И, следует заметить, это был отнюдь не дружеский поцелуй. Габи это почувствовала, а остальные заметили и отреагировали каждая по-своему: у Анаис расширились зрачки, – она то ли приревновала, то ли позавидовала, или, возможно, просто завелась от одного вида целующихся женщин, – Кло покраснела, а Анет облизала враз пересохшие губы. И только Мария Перигорская, глядя на этот откровенный разврат, всего лишь задумчиво прищурилась. Сама же Габи не знала, как реагировать на это публичное проявление чувств. Сам по себе поцелуй ей понравился, и она была совсем не против продолжить легкую интрижку «в кругу девочек», но одно дело ласки в будуаре, да еще и на пьяную голову, и совсем другое – такая вот откровенная демонстрация намерений. В общем, она была порядком смущена и довольно-таки заинтригована, но, разумеется, как того и требовало ее новое/старое воспитание, скрыла свои эмоции от присутствующих, поскольку привычка – вторая натура.

Итак, при встрече все расцеловались, но, разумеется, не в губы и не так страстно, как это случилось у Габи с Эвой Сабинией. Потом, рассевшись вокруг стола, женщины принялись за чай и сладости, хотя сама Габи предпочитала чуть подсоленные орешки кешью и миндаль, добавляя к ним изредка кусочек сыра Сен-Нектер или Морбье, и жалела только о том, что на столе нет свежего багета. Сейчас, под настроение, она бы от него не отказалась, но, увы, из мучного подавали одни лишь торты и пирожные, но ничего сладкого ей как раз и не хотелось. Впрочем, она достаточно быстро увлеклась оживившимся через пару минут разговором и думать забыла о своих недоумениях относительно Эвы Сабинии и ее поцелуе или о причудах своих неустойчивых гастрономических пристрастий. Сейчас, в дополнение ко всему тому, что успела рассказать ей утром Мария, Габи услышала множество новых историй, частью подлинных, а частью основанных всего лишь на слухах. Местами смешных, иногда более, чем пикантных, но таковы уж были имперские новости в их великосветской интерпретации. Сама же она на вопросы собеседниц отвечала не то, чтобы уклончиво, но без подробностей. Болела, дескать, много и подолгу лежала в постели, проходила лечение, какое прописала ей клановая целительница, еще гуляла по лесам и весям, дышала свежим горным воздухом и отъедалась простыми крестьянскими блюдами с ее родным, – алеманны мы, как ни как, – национальным колоритом. Рассказала, как бы в шутку, о крепком пиве, которое варят в Арденнах – «не шампанское брют, конечно, но тоже шипучее», – и об исключительно картофельно-мясном меню, сытном, вкусном и ни разу не приедающемся. Так что ее рассказ собравшимся тоже понравился, но явно не удовлетворил их женское любопытство. Впрочем, никто не настаивал, поскольку расспрашивать того, кто явно не хочет отвечать на прямо поставленные вопросы, – это исключительный моветон.

Однако чаепитие оказалось отличным поводом не только окончательно запутаться в том, чего от нее добивается Эва Сабиния, – взгляды, улыбки и брошенные, как бы вскользь, слова, – но и объясниться накоротке с двумя неожиданными собеседницами. Случилось это, когда Габи отлучилась в дамскую комнату, посещение которой до сих пор оставалось для нее в этом дворце проверкой на прочность. Тем не менее, слабость эту она успешно преодолевала и в туалет воленс-ноленс, – писать-то хочется, – пусть изредка, но ходила. От природы ведь не убежишь, особенно, если сначала пьешь зеленый цинский чай, а потом доливаешься шампанским, которое не пиво, которое ни разу не пиво, но на мочевой пузырь действует точно так же. Так что, хотела или нет, а пришлось пойти. И вот, значит, зашла Габи в дамскую комнату и, едва осталась в одиночестве, как к ней «вышла» прямо из пахнущего фиалками воздуха уже знакомая ей Жемчужная женщина.

– Не бойся! Не убью! – сказала, появившись неподалеку от Габи. – Обещала Эве, что не трону, значит так тому и быть.

«Хотелось бы верить, – чуть отстраненно отметила Габи. – Впрочем, от судьбы не уйдешь, и чему быть, того не миновать».

– Весьма благодарна вам за понимание, благородная госпожа Тва’А, – сказала она вслух, поклонившись императорскому Источнику. – Чем могу вам служить, Беллиссима?

– Ничем! – отрезала Жемчужная женщина. – Я просто захотела взглянуть на тебя вблизи.

– Прошу вас, – вежливо повернулась вокруг себя Габи. – Ни в чем себе не отказывайте.

– Наглая! – кивнула женщина-источник. – И страха в тебе мало. Одна опаска! И это после всего, что я с тобой сделала?

– Право, не знаю, что вам сказать, – немного смутилась Габи, которая итак уже изо всех сил пыталась, как говорят у них в Пойме, «фильтровать базар», но справится со своей дурной натурой так и не смогла. Гордость и отвага на корню давили все ее благие намерения.

– И не надо! Помолчи! – отмахнулась от нее, как от назойливой мухи Тва’А. – Так, так, приблудная ты наша, – прищурилась, с явным интересом рассматривая Габи. – Силы прибавилось, едва через край не переливается… Щит серьезный… Защита, вообще, роскошная. И откуда что берется? Одно хорошо, что Тадж’А с тобой, наконец, порвал, а то вы, подстилки, прилипчивые, как репейник. Ни за что не оторвешь.

– Как видишь, Тадж’А смог, – прокомментировала Габи. – Оторвал.

– Вижу… – оскалилась Жемчужная женщина. – А теперь вижу и еще кое-что. Значит, не зря я к тебе сегодня вышла.

– Позволено ли будет мне спросить, жемчужная Тва’А?

– Можешь не спрашивать, – неожиданно вполне по-компанейски усмехнулась императорский Источник. – И так скажу. Я поняла, кто тебя наблудил. Его зовут Сковья, и он волк.

«Интересно, – отметила Габи, – он мне кто, дед или прадед? И с чего вдруг такая благотворительность? Она же меня совсем недавно убить хотела…»

– Найдет тебя, – словно отвечая на ее не высказанный вслух вопрос, сказала женщина-Источник, – передай, что наш спор не закончен. Мое время еще придет, и я вырву ему глотку!»

Сказала и исчезла, оставив Габи не столько напуганной, сколько разочарованной.

– Умеют же некоторые наводить тень на плетень! – сказала она вслух, покачала головой и зашла наконец в элегантную, расписанную яркими экзотическими цветами и птицами туалетную кабинку, просторную, светлую и невероятно удобную во всех отношениях. Однако, не успела она прикрыть за собой дверь, спустить до щиколоток кружевные панталончики и сесть на эргономичный стульчак, как тихонько скрипнула, открываясь, дверь в дамскую комнату, и по облицованному мраморными плитками полу процокали чьи-то каблучки.

Судя по звукам шагов, женщина пересекла всю комнату и остановилась недалеко от кабинок, по ощущениям, где-то поблизости от высокого, – матовое стекло с золотым рисунком, – окна. Однако применять магию, чтобы определить ее точное местоположение, Габи не стала. Практически любая посетительница дамской комнаты в императорском дворце по определению является магиней, и может расценить направленное на нее магическое воздействие, как оскорбление. А, между тем, незнакомка, которую Габи чисто интуитивно опознала, как Анаис д’Антиньи, щелкнула замочком сумочки, достала пачку сигарет, – характерное шуршание, – и закурила.

– Габи! – позвала она через мгновение. – Можешь не отвечать, если занята, но я знаю, что ты здесь. Я подожду, пока выйдешь. Нам надо поговорить.

Вот так вот запросто. Хорошо еще, что в дворцовой уборной играла музыка, поскольку «журчать» на публику Габи было бы неприятно. Тем не менее, приглашение на разговор не оставило ее равнодушной.

«Будем делить Зандера, – догадалась она. – А есть, что делить?»

Вопрос непраздный, поскольку сейчас, через три недели, проведенные «на природе», Габи была уже вовсе не уверена, что знает, что ей делать с князем Трентским. Замуж за него, как выяснилось, она выйти не может, а подойдет ли он ей в качестве любовника, иди знай. У нее на этот счет были большие сомнения, да и опыта, соответствующего, остро не хватало. А теперь выяснялось к тому же, что он, сукин сын, уже нашел себе любовницу, и хочет ли Габи побороться за его внимание и выдающийся, как утверждает молва, член с «Цикадой империи», один большой вопрос. Хотя нет. Не большой и не вопрос. Как хороший друг он, похоже, устраивал Габи гораздо больше, чем в качестве весьма проблематичного, – со всех точек зрения, – любовника.

«Нет, пожалуй, – решила Габи, заканчивая свои дела. – Не нужен. Одна головная боль может случится и никакого удовольствия. Пусть уж его Анаис удовлетворяет, раз они теперь, по-всякому, вместе спят».

– Привет! – сказала она, выходя из кабинки. – Не возражаешь, если я сначала вымою руки?

Анаис не возражала. Улыбнулась, выдохнув носом дым, и кивнула, соглашаясь с предложенной повесткой дня. Габи молча проследовала к раковинам, не торопясь вымыла и насухо вытерла льняной салфеткой руки, достала из сумочки помаду и подправила краску на губах, затем все еще в том же неспешном темпе достала свой крошечный портсигар теснённой испанской кожи, выудила из него сигарету, прикурила от едва различимого в воздухе файербола размером с головку серной спички и наконец повернулась к Анаис:

– Итак?

– Я хотела объясниться по поводу князя Трентского, – сообщила ей в ответ младшая сонаследница короны герцогов Брабантских. – Так получилось, Габриэлла, что я увела его из твоего стойла.

Говорила она спокойно, но смотрела при этом на Габи с нешуточным беспокойством. Ждала, должно быть, реакции, но ее не было. Габи и раньше-то умела держать удар лучше многих, а сейчас, – после интенсивного тренинга в шато д’Агремон, – вообще, смотрела на все происходящее вокруг, словно бы, издалека и без намека на аффективную реакцию.

– Князь не коняшка, чтобы уводить его из стойла, – почти равнодушно парировала она выпад блистательной Анаис. – Тем более, он не был моим коняшкой, Анаис. Если тебе это важно, он мой друг. Вернее, друг моего брата и уже через него мой друг.

– Всего лишь друг?

– На самом деле, всего лишь знакомец, – улыбнулась Габи, видя растерянную озабоченность на лице собеседницы. – Другом я называю князя исключительно в благодарность за то, что он спас мне жизнь.

– Вот как…

– Уместно ли будет спросить вас, Анаис, отчего вдруг всплыла эта тема?

– Я… – неожиданно сбилась явно обескураженная ее равнодушием принцесса. – Я… Габриэлла, видят боги, я не хотела тебя задеть. Просто в обществе, если между дамами возникает конфликт по поводу мужчины…

– У нас нет конфликта из-за князя Трентского, – покачала головой Габи. – Я не имею к тебе претензий. Он мне, повторюсь, друг, а не любовник или жених. С чего ты, вообще, вдруг всполошилась? Вы же, насколько я знаю, уже больше месяца, как в отношениях. Так почему сейчас?

– Я хочу выйти за него замуж.

«Замуж? – удивилась Габи. – Ну, если замуж, это, вообще, меняет дело».

– То есть, у вас серьезные намерения? – спросила вслух.

– Да.

– Ну, тогда Юнона[1] вам в помощь! Бери, Анаис, и имей! – улыбнулась она чуть шире. – Семья дело серьезное.

– И ты не сердишься на меня? – Анаис явно не ожидала такого развития событий и, кажется, все еще не верила, что получает Зандера без боя. Можно сказать, малой кровью.

– У меня не было на него планов, – объяснила Габи, хотя и знала, что это не так или, как минимум, не совсем соответствует действительности. – И мы не состоим в отношениях. Так что у нас с тобой, Анаис, нет причины ссорится. Во всяком случае, я так думаю.

Что должна была теперь сделать принцесса Брабантского дома? Как ответить на слова Габи? Возможно, об этом знают боги, но на то они и небожители, что никогда не делятся информацией с людьми. В любом случае, их молчание было уже непринципиальным, потому что женщина, избалованная всеми обстоятельствами своей жизни, самовлюбленная, циничная и несколько сумасшедшая, как все люди искусства, поступила по-своему, и совсем не так, как можно было от нее ожидать. Она бросилась к Габи и принялась ее целовать. От полноты чувств, наверное. И вот тут Габи действительно растерялась. Она попросту не знала, что ей в таком случае делать. Поэтому она стояла столбом, предоставив действовать самой Анаис. А та ошеломленная неожиданным успехом там, где предполагала тяжелое, затяжное противостояние, никак не могла успокоиться, и надо же так случиться, что именно в этот момент в дамскую комнату вошла Эва Сабиния.

– Глазам свои не верю! – сказала она после короткой паузы, потребовавшейся принцессе, чтобы вполне оценить открывшуюся перед ней картину. – Наис[2] золотко, ты что, пытаешься изнасиловать мою девушку?

Услышав слова принцессы, Анаис отскочила от Габи, как ошпаренная, и, похоже, на какое-то время потеряла дар речи. Поэтому объясняться с наследницей престола пришлось Габриэлле.

– Эва, – сказала она, поворачиваясь к принцессе, – ну что, ты такое говоришь! Мы мальчика делили. Конкретно князя Трентского. Вот Анаис и перевозбудилась, узнав, что он мне без надобности ни как жених, ни как любовник. Так что это было ликование, если ты понимаешь, о чем речь.

– Это меняет дело! – улыбнулась Эва Сабиния. – И раз уж так сложилось, Наис душенька, оставь нас с Габи наедине!

Просить Анаис дважды не потребовалось. Едва отзвучали слова Эвы Сабинии, она пулей вылетела из дамской комнаты, не забыв, впрочем, аккуратно прикрыть за собой дверь.

– Так я теперь твоя девушка? – спросила Габи, соображая в быстром темпе, как ей выкручиваться из сложившейся ситуации. Не то, чтобы она была против побыть некоторое время девушкой наследной принцессы, но вот на постоянной основе оставаться в подобного рода отношениях ей ужас, как не хотелось. Все-таки мужчина представлялся ей более приемлемым партнером в постели, тем более, что ей все равно надо будет родить наследника или двух, если успеет конечно до тех пор, пока окончательно не слетит с катушек.

– Есть возражения? – неожиданно серьезно спросила ее принцесса.

– Мне с тобой было хорошо, – подсластила пилюлю Габи. – Так что я не против. Но ты должна знать…

– Нужен мужчина в постели? – перебила ее Эва Сабиния.

– Да, – признала Габи очевидное, – хотя бы иногда.

– Я не настаиваю на праве единоличного владения, – пожала плечами принцесса. – Мне тоже может понадобится мужчина…

– Я так думаю, – неуверенно добавила через мгновение.

– Ты что еще не пробовала? – удивилась Габи, наслушавшаяся при дворе всяких разговоров.

– Строго между нами! – потребовала Эва Сабиния.

– За кого ты меня принимаешь? – натурально обиделась Габи.

– А ты, ты, значит, уже не?..

– Не девственница, – подтвердила Габи. – Но тоже строго между нами. – Мне же еще замуж выходить.

– Мне тоже, – кивнула принцесса. – Можем как-нибудь завести одного на двоих…

– Слишком много чести! – обиделась Габи. – Он что будет за раз иметь и принцессу, и коннетабля клана? Удавлю!

– Мы можем найти какого-нибудь незнатного паренька, – предположила Эва Сабиния. – Пусть только попробует возгордиться!

– Так ты это все серьезно? – решила Габи получить разъяснения.

– Да, – подтвердила принцесса. – Ты же знаешь, что мне нравишься. Станешь моей официальной фавориткой.

– С ума сошла! – возмутилась Габи. – Что люди скажут? Да и жрецы не одобрят.

– Значит, будешь неофициальной фавориткой, – пожала плечами принцесса. – На публику просто лучшая подруга. А мужчину, тогда, не только можно, но даже нужно завести, чтобы языками не трепали!

– И ты не будешь ревновать?

– Я не буду! – пообещала Эва Сабиния. – К мужчине не буду. А ты?

– Тоже, тогда, не буду!

– Останешься сегодня на ночь? – перешла принцесса к делу.

– Сегодня – нет, – покачала головой Габи. – Не обижайся. Я брату обещала домой прийти. Но я могу остаться завтра. Что скажешь?

– Оставайся сегодня на обед! – предложила Эва Сабиния. – Девчонок я сейчас быстренько домой прогоню… Или устроим свальный грех? Все со всеми?

– А они согласятся?

– Мария – точно согласится. Помнишь, мы же тогда были вместе. С Анаис у меня тоже как-то было. Возможно, даже пару раз. Кло хочет попробовать, если уже не попробовала с другими.

– А что будем делать с Анной Луизой? – поинтересовалась Габи, уже смирившаяся с тем, что быть ей теперь любовницей принцессы-наследницы. И ведь не откажешь, да и не очень хочется, если честно, отказываться.

– Прикажу, присоединится! – словно прочтя ее мысли, вскинула подбородок будущая императрица. – Кстати, если уж мы заговорили о Марии. Надо бы ее как-нибудь подложить под твоего брата. Как смотришь, подойдет она тебе в качестве золовки?

[1] Юнона – среди прочего богиня брака и семьи.

[2] Naïs (Наис) – , уменьшительные от Anaïs (Анаис).

Глава 4(3)

3. Зандер

Разговор у них с Трисом получился хороший, доверительный, можно даже сказать откровенный. Так что по всему выходило, что Зандер в своем решении сделать еще один шаг навстречу Мишильерам, не ошибся. Рассказал тану о своих догадках и подозрениях, показал записи, сделанные в обители ордена Гекаты Нарбонской, разложил генеалогические таблицы, добытые за немалые деньги в Гербовом департаменте и Дворянской ложе, и Мишильер этот его жест оценил по достоинству и в свою очередь протянул, фигурально выражаясь, руку дружбы. Рассказал такое, о чем Зандер никогда даже не подозревал и, разумеется, не догадывался, дополнил его генеалогические таблицы редчайшими «поколенными росписями», найденными в архиве своего великого отца, и, наконец, в знак дружеского доверия два часа кряду обучал Зандера технике постановки ментального блока. Научить не научил, – наука оказалась сложной и в основе своей не моторной, а значит и перенять ее по легкому не удалось, – но основы будущего умения заложил и подробно объяснил, что и как делать в дальнейшем. Как упражняться и как закреплять наработанные навыки.

Разумеется, Зандер был Трису более чем благодарен, хотя и догадывался, что тот не открыл ему всей правды, а лишь приоткрыл маленькую калитку в неведомое. Туда, где хранились потаенные знания клана Мишильер, которые чужакам, если и открываются, то крайне редко и только в особых случаях. И уже это одно дорогого стоило, поскольку сближало их еще больше: его с Трисом, а значит, и с Габриэллой. Однако, что касается девушки-коннетабля разговор с ее старшим братом неожиданно принял совсем не тот оборот, какой Зандер мог ожидать и на какой в глубине души рассчитывал, даже если сам себе в этом не признавался. А дело было так, едва они с Трисом завершили увлекшее их обоих обсуждение принципов действия ментальных техник третьего рода, как тан Мишильер приказал подать вино и сыры, поскольку от ужина Зандер отказался, сославшись на сытость и немалое интеллектуальное утомление.

– Боюсь быть неправильно понят, Зандер, – сказал хозяин дома, когда, накрыв стол, слуги оставили их наконец наедине, – но вынужден все же объясниться.

– Прошу прощения? – удивленно посмотрел на него Зандер.

– Речь пойдет о моей сестре, – спокойно, ровным голосом объяснил Трис. – Возможно, мне это только показалось, но у меня возникло впечатление, что вы неравнодушны к Габриэлле.

– Уверяю вас, – всполошился Зандер, испугавшийся того, что его поведение было неправильно истолковано, – я не позволил себе ничего лишнего и, тем более, ничего, что могло бы скомпрометировать вашу сестру.

– Я знаю, – кивнул Трис, – и, в частности, поэтому отношусь к вам с большим уважением. Но речь не о компрометации, а о том, чтобы избежать недопонимания, чреватого различного рода осложнениями. Именно поэтому я хотел бы обрисовать вам, Зандер, то особое положение, в котором находится Габриэлла, и те следствия из этого положения, которые нам всем следует иметь в виду.

«О чем это он?» – еще больше запутался Зандер, который, чего уж там, был не силен во всех тонкостях и сложностях великосветской жизни. Одно дело имитировать принятое в обществе поведение, и совсем другое – чувствовать себя вои всем этом органично.

– Я вас слушаю, – сказал он, просто чтобы не молчать.

– Габриэлла не просто сильная магесса, – продолжил, между тем, Тристан Мишильер. – Она боевой маг очень высокого ранга.

– Я знаю, – кивнул Зандер. – Сам видел.

– Сильная магесса, – повторил собеседник, – и моя родная сестра при том, что других близких родственников у нас нет. Поэтому ей пришлось стать коннетаблем клана. Больше просто некому.

– Это знают все, – подтвердил Зандер, все еще не понимая к чему клонит его собеседник.

– Знают, но не отдают себе отчета в последствиях.

– И каковы, по вашему мнению, эти последствия?

– Она не сможет выйти замуж за кого-нибудь, кто не сможет или не согласится войти в наш клан. При этом «войти» означает, среди прочего, принять ее родовое имя и ее главенство везде, кроме спальни, где муж и жена сами решают, кто из них «поведет».

«Вот оно что! – понимание оказалось болезненным, хотя Зандер, вроде бы, даже не думал о том, чтобы жениться на Габриэлле. – Вот, что значит, пренебрегать светской жизнью! Однажды ты просыпаешься и узнаешь, что мир совсем не таков, как ты думал».

– Почему? – спросил он, хотя и понимал, что вопрос неуместный.

– Потому что клан не может себе позволить отпустить в другую семью настолько сильную магессу, – не удивившись вопросу, во всяком случае, не показав, что удивлен, ответил Тристан. – Маг такого уровня – сокровище. Уходя, он или она ослабляют свою семью и усиливают чужую. На такое не согласится ни клан, ни маг, если он, разумеется, воспитан, как должно. Габриэлла получила правильное воспитание, для нее такой поступок был бы невозможен, даже если бы она ни была коннетаблем. Однако она Э’Мишильер и, значит, уход из клана не возможен для нее в принципе. Маршалы, мой друг, не уходят служить в чужую армию, тем более, лейтенантами.

– Понимаю, – вынужден был Зандер высказать вслух то, что сначала действительно понял, но только сейчас осознал.

– Тогда мне хотелось бы окончательно расставить все точки над «i», – все тем же ровным голосом продолжил Трис. – Я ни разу не деспот, и предоставил своей сестре полную свободу действий, и реши она стать вашей любовницей, не стал бы вмешиваться. Но в этом случае я должен спросить вас прямо: соответствуют ли действительности циркулирующие в обществе слухи о ваших отношениях с баронессой д’Антиньи? Можете не отвечать, просто примите к сведению, что наследница брабантской короны не та женщина, с которой стоит ссорится. И это именно тот случай, когда я буду настаивать на том, чтобы не впутывать Габриэллу в неприятности. А они более чем вероятны, если две такие женщины начнут делить любовника, тем более, если одна из них видит в нем кандидата в мужья.

«Что ж, – согласился Зандер с выкладками Триса. – Все так и есть, и он в своем праве, а я чуть не навлек на себя презрение обоих: и тана, и его сестры. А все, потому что не осмелился посмотреть правде в глаза и вовремя разобраться в своих чувствах!»

– Вам не о чем беспокоиться, Тристан, – сказал он вслух. – Я никогда бы не причинил Габриэлле ни малейшего вреда, но, согласен, мог допустить ошибку по незнанию. Спасибо, что разъяснили мне всю сложность ситуации, в которой она находится. Надеюсь, вы позволите мне оставаться вашим общим другом: вашим и вашей сестры?

– Разумеется, – улыбнулся хозяин дома. – Почту за честь!

4. Габи

Дни, последовавшие за возвращением в столицу, были наполнены многочисленными частными визитами, посещением двух театральных премьер, – в Гранд Опера и в Новой Опере, – открытия выставки «Новый Старый Модерн» в галерее Филиппа де Лоррен-Арманьяка и раута во дворце принца[1] де Лильбонн. И все это, – от и до, – было всего лишь обязательной программой, повинностью, которую Габи несла, как первая дама клана Мишильер и едва ли не наперсница принцессы-наследницы. Что-то такое, что ты обязан выполнять, даже если очень не хочется: так брачное законодательство трактует «супружеский долг», а правила хорошего тона «светские обязательства» аристократов. Габи не жаловалась, она уже свыклась со своей ролью, но кроме светских у нее имелись так же обязательства иного рода. Она помогала Трису, работая, как сильный маг, на благо клана, – промышленные производства требовали ее участия, – и кроме того продолжала овладевать тайнами управления, участвуя в рабочих встречах и брифингах, изучая финансовые документы и знакомясь с экономическими прогнозами. Теперь каждое утро Габи, – но, разумеется, после пробежки, силовой гимнастики и боевых спаррингов, – начиналось с просмотра двух-трех столичных газет, одна из которых обязательно являлась «профильной», то есть, была посвящена экономике и финансам. На чтение светской макулатуры времени уже не оставалось, поэтому краткую выжимку из утренних изданий, – политика, спорт, уголовная и светская хроника, – Габи получала во время завтрака, переодевания и наведения красоты. Для этого у нее была теперь собственная секретарь-референт – выпускница парижской Сорбонны Натали де Вюйяр. И ведь надо было найти еще время на занятия магией, мастерство, как говорят в Пойме, не пропьешь, но и стоять на месте – не есть хорошо. Так что Габи фигурально выражаясь, не ходила теперь, а бежала, – потому что чуть замедлился, и уже опоздал, – и день за днем крутилась, как белка в колесе, оставляя на сон каких-то несчастных три-четыре часа. И при этом, все при дворе, – кроме немногих людей, знавших правду, – были уверены, что она всего лишь богатая и знатная прожигательница жизни. Сильный маг? Несомненно, но такой уж она родилась. Сумасшедшая на всю голову адреналиновая наркоманка? Кто бы сомневался! Достаточно посмотреть на то, как и на чем она ездит по городу. И так далее все в том же духе. Себя настоящую она показывала редко и только тем, кто был, по ее мнению, достоин откровенности. А таких, на круг, можно было пересчитать на пальцах одной руки, максимум – двух.

Впрочем, Габи не роптала и была, в целом, довольна тем, что есть. Единственное, что омрачало ее жизнь – это опасения по поводу душевного здоровья. Перспектива слететь в недалеком будущем с катушек и превратиться в монстра, совершенно ее не устраивала. Но об этом не знал, вообще, никто. То есть, о самой проблеме, кроме Триса, были осведомлены дама Конкордия и клановая целительница Серафина, – теперь они втроем думали над тем, как помочь Габи, – но вот о том, какой ужас поселился в ее душе с тех пор, как она узнала о созревающем в ней «темном охотнике», Габи не рассказывала никому, ни единой живой душе. Рассказала бы, возможно, Золотому человеку, но Источник держал свое слово: сказал «нет», значит, нет.

А между тем, жизнь продолжала идти своим чередом. И в эту привычную уже череду событий как-то незаметно встроился матримониальный вопрос. У всех он был разный, поскольку у каждого свои не похожие на других обстоятельства: у Эвы Сабинии, у Марии и Зандера, у Триса и даже у нее самой. Но во всех этих историях было, разумеется, и нечто общее. Как-то вдруг и, вроде бы, ни с того, ни с сего всем вокруг приспичило жениться, ну или выходить замуж. Это, смотря, с какой стороны смотреть. Однако любопытно еще и то, что Габи оказалась так или иначе вовлечена практически во все эти брачные коллизии. И первым из тех, чьими матримониальными планами она оказалась озабочена, стал, разумеется, ее брат, который, как ни странно, воспринял идею жениться на Марии Перигорской скорее положительно, чем наоборот.

– В конце концов, и ты, и я, – сказал он Габи после того, как она озвучила ему просьбу Марии и предложение Эвы Сабинии, – мы оба носим двойную фамилию – Мишильер-Перигор, и это не шутки. Это наша общая история и наше общее наследие. Так что женитьба на Марии и объединение под одной рукой двух близкородственных семей – это в нашем с ней случае вполне закономерный шаг. Видишь, даже император в этом заинтересован.

«Не совсем то, чего я ожидала, – отметила Габи, выслушав излишне расчетливые рассуждения брата, – но лучше так, чем никак. А там, глядишь, стерпится слюбится…»

– Ты ничего не сказал о самой Мари, как о женщине, – все-таки напомнила Габи о немаловажной, с ее точки зрения, стороне обсуждаемого брачного союза.

– Что ты имеешь в виду? – с деланным удивлением посмотрел ей в глаза Трис.

– Она тебе хотя бы нравится?

– Нравится? – переспросил брат. – На нашем уровне, Габи, это не имеет никакого значения. Наши личные желания тут ни при чем.

– То есть, только интересы клана? – уточнила Габи.

– В первую очередь они, – кивнул Трис. – Но, откровенно говоря, – улыбнулся он, – мне сказочно повезло. Мария красивая и неглупая женщина. У нее есть вкус и, я бы сказал, особый шарм, и у нее совсем неплохой характер. Про любовь не скажу, да и откуда бы? Однако я ей симпатизирую и, разумеется, никогда не обижу. Впрочем, позволь задать тебе встречный вопрос: она-то сама сказала тебе, что любит меня или что хотя бы влюблена?

«Закономерный вопрос, – тяжело вздохнула в душе Габи. – И, увы, мой ответ «нет»».

– Ты прав, Трис, – сказала вслух. – Не сказала, хотя и хочет за тебя замуж. Видимо, она тоже понимает, что на горних вершинах дуют лютые ветра…

[1] В данном случае, принц – это синоним титула князь или титул представителя боковой ветви королевского рода. Таких во Франции было несколько, например, семьи Конде, Конти и т. д.