Текст книги "В деснице благодати"

Автор книги: Макс Лукадо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

У нас нет судейского молотка

В первой главе Послания к Римлянам Павел противостоит гедонистам. Во второй

главе он занимается другой категорией – обвиняющими моралистами, теми, кто судит

других (см.: Рим. 2:1). Где-то между рестораном и церковью стоит человек, который

тычет пальцем в других.

«Итак, неизвинителен ты, всякий человек, судящий другого...» (Рим. 2:1).

Кто этот человек? Им может быть любой («всякий человек»), кто пропускает

Божью благодать через призму своего мнения. Кто подмешивает к Божьему

милосердию свою предвзятость. Это старший брат блудного сына, отказавшийся

прийти на пир (см.: Лк. 15:11-32). Это работник, отработавший десять часов и

завидующий другому, который работал всего один час, но получил ту же плату (см.: Мф.

20:1-16). Это ищущий вину брат, занятый грехами своего ближнего и забывающий о

собственных.

Если вы думаете, что имеете право судить другого, у Павла есть для вас суровое

предостережение. У нас нет судейского молотка. «...Есть суд Божий на делающих такие

дела» (Рим. 2:2).

Ключевое слово здесь – «суд». Одно дело – наше суждение, другое – наше

осуждение. Одно дело – считать виновным, и совсем другое дело – приговорить. Да, вам отвратительны преступления Джеффри Дамера (как и мне), но это не то же самое, что заявлять, будто я лучше него (я не лучше) или будто на таких людей не

распространяется благодать Божья (а таких людей вообще нет).

Как пишет Джон Стотт, «это не призыв подвергать сомнению наши критические

способности или полностью отказаться от критики и укоров в адрес других как чего-то

незаконного. Скорее это запрет судить других и осуждать их (на что мы, как

человеческие существа, не имеем права), особенно если осудить других людей нам не

удается»1.

Наше дело – ненавидеть грех. А дело Бога – заниматься грешниками. Бог

призывает нас возвышаться над злом, но Он никогда не призывал нас возвышаться над

злодеями.

А как бы нам это понравилось! Есть ли более приятное занятие, чем судить других?

Есть что-то неотразимо притягательное в том, чтобы облечься в мантию, самоуверенно

встать перед залом и ударить молоточком. «Виновен!»

Кроме того, судя других, мы легко и быстро возвышаемся в собственных глазах.

Комфортный лифт для нашего самомнения. Встав рядом со всякими Муссолини, гитлерами и дамерами, мы гордимся собой. «Взгляни, Боже, по сравнению с ними я не

так уж плох».

Но в этом-то и проблема. Бог не сравнивает нас с ними. Они – не эталон. Эталон —

Бог. И по сравнению с Ним, как указывает Павел, «...нет делающего добро, нет ни

одного» (Рим. 3:12). Собственно, это и есть первая из двух причин, по которым судить

нас имеет право один только Бог.

Причина номер один: мы не настолько хороши

Допустим, Бог упростил бы дело и свел всю Библию к одной заповеди: «Ты должен

так высоко прыгнуть вверх, чтобы дотянуться до Луны». Не надо любить ближнего, молиться Иисусу и быть Его последователем; просто будь так добр, допрыгни до Луны

– и ты спасен.

Нам никогда не допрыгнуть. Многие смогут оторваться от земли на три или четыре

фута; очень мало окажется тех, кто прыгает на пять-шесть футов. Но по сравнению с

высотой, которой нужно достичь, ничей результат не будет блестящим. Хотя вы можете

прыгать на полфута выше меня, это еще не повод хвастаться.

Так вот, Бог не предложил нам допрыгнуть до Луны, хотя это мало что изменило

бы. Он сказал: «...будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48). Ни

один из нас не может выполнить требования Бога. Поэтому никто из нас не достоин

облачиться в мантию, встать перед залом и судить других. Почему? Потому что мы не

настолько хороши. Может быть, Дамер прыгал на полфута, а вы прыгаете на семь футов

выше, но на фоне оставшегося миллиарда двухсот миллионов футов хвастаться тут

нечем.

Ситуация почти комическая. Мы, прыгающие на три фута, смотрим на парня, подпрыгнувшего на один дюйм, и говорим: «Какой плохой прыжок!» Почему нас тянет

на такие критические высказывания? Это уловка. Пока я говорю о ваших недостатках, я

не вспоминаю о своих. Наблюдая ваши жалкие попытки прыгнуть, я могу воздержаться

от откровенности о собственных «достижениях». Я подобен человеку, который, войдя в

кабинет психиатра с черепахой на голове и торчащими из ушей морковками, говорит:

«Доктор, меня беспокоит, вполне ли нормален мой брат».

Это чрезвычайно распространенная тактика уклонения от наказания. Даже дети к

ней прибегают. «Если папа рассердится вместо меня на братика, мне не попадет».

Поэтому я обвиняю. Я сравниваю. Вместо того чтобы признать собственные

прегрешения, я выискиваю их у других людей. Лучший способ оправдать пороки в моем

доме – найти худшие пороки в доме соседа.

Такие штучки с Богом не проходят. Повнимательней прочтите слова Павла.

Неужели думаешь ты, человек, что избежишь суда Божия, осуждая делающих такие дела и

сам делая то же? Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения

Божия, не разумея, что благость Божия ведет тебя к покаянию?

Рим. 2:3-4

Мы не настолько хороши, чтобы у нас было право судить. Неужели голодный

осудит нищего? Станет ли больной смеяться над увечным? Как будет слепой судить

глухого? Может ли грешник судить грешника? Нет. Только Он имеет право судить, и Он

– не тот, кто написал эту книгу, и не тот, кто ее читает.

Причина номер два: мы не всё знаем

Мы не только недостойны, мы еще и некомпетентны. Мы не знаем о человеке

достаточно, чтобы судить его.

Мы не знаем всего о его прошлом. Мы осуждаем человека, пошатывающегося

сегодня утром, но не видели, какие удары сыпались на него вчера. Нас раздражает

хромота этой женщины, но мы не знаем о гвозде в ее туфельке. Мы презираем

человека за страх в его глазах, но и понятия не имеем, от скольких камней ему

пришлось увернуться и от скольких стрел укрыться.

Он слишком громогласный? Быть может, он боится, что его так никогда и не

заметят. Он слишком робкий? Может быть, он не хочет повторения своего позора.

Слишком медлительный? Может быть, в прошлый раз он поспешил и упал. Вы же не

знаете. Только Тот, Кто знает пути вчерашнего дня, имеет право судить людей.

Мы ничего не знаем не только о вчерашнем дне, но и о завтрашнем. Возьмемся ли

мы судить книгу, которая еще не дописана? Вынесем ли приговор картине, пока

художник еще держит кисть? Разве можно отвергнуть живую человеческую душу, если

труд Божий еще не завершен? «...Уверен в том, что начавший в вас доброе дело будет

совершать его даже до дня Иисуса Христа...» (Флп. 1:6).

Будьте осторожны! Петр, отрекшийся от Иисуса у ночного костра, может разжечь

своей пламенной проповедью в день Пятидесятницы небывалый костер веры. Самсон, слепой и слабый сегодня, может собрать остатки сил, чтобы сокрушить столпы

безбожия. Для людей нынешнего поколения этот парень – заикающийся пастух, а для

следующего поколения он может оказаться вдохновенным пророком Моисеем. И не

называйте Ноя глупцом, а вдруг вам понадобится, чтобы он прихватил в свой ковчег и

вас? «...Не судите никак прежде времени, пока не придет Господь...» (1 Кор. 4:5).

Закоренелый преступник был приговорен своей страной к смерти. В последнее

мгновение он воззвал к милосердию. Если бы он просил пощады у своего народа, никто

бы не сжалился. Попросил бы у властей – ему бы отказали. Попросил у своих жертв —

его бы не услышали. Но он искал благодати не у них. Он повернулся к истекающему

кровью телу Того, Кто был распят рядом с ним, и взмолился: «...помяни меня, Господи, когда при– идешь в Царствие Твое!» (Лк. 23:42). И Иисус ответил ему: «...истинно говорю

тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:43).

Насколько мы знаем, Джеффри Дамер поступил точно так же. И насколько мы

можем знать, Джеффри Дамер получил тот же самый ответ. И если задуматься, мольба

Дамера ничем не отличается от вашей или моей мольбы. Может быть, он молился, сидя

на тюремной койке, а вы молитесь на церковной скамье, но при взгляде с небес все мы

просим одного – вознести нас в небеса до Луны.

И по небесной благодати мы до нее дотянемся.

5

Рим. 2:17-3:18

БЕЗБОЖНАЯ РЕЛИГИЯ

Вот, ты называешься Иудеем, и успокаиваешь себя законом, и хвалишься Богом...

и уверен о себе, что ты путеводитель слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев, имеющий в законе образец ведения и истины: как же ты, уча другого, не учишь себя самого?

Рим. 2:17, 19-21

Представьте себе, что я зову вас выйти со мной в море на парусной яхте.

– Вот уж не знал, Макс, что вы моряк, – удивитесь вы.

– А вы как думали! Еще какой!

– И где же вы научились ходить под парусом?

С самоуверенной улыбкой я достаю из кармана выцветшую фотокарточку. На ней

виден моряк, стоящий на баке настоящей шхуны.

– Это мой прадедушка. Он обогнул под парусами мыс Горн. Я из рода отважных

мореплавателей. В моих жилах течет вода всех океанов.

– Ваш прадедушка научил вас ходить под парусом?

– Конечно, нет. Он умер задолго до моего рождения.

– Так кто же научил вас управлять яхтой?

Достав из другого кармана книгу, я с гордостью говорю:

– Я прочитал руководство.

– Вы прочитали книгу о мореплавании?

– Мало того. Я ходил на курсы при местной школе. Могу объяснить вам, где нос, где корма. И даже показать, где бушприт и где руль. Я умею вязать рифовый узел. Вам

стоит посмотреть, как ловко я подниму мачту.

– Вы хотите сказать, «подниму парус»?

– Какая разница... Мы даже съездили на практическое занятие, я видел там

настоящего капитана. Я лично пожал ему руку! Ну, давайте, вы ведь хотите покататься

на яхте?

– Честно говоря, Макс, я сомневаюсь... Какой из вас моряк?

– Доказать вам? Хотите увидеть стопроцентноедоказательство? Тогда смотрите, вот у меня самая настоящая татуировка. – Закатав рукав, я показываю изображение

сидящей на якоре русалки. – Видите, как она привстает, когда я играю мускулами?

Вас, читатель, это не впечатляет?

– И это все ваши доказательства?

– А что еще надо? У меня отличное происхождение. Я читал книгу. У меня есть

татуировка. Отдать концы!

Надо полагать, все мои читатели останутся на берегу. Любой сухопутный житель

понимает, что родословной, вечерних курсов и вколотых под кожу чернил маловато, чтобы стать моряком. Вы не доверите такому человеку, как я, вывести вас в открытое

море, и Павел не доверил бы таким людям, как я, прокладывать курс для Церкви.

А попытки, видимо, делались. О, их делали не знатоки навигации, это были знатоки

религии. Их предки подвизались не в море, а в храме. У них не было книги о парусниках, их книга называлась Тора. Но, самое главное, татуировка у них была – она

представляла собой обрезание. И они гордились: гордились своими предками, своим

законом, своей избранностью.

Они также гордились посланием от Павла. Представьте себе общину, слушающую

чтение этого послания. Иудеи по одну сторону, остальные – по другую. Не видим ли

мы, как сияют иудеи? Павел обличает безбожников, и они кивают. Павел

предупреждает о Божьем гневе, направленном на строящего хижину гедониста, и они

улыбаются. Когда Павел, их иудейский собрат, упрекает необрезанных, они хором

прерывают чтение: – Аминь! Проповедуй так, Павел! Но тут Павел удивляет их. Он

обращается к ним с обличительной речью:

Вот, ты называешься Иудеем, и успокаиваешь себя законом, и хвалишься Богом, и знаешь

волю Его, и разумеешь лучшее, научаясь из закона, и уверен о себе, что ты путеводитель

слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев, имеющий в

законе образец ведения и истины...

Рим. 2:17-20

Не гордитесь своим происхождением

То, что вы услышали, – не фейерверк. Это артобстрел, это разрывы снарядов.

Семь точных характеристик, семь точных ударов в самое средоточие законничества.

Послушаем эти взрывы.

«...Ты называешьсяИудеем...»

«...Успокаиваешь себязаконом, и хвалишьсяБогом...»

«...Знаешьволю Его, и разумеешьлучшее, научаясь из закона...»

«...И уверен о себе,что ты путеводитель слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев, имеющий в законе образецведения и истины...»

Взрыв! Взрыв! Взрыв! Как раз когда старейшины думали, что их будут

превозносить, началась канонада по их позициям. Павел говорит им: «Вы из иудеев. Вы

больше верите в закон, чем в Законодателя, и возомнили, будто бы имеете монополию

на Бога. Вы уверовали, что входите в число немногих избранных, которые “знают” (без

тени сомнения), чего хочет от них Бог. И, словно бы этого мало, вы считаете себя

Божьим даром для запутавшихся и несмысленных. Ведь вы убеждены, что знаете всё».

Что-то подсказывает мне: этим выстрелом Павел завоевал себе звание лучшего

богослова года. Впрочем, апостола больше занимает, кем считают себя религиозные

камнеукладчики, и критика его ясна: «Не гордитесь своим происхождением». Ваше

рождение в сорочке, да еще и с ефодом в придачу, ничего не значит на небесах. Вера —

дело сугубо личное. В Царстве Божьем нет аристократических титулов и священной

знати.

Мне вспоминается история о сыне дровосека. Мальчик почему-то решил, что в лесу

водятся привидения. Это встревожило его отца, который в лесу зарабатывал себе на

жизнь и хотел передать сыну свою профессию. Чтобы успокоить ребенка, отец дал ему

свой шарф со словами: «Сынок, привидения меня боятся. Носи этот шарф, и тебя они

тоже будут бояться. Благодаря ему ты станешь дровосеком».

И сын стал носить шарф. Он носил его с гордостью, рассказывая каждому

встречному, что он дровосек. Правда, он так ни разу и не вошел в лес и не срубил ни

одного дерева, но раз у него был отцовский шарф, он считал себя дровосеком.

Со стороны отца куда мудрее было бы объяснить сыну, что привидений не бывает, а не учить его полагаться на шарф.

Иудеи тоже полагались на шарфы своих отцов. Украшением их наследия были

особые кисточки. Даже если эти люди были воры, прелюбодеи и святотатцы (см.: Рим.

2:22-23), они все равно относили себя к богоизбранному народу. Почему? Потому что у

них имелся шарф.

Может быть, вам тоже достался в наследство шарф. Не исключено, что ветви

вашего семейного древа изобилуют праведниками и духовидцами. И вообще, вы

родились в подвале церкви, а зубки у вас резались на церковной скамье. В таком случае

вас должна переполнять благодарность, но не лень. Лучше полагаться на истину, чем на

шарф.

А может быть, у вас нет такой родословной. Из ваших предков скорее составилась

бы команда пиратской шхуны, чем выпускной класс семинарии. Если и так, ничего

страшного. Точно так же, как религиозное наследие не приносит вам дополнительных

очков, мирское наследие не делает вас неполноценным. Семейное древо не может ни

спасти вас, ни обречь на осуждение; окончательный выбор всегда за вами.

Не полагайтесь на символы

Разобравшись с проблемой происхождения, Павел теперь обращается к проблеме

татуировки. В центре его внимания оказывается самый священный символ иудаизма —

обрезание. Обрезание символизирует близость, которой желает Бог в отношениях со

Своим народом. Это нож, направленный Богом против нашей самодостаточности. Бог

хочет иметь касательство к нашей личности, нашей индивидуальности, даже нашей

потенции. Обрезание означает, что в нашей жизни для Бога нет ничего слишком

личного, слишком интимного.

Однако иудеи вместо того, чтобы видеть в обрезании знак послушания, стали

считать его знаком своего превосходства. Со временем они начали больше доверять

символу, чем Отцу. Павел, рассеивая это заблуждение, указывает: «Ибо не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти; но тот Иудей, кто внутренно таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве: ему и

похвала не от людей, но от Бога» (Рим. 2:28-29).

Позднее Павел спрашивает, когда Бог принял Авраама – «...по обрезании или до

обрезания?» (Рим. 4:10).

Важный вопрос. Если Бог принял Авраама лишь после обрезания, то Авраам был

принят Богом за свои заслуги, а не за свою веру.

Что же отвечает Павел? Авраам был принят «до обрезания» (Рим. 4:10). О том, что

Авраам был принят Богом, сообщается в 15-й главе Бытия, а обрезание описано в 17-й

главе той же книги. Эти два события разделяют четырнадцать лет!

Если Авраам уже был принят Богом, то зачем ему понадобилось обрезание? На

этот вопрос Павел отвечает следующим образом: «…знак обрезания он получил, как

печать праведности через веру, которую имел в необрезании...» (Рим. 4:11). Эта мысль

имеет для Павла решающее значение – обрезание служит лишь символом. Оно нужно, только чтобы засвидетельствовать то, что уже сделано Богом.

Печатая эти строки, я вижу замечательный пример похожей символики. На моей

левой руке имеется символ – золотое кольцо. Хотя это не вершина ювелирного

искусства, оно бесценно. Молодой симпатичной учительнице начальных классов оно

обошлось в двести долларов. Она надела кольцо на мою руку в день нашей свадьбы.

Это кольцо – символ нашей любви, свидетельство нашей любви, даже декларация

нашей любви, но не ее источник.

Когда у нас случаются неприятности или размолвки, я вовсе не снимаю кольцо, чтобы водрузить его на алтарь и молиться на него. И я не тру его, чтобы обрести

мудрость. Потеряйся это кольцо, расстроился бы я, но не наш брак. Оно – только

символ, и больше ничего.

Предположим, что я попытался бы сделать это кольцо чем-то большим, чем то, что

оно собой представляет. Допустим, я стал бы худшим из мужей, злобным и неверным.

Вообразим, что я не давал бы Деналин того, в чем она нуждается, и не заботился бы о

наших детях. И однажды она, дойдя до точки, сказала бы:

– Ты мне не муж. Ты меня не любишь и совсем не думаешь обо мне. Я хочу, чтобы

ты ушел.

И что она, по-вашему, сказала бы, если бы я начал возражать:

– Как ты могла сказать такое? Я ношу твое кольцо. Я ни разу не снимал его даже на

минуту! Да, я частенько бью тебя и обманываю, но я же ношу кольцо. Разве этого мало?

Многие ли из вас считают, что такой довод заставит ее расплакаться и просить

прощения:

– О, Макс, как я могла упустить это из виду! Ты так самоотверженно носил мое

кольцо все эти годы. Да, ты частенько бьешь меня, забываешь обо мне, ни во что меня

не ставишь, но все это не в счет, ведь ты носишь кольцо.

Чушь собачья. Она никогда такого не скажет. Почему? Потому что вне нашей любви

кольцо ничего не значит. Оно символизирует любовь, но не заменяет ее. Павел

упрекает иудеев в том, что они полагаются на символику обрезания, забывая о своей

душе. Не смог ли бы он упрекнуть в той же самой ошибке и нас?

Примерим в этой ситуации современные символы, такие как крещение, причастие

или принадлежность к церковной общине.

«Боже, я знаю, что никогда не думаю о Тебе. Я знаю, что ненавижу людей и

обманываю своих друзей. Я следую всем вожделениям плоти и неверен своей жене. Но

Ты ведь не против, правда? Я имею в виду, в конце концов, я все-таки крестился тогда, в

христианском летнем лагере, когда мне было десять лет».

Или: «...каждую Пасху я причащаюсь».

Или: «...мои отец и мать были пресвитерианами в пятом поколении, Ты же знаешь».

Не думаете ли вы, что Бог скажет: «Ты прав. Ты никогда обо Мне не думаешь и не

чтишь Меня. Ты ненавидишь своего ближнего и жесток со своими детьми, но, раз ты

крестился, Я не буду обращать внимания на твою непокорность и неправедную жизнь».

Чепуха. Символ не имеет силы без того, что он символизирует.

В моем шкафу висит студенческая спортивная куртка. Я заслужил ее, два года

играя за университетскую футбольную команду. Она тоже своего рода символ. Символ

труда и пота в долгие часы тренировок на поле. Эта куртка и больное колено – память

о том, на что я был способен двадцать лет тому назад. Думаете, если я сейчас надену

эту куртку, то сразу сброшу фунтов двадцать лишнего веса и превращусь в

стремительного юношу? Думаете, если я войду в этой куртке в кабинет тренера, он

встретит меня распростертыми объятьями и словами: «Нам давно не хватало такого

игрока, как ты. Скорей на поле!»?

Чушь собачья. Эта куртка – просто воспоминание о том, чего я когда-то добился.

Она ничего не говорит о том, на что я гожусь сегодня. Сама по себе она не преобразит

меня, не сделает меня лучше и сильнее.

Не способно на это и ваше наследие, даже если вы потомок Джона Уэсли.

И ваше причастие, даже если вы проглотите два кусочка хлеба.

И ваше крещение, даже если вы окунетесь в реку Иордан.

Поймите меня правильно. Символы важны. Некоторые из них, такие как причастие

и крещение, связаны с распятием Христа. Они символизируют спасение, свидетельствуют о спасении, даже провозглашают спасение. Но они не совершают

спасение.

Полагаться на символ – все равно что объявлять себя моряком, потому что у тебя

есть татуировка, или объявлять себя хорошим мужем, потому что носишь обручальное

кольцо, или объявлять себя спортсменом, потому что раздобыл куртку знаменитой

команды.

Вы действительно уверены, что Бог спасет Своих детей благодаря символу?

Что же это был бы за Бог, если бы Он, глядя на религиозного лицемера, сказал: «Ты

никогда не любил Меня, не искал Меня, не был Мне послушен, но твое имя значится в

списках правильной церкви, так что Я тебя спасу»?

С другой стороны, что это был бы за Бог, если бы Он, глядя на искренне верующего, сказал: «Ты посвятил свою жизнь любви – ко Мне и Моим детям. Ты покорил Мне свое

сердце и исповедал свои грехи. Я так хотел бы спасти тебя! Но, к сожалению, в твоей

церкви причастие совершается на один раз в месяц чаще, чем нужно. Из-за этой

формальной ошибки ты навеки обречен пребывать в аду»?

Чепуха. Наш Бог изобилен любовью и неколебим в милосердии. Он спасает нас, и

не потому, что мы верим в символ, а потому, что мы верим в Спасителя.

Заметьте, пожалуйста, что Павел не обращается к другой теме; он обращается к

другой аудитории. Речь по-прежнему идет о трагедии безбожной жизни.

«...Открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие [безбожие]...» (Рим. 1:18).

С точки зрения Бога, нет разницы между безбожным жуиром, безбожным

морализатором и безбожным прихожанином. Компании плейбоев, коллегии судей и

церковному хору нужна одна и та же истина: без Бога мы все погибнем.

Или, как заключает Павел,

...мы уже доказали, что как Иудеи, так и Еллины, все под грехом, как написано: «нет

праведного ни одного; нет разумевающего; никто не ищет Бога...»

Рим. 3:9-11

Точно так же, как происхождение, знание правил и татуировка не могут превратить

меня в моряка, наследие, обряды и ритуалы не превратят меня в христианина. «Бог дает

оправдание верующему не потому, что высоко ценит его веру, но потому, что высоко

ценит Того (то есть Христа), в Кого он верит»1.

Не пытайтесь сделать то, что может сделать только Бог

Вернемся к моему приглашению на морскую прогулку. Да, я помню, я говорил, что

вы, скорее всего, откажетесь, но давайте представим себе, что вы не так умны, как в

действительности, так что согласились и взошли на борт.

Вы сразу забеспокоились, заметив, что парус я поднял на какие-то полфута. Еще

более странным вам показалось, что я уселся перед слегка приподнятым парусом и

начал дуть на него.

– Почему вы не поднимете парус? – спрашиваете вы.

– Потому что я не могу его надуть, – вздыхаю я.

– Пусть его надует ветер, – не унимаетесь вы.

– Нет, я так не могу. Ведь я должен сам управлять моей яхтой.

Это слова законника, который, пыхтя и отдуваясь, старается направить свое

суденышко на небеса (не замечали, что многие религиозные люди зачастую словно бы

задыхаются?).

Постепенно нас с вами отнесло от берега в море, и налетела свирепая буря. В

палубу бьют струи ливня, наша скорлупка раскачивается на волнах.

– Сейчас брошу якорь! – кричу я.

Вас радует, что я, по крайней мере, знаю, где у меня якорь, но тут же до полного

ступора ошеломляет то, что я с этим якорем вытворяю.

Сначала я волоку якорь на нос яхты и с силой бросаю на палубу.

– Теперь мы спасены! – кричу я.

Но, конечно же, это пустые слова. Буря усиливается.

Тогда я перетаскиваю якорь к мачте и встаю на него обеими ногами.

– Я встал на якорь! Теперь нас не будет так болтать!

Но волны по-прежнему швыряют нас как хотят.

– Вы тоже должны встать на якорь! – командую я.

Окончательно разозлившись и не на шутку опасаясь за свою жизнь, вы отнимаете у

меня якорь и отправляете его по назначению, в море.

– Макс, неужели вы даже не знаете, что якорь должен держать судно, а не

наоборот?

Законник этого не знает. Он держится сам за себя. Опору он ищет исключительно в

том, что есть у него самого – это его происхождение, его закон и его татуировка.

Когда налетает буря, законник хочет прикрепиться якорем к своим делам. Он сам себя

спасет. В конце концов, разве он не принадлежит к правильной группе людей? Разве он

не исполняет правильный закон? И разве он не прошел правильное посвящение?

(Кстати, никогда не задумывались, почему многих религиозных людей в жизни так

штормит?)

Суть в том, что спасение – дело Бога.

Помните притчу о реке? Первый брат, гедонист, построил хижину и назвал ее

замком. Второй брат, обвинитель, следил за ним и называл его нечестивым. А законник, третий брат, укладывал камни и полагался на собственные силы. Он – пример

безбожной религиозности, он складывает свои добрые дела в бурлящий поток, рассчитывая, что они позволят ему подняться вверх по течению. В итоге все трое

отвергли предложение перворожденного сына, и все одинаково далеки от отца.

Смысл этой притчи и смысл сказанного Павлом в Послании к Римлянам один и тот

же: только Бог спасает Своих детей. Под небом есть только одно имя, силою которого

совершается спасение, и это не ваше имя.

А русалка, вытатуированная на вашей руке, тут вообще ни при чем.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Задумаемся о свершенном Богом. Он не предал

забвению наш грех, не отступил от Своих принципов.

Он не закрыл глаза на наше непослушание и не снизил

Своих требований. Не отменяя наш грех, Он принял его

на Себя и – даже представить невозможно – вынес

Себе приговор. Святость Бога сохранена. Наш грех

наказан. А мы искуплены. Бог делает то, что сами мы

сделать не можем, чтобы мы стали такими, какими и

мечтать не осмеливались – совершенными перед Ним.

КАКОЙ БОГ!

6

Рим. 3:12-26

ВОЗЗВАНИЕ К МЕРТВЫМ

...Все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного.

<...> ...Так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом...

Рим. 3:12, 19

Несколько недель назад я ездил на Средний Запад, чтобы забрать двух моих

старших дочерей. Они провели неделю в летнем лагере. В лагере они побывали не

впервые, но впервые забрались так далеко от дома. Время они проводили прекрасно, у

них было множество интереснейших занятий, но все же девочкам было не по себе. Они

скучали по маме с папой. Да и маме с папой нелегко давалась разлука.

Не желая рисковать из-за возможных задержек авиарейсов, я вылетел на день

раньше. Родителям не разрешалось встречаться с детьми до 17 часов, так что я погулял

по окрестностям, полюбовался видами, хотя постоянно поглядывал на часы. Я приехал

сюда не ради пейзажей. Я приехал за своими детьми.

К месту я подошел к 15 часам. Поперек грунтовой дороги была натянута веревка, на

которой покачивалась табличка с напоминанием о том, что «родителям вход запрещен

до 17.00».

У веревки я оказался не первым. Там уже стояли другие родители. То и дело

кто-нибудь смотрел на свои часы. Никаких серьезных разговоров, только дежурные

«как дела?», «откуда вы приехали?» и «сколько у вас детей?». Все примерно в таком

духе. Наши мысли уносились вдаль по этой пыльной дороге. Где-то в половине пятого я

заметил, что несколько родителей придвинулись ближе к веревке. Чтобы не отставать, я тоже придвинулся поближе. Хотя почти все пространство перед веревкой было уже

заполнено, там оставалось местечко для одного человека. Я протиснулся мимо

какой-то родительницы, которая не услышала звон ипподромного колокола. Мне было

жалко ее, но не настолько, чтобы уступить ей мою беговую дорожку.

За пять минут до «времени X» все разговоры смолкли. Хватит заниматься

пустяками, тут дело серьезное. Гоночные болиды выстроены на старте. Бегуны уперлись

подошвами в колодки. Пошел обратный отсчет. Нам только и нужно было, чтобы

кто-нибудь убрал веревку.

Для выполнения этой благородной миссии на дороге появились два воспитателя.

Они прекрасно понимали, что нельзя просто взять один конец веревки и перейти с ним

на другую сторону дороги перед толпой родителей. Такой шаг стал бы роковым – им

ни за что не уцелеть под копытами рванувшего вперед табуна. Вместо того чтобы

рисковать жизнью, они взялись каждый за свой конец веревки и по условному сигналу

бросили ее на землю (им уже не раз доводилось такое проделывать).

Нас впустили!

Я был готов к этому мгновению. Я достаточно долго его ждал. Начав с быстрого

шага, я краем глаза заметил, что кое-кто из родителей перешел на трусцу. «Ага, так вот

как тут надо!» Хорошо, что на мне были кроссовки. Я побежал. Хватит тянуть резину!

Час пробил, веревка отброшена, и я готов был на все, чтобы увидеть моих дочек.

Бог испытывает те же самые чувства.

Он приготовился к встрече со Своими детьми. Он тоже в разлуке с ними. Он тоже

сделает все что нужно, чтобы вернуть их домой. И все же Его желание далеко

превосходит наше. Забудьте об авиаперелетах и арендованных машинах – речь идет о

воплощении и жертве. Забудьте об одной ночи в отеле – что вы скажете о том, чтобы

прожить на земле целую жизнь? Я сменил свое местопребывание с Техаса на Миссури.

Он сменил Свое местопребывание с небесного престола на ясли в Вифлееме.

Для чего? Он знал, что Его дети остались без Отца. И Он знал, что мы не в силах

вернуться без Его помощи.

Грех, всеобщая проблема

Но отделяют нас от Бога не веревка и не правила лагерной администрации. Нас

отделяет от Бога грех. Мы не настолько сильны, чтобы уничтожить его, и не настолько

хороши, чтобы его загладить. При всех наших различиях у нас есть одна общая

проблема. Мы отделены от Бога.

«...Нет праведного ни одного,нет разумевающего; никтоне ищет Бога; все

совратились с пути, до одногонегодны; нет делающего добро, нет ни одного»(Рим.

3:10-12, курсив мой. – М. Л.).

У вас не возникло впечатления, что Павел старается что-то нам объяснить?

Каждый человек на изобильной Божьей земле упустил это. Гедонисты – потому

что стремятся к удовольствиям, а не к Богу. Судьи – потому что заносятся, вместо того

чтобы поклоняться Богу. Законники – потому что выбирают труды, а не благодать.

Строитель хижины хочет наслаждений, обвинитель ближнего хочет избежать

наказания, укладчик камней хочет стать добродетельным. Первый не считается с Богом, второй старается Его отвлечь, третий рассчитывает от Него откупиться. Но все трое

разминулись с Богом. Все трое безбожны.