Текст книги "Патруль (СИ)"

Автор книги: Макс Гудвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– И что? – переспросил Лаечко. – Другие камеры за этот день есть?

Сказано – сделано, и лаборант принялся открывать папки с архивами, где на записях с другой камеры тот самый парень, что смотрел в камеру перед пропажей, шёл по коридору, прижимая к животу под халатом что-то округлое. Лаечко, не теряя времени, снял на свой сотовый оба видео и сделал скриншот лица студента.

– Вот только это всё косвенные, – тихо заметил я, глядя на экран.

– Только если отпечатков на лакированном черепе не будет, – парировал Лаечко. – В любом случае, это работа оперов уже. Тут не отвертятся. Придётся поездить.

Получив материал, мы вернулись в машину, откуда старший связывался с СОГ по тому номеру, куда скинул всё видео и фото. И ему тут же позвонили, и он зачем-то вышел из машины, чтобы поговорить и, видимо, размять ноги.

А я подумал, что чудеса чудесные – этот интернет. Раньше, я помню, чтобы фото скачать, нужно было ждать час. А сейчас видео пересылаются прямо со скоростью света, и можно вести не просто телефонный разговор, но и видеть говорящего. Будущее, ё-маё.

Теперь понятно, почему люди не следят за словами. Только тронь кого-нибудь пальцем, и уже завтра за тобой приедут хмурые люди в форме, у которых, в отличие от тебя, нет и не должно быть обтягивающих штанов.

– Как, блин, они это делают? – возмутился старший группы задержания, кладя трубку и бухаясь в кресло авто.

– Что там?.. – спросил Дима.

Глава 11
Черный маг и костер инквизиции

– Да ничё, требуют, чтобы мы этого парня догнали. Там 158-ая возбуждена. Плюс отпечатков на черепе – буран. Эти дебилы его лакировали и, похоже, как подсвечник использовали. Следак требует, чтобы мы его в РОВД доставили для сверки пальцев с теми, что на черепе. А там, может, это какая-то секта, и они против русских ценностей. У нас же сатанизм теперь к эстетизму приравнён. Вряд ли они экстремисты, конечно. Но нормальный человек черепа из анатомки красть не будет, – заключил Лаечко.

– А шокером бить коллегу будет, если он попросит? – подколол Лаечку Дима.

– А ты откуда про шокер знаешь? – спросил я Диму.

– Саня мне сам сказал, мол, что у тебя из-за вчерашнего провалы в памяти, чтобы я не удивлялся. Вот я не удивляюсь ничему. Ни тому, что он тебя шокером ударил, ни тому, что ты мультифору и файл не знаешь, и сатанистам в меде не удивлюсь тоже, – проговорил Дима, поворачивая ключ в замке зажигания.

Машина тронулась, и вот уже мы ехали обратно на Московский тракт.

А тем временем Саша принялся мечтать вслух:

– Сейчас студента повяжем и на обед. А то пашем как не в себя.

– Обед это да, обед – это хорошо, – подтвердил Дима.

Подъехав к общаге, мы с Сашей вышли и направились к коменданту, которую нашли точно там же, где и оставили, в комнате с компьютером, на экране которого был какой-то карточный пасьянс.

– Ну что, ещё что-то вам показать? – спросила она, видя нас с порога.

– Нет, спасибо. Я почти женат. Да и обед скоро, – ответил Лаечко, – Вы лучше скажите, вот как зовут вот этого классного парня и где он живёт?

Она сделала вид, что не расслышала первую часть его реплики, и уставилась в его телефон.

– Это Виталий Владимиров, на седьмом этаже живёт, кличка Шекспир. А вам это зачем?

– Есть версия, что это он из общаги на улицу ворованные из анатомки черепа выкидывает. Уже даже есть уголовное дело. Так в какой комнате он проживает?

– 705-тая комната, – произнесла комендант немного растерянно, а потом добавила, – А я знала, что эти его игры и хеви-метал до добра не доведут. От саксофона до ножа, как говорится, один шаг!

– А почему Шекспир? – спросил я.

– Откуда ж я знаю, может, волосы длинные, потому что, а может, наркоман, как все творческие люди! Да было бы там творчество, ему Бог талант дал на гитаре играть, а он свой хеви рубит! У них там сейчас сходка, кстати. Сразу всех накроете!

– Чья сходка? Металлистов? – спросил Лаечко.

– Да мне что металлисты, что нигилисты, один чёрт. Поднимитесь и сами всё увидите!

Мы со старшим группы пошли по общажной лестнице на седьмой этаж. В узком коридоре, заставленном тумбочками и парой велосипедов, стояли двое. Рыцарь без шлема, но в железных доспехах, чеканенные латы которого отливали при свете люминесцентных ламп стальным блеском. На его плечах лежали стальные наплечи с шипами, а в руке он держал двуручный меч, опущенный остриём к линолеуму. Молодое лицо с тонкой шеей и коротко стриженной бородой с удивлением посмотрело на нас. Рядом с ним стояла дама в длинном голубом платье с расшитыми серебряными нитями рукавами и высоким поясом. На её шее висело серебряное колье с синим камнем, а волосы были убраны в сложную причёску, переплетённую лентами того же цвета.

– Здравствуйте, сударь и сударыня, – обратился к ним Лаечко, импровизируя, – А где тут Виталия Владимирова можно найти?

– Мы не знаем, – отвечает рыцарь, – Мы сами тут в первый раз.

– Попаданцы, наверное? – спросил Лаечко и тут же задал ещё один вопрос: – А вы почему так одеты?

– А у нас игра ролевая, «Замок на семи холмах», – ответила девушка.

– Что за игра? – не понял я.

– Ролевая, – произнёс рыцарь, но яснее не стало.

Про карты я знал, про шахматы знал, даже про кости знал, про спортивные игры тоже знал, а вот про ролевые – нет.

– Век у вас какой? – спросил у «игроков» Лаечко.

– У нас 2000 год от образования Альянса Трёх морей. Королевство Перекат, – без запинки произнесла дама.

– Ясно, – буркнул старший сержант, – Старший у вас тут кто?

– Это как посмотреть, – заявил рыцарь, – Вот я – рыцарь Серебряной лиги, а вот она – чародейка Золотой.

– Стой! Альтернативно одарённые, сейчас привлеку вас за попытку взрыва мозга сотруднику Росгвардии при исполнении. У всего вашего мероприятия старший кто?

– А, так это Мастер! Он старший.

– Фамилия как у мастера? – спросил на выдохе Лаечко.

– Мы не знаем, сэром Элриком зовут, – выдал рыцарь.

– Я пердолле, бобр курва, – покачал головой старший сержант, почему-то перейдя на нерусский язык.

И мы пошли мимо, на этаж, а там творилось страшное… Попутно, кстати, я потрогал лезвие рыцарского меча – тупое и холодное, скорее всего это не квалифицировать как оружие, но если шибануть таким, мало не покажется, но не в узких коридорах общежития, поэтому пусть носит свой двуруч, тут он бесполезен.

А по коридору, пахнущему краской и новым линолеумом, медленно прохаживались знатные дамы в бархатных платьях с шуршащими подолами. Мужчины в выцветших мантиях, изображая стариков, шаркали по полу, опираясь на посохи. Лица у всех были покрыты густым гримом – кто бледной белизной, кто фантастическими узорами. У каждого на поясе висело подобие холодного оружия: деревянные мечи, бутафорские кинжалы, один перец даже носил на плече огромный топор, но вроде как лёгкий и похоже из пенопласта. Лаечко машинально поправил автомат на груди.

Все ходили, перешептывались, разыгрывали сцены, и никто не замечал нас, словно нас и не было.

И Саше это надоело, и он свистнул. Резкий, пронзительный звук заставил всех вздрогнуть. В мгновение десятки глаз уставились на него.

– Старший ко мне! Остальные построиться вдоль левой стены коридора! Дважды повторять не буду!

И хаос стал упорядочиваться. Шелестя одеждами, участники потянулись к стене, сбивчиво, но послушно.

А к Лаечко подошёл высокий мордатый парень, одетый как монах из фильмов о мушкетёрах – в тёмное грубое одеяние с капюшоном, откинутым на спину. На груди у «монаха» красовался самодельный бейджик: «Мастер игры – сэр Элрик».

– И чем мы тут занимаемся, сэр Элрик? Я – старший сержант Лаечко, гвардии его величества императора Путина «ясно солнышко».

– Да, вижу я, что вы не по игре одеты, – произнёс Элрик, и я заметил, что зубы у этого парня были под стать средневековью, спереди несколько отсутствовало. – Мы ведём ролевую игру, комендант в курсе. Всё законно: не пьём, не употребляем, не шумим даже.

– Виталий Владимиров среди них есть? – спросил я.

– Не могу знать, – пожал плечами сэр Элрик.

– Шекспир, – произнёс Саша на вздохе.

– А… Шекспир⁈ – громко удивился оборачиваясь Элрик. Наверное, слишком громко, потому что стоявший у стены маг в синем халате и синей же треугольной шляпе рванул в проход, побежав в другой корпус.

Но и моя реакция меня не подвела, и я в тот же миг бросился за ним следом.

А беглец, подобно испуганному кролику, пулей вылетел в лестничный пролёт соседнего отсека. Его длинный халат развевался за ним, а треугольная шляпа была потеряна пару этажей назад. А он всё бежал, не разбирая дороги, расталкивая попадавшихся на пути студентов. Одна девушка с подносом и уставленным кружками, с визгом отпрыгнула в сторону, и чай брызнул во все стороны, словно фейерверк.

Я не стал объезжать эту лужу, а перепрыгнул через неё, едва не задев плечом парня в очках, который прижался к стене, испуганно округлив глаза. Маг, оглянувшись и видя, что я почти настигаю его, припустил ещё быстрее, снося на своём пути мусорный пакет. Пластиковые бутылки и обёртки разлетелись под ногами, но я уже был совсем рядом.

Цифры этажей проносились мимо меня, словно я падал. А он бежал к выходу, к стеклянным дверям, ведущим из общежития. Надо сказать, бегал он хорошо. И вот удача, его на мгновение занесло в проходную, он попытался юркнуть в сторону, но я был уже там. И со всего размаху я врезался в его спину, прижав его к стене до хруста костей и стона. Одним движением я заломил ему руку за спину, а другой рукой уже достал наручники. Чёрный металл щёлкнул вокруг его запястий.

– Мой друг, Горацио, вам крышка, – выдохнул я ему в ухо.

– Я ничего не сделал!

– Ничего не делающие не бегут!

И в голове мелькнула фраза из памяти Славы Кузнецова: «Ну что же ты, что же, потупила взор? Сдавайся, ведьма, ночной дозор!» Видать, очередной местный фольклор всплыл.

Сопроводив Шекспира к машине, я усадил его на заднее сиденье. Дима, стоявший у открытой двери, окинул нашего пленника оценивающим взглядом.

– А где Лаечко? – спросил он.

Вместо ответа я взял тангенту.

– 705-й, 305-му.

Из динамика почти сразу донесся голос Саши:

– Да?

– Чёрный маг повержен и сидит в экипаже на костёр инквизиции.

– Понял. Ждите, сейчас спущусь, – послышалась лёгкая усмешка в его голосе.

– В чём меня обвиняют? – вдруг заговорил Шекспир.

– В магии вне Хогвартса, – нашёл что ответить Дима.

– Скажите, что это всё пранк, а⁉ Я ничего не сделал.

– Череп с анатомки ты зачем крал? – спросил его я.

– Я не крал.

– Смотри, вы его с балкона выкинули аккурат на кучу с песком. Мало того, кость она пористая и на ней отпечатков не остаётся, но вы и тут постарались и покрыли его лаком. Не удивлюсь, что в соцсети всё уже выложили. Какой у тебя ник в Фотограмме? – принялся общаться с задержанным Дима.

– Не скажу, – обидчиво отвернулся волшебник.

– Щас прошарю тебя, интернет он, знаешь ли, всё помнит и знает, – с этими словами Дима достал свой сотовый и стал вбивать в поисковую строку имя, фамилию мага и его кличку, хотя память Славы Кузнецова мне подсказывала, что это называется ник или нейм-ник. А потом наш водитель вбил ещё и город Златоводск через решётку, СибГМУ тоже через решётку и вдохнув воздух слишком быстро даже издал хрюкающий звук от радости.

– Смотри-ка, – протянул Дима, поворачивая к нам экран телефона. – Вся жизнь Шекспира, как на ладони. Вот он пьёт спиртягу с черепом, устроившись в общежитии, будто с лучшим другом. Вот он на концерте каких-то обрыганов, в самой гуще металлической толпы, прижимает его к себе, словно талисман. А вот уже целая фотосессия с его группой – все в чёрном, лица суровые, а наш «Гамлет» – на первом плане, с Ёриком в руках, будто держит не череп, а путеводную звезду. Данко – херов.

Мы стали листать дальше. Следующий кадр – как они говорят пранк: спящая девушка в постели, а рядом – тот самый череп, аккуратно уложенный на подушку. И они все дружно радуются постучав в дверь, снимают в щелочку испуг и ужас проснувшейся девушки. И конечно – целая серия ролевых игр. То череп восседает на столе в окружении свечей, словно участник какого-то тёмного ритуала, то лежит на карте, утыканной фигурками, будто главный стратег в битве за неведомые земли. И везде – наш маг, то склонившийся над ним с серьёзным лицом, то поднявший его вверх, будто демонстрируя победу.

Особенно выделялись полуоккультные съёмки: череп, облепленный наполовину сгоревшими свечами, находился в центре круга, нарисованного мелом на полу. Воск стекал по его гладкой поверхности, застывая причудливыми наплывами. А вокруг – силуэты в капюшонах, лица скрыты тенями. Видно, что подходили к делу с душой.

Тем временем в машину вернулся Лаечко, принеся с собой и остроконечную шляпу чародея и мы вместе принялись изучать этот визуальный дневник.

– Похоже, следующая ролевая игра у них будет с погружением на Колыму, – усмехнулся Лаечко, комментируя фото.

– Ага, на родину нашего страха, – саркастически улыбнулся Дима, снова кого-то цитируя.

– Это всё дип-фейк, – упрямо пробормотал маг.

– Кроме твоих отпечатков на черепе, – выдохнул я. – У тебя есть время, чтобы чистосердечно во всём раскаяться. Хотя, с таким послужным списком в рай тебя уже не возьмут.

– Я не верующий.

– Зря, – выдохнул я. – Не зря же всё совпало так, разом?

– Ничего не совпало, – маг упрямо смотрел в напольный коврик авто. – Просто Лиза испугалась и череп выкинула. Так бы вы его никогда не нашли. Несмотря на то, что он везде в сети три месяца был.

– Может, у тебя ещё части тел где-то понапрятаны? – спросил его Лаечко.

– 51-ая, – выдал маг.

– Что пятьдесят первая? – спросил его я.

– Статья Конституции, – дополнил Шекспир.

– Перевожу с магического на джон-сноуский, – широко улыбаясь, начал старший, – Говорит, что имеет право не свидетельствовать против себя.

– А опера сейчас жуликов ещё пытают? – спросил я у экипажа, решив, что кто такие джон-сноу я узнаю сам.

– Не, с шестнадцатого века перестали, – ответил мне Лаечко. – Сейчас в почёте аргументированное давление доказательных фактов, а не резиновая палка в презервативе.

– Фу, мерзость. Давайте не перед обедом! – взмолился Дима, начиная движение в сторону РОВД.

У РОВД было много машин и Дима остановился на проезжей части, А мы с Лаечко пошли внутрь. Дежурный у входа, увидев наши боевые лица и «гостя» спросил:

– Откуда Гендальфа ведёте?

– Там три месяца назад кража была, вот по ней подозреваемый. – произнёс старший, – Опера уже ждут.

– Как вы его взяли? У него что мана закончилась? – усмехнулся старший сержант, помощник дежурного.

– Я со вчерашнего дня под зельями антимагическими. – отшутился Лаечко.

Шекспира сдали в дежурную часть, написав рапорт в двух экземплярах «о доставлении» получив на него роспись и дату. Не успели мы закончить с ним, как за волшебником спустились опера. Поблагодарив нас, посетовав что если бы не мы, то на «череп» только к вечеру бы успели, а так, большую – полезную работу сделали.

Выйдя из РОВД Лаечко достал телефон.

Я наблюдал, как он коротко и ясно доложил подробности работы: что задержанный доставлен, пометки на бумагах взяты. Далее следовала пауза и кивок. И вернувшись в машину он взялся за рацию.

– Казанка – 305-му?

– Жалуйся. – было ему ответом. Не по правилам радио эфира, но дежурные тоже люди.

– Можно на обед?

– Убывайте! Время 14.40. Приятного аппетита! – ответил дежурный, в его голосе слышалась лёгкость.

В этом полицейском, а по сути всё ещё ментовском мире, не было армейской квадратности вроде «можно Машку за ляшку, а у нас разрешите». Люди служили, словно работали – носили погоны, но вели себя по-граждански, и это подкупало, позволяя работать с душой, а не в рамках.

Меня завезли на обед прямо к магазину у дома, где я ещё вчера покупал Лёхе Иванову пиво. Машина плавно остановилась у тротуара.

– В 15.30 будь на связи, – произнёс Лаечко.

Я кивнув посмотрел на свой мобильный, который показывал 14.25, дежурный добавил нам 15 минут, чтобы мы успели поесть как люди. И зайдя в магазин, я на мгновение застыл, думая что именно составит мне мой обеденный рацион.

Полки ломились от изобилия, немыслимого в 1995 году. Пакетированные салаты в вакуумной упаковке, суши-сеты, готовые блюда в контейнерах – всё это можно было просто разогреть в микроволновке, стоявшей тут же. Я взял курицу-гриль с гречкой и банку какого-то нового, незнакомого мне энергетика. У кассы заметил стойку с вейпами – электронные сигареты, о которых в моё время и не слышали. Очередная дрянь, чтобы травить людей, теперь еще и электрическая. Пока ждал очередь на кассе, наблюдал, как девушка передо мной расплачивается телефоном, просто поднеся его к терминалу. Безналичный расчёт? В мои годы о таком можно было только в фантастических романах прочесть.

Расплатившись и прибыв в квартиру, которая сейчас очевидно пустовала, я воспользовался микроволновой печью, а вспомнив, что у нас нет телевизора, сел за Лёхин компьютер, включив его и открыв браузер, быстренько вбил строку: «Новости России с 1995 года по сегодняшний день, коротко!»

Я щёлкнул мышью, и на экране поплыла лента истории, словно живая память страны, которую я пропустил. И, погрузившись в текст, я впитывал строки. Как после моей гибели страна жила дальше. Как наступил конец 90-х. Как рухнувшие надежды сменились медленным, мучительным выздоровлением. Люди, которых я когда-то знал, наверное, стояли в очередях уже не за дефицитом, а за первыми сотовыми телефонами – кирпичами «Нокии».

Нулевые читались, словно фантастический роман. Цифровизация, взрыв интернета. Россия, которую я оставил с «Калашниковым» в руках, теперь спорила о кибербезопасности и создавала свои соцсети. Санкции, напряжённость… Я видел лица новых политиков – они были моложе меня.

Далее был гиперзвук, беспилотники по всему миру, снова войны в бывших Советских республиках и родная страна, которая вовремя везде вмешивалась. Сберегшая всех своих соседей от оранжевых переворотов. Трагедия, случившаяся в Чечне, более не повторилась. Хотя коллективный Запад делал всё, чтобы полыхнуло, и слава Богу, и спецслужбам, что не полыхнуло.

Далее была пандемия. «Спутник V». Выход из ВОЗ. Я пытался представить масштаб, но в голове всплывали лишь палатки с вакциной и запах спирта.

Сейчас же везде преобладал искусственный интеллект, цифровые паспорта, частные клиники, единые базы и государственные услуги. Всё это плавно вплеталось в мою законсервированную память с «сухпаями», рыком БТРов и хрустом печенья «Юбилейное» в казармах и ПВД.

Я откинулся от монитора. Гречка с курицей в микроволновке внезапно показалась самым реальным, что было у меня в этом мире. Последняя нить. Всё, что произошло после декабря 94-го, было уже историей, написанной кем-то другим. Я был призраком, читающим собственную эпитафию на могиле целой эпохи.

– 705, 305-му! – вдруг выдала рация…

Глава 12
Петля для мусора

И, взглянув на время, я понял, что мой обед уже пролетел. Словно те 30 лет, в забытьи между Чечнёй и залом «Сигнал» в Златоводской области. А мой обед был мной благополучно съеден, обглодана курица и подчищенна гречка, энергетик выпит до половины и всё это сделано незаметно для сознания, под чарами быстрого интернета.

Ответив 305-му, что я на связи, и получив короткое «выходи», я накинул на себя форму, которую при входе домой стянул с себя для удобства отдыха.

Мой мусор в виде кости и пластиковой посуды должен был отправиться в мусорное ведро, но каково было моё удивление, что под раковиной внутри ведра был вставлен чёрный пакет. Память Славы Кузнецова начала делиться со мной картинками, что пластиковые мусорные пакеты сейчас везде и уже никто не выносит мусор, возвращая ведро, а просто выбрасывает завязанный пакет. Как тот, который мешал мне ловить мага на лестнице в общаге.

Удобно, конечно, не надо возвращаться назад, заносить ведро, не надо его мыть по приходу, или зимой загребать снегом, избавляясь от вони, а как известно, кухонный мусор самый вонючий. И, выбросив пластик и куриную кость, я завязал мусорный пакет на узел, потом подумал и завязал еще два, но ближе к концам, получив петлю для носки пакета. И, помыв руки, я взял груз за петлю и вышел из квартиры, закрыв входную дверь на ключ и подёргав для верности рукоять.

После обеда бы поспать, мелькнула у меня мысль, но, видимо, не в этой жизни. Подкрутив ручку громкости у рации, чтобы та не орала в подъезде, я двинулся вниз. В общем и целом моя сегодняшняя служба казалась мне достаточно сносной: поохранял квартиру, совершил два задержания, побегал с вещдоками. Собственно, делал всё, что и должен делать третий группы задержания. Эфир был почти стерильно чист, совсем не похоже на мои 90-е, хотя ещё не вечер и сегодня не праздник, это в праздники из людей под воздействием алкоголя начинает лезть нечистая сила.

– Привет, – поздоровалась со мной входящая рыжеволосая женщина лет тридцати, и я на секунду задержал на ней взгляд. Это был не будничный привет от соседки, мы остановились у самого выхода из подъезда.

Она была одета строго, даже аскетично: темно-синие штаны из немнущейся ткани и такая же лёгкая куртка, безукоризненно белая сорочка под ней. Никакого макияжа, никаких украшений. Но строгость облика лишь подчеркивала ее особенную, колючую красоту. Лицо с резковатыми, но тонкими чертами, высокими скулами и упрямым подбородком. Медные, густые вьющиеся волосы. Из-под прядей непослушных волос чуть оттопыривались уши, что придавало ее суровому лицу неожиданную, почти детскую уязвимость. Но в ее зелёных, ясных глазах не было ничего детского. Они оценивающе скользнули по мне, по мусорному пакету в моей руке, и в них мелькнуло легкое, почти профессиональное одобрение – видимо, к безупречности во всем, даже в выносе мусора, она относилась с пониманием. Фигурой она не блистала, я бы назвал её обычной, не спортивная, среднего роста, с небольшой грудью.

– Привет, – кивнул я ей в ответ. А в сознании Славы Кузнецова вдруг пронеслись будоражащие картинки их странных гостевых отношений.

Она была старше него, но, как для меня, бывшего сорокалетнего майора, казалась достаточно привлекательной.

– Ты на смене же сегодня, ну что, вечером на ужине зайдёшь? – спросила она.

– Я… – начал было я.

Говорится же – не встречайся там, где живёшь, и не живи там, где встречаешься. Для Славы это было вовсе не правилом. О времена, о нравы.

– Я что-нибудь как раз приготовлю, только напиши заранее. Хорошо?

– Хорошо, – ответил я. Подумав, что кто я такой, чтобы идти наперекор молодости и готового ужина.

– До вечера. – улыбнулась она, прикоснувшись к моей руке, проскользив пальцами от плеча до локтя.

Она прошла мимо, а за ней тянулся еле уловимый запах больничного антисептика, смешанный с легким ароматом каких-то полевых цветов. Я посмотрел ей вслед, на прямую стройную спину, и на мгновение в памяти Славы увидел её в белом медицинском халате. Она врач, медсестра, фельдшер? Хотя слишком взрослая для фельдшера. С этими мыслями я выбросил мусор и подошёл к машине, где моё настроение «на поспать» деятельно разделял уже старший группы: он снова лёг на заднее сидение, расположившись на бронниках, ну а мне только и оставалось, что сесть вперёд.

– Поздравляю с заступлением на должность старшего группы задержания! – громко поприветствовал меня Дима, тем самым подколов настоящего старшего.

– Служу России. Ура-ура-ура, – безэмоционально выдал я в ответ.

– Служите тише там! – донеслось заспанное с задних сидений.

– Я раньше думал, что в мультике про полтора землекопа школьник ошибся. А сейчас работаю и вижу, что у нас на патрульку два с половиной полицейских, – не унимался Дима.

– Хорош скулить, а. Ну получит он завтра оружие и будет полноценным! Тебе б только молодого гнобить! По армии, видимо, скучаешь… – снова донеслось с задних сидений.

– Это он типа сарказм не выкупил, – пояснил Дима и повёз нас в наш квадрат патрулирования.

Тем временем эфир ожил, но не для нас:

– 310, Казанке? – проговорила рация.

– Десятый, слушает, – ответили базе.

– Принимай снятие. Лыткина, 2, первый подъезд, четвёртый этаж, квартира 9.

– Лыткина, 2, принял, со «Смайл-сити» пошёл, – ответил старший десятки.

– Дим, напомни, зачем он говорит, откуда пошёл? – спросил я у водителя.

– Время прибытия патруля – до 3 минут. Это может быть учебное снятие, и там может стоять проверяющий с управления Росгвардии с секундомером. Если по мнению дежурного он не успевает, то посылается кто-нибудь, кто может подстраховать, наподобие нас, мы от этого адреса тоже рядом.

– Зачем отвлекать патрули на учебные снятия? – не понял я.

– Говорят, что существует обязательный график таких проверок. Всё регламентировано документами сверху. Плюс проверяющий может быть на гражданской машине и, услышав снятие, прибудет на адрес быстрее, чем патруль, чтобы посмотреть на то, как мы работаем. Если будут замечания – укажут в бортовом журнале или просто передадут рапортом с видеодоказательствами, и награда прилетит на следующую смену. А это по деньгам.

– А, в смысле сложность-напряжённость могут снизить? – переспросил я.

– Это что такое? – не понял Дима.

– Ну раньше так зарплату насчитывали. Допустим, у тебя оклад 100 рублей, а сложность-напряжённость – 40%, в день ЗП тебе выдают 140 ₽, а если косячнул и сложность срезали на 10%, то 130. Не считая надбавок, – рассказал я, что помнил.

– Обнови браузер, а? У тебя реальность сдвинута на лет так 200, – усмехнулся Дима. – Сейчас всё по-другому, да и ты можешь в роте расчётку взять и посмотреть. А за косяки да наказывают, ну, например, уснул на посту…

Дима посмотрел в зеркало заднего вида на спящего Лаечко и продолжил, – Неопрятный на работу приходишь, по тревоге не поднялся, или признаки алкогольного отравления на разводе заметили. За всё это могут дрюкнуть, сначала мозг вынесут на суде чести, а потом денег лишат.

– Они разве еще есть? – уточнил я.

– Де-юре нет, а де-факто собираются в актовом зале всей ротой и песочат тебя за то, что ты негодяй.

Тем временем 310-й доложил в эфир, что прибыл на снятие, контрольная моргает, дверь закрыта, следов взлома нет. И дежурный сказал ему охранять. Было ещё пару снятий другим экипажам, но раз за разом им давался отбой. Мы же колесили «квадрат» нашего патрулирования, хотя это больше походило на прямоугольник, от самой реки Томи по улице Учебной до Красноармейской, от частного сектора до Дворца спорта. Скорость патрулирования была 40 км в час, неспешно по крайней правой полосе на открытых участках и с регулярными «заходами» во дворы, вдоль общаг и садиков, школ и новостроек.

– Ты к завтрашнему экзамену готов на оружие? – вдруг спросил у меня Дима.

– Не уверен. Но, как я понимаю, будут основание применения и использования оружия?

– В первую очередь да. Но могут и ТТХ спросить, хотя оно никуда не упёрлось. Ты же только после учебки, зачем тебя этим мучать. Вот, кстати, скажи, чем использование отличается от применения? – не унимался он, оно и понятно, скучно, но и я развеюсь.

– Используем против опасных животных, для остановки транспортного средства путём его частичного повреждения, для подачи звукового сигнала и предупредительного выстрела как доказательство намерений применить оружие. А применение – это прицельная стрельба в сторону человека.

– А не прицельная значит не применение? – улыбнулся Дима.

– А смысл стрелять, если не прицельно? – удивился я.

– Вот представь ситуацию: ты спускаешься в подвал, твой ПМ приведён в состояние боевой готовности, там внизу где-то вооружённое лицо, подозреваемое в совершении тяжкого преступления. И вот ты идёшь, где ты держишь пистолет и как ты видишь в темноте?

– Пистолет держу у пояса, прижатым к корпусу, фонарь несу в левой руке, на вытянутой в сторону. Будут стрелять по источнику света, – произнёс я, памятуя Чечню и Афган, где духи целились даже не по тлеющей сигарете, а по вспышкам от спичек и зажигалок. Первую вспышку замечают, по второй целятся, по третьей стреляют.

– Пойдёт. И вот преступник тебя хватает за ноги откуда-то снизу и наваливается на тебя, замахиваясь ножом. И твой пистолет стреляет, так как снят с предохранителя, и патрон в патроннике, и курок на боевом взводе. Стрелял ты не прицельно, но разве это не применение оружия?

– С этой стороны да, применение, – согласился я.

– С любой стороны, Слав. Стрельба по людям – это всегда применение.

– Понял, принял.

– Против кого нельзя применять оружие? – не унимался мой водитель.

– Запрещено применять оружие в отношении женщин, лиц с явными признаками инвалидности и несовершеннолетних (когда их возраст очевиден или известен), за исключением случаев, когда они оказывают вооружённое сопротивление, совершают вооружённое или групповое нападение. Также запрещено применение оружия при значительном скоплении людей, если из-за этого могут пострадать случайные лица, кроме случаев предотвращения терактов, освобождения заложников или других чрезвычайных ситуаций, когда оружие необходимо для защиты жизни и здоровья, – выдал я, моя память словно бы переплелась с памятью Кузнецова, регламентирующие статьи в части, касающейся оружия, он знал назубок.

– Пойдёт, – снова выдал Дима.

Скользя взглядом по людям и проезжая один из дворов, недалеко от церкви, у белого двухэтажного здания я увидел мужчину лет пятидесяти, опрятно одетого в белую полосатую рубашку и коричневые брюки, с плоской сумкой через плечо, который шёл вдоль строения и вдруг, беззвучно, как подкошенный, начал оседать на землю.

– Дим, стой! – бросил я. – Человеку, похоже, плохо!

Машина дернулась, затормозив у обочины. Я выскочил и в три прыжка оказался у лежащего. Мужчина лежал на боку, его тело выгнулось в неестественной судорожной дуге, потом начало биться в конвульсиях. Голова моталась, рискуя удариться о бетонный бордюрчик, тянувшийся за его спиной. Из сведенных судорогой челюстей вырывались хрипящие звуки, у рта показалась пена.

– Дима, вызывай скорую! – скомандовал я, опускаясь на колени за спиной мужчины.

Я аккуратно, но твердо придвинулся к бьющемуся в припадке и, подсунув руку ему под голову, придержал его, не давая угодить затылком о невысокий заборчик. Его тело продолжало трястись в моих руках. И в ход пошла его же сумка, которую я положил человеку под голову вместо руки.

– Здравствуйте, студенческий городок 2, нужна машина скорой, человеку плохо… – произнёс водитель, доставая сотовый телефон.

– Вы угораете, – проснулся Лаечко и, потянувшись к тангенте, произнёс: – Казанка, 305-му.

– На связи, – ответила рация.

– Пометь, студгородок 2, заметили мужчину, без сознания, вызываем скорую, оказываем доврачебную помощь.

– Принято. Как передашь бригаде, запиши их номер.

– Понял, – кивнул старший, выходя из экипажа и направляясь ко мне.