Текст книги "Патруль (СИ)"

Автор книги: Макс Гудвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

И тут ко мне подошёл парень в серой рубашке, высокий с меня ростом, аккуратно подстриженный, не то что нынешнее племя. Явно какой-то мент. Тем более вот РОВД рядом.

– Доброго вечера. – произнёс он. – Младший лейтенант Потехин. Не могли бы вы нам помочь?

– А что нужно? – спросил я.

– Надо поучаствовать в процедуре досмотра, в качестве понятного.

– Друг, я бы с радость. Но вас потом ОСБ заклюёт. – произнёс я показывая удостоверение.

– Жалко. Хорошего вечера. – покачал он головой и направился искать других желающих. Понятой должен быть одного пола с досматриваемым. И не должен быть сотрудником. Хоть это не изменилось.

Таким ходом я дошёл до места которое встречает всех приезжих в город, Лагерный сад, я мог бы побиться об заклад что в моей реальности город носил совсем другое название, однако вспомнить его тоже не мог. Двигаясь по подсвечиваемой низкими фонарями аллее, проложенной между огромных сосен, мимо лавочек с сидящими на них парочками, я шёл к крутому берегу Томи закованному в бетонный серпантин. И выйдя у гранитных стелл с выбитыми на них именами ушедшими на фронт, я повернул налево к пирамидальному возвышению с монументом Родине-матери на самом верху. У звезды с вечно горящим огнём, она вручает русскому солдату винтовку, посылая его на защиту Родины. Идя мимо монумента я поймал себя на мысли, что не могу даже сосчитать количество плит с фамилиями навернувшихся с той войны, не то что увековеченных в тексте, в несколько десятков рядов людей на них.

А прямо за памятником снова лавочки и тот самый обрыв с идущим в низ серпантином, где у самой воды расположилась сцена и словно в амфитеатре места для сидений, сейчас пустующие.

Тут было не то чтобы холодно, но очень ветрено, с горы открывался вид на трассу на Новосибирск и на пригородные деревни в низине, на левом берегу Томи. Я гулял больше часа находясь тут в молчаливом созерцании без всяческих мыслей, и всё это время слышал как с кармане куртки пиликает, еще и еще и, ещё, и еще… Я попробовал абстрагироваться от этого, не бомба да ли ладно, но в какой-то момент решился с этим что-то блин сделать и достал телефон.

Мессенджер зелёного цвета разрывался от сообщений Дарьи:

Ты что вообще устроил сегодня???

Дарья:

Это просто капец. На человека набросился на ровном месте!

Дарья:

Я не могу так. Я не могу быть с человеком, который так себя ведет.

Дарья:

Мы должны расстаться.

Дарья:

Это всё. Точка.

Дарья:

Не звони мне. Не пиши.

Дарья:

Удали мой номер.

Дарья:

И удались из друзей везде. Я тебя ненавижу.

Дарья:

Ты настоящий урод! Штрих конченный!

Дарья:

Мне так плохо…

Дарья:

Капец как плохо.

Дарья:

Я не могу без тебя…

Дарья:

Я люблю тебя…

Дарья:

Я сейчас в клубе «Голубика». Одна. И я такая пьяная.

Дарья:

Забери меня, Слав… прошу…

Голубика? Что за клуб такой?.. Какой идиот додумался его так назвать? И нужно ли встречаться с мозговыносяшкой максимального разряда?

Я смотрел на телефон, а сообщения продолжали поступать. Среди них было и такое:

Я же вижу что ты читаешь! Конченный, а я дура! Ненавижу тебя! И хочу! И люблю!

И я открыл клавиатуру, чтобы написать один единственный ответ…

Глава 6
Место куда нельзя

А какой может быть ответ от парня двадцати с лишним лет отроду? И полностью осознавая, что мной руководят гормоны, я написал:

Еду. Жди.

Я вызвал такси через жёлтое приложение. Первая же свободная машина подъехала через пару минут. Я молча сел на заднее сиденье. У водителя в телефоне уже был вбит адрес где-то в попе мира.

Таксист, мужчина лет пятидесяти в поношенной куртке, повернул голову и удивлённо посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

– Ты уверен, что тебе туда надо? – переспросил он, не скрывая лёгкого недоумения.

– А что не так? – отстранённо спросил я, глядя в окно на мерцающие улицы, наверное, уже ночного города.

– Да так… – водитель хмыкнул, трогаясь с места. – Место-то специфическое. Ты вроде парень нормальный… Не похож, чтобы тебе туда дорога была. Мало ли, ошибся может? Есть клубы и получше.

Я лишь покачал головой, отрезав все дальнейшие расспросы.

– Сегодня нужно туда, – произнёс я.

Таксист лишь вздохнул и больше не лез. Остаток пути мы молчали. Я смотрел на мелькающие огни, пытаясь унять внутренние чувства. Они больше исходили от Славы Кузнецова; я бы с девушкой, которую надо откуда-то забирать перепившую, и вовсе бы не начал отношения.

Машина свернула на небольшую улочку и остановилась у тёмного, ничем не примечательного здания с единственной светящейся вывеской-неоном в виде стилизованной ягоды. «Голубика».

Я, бросив дежурную фразу про оплату картой, вышел. И, подходя к двери, как мой взгляд упал на пару мужчин, стоявших неподалёку слишком близко друг к другу. Они о чём-то тихо смеялись, а потом один из них поправил другому воротник. Дружбаны какие-то, подумал я.

Открыв дверь, я натолкнулся на запах на грани вони: духи, алкоголь, курево и что-то ещё.

А прямо передо мной, в узком продолжении коридора перед ещё одной дверью, стояли крепкий мужик и хрупкая светловолосая девушка в бандане, подстриженная под парня и, собственно, одетая как парень.

– Здравствуйте, – выдохнула девушка, смерив меня взглядом, – Простите, но у нас закрытая вечеринка.

– Ребят, у меня девчонка там, просит забрать, – произнёс я.

– Вы можете позвонить ей, и она выйдет, если захочет, – резюмировала девушка, сделав акцент на последних двух словах.

– Как это «если захочет»? Она мне сама написала, – усмехнулся я, беря в руки телефон и кликая на её имя в списке контактов.

Через некоторое время, получив ответ, что абонент вне зоны действия сети.

– Ребят. Телефон не отвечает, я зайду на минутку? – спросил я.

– Я же тебе сказала, у нас закрытая вечеринка, – перешла на «ты» девочка.

«Классно, я попал в мир не только не следящих за тоном парней, но и пацанячих девочек, которые первому встречному хамят».

– Вы можете мне сказать, почему я не могу туда пройти? – терпеливо произнёс я.

– Мы не объясняем причины, – презрительно сообщила девчонка. Девчонка ли?

Судя по голосу – да, пытающаяся походить на пацана, и голосом, и манерами, и стрижкой, даже груди не видно под белой футболкой, зато видно швы эластичного бинта. Это чадо специально утягивает себе грудь, чтобы не выпирала.

И тут до меня дошло. Медленно, как холодная волна. Слова таксиста, его удивлённый взгляд, насторожённая атмосфера вокруг… «Голубика» – это было то самое место. Как там их называют? Клуб для нетрадиционных.

Меня резко бросило в жар. Сердце заколотилось с новой силой, но теперь от растерянности и дикого диссонанса. Что Дарья делает здесь? Как она вообще сюда попала?

– Ясно. Я слишком правильный для вашей дыры, – произнёс я.

– Ты, братух, в костюме спортивном, да ещё и с надписью «СССР». А внутри всё в камерах, даже если бы мы хотели тебя пустить, не смогли бы, – произнёс крепыш.

«А тут значит нет», – осмотрелся я.

– Нахрен ты ему что-то объясняешь⁈ – вспылила девочка на него.

– Да он нормальный, просто не из наших клиентов, – выдал крепыш.

– От него гомофобией несёт за километр! – высказалась девочка, – он сюда явно скандал устраивать пришёл!

– Пришёл бы устраивать – уже бы устроил, – произнёс я.

– Ты нам что, ещё и угрожаешь? – спросила меня девочка. – А ну пошёл вон отсюда!

Сделав шаг ко мне, она толкнула меня двумя руками, слишком долго оставляя их выпрямленными. И я, буквально на рефлексах, взяв её левую кисть в свои гомофобные пальцы, крутанул её в сторону. Раздался крик на грани стона. И, упредив действия телохранителя, я пробил ему между ног, не сильно, просто чтобы встряхнуть.

Ну вот и первая моя спецоперация в новом теле; о ней я не буду рассказывать внукам и вообще постараюсь забыть как страшный сон, ведь я как раз за те самые русские ценности, о которых говорил старший сержант Лаечко. Сорвав со стонущей девочки бандану, я повязал её себе на лицо. Как тот ковбой в вестернах. И, похлопав крепыша по спине, мол, не обессудь, спортик, я вошёл внутрь.

Воздух внутри был густым и приторным, тут не пахло, тут воняло духами и терпким фруктовым дымом. Музыка пульсировала негромко, создавая скорее фон, чем призыв к танцу. Освещение было приглушенным, малиновым и сиреневым, скрывающим детали, но подчеркивающим силуэты.

Пространство было разделено на небольшие зоны с низкими диванами. Повсюду я видел пары и компании, которые с первого взгляда сбивали с толку. У стены, оперевшись на барную стойку, стояли две фигуры в кожаных жилетках и грубых ботинках. Короткие стрижки, угловатые плечи, резкие, почти рубящие жесты. Они о чем-то спорили, и одна из них хрипловато рассмеялась, запрокинув голову, – звук был на удивление низким. Их руки с коротко подстриженными ногтями сжимали стаканы с темным пивом. Переодетые в нарочито мужское девушки, такое ощущение, что старались быть мужиками, почему-то беря от мужского самое неприглядное: обрюзгшесть, небрежность, запущенность.

Неподалеку, на бархатном пуфике, восседал юноша. Его тонкие пальцы с еле видимым маникюром лениво перебирали жемчужные бусы на его же собственной шее. Он был одет в шелковую блузу с объемными рукавами, а его волосы, уложенные в кудри, были неестественно идеальны. Он что-то томно говорил своему соседу – мужчине в строгом пиджаке, который слушал его с почти отеческой нежностью, поправляя на своем запястье тонкий золотой браслет.

Как пловец, погружающийся на глубину, я ощущал, что мне не то что не хватает воздуха, сама среда обитания здешних завсегдатаев словно бы выталкивала меня прочь, но задача была важнее эмоций, и я, словно Арнольд Шварценеггер в роли терминатора, сканировал пространство вокруг на предмет интересующей меня персоны.

А повсюду была эта странная инверсия. Девушки с нарочито грубоватыми манерами, чьи движения пытались быть широкими и размашистыми, и молодые люди с тщательно выбритыми лицами и подведенными глазами, чьи позы были утонченно-небрежными. В их взглядах, быстрых и оценивающих, сквозила не просто праздная любопытность, а какая-то иная, глубинная настороженность, словно они постоянно считывали друг с друга невидимые коды. Они наталкивались взглядом на мой костюм с надписью «СССР» и словно пули рикошетили от танковой брони. Презрительно отводя взгляд, словно перед чашей святой воды, я был для них смертельно токсичен, опасен, я был паладином другого мира, лишь ненадолго спустившийся в преисподнюю ради каких-то своих, одному мне известных задач.

«Цирк уродцев, – резюмировал я про себя, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. – Никакой ясности, никакой простоты. Сплошная игра в непонятно что. И Дарья где-то здесь, среди этого… этого балагана».

Это был их, отдельный мирок, живущий по неписаным, но четким правилам, которые были мне откровенно враждебны.

Дарью я нашёл сидящей у барной стойки, с батареей бокалов напротив, совсем одну.

– У меня к тебе всего один вопрос, – произнёс я, – Почему ты тут и почему твой телефон недоступен?

– Сла-ва, – прильнула она к моей груди, – дурачок мой, это же два вопроса. И почему ты в повязке?

– Погнали отсюда, – поторопил я её, беря за талию, стараясь как можно скорее выбраться из этого притона.

– По-существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее, – выпалила она, коверкая слова. – Я тут потому что мой парень невменяемый ревнивец! А тут я в безопасности, ко мне клеятся только какие-то страшные девки. А телефон у меня недоступен потому что сел. Мне было скучно и грустно, и обидно, и я слушала музыку в наушниках, и он сел.

– Понятно, – произнёс я, эвакуируя её из враждебного места.

– Эй, она не заплатила! – прозвучало сзади. – Девушка!

Даша не слышала, а я вёл её к выходу. Благо тот был уже рядом. В проёме стоял тот самый крепыш, он тёр паховую область, и та самая девушка, чью бандану я унёс.

– Он, это он! – завопила, как резанная, барышня и отбежала от выхода, удалилась от него и вышибала.

И каким же было моё удивление, когда я вывел Дашу на улицу, что тут стоял полицейский экипаж, а ко мне шли двое мужчин в пятнистой форме.

– Вот он, он мне руку чуть не сломал, и Васю побил!

– И она счёт не платила! – донеслось сзади от выбежавшего худенького бармена в заниженных штанишках.

– Я никому ничего не должна, я себя сделала сама! – широко улыбаясь, пропела Дарья.

– Даш, ментам не груби, я договорюсь, – прошептал ей на ухо я.

– Уважаемые! – обратился старший сержант, на нём не было брони, а только лишь автомат на плече, а у второго сержанта – кобура с ПМом.

– Масочку снимаем, ковид больше не страшен! – выдал сержант.

– Пацаны. Я свой, из Кировского ОВО, – прошептал я, – Примите нас. Я в машине всё объясню.

Под крики в спину нас сопроводили в автомобиль с логотипом «Лада», посадив на задние места. С нами остался водитель, а старший группы задержания – тот что с автоматом – ушёл к бару объщаться с потерпевшими. Я снял бандану, и сержант удивлённо ухнул.

– Ух ты, Слава, ты чё там делал? Это же не наших ценностей место?

Отлично, меня узнали, значит, дело пойдёт легче.

– Да, братух, девушку вызволял, можно сказать, защищал те самые русские ценности, пока они её там не захороводили в свои сети.

– Дело благое, – похвалил меня сержант. – А я на оружие аттестовался, вот баранку кручу, сутки через двое. Зато доплаты.

– Доплаты? – не понял я.

– Я сам платёжку видел, один чел 103 тысячи за июнь получил, но правда и работал ненормированно.

– Сержант? – уточнил я.

– Старшина. Его жена выгнала, он и сдался ротному в «рабство». Зато дела материальные поправил. А ты как?

– Да тоже нормально, завтра на смену вот, да девушка чудит, – произнёс я, взглянув на Дашку, которая сделала губки уточкой, мол «это да, я могу, я чужу».

И тут вернулся старший. Видимо, наслушавшись обитателей места, куда православным заходить крайне не желательно.

– Дим, да это Слава, мы в учебке с ним были. Нормальный пацан, – резюмировал сержант.

Старший сержант Дмитрий обернулся на меня, измеряя меня взглядом.

– Да? Нормальные по «Голубикам» не ходят, – выдал он.

– Товарищ старший сержант, у меня была спецоперация по вызволению любимой девушки.

– Ты что, в ОСБ давно не был? Эти педики тебе кражу предъявляют и хулиганство.

– Там не кража, а девушка покурить вышла и не захотела возвращаться, – вступился за меня сержант.

– Стёп, – обратился старший к сержанту, – Прикинь, если бы Гусев сюда приехал или кто другой с управы? Твой друг в костюме советского спортсмена на завтра уже не работал бы… В общем так…

Он не договорил. Его прервала рация.

– 337-ой, Ленску⁈

– Слушаю, – проговорил старший, зажимая кнопку на головке рации.

– Что там по «Голубике»?

– Тут нетрадиционные, на друг друга пальцем показывают, не могу пока разобраться, сейчас уточню, будет ли заявление, – ответил старший сержант.

– Понято, – ответил Ленск.

Видимо, Ленинский районный ОВО Златоводска.

– Удостоверение с собой? – спросил у меня старший группу задержания.

– Да, – выдохнул я, доставая из кармана корочку.

– В общем так, товарищ младший сержант, счёт за барышню придётся оплатить, это раз, банданку вернуть и подыграть.

– Понял, – кивнул я.

– Ну раз понял. На браслеты, пристёгивай себя к ручке над дверью.

– Она же резиновая и непрочная? – не понял я, осматривая ручку и принимая от старшего чёрные наручники.

– Но любители западных ценностей об этом не знают. А ты, плачь, закрыв лицо, – обратился он к Даше.

Сказано – сделано, и я прикован к хрупкой ручке, а Даша ревёт в ладошки.

– Стёп, помогай им дальним, – попросил старший сержанта.

И вот уже группка не таких, как все, подтянулась к открытому окну.

– Так, терминал несите, преступники готовы возместить ущерб, – произнёс он, отдавая бандану девочке, которая пыталась не пустить меня в бар.

– А что с ними будет дальше? – спросила она.

– В тюрьму отвезём, а там года через 3–4 вернутся к вам вашими же клиентами, – нашёл, что ответить, старший.

– А-а-а-а. Мы тут вообще-то по доброй воле, – произнесла девочка, натягивая бандану.

– Ну что я могу сделать, закон есть закон, – пожал плечами старший.

А когда пришёл бармен с терминалом, я вытащил карту и приложил её к экрану. Старший решил так сделать, чтобы все видели, что я схвачен и наказан. В кармане пиликнуло.

– Оплата прошла, – сообщил служащий бара.

И окна машины закрылись.

– Младшой, ты там ничего внутри руками не трогал?

– Только ногами, – кивнул я.

– Мой репрессированный дед говорил, что это у них как-то через предметы передаётся, – на лице старшего сержанта проступила улыбка, – Всё, отстёгивайся.

– Ленск, 337-ому? Ленск, 337-ому? – позвал старший базу.

– Говори, – произнесла рация.

– По «Голубике», никто ни на кого не хочет писать заявления, они уже ушли мириться вниз обратно, – произнёс старшой.

– … Ты сходи к ним, может, уговоришь⁈ – выдал какой-то другой голос из радиоэфира.

– Утешишь! – раздался другой.

– Тихо будь! – выдал старший экипажа в рацию.

– Не засоряйте радиоэфир! – рявкнул дежурный, – Всё, работайте, 337-ой.

– Ленск, 337-ому? – взял тангенту Стёпа. – А можно из района на 10 минут уйти?

– С какой целью? – спросил дежурный.

– Машину помыть. После такого места.

Некоторое время в радиосети творился бардак: смешки и замечания, что теперь надо авто еще и святой водой побрызгать, но потом дежурный снова всех утихомирил. Но отлучиться с маршрута всё-таки разрешил.

– Ты на Макрушено же жил? – спросил меня Семён.

– Ну да, – кивнул я. – Спасибо вам, пацаны.

– С зарплаты спасибо, булькающее через Сёму передашь, – выдал старший.

В результате нас с Дашей еще и довезли до моего дома.

Мы молча поднялись по бетонным ступеням на четвёртый этаж. Тут пахло пылью, сыростью и старым деревом. Но даже этот запах был роднее, чем то, что пришлось нюхать в «Голубике».

Доставая ключ, я старался бесшумно вставить его в замочную скважину.

– Только тихо, – шёпотом предупредил я Дашу, придерживая дверь. – Леха, наверное, уже спит. Комната у него смежная, всё слышно.

Она кивнула, приложив наманикюренный палец к губам, и на цыпочках проскользнула внутрь. Скинув туфли, она босиком прошла в комнату и опустилась на диван.

– Слав… – тихо начала она, обнимая подушку. – Я, наверное, устроила тебе сегодня да.

– Ну, есть немного, – так же тихо ответил я, направляясь на кухню набрать воды. – Стандартная боевая задача. Вызволить гражданского из враждебной среды.

– Я серьёзно! – её шёпот послышался из комнаты. – Я такая дура… Напилась, натворила, нахамила тебе, а ты… ты приехал. В это место. Всё равно приехал. Меня нашёл, вытащил, а потом ещё и с ментами договорился…

Я вернулся с двумя стаканами воды, протянул ей один. Она взяла его обеими руками и сделала несколько маленьких глотков.

– Я думала, ты сейчас будешь орать, скандалить, – она посмотрела на меня снизу вверх. – А ты… ты просто сделал, что нужно. Как будто так и надо.

Она поставила стакан на пол, бесшумно поднялась с дивана и подошла ко мне, обвивая руками шею. Её тело прижалось ко мне, мягкое и податливое, своими упругостями.

– Знаешь, что? – прошептала она прямо в губы, её дыхание было тёплым и пьяным. – Ты мой…

Её руки опустились с моей шеи на грудь, скользнули под спортивную куртку.

– Обещаю, буду тихой… как мышка, – пообещала она, и в её шёпоте послышалась хитрая, соблазнительная нотка. – Буду очень-очень тихой…

Её пальцы медленно стянули с меня куртку костюма. Я почувствовал, как по телу разливается тепло, вытесняя остатки адреналина и раздражения. В этой тесной комнате, где каждый звук был слышен сквозь стену, её тихие обещания и крадущиеся прикосновения казались опаснее любой ночной вылазки.

– Слав, а закуй меня в наручники⁈ – вдруг несказанно громко от общего фона пискнула она.

И в этот момент в соседней комнате поперхнулись.

Глава 7
Служба и формальности

Моя первая ночь в новом теле, в другом времени, с девушкой в объятиях прошла незаметно, есть всё-таки что-то в подпитых искательницах приключений. Одно было неясно: зачем говорить, что нужно показать новое бельё, если его всё равно придётся снимать? И что за фетиш к наручникам? Это как минимум негигиенично: вчера ты в них такой буйного полубомжа заковываешь, а завтра она такая просит тебя её пристегнуть.

В середине ночи, когда Дашка завела эту песню снова, в комнату вошёл Лёха. Стоя в темноте дверного проёма, он сонным голосом произнёс:

– Как старший по званию, приказываю! Отставить заковывать людей! А руководствоваться только законом о полиции!

– Ой, – выдохнула Даша, прячась под одеялом, она совсем забыла, что мы снимаем квартиру на двоих.

– Есть отставить заковывать, – улыбнулся я, смотря на уходящего в туалет соседа.

– Кляп попробуйте. Хоть я посплю, – пробурчал Лёха на обратном пути.

– Кляп не хочу, – прошептала Дарья, оставаясь под общим одеялом с головой, – Тебя хочу.

Утро. Оно никогда не бывает кстати, ещё Шекспир заметил это, проклиная жаворонков.

Лёха первым сорвался с кровати и, почесываясь, побрел в туалет и к раковинам. Вскоре оттуда донесся звук бегущей воды и бульканье. Я последовал за ним, пока Дарья, закутавшись в одеяло, стесненно пробиралась на кухню, стараясь не встречаться ни с кем глазами.

Я заглянул в туалет, видя, как в тесной душевой Лёха чистит зубы. Взяв свободную щётку и тюбик, я вернулся в кухню-коридор. Но тут в душевой что-то зажужжало, и я заинтересованно заглянул туда: оказалось, это Лёха полировал своё и так чистое от растительности лицо электробритвой – без проводов. Ещё одно чудо цивилизации! Щетины у него, кстати, не было – не то что у меня; я коснулся своего лица и понял, что мне тоже надо бриться.

– Лёх, я твоей воспользуюсь? – спросил я.

– Ничего себе, ты начал спрашивать⁈ – удивился тот. – А если я откажу, то ты всё равно ею побреешься, да?

– Братух, мне объективно нужнее, – указал я на своё лицо.

– Бомжара, свою надо иметь! – насупился сосед и сунул мне в руки бритву.

Понятненько, значит, тема с детским видом его раздражает. Не буду его этим подкалывать. Память Славы Кузьнецова тут же выдала современное слово-аналог: молодёжь сказала бы – не «раздражает», а «тригерит», ну или «бесит».

А за моей спиной Дарья уже щёлкнула чайником. И даже успела натянуть на себя чёрное кружевное бельё, которое ночью слетело с неё как ненужный атрибут для счастливых людей. Это еще в армии я слышал, что счастливые не только не наблюдают часов, но и не надевают трусов.

Они поздоровались с Лёхой коротким «привет» и продолжили собираться.

Домашний офицер натянул на себя синюю рубашку и брюки, и теперь, закинув пакетик чёрного чая в кружку кипятка, словно ослик ИА, проделывал с ним процедуру «входит и выходит», плюс он разложил на столе две плитки таблеток, которые тоже, видимо, ожидали чая. Если я правильно понимаю этот дом, мы не завтракаем.

– Это что? – поинтересовался я, натягивая бело-красную тельняшку.

– Милдронат и фенотропил, – равнодушно ответил Лёха. – Врач прописал. Чтобы после бессонных ночей с суетологами лучше восстанавливаться. Слава Богу, ты сегодня на смене, хоть высплюсь.

Дарья, тем временем, вызывала такси.

– Леша, тебя подбросить? – спросила она, глядя в телефон.

Тот фыркнул, застегивая китель:

– С задержанными, которые наручники требуют по ночам, на такси не езжу. У меня служебный автобус.

– Автобус до РОВД? – уточнил я.

– Ага, пешкарус, – хмыкнул Лёха и вставил свои ноги в туфли, натягивая фуражку, застёгивая китель.

Дарья залилась румянцем и ничего не ответила на пасс про наручники. Я подошел, приобнял ее за плечи, слегка прижимая девушку к своей пятнистой форме.

– Ничего страшного, – тихо сказал я. – Всё хорошо.

Мы вышли вместе. У подъезда уже ждало такси.

Сев внутри, мой взгляд упал на адрес в ее телефоне. Маршрут строился далеко, через весь город.

– Ты… домой? – уточнил я.

– Да, – просто ответила она.

И я понял. Она живёт где-то за Академгородком, память Славы делилась со мной картинками той местности. Далекой от нашего шумного центра. Где гордо базируются обособленно стоящие от всего мира дорогие особняки, разделённые высокими заборами, какие не могут сниться не то что сержантам, но и полковникам.

Машина тронулась, унося меня из района с общагами вперёд в рабочий день, а Дарью, видимо, в сон на суперудобных кроватях в домик её семьи. Кто они, чем занимаются? Думал я, пытаясь вспомнить, вернее, спросить у тела, в котором я очутился, и единственное, что понял, так это то, что её отец имеет свою пивную фабрику.

Такси подвезло меня к неброскому трёхэтажному зданию из белого кирпича и высадило. Дарья, перед тем как захлопнулась дверь, потянулась ко мне и чмокнула в щёку.

– Ещё увидимся, – бросила она, и машина рванула прочь, оставив меня у знакомых по памяти Славы тыльных ворот со шлакбаумом и КПП.

Я прошёл сквозь вахту, просто махнув рукой, меня тут знали лично, а вот парня после меня остановили и спросили документы, оказалось, что он стажёр и поэтому смена его не знает. Территория вокруг кипела жизнью, какой-то своей, ментовской муравьиной. У входа кучковались сотрудники в такой же, как у меня, пятнистой форме, кто-то курил, кто-то просто стоял, болтая о чём-то своём. Я, кивая и бросая короткие «Здарова», пробирался сквозь эту толчею. Память услужливо подсказывала имена и звания: «Привет, Санёк», «Доброе утро, Дим», «Как дела, Жень?».

Внутри здание оказалось таким же непарадным, как и снаружи. Длинные коридоры, выкрашенные масляной краской, пахнущие пылью, слабым запахом сигарет и остывшей едой из столовой комнаты. По стенам висели бесконечные доски объявлений, поздравления с днём рождения, какие-то графики, портреты командного состава. Из полуоткрытых дверей доносились обрывки разговоров, звонки телефонов, клацанье клавиатур.

Моей целью был кабинет роты. Дверь была приоткрыта. Я вошёл без стука.

Тут был секретарь роты, девушка Елена в звании сержанта за компьютером, и командир взвода прапорщик Мухаматдиев. Он стоял у окна с кружкой кофе, и его осанка, даже в такой, казалось бы, расслабленной позе, выдавала строевую выправку. Сухощавый, жилистый, не высокий, с резкими, скуластыми чертами лица и тёмными, пронзительными глазами, он смотрел на меня бесстрастным, изучающим взглядом. Прапорщик «старой закалки», временно исполнявший обязанности комвзвода в ожидании офицерских погон, казался воплощением служебной педантичности и требовательности. Он был тем, кто не кричал, но чьи тихие, точные замечания били не в бровь, а в глаз.

– Здравия желаю, – поздоровался я со всеми, а Мухаматдиеву пожал руку. Его рукопожатие было сухим и твёрдым, как и он сам.

– О, Слава. – Он кивнул, его лицо не дрогнуло. – Завтра после смены, у тебя до занятий аттестация на оружие. Так что базу подучи на смене, – произнёс он немного хрипловатой речью.

– Есть, повторить базу, – кивнул я.

– Всё, дуй в оружейку. Развод скоро, – произнёс он, поворачиваясь к окну.

– Здравствуйте, – произнесли сзади меня.

И это заставило Ратмира Мухаматдиева повернуться. В роту вошёл тот самый стажёр, которого остановили на КПП.

– И тебе не хворать, – произнёс комвзвода.

– Мне сказали сегодня прибыть, – произнёс он.

– Ты кто? – уточнил Ратмир.

– Стажёр полиции Виктор Бахматский.

– А почему не в учебке?

– Сказали, что мест нет, на следующий набор пойду, – ответил стажёр.

– Понял. Покажи документы, – произнёс Ратмир и, взяв корочку у Бахматского, прочитав там всё, что он хотел прочесть, сообщил: – Бардак, конечно. Так ты иди с Кузнецовым спецсредства получать, а я пока в журнал дежурному тебя впишу.

– Слава, – протянул я руку стажёру.

Парень, сгибаясь в дверном проёме, как молодая поросль, сделал шаг вперёд. Витя был высоким и до неуклюжести долговязым, с угловатыми движениями, будто его конечности жили своей отдельной жизнью. Его лицо с острыми скулами, выступающим подбородком и крупным носом напоминало неотёсанный, но выразительный эскиз.

– Витя, – глуховато отозвался он, и его костлявая ладонь с силой сжала мою в коротком, сухом рукопожатии.

Я шёл в оружейку, а Витя следовал за мной.

– Давно служишь? – спросил он.

– Пять лет уже как, – ответил я.

– Погоди, а что ты еще младший сержант? Тут звания, что не меняются? – удивился он.

– Почему? Каждый год меняются, я просто просто прапорщиком пришёл, – выдал я, а зачем спрашивать, когда по погонам всё и так видно.

– А-а-а-а, шутишь? – догадался Бахматский.

– Шучу, да, – кивнул я.

На самом деле, только сейчас я ощутил последствия бессонной ночи. Чуток штормило, чуток, клонило в сон, но всё это было ничтожно по сравнению с тем, как чувствовал себя старший сержант Лаечко.

Сидя на кожзамовской поверхности чёрных диванов в холле, напротив темнеющего прямоугольника бронированного стекла дежурной части, он казался изваянием. На стеклянном столе рядом стояла полупустая пол-литровая бутылка воды, а он сам, развалившись, откинул голову, словно в ожидании неведомого.

– Иди, получай спецсредства, – произнёс я Вите, указывая на оружейную комнату. Дверь в которую была как раз рядом с дверью в дежурную часть.

А сам подошел к старшему сержанту.

– Здорово, Саша, как сам? – осведомился я.

Александр медленно опустил взгляд с потолка, пронзая меня.

– Да херово! – выдохнул он.

– А чего, как я понимаю, на паре бутылок пива вчера ничего не закончилось? – пытался я разрядить обстановку.

– Да, блин, все только началось. Я потом в «Абсент» поехал, – его голос дрожал от усталости. – Там склеил каких-то двух теток лет тридцати. И с ними, короче, тусили до утра. Я теперь песни восьмидесятых могу наизусть петь. Антипохмелин выпил, даст бог взводный и ротный с дежурным не почувствуют, а на смене за пару часов приду в себя. А ты как?

– Да ничего, – ответил я. – Вчера сразу домой отправился без приключений, короче.

– А память, как твоя? – Саша вернулся к более личным вопросам. – Восстановилась?

– Да, восстановилась, – я старался говорить уверенно. – Есть кое-какие провалы, но я думаю, что все нормально будет. Покажусь гражданскому врачу завтра. Может, витаминки какие-нибудь выпишет.

– Отлично. А то же я начал за тебя переживать, – произнес Лаечко.

Он уже был вооружен: рядом на диване лежал АКС-74У, а бронежилет, словно развешанный на импровизированной вешалке, был нанизан на резиновую палку, которая, в свою очередь, держала и лямочку шлема.

– Иди вооружаться тогда, – благословил меня махом руки Лаечко.

Сказано – сделано. И я направлялся в оружейную комнату, где в данный момент находился какой-то сержант.

Увидев меня, он протянул руку для рукопожатия. Вероятно, это был старший другой группы задержания, так как он получал АКС-74У, патроны к нему и пистолет Макарова с двумя магазинами, дубинку, бронежилет, наручники и шлем.

Собственно, такой же комплект был и у моего старшего. После того как он забрал всё необходимое и вышел, неся комплект на резиновой палке как на вешалке, я вошёл в оружейную комнату. Заглянув в окно, я произнёс: