Текст книги "Патруль (СИ)"

Автор книги: Макс Гудвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Она уже спала, я слышал это по еле слышимому сапу из её носика. И я подумал, что глупо будет ютиться на диване вдвоём, и совсем странно будет, если я пойду на кровать один. И, медленно приподняв девушку, я отнёс её в спальню вместе с одеялом и, уложив там спать, завалился тоже, укрываясь чистым одеялом, прислоняя голову к чистой подушке, не то что моей на Макрушина, 12.

Проснулся я от назойливой вибрации где-то в зале. Солнце било в глаза, голова была ватной, а тело коробило, всё-таки недосып даёт о себе знать. Ира спала, повернувшись ко мне спиной. Я отполз на край кровати и потопал в зал в полном желании выключить телефон и продолжить спать.

На экране горел незнакомый номер. Стряхнув остатки сна, я принял вызов.

– Алло?

– Вячеслав Игоревич Кузнецов? – Голос в трубке был ровным, холодным и лишённым всяких эмоций. Чистый канцелярит.

– Я. А кто спрашивает?

– Отдел собственной безопасности. Нас интересует ваше присутствие по месту жительства, на Макрушина, 12, в течение ближайшего часа.

В голове что-то щёлкнуло, и весь хмель разом выветрился. ОСБ это не шутки, эти парни просто так воздух не сотрясают.

– Зачем я вам столь необходим вызвали бы в отдел? Или к нам бы приехали, – попытался я парировать. – Я служу в…

– Мы знаем где вы служите и нам нужно чтобы вы прибыли сейчас, товарищ младший сержант, – голос на том конце провода оставался стальным. – Так вы приедете, или вас объявить в розыск?

– Я сейчас буду, – выдавил я и бросил трубку.

Руки сами потянулись к форме, лежащей в коридоре на стуле. Тельник и трусы пришлось достать из стиралки так и не постиранными. А пока я одевался, телефон снова завибрировал. На этот раз сообщение от Лёхи Иванова.

«Слав, тут облава на нашей квартире. ОСБ, СК, кинологи. Ждут тебя. Меня не пускают, стою в подъезде. Если у тебя в телефоне что левое – УДАЛИ. А лучше разбей его. И вызови адекватного адвоката».

Лёхина паника была ощутима даже через текст. Легко сказать – «разбей телефон». И что, бежать по рынку искать новый «кирпич»? Но Лёха прав – ОСБ просто так, с кондачка, не работает. Значит, есть зацепка. Интересно, на что? И если что-то серьёзное почему меня не задержали вчера на смене?

С полным ощущением того, что мне нечего скрывать и соответственно не надо прятаться. Я вызвал такси. На прощание глянул на спящую Иру. Хорошо ей, её мир ограничен пилоном и бутылкой вина. А мой мир снова сузился до размеров пятиэтажки, где меня уже ждали служивые люди.

«Адвоката… – тупо подумал я, – А где я, к чёрту, адвоката возьму?»

Пусть предоставляют как говорят жулики положнякового, то есть назначенного, но надо доложить начальству. И я набрал телефон взводного, который оказался недоступен, на мгновение пришла мысль, что это всё ошибка, как раз тогда, когда прибыла машина такси, значит, мобильник уже не нужен. И выключив телефон я оставил его у Иры в тумбочке, а сам вышел на улицу. Решив, что если «примут», то передам сообщение взводному через Лёху.

Но только я вышел из подъезда, как ко мне подошли двое крепких парней в гражданке. И ткнув мне корочками оперативников ОСБ в лицо, предложили проехать с ними. Значит за мной уже была слежка, иначе как бы они узнали о адресе в который я пошёл после смены.

Таксист же видимо недожавшись меня отменил заказ, а ребята повезли меня на гражданской машине к знакомой пятиэтажке на Макрушина, 12. И как, и написал Лёха Иванов, у подъезда меня уже ждала целая делегация. Стояли машины которых тут раньше не было: буханка кинологической службы с ребятами в форме и собакой овчаркой, газель следственного комитета, чёрная и тонирована с красной полосой на которой и было написано, что это СК. Мимо всех них меня повели, а поднявшись на свой этаж, я увидел еще часть группы по ожиданию меня. Двое крепких парней в строгих костюмах, но без галстуков, видимо тоже с ОСБ. Стоял с ними и Лёха в своём кителе млад-лея, который на их фоне казался совсем ребёнком. Двое те что вели меня остановились за моей спиной.

Один из ожидающих, с холодными глазами и короткой стрижкой, шагнул вперёд.

– Вы Вячеслав Кузнецов? – его голос был ровным, без эмоций.

– Я, – ответил я.

– Вот постановление на неотложный обыск, – он протянул мне бумагу.

Я взял документ. Адреналин в крови уже испарил остатки вчерашнего вина. Бумаги выглядели подлинными: печати, подписи, всё как положено.

– Подпишите, что ознакомились. Уведомляю что в отношении вас возбуждено уголовное дело о незаконном производстве, сбыте или пересылке наркотических средств, вот уведомление, ознакомьтесь. И бланки о том что вам разъяснены ваши права предусмотренные ст. 51 Конституции и ст. 47 уголовно процессуально кодекса.

– Ваши удостоверения, пожалуйста, – попросил я, пытаясь выиграть секунду.

Мужчина без возражений достал корочку.

– Капитан полиции, оперуполномоченный Отдела собственной безопасности при УМВД по Златоводской области, Денис Сергеевич Волков, – представился он, дав мне внимательно рассмотреть удостоверение, – Откройте дверь квартиры.

– Господа офицеры, – произнёс я, вынимая и протягивая Волкову ключ. – Прошу простить меня, но за вас я вашу работу делать не буду. Держите ключ и сами открывайте.

Тот принял, даже не поморщившись, а «ребятами» из соседних квартир были приглашены понятые – бледные мужчины, которые старались не смотреть мне в глаза.

В секцию подъезда зашли еще люди, хрупкая девочка лейтенант в голубых погонах и почему-то ковидной маске, и менты с низу поднялись с собакой. Девочка вышла вперёд и взяв ключ у ОСБшника приступила к открытию двери.

– Слав, не знаешь, чего это они? – спросил у меня Лёха.

– Да я на смене солевого наркомана одного задержал и святому отцу на поруки не отдал, вот с небесной канцелярии и прилетело, – попытался пошутить я, вышло так себе, потому как суть шутки – это улыбка или смех, а тут все были чересчур серьёзные.

Первым запустили собаку, парни в полицейской форме, старались меня не узнавать, изнутри прозвучало короткое «Чак, ищи! Ищи!»

Пробежавшись по секционке пёс подал голосовой сигнал, стоя у моего спального места. Тыкаясь в подушку мордой. Следом пошли ребята в гражданке. И один из оперативников, приподнявший подушку, громко воскликнул:

– Товарищ капитан, есть, походу!

Из-под подушки, на которой я ещё сутки назад спал в обнимку с Дашей, он извлёк прозрачный пакетик замотанный синей изолентой с другими пакетиками внутри, с мутнобелым кристаллическим веществом.

– Понятые, посмотрите и удостоверьте найденное, – скомандовал Волков, а затем повернулся ко мне. – Это ваша половина комнаты?

– Половина, где я иногда сплю, – да, – ответил я, глядя ему прямо в глаза. – А пакет, естественно, не мой.

– Естественно, – сухо парировал капитан. – Будьте добры, ваши руки.

Я цикнул. Достал свои же наручники из разгрузки и протянул их Лёхе.

– Передай ротному, что меня принимают по обвинению, которое ко мне не имеет ничего общего, – тихо сказал я ему. – И пусть направят адвоката управления, потому как своего у меня нет.

– Я ваш адвокат. Здраствуйте. – прозвучало сзади, от мужчины, который до этого молча стоял за нашими спинами и всё видел.

Лёха кивнул, его лицо было серым от бессилия.

Холодный металл браслетов с глухим щелчком сомкнулся на моих запястьях. Этот звук отрезал меня от прежней жизни, от сегодняшнего массажа, от вина с Ирой, от смены. Теперь я был просто задержанным, объектом, которого предстояло конвоировать и допрашивать. Но я просто так не сломаюсь.

– Стойте, его подставили! – кричала откуда-то появившаяся Даша когда меня выводили из подъезда к машинам.

– Девушка, не мешайте мероприятиям, – оперативник аккуратно вытянул руку, отдаляя её от нас.

– Его подставили, смотрите, Зубчиних пишет мне на Ватсап, смотрите!

Она показывала свой телефон, но никто не смотрел, никто, кроме меня. Маленькие буковки были сделаны специально больше, и я смог прочесть: «Всё, Дашка, папа сказал, что ты про №баря своего можешь забыть!»

Значит, вот кто решил меня подставить… Что ж, первый удар я похоже пропускаю, но ведь раунд еще не окончен. Просто так я не сломаюсь!

Глава 20
Судный день

Меня посадили в газель, ту самую тонированную, напротив меня села девушка – лейтенант из СК, а крепыши обложили меня слева и справа.

– Вячеслав Игоревич, – произнесла девушка хрипло и болезненно для неё самой, видимо, и правда болеет, – Самое время начать сотрудничать со следствием и деятельно облегчить свою вину.

– Давайте я лучше вам облегчу страдания и избавлю вас от необходимости со мной говорить. Я имею право не свидетельствовать против себя согласно статье 51 Конституции РФ. У вас на меня якобы что-то есть, а презумпцию невиновности еще никто не отменял. Короче, работайте, братья.

Слева от меня хмыкнули, давя в себе смешок. Девушка и правда больше ничего мне не говорила. И молча подала мне папку с документами на подпись. Тут было:

Протокол обыска, что в моём присутствии нашли свёрток с неизвестным кристалловидной субстанцией. Протокол допроса, где она указала, что я отказался от показаний. Разъяснение смягчающих вину обстоятельств – это если я виновен, а я не виновен, но в разъяснении были пункты, по которым жулик мог облегчить свою участь:

Добровольное действие – это явка с повинной, активное способствование раскрытию преступления, возмещение ущерба, оказание помощи потерпевшему. Не мой пункт даже гипотетически, ведь от меня никто не пострадал, и меня, получается, взяли и доставили.

Личные обстоятельства – это раскаяние, беременность, наличие малолетних детей, тяжелое материальное или семейное положение, состояние здоровья (инвалидность) – тоже не мой случай.

Мотивы преступления – это совершение преступления по мотиву сострадания или вследствие стечения тяжелых жизненных обстоятельств. Типа жил в общаге, торговал наркотой, потому что плохо жил, и хотел, чтобы миру стало веселее, а то, что наркота убивает, не догадывался, потому как туп от рождения – тоже не моё. И прочие обстоятельства: признание вины, участие в боевых действиях, наличие наград, совершение преступления впервые – но это в административном праве.

Всё было мимо меня. Из положительного – я не сопротивляюсь, пускай работают спокойно. Не просто же так этот свёрток в моей съёмной квартире появился. А значит, играйте, судари, в свою игру сами!

В очередном на подпись листке следовало положение о заключении досудебного соглашения с прокурором. Это невский случай, не желаю ли я застучать кого-то из подельников? Ну, собственно, нет подельников – нет и желания. И постановление об изъятии образцов отпечатков пальцев и ДНК и протокол об изъятии этих самых образцов.

А вот это что-то новенькое, моему пытливому уму стало даже интересно. Мне дали ватную палочку в пакетике, который подали руками в перчатках.

– Что с этим делать? – спросил я.

– В рот засунь и как зубной щёткой поводи, – произнёс опер ОСБ.

– Дай слово офицера, что этой палочкой больше никто себе нигде не водил, а то с порога меня в опущенные рядить – я вам не дам, – улыбнулся я.

– Ты что, в девяностых? – спросил у меня тот, кто подал.

– Палочка стерильная, – прохрипела девушка.

– Слово офицера, от старшего группы, – потребовал я.

– Вот ты тип, конечно, у тебя вес не меньше 10 грамм нашли, а ты юморишь, – широко улыбнулся Волков, – даже жалко, что присядешь, надолго. Слово офицера тебе даю, палочка чистая и в биологическом плане и в плане понятий.

– В них еще кто-то верит? – спросил у Волкова другой опер.

– Как видишь. Отдельное слово офицера, что к мастике для отпечатков пальцев из опущенных никто не прикасался, – выдал он следом, диалог начинал ему нравиться.

Ну и ладно, а то хмурые едем. Берите свою биологию и ДНК, я всё равно чист. И от линии этой позиции не отойду.

– В отдел СК? – переспросил опер девушку.

– В виду того что подозреваемый отказывается от показаний, в ИВС. Придут результаты биологии, по-другому заговорит, – прохрипела лейтенант.

Ты ж моя маленькая. Заедь на смене Ментос купи себе или Холс, всё полегче станет, – подумалось мне, но вслух я ничего не сказал.

Газель тронулась, и через некоторое время мы оказались у знакомого мне здания ИВС. Процедура была отработанной до автоматизма. Сначала – приемник, где дежурный офицер, не глядя в глаза, бубнил под нос стандартные вопросы: фамилия, имя, отчество, дата рождения.

– Ремень и шнурки – долой, – последовала следующая команда. Я расстегнул ремень, вытянул шнурки из обуви, отдал. Руки сами потянулись к карманам – достал кошелек, паспорт. Сложил всё на стол. Документы офицер бегло пролистал и отложил в сторону. Отбирали всё, что могло хоть как-то напомнить о внешней жизни, о свободе. С этого места у жуликов всё и начинается.

Потом был коридор и тяжелая железная дверь пустившая меня в другой коридор с решетчатыми дверьми, с окошками в прутьях, которые в простонародье называют кормушками. Моя камера была открыта, я вошёл, и дверь закрылась за моей спиной. И вот он – мой новый «дом» на ближайсшее время. Крошечное помещение, метра три в длину и два в ширину, не больше. Пахло сыростью и хлоркой. Слева к стене крепились нары, голые – деревянные, без всего. Левее от двери был туалет, на постаменте в полу, больше похожий на отхожую дыру, а напротив в стену была вмонтирована маленькая раковина с краном. Никаких перегородок. Если бы тут был еще кто-то, то всё было бы на виду, но я сотрудник. Меня положено держать отдельно и отдельно перемещать по следственным делам.

Я поднял глаза к потолку. Тут горела единственная лампочка. Неяркая, матово-желтая, но ее света хватало, чтобы залить все это пространство сиянием. Окна не было. Не было и вентиляции. Ни намека на то, что за этими стенами существует другой мир, где есть солнце и свежий воздух.

– Кругом, руки! – скомандовал конвоир.

И я повернулся, чтобы протянуть кисти в кормушку, мои наручники открыли. И оставили меня одного в этом «чудесном месте».

Я сел на нары. Холод бетонного пола тут же начал пробираться сквозь тонкую подошву полуботинок. И, откинувшись на спину и закрыв глаза я попробовал сосредоточиться на своём дыхании осознавая, что произошло. Тишину нарушал только ровный, ни на секунду непрекращающийся гул внешней вентиляции и отдаленные, приглушенные шаги по коридору.

Вот она, полная изоляция. Без ремня, без шнурков, без документов. В клетке без окон. Оставалось только ждать. Ждать и не сломаться. Мысленно я повторил себе: «Я чист. Это подстава и они ОСБшники и СК смогут разобраться в ней.» Эта комната пыталась давить, но пока что проигрывала. А что она сделает с человеком который уже умирал? И, сняв куртку, я свернул её в несколько раз, положив под голову.

Время тут текло по-иному – не часами и минутами, а внутренними событиями. Таким событием стал звук засовов, звяканье ключей и скрип тележки. Обед, похоже.

В прорезь решётчатой двери просунули темный металлический лоток с двумя отделениями. В одном – мутная жидкость с плавающими кусочками капусты и одной-единственной бледной картофелиной, которую с натяжкой можно было назвать супом. Во втором – густая, холодная пшенная каша с подозрительным рыбным запахом и крошечным куском какой-то рыбы, больше кости, чем мяса. Хлебный брусок был темный, липкий. Ко всему этому прилагалась пластиковая ложка и стаканчик чая.

Ужин повторял завтрак – та же безвкусная каша, тот же жидкий чай. Еда не приносила удовольствия, она была просто топливом, необходимым, чтобы я дожил до суда. Всё напоминало, что ты здесь на птичьих правах, на самом дне государственной кормушки – бесплатно, без изысков, ровно в том объеме, чтобы не умереть с голоду. На самом деле, уже проведя ночь в ИВС, достаточно, чтобы свернуть с романтики воровского пути, если ты, будучи скудоумным, ему следовал.

После ужина свет снаружи погас, но не лампочка в камере, которая горела непрерывно, становясь единственным источником света в этом подземном мире без окон. Её назойливый, ровный свет мешал сну, но через какое-то время сознание отключилось само, уходя от реальности голых нар, дыры в полу и запаха дезинфекции. А за моей камерой всё это время наблюдала камера. Она была прикреплена в коридоре и смотрела сквозь решётку двери на мою жизнь тут.

Этот режим и распорядок были призваны начать ломать жулика как личность уже с порога, превращая его в пассивного потребителя каши и баланды. Я много раз слышал, что тюрьма не мера исправления, что тюрьма – это их институт, и сейчас я мог убедиться в этом лично. Либо опустишься на самое дно, либо станешь существом, не боящимся долгих разговоров с ментами, допросов, досмотров, сможешь выключать свой разум, когда он не нужен, и научишься просто, как говорят молодые, «скипать» время.

А под ночь в мою голову стали лезть мысли. Вдруг, если нашли свёрток и на нём будут все улики, указывающие, типа, на меня, долго ли сфабриковать? «Придут результаты, по-другому заговоришь», – в моей памяти прохрипела следователь.

Я смотрел на голую бетонную стену и мысленно повторял, как мантру: «Я чист. Мне не о чем волноваться.». Они могут забрать ремень, шнурки, документы и кормить баландой. Но они никогда не смогут забрать душу, ту душу, которая вопреки всему перенеслась из далёкого 94-того сюда в счастливый 2025-тый.

В памяти Славы всплыла песня. Песня, не для ментов, а для тех, кто нам противостоит, словно гимн этого чёрного мира:

«Крест коли, чтоб я забрал с собой избавленье, но не покаяние…»

Сегодня она подходила и для меня, ведь меня тупо подставили, семейство Зубчихиных, мать их. Которые видимо по-настоящему испугались того, что я могу знать и поведать кому-либо об их старшем. Что дальше? Попытка ликвидации меня в тюрьме? Маловероятно, ведь я сотрудник и поеду на красную зону, и почему так сложно работали, почему не убрать меня через превышение должностных или вообще, выстрелом в подъезде после смены?

Вопросов было много, а ответов, увы, не было, но зато появилась конкретика, Зубчихин нанёс свой удар. Каким будет мой? Дайте только отсюда выбраться.

Эту ночь я лежал на спине, глядя в потолок. Завтра будет новый день. Снова каша. Снова суп. Снова ожидание. Скорей бы всё это определилось, скорей бы суд, который внесёт в моё дело ясность.

В первую ночь с четверга на пятницу особо не спалось, но у меня получилось под утро, а после был завтрак, обед и ужин, и снова ночь. Так я провёл тут больше суток, а по ощущениям так неделю, а к полудню субботы ко мне пришли конвойные и сообщили:

– Кузнецов, на выход с вещами.

Как будто у меня было много вещей. Но, надев куртку на выпуск, не вынимая кепку из-под погона, я протянул руки в кормушку. Браслеты снова щёлкнули на моих кистях и меня повели на выход. На улице меня уже ждал автозак на базе той же «буханки», сероватого цвета с синей полосой и надписью «полиция». Внутри было сидение и приваренный к стене поручень, к которому мои наручники прицепили другими наручниками.

Забавно, что Кировский суд по городу Златоводску находился в Октябрьском районе города, то есть мне предстояло прокатиться на жёстком сидении прикованному по нашим кочкам.

«В этом мире действительно что-то сломалось», – подумал я, подпрыгивая на очередной яме и ударяясь о потолок «буханки».

В суде меня передали конвою; у этих парней была камуфляжная форма, почти как у нас. На меня смотрели сотрудники и молча качали головами. Кого они во мне видели? Оставалось лишь догадываться. Но, как говорят сейчас, излишние проблемы современности – это излишняя зона комфорта. Именно когда всё хорошо, человек думает о том, что и кто о нём подумает, но, проведя ночь в камере, всё становится прозаичней – мнения других людей тебя уже не волнуют.

Волнует своя судьба и, в моём случае, месть, которую я и так слишком отложил, сходив и заступив на суточную смену.

Здание суда представляло собой типичную советскую постройку из серого бетона, массивную и подавляющую. Высокие ступени вели к тяжелым дубовым дверям, обитым стальными пластинами. Над входом висел герб РФ, казалось, вобравший в себя всю мощь и силу этого мрачного места.

Меня ввели через центральный вход через проходную со стоящими там ребятами в камуфляже и с оружием. Эти тоже смотрели на меня с интересом. Еще бы, жулику даже переодеться в гражданку не дали, я был явным примером для них, что нарушать закон нельзя, иначе, как подсказывала мне память Кузнецова в одном фильме, проведут по всем инстанциям, звоня колоколом над головой и крича слово «позор!».

Зал суда встретил меня гулкой, давящей тишиной, нарушаемой лишь мерным тиканьем настенных часов. Помещение было просторным, но низкие потолки и темные дубовые панели на стенах создавали ощущение тесного, замкнутого пространства.

На возвышении, под двумя гербами – страны и региона, стоял массивный судейский стол, покрытый темно-зеленым сукном. За ним – высокое, словно трон, кожаное кресло, на котором восседал судья в чёрной рясе, хмурый и, такое ощущение, что не выспавшийся, суровый мужчина средних лет. Слева от него располагалось место секретаря с компьютером, и собственно секретарём.

В зале суда не хватало только меня. Была тут и та девушка-следователь, и мужчина-прокурор, сидели они рядом, было место и для моего адвоката и куча-куча пустых мест для кого-то еще, кого сегодня не предвиделось. Именно потому секретарь и не подал команду «встать, суд идёт», суд был уже тут.

В углу зала расположилась клетка, куда меня и завели. А перед клеткой – небольшой столик для защитника, с моим адвокатом который в данный момент изучал документы.

«Безумие», – мелькнуло у меня. Обычно дела подобные тому, что инкриминируют мне, длятся месяцами, если не годами, или это лишь в моём времени? А тут слеплено всё чуть ли не на коленке. И с такой уверенностью всё делается, словно гроссмейстер решил сыграть с новичком.

Я сел на лавочку, положив руки на колени перед собой.

Где-то хлопнула дверь, и по залу пронесся сдержанный вздох. Часы показывали ровно двенадцать. Спектакль одного актёра начался.

– Здравствуйте, – произнёс судья, и все встали, встал и я. – Судебное заседание по рассмотрению ходатайства старшего следователя по Кировскому району следственного отдела следственного комитета Российской Федерации по Златоводской области об избрании Кузнецову Вячеславу Игоревичу меры пресечения в виде заключения под стражу объявляю открытым. Секретарь, доложите о явке.

И секретарь поднялся из-за компьютера и начал доклад:

– На судебное заседание прибыли… – произнёс он и перечислил всех собравшихся, кроме судьи.

– Хорошо, – произнёс судья, обращаясь уже ко мне, – устанавливаем личность обвиняемого. Назовите фамилию, имя, отчество.

– Кузнецов Вячеслав Игоревич.

– Число, месяц, год рождения… – спросил судья.

И я произнёс то, что подсказывала мне память Кузнецова, моя голова тут была вроде как и не очень нужна. Далее были типовые вопросы: место рождения, место регистрации, совпадает ли место жительства с местом регистрации, где и кем работали до задержания? Гражданином какой страны я являюсь, нуждаюсь ли в переводчике. Я отвечал на них спокойно и даже монотонно. Потом, согласно регламенту, установили личность следователя, что заставило девочку-лейтенанта встать и прохрипеть свои данные.

Выслушав девушку, судья спросил:

– Имеются ли ходатайства? – спросил судья.

Ходатайств к суду не было.

– Полагают ли возможным стороны начать судебное заседание в таком составе? – продолжил судья.

И все по очереди, начиная с прокурора, согласились начать в таком составе.

– Судебное заседание объявляю открытым. Следователь, изложите суть ходатайства.

Девочка-старший следователь начала хрипло излагать:

– 8 августа 2025 года по подозрению в совершении преступления, предусмотренного частью третьей ст. 30, части четвёртой статьи 228.1 УК РФ (попытка распространения в крупном размере), был задержан Кузнецов Вячеслав Игоревич…

Далее она озвучивала сроки следствия и что было сообщено прокурору, и что в результате обыска на моей снимаемой с товарищем квартире были найдены наркотические средства согласно справке исследования – 4-метилметкатинон, подозреваемый был допрошен, от дачи показаний отказался.

– Поскольку следствие находится на первоначальном этапе расследования, закрепляется доказательная база, лицо, привлекаемое к ответственности, является сотрудником правоохранительных органов и знакомо с методами оперативной работы, находясь на свободе, может продолжить заниматься преступной деятельностью. Поскольку вес и фасовка смеси полагает возможным сделать вывод, что она была приготовлена для сбыта и использовалась в качестве дохода по мотивам корыстной заинтересованности. Также полагаем, что находясь на свободе, подозреваемый может оказать давление на свидетелей и скрыться от правосудия, опасаясь большого срока заключения, полагаем необходимым избрать к нему меру заключения в виде заключения под стражу на один месяц двадцать девять дней.

– Понятно, – произнёс судья, ему тоже было тяжело слушать осипший хрип старшего следователя. – Ходатайство своё поддерживаете?

– Поддерживаю, – кинула она.

– Скажите, старший следователь, вот вы заявляете, что приготовлено для сбыта, а из чего вы делаете такой вывод? Это могло быть и для личного употребления? – выдал судья неожиданно для меня.

– У нас такая позиция, – произнесла старший следователь.

– А ваша позиция обоснована чем? А чем обосновано то, что находясь на свободе, подозреваемый может скрыться? Так и любой может скрыться. Или может продолжить совершать преступления? Так любой может продолжить совершать преступления. Вы когда материал готовите, вы вообще думаете, что вы пишете? Мера пресечения в виде домашнего ареста рассматривалась? У нас кем человек является? Вот я по нему не вижу, что он прожжённый бандит, – словно на одном дыхании судья раскатывал девочку, что даже мне стало её жаль, – Ладно, значит, ходатайство своё вы поддерживаете. Подозреваемый?

Он обратился ко мне и снова посмотрел на девочку:

– Почему он у вас подозреваемый, вы что, обвинение ему не можете предъявить? Подозреваемый⁈ – вновь судья посмотрел на меня, – Ваше отношение к ходатайству следствия?

Я встал: – Ваша честь, прошу избрать меру пресечения не связанную с лишением свободы. Найденный свёрток – это не моё, я его впервые вижу и даже к нему не прикасался, что может подтвердить «биология» которая следствием была взята но так и не представлена, квартира съёмная и её посещает много людей, и имеет к ней доступ, а в ночь перед изъятием я вообще был на смене.

– Ясно. Садитесь. Позиция защитника?

Адвокат встал и, кашлянув, начал:

– Ваша честь, уважаемые участники процесса, полагаю, что ходатайство следователя не подлежит удовлетворению, во-первых, действительно, как отметил уважаемый суд, отсутствуют какие-либо признаки того, что обвиняемый может скрыться, у него нет недвижимости за границей и даже заграничного паспорта, преступной деятельностью он не занимался… Мы все и так знаем, чем он занимался, так как проходил службу. Наркотики действительно могли взяться на месте по какому-то другому поводу, и данный вопрос не был исследован следствием, как и какая-то более мягкая мера пресечения… Кроме того биологические исследования действительно показали что мой подзащитный не прикасался к свёртку и к его содержимому. Я полагаю, что всего вышесказанного достаточно, чтобы сделать вывод о том, что нет необходимости изолировать подозреваемого от общества. Так как у моего подзащитного нет основания бегать от суда.

– Понятно, – проговорил судья, – Прокурор, ваше заключение?

Прокурор, обычно поддерживает следствие, но сегодня, видя настроение судьи почему-то начал своё выступление с паузы:

– Полагаю, что ходатайство следователя недостаточно обосновано и каких-либо данных, свидетельствующих о намерении скрыться, не представлено, кроме того, я полагаю, что необходимо в удовлетворении ходатайства следствия отказать.

– Понятно. Суд удаляется на вынесение решения, которое будет оглашено через 10 минут, – произнёс судья, и секретарь снова скомандовал «прошу встать», а через некоторое время судья вернулся и продолжил. – Оглашается вводная и резолютивная часть постановления. О мере пресечения в отношении Кузнецова Вячеслава Игоревича суд постановил: в удовлетворении ходатайства следствия об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу отказать. В течение трёх дней вы можете подать апелляцию и обжаловать решение суда в суде высшей инстанции, также в течение трёх дней все участники могут ходатайствовать о получении аудио протокола заседания. Решение всем понятно? Сроки обжалования всем понятны? Заседание суда объявляю закрытым.

– Ваша честь, а что с моим подзащитным? – спросил адвокат.

– Мы не можем освободить его в здании суда, так как он не обвиняемый, а подозреваемый, – с этими словами судья снова глянул на девочку-следователя, у которой глаза были и так на мокром месте. – Откройте клетку и снимите с него наручники.

Он уходил из зала суда молча, но я читал по его губам беззвучное ворчание: «Бордак, конечно».

Моя клетка открылась конвойными, наручники были расстёгнуты, а бесплатный адвокат подошёл ко мне и тихо произнёс:

– Я не знаю, парень, кому ты перешёл дорогу, но сегодня тебе очень и очень сильно повезло.

– Что будет дальше с этим делом? – спросил я.

– У следствия теперь появилось 10 грамм неизвестного мефа. Ты, скорее всего, из подозреваемого будешь переквалифицирован в свидетели, и раз в два месяца они будут дополнять это дело подробностями, проводя экспертизы, опросы, уточнения, превращая дело в вечно висящее. И никто тогда не виноват все старались работали. Мы бы и без твоего везения его развалили бы, но пришлось бы пару месяцев посидеть, а тут повезло. Вот моя визитка, кстати.

Он сунул мне чёрную карточку с золотым теснением, на которой было выгравировано: «Адвокат Кац Самуил Инокентиевич».

Что ж, теперь у меня появился свой адвокат – еврей, и дикая мотивация сделать мой ход против Зубчихина. Вот только ремень и шнурки у конвоиров заберу…