Текст книги "Патруль (СИ)"

Автор книги: Макс Гудвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Патруль

Глава 1
Мужское решение

27 декабря 1994 года. Станица Петропавловская. Чеченская республика.

Вторник начался с помощи операм.

Нам предстояла зачистка дома в деревне, где располагался большой запас фальшивых долларов известно на какие нужды новоиспечённой свободной Ичкерии. Информация подтвердилась и валюта была изъята, а подозреваемые отвезены в изолятор. К счастью, обошлось без жертв и даже без стрельбы, однако нервы и время это сожрало.

Сегодня обед догнал нас позже обычного…

Душный предгорный воздух был густ, словно кисель, и в нем неподвижно висел голос из телевизора. Сквозь треск помех и свинцовую усталость мы, четверо мужчин, собрались у черно-белого экрана. Комната в брошенном доме казалась мне убежищем на краю света – хрупким и ненадежным. Но тёплым, потому как печка топилась круглосуточно. Именно это и спасало от сырости и окружающего нас холода.

Да-а, климат тут конечно, совсем не сибирский. Весь декабрь днём небольшой минус, ночью попрохладнее, иногда доходило и до десяти. Грязь на дорогах хоть и подмёрзла, но ездить можно, а то в прошлом месяце уже не раз приходилось выталкивать наш УАЗик просто потому, что даже он не вывозил, утопая в грязной гуще здешних дорог.

Мы сидели в камуфляже цвета «орех», пропахшем многодневным потом, потому как нормально постираться тут и банально негде. И некогда. Можно, конечно, воды с колонки натаскать флягами и после греть в кастрюлях на печи. Для личных нужд вполне сойдёт, а вот форму привести в порядок уже очень проблематично.

На столе стояли пластиковые бутылки со сладкой газировки «Колокольчик», на газетке круглая нарезка колбасы вперемежку с прямоугольничками сыра. Хлеб, банка соленых огурцов.

Все мы офицеры МВД, костяк одной из групп СОБРа, застрявшей в этом бардаке.

Наше оружие – привычное продолжение рук – было всегда рядом. У меня, у правого бедра прислонённый к столу, как суровая икона, стоял ручной пулемет Калашникова – длинный, массивный, с изогнутым рыжим рожком-магазином. Только я один знал его «характер» до последней засечки на прицеле. Двое моих товарищей, Сергей и Марат, положили рядом с собой АКС-74, удобные для боя в тесных дворах и помещениях. А четвертый, Михалыч, молчаливый и цепкий, не расставался со своей бесшумной винтовкой ВСС «Винторез». У каждого из нас на широком армейском ремне кожаная кобура с ПМ – последним, пусть далеко и не самым эффективным аргументом в любой схватке. В углу комнаты, в разгрузочных жилетах, находился личный боезапас.

Я уставился на экран телевизора, где миловидная девушка в темном платье звонко анонсировала:

– Уважаемые телезрители, предлагаем вашему вниманию обращение Президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина в связи с ситуацией в Чеченской Республике.

– А-а! Пацаны может переключим, а-то сейчас начнётся «У-у-у-у понимаешь россияне⁈» – скривившись, предложил Марат.

– Да не, давай оставим, может, что умное скажет? – возразил Сергей, захлопывая печную дверцу после очередного заброса туда партии дров.

– Уважаемые граждане России! – пожалуй, этот голос можно безошибочно различить среди миллионов других голосов. – Обращаюсь к вам в связи с обстановкой в Чеченской Республике.

Михалыч фыркнул, но ничего не сказал.

– Мы же все знаем что он нам скажет? Что наше с вами тут участие это следствие его: берите суверенитета сколько сможете проглотить? – улыбнулся Марат и выключил телевизор, и в целом я был с ним согласен.

– Это было еще до расстрела своего парламента, надо понимать, что это другое. – вернулся к столу Сергей.

– Говоришь, как ярый коммунист и противник демократии! – снова улыбнулся Марат, – Он бы сейчас вещал нам долго и нудно, часто повторяя одни и те же слова. Рассказывая всё то что мы тут и так видим. А какие решения им приняты в связи с этим вот всем, непонятно…

– Что тут непонятного, срочно, послать четырёх собровцев, к чёрту на рога ждать того, не знаю чего! Понимаешь. – поддержал Марата Сергей, карикатурно парадируя Ельцина.

– Э-э, балагуры! – отмахнулся Михалыч и натянув на себя вязанную шапочку, встал и накинув разгрузку, удалился со своим Валом из дома. – Я курить!

– Всё пацаны, баста. А-то с этой критикой забудем зачем мы тут. – отрезал я.

Повисла молчаливая тишина. Практически до того момента, как Михалыч вернулся с перекура, повеселевший. Никотин, будь он неладен, всё-таки успокаивает хоть и провоцирует рак и даёт зависимость от которой потом так тяжело избавиться. Я смотрел на их усталые, небритые лица. И мысленно проговаривал, зачем именно я тут? Затем, чтобы в соседнем селе не сожгли еще один дом русской учительницы. Чтобы на рынке не зарезали очередного отставного прапорщика-славянина. А на заборах не наматывали кишки, как знак что в доме еще можно чем-то поживиться. Автономия автономией, а по всей периферии распавшейся страны, планомерно и неуклонно начали угнетать, выживать, унижать наших, русских людей. И я был здесь для того, чтобы этого геноцида – за частую тихого, бытового, но оттого не менее страшного – не произошло. Чтобы поставить свою грудь, свой пулемет, свою афганскую закалку на пути у этой волны.

Я глубоко вздохнул и потянулся к бутылке с газировкой. Пузырьки неприятно щекотали горло, однако горечь внутри не смывали.

– Знаете, братва? Я тут подумал походу штурм будет! – понуро выдохнул Марат.

– Ясен-красен! – пробурчал Михалыч, синимая разгрузку.

– Скорей бы, всё случилось, зайдём, пару выстрелов сделаем, Дудаев убежит и всё наладится! – задумчиво и мечтательно выдохнул Сергей.

– Хорошо бы… – выдохнул я, – Придётся потом по всей Ичкерии бегать, порядок наводить.

– Лучше уж зачистки, чем встречный бой. – выдохнул Михалыч, садясь на стул.

– Ага зачистки, сначала выдаём оружие, а потом его изымем. – еще шире улыбнулся Марат.

– Муравей – Муравейнику! – громко заговорила рация Р-159 стоящая у стены. Звук был слышен даже сквозь гарнитуру, – Муравей – Муравейнику!

– Вовремя выключили телик. – проговорил Марат подходя к зеленоватой сумке с торчавшей оттуда верхушкой и антенной. – Муравей на связи.

– Муравей. Выдвигайся на блок-пост на Р-308, там заберёшь человека, и доставишь в штаб. Как понял?

– Мы такси им, что ли? – спросил повернувшийся к нам Марат.

Но рация продолжала требовать:

– Муравей – Муравейнику! Как понял?

– Может скажем, что машина не на ходу? – спросил он у коллектива.

– Поехали проветримся! – выдохнул я, вставая со своего стула.

Какие-то двадцать минут пути и мы, вновь покидая охраняемое внутренними войсками полузаброшенное село, едем в УАЗике с завешанными бронежилетами стёклами по замёрзшей грязной каше к тому самому блок-посту. Он словно маленькая крепость, вписался в разбитую дорогу у небольшого мостика со шлагбаумом, через небольшую речушку.

По обе стороны от шлагбаума, сваренного из водопроводных труб, громоздились мешки с песком в несколько рядов, образующие низкие, но основательные брустверы. Сверху были натянуты маскировочные сети, кое-где порванные осколками. Через дорогу змеился искореженный забор из спирали Бруно – колючей проволоки, а за ним угадывались бойницы для стрелков. На флангах, прикрывая подступы, стояли два БТРа, их броня была в свежих выбоинах и следах от сварки, а стволы пулеметов смотрели куда-то в сторону едва виднеющегося города. Воздух тут пах гарью и свежестью текущей еще не замёрзшей реки Нефтянки, бензином и холодной землей. А над этой «крепостью» полощется на ветру простреленный российский триколор.

Не успели мы остановиться как от одного из БТРов, поправляя разгрузку, к нам поспешил невысокий, коренастый, с обветренным до красноты лицом и цепким, спокойным взглядом мужчина лет тридцати плюс. Увидев наши «флоры», он коротким, энергичным шагом имитирующим строевой приблизился ко мне выходящему из машины.

– Майор милиции, Шукшин, СОБР. – представился я.

– Командир взвода, старший лейтенант Зубчихин, – отрекомендовался он хриплым, простуженным голосом, приложив ладонь к такой же, как и на нас, вязаной шапочке. – Значит, вас за иностранцем прислали? Вот только он не один, у нас еще гражданские – беженцы из Грозного. Я их с вами отправлю, а то тут неспокойно, нет-нет да и обстреливают.

Он кивком указал на старый ПАЗик, стоявший в отдалении, за линией проволоки. Возле него теснились люди – женщины, старики, с узелками и чемоданами. Они молча смотрели на нас, на солдат, на стволы БТРов – взглядами, в которых застыла усталая покорность судьбе. Старлей был без знаков отличия, но с оружием и, по сути, от срочников отличался лишь возрастом. Ну, это мудрое решение. Ведь говорят, что за офицеров духам платят больше, чем за солдат, а самая популярная у наёмников профессия – это снайпер.

– А этот «гость» для нас? – кивнул я в сторону группы у КПП, где выделялась яркая синяя куртка.

Зубчихин нахмурился, его скулы напряглись.

– Так точно. Журналист. Американский. Документы в порядке. Но ведет себя… не по-граждански. Просится в штаб управления. Бьет на то, что у него информация «кремлёвского» уровня. – Старлей бросил взгляд на «американца», в котором читалось профессиональное недоверие. – Кадровик во мне, товарищ майор, чешется. Уж больно он не похож на пишущую братию.

– Какой еще нахрен журналист? И почему к нам? – буркнул я, чувствуя знакомое напряжение. А с другой стороны, куда деваться⁈ – Ладно, давай сюда эту птицу.

Зубчихин свистнул и поманил к себе пальцами того самого парня. Сухой, светловолосый, в нелепо яркой синей пуховке. На плече у него висела сумка, какие используют для носки видеокамеры. Но дело было не в экипировке. А во взгляде – спокойном, уставшем и цепком. И в ушах. Они были неестественно правильной формы, будто их лепил заново пьяный хирург. Он не производил впечатления журналиста. Скорее – борца, который перенёс туберкулёз.

– Старлей, я поболтаю с ним тет-а-тет пару минут, – проговорил я, направляясь к парню.

– Да сколько угодно, – отмахнулся командир взвода, для него этот гусь был слишком уж в напряг.

Я подошёл к нему вплотную.

– Понимаешь по-нашему? – бросил я без предисловий.

Парень медленно кивнул. Его губы тронула едва заметная улыбка.

– Понимаю, – ответил он с лёгким, почти неуловимым акцентом. Голос был тихим, но без тени неуверенности.

– Зачем тебе в штаб разведки? – спросил я, впиваясь в него взглядом.

– Очень надо.

– Всем надо, – отрезал я.

Он на секунду задумался, словно взвешивая риски, и выдохнул:

– У меня информация. По планам обороны боевиками Грозного. Если начнётся штурм… Это непременно должны учитывать в штабе, иначе жертв будет много ненужных.

– Они и так будут. А ты не очень-то и похож на журналиста, – сказал я, переводя взгляд на его сломанные костяшки, едва выглядывавшие из-под рукавов.

Американец посмотрел мне прямо в глаза, и его следующий ответ прозвучал уже без единого признака акцента, чётко и ясно, как приказ:

– Все профессии нужны, все профессии важны.

От этой внезапной, абсолютно нашей, советской цитаты, вставленной в адскую чеченскую реальность, у меня похолодело внутри. Парень видел мою реакцию и продолжил, почти шёпотом:

– Не поможешь мне, майор, погибнет очень много русских парней!

– Откуда ты знаешь, в каком я звании? – спросил я.

– Услышал, как старлей по радиотелефону со штабом говорил.

Радиотелефон у взводного? Вот это номер, возможно, трофейный, «застрявший» при проверках на блокпосту.

И в этот момент пришла мысль, которая могла бы всё поставить на свои места. Что стоит передо мной не журналист, а какой-то наш разведчик. Об этом говорило многое – взгляд, поломанные уши, выправка и фраза, брошенная как пароль. Возможно, человечек был «свой». Возвращенец. В любом случае, доставлю его к нашим, у них головы большие, пусть сами разбираются.

Я ещё секунду помолчал, глядя на его бейджик с весёлым американским логотипом, и махнул рукой.

– Ну, добро. Вместе с мирными поедешь за нами, отсюда к цивилизации есть лишь одна дорога.

– Спасибо, товарищ майор, – проговорил парень.

– Не за что пока.

И снова испытания для техники, гудя двумя моторами, колонна тронулась, медленно отползая от блок-поста, над которым уже смеркалось декабрьское кавказское небо. ПАЗик с беженцами, пыхтя, поплелся следом за нами. Ехали молча, все на нервах, вжимаясь в сиденья. Михалыч, не отрывая рук от баранки, водил взглядом по обочинам, по подлеску, сгущавшемуся у дороги.

Не успели мы отъехать и полукилометра, как дорога пошла на плавный изгиб. И вот там, на краю подлеска с еще не опавшей рыжей листвой, заметил движение. Михалыч резко сбросил газ, выкрикнув:

– Духи!!!

Из зелёнки, на одно колено, встал бородатый боевик с хорошо узнаваемым «тубусом» на плече. Широкое дуло РПГ-18, что звали «Мухой», резко дёрнулся. Оглушающий взрыв пришёлся слева, забрасывая машину щебнем и осколками.

– Уходи! – закричал я, но Михалыч уже рулил в сторону, отправляя машину в глубокий кювет. Удар о землю был мягким, мы все резко клюнули вперед.

– К бою! Рассредоточиться! – скомандовал я, вываливаясь через дверь и падая на холодную землю. – Марат, Серёга, обходи справа, давите их!

А ПАЗик, пятясь, сдавал назад, но по нему уже захлестали очереди. Стекла со звоном посыпались внутрь. Началась канонада – сухие хлопки выстрелов, свист пуль и звон бьющегося стекла. Крики людей.

Я вжался в землю, прильнул к прицелу РПК и начал косить длинными очередями по вспышкам в тёмной зелёнке. Задача проста – не дать им поднять голову.

Где-то сзади, заняв позицию, пристроился Михалыч. Слышались лишь его одиночные, приглушённые щелчки выстрелов. Он сам выбирал, по кому работать.

В какой-то момент ПАЗик дернулся и замер. Двери распахнулись, и из них, как горох, посыпались уцелевшие беженцы – женщины, старики, – с криками бросаясь в рассыпную. Их крики смешались с гортанными воплями «Аллаху Акбар!». Рядом с машиной рванула граната, меня обдало комьями мерзлой земли. Единственное, о чём я подумал в тот миг: «Не надел бронежилет и шлем. Идиот, конечно». Но что имеем, то имеем.

Я продолжал вести бой. Справа, где должны были находиться Марат с Серёгой, слышалась плотная стрельба – уперлись в шквальный огонь. Обстановка сложная.

И вдруг стрельба с позиций боевиков стала стихать. Неожиданно и подозрительно. Один из душманов поднялся во весь рост, размахивая белым, грязным платком.

– Михалыч, не стреляй, – хрипло сказал я. – Узнаю, чего хотят.

– Ваня! Выходи, поговорим как воины! – пронесся по полю хриплый голос.

«Откуда они знают как меня зовут?».

– Херли тебе надо, Рустам⁈ – тут же отозвался откуда-то справа Марат, явно подбирая случайное имя в ответ.

– Отставить! – рявкнул я. – Марат, дуй ко мне!

Марат пригнувшись, короткими перебежками подобрался ко мне.

Я встал во весь рост, отдал свой РПК, взял его АКС-74. Левой рукой, действуя почти на автомате, выдернул чеку из гранаты на его разгрузке и, прижимая «лимонку» ладонью, сунул её в карман куртки. С АКС-74 на ремне можно управляться и одной рукой.

Мы встретились с бородачом на нейтральной полосе, посередине. Он был одет в заношенную камуфляжную форму, поверх – разгрузка, набитая рожками. На голове – темная вязаная шапка, а на ней – зеленая тканевая лента с арабской вязью. В руках – новенький АК со странной оптикой.

– Продай журналиста, – без предисловий, с акцентом, сказал он. – Миллион рублей даю. Долларами.

– Я людьми не торгую, – сквозь зубы ответил я.

– Это ты не торгуешь, – усмехнулся Рустам, – А вот вас и его уже сдали с потрохами. Твои же братья-славяне. – С этими словами он тыкнул в меня трубкой радиотелефона. – Деньги, если умным будешь, получишь на блок-посте у офицера.

И тут я заподозрил неладное. Зубчихин! Старлей вполне мог работать с этими втихую, он же мог и предупредить о нашей колонне. Продался, что ли, гнида?

– Предложение интересное, но я не один тут, – сдержанно ответил я. – Надо с ребятами посоветоваться.

– Ну, советуйся, Вань, – пожевал он губами. – Но дорога к посту уже отрезана. Журналист всё равно наш будет. И все ваши каналы мы слушаем. У тебя пять минут на мужское решение, еще пожить.

Я усмехнулся и, развернувшись, пошел к Уазику.

– В общем, так, – коротко доложил я ребятам по прибытию, вставляя усики кольца обратно в Ф-1. – Предлагают деньги за журналиста. Скорее всего, врут. Альтернативу рисуют – что нам всем хана из-за якобы окружения.

– Как я понимаю, нам один хрен кабздец, – философски заметил Михалыч.

– Ну, какое решение, командир? – спросил у меня Марат.

Решение созрело мгновенно. Хотели мужского, душары, будет вам мужское!

– Пацаны, мигом в УАЗик! Задним ходом к ПАЗу, забирайте журналюгу и дуйте назад! Попутно вызывайте ко мне сюда подмогу. Чую, свистят нам в уши про окружение, иначе уже бы расстреляли.

– А ты? – спросил Серёга. – Тут же у них два взвода примерно. Мы вместе можем…

– А я приму бой. Серёга, вызывай «Муравейник» по рации. Пусть дадут залп по моим координатам. Я, когда звездопад начнётся, залягу, меня не зацепит. Марат, дай еще «погонять» свой АКС.

– Может, все вместе свалим? – предложил Марат, как-то неуверенно вытаскивая магазины из своей разгрузки.

– Не, не дадут нам. Могут кинуть и сожгут нас в машине, если я им расплавленный свинец на головы лить не буду. – произнёс я, понимая, что из этой ситуации можно выбраться лишь совершив поистине безумное.

В этот момент духи начали орать: «Иван! Пять минут кончился уже!»

– Добро! – крикнул я в их сторону. – Мы уходим! Не стреляйте, журналист в автобусе, он ваш!

Занял позицию в какой-то неглубокой канаве. А Уазик, пыхтя, выбрался из кювета и, развернувшись, рванул назад. Я видел, как тёмные фигуры душман стали подниматься в полный рост, идя вперёд, словно фашисты в фильмах про Великую Отечественную.

И я подпускал их ближе, пока они не замечали меня из-за дыма.

И, припав к пулемёту, я оглянулся – УАЗик уже заехал за ПАЗ, и где-то сзади дверь нашей машины хлопнула, видать, посадили на борт журналиста. И в этот миг я открыл огонь.

Короткими очередями я делал свою работу, пока пулемёт не захлебнулся и не замолчал. Не знаю, скольких я отработал – не видно толком. Бил я методично, спокойно. Когда магазин закончился, взял второй. Потом третий. Позиция у меня была правильная, скрытная. Достать сложно.

Вот только патроны не вечные. Я ведь не для такого боя снаряжался, когда выезжал на задание. Отложив тяжёлый дымящийся ствол в сторону, взял в руки АКС. Теперь это было моё главное и последнее оружие. Не считая Макарова.

Короткими, контрольными очередями я продолжал давить их вспышки в зелёнке. Срезал пятерых.

Вскоре они поняли, что плотность и интенсивность огня ослабла, стали наглеть.

Магазин опустел. Вставил второй. Снова начал работать.

После отложил автомат. Руки сами потянулись к гранатам. Одна, вторая, третья… Взрывы прижимали их к земле, создав драгоценные секунды. Одну оставил для себя, так сказать, на крайний случай.

Хватит. Пора уходить. Примкнув третий магазин к АКС товарища я пополз спиной назад, вдоль кювета, уходя со своей позиции. Каждый метр давался с трудом.

И вдруг сзади мелькнула тень. Выстрелил в него дважды. Готов.

Второй противник. И снова прицельная стрельба с короткой дистанции.

Пополз дальше. Вдруг тяжёлое, пахнущее потом и порохом тело с громким рыком обрушилось на меня сзади. Острая, жгучая боль в ключице заставила вскрикнуть. Я инстинктивно рванулся в сторону и почувствовал, как лезвие ножа, сорвавшись с кости, скользнуло по мышцам.

Развернувшись, я увидел над собой перекошенное бородатое лицо с безумными глазами. Он уже заносил для нового удара широкий кавказский нож. Видать – у них особая доблесть зарезать противника ножом. Я из последних сил схватил его за вооружённую руку и, сделав рывок, всадил клинок в мёрзлую землю рядом со своей головой. Он рычал от ярости, пытаясь вырваться. Моя правая рука уже действовала сама – выдёргивая ПМ. И приставив ствол к его бочине и, не целясь, нажал на спуск. Выстрел самовзводом громко хлопнул, тело на мне дёрнулось и обмякло.

Сразу из темноты возникла новая фигура. Я, не вынимая пистолета из-под трупа, развернул руку и дал в её сторону ещё два выстрела. Фигура шарахнулась назад.

Я оттолкнул от себя духа, и с трудом поднялся на колено. Вся грудь и плечо были липкими и тёплыми от крови. А из оврага, в полусотне метров, уже выдвигались новые силуэты. Полуфигуры, идущие на штурм.

Вот и всё. Финиш.

Собрав воля в кулак я завалился за ещё тёплый труп того, кто чуть не отправил меня к праотцам. Хорошая мягкая и тёплая в этом холоде позиция. Дрожащими мокрыми и липкими от крови пальцами убирая ПМ в кобуру, я примкнул новый магазин к АКС, меняя полупустой. Глубоко выдохнул. Изо рта вырвалось облако пара.

Поднял ствол, поймал на мушку первого идущего и выдавил спусковой крючок. И в этот момент…

Мир взорвался множественными фонтанами мёрзлой земли.

Сначала над головами боевиков, а потом и прямо передо мной земля встала дыбом от оглушительных разрывов. «Муравейник» сработал. Артиллерия накрыла всю позицию ковром. Вызывая огонь «на себя», я понимал, чем это чревато. Темнота перед глазами поползла багровыми пятнами, почва уплывала из-под меня, и последней, ясной мыслью, перед тем как сознание поплыло, стало:

– Я остался не зря! Пацаны мои ушли, гражданских вывезли. Разведчика доставят в штаб! Штурм Грозного если он будет, пройдёт для ребят легче!