Текст книги "Похищенный"

Автор книги: Макс Аллан Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

Глава 21

Когда мы добрались до взлетно-посадочной полосы, было еще темно. Мы выехали из Манхэттена около двух утра и направились в Бриджпорт, штат Коннектикут; Линдберг вел машину, Брекинридж сидел впереди, Кондон, Айри и я – на заднем сиденье. Уилсон остался для «координации» – только непонятно, чего. Я, прислонившись к запертой дверце, быстро заснул, в то время как Джефси, сидевший между мной и Айри, с остекленевшими глазищами, словно большой ребенок, попеременно то сдавленно хихикал, радуясь тому, что ему удалось лишить похитителей четырех сотен пятидесятидолларовых золотых сертификатов, то сыпал цитатами из Шекспира.

Я ненадолго проснулся, когда машина остановилась, увидел, что Линди совещается с руководством аэропорта и несколькими морскими офицерами, и быстро сообразил, что наш самолет еще не прибыл. Я видел, как мужчина средних лет в гражданской одежде, по-видимому, начальник аэропорта, протянул Линди небольшой, но пухлый сверток, и Линди, улыбнувшись, с благодарностью взял сверток и пожал мужчине руку. Я опустил голову, намереваясь еще поспать; Кондон, сидевший рядом со мной и кажется, ни разу не сомкнувший глаз, словно сторожевой пес, зыркал вокруг подозрительными глазами.

Разбудил меня ужасный стрекочущий рев; я резко выпрямился, решив, что наступил конец света. Кондона рядом не было. Я вышел из машины и за взлетно-посадочной полосой над синевато-серой поверхностью залива Лонг-Айленд увидел сверкающее восходящее солнце. Еще выше в небе делало разворот приближающееся к нам огромное серебряное летающее судно.

– Самолет-амфибия Сикорского! – заорал Айри, чтобы перекричать грохот. Он стоял позади меня, его пальто развевалось на ветру, одной рукой он придерживал шляпу. Хотя дул легкий ветерок, это сильное движение воздуха было вызвано главным образом приземляющимся самолётом.

Айри приблизился ко мне.

– Это замечательно! – заорал он мне почти прямо в ухо. – Мы сможем заметить судно «Нелли» с воздуха и сесть на воду возле него.

Я кивнул. Только мне не было понятно, почему он сказал «мы». Я никогда не летал на самолётах и не имел желания подниматься в воздух.

Когда большая серебряная птица села, замедлила свое движение и аккуратно развернулась на полосе, а ее пропеллеры из смутного пятна превратились в лопасти, к ней подошел Линдберг. Я остался стоять на своем месте, в то время как он, полковник Брекинридж и Айри собрались возле самолета. Слим осмотрел его и переговорил о чем-то с летчиком.

Кондон, стоявший рядом со мной, взирал на чудо техники с некоторым беспокойством.

Линдберг открыл дверцу кабины и положил туда узел, который ему дал сотрудник аэропорта. Затем он подошел к нам и улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. В этот день в его лице появилось что-то новое, чего я раньше не видел. Я никак не мог понять, что это было.

– Все в порядке, джентльмены, – бодро сказал он.

Надежда. Вот что это было: она пряталась в морщинках вокруг его глаз, в напряженных уголках его рта, когда он улыбался.

– Мне бы хотелось, чтобы вы полетели с нами, доктор, – сказал Линди Кондону. – Надеюсь, вы не боитесь летать на самолетах?

Джефси приподнял подбородок и сказал:

– Сэр, я за вами хоть на край света пойду.

Линди повернулся ко мне:

– Ну а вы, Нейт?

– Слим, если бы Бог хотел, чтобы я летал, то я родился бы с парашютом... и все равно бы не рискнул полететь.

– Но вас не Бог просит сегодня – я прошу.

Я вздохнул:

– Зачем я вам там? Кто-то же должен остаться с машиной?

– За машиной кто-нибудь присмотрит. К тому же вы с нами занимаетесь этим делом почти с самого начала. Вы заслужили право присутствовать при его завершении. – Он сжал мою руку, сжал сильно. – Мы привезем Чарли обратно, Нейт. Летим с нами.

Я согласился.

Разумеется, управлял самолетом Линдберг, а Брекинридж – который, как и многие другие друзья Слима, тоже был летчиком – занял место второго пилота. Кондон и Айри сидели за ними, а я сидел за Кондоном и Айри. В одном из углов самолета лежал узел Линдберга; он развязался, обнажив свое содержимое: завернутую в одеяло детскую одежду и бутылку молока.

Линдберг положил руки на штурвал, вздохнул удовлетворенно и включил на полную мощность двигатели Сикорского. Мы начали подниматься в воздух, и я почувствовал, как мой желудок уходит в пятки. Ретроспективно я осознал, что взлет был плавным, однако в тот миг мне показалось, что все гайки, болты и винты, скрепляющие этого механического зверя, разлетаются в разные стороны. Рев пары двигателей был оглушающим, и когда Линдберг медленно развернул воздушное судно над полем, я с радостью подумал о том, что не успел позавтракать.

Линдберг направил самолет в сторону восходящего солнца, и мы полетели вдоль атлантического побережья Коннектикута. Я сидел с закрытыми глазами, кресло подо мной гудело и вибрировало. Долетев до северной оконечности пролива Лонг-Айленд, мы направились к острову Мартас Виньярд, однако я не подозревал об этом.

Я пытался успокоить себя мыслями, что за штурвалом сидит самый знаменитый в мире летчик. Тебе повезло, говорил я себе, что свое первое воздушное путешествие ты совершаешь в самолете, которым управляет такой летчик. И в то же время я понимал, что этот самый летчик является одним из самых безрассудных и бесшабашных авиаторов, каких знал свет.

В конце концов, когда гудение самолета и даже вибрация моего сиденья начали меня убаюкивать, я посмотрел в окно на спокойную синюю мерцающую поверхность пролива. Его вид тоже навевал на меня сон. Сверху мир казался несколько абстрактным, состоящим лишь из цвета, очертаний и узоров. День был на удивление ясным – идеальный день для поисков. В кабине, как по заказу, было достаточно прохладно, чтобы молоко в бутылке не прокисло.

Только я успокоился, как заговорил Кондон. Я не мог различить его слов, но произносил он их сосредоточенно и с серьезным видом.

Через некоторое время я похлопал Айри по плечу, он наклонил голову назад, и я сказал:

– Скажите мне, о чем бормочет этот старый хрыч?

– Читает выдержки, – ответил Айри, глаза которого были стеклянными.

– Выдержки?

– Из Песни Соломона.

Неожиданно грохот двигателей Сикорского показался мне благодатью.

Несмотря на то что я сидел сзади, мне хорошо были видны оба пилота, и через какое-то время я заметил, что Линдберг передал рычаг управления Брекинриджу. Это было почти облегчением для меня, поскольку из этих двух полковников именно Брекинридж производил впечатление уравновешенного человека, и я мог не опасаться, что он начнет демонстрировать фигуры высшего пилотажа.

Однако почти сразу после этого мы начали терять высоту.

Это чертово судно начало падать как камень.

– Слим! – воскликнул Брекинридж, пытаясь скрыть охватившую его панику. – Я хочу набрать высоту, а он...

Линдберг немедленно взялся за штурвал, выровнял самолет и вновь уступил штурвал Брекинриджу. Я заметил, что Линди слегка улыбается. Брекинридж сделал глотательное движение, выражение лица у него было недоуменным.

А я, разумеется, уже давно умер от сердечного приступа.

Немного погодя Брекинридж снова закричал:

– Я пытаюсь повернуть вправо, а он поворачивает влево! Что, черт возьми, с ним случилось?..

Линдберг вновь взял управление на себя и легко повернул самолет, накренив его, направо.

Брекинридж внимательно посмотрел на своего друга. Потом на лице его появилась неторопливая улыбка.

– Ах ты плут!

Плут?

Тут Линдберг не выдержал и начал смеяться. Я никогда не слышал, чтобы он смеялся, чтобы он так смеялся.

Брекинридж смотрел на него с улыбкой.

– Ты переключил провода на этой машине, когда осматривал ее.

Смех Линдберга, заполнивший кабину, заглушил даже шум двигателей. Он смеялся так же заразительно, как студент колледжа, живущий в общежитии, который увидел, что на вошедшего к нему в комнату приятеля вылился кувшин воды. Айри посмотрел на меня – лицо его было белее, чем его рубашка. Кондон, кажется, молился.

Линдберг наклонился, что-то отрегулировал под приборной панелью, напротив Брекинриджа, и сказал:

– Я тебя достал. Генри. Я тебя достал.

– Ах ты негодник! Ах ты плут!

– Ах ты сукин сын! – сказал я.

Линдберг обернулся и посмотрел на меня сперва испуганно, потом смущенно.

– Я не хотел пугать вас, Нейт. Просто время от времени я люблю пошутить над Генри.

– Имейте в виду, что я не взял с собой запасного нательного белья, о'кей?

– О'кей, – отозвался Линди, смущенно улыбнувшись. – Я прошу прощения. Забыл, что это ваш первый полет.

Я положительно воспринял то, что в Слиме проснулся известный специалист по розыгрышам, но не выразил большого восторга по этому поводу. Я закрыл глаза. Даже поспал немного.

Разбудил меня голос Айри, который сказал мне:

– Приехали.

Я посмотрел в окно и увидел внизу пятно на синем фоне.

– Это остров Каттиханк, – сказал Айри. – Первый из группы островов, носящих имя Элизабет.

Самолет начал падать, и мой желудок кувыркался. Тем не менее, я продолжал смотреть вниз, где полдюжины точек начали превращаться в катера береговой охраны; стали заметны также фигурки военных моряков. Линдберг убавил газ настолько, что я сумел разглядеть несколько судов, покачивающихся на якоре недалеко от берега. Скоро мы летели уже так низко что едва не касались крыльями воды; затем двигатели снова набирали обороты, когда Линди поднимал самолет и разворачивал его, чтобы снова опуститься.

В конце концов я привык к этому; я действительно привык к этому. И с тех пор я уже никогда не боялся летать на самолетах – ведь я пережил бреющий полет с отчаянным летчиком-асом за штурвалом, когда мы играли в салки с покачивающимися мачтами судов.

В течение шести часов мы делали круги, взмывая вверх и падая вниз, чтобы пролететь над десятками судов и прогулочных яхт, однако мы так и не увидели «небольшое зудно „Нелли“».

Около полудня Линдберг покинул район поисков; некоторое время гидроплан с ревом летел строго вперед и затем снова начал спускаться; из окна я увидел на поверхности воды белые барашки, и еще через пару минут мы приземлились в бухте Баззарда. По воде мы подъехали к острову Каттиханк, и я был счастлив ступить ногой на относительно твердую, сухую землю, которую олицетворял собой тряский деревянный причал.

Нас дожидалась целая толпа репортеров. Они мелкими шагами устремились за нами, засыпая всех нас вопросами, в то время как Линдберг стойко шагал вперед, не обращая на них внимания. Они приставали к нему, пытаясь выяснить, кем являются Кондон, я и Айри, но Линдберг не удостоил их даже взглядом.

– Ну-ну, ребята, – сказал Брекинридж, отмахиваясь от них. – Пожалуйста, оставьте нас в покое. Нам нечего вам сказать.

Они оставили нас ненадолго, и за это время мы спокойно пообедали в старой гостинице «Каттиханк Отель». Кондон ел с завидным аппетитом; я тоже смог немного поесть. Аппетит у Брекинриджа и Айри был умеренным. Линдберг, лицо которого побледнело, а взгляд потускнел, вообще ничего не ел, на наши редкие вопросы он отвечал лишь монотонным мычанием.

После обеда мы вернулись к самолету Сикорского, и вторая половина дня в точности повторила первую, только шуток больше не было: Линди молча прочесал все побережье вплоть до южного Массачусетса, однако нигде не было судна, похожего на то, которое мы искали. Мы безмолвно смотрели из окон вниз, наши глаза ныли от напряжения.

Приближалась ночь.

– Почему-то осечка вышла, – наконец смирился Линдберг. – Возможно, их отпугнула активность береговой охраны.

Брекинридж, сидевший на месте второго пилота, кашлянул и сказал:

– Кажется, в данный момент нет смысла продолжать поиски.

Линдберг ответил ему тем, что сделал последний круг над проливом, пролетев почти над уровнем моря; потом самолет набрал высоту, выровнялся и повернул домой, на юго-восток.

Мы приземлились на взлетно-посадочной полосе в Лонг-Айленде. В загородном авиационном клубе, неподалеку от Хиксвилля, нас ждала машина – об этом позаботился Линдберг. Мы все влезли в нее и молча доехали до Манхэттена. Узел с одеялами, детской одеждой и молоком остался в гидроплане. Молоко к этому времени, должно быть, все равно прокисло.

Линдберг заговорил только тогда, когда машина остановилась перед светофором на 3-й Авеню.

– Я довезу вас до дома, профессор.

– Прощу вас, не надо, полковник, – сказал Кондон; он опять сидел между мной и Айри на заднем сиденье. – Выпустите меня здесь. Я прекрасно доберусь до дома на метро.

– Я довезу вас, – голос Слима был на удивление холодным.

– В этом нет необходимости, – в голосе Кондона явно сквозило отчаяние.

– Ладно. – Линдберг остановил машину напротив перехода, ведущего к одной из станций метро. Он повернулся и посмотрел на нас. Лицо его было изможденным и мрачным. – Знаете, нас обманули.

Кондон ничего не сказал. Его губы под длинными усами дрожали.

Линдберг вышел из машины и выпустил Кондона; при этом мне самому пришлось выйти из машины, и я услышал, как Слим холодно сказал:

– Ну, профессор, сколько я вам должен за ваши услуги?

Мне показалось, Кондон сейчас расплачется. Он опустил голову, и лицо его при этом было ужасно несчастным. Невероятно, но мне стало жаль старика.

– Вы... Вы мне ничего не должны.

Кажется, Линдберг в этот момент несколько смутился.

– Было бы лучше, если бы вы позволили мне возместить вам...

– Нет, – проговорил Кондон с долей достоинства. – Я никогда не беру денег у людей, которые беднее меня.

Кивнув Линдбергу и затем мне, он спустился к станции метро.

После того как Линдберг высадил Айри и Брекинриджа на соответствующих остановках Манхэттена, я пересел на переднее сиденье, и мы отправились в Хоупуэлл. Я вновь заснул, и когда проснулся, мы уже ехали по дебрям Нью-Джерси.

Линди посмотрел на меня и печально улыбнулся:

– Ожили, Нейт?

– Да как сказать. Как вы себя чувствуете?

– Я думаю. Как вы считаете, этот старик нас надул?

– Кондон? Не знаю. Я все думаю о тех спиритах из Гарлема, которые знали о нем еще до нас.

Линдберг кивнул:

– Я пока еще не списываю со счета его и выкуп, который я заплатил. Завтра я снова отправлюсь на поиски.

Я пожал плечами:

– Возможно, вы были правы, когда сказали, что их отпугнула береговая охрана. Они могли замаскировать «Нелли», спрятать судно в какой-нибудь небольшой бухте.

– Это возможно, – с радостью согласился он. -Когда мы приедем домой, я позвоню в аэропорт Ньюарка, чтобы мне подготовили моноплан.

– Отлично.

Некоторое время мы ехали молча; по обе стороны дороги был лес.

Потом он сказал:

– Вы завтра сможете полететь со мной на поиски? Мы с вами будем одни.

– Ну... о'кей. Но только чтобы без всяких розыгрышей, о'кей?

Он выжал из себя улыбку:

– О'кей.

С Армуэлл-роуд он свернул на грунтовую Федербед-Лейн. Вскоре впереди показался большой дом; несмотря на то что приближалась полночь, несколько его окон были освещены. Люди не спали.

– О Боже, – сказал он. – Это будет нелегко. Вы только посмотрите!

– Куда?

– На детскую.

В этой угловой комнате на втором этаже горел свет – окно ее светилось, словно маяк. Мать в ней с нетерпением ожидала своего ребенка.

Глава 22

Для особняка на Массачусетс Авеню эта гостиная была маленькой; несколько диванов, сгруппировавшихся вокруг одного из раскиданных там и сям мраморных с золотыми прожилками каминов, в которых лениво потрескивал огонь, создавали уютную, даже интимную атмосферу. Лестница без перил у одной из стен вела на балкон, расположенный по всему периметру комнаты, глядя на который создавалось впечатление, что находишься где-то внизу, ниже уровня пола.

Эвелин удобно расположилась у подлокотника одного из диванов, будто позировала для портрета в классическом стиле, только на ней опять был простой желто-коричневый купальный халат в клетку, который я уже видел во время моего первого визита к ней. Бриллианта Хоупа нигде не было видно. Возможно, его в тот момент носил пес Майк, но и пса нигде не было видно. В полумраке ее лицо казалось красивым, но усталым и печальным, точнее меланхоличным – ведь богатые не печалятся, а впадают в меланхолию.

Я сидел рядом, и хотя она в тот момент была не в духе, наслаждался ее близостью. Мне нравилась эта женщина, несмотря на ее возраст и эксцентричность. Она была хорошим человеком с добрым сердцем... и пахло от нее тоже хорошо. У нее были большие твердые груди и она была очень, очень богатой. Разве такая может не понравиться?

Но ее меланхолия была заразительной. Мной завладело отвратительное чувство, что все мы – Линдберг, Брекинридж, Шварцкопф, Кондон, агенты Айри и Уилсон, командор Кертис, Эвелин Уолш Мак-Лин и коп из Чикагского полицейского управления Натан Геллер – отправились в какое-то дурацкое путешествие, и там, куда мы пришли, не было, да и не могло быть, никакого ребенка. Через месяц и неделю после похищения вероятность того, что ребенок благополучно вернется домой, была такой же эфемерной, как и вероятность, что Чарльз Август Линдберг начнет, наконец, внимать голосу рассудка.

На рассвете в понедельник, сразу после безуспешных воскресных поисков на самолете-амфибии Сикорского, мы с Линдбергом вновь поднялись в небо; аккуратно пилотируя моноплан Локхид-Вега, Одинокий Орел прочесывал прибрежные воды Атлантического океана, и Одинокий Пассажир – я – помогал ему в этом. Полет больше не доставлял мне неприятных ощущений – возможно, причиной этому был Слим, который летал на этот раз гораздо спокойнее, не пикировал неожиданно для меня и не проносился, как окаянный, над самой поверхностью воды. Он захватил с собой одеяло и небольшой чемодан с одеждой Чарли, однако молока на этот раз не было. Мы кружили над островами Элизабет, над Мартас Виньярд, катера береговой охраны по-прежнему патрулировали пролив, поверхность которого в этот день была темно-голубой, как и поверхность знаменитой побрякушки.

Однако никакого судна, похожего на «Нелли», мы так и не увидели, и к полудню лицо Линди окаменело от отчаяния. Он не говорил этого, но я знал, что он думал о командоре Кертисе и норфолкском комитете, когда с наступлением сумерек он, прежде чем возвращаться в аэропорт, полетел на юг аж до самой Виргинии.

Прошлой ночью Слим вернулся в Хоупуэлл с пустыми руками и начал утешать выбежавшую ему навстречу жену; в эту ночь дом снова был освещен – детская опять ждала своего маленького хозяина. Увидев ожидавшую его у входа Энн, Линдберг бросился к ней в объятия. Маленькая женщина начала, как ребенка, гладить по сутулой спине своего высокого мужа, а я, чувствуя себя незваным гостем, тихо отошел от них, отыскал свою машину и отправился в гостиницу в Принстон. Я знал, что все кончено, но знал также и то, что никто не захочет и не сможет это признать. И уж тем более сам Линдберг.

Через несколько дней Линдберг позволил Кондону поместить в газете еще одно объявление («Что случилось? Вы меня обманули? Пожалуйста, дайте более точный адрес. Джефси»), которое осталось без ответа. Я в ожидании ответа провел с Брекинриджем несколько вечеров у Кондона, но безрезультатно. Настроение у профессора было подавленное.

Кажется, Кондон сделал все-таки что-то полезное, показав федеральным агентам на кладбище святого Реймонда отпечаток ноги «Джона» на недавно закопанной могиле, оставленной им, когда он перепрыгнул через ограду вдоль подъездного пути к кладбищу. Был сделан муляжный оттиск, который теперь можно было сравнить с отпечатком ноги какого-нибудь пойманного подозреваемого.

В середине недели Элмер Айри попросил и получил разрешение Линдберга раздать банкам пятидесятисемистраничные брошюры со списком серийных номеров 4750 купюр, которые Джефси передал «Джону». Мне эта затея казалась почти бессмысленной: кассиры в банке не имеют привычки обращать внимание на серийные номера денег, с которыми они работают, а в брошюре даже не упоминалось о похищении.

Однако через несколько дней один из кассиров банка в Ньюарке догадался о назначении этой брошюры, делился своими соображениями с неким репортером и вскоре об этой новости уже трубили все телеграфные агентства. Теперь, когда этот список номеров помечали словом «Линдберг» и печатали в газетах, владельцы магазинов начали помещать его возле своих кассовых аппаратов. Первую кондоновскую купюру достоинством двадцать долларов обнаружили в кондитерской лавке в Гринвиче, штат Коннектикут.

– Вот чего мы добились, – с мрачным видом сказал Линдберг в тот день, когда телеграфные агентства сообщили новость о списке серийных номеров. – Похитители теперь никогда не возобновят переговоры с нами.

– Слим, – сказал я, – они получили свои деньги. Несколько дней назад. Никаких переговоров больше быть не может.

Мы с ним, покрытые копотью и пахнущие дымом, сидели в кухне. В это утро я помогал Линдбергу, примерно десятку полицейских и Оливеру Уэйтли сбивать огонь с загоревшихся кустов на участке вокруг дома. Мы были одни – дым заставил женщин покинуть дом и поехать в имение Морроу в Энглвуде. Я держал в руке запотевшую бутылку запрещенного пива. Слим пил воду со льдом.

– Кроме того, – продолжал я, – они могли быть и не похитителями совсем, а вымогателями, осуществившими простой и легкий план.

– Вы же сами видели этот ночной комбинезон, Нейт...

– Ну конечно! Чтобы доказать, что Чарли у них, они выслали вам стандартный детский костюмчик. Почему не фотографию? Или прядь волос? Или какой-нибудь предмет с отпечатками пальцев вашего ребенка?

– Мы уже говорили об этом, – сказал он тихим суверенным голосом.

Я тяжело вздохнул, подался вперед; тыльные стороны моих рук были черными.

– Вы не забыли, для чего я здесь? Имя Аль Капоне вам еще о чем-нибудь говорит? Вы не пожелали вести игру с участием Капоне, помните? И сейчас он продолжает сидеть в тюрьме графства Кук и ждет, когда отклонят его последнюю апелляцию.

Линдберг, лицо которого было измазано сажей, посмотрел на меня с раздражением.

– Что вы хотите сказать?

– А то, что если первоначальный замысел Капоне состоял в том, чтобы «украсть пацана у Линди и смотаться из тюрьмы», то он уже несколько недель назад знал, что этот замысел ему не удастся. Не думаете же вы, что он будет подсылать к вам своих людей ради каких-то 50 тысяч долларов? А -это значит, что ни у одной из этих так называемых банд – будь то банда, с которой имел дело Джефси, командор или этот чертов Гастон Минз – не могло быть вашего ребенка. Все, что имеют, например, «похитители», которые связались с Джефси, это, очевидно, своего человека в вашем доме или в доме Морроу – слугу, который предоставил им информацию, ночной комбинезон ребенка, копию первого письма, оставленного похитителями, связанными с Капоне... что позволило им составлять новые письма и получить от вас пятьдесят тысяч. А теперь этих «похитителей от Джефси» след простыл, и плакали ваши денежки.

– Я не верю этому.

Я пожал плечами:

– Это только предположение. Оно не хуже других.

– Если то, что вы говорите, правда, то тогда Чарли... – он не смог выговорить того, что хотел.

Я слегка помахал в воздухе рукой.

– Возможно. Возможно. Но, с другой стороны, предположим, что Капоне распорядился украсть Чарли, но затем, поняв, что этот его план освобождения из тюрьмы не проходит, отказался от него. Зачем ему... извините, что я говорю об этом... зачем ему убивать вашего сына, если он знает, что за это ему будет грозить смертная казнь?

– Ну а где же тогда Чарли?

– Возможно, с теми людьми Капоне, которые совершили это похищение. Мальчик вполне может находиться у какой-нибудь шайки бутлегеров. Возможно, и они вели свою игру, чтобы получить выкуп.

– Но в этом случае, – оживился Линдберг, – может быть, настоящая банда пытается связаться со мной... через командора Кертиса или даже через Минза!

Я сделал глоток пива.

– Все возможно в этой сумасшедшей ситуации. Он кивнул, приподняв одну бровь.

– Знаете, я связался с командором Кертисом. И он говорит, что до сих пор поддерживает связь со своим приятелем-бутлегером, Сэмом.

– Вы хотите, чтобы я занялся Кертисом? Не говоря уже о Сэме.

Он покачал головой:

– Нет. Я сам займусь этим. Вас же я попрошу взять на прицел этого сукиного сына Минза. Что слышно от миссис Мак-Лин?

– Я звонил ей домой. Она куда-то уехала. Должна приехать сегодня вечером или завтра утром. Разумеется, дворецкий мне не сказал, но я чувствую, что уехать ее вынудил Минз.

– Мне чертовски неприятно, что она отдала свои сто тысяч долларов.

– А как насчет ваших пятидесяти?

Он чуть улыбнулся, став похожим на шаловливого мальчугана.

– Из-за них мне еще неприятнее. Вы не хотите поехать и встретиться с ней?

Так я снова оказался в Вашингтоне, округ Колумбия, в приятной компании экстравагантной Эвелин Уолш Мак-Лин.

* * *

– Я знаю, что выгляжу ужасно, – сказала она, привстав, достала сигарету из золотого портсигара, лежавшего рядом на кофейном столике красного дерева, закурила ее от золотой зажигалки. – Прости мне мой халат. Хотя я ждала тебя – и ты не знаешь, как я рада снова тебя видеть, – я почему-то не смогла заставить себя принарядиться, Нейт, я вымоталась.

– Почему ты вымоталась? – Я сделал глоток «Бекарди», которое налил себе сам. – Где ты была, Эвелин?

Она слабо улыбнулась:

– У черта на куличках и еще дальше. После того как банда похитителей решила, что Фар-Вью для них не подходит, – я уверена, ты помнишь, как это было, дорогой, – Минз договорился о новом месте передачи ребенка. Им оказался Айкен.

– Айкен?

– Это город в Южной Каролине, дорогой. В этом городе у меня есть дом. Там учится мой сын Нед. Минз сказал мне, что банда хочет попытаться доставить «книгу» туда. Мы с Ингой поехали в этот город и так как хотели оградить моего сына от этой трагикомедии под руководством Гастона Минза, сняли небольшой домик. К нам приехал Минз, огляделся, одобрил наше решение и сказал, что сообщит банде, где я нахожусь. На следующее утро он появился снова и драматичным тоном сообщил мне, что один из похитителей хочет встретиться со мной – вечером того же дня!

Я встал, подошел к тележке, со спиртным и налил ей немного хереса.

– Значит, встретилась лицом к лицу с одним из похитителей?

Она иронически изогнула одну бровь.

– Не просто с одним из похитителей, а с самим вдохновителем проекта – Лисом. В два часа дня перед нашим домом остановилась машина, и вошел улыбающийся Минз в сопровождении незнакомца, очень похожего на персонажа из «Маленького Цезаря».

Я подал ей бокал с хересом.

– Это чем же?

Описывая его, она жестикулировала:

– Он был высоким, худым; шляпа надвинута на лоб, дорогое пальто из верблюжьей шерсти. Он так и не снял это пальто, руки держал в карманах, словно в каждом было по пистолету. Но говорил он хорошо – мне он показался личностью воспитанной и образованной. – В мерцающих отблесках огня ее лицо казалось тонким и прекрасным. – Лис сказал, что ему нужно осмотреть дом, чтобы убедиться, что в нем не спрятаны микрофоны. Минз с Ингой остались в гостиной, а я стала водить его по дому. Он заглядывал в шкафы, под кровати и вытирал платком все места, к которым прикасался. Мне это показалось странным.

– Почему?

– На руках его все время были замшевые перчатки.

– О-о!

Она втянула дым, потом, не торопясь, выдохнула его.

– После того как он обыскал дом, Лис спросил, может ли осмотреть участок вокруг дома; я сказала, что может, и он пошел один. Вернувшись, он сказал Минзу, что удовлетворен, что я веду с бандой честную игру– Потом Лис повернулся ко мне и сказал, что «книгу» в течение сорока восьми часов вручат мне лично на боковой улице недалеко от нашего дома.

– Однако этого так не произошло.

Она печально улыбнулась:

– Все должно было происходить в типичном вычурном стиле Минза. Как он сказал, меня будут ждать четыре автомобиля – два на одной и два на другой стороне улицы, ребенка мне передадут в середине между ними, и из каждой машины при этом на меня будут нацелены дула автоматов.

Я не смог сдержать улыбки.

– Минз просто влюблен в мелодраму.

– Как жаль, что тебя там не было, Нейт. С тобой мне было бы гораздо легче.

– Мне бы тоже хотелось этого. Я бы схватил этого чертова Лиса и спустил бы с него шкуру. Тогда все могло бы быть по-другому.

Она кивнула, потушила сигарету и сразу закурила другую.

– Знаешь, хотя этот Лис и разговаривал как образованный человек, он такой же подлец, как и Минз. Перед уходом этот мерзавец в завуалированной форме пригрозил, что доберется до моих детей, если я его «предам». Потом он ушел, и Минз пошел за ним.

– Что же помешало произойти этому «вручению» под дулами автоматов?

– Минз приехал на следующий день и заявил, что все отменяется. Сказал, что дело плохо, члены банды перессорились друг с другом. По-видимому, Линдберг через другого своего посредника заплатил им пятьдесят тысяч...

Я привстал:

– Что? Что ты сказала?

Она с удивлением приподняла брови:

– Разве я не говорила об этом? Минз сказал: вот, мол, несколько недель назад Линдберг действовал через другого посредника, в то время как только он, Минз, является подходящим посредником для ведения переговоров с похитителями...

Боже! Неужели Минз уже несколько недель назад знал о Джефси? И неужели он знал о выплате выкупа на кладбище святого Реймонда еще до того, как об этом пронюхали газетчики?

Заметив мою реакцию, она посмотрела на меня внимательным взглядом.

– Судя по сообщениям в прессе об этом списке серийных номеров, – сказала она, – то, что он говорил, правда, не так ли? Была осуществлена выплата выкупа через другого посредника?

Я кивнул.

– Минз утверждает, что участники банды никак не могут прийти к единому мнению по поводу того, кому отдать ребенка: Линдбергу через другого посредника или мне через Минза? Ситуация осложняется тем, что они не знают, как им поделить добычу, и все переругались из-за этого.

– Где в тот момент должен был находиться ребенок? В Айкене?

– Не в самом Айкене. Минз сказал, что ребенка можно легко доставить туда. Он сказал, что ребенка держат на каком-то судне, в море.

– На судне? В море?

– Да. Минз утверждал, что связь с берегом похитители осуществляют с помощью быстроходного катера. Он полагает, что это судно стоит на якоре где-то поблизости от Норфолка... Нейт, что случилось? Ты белый, как мел.

Я покачал головой:

– Минз знает слишком много. Ему известно то, что никак не должно быть ему известно.

Неужели на самом деле существовало «зудно „Нелли“»? Неужели и командор Кертис из Норфолка тоже связался с бандой похитителей через перевозчика спиртных напитков Сэма?

– Мне известно только то, – сказала она, – что мне сказал Минз, а Минз сказал мне, что передача в Айкене отменяется и что ребенка теперь повезут по воде и затем по земле, чтобы доставить в какое-то место неподалеку от Куареза, в Мексике.

– В Мексике? – У меня закружилась голова.

– Он сказал, что банда за границей будет чувствовать себя в безопасности. Они боятся, что если их когда-нибудь поймают, то разорвут на части.