Текст книги "Фредди Меркьюри. Украденная Жизнь"

Автор книги: М. Ахундова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)

За неимением фактов нельзя однозначно говорить «да» или «нет». И вопрос можно было бы считать закрытым...

Если бы не Игра.

Если бы не вышеупомянутый «кошачий концерт», грубо и глумливо пародирующий семейную жизнь, и радости по случаю рождения ребенка, его первых шагов, милого лепета, первых шалостей, семейные фото и биографические справки о рождении.

Если бы назойливо, нагло, на самом высоком официальном уровне не пиарили Джима Хаттона – не просто как одного из несметных полчищ «любовников Фредди», а как супруга, с которым Фредди «счастливо провел последние годы». Если бы мемуары «Mercury and Ме» не были грубой постмодернистской пародией на женский роман о счастливой семейной жизни. Если бы не соответствующие фото с кошками.

Если бы настойчиво не повторялось, что они жили с Фредди как муж и жена и носили обручальные кольца, и с этим кольцом Фредди завещал себя кремировать. Если бы Хаттон до самого конца не носил «обручальное кольцо от Фредди». Причем примерно с 1985 года Меркьюри действительно носил кольцо на безымянном пальце, с 1987 года – постоянно. Правда, не на левой руке, как носят обручальные кольца в Англии, а на правой – как в России и в Германии. Если бы на это самое кольцо, на которое при других обстоятельствах никто бы не обратил внимания, не указывали настойчиво как на доказательство «брака» с Хаттоном. Если бы нашему автору зачем-то не понадобилось, чтобы период, начиная с середины 80-х, был занят. И не кашей из мужчин на ночь, а одним, конкретным человеком, который будет потом светиться, давать интервью и показывать «обручальное кольцо»; под которого сделают фото-, а потом и видеомонтажи. Ради мифа о романе с которым Фредди даже сделают «одомашненным геем», в последние годы своей жизни переставшим иметь все, что двигалось, и уединившимся в доме с любимым мужем. Фото которого в фильме «Freddie Mercury. The Untold story» подставляют под самое интервью, в котором Меркьюри говорит, что «совершенно счастлив своими отношениями на настоящий момент» и что в его жизни наконец-то появился человек, которого он любит.

Если бы с такой же наглой навязчивостью не пиарили Мэри Остин как «единственную женщину в его жизни». Если бы не говорили, что у Фредди не было, не было, не было и просто быть не могло другой женщины. Если бы не повторяли, что у него не было, не было, не было, нет, не просто не было, а в принципе не могло никогда быть семьи. И что у него не просто не было детей – у него их быть не могло, никак, никогда, ни при каких обстоятельствах...

Услышав это первые десять раз, сочувствуешь бедному Фредди, так и не познавшему семейного счастья. Услышав это в пятисотый раз, недоумеваешь – да что они так привязались?! Ну не было семьи и детей – и не было. Бывает такое, со знаменитыми людьми – тем более... С музыкантом, «женатым на музыке», – что удивительного?

Когда слышишь в тысячный раз о том, что у Фредди не могло, не могло, не могло быть семьи и детей, начинаешь подозревать, что здесь что-то нечисто.

Между тем среди правил нашей игры есть и такое: когда о Меркьюри что-то навязчиво и многократно повторяют, в ряде случаев есть серьезные подозрения, что все было с точностью до наоборот.

Услышав в сотый раз от очередной «говорящей головы», что Фредди не получил (и не помышляйте о такой ереси), точно не получил никакого профессионального музыкального образования, понимаешь: судя по тому, как проталкивают эту информацию все с тем же неизбежным абсурдом (не был в опере, ничего не знал о классической музыке, оперные пластинки впервые увидел у Фристоуна, едва брал три аккорда на пианино), в реальности он его получил. И это понятно без гадания на кофейной гуще – уровень, на котором работал Меркьюри и как композитор, и как пианист, и как певец, – это уровень профессионала, закончившего не детскую музыкальную школу, но консерваторию. И старый вопрос тех поклонников «Queen», которые, в отличие от мифологического «дорогуши», музыкальное образование получили: «Откуда он все это знал, вот это гений!?», – можно считать закрытым. А «специально для тупых» в книге Фристоуна рядом с многочисленными байками о ничего не знавшем о музыке и нотах простачке Фредди невзначай будет брошено: «В конце концов, играя на фортепьяно на экзамене в Королевской академии, Фредди...»

Точно так же, постоянно слыша о том, какой Фредди был shy, какой он был скромный и застенчивый, какой добрый и доверчивый (поэтому, по логике мифа, всякая гей-гопота и сидела у него на шее, болтая ногами), понимаешь, что реальный Меркьюри – жесткий, авторитарный и совсем не склонный к наивности человек.

И в таком случае фейк про гей-кошачью семью Фредди выглядит еще и как гнусная, жестокая насмешка и над Меркьюри, и над умиляющимися этой гнусности квиноманами.

Можно продолжать до бесконечности. Но отвлечемся на время от занимательной филологии. Цель данной главы – не дать полную трактовку всей книги Фристоуна, а показать систему, по которой можно работать с этим, на первый взгляд, тупым, бездарным и абсурдным текстом.

Но после того, как личность игрока чуть-чуть приоткрылась, вопросов меньше не становится. Остается непонятным, что было нужно от Фредди Меркьюри человеку, который согласно «Фристоуну» уже в детстве слушал Вагнера и чувствовал, что в его жизни «недостает остроты»?

«Скажи мне, кто твой враг, и я скажу, кто ты».

Кто в таком случае Фредди Меркьюри?

Если Фристоун в своей книге неоднократно повторяет, что у Фредди было очень, очень необычное детство, какого никогда не было у обычных мальчиков и девочек? А немногочисленные внимательные читатели искренне недоумевают: ну и что же такого необычного было в его детстве, описанном биографами?

А он при этом пишет, что Фредди никогда и никому не говорил о своем детстве, что у него словно не было детства, что он как будто появился на свет в виде бабочки, минуя стадию кокона, что он явился взрослым человеком без прошлого (и тут без всяких игр, он говорит чистую правду). Это не мешает ему неоднократно говорить, что те или иные привычки, черты характера, увлечения и интересы Фредди сформировались именно во время его таинственного детства, о котором «Фристоун» якобы ничего не знает.

Судя по тому, что нам приоткрылось, на самом деле прекрасно знает. Лично имел честь наблюдать подробности, которые его герой, исходя из сюжета, просто не мог знать.

И, более того, утверждает, что у них с Фредди было очень похожее детство. Они росли в похожих условиях, учились в похожих школах, происходили из семей одного уровня образования и воспитания...

Фредди, по словам нашего автора, был обычным, вы не подумайте, самым обычным человеком. Особенно забавно это звучит, учитывая, что жизнь Меркьюри, описанную в «мемуарах», никак не назовешь обычной.

Отбрасываем рассказы про школу в Индии – как мы уже поняли, подлинный автор «мемуаров» происходит из другого мира и учился в заведениях совсем иного уровня. И получаем, что автор фактически заявил, что у них с Меркьюри было схожее детство и образование.

Кто же в таком случае Фредди Меркьюри?

* * *

Кое-что мы уже знаем. Что Фредди Меркьюри – не Фаррух Балсара с Занзибара. Что люди, известные как «Freddie’s blood family», не имеют к нему никакого отношения. Мы знаем, что настоящее происхождение Меркьюри является тайной.

А теперь попробуем посмотреть на ситуацию через Игру. Используем проверенный метод – снова перескажем интересующую нас часть официальной биографии Меркьюри, попробовав понять, о чем идет речь.

Обстоятельства и место рождения Фредди Меркьюри необычны и покрыты тайной. Его происхождение всегда было табу и тайной за семью печатями. Он скрывал свое происхождение и пресекал любые разговоры на эту тему. Он никогда не говорил о своей семье и о своем детстве. Казалось, что он появился на свет взрослым человеком «без детства». Покинув семью, он оставил прошлое позади и фактически начал жизнь с чистого листа.

У него было необычное, нетрадиционное детство, которое прошло в самых необычных местах, но несмотря на это он получил чисто английское традиционное воспитание. Он жил, как принц, окруженный роскошью и слугами, выполнявшими его малейшие прихоти. Но при этом ему не хватало внимания вечно занятого отца.

Став взрослым, он полностью порвал со своей средой, своей семьей, со своими корнями и никогда не оглянулся назад. Уйдя из дома в юности, он оставил прошлое позади. Он практически не общался со своими родными, да и те не особенно к этому стремились – для них он был отрезанный ломоть.

Он не хотел, чтобы публика знала, кто он и откуда. Он скрывал свое происхождение, боясь, что публика изменит к нему отношение и не примет его, такого. Он предпочитал быть для них «своим».

Они с родными были слишком разными – он не разделял консервативных ценностей своей семьи, а семья не понимала и не принимала его образа жизни и не одобряла его занятий рок-музыкой. Он никогда не собирал вместе своих родственников и своих друзей. Его друзья никогда не видели его родственников и не слышали о них. Только самые близкие видели членов его семьи.

Его консервативная семья жила в параллельном мире, его родные предпочитали общаться только в своем кругу. Настолько, что свингующий Лондон 60-х был для Фредди другой планетой. Он испытал настоящий культурный шок и попал в другой мир – мир свободы, раскрепощения, рок-музыки и сексуальной революции.

А теперь посмотрим на самого Меркьюри. Помните шуточки по поводу акцента, который мешал эмигранту Балсара на его тернистом пути к адаптации в британский социум? Так вот, акцент у Меркьюри действительно был. Только это не иностранный, не «гуджаратский акцент», как писали некоторые его биографы, и в частности русский автор Андрей Рассадин. Язык Меркьюри – это не простонародный «кокни», это даже не грамотный, литературный «язык ВВС», на котором дает интервью Брайан Мэй. Речи и дикции этого «эмигранта» могло бы позавидовать подавляющее большинство англичан. Эта разница хорошо заметна в его интервью, где речь журналиста может быть путаной и невнятной. Речь Меркьюри – никогда. Такая дикция не появляется сама по себе, ее долго и с большим трудом вырабатывают те, для кого важно ораторское искусство. Похожую манеру речи можно обнаружить, слушая выступления таких «эмигрантов», как королева Елизавета II, герцог Ричард Глостер, принц Уэльский Чарльз, лорд Льюис Маунт-баттен...

Итак, что это за семья такая, которая дала Меркьюри такие манеры и такое образование? Консервативная и верная традициям, существующая в параллельном мире и не желающая замечать перемен вокруг? С какого Занзибара... простите, с какой Луны свалился этот мальчик, который не умел пользоваться наличными деньгами, для которого обычная лондонская жизнь стала культурным шоком? Из какой эмигрантской семьи, из какого среднего класса английских городов и пригородов явился странный парень с изысканной, правильной речью и утонченными манерами, который держит чашку чая, как на светском приеме, и о котором его новые друзья годами не знают ничего – даже фамилии? Что это за семья и что это за происхождение, которое нужно было так скрывать и которое до сих пор «top secret»?

Неужели мне одной кажется, что наш автор указывает на одну, конкретную семью?

* * *

А теперь – гвоздь программы нашего окололитературного семинара. Самая главная тема. Самая важная. Та самая, ключевая, которой посвящено 70%, а в иных биографиях – и все 90% общего содержания. Та самая, с которой начинается осознание того, что с биографией Меркьюри что-то не так.

Гомосексуализм.

Итак, сыграем в игру в стиле «Гарри Поттера». Возьмем официальную биографию Меркьюри и перескажем ее еще раз, не употребляя одного-единственного «сами-знаете-какого» слова.

Впервые Меркьюри заинтересовался этим,когда учился в колледже. Уже тогда учителя и одноклассники обращали внимание на его странное поведение и предполагали, что он «этот». Но тогда дело не зашло слишком далеко. Все же тогда и еще долгие годы после он не был однозначно этим.Хотя этооставило след в его душе, но музыка, новые увлечения, компании, и главное – серьезные отношения с девушкой – отодвинули этона задний план. И хотя многие отмечали, что он, возможно, имеет к этомуотношение, а в раннем творчестве он затрагивал этутему, все было еще достаточно несерьезно. Это был период, когда он еще не определился и боролся сам с собой. В то время он еще принадлежал к обычному миру.

Во второй половине 70-х он, наконец, сделал выбор, и этостало одной из причин его разрыва с любимой девушкой. У него появились друзья, которые тоже были заинтересованы в этом.Он начал проникать в другой мир. Мир этого.

В 80-е Меркьюри ушел в этос головой. Он активно посещал этизаведения, знакомился с людьми, для которых этобыло единственным смыслом жизни. Приезжая в город во время гастролей, он первым делом интересовался, есть ли там заведение для этих,и направлялся туда, причем нередко сразу после концерта, в то время как его коллеги отдыхали. А в городах, где он жил, он был в таких заведениях завсегдатаем. Никто давно не удивлялся, видя его среди посетителей. Там он был своим среди своих. Он мог спокойно проводить там время, не думая о том, что его узнают. Если же во время гастролей в чужом городе он заходил в незнакомое заведение и его начинали узнавать, он старался уйти прежде, чем его инкогнито будет раскрыто.

Этобыло смыслом всей его жизни. По сравнению с этим даже музыка уходила на второй план. Пойти к этим,в этозаведение, провести время с этимидрузьями за беседами на этитемы, вообще заниматься этимбыло смыслом всей его жизни. Такой и была его жизнь за сценой. Именно там он расставался со своей маской шоумена Фредди Меркьюри, и там был он, настоящий, каким его знали только самые близкие.

Музыкант никогда не афишировал это, не кричал об этомна каждом углу и не затрагивал этутему в своих интервью, но каждому, кто общался с ним, было ясно, что он, безусловно, является этим. Этобыло во всем, что он говорил и делал. Все было настолько очевидно, что нужно было быть слепоглухонемым, чтобы не понять, кто он. Он словно говорил – да посмотрите на меня! Я же этот

Меркьюри не афишировал это,поскольку был рок-звездой, фронтменом культовой группы и не хотел сужать круг своих поклонников исключительно до этих.Но это было секретом Полишинеля – об этом знали все, кроме поклонников, которые просто не желали видеть очевидное. В прессе все знали про это,и даже несколько раз писали (целых две публикации, черным по белому).

Все его друзья и члены его ближнего круга также были этими.Те немногие его знакомые – менее близкие люди, которые таковыми не были, вынуждены были мириться с тем, что это является неотъемлемой и важнейшей частью его жизни.

Этостало непосредственной причиной его смерти: если бы он не придавал этомутакого значения и не посвящал ему всю свою жизнь, если бы был осторожнее и сдержаннее в этом – он остался бы жив. Многие его друзья говорили ему, что такой образ жизни не доведет его до добра, однако он остался верен этомудо конца. И продолжал посещать заведения для этихвплоть до самой смерти, кроме последних нескольких недель, когда не мог этого делать по техническим причинам.

Когда под этимподразумевается гомосексуализм,получается вопиющий и настолько очевидный абсурд, что даже самым непредвзятым людям бросается в глаза чрезмерное раздувание темы. «О нем говорят так, как будто он знаменит тем, что был геем и умер от СПИДа, а не тем, что он был великим рок-музыкантом», – не один год ворчат квиноманы, точнее, те из них, чьи мозги не окончательно промыты пропагандой. Это бред, это абсурд, так нельзя – говорить о сексуальной ориентации так, как будто речь идет о...

О чем?

Итак, перед нами еще одна, возможно самая главная, шарада Игры. Мы уже знаем, что в тех случаях, когда мы имеем дело с откровенным и не поддающимся никакому логическому объяснению абсурдом, речь идет о чем-то иносказательном, об информации, которая подается в игровой, причем максимально оскорбительной, форме. И это очень важная информация – судя по тому, какое место она занимает в биографии героя. Речь идет о чем-то очень важном и для самого Меркьюри, и для нашего понимания его личности. Так, как в этих абсурдных биографиях говорят о сексуальной ориентации, в нормальных биографиях известных людей говорят о том, что было наиболее важным в его жизни.

Прежде всего речь идет о чем-то, что было для Меркьюри важнее музыки. О той стороне его жизни, которую не видели, не замечали за внешним ярким имиджем рок-красавца и фронтмена «Queen».

Итак, это что-то самое важное, о чем можно говорить даже больше, чем о музыкальном творчестве. Самое важное и самое табуированное в его биографии. Что-то, что важнее всего, даже настоящего происхождения, воспитания, личной жизни...

Это сложно – и в то же время просто.

Попробуем подставить на место слова «этого»слово «христианство».

Все встает на свои места с такой поразительной и стройной логичностью, что остается только удивляться. Как по мановению волшебной палочки, дикий, гнусный, абсурдный текст меняется на глазах. Заведения для геев превращаются в церкви, высокоинтеллектуальные беседы на тему «кто с кем встречается и перепихивается» – в богословские дискуссии с «собратьями по ориентации», борьба с «сексуальной природой» – вехами духовного пути: от сомнений, колебаний и внутренней борьбы – до самой вершины. И тогда получается, что именно это стоило Меркьюри жизни. И это самое важное для понимания и его личности, и творчества. Это и был тот настоящий Фредди Меркьюри, которого не знала публика. И тогда еще сильнее ощущаешь всю гнусность и богохульство мистификации, в которой историю духовного пути христианина такспародировали...

У нас есть еще и СПИД – болезнь, вызванная именно этим.Эту болезнь до поры до времени Фредди скрывает. Делает он это не из-за того, что стесняется, а чтобы защитить близких людей и не дать превратить свою жизнь в нелепое шоу, чтобы избавить себя от толп журналистов и бурной реакции поклонников. Поэтому эту болезнь до поры до времени скрывают от публики. Его друзья, коллеги, менеджеры, представители фан-клуба «Queen» отрицают, что в жизни Меркьюри что-то изменилось, и на голубом глазу врут: «Да вы что, все в порядке, Фредди на вечеринке, на аукционе, на отдыхе, он просто переутомился, он отдыхает...». Друзья готовы врать, как угодно, чтобы защитить его частную жизнь. Ведь эта болезнь у такого известного человека – грандиозный скандал....

Но скрыть очевидное невозможно – эта болезнь изменила Фредди. Он меняет стиль жизни, «становится практически монахом», отказывается от гастролей и сцены, перестает появляться на вечеринках и в общественных местах. Он похудел, стал молчаливым и серьезным, стал строже одеваться, теперь его руки и ноги полностью закрыты (чтобы скрыть последствия этой болезни). По этой же причине он отращивает бороду. За последние два года он всего пару раз появился в общественных местах, был удивительно сдержан и молчалив. Появившись на сцене при получении премии, он в первый раз не произнес ни слова, второй раз сказал: «Thank you. Good night». На вечеринке в честь 20-летия «Queen» он пробыл совсем недолго, поразил всех знакомых молчаливостью и переменой в характере и быстро уехал.

Знают об этом только самые близкие. Те люди, с которыми он работает, всё понимают, но молчат. Хотя его друзья ожидали, что такой образ жизни мог окончиться чем-то подобным, но все же для них это – шок. Когда им сообщают, они не могут поверить, они перезваниваются и переспрашивают друг у друга – ты уже знаешь? Не может быть... Спустя годы они вспоминают, как Фредди им сказал и как тяжело было с этим смириться, как они были удивлены, узнав, что он несмотря на это продолжит работать... Поражена и Монсеррат Кабалье – она тоже узнает про эту болезнь, когда Фредди предупреждает ее, что из-за этого он не сможет принять участие в открытии Олимпийских игр в Барселоне. Монсеррат поражена: «Вы? Как же? Вы еще так молоды...» Коллеги по «Queen» после первого шока думают, что это – конец группе, но Фредди сообщает им, что он намерен продолжать свою деятельность. Несмотря на эту болезнь он намерен жить нормальной жизнью и работать, как прежде, и просит коллег помочь ему. А кто не хочет – может уйти, он никого не держит. Но теперь формат работы в «Queen» меняется. Он записывает альбомы, снимается в клипах, но не выходит на сцену и не посещает презентации.

Несмотря на болезнь он записывает самые лучшие в карьере «Queen» альбомы. Более того, именно это его новое состояние дает его последним альбомам, особенно «Innuendo», то особое ощущение произведений, написанных человеком, уже частично находящимся вне нашего мира. И, несмотря на то что эта болезнь скрывается от общественности, позднее творчество «Queen» содержит многочисленные намеки на перемены в группе.

А вот кровные родственники узнают об этой болезни намного позже друзей и коллег Фредди. «Фристоун» тоже узнает позлее других, и это ему очень обидно – как, почему он так долго не знал этого? Почему это от него скрывали? А информация о том, что Фредди намерен сделать заявление и рассказать про это, вызывает у него настоящую панику – ведь я тогда буду выглядеть лжецом, мы будем выглядеть лжецами! И накануне заявления Фредди о том, что у него эта болезнь, Фристоун и его окружение готовят «военную операцию» – это цитата.

В официальной версии речь идет о СПИДе – и получается много странностей, нелогичности, а то и старого знакомого бреда. Теперь, когда мы знаем, что СПИД – тоже часть мифа, попробуем снова понять, о чем на самом деле может идти речь.

Болезнь, вызванная этим.Болезнь, которая поражает тех, кто слишком увлекается этимобразом жизни и которая приводит к описанным выше последствиям, похожим на что угодно, кроме поведения больного СПИДом.

Болезнь,являющаяся высшей формой христианства. Болезнь,которая может поразить того, кто слишком сильно погружается в христианскую жизнь. Духовная «болезнь», в результате которой человек полностью меняет образ жизни и начинает жить не как больной СПИДом, а как...

Знаете, какую «фразочку» Меркьюри больше всего любят цитировать по отношению к позднему периоду его жизни?

«I’ve almost become а пип».(«Я почти стал монашкой»).

Смешно, да. Очень смешно.

Или?..

Этого не может быть.

В это невозможно поверить.

Но тогда все как-то само собой встает на свои места. И все, что в официальной биографии объяснялось «СПИДом», начинает выглядеть удивительно логично. И снова, как по мановению волшебной палочки, перед нами предстает совершенно другой текст – фрагмент так до сих пор не написанной настоящей биографии Фредди Меркьюри. И эту главу можно было бы назвать так, как откровенно и глумливо названа последняя глава в книге Лесли-Энн Джонс – «То eternity» («В вечность»).

Но, к сожалению, эта глава – не последняя.

Мы уже знаем, что официальная версия смерти Фредди Меркьюри не может объяснить, что произошло в конце 1991 года. Не может дать ответ на этот вопрос и анализ имеющихся фактов – за отсутствием таковых. Напомню – 23 ноября от имени певца делается заявление о наличии у него СПИДа. Через сутки, 24 ноября, объявляется о его смерти на основе слов двух человек, якобы находившихся в его доме, а 27 ноября на оцепленное полицией кладбище Кенсал Грин привозят закрытый гроб. Затем сообщают, что тело Фредди Меркьюри было кремировано в находящемся в том же районе крематории. Пресса не задает ни одного вопроса, внимание публики отвлекается истерикой вокруг безумно развратной жизни распутного гея и наркомана и угрозы СПИДа.

Этой информации недостаточно для того, чтобы делать какие-то выводы. Кроме одного – Фредди Меркьюри стал жертвой до сих пор не раскрытого преступления. Причем преступления государственного масштаба. Потому что никакой негодяй-наследник, жулик-менеджер, большой босс или даже целая звукозаписывающая компания не смогли бы заткнуть рот сразу всей прессе, шоу-бизнесу, истэблишменту, прокуратуре, медицинским ассоциациям и полиции и выстроить идеальную схему, закрывающую политическое убийство.

Чтобы провернуть такое, нужно участие спецслужб и лиц, находящихся на самой вершине государственной власти. Вот только впервые в истории объектом подобной операции стал не глава государства, монарх, политический или религиозный лидер, а рок-музыкант.

Это вам не пробитая голова «умершей от передозировки» Дженис Джоплин, не «умерший от сердечного приступа» и спешно зарытый по липовому свидетельству о смерти Джим Моррисон и не «застреленный маньяком-одиночкой» Джон Леннон. Это – государственный акт. Это – «военная операция», и тут Фристоун абсолютно прав...

Но значит ли это, что на таком оптимистическом выводе, что мы, как всегда, ничего не знаем, – следует остановиться?

Да, если оперировать только известными нам фактами.

Нет, если помнить об Игре.

Итак, мы снова попробуем найти ответы на интересующие вопросы во все тех же абсурдистских биографиях. Эта часть нашего расследования не для слабонервных, потому что ответы на вопросы будут предельно откровенными.

Нигде автор не был с читателями так откровенен, как в той части биографии Меркьюри, которую можно условно назвать «последними днями Фредди». Как те авторы детективов, которые не могут побороть искушения рассказать читателям то, что они сделали, хотя бы на страницах художественного произведения...

Даже на первом своем уровне эта часть биографии шокирует и вызывает вопросы. Ничто не мешало сохранить в качестве базовой легенды информацию, озвученную в ноябре 1991 года от имени доктора Аткинсона, просто дополнив ее подробностями от имени старых и новых «ближайших друзей». Певец долго и тяжело болел, его дом был превращен в закрытый госпиталь, где дежурили врачи и сиделки. Ему оказывалась помощь на самом высоком уровне, но, увы, медицина оказалась бессильной... Эта версия казалась убедительной. В нее поверили в 1991 году, верили бы и дальше. Ведь если богатый, тяжело больной человек по каким-то причинам отказывается ложиться в больницу – больница приходит к нему в дом. Это нормально.

Но то, что озвучил сначала Хаттон, а затем Фристоун и развили биографы, полностью противоречило первоначальной версии. Описание последних дней в исполнении «ближайших друзей» получилось в прямом смысле слова диким. По их ело-вам, умирающий миллионер фактически находился на попечении трех чернорабочих и одной секретарши. При этом медперсонал и другие домашние слуги бесследно исчезли. Никто из этих «друзей» не имел никакого медицинского образования и навыков ухода за тяжелобольными людьми. Из любви к другу эти самоотверженные люди в зрелом возрасте единодушно решили овладеть новой престижной профессией сиделок и практиковались на попавшемся под руку пациенте, пока тот благополучно не скончался. Согласно «простодушным» рассказам Хаттона и Фристоуна добровольные медбратья допустили, чтобы их пациент чуть не умер от асфиксии. Самостоятельно поставили катетер и обслуживали его – на кровати, полной кошачьей шерсти. А однажды сломали больному кость. Вместо квалифицированного медперсонала приходит только доктор Аткинсон, который не оказывает никакой медицинской помощи, только проверяет, не помер ли еще пациент или можно разрешить его друзьям еще немного за ним поухаживать.

Лекарства, которые дают больному, вызывают у него тошноту или аллергию, но, прекрасно зная об этом, врач продолжает их назначать, пока Фредди сам не отказывается от их приема. В результате Фредди, отказавшись от лечения, остается вообще без медицинской помощи. Он страдает от сильных болей, но не может принимать обезболивающее, потому что у него аллергия на морфин (назначить другой анальгетик доктор не догадался). Он теряет зрение, но это никого не волнует.

Четверка держит Фредди в полной изоляции. Фактически он является «пленником в собственном доме» – эта тема постоянно звучит и в прессе, и в биографиях. Его не подзывают к телефону. К нему не пускают никого, кроме нескольких человек, которым разрешили приходить «медбратья», хотя никто не давал им права на такие действия. Рядом с ним постоянно кто-то находится.

Ему говорят, что его друзья не хотят общаться с больным человеком, не способным развлекать их и устраивать шикарные вечеринки, – короче, оказались последними свиньями. Однако Рейнхард Мэк и Барбара Валентин утверждают, что все было не так: их не допускали до Меркьюри, то ссылаясь на плохое состояние здоровья, то на его отсутствие, то на нежелание их принимать. Не подзывали его к телефону, оставляли без ответа письма... В последние дни в аудиенции отказывают даже родителям – под предлогом, что он плохо себя чувствует и не может их принять. Описано все это достаточно откровенно.

Хаттон:

«По ночам Джо, Фиби и я стали по очереди оставаться с Фредди. Обычно мы лежали возле него, готовые проснуться в любой момент. В доме была также проведена система внутренней связи. Кроме того, у каждого из нас были пейджеры, и мы могли мгновенно связываться друг с другом. Мы решили, что останемся с Фредди до конца».

«Вопреки некоторым сообщениям газет спальня Фредди в то время никогда не превращалась в «мини-госпиталь». Справа от него стояла капельница на тот случай, если ему необходимо было переливание крови, а все остальное в комнате было точно таким, каким было всегда. В свои последние дни Фредди уже не мог принимать твердую пищу. Он ел только фрукты и пил фруктовые соки».

«В таком состоянии полноценный прием ванны был бы для него достаточно серьезным испытанием. Я спустился вниз и нашел Питера.

– Думаю, пора его как следует помыть, – сказал я. Фиби поднялся со мной в комнату Фредди, чтобы помочь подготовить для него постель. Кожа у Фредди была немного сухой, поэтому в ванну мы добавили немного масла. Уже к середине купания в ванную с важным видом вошла Мэри... Выходя из ванной, она обернулась, уставилась на Фредди и сказала: «Знаешь что? У тебя сейчас самая бесстыжая и блудливая физиономия! Надо было давно заставить их это сделать! Неужели даже сейчас ты не сожалеешь, что не заставил их сделать это раньше?» Фредди со свойственной ему основательностью принял ванну, и это, похоже, оживило его. На его лице была такая картина: наивное и по-детски наглое выражение лица. В таком жизнерадостном настроении мы и оставили его дальше общаться с Дэйвом. К этому времени Фредди стал больше слушать и меньше говорить».

«– Я тебя отнесу, – сказал я. – Это не проблема.

Фредди посидел на кровати еще пять минут, собираясь с силами, а затем его карие глаза сверкнули и он сказал: