Текст книги "Ирландский обет (ЛП)"
Автор книги: М. Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– Что ты…нет, сейчас неподходящее время. Анастасия!
Я слышу, как кто-то протискивается мимо него, входя в комнату, и мой желудок скручивается. Ана.
– Я пришла поговорить с тобой, Александр, попросить тебя, пожалуйста, уехать из Бостона, пожалуйста…
Ее слова замирают, и я поворачиваюсь, не в силах усидеть на месте. Моя рука все еще за спиной, хотя я и не вытаскиваю пистолет, рассчитывая, что Иветт отвлечется настолько, чтобы не выстрелить в меня. Я должен увидеть Ану, должен сказать ей, чтобы она уходила… Но мне не нужно было беспокоиться о том, что Иветт застрелит меня. В тот момент, когда Ана врывается в комнату, ее острый подбородок вздернут, когда она что-то торопливо говорит Александру, внимание Иветт мгновенно меняется. Она тоже поворачивается, ее пистолет больше не направлен на меня. В этот момент внимание каждого человека в комнате сосредоточено на Ане.
Включая Иветт и ее пистолет.
– Иветт, нет! – Голос Александра резкий, рассекающий воздух, как щелчок кнута, но Иветт даже не дрогнула. – Иветт, ты не причинишь вреда Анастасии. На самом деле, ты никому здесь не причинишь вреда. Мы можем цивилизованно поговорить об этом…
– Нет, мы не можем, – спокойно говорит Иветт, ее пистолет по-прежнему направлен в голову Анастасии. – Время цивилизованных бесед прошло, Александр. Это прошло, когда Лиам пришел сюда, и ты понял, что эта маленькая сучка-балерина беременна, и ты позволил им уйти. – Она с отвращением качает головой, все еще держа пистолет на уровне глаз. – Эта девушка имеет над тобой некоторую власть, и есть только один способ положить этому конец.
– Иветт, этого достаточно. Ты сошла с ума. Каждое решение, которое я принимал за и с кем угодно, было моим собственным. Ты часть моей жизни… важная часть, но ты угрожаешь ей своими действиями. Я не позволю тебе причинять вред куколке или ребенку. Ты угрожаешь и Ане, и нашему ребенку этим…
– Ребенок мой, – сердито рычу я Александру, но ни он, ни Иветт, кажется, не обращают на меня ни малейшего внимания, полностью сосредоточившись друг на друге и на Ане, которая побелела от страха, ее голубые глаза расширились и мерцают на лице.
– Как, черт возьми, ты думаешь, ты можешь быть отцом, Александр? – Иветт плюется, ее лицо краснеет. – Эта девочка должна была быть игрушкой, черт возьми! Но каким-то образом она забралась тебе под кожу и в твою голову… и в твою, и в голову Лиама, по-видимому, – добавляет она с отвращением в голосе. – Я не понимаю, почему и как. Посмотрите на нее, худенькую, поврежденную малышку. Она ничто. Но вы оба, готовы многим пожертвовать ради нее.
Иветт качает головой, ее палец скользит к спусковому крючку.
– Я собираюсь сделать то, на что, похоже, никто другой не способен, и положить этому конец раз и навсегда. В конце концов, вы все поблагодарите меня за это, как только это будет сделано.
– Нет! Друг мой, Иветт, нет! – Александр повышает голос, его слова превращаются в крик, когда он бросается к Иветт, а ее рука дергается на пистолете. Ана застыла, заметно дрожа, но, похоже, не в состоянии пошевелиться, но это не имеет значения. Выпада Александра к Иветт достаточно, чтобы застать Иветт врасплох и отсрочить ее удар. Прежде чем она успевает опомниться, Александр валит ее на землю, ее пистолет отлетает по полу, когда он прижимает ее к земле, его руки тянутся к ее горлу.
Я с трудом могу поверить в то, что вижу. С другой стороны от меня Макс тянется за пистолетом, который выронила Иветт, хватает Ану и уводит ее от двух фигур, борющихся на полу, в то время как Иветт отчаянно пытается вырваться из рук Александра.
– Mon amie, amour, non, non, s’il te plait…(Мой друг, любимый, нет, нет…)
Ее слова заглушаются пальцами Александра, впивающимися в ее горло, и я вижу, как Найл начинает двигаться к ним, но я останавливаю его, глядя в ужасе и восхищении. Иветт обвиняла Ану в том, что она имела власть над Александром, но на самом деле это она все это время имела над ним власть, подстрекая его, подталкивая к разврату, к насилию. И теперь, в этом заключительном акте насилия, я вижу, как Александр разрушает эту хватку. Сначала я думаю, что он просто собирается вырубить ее. Но когда Иветт извивается под ним, хватаясь, пиная и царапаясь, удерживаемая весом тела Александра, навалившегося на нее, и его руками, сжимающими ее стройную шею, я понимаю, что все заходит намного, намного дальше этого.
И я не склонен останавливать это.
Он собирается убить ее, и я не могу придумать ни одной причины, чтобы спасти ее, кроме того факта, что я хотел бы сделать это сам, и, помимо этого, я не могу придумать никакой причины, по которой Иветт могла бы жить.
– Александр – Иветт выдавливает его имя, ее глаза выпучиваются, когда он усиливает хватку. – Александр…любимый…
Ее голос дребезжит, прерываясь, и я вижу, как сухожилия на горле Александра напрягаются от силы того, что он делает, от чистого насилия. Это шокирующее зрелище, даже учитывая то, что я видел, настолько интимное, что наводит на мысль, что никто из нас не должен был этого видеть, это тот момент, когда Александр наконец-то сорвался. Кажется, что это длится вечно, но на самом деле это всего лишь несколько минут. Борьба Иветт замедляется, затем прекращается, ее руки выскальзывают из объятий Александра и тяжело шлепаются на ковер по бокам от нее. Александр не отпускает ее ни на мгновение, его плечи вздымаются, руки все еще сомкнуты на ее шее.
Макс заговаривает первым, отходя от Аны и осторожно приближаясь к Александру.
– Теперь все кончено, чувак, – тихо говорит он. – Ты можешь отпустить.
Слова, кажется, повисают в воздухе, придавая больший вес, чем просто физический акт отрывания его пальцев от горла Иветт. Александр медленно убирает руки, отпечатки его пальцев темнеют на ее бледной коже.
Он медленно встает, поворачиваясь ко мне, как будто хочет что-то сказать. Но во мне снова вскипает гнев, потому что все, о чем я могу думать, это о том вечере, когда он принудил меня к Ане, когда он позволил Иветт шептать ему на ухо и уговаривать совершить тот отвратительный поступок, который мог навсегда разрушить нас с Анной, и он не убил ее тогда.
Прежде чем он полностью поднимается с пола, я уже целюсь в него, мой пистолет вытащен из кобуры у меня за спиной и направлен ему в голову.
– Ты закончил, – рычу я на него, мой голос срывается от гнева, когда я делаю шаг вперед, не желая рисковать пропустить удар. – Я не позволю тебе и дальше вставать между мной и Анной. Не сейчас и никогда больше.
Я так близок к тому, чтобы нажать на спусковой крючок, осталась всего миллисекунда. Я чувствую, как мой палец тянется к нему, кровь стучит в ушах, когда я принимаю решение покончить с этим раз и навсегда, даже на глазах у Анны.
Я больше не могу так продолжать.
И затем я чувствую ее, ее хрупкую тяжесть, навалившуюся на меня, когда она выкрикивает мое имя.
– Лиам, остановись! – Ана кричит, хватая меня за руку и пистолет, и бросается на меня. В ту же секунду, когда мой палец нажимает на спусковой крючок, мою руку отбрасывает в сторону, пуля летит не в ту сторону, когда Ана чуть не впечатывает меня в тумбочку рядом с кроватью.
Раздается тяжелый звук падения тела, глухой стук его о ковер. На краткий миг я боюсь, что попал в Найла или Макса, но, когда я смотрю, это Александр, скрюченный и истекающий кровью на ковре рядом с Иветт.
Единственное, чего я не вижу, это дышит он еще или нет.
21
АНА
На один ужасающий момент мне кажется, что Александр мертв. Он лежит на ковре рядом с мертвым телом Иветт, истекая кровью из огнестрельного ранения в верхнюю часть груди, достаточно близко к плечу, чтобы не задеть ничего жизненно важного, но, опять же, это невозможно знать наверняка. Я отскакиваю от Лиама, на мгновение зависая между двумя мужчинами, как и была все это время. Затем я стою на коленях на ковре рядом с Александром, мои руки прижаты к ране, я пытаюсь остановить кровотечение, почувствовать, дышит ли он еще, бьется ли его сердце.
Сердце бьется. Я чувствую, как слабо поднимается и опускается его грудь, прерывистое биение пульса на горле, когда кровь вытекает из раны, и мне кажется, что я снова разбиваюсь вдребезги. Я хотела оставить наши отношения с Александром, начать новую главу, но я также знала, что часть меня всегда будет любить его и то, что у нас было общего. Я не хотела, чтобы он умирал. Я не хочу, чтобы он умер.
– Ана… – доносится до меня голос Лиама, когда он, пошатываясь, поднимается с того места, где я ударила его о тумбочку, Найл помогает ему подняться.
– Нет! – Я пристально смотрю на него, по моим щекам текут слезы. – Я просила тебя не делать этого, Лиам! Я просила тебя не причинять ему боль! Я хотела поговорить с тобой, но я не могу сделать выбор, если ты выбрал для себя единственный вариант!
Лиам останавливается как вкопанный, боль отражается в каждой черточке его лица, когда его глаза расширяются, встречаясь с моими.
– Ана, мне жаль, – говорит он. Его голос внезапно становится раскаивающимся, но я уже поворачиваюсь обратно к Александру, слезы текут по моим щекам, когда я чувствую, как его кровь стекает по моим рукам, горячая и липкая между пальцами. Макс перемещается между телом Иветт и Александром, протягивая руку, чтобы помочь мне.
– Нам нужно уложить его в постель, – говорит Макс. – Кто-нибудь, принесите тряпки, горячую воду, все, что сможете найти, чтобы остановить кровотечение.
Лиам застыл на месте, выражение его лица испуганное, как будто все приняло неожиданный оборот.
– Кто-нибудь, двигайтесь, сейчас же! – Макс огрызается, а затем снова смотрит на меня. – Ты можешь помочь мне уложить его в постель, Ана?
Я киваю, чувствуя головокружение, но полная решимости не дать Александру умереть, если смогу.
– Я попытаюсь, – тихо говорю я, но Найл стоит у моего плеча, мягко уводя меня в сторону.
– Я сделаю это, девочка, – говорит Найл своим хриплым голосом, его мягкая ладонь на моей руке, когда он отталкивает меня от Александра. – Это не поможет ему, если его слишком сильно толкнут, поднимая с постели. Возьми полотенца, чтобы кровь не попала на кровать, девочка, а также тряпки и воду, если хочешь помочь.
Я тупо киваю, отступая назад, пока Макс и Найл поднимают Александра. Он слабо стонет от боли, звук, который проникает прямо в мое сердце, когда двое мужчин обходят тело Иветт, не заботясь о том, чтобы сдвинуть его с места, пока они несут Александра к кровати.
Я протискиваюсь мимо Лиама, который хватает меня за руку.
– Ана, прости меня, – шепчет он. – Я хотел убрать его из нашей жизни. Каждую секунду, которую я проводил с тобой с тех пор, как мы воссоединились, он был там, преследуя нас. Он, блядь, всегда рядом, и я не думал, что он когда-нибудь оставит тебя в покое, малышка…
– Нет. – Я качаю головой, отстраняясь. – Ты хотел отомстить. По крайней мере, будь честен с самим собой и со мной, Лиам…
– Я хотел защитить тебя!
– И я хочу чувствовать себя в безопасности! – Я смотрю на него, сильно закусывая губу, чтобы сдержать еще больше слез. – Но мне также нужно верить, что ты не будешь действовать за моей спиной и делать выбор за меня. – Я отстраняюсь от него, когда он снова тянется ко мне, качая головой. – Мы поговорим об этом позже, Лиам. Прямо сейчас мне нужно помочь Александру исправить то, что ты натворил.
Найл и Макс укладывают его в постель, когда я возвращаюсь с охапкой гостиничных полотенец и несколькими горячими влажными салфетками в руке. Макс склоняется над Александром, держа в одной руке флакон с маслом, а большим пальцем другой проводит по лбу бледнолицего мужчины, тихо что-то бормоча. Несколько слов доносятся до меня…пусть Господь, который освобождает вас от греха, спасет вас и воскресит, а затем, мгновение спустя, Отче наш, сущий на небесах…
У меня по спине пробегает холодок.
– Все так плохо? – Спрашиваю я тихо, мой голос настолько приглушен, что его едва слышно. – Чтобы провести последний обряд?
Макс делает паузу, глядя на меня.
– Если честно, нет, – спокойно отвечает он.
– Лгать – грех. – Я протягиваю Максу одну из мокрых салфеток и складываю полотенца на краю кровати, глядя на бледное лицо Александра. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его руки, морщась от того, какая она холодная, и глаза Александра распахиваются от прикосновения, остекленевшие и полные боли.
Макс улыбается мне.
– Видишь? Он проснулся. Это не ложь. Но в прошлом я видел, как такие травмы могут очень быстро ухудшаться. Я подумал, что в любом случае будет лучше сделать это в качестве меры предосторожности. – Рот Макса кривится в кривой ухмылке. – В конце концов, учитывая то, что вы с Лиамом рассказали мне, я думаю, что его смертная душа уже в достаточной опасности.
– Маленькая, – шепчет он, и я пытаюсь выдавить улыбку, все еще держа его за руку.
– Александр, мне жаль…
– Не стоит. – Он морщится, когда Найл разрезает его рубашку, чтобы обнажить рану, не проявляя особой нежности, когда отрывает ткань. – Ах! – Александр стонет, когда Макс прижимает влажную ткань к ране, вытирая и останавливая кровь, и тянется за чистым полотенцем, чтобы смыть кровь, пока он промывает область.
– С тобой все будет в порядке, – шепчу я сквозь слезы. – Я не хотела, чтобы это произошло, клянусь…
– Это не твоя вина, куколка. Это его вина. – Говорит Александр, прищурив глаза. Я оборачиваюсь и вижу Лиама, стоящего в ногах кровати, его руки теперь пусты, пистолет убран. Его лицо вытянуто, как будто он сожалеет о содеянном, только теперь уже слишком поздно.
Он был прав в одном: все это зашло слишком далеко. Больше всего на свете я хочу, нуждаюсь, чтобы это закончилось.
– Он не тот, за кого ты его принимаешь, куколка, – бормочет Александр, делая еще один глубокий, затрудненный вдох. – Куколка…
– Тсс. Перестань говорить. – Я сжимаю его руку, протягивая, чтобы передать Максу еще одно чистое полотенце, пока он откладывает окровавленные в сторону. – Сейчас не время. Тебе нужно поберечь свои силы.
Александр слабо улыбается.
– У меня почти не осталось сил, малышка. Но ты должна… – Он делает глубокий, прерывистый вдох, его тело слегка содрогается в конвульсиях, когда его рука крепче сжимает мою, его глаза закрываются от боли. – Спроси его… спроси Лиама…спроси его о Франко…Бьянки.
Он откидывается назад, его дыхание выравнивается, когда он теряет сознание, оставляя меня стоять там, ошеломленную его словами, эхом отдающимися в моей голове.
Франко Бьянки.
Этих двух слов, этого имени, произнесенных вслух, достаточно, чтобы заставить меня застыть на месте, ужасные воспоминания нахлынули приливной волной паники и боли, которых почти достаточно, чтобы сбить меня с ног. Я слышу свой вздох, чувствую, как отшатываюсь назад, но мне кажется, что я где-то в другом месте, как будто все это происходит с кем-то другим, как будто я вне своего собственного тела. Я чувствую, как пальцы моих ног впиваются в ковер, острые фантомные боли пронзают ступни при воспоминании о том, что Франко сделал со мной, горячие слезы текут по моим щекам.
Нет, нет, только не это, пожалуйста, остановись, сделай так, чтобы это прекратилось, нет, нет, нет, нет…
Я не осознаю, что выдыхаю это вслух, пока не чувствую руки Макса на своих предплечьях, которые поддерживают меня.
– Ана, все в порядке, – говорит он низким и успокаивающим голосом. – Франко здесь нет. Он мертв, Ана. Он все еще мертв. Он больше не может причинить тебе боль.
Кажется, что комната наклоняется. Я оглядываюсь в поисках чего-нибудь, что могло бы меня заземлить. Я вижу, что Лиам все еще стоит в ногах кровати, его лицо бледное и застывшее на фоне рыжевато-каштановых волос и бороды, выглядит так, словно ему нанесли удар ножом в сердце.
– О чем он говорит? – Шепчу я сквозь слезы, глядя на Лиама. – О чем говорит Александр?
Я никогда не видела, чтобы человек выглядел таким побежденным, как Лиам в этот момент, как будто его мир вокруг него рушится.
– Я расскажу тебе все, – говорит он тихо, как человек, которого побили. – Но не здесь. Мы пойдем домой и поговорим.
– Что? – Шепчу я, уставившись на него. Такое чувство, что между нами разверзся океан, нас разделяют мили, а не дюймы между краем кровати, где я стою, и тем местом, где он находится в ногах. – Что ты имеешь в виду?
– Ана, пожалуйста. – Лиам выглядит несчастным. – Просто пойдем со мной домой, и я расскажу тебе. Я не хочу говорить об этом здесь.
– Иди с ним, Ана, – мягко говорит Макс. – Я пока останусь с Александром, пока он снова не станет стабильным… ради тебя, – добавляет он. – Не Александра. Лиам может дать мне контакт своего врача, а Найл может помочь с телом Иветт. Мы разберемся со всем здесь.
С кровати доносится стон, когда Александр ненадолго приходит в сознание, и мы все почти как один поворачиваемся, чтобы посмотреть на него.
– Я слышал, как ты произносил надо мной… последние обряды… – хрипло произносит он, глядя на Макса. – Ты действительно священник? – Спросил он.
Макс хмурится.
– Раньше был, – говорит он категорично. – Но любой непрофессионал…
– Я знаю это. – Александр сжимает челюсти от боли. – Что ты сделал, Максимилиан? Мы с Кайто говорили об этом, ты знаешь. У него были теории. – Александр смеется, хрипло, с болью в голосе. – Падший священник. Это была любовь? Обычно это… любовь или ненависть.
Макс колеблется.
– Это была месть, – тихо говорит он.
– Ах, какая любовь. – Александр делает паузу, явно запыхавшись от того, что сказал так много, и я быстро вмешиваюсь.
– Александр, тебе нужно отдохнуть. Это не имеет значения…
Однако он игнорирует меня, по-прежнему сосредоточившись на Максе.
– Это была женщина? – Александр спрашивает с некоторым трудом, хотя в уголках его губ играет легкая улыбка. – Но этого не могло быть. Ты был священником. Ты никогда не любил женщину.
– Это был мой брат, – говорит Макс по-прежнему тихим голосом, и я пораженно смотрю на него. Он никогда раньше так много об этом не говорил. Интересно, почему он выбрал именно сейчас, может быть потому, что чувствует какое-то родство с Александром, понимает, на что кто-то может пойти, на что он готов пойти и чем пожертвовать ради того, кого любит. – Но я любил женщину, – криво добавляет он. – На самом деле, двух. Любовь может прийти и без физической близости, ты же знаешь.
– Я француз, – говорит Александр, приподняв одну бровь. – Так что нет, я не знаю. – Он на мгновение замолкает, его челюсть двигается, когда боль снова расцветает на его лице. – Что с ними случилось? – Спрашивает он. – Поговори со мной, Максимилиан, чтобы я снова не потерял сознание.
Макс бросает взгляд на нас с Лиамом, напряжение между нами все еще витает, а затем снова на Александра.
– Во-первых, – тихо говорит он, – я был достаточно мудр, чтобы понять, что кто-то другой мог бы любить ее больше и когда нужно ее отпустить. А во-вторых… – Макс колеблется. – Я нарушил все клятвы, кроме одной, – говорит он наконец. – И я надеюсь, что расстояние удержит меня от нарушения последней.
– Мужчина, который по-настоящему влюблен, нарушит все клятвы всякий раз, – говорит Александр, его взгляд метается к Лиаму, который все еще стоит в ногах кровати, глядя на Александра так, словно все еще хочет убить его, здесь и сейчас. – Кроме той, которую он дал женщине, которую по-настоящему любит.
Голова Александра поворачивается ко мне, и его рука скользит вперед, ища кончики моих пальцев, когда его глаза находят мои с чем-то похожим на мольбу в них.
– L’amour s’en va comme cette eau courante, he whispers. L’amour s’en va,comme la vie est lente,et comme l’Espérance est violente.
Пока он говорит, в комнате воцаряется полная тишина, Найл рядом с Лиамом, а Макс остается рядом со мной и Александром, и все мы наблюдаем за ним. Я снова чувствую, как слезы текут по моим щекам, тихие и теплые на моей коже, когда шепот возвращает меня в библиотеку Александра в Париже. Я почти чувствую запах дров, слышу потрескивание в камине, ощущаю вкус насыщенного портвейна на языке.
– Вся любовь проходит, как вода в море, – бормочет Александр, повторяя стихотворение, которое он однажды перевел мне на английский, той романтичной ночью в Париже. – Вся любовь проходит, какой медленной кажется мне жизнь. – Его пальцы сжимают мои. – Посмотри на меня, Анастасия – шепчет он. Мой взгляд упал на наши руки, и я не могу заставить себя посмотреть на него, слезы капают с моих щек на наши пальцы, и все же он не убирает свои. Я знаю следующую строчку, и даже когда он произносит ее вслух, я не могу заставить себя встретиться с ним взглядом. Я не могу.
– Насколько жестокой может быть надежда на любовь.
– Аполлинер, – тихо говорит Макс. – Я знаю его работы.
– Священник культурен, как француз, – ухмыляется Александр, и этот взгляд мне так хорошо знаком. – Как приятно. Мне будет приятно видеть вас рядом со мной сегодня вечером, поскольку я жду, смогу ли я дожить до утра.
– Ана, пожалуйста. – Голос Лиама доносится до меня, такой же надтреснутый и умоляющий, как сейчас у Александра. – Пойдем домой, чтобы мы могли поговорить. Нам нужно поговорить.
Я облизываю губы и чувствую вкус соли.
– Вспомни еще одно стихотворение, – шепчу я Александру, все еще не в силах встретиться с ним взглядом. – Завтра, на рассвете, – начинаю я декламировать, слова застревают у меня в горле, когда я пытаюсь произнести это сквозь слезы. – В час, когда сельская местность побелеет, я уеду. Видишь ли, я знаю, что ты ждешь меня. Я пойду через лес и горы.
– Куколка, – шепчет Александр, потому что он знает последнюю строчку так же хорошо, как и я, даже лучше. Сколько вечеров он читал эти стихи в своей библиотеке, в одиночестве, мечтая о том, чтобы кто-нибудь продекламировал эти слова, кто-нибудь воплотил их в жизнь?
Я была таким человеком некоторое время, но в глубине души я знаю, что больше не могу, даже когда мое сердце снова разрывается на части от осознания этого. За те недели, что прошли между любовью к Александру и расставанием с ним, я чувствовала, как мое сердце разбивается снова и снова. Но я также знаю, что он не может быть тем, кто исцелит меня.
Я больше не могу оставаться вдали от тебя, гласит последняя строка.
Но когда я наконец поднимаю глаза на Александра, смотрю на него и вижу горе и боль, написанные на его лице, это не то, что я произношу… (перевод книги осуществлён телеграмм каналом themeofbooks)
– Я больше не могу оставаться с тобой, – шепчу я.
Его рука отдергивается, осознание того, что я сказала, наполняет его глаза, они блестят, и он отводит взгляд.
– Куколка, – бормочет он. – Анастасия…
Но я уже отворачиваюсь от него, направляясь к Лиаму.
– Пойдем, – тихо говорю я ему, а затем, не дожидаясь ответа, выхожу из гостиничного номера.
22
ЛИАМ
Я никогда не чувствовал себя таким опустошенным, как в этот момент. Даже когда мы с Анной вместе садимся в машину, чтобы вернуться в пентхаус, я чувствую, как она ускользает у меня из рук, как будто я уже теряю ее. Я очень боюсь того, что будет означать рассказать ей правду о Франко, что произойдет, когда я это сделаю. И все же я блядь тоже чувствую гнев, боль, слыша, как они шепчут друг другу слова, свидетельствующие о том, что они любили друг друга, сказанные прямо у меня на глазах.
В моей истории с Анной так много боли, так много секретов, и во многом это из-за Александра. Даже об этом, о том, кем был для меня Франко, мне, возможно, никогда не пришлось бы ей рассказывать, если бы не он.
Я подожду, чтобы сказать об этом, пока мы не окажемся в пентхаусе. Бесшумная поездка на машине только усиливает напряжение между нами, пока мы наконец не заходим в гостиную, городские огни за стеклянными дверями освещают комнату, и мы с Анной смотрим друг на друга.
– Что это было в отеле? – Спрашиваю я, стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучало обвинения. – Это… поэзия.
Ана выглядит такой же измученной и совершенно разбитой, каким я себя чувствую. Она поднимает руку, убирая свои светлые волосы с лица и рассыпая их по плечам, и смотрит на вид на город, обхватив себя руками, ее голос тихий и усталый.
– В Париже была ночь, – тихо говорит она. – Я думаю, когда мы начали влюбляться друг в друга. Это было после его наказаний, когда он снова начал доверять мне, прощать меня…
– Прощать тебя? – Мой голос хриплый, сердитый. – Ана, я не хочу снова слышать о его нелепых идеях наказания и прощения или о том, как он так ужасно с тобой обращался…
– Лиам, если ты хочешь знать, если собираешься задавать вопросы, тогда позволь мне сказать тебе. – Она смотрит на меня своими грустными голубыми глазами. – Если мы собираемся раскрыть все это сегодня вечером, какие бы секреты у нас ни остались, если ты собираешься рассказать мне свои, то позволь и мне рассказать свои так, как я захочу.
Моя челюсть сжимается, но я киваю.
