Текст книги "Меморист"

Автор книги: М. Дж. Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА 75

Четверг, 1 мая, 10.20

Малахай вышел из ресторана, поднялся по лестнице к дверям гостиницы, кивнул швейцару и подождал, пока тот вызовет такси.

Следуя за ним на безопасном удалении, Калфус и Люсиан нисколько не удивились, увидев, что он приехал в больницу.

Они приготовились к очередному бесконечному ожиданию, но всего через каких-нибудь пять минут Малахай снова вышел на улицу, расстроенный и сбитый с толку. Люсиан впервые видел этого человека со съехавшей набок маской, потерявшего полный контроль над собой.

– Что-то случилось. Звоните в больницу. Выясните, все ли в порядке с Логаном.

Малахай садился в такси, когда Калфус сказал:

– Джереми Логан покинул больницу около десяти минут назад, вопреки распоряжению лечащего врача.

– Он был один?

– Нет, его сопровождал какой-то мужчина.

– И, судя по виду Малахая, тот ни о чем не подозревал и ожидал застать своего друга в палате. У нас проблема, Алекс. Нам нужно подкрепление. Мы должны найти Логана. И быстро.

ГЛАВА 76

Четверг, 1 мая, 10.42

Себастьян так и не возвращался. Ни одна из сотни причин, пришедших на ум Меер, не могла объяснить, почему его отсутствие продолжается больше сорока минут. Если только… нет, после всего того, что Себастьян для нее сделал… Несомненно, с ним что-то произошло. Если только он не разозлился на нее за отказ исполнить «мелодию памяти» и сейчас сидит в каком-нибудь кафе, давая выход ярости. Так что же ей сейчас делать? Отправиться в больницу одной? У нее в сумочке была визитная карточка следователя Фиске. Может быть, позвонить ему? Нет, только не обращаться в полицию. Полицейский не поверит ни одному ее слову. К тому же нельзя рисковать: а вдруг он заберет флейту в качестве вещественного доказательства? Первыми инструмент должны увидеть ее отец и Малахай. Надо будет попросить швейцара вызвать такси, и отправиться в больницу.

Сев за стол, Меер написала Себастьяну записку. Всего несколько строчек: она сообщила, куда направляется. Затем Меер внимательно осмотрела номер – привычка, перенятая у своей матери, – вот только у нее не было с собой ничего, только то, что было на ней надето, и книга в мягкой обложке. Так что можно не беспокоиться о флаконе одеколона и коробке с таблетками, забытых на ночном столике. Все ценное лежало в противоположном конце комнаты, на скамье перед роялем, где Меер оставила флейту и свою сумочку, перед тем как пойти в душ.

Она подошла к скамье. Да, сумочка была на месте. Но флейта исчезла.

Быть может, Себастьян, перед тем как уйти, спрятал флейту в книге, на тот случай если, когда Меер будет в ванной, придет горничная. Молодая женщина лихорадочно вытряхнула содержимое сумочки на пол. Но флейты не было и здесь.

Меер без всякого воодушевления осмотрела номер, практически не сомневаясь в том, что флейты нигде нет. Охваченная отчаянием, она услышала громкий звонок в дверь и бросилась в гостиную. Когда Меер подошла к двери, ее окликнул из коридора мужской голос:

– Фройляйн Юска?

Несомненно, это Себастьян называет фамилию, под которой они поселились в гостинице. Сейчас он извинится, скажет, где флейта, и объяснит…

Не посмотрев в глазок, Меер рывком распахнула дверь. На пороге стоял молодой парень в форме коридорного с эмблемой гостиницы на нагрудном кармане. Он протянул конверт. Внезапно Меер вспомнила вчерашнее предостережение Себастьяна никому не открывать дверь, быть подозрительной за пределами всякой логики. Быть может, этот парень – убийца, он оглушил настоящего коридорного, похитил его одежду… Меер захлопнула дверь у него перед носом и повернула замок. Щелчок язычка раскатом грома прозвучал у нее в ушах.

– Нет… пожалуйста… извините… – на ломаном английском произнес за дверью парень. – Герр Юска попросил принести вам эту записку ровно в десять сорок пять.

– Вы… вы не могли бы просунуть ее под дверью?

– Да, да, конечно.

Дорогая Меер!

Твоему отцу на сегодня назначили процедуры. С сердцем у него гораздо хуже, чем он признаётся, но сегодня он собирался, наконец, рассказать тебе всю правду… вот только его нет в больнице. И никто не знает, где он. Необходимо как можно быстрее его найти и вернуть в больницу.

Кажется, я знаю, где он, но мне понадобится твоя помощь. Пожалуйста, сделай так, как я прошу, и пока что не обращайся в полицию. Когда я все объясню… тогда звони, кому захочешь. Приезжай, как только сможешь. Просто дойди до стоянки такси на углу и назови водителю адрес: Энгертштрассе, 122. Приехав на место, позвони в дверь. Я увижу тебя в камеру видеонаблюдения и впущу в дом. Поторопись.

Себастьян

Меер захотелось узнать, почему он просто ее не дождался.

ГЛАВА 77

Четверг, 1 мая, 11.22

Остановившись напротив полицейского участка по адресу Дойчмайстерплатц, 3, в торговом районе Шоттенринг, Малахай задумался над тем, как быть дальше. Он не знал, что делать, и это чувство было ему непривычно. Однако он понимал, что не может быть и речи о том, чтобы вести розыски Меер и Джереми самостоятельно. Только не в чужой стране, не зная языка. И у него не было времени, чтобы кого-нибудь нанять для этой работы. На карту поставлено слишком много, и рисковать нельзя. Необходимо заручиться полной поддержкой местных властей. Просто слишком много таких вопросов, на которые у него нет ответа.

Кому еще известно о том, что Меер вчера нашла флейту? А Джереми? Что случилось с ним? Неужели он узнал об исчезновении Меер и сбежал из больницы, чтобы заняться поисками дочери? Ради ее спасения Джереми пойдет на все; опасность его не остановит. Но с кем он связался? Медсестра сказала, что Джереми ушел вместе с каким-то мужчиной. Быть может, с Себастьяном? Но его сотовый не отвечал.

Несмотря на оживленное движение, автомобильные гудки звучали редко, и утро было обманчиво прекрасным. В горшках перед витриной магазина одежды, расположенного по соседству с полицейским участком, распустились красные и пурпурные цветы. На противоположной стороне улицы на фризе здания начала XIX века красовалось скульптурное изображение бога Пана, играющего на флейте.

В Вене повсюду можно встретить памятники музыке. И этот конкретный, на этом конкретном углу, любому другому показался бы случайным совпадением, но только не Малахаю. Последние тридцать лет своей жизни он опровергал случайные совпадения.

Если он сейчас не пересечет улицу и не войдет в большие стеклянные двери, чтобы подать заявление, возможно, жизнь Джереми и Меер окажется под угрозой. То, что пропали они оба, не может быть случайностью. Но, подав заявление, он сам несомненно окажется под пристальным вниманием, а это сейчас было бы совсем нежелательно. Косвенные улики снова будут против него. Не требовалось особого воображения, чтобы предположить реакцию ФБР и Интерпола: второй раз меньше чем за год похищена древняя реликвия стоимостью в сотни тысяч долларов, возможно, способная бросить вызов верованиям миллионов людей и поставить под сомнение многие основополагающие научные принципы. Малахай Самюэльс не только оказался на месте преступления, но и приходится близким другом замешанным в этом деле людям, которые к тому же бесследно исчезли.

Вот только не хотят ли завладеть этим предметом, помимо него, сотни других людей? Он сам может назвать нескольких. Денежная сторона похищенного Малахая не интересовала, и он сомневался в том, что она могла интересовать кого-либо еще из тех, кто имел к этому отношение. Границы своей собственной совести он знал, но как далеко пойдет совет правления Общества памяти, чтобы заполучить флейту?

Насколько сильно хочется доказать реальность перевоплощений Фремонту Брехту? Вчера вечером он признался, что нанял человека, чтобы тот вышел на след шкатулки с играми, однако пока что тому не удалось добиться каких-либо успехов. А что, если Брехт лгал? Что, если он узнал, что Меер нашла флейту? И похитил ее?

Насколько отчаянно хочется доктору Эрике Алдерман доказать потенциал бинауральных ритмов? Вот уже тридцать лет она занимается исследованием вопроса гармонического резонанса. Когда она вчера говорила о том, как ей хочется доказать свои теории и занять достойное место в научном сообществе, ее глаза горели огнем.

И, насколько мог предположить Малахай, были и другие члены Общества памяти, с которыми он еще не встречался, вожделевшие эту флейту. Определенно, к настоящему времени уже десятки людей знают то, что было известно ему с самого начала: если существует хоть малейшая надежда найти флейту и «мелодию памяти», Меер Логан предстоит сыграть в этом ключевую роль. И напротив, если с ней что-нибудь случится, шансы получить инструмент исчезнут.

В своей жизни Малахай не часто натыкался на возможность доказать существование перевоплощения. Один раз она уже выскользнула у него из рук. Нельзя допустить, чтобы это повторилось опять. Но по своей воле обратиться в полицию?

Малахай живо представил себе, как самодовольно усмехнется в Штатах следователь Барри Брэнч, услышав об этом. Полицейский с детским лицом, один из лучших в нью-йоркской полиции, ведущий дело о «камнях памяти» с самого начала, заново откроет следствие, и Самюэльс опять окажется в центре самого пристального внимания. Вот только против него нет никаких улик. До сих пор не было найдено ничего. И ничего никогда и не найдут.

Стальная ручка оказалась холодной на ощупь, а стеклянная дверь была тяжелее, чем предполагал Малахай. Внутри царило такое оживление, что на него обратили внимание только тогда, когда он простоял перед столом дежурного больше пяти минут. Наконец дежурный поднял голову, и психиатр с помощью зачатков немецкого объяснил, что ему нужно поговорить со следователем, владеющим английским.

Дожидаясь на неудобной деревянной скамье, Малахай достал колоду карт и принялся их тасовать. Шелест листов картона неизменно успокаивал его. Не задумываясь над тем, сколько раз он проделал одни и те же действия, Самюэльс снова и снова мысленно повторял, что говорить полиции, а что оставить при себе. Очень важно подготовиться и выдать лишь минимально необходимый объем информации.

Он расскажет, что приехал в Вену, чтобы встретиться со своим старым другом Джереми Логаном и изучить сделанную им находку. У главы фонда «Феникс» было на то много веских оснований. Однако вместо этого он оказался в самом центре серьезного преступления.

Карты мелькали так быстро, что сливались в одну пеструю ленту.

Может быть, ему не следовало оставаться. Малахай не привык говорить двусмысленно и теперь злился на себя за то, что сомневается в принятом решении. К тому же он уже зашел слишком далеко; если сейчас уйти и не сообщить об исчезновении Джереми и Меер, это будет еще более подозрительно – он уже назвал свою фамилию дежурному офицеру. Вдруг Самюэльс сделал неловкое движение, и карты рассыпались по полу. Меньше всего ему сейчас хотелось опускаться на четвереньки и собирать их, но единственной альтернативой было оставить их разбросанным мусором.

– Доктор Самюэльс? Я следователь Калфус. Вы спрашивали того, кто говорил бы по-английски. Чем я могу вам помочь?

ГЛАВА 78

Четверг, 1 мая, 11.26

«Дворники» носились по лобовому стеклу такси, прогоняя крупные дождевые капли. Меер до боли стиснула руки. Пока что дорога казалась незнакомой, но вот водитель свернул на Энгертштрассе, и впереди за пеленой дождя показались каменные колонны здания Археологического общества Толлера.

Поднявшись по ступеням, девушка увидела на дверях Общества памяти ярко-желтую табличку: изображение двери, перечеркнутое жирным крестом. Несмотря на очевидное предупреждение не входить и то обстоятельство, что общество открывалось только в полдень, Меер нажала кнопку звонка.

Прошло тридцать секунд. Меер заколотила в дверь. Шестьдесят секунд. Она снова позвонила. Девяносто секунд. Не отнимая пальца от кнопки, Логан гадала, откуда Себастьян узнал, где ее отец? И почему Джереми покинул больницу, если ему была назначена процедура? Успеют ли они с Себастьяном его найти? Одни и те же вопросы бурлили у нее в голове с того самого момента, как она выбежала из гостиницы.

Ну почему никто не открывает дверь?

Внезапно Меер поразила леденящая душу догадка: она ведь не знакома с почерком Себастьяна. Быть может, записку написал вовсе не он. Что, если те, кто напал на нее в лесу и оглушил Отто, ответственные за кражу письма Бетховена и шкатулки с играми, за смерть Рут и доктора Сметтеринга, стоят также и за этим подлогом? Быть может, именно они похитили ее отца, Себастьяна и флейту.

Меер вздрогнула, услышав скрип петли. Дверь быстро приоткрылась, и прежде чем молодая женщина успела опомниться и посмотреть, кто там, протянувшаяся рука схватила ее и увлекла внутрь, в темную прихожую.

– Слава богу, это ты. Мой отец здесь? – выпалила Меер, как только разглядела, что это был Себастьян.

– Да.

– С ним все в порядке?

– Да, я сейчас провожу тебя к нему.

Меер оставалась настороженной.

– С ним точно все в порядке?

– Меер, уверяю тебя, он чувствует себя прекрасно.

Отто посмотрел ей в лицо, и она успокоилась, но затем ей тотчас же стало страшно, словно она слышала два различных ритма, звучащих в разных ушах.

– Нам сюда.

Себастьян указал на темный коридор, и Меер пошла следом за ним.

– Флейта исчезла, Себастьян. Ты знаешь, где она?

– Да.

– И это все? Одно только «да»?

Проходя через кабинет, Меер ощутила нарастающее беспокойство. Когда она в первый раз была здесь со своим отцом, она почувствовала себя плохо; в понедельник воздух был пропитан страданиями и горем, но сегодня было еще хуже – эти чувства были такими плотными, что она с трудом могла дышать.

– Флейта в полной безопасности. С ней ничего не случится.

Слова Себастьяна отразились эхом вместе со звуками шагов.

– Ничего не понимаю… почему ты ее забрал? И почему ты ушел, не предупредив меня?

– Нельзя было терять ни минуты. Извини. За все.

Его голос прозвучал так трогательно, что растопил нарастающее беспокойство молодой женщины.

Они прошли через кабинет и направились дальше. Меер спросила, почему на дверях висит знак не входить.

– Сегодня утром управляющему позвонили и сообщили, что в подвальном помещении, возможно, произошла утечка газа, поэтому он предупредил всех не приходить до тех пор, пока не скажет.

– Утечка газа – и мой отец здесь?

– Говорю я тебе, с ним все в порядке.

Они дошли до массивной дубовой двери, и Отто открыл ее, пропуская Меер вперед. Шагнув в заполненную книжными шкафами библиотеку, она остановилась и огляделась по сторонам, ища отца, но увидела только пустые стулья, ярды резных деревянных полок, ковры с затейливыми узорами и окна с матовыми стеклами.

– Где мой отец?

– Сюда.

Пройдя в угол, мужчина распахнул настежь еще одну дверь, открывая вход в маленький шкаф. В одном углу были составлены листы картона, вдоль противоположной стенки тянулись двойные полки. Себастьян протянул руку, и Меер сразу же догадалась, что он берется за потайную ручку. Как только участок стены повернулся, она бросилась в открывшийся проход и увидела перед собой зияющую черную дыру, уходящую вниз, откуда на нее пахнуло сырым, затхлым воздухом.

Девушка узнала это место. Вспомнив во всех подробностях замаскированный вход и то, что находилось за ним, она на мгновение потерялась между настоящим и прошлым, судорожно пытаясь ухватиться за неуловимые воспоминания.

– Сейчас мы спустимся в подземелье, да? Зачем?

– Там хранятся все ценности Общества памяти… все исторические архивы, – объяснил Себастьян.

Дернув за шнурок, он включил свет, освещая винтовую лестницу, уходящую вглубь, и Меер поспешно спустилась вниз по той же самой лестнице, которую она уже видела, когда проваливалась в прошлое. Внезапно ее охватила сильная дрожь, и ей пришлось вставить палец между зубами, чтобы унять ее. Необходимо было остаться в настоящем; нельзя было поддаваться нахлынувшим воспоминаниям.

«Восемь, девять, – помимо воли считала ступени Меер. – Одиннадцать, двенадцать…» Всего их должно было быть пятнадцать, и действительно, пятнадцатая ступенька оказалась последней.

Себастьян щелкнул еще одним выключателем. Тусклый свет озарил путь в извилистом тоннеле. Услышав шорох, Меер испуганно оглянулась.

– Это всего лишь крысы; разбежались, услышав шум, – объяснил Себастьян. – Обещаю, осталось совсем немного.

Доброта и сочувствие, прозвучавшие в его голосе, несколько успокоили Меер, однако полностью тревога исчезнет только тогда, когда она увидит своего отца.

Проходя под низкими сводами, девушка обратила внимание на ниши, высеченные в каменных стенах, в каждой из которых лежал покрытый пылью скелет, однако это нисколько ее не испугало. Она помнила, предвидела все это – потому что Марго уже спускалась сюда. Эти черепа уже таращились на нее своими пустыми зловещими глазницами.

Впереди Меер увидела следы ног на пыльном полу. Следы трех человек. Но не все трое прошли в одну и ту же сторону. Из глубокой трясины всплыли сбивчивые воспоминания и образы, подсказавшие, что где-то впереди есть еще один выход.

– Осторожнее, не поскользнись, здесь грязь, – заботливо предупредил Себастьян, пересекая пропасть, разделяющую столетия. – Ну, вот мы и пришли, – объявил он, когда они еще раз завернули за угол.

Подземный коридор заканчивался сводчатым помещением, отгороженным железными прутьями наподобие тюремной камеры. Внутри на отвратительном черном проводе, извивающемся, словно свисающая с потолка змея, болталась голая лампочка, бросавшая яркий свет на отца Меер, сидящего на полу спиной к стене.

ГЛАВА 79

Четверг, 1 мая, 11.31

– Слава богу!

Джереми Логан испытал огромное облегчение, увидев дочь и Себастьяна Отто. Голос у него прозвучал едва слышно, сам он был очень бледен; несомненно, он был нездоров.

– Меер, тебе не сделали больно?

– Кто? Меня никто не трогал. Со мной все в порядке, но ты должен был оставаться в больнице. Ты ранен? – Меер повернулась к Себастьяну. – Как мы вытащим его оттуда?

Мужчина показал ключ: старый, бронзовый, поцарапанный. Как и многое другое, связанное с этим местом, ключ показался ей знакомым.

– У меня есть ключ, – сказал Себастьян. – Я как раз спускался сюда, когда ты позвонила в дверь. Меер, теперь ты можешь успокоиться. Все будет замечательно.

Молодая женщина сделала глубокий вдох, стараясь расслабиться. Теперь, когда они с Себастьяном здесь, все будет хорошо.

Он распахнул дверь камеры, и Меер бросилась к отцу. Тот поднялся на ноги, но его трясло от слабости. Джереми раскинул руки, принимая дочь в свои объятия, которые хоть и получились слабыми, но заверили девушку в том, что она успела вовремя. С отцом действительно было все в порядке. Теперь можно будет отвезти его в больницу.

Джереми посмотрел через плечо дочери на Себастьяна.

– Что с вами случилось? – озабоченно спросил он. – Вы не ранены? Я ничего не помню после того, как…

– Папа, как ты сюда попал? – вмешалась Меер.

– Сегодня утром Себастьян приехал в больницу и сказал, что тебя обманом заманили сюда, заверив в том, что я здесь и мне угрожает опасность, однако на самом деле это была ловушка, и ты в нее попалась. Мы поспешили сюда, но как только вошли в здание, меня оглушили. Очнулся я, запертый в этой проклятой камере, не имея понятия, где ты и как тебя найти.

Меер снова охватила дрожь. Она судорожно попыталась разобраться в словах отца, в том, что это означало. Не глядя, отец нащупал у нее на спине шрам в виде полумесяца и погладил ее.

– Ты забрал моего отца из больницы, – обернувшись к Себастьяну, гневно произнесла Меер. – Зная, что ему назначены процедуры, ты привез его сюда, подвергнув опасности? С чего ты взял, что у меня неприятности? Я ничего не понимаю.

– Так ты все это время находилась где-то в другом месте? – спросил дочь Джереми. Теперь и он тоже был сбит с толку.

– Нет, я была в гостинице и…

Меер осеклась, оглушенная грохотом захлопнувшейся стальной двери и щелчком ключа, повернувшегося в замке. Отец и дочь разом отвернулись друг от друга и посмотрели на Себастьяна, стоявшего с противоположной стороны решетки.

ГЛАВА 80

Четверг, 1 мая, 11.39

Меер лихорадочно соображала, что может означать запертая дверь. Себастьян помогал ей с самого первого дня, как она приехала в Вену. Когда все это переменилось? Когда Себастьян начал использовать ее в своих корыстных целях? Взяв в качестве приманки отца, он притупил ее внимание и заманил в ловушку так, что она даже не поставила под сомнение его мотивы. Но почему она должна была что-то заподозрить? Себастьян казался тем, кем себя выдавал. Не в силах поверить, что она так в нем ошибалась, Меер в поисках ответа всмотрелась в его лицо. Вот уже несколько дней они были так тесно связаны друг с другом, и вдруг все это исчезло. Но хотя бы в одном этом Себастьян ее не разочаровал. Он ответил на невысказанный вслух вопрос.

– Если бы ты сегодня утром исполнила мелодию… ничего этого не произошло бы. Пожалуйста, сыграй ее сейчас, – сказал он, протягивая Меер флейту. – Мне больше ничего не нужно.

От этого мгновения она бежала всю свою жизнь. Не от мелодии. Не от дождя. Не от страхов. А от неизбежности собственной неудачи. Давным-давно она ошиблась в отношении Арчера Уэллса, и вот теперь она ошиблась в отношении Себастьяна.

– Ты раскрыла мелодию? – спросил дочь Джереми.

– Этой ночью, – ответила та, не отрывая взгляда от Себастьяна.

– Это та самая музыка, звучавшая у тебя в голове с раннего детства? – Несмотря на нависшую над ними опасность, Джереми, похоже, был потрясен этим открытием и не мог ни о чем другом думать.

– Да. Но это еще не все. То, о чем ты мне столько рассказывал: «дерево жизни», последовательности обертонов, бинауральные ритмы… все то, что связано с музыкой и звуковыми колебаниями… Ты был прав.

Лицо Джереми озарилось гордостью.

– Только этого я и хотел. Помочь тебе. Научить тебя тому, что поможет прожить свою жизнь.

Вот что ей нужно было помнить о Себастьяне: он отец, готовый пойти на все, чтобы помочь своему ребенку, и в том числе разрушить отношения между Меер и ее отцом. Но сначала требовалось выяснить, насколько сильно она в нем ошиблась.

– И как далеко ты зашел? Это ты похитил письмо Бетховена? Украл шкатулку с играми из художественного салона?

– Нет, разумеется, не я. Я ничего не крал и никому не делал больно.

– До этого случая?

– Я и сейчас этого не хочу. Я не собираюсь похищать флейту, я просто хочу сыграть на ней для Николаса.

– И как ты намереваешься это сделать? Тебя ведь даже больше не пускают к нему в палату.

– С этим я как-нибудь разберусь.

Меер пришла в голову спасительная мысль.

– Если ты меня выпустишь, я поеду в клинику Штейнхофа и исполню Николасу мелодию. Если выехать немедленно, мы прибудем на место меньше чем через час. Мы освободим твоего сына от прошлого, Себастьян. Надо будет только отвезти моего отца обратно в больницу, и потом мы отправимся к Николасу.

– Ребекка тебя к нему не допустит.

– Я смогу ее убедить. Не сомневаюсь в этом. Я знаю, что с ним. И смогу ей все объяснить.

Себастьян покачал головой.

– Ребекка не станет даже разговаривать с тобой. Она не отвечает на мои звонки. – Его голос был переполнен грустью.

– В таком случае как же ты сам собираешься сыграть для Николаса?..

– Я уже обо всем договорился, – оборвал ее Себастьян.

– Себастьян, ты идешь на слишком большой риск. Что станется с твоим сыном, если ты окажешься в тюрьме? Поверь, ты сам не захочешь с ним разлучаться. Это слишком высокая цена.

– У Николаса должен быть шанс, и я сделаю все, чтобы дать ему этот шанс. Спасти сына. – Отто шагнул к самой решетке, так, что смог бы протянуть руки между прутьями и прикоснуться к Меер, и она ощутила своим лицом его дыхание. – И ты скажешь мне ноты этой мелодии, потому что ты тоже сделаешь все, чтобы спасти своего отца, ведь так?

– Как ты смеешь! Как ты смеешь использовать мою дочь?!

На шее у Джереми проступили темные ниточки вен, и Меер увидела жилку, пульсирующую под бледной кожей.

– Меер, пожалуйста, назови ноты. Обещаю, что в этом случае вы оба выйдете отсюда живыми и невредимыми.

Себастьян протянул молодой женщине флейту, и в неярком свете музыкальный инструмент в его дрожащей руке показался живым существом.

У девушки сжалось сердце при виде этой древней флейты, созданной когда-то, для того чтобы нести утешение и давать силы, но теперь она несла боль, смятение и хаос.

– Меер, ни в коем случае не делай то, о чем он просит! – взмолился Джереми. – Даже ради меня ты не можешь нарушать обещание, данное столетия назад!

Откуда отец узнал про обещание помочь спрятать флейту, данное Марго Бетховену? Но с этим вопросом придется повременить. Развернувшись, Себастьян в два шага пересек узкий проход и склонился над старым обогревателем, установленным в нише, где до сих пор оставались кости древних римлян. Ему пришлось повозиться, но в конце концов он повернул черную круглую рукоятку вверх.

Меер почувствовала, как дыхание отца у нее за спиной стало учащенным и сдавленным.

– Что он делает? – шепотом спросила она.

– Себастьян, перекрой газ! – крикнул Джереми. – Обязательно выяснится, что это сделал ты, и ты окажешься за решеткой, а Николасу это никак не поможет!

– Поможет, если я потом вернусь, открою дверь и выпущу вас.

Себастьян повернул черное колесико еще дальше, и зловещее шипение вырывающегося газа усилилось.

– В этом нет необходимости. Себастьян, перекрой газ. Меер, дай ему то, что он хочет. – Голос Джереми был наполнен горечью поражения.

– Я перекрою газ только после того, как получу ноты мелодии. Времени более чем достаточно. Итак, Меер? Мелодия?

Достав из кармана карандаш и лист бумаги, Себастьян Отто ждал. Он снова стоял рядом с решеткой, и Меер могла выхватить карандаш у него из руки. Или ключ от камеры, убранный им всего несколько минут назад у нее на глазах в карман.

– Я раскрыла ключ к мелодии вчера поздно ночью, – сказала Меер отцу, надеясь, что он поймет намек.

– Об этом ты сможешь рассказать ему позже, – нетерпеливо произнес Себастьян.

– Ключ, – продолжала Меер, обращаясь к отцу, – с самого начала был у меня перед глазами, и…

– Меер! – оборвал ее Себастьян.

У нее не было выбора; оставалось только надеяться, что отец понял ее намек. Глядя на флейту, Меер, хотя она и знала «круг квинт» Пифагора наизусть, начала читать последовательность из двенадцати нот, скрытых в концентрических окружностях. Но Отто этого не знал. Она просто пыталась потянуть время, дать отцу возможность действовать.

Меер услышала за спиной сдавленный возглас: ее отец тоже разгадал последовательность.

– А затем еще одна до, – продолжала Меер, обращаясь к Себастьяну, – и мелодия начинается сначала.

Мужчина оторвался от листка бумаги в руках.

– Почему я должен верить, что это те самые ноты?

– Это они, я не стану тебе лгать. Когда на карту поставлена жизнь моего отца. Итак, теперь ты выпустишь нас, чтобы я отвезла отца в больницу?

– Как только буду уверен.

Быстро протянув руку сквозь прутья решетки, он выхватил флейту у Меер из рук, поднес ее к губам и начал исполнять «мелодию памяти»: до, соль, ре…

Меер охватила дрожь.

Себастьян исполнил ля, затем ми. У нее застучали зубы.

Звуки, выходившие из древней костяной флейты, были музыкальным сопровождением всей ее жизни. Навязчивые и захватывающие, завораживающие и гипнотические. Прошлой ночью мелодия так и не вызвала скачок в прошлое… Быть может, того, кто играл на флейте, мелодия не трогала – не трогала так, как она сейчас тронула Меер, проникая в самые потаенные глубины ее существа. Знакомая, пугающая и бесконечно прекрасная.

Мелодия действовала. Меер вспоминала прошлое.

Раскат грома прогремел так оглушительно, словно небо раскололось пополам. Лошадь Марго осела назад, но женщина удержалась в седле. Сквозь сплошную пелену дождя с трудом можно было разглядеть приближающегося всадника. Марго ударила каблуками лошадь по бокам, заставляя ее скакать вперед, и в то же время сунула руку в карман плаща и обвила пальцами холодную металлическую рукоятку пистолета. Пока у нее есть оружие, она в безопасности.

– Нет! – воскликнула Меер, затыкая уши руками. – Пожалуйста, не надо!

Всадник приблизился к ней справа, уже сжимая в руке пистолет.

– Ах ты, маленькая дурочка! – с укором произнес Арчер Уэллс, и в это мгновение слух Марго заполнился новым раскатом грома. – Мы же заключили соглашение, и я позабочусь о том, чтобы ты выполнила свою часть.

Запутавшись в складках плаща, Меер неловко вытащила из кармана пистолет и, стараясь унять дрожь в руке, навела его на Арчера.

– Нет, пожалуйста, прекрати!

Боль жидким огнем разлилась по всему телу Меер. Она не хотела вспоминать вот так. Только не здесь, только не сейчас. Но она не могла остановить неудержимый вал воспоминаний.

Джереми не мог знать, что именно вызывает страдания его дочери, однако не вызывало сомнений, что это каким-то образом связано с мелодией, с той самой мелодией, которую он искал для нее с самого ее детства. Однако сейчас боль была слишком сильной. Джереми не мог этого вынести. Он протянул руку сквозь решетку, но вместо того чтобы схватить ключ, попытался вырвать флейту, одержимый стремлением во что бы то ни стало остановить Себастьяна.

Отто с силой оттолкнул его, и Джереми, отлетев назад, упал, ударившись головой о каменную стену.

Застрявшая между прошлым и настоящим, Меер не смогла действовать быстро и выхватить ключ у их мучителя из кармана. Когда она протянула руку, тот уже отступил от двери. Услышав за спиной стон отца, Меер развернулась.

– Папочка…

Он не отвечал. Девушка окликнула его снова, но отец молчал.

В коридоре гулко зазвучали шаги убегающего Себастьяна.

– Папа?

Ответа не было. Прижавшись ухом к груди отца, Меер вслушалась в биение сердца.

– Папа?

Затихающие шаги Отто звучали так же слабо, как и удары сердца ее отца.

– Папа?

На этот раз его веки задрожали и поднялись, и он слабо улыбнулся.

– Со мной все в порядке… я просто думаю. – Умолкнув, Джереми закашлялся. – Нам нужно выбираться отсюда. Кажется, этот мерзавец оставил газ открытым. Он ведь не закрывал кран, так, Меер? Ступай, взгляни… ты сможешь определить это по тому, насколько далеко торчит стержень.

– Ты прав. Господи, ты прав!

– Нам нельзя здесь оставаться.

И тут девушка вспомнила, что у нее есть сотовый телефон. Ну, как она могла забыть об этом и потерять несколько драгоценных минут? Встав, молодая женщина оглядела крохотную камеру в поисках своей сумочки и обнаружила ее на полу в углу. Ее облегчению не было предела. Решение так просто. Сунув руку в сумочку, Меер достала маленький серебристый аппарат, открыла его и стала ждать появления сигнала. Часы показали, что времени было уже почти час дня.

Одна полоска… две полоски… Теперь все будет хорошо. Так просто. Вдруг полоски исчезли, и на экране появилось сообщение: «Аппарат вне зоны действия сети».