Текст книги "Горячая штучка"

Автор книги: Люси Вайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Она нервничает и выжидательно молчит, напряженно глядя на меня. Томас тоже наблюдает за мной. Я не произношу ни слова, и она продолжает:

– Твоя картина примет участие в туре по стране. Разве это не замечательно? Это может дать старт колоссальным изменениям в твоей жизни.

Она снова выжидает, а я думаю, как сказать ей о том, что нужно сказать.

– Ты сердишься на меня? – спрашивает она дрожащим голосом. – Я просто хотела что-то сделать для тебя. Подтолкнуть. Ты – такая талантливая и…

Я обрываю ее.

– На самом деле, – я делаю глубокий вдох, – я вошла не в первую двадцатку, я заняла первое место.

Софи сконфужена.

– Но ты…

Я опять прерываю ее.

– Я не сержусь, Софи, поверь мне. Спасибо за то, что ты так поступила. Но ты ошибаешься, я не боялась принять участие в конкурсе, я просто боялась сказать кому-то, что представила на конкурс свои работы. Дело в том, что я одной из первых подала заявку на участие. – Томас и Софи смотрят на меня, открыв рот, а я продолжаю. – Помнишь Элизабет, с которой мы познакомились на вечеринке в «The Hales»? Она говорила о «новом Бэнкси», который так взволновал публику? Ну… так это моя работа. Сегодня мне позвонили, так же, как и тебе. Я стала победителем конкурса.

Лица у обоих вытянулись. Они смотрят на меня с неподдельным удивлением.

Первым заговаривает Томас.

– Но… но твои работы не имеют ничего общего с Бэнкси. Ты пишешь яркими красками, и лица на твоих картинах так филигранно выписаны… – Я тронута тем, что он с таким вниманием относится к моим картинам.

– Наверное, они имели в виду, что я похожа на Бэнкси в том, что не подписала свою картину, – объясняю я. – Я не указала в заявке своего имени. Потому что, как говорит Софи, я – трусиха.

– Ты победила? – наконец говорит Софи. – Ты, черт побери, ПОБЕДИЛА? – выкрикивает она последнее слово, подпрыгивая, вопя и обнимая меня. Томас следует ее примеру, и оба они начинают кричать от радости, заглушая друг друга.

Неожиданно Томас перестает прыгать, вытаращив округлившиеся глаза. – Но премия огромная, да? Наверное, гигантская куча денег?

– Да, это крупный грант, – осторожно говорю я. – Так они оценили мои – как они выразились? – мои «художественные усилия».

– Обалдеть, – тихо говорит Софи. – Поразительно.

– Я уже решила, что сделаю с ними, – ухмыляясь, говорю я. – Я собираюсь инвестировать деньги в новую галерею Элизабет. Я встречалась с ней сегодня утром. Она уже предложила мне работу ассистента, когда откроется галерея, а теперь я стану еще и инвестором! Во время нашей утренней встречи мне позвонили организаторы национального конкурса искусств, поэтому я тут же сделала ей предложение. Я буду помогать Элизабет с галереей и продолжать писать в свободное время. Вы можете в это поверить? Это работа, о которой я мечтала. Я стану одной из тех самодовольных задниц, которые любят свою работу.

– Черт, – восхищенно произносит Томас, и минуту мы переглядываемся.

Когда я, наконец, выхожу из дома, Джен в бешенстве кричит, что чувствовала себя «не лучше, чем кошка, оставленная в нагретой машине», и грозит позвонить в Королевское общество защиты животных, но она не силах испортить мне настроение. Огромная тяжесть упала с моих плеч. Мои друзья вновь стали моими друзьями, и я сделала большой шаг в своей карьере, причем в нужном направлении. Мне не верится, что все, наконец, налаживается.

Есть еще один человек, у которого я должна попросить прощения.

– Элли?

При звуке его голоса меня обуревают странные чувства самого разного рода.

– Привет, Тим, – смущенно говорю я. – Как дела?

– У меня все хорошо, Элли, а как у тебя?

Мы не разговаривали почти пять месяцев. Я так и не извинилась, так и не попросила прощения за то, как порвала с ним. Мы были всем друг для друга, а потом вдруг стали ничем. Это ужасно. Мы обменялись несколькими письмами, когда он захотел продать квартиру, но продажа надолго откладывалась, и я потеряла надежду на то, что это когда-нибудь случится. И теперь я здесь, прячусь в папиной комнате, пока все остальные играют внизу в «Boggie». Я разговариваю с Тимом по телефону.

Я сглатываю.

– У меня все прекрасно. Прости, что звоню тебе вот так, вдруг.

– Все нормально, приятно слышать твой голос, – вежливо говорит он. – У тебя все в порядке? Ты по поводу квартиры? Потому что на самом деле я…

– Нет, нет, – поспешно говорю я. – Мне хотелось поговорить с тобой. Уже давно нужно было это сделать. Я должна попросить у тебя прощения, Тим.

На секунду на линии воцаряется молчание, и я размышляю, не повесил ли он трубку.

Потом я слышу его голос.

– Нет, ты не должна, – тихо говорит он. И говорит таким милым, таким добрым голосом, что я снова начинаю плакать.

Мне, правда, нужно научиться контролировать свои слезы. Иначе я стану такой же ненормальной, как папа.

– Должна, – торопливо произношу я, мне необходимо договорить. – Я так… так ужасно поступила с тобой …

Что еще сказать?

Я запинаюсь, и опять повисает молчание.

Он тихо говорит:

– Ты изменяла мне. Да, Элли, я знаю.

Конечно, знает. Знал. Невыносимое чувство вины овладевает мной, и я вновь и вновь начинаю просить прощения.

– Прекрати, Элли, – прерывает он меня. – Послушай, это не такая уж из ряда вон выходящая ситуация, но в последний год я много думал, и это здорово. Я понял, что ты пережила. Ни один из нас не был тогда на высоте.

– Ты был, ты вел себя замечательно… – начинаю я, и он перебивает меня.

– Нет, не был. Может быть, ты не помнишь. Твоя мама была больна, а я все время думал лишь о себе. Тебе нужна была свобода, ты просила меня об этом, а я не хотел оставлять тебя одну. Я так боялся, что ты уйдешь от меня, так боялся, что ты оттолкнешь меня. Я превратился в неуверенного, ноющего неудачника, тогда как все мои чувства без остатка должны были принадлежать тебе. Ты отдалялась от меня, а я только еще больше отталкивал тебя. Мне очень жаль.

Разве так все было на самом деле? Я не помню.

– Все-таки мне не следовало вести себя так, – медленно говорю я. – Я должна была поговорить я тобой, мне не следовало обманывать тебя.

– Да, – соглашается он. – Но такое случается.

– Значит, ты не испытываешь отвращения ко мне? – тихо спрашиваю я.

– Конечно, нет, никакого отвращения, – вздыхает он. – Слушай, Элли, у нас тобой была прекрасная и долгая любовная связь. Но в конечном счете для нас обоих это было не то, что нужно. Я всегда буду беспокоиться о тебе и всегда буду рядом, если ты будешь нуждаться во мне. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты счастлива?

Это вопрос. Я улыбаюсь в трубку.

– На самом деле, да, – говорю я. – А ты, Тим?

– Я счастлив, – говорит, и я уверена, что он тоже улыбается. – Я познакомился кое с кем. Она довольно красивая, нет, она удивительная, у нас все замечательно.

– Здорово, – говорю я и не лгу. Я хочу, чтобы жизнь Тима удалась. Есть бывшие, которым я пожелала бы только смерти и разорения, но Тим не относится к их числу. Я так рада, что не слишком больно ранила его. Мне так легко оттого, что он не питает ко мне ненависти и не винит меня.

Мы еще немного разговариваем о нашей жизни, о том, что в ней происходит. Он радуется, когда я рассказываю ему о конкурсе искусств, а я радуюсь, когда он говорит, что его ждет повышение по службе. Как приятно наверстать упущенное, и у меня кружится голова оттого, что чувство вины, которое я носила в себе весь последний год, рассеялось. Я могу наладить свою жизнь, ведь я не разрушила его жизнь.

Взглянув на стенные часы, я понимаю, что мне нужно поторопиться, чтобы успеть на турнир «Boggies».

– Мне пора, Тим, – неохотно говорю я. – Было очень приятно, спасибо тебе.

– О, пока ты не ушла, – говорит он, – прости, что так задержал тебя, но, Элли, квартира наконец продана.

17

13.34, суббота 13 апреля

Местоположение: Снова дома у папы, где мы отмечаем мой день рождения. Забавно, но папа, кажется, использовал те же желтые шары, что я откопала на его 60-летие. Одному богу известно, как они выжили, некоторые из них сдулись, но остальные в порядке, и мне приятно смотреть на них. Софи, Томас, Джен, Милли и папа, все они тоже здесь, неловко стоят вокруг шаров и слушают, как Милли объясняет, почему она рада смерти Мариссы Купер[90]90
  Марисса Купер – персонаж сериала Одинокие сердца.


[Закрыть].

Сегодня у меня день рождения. Мне тридцать лет.

Мне все равно, что я превращаюсь в тридцатилетнюю. Совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно, совершенно все равно.

Правда, мне искренне наплевать. Теперь мне, черт побери, все представляется в розовом свете. Джен и Милли со мной и с папой, именно там, где им и положено быть. Я не знаю, как у них сложится с Эндрю, они часто разговаривают по телефону, и он обещал бросить свою работу – стать более внимательным отцом и мужем, – но Джен, видимо, не уверена в этом. Я не знаю, помирятся ли они, но, кажется, она стала счастливее. Брак – это сложно, но такова жизнь, думаю я. С Софи и Томасом у меня снова налаживаются теплые дружеские отношения, и скоро я начну работать в галерее. В понедельник у меня состоялась удивительная встреча с Элизабет. Мы с ней спелись (ловкая острота) во всем, что касается организации работы и наших целей, разработали бизнес-план и тому подобное.

Итак, да, тридцать лет – это, черт побери, замечательно. Единственное, что меня немного печалит, это то, что в этой суматохе мне так и не удалось ничего организовать. Когда Джен вчера вечером услышала об этом, она, по собственной инициативе, написала на моей странице в Facebook, что, коль я такая «ужасная неудачница», мы в шесть часов вечера отправимся в папин любимый коктейль-бар, «All Bar One», и все желающие могут присоединиться к нам.

Что совсем неоскорбительно. Как неоскорбительно и то, что целых семь человек «лайкнули» ее объявление. Семь человек, включая папу, Джен – которая считает за правило «лайкать» собственные посты в Facebook – и Милли, которая совсем недавно стала пользоваться социальной сетью, только не говорите дедушке, она не хочет, чтобы он добавил ее себе в друзья.

Итак, сегодня днем и сегодня вечером мы будем явно скучать в кругу семьи, но меня это не тревожит. Все, кого я люблю, будут рядом – папа, Джен, Софи, Томас. Правда, не будет Милли, поскольку, да, вышибала-Алан не позволит нам перейти черту. Он может позволить себе посмотреть сквозь пальцы на принесенную с собой лишнюю тубу с чипсами «Pringles», но ребенок без-малого-семи-лет-от-роду это, пожалуй, слишком.

Однако все нормально, потому что Милли здесь, она ждала до последнего, чтобы подарить мне самодельную поздравительную открытку. Это еще один карандашный рисунок, на этот раз она изобразила нас обеих, сидящих в мамином волшебном саду. На нем так много деталей – даже распускаются пионы, – в знак благодарности я слегка прижимаю к себе племянницу. Она действительно талантлива. Возможно, я устрою настоящую выставку Милли в своей галерее. А может быть, просто поставлю рисунок на холодильник.

Я поворачиваюсь к Софи, которая в подробностях объясняет, как она планирует осенью заново декорировать свой дом. Сегодня она ни разу не упомянула о моей любовной жизни, за что я буду ей вечно благодарна. Но в то же время мне немного досадно оттого, что она, наконец, перестала донимать меня со свиданиями, именно в тот момент, когда я могла бы прислушаться к ее совету по поводу Джоша.

Я еще не возвращалась в ГД, не желая сталкиваться с ним лицом к лицу. Он думал, что я всю неделю была в Лос-Анджелесе, поэтому я решила остаться у папы и все обдумать. Он – последний, с кем мне осталось провести очную ставку, но я до сих пор не знаю, что сказать. Мне необходим совет Софи.

– Эй, мне нужно кое о чем поговорить с тобой, – говорю я, обрывая ее и оглядываясь вокруг в поисках подслушивающих. Томас болтает с папой, а Джен и Милли смотрят телевизор.

Я откашливаюсь.

– Пару недель назад я случайно переспала с Джошем, и теперь он говорит, что я ему нравлюсь, и что он хочет, чтобы мы были вместе.

– ЧТО? – взрываясь, восклицает Софи. – Почему ты не рассказала мне об этом раньше? Что с тобой? Козел-Джош? Когда у вас был секс? Тебе понравилось? Он страстный, какой он? Ты во время секса, как обычно, смещалась влево? Ты собираешься сказать ему «да»?

– Тише, тише, тише, тише, – прошу я в панике, но Джен уже стоит рядом с нами.

– Что происходит? – агрессивно спрашивает она.

– В нее влюбился сосед по квартире, он хочет стать ее парнем! – говорит Софи, пожалуй, с излишним вдохновением. Папа с тревогой на лице смотрит на нас. Томас отводит взгляд.

– Он приятный на вид? – говорит Джен, поворачиваясь ко мне. – Ты любишь его? Это Тот Единственный? И ты действительно во время секса всегда сдвигаешься влево?

– Это второстепенные вопросы, – говорит Софи, тыча указательным пальцем в лицо Джен. Наконец-то они в чем-то согласны.

– Я не могу сказать, что он – Тот Единственный, – кротко говорю я. – И я еще не знаю, что я ему отвечу. Я даже не знаю, нравится ли он мне как человек, я никогда не думала о нем как о потенциальном приятеле. – Я смотрю на Софи. – Когда ты поняла, что Новый Райан – это тот парень, который тебе нужен?

Софи задумывается, а я серьезно добавляю:

– Тогда, когда ты увидела его большой дом?

Она хихикает, кивая.

– Да, это произошло, когда я впервые увидела «Пемберли»[91]91
  Пемберли – роскошное поместье, упоминаемое в романе Джейн Остин «Гордость и предубеждение».


[Закрыть]. На самом деле, нет, это произошло, когда мы начали встречаться, и я почти мгновенно поняла, что смогу спокойно покакать у него дома.

– Очень романтично.

– Я знаю. – Она снова хихикает. – Прежде я никогда не могла этого сделать у парня, но с Новым Райаном я сразу же почувствовала себя очень комфортно и безопасно. Как будто я всегда могу быть самой собой, как будто он никогда не осудит меня. Я поняла это тогда.

Джен, стоя рядом с нами, закатывает глаза.

– О, не важно. Я вчера покакала у дантиста. Ну и что же?

Мы с Софи аплодируем.

В другом конце комнаты покашливает папа, что означает, что он хочет произнести речь. Сегодня он выглядит очень симпатичным в новой стильной рубашке в клетку и темных джинсах. Вчера они с Джен ездили в Лондон, где, по его рассказам, она заставила его купить кучу вещей от «The Topmens»[92]92
  Topman – британский международный магазин мужской одежды.


[Закрыть].

– Ленни, Дженни, – начинает он.

При чем тут Дженни? – с обидой думаю я, это мой день рождения.

– Вы знаете, что я очень люблю вас обеих.

Началось. Мы с Джен переглядываемся.

– И очень горжусь вами.

Я стараюсь не закатывать глаза.

– И знаю, что вы были удивлены, не получив за последнее время ни одной из новых глав 75 оттенков Тони.

Мы с Джен снова переглядываемся. Мы забыли о существовании его романа. Если говорить честно, недавно я перестала проверять свой Gmail в знак протеста против неизменно бесстыдных писем от «HungryHouse»[93]93
  HungryHouse – британский интернет-магазин для онлайн-заказа еды на вынос.


[Закрыть] с вопросами о том, понравился ли мне комплексный обед на вынос.

Папа продолжает.

– Так вот, причина в том, что, ну, как бы это сказать? Я влюблен.

Он косится на нас. Я, раскрыв рот от удивления, смотрю на него, а Джен гримасничает.

– Любовь на старости лет, – вопит она. – Отвратительно.

Папа выжидающе смотрит на меня.

– Ну, – мычу я, – папа, это чудесно. Хм, кто эта счастливая дама? Можно ли нам познакомиться с ней? Это не любительница чайных пакетиков, нет? Ты мог бы выбрать получше.

– Нет, нет, – говорит он, взмахивая рукой. – На самом деле ну, это… Кэндис из соседнего дома.

ЧТО? Кэндис? КЭНДИС?

Но как же Питер?

НО КАК ЖЕ ПИТЕР?

– Но, – с ужасом говорю я, – как же Питер?

– Питер? – растерянно говорит папа.

– Э-э, муж Кэндис? – напоминаю я, насупив брови. Прошу тебя, милый папочка, скажи, что ты не закрутил с ней. Представь, какой скандал будет в городе. – Они разводятся?

– Питер? – повторяет папа, при этом его лицо светлеет. – О, о нет. Нет, нет, Элли. Питер – это пес Кэндис. Питер – это такса.

Софи с Томасом прыскают со смеху.

– Что? – Я совершенно сбита с толку. – Нет, нет, это невозможно, ты же говорил, что они поженились пару лет назад, разве не так?

Папа качает головой.

– Не думаю, что я так говорил, дорогая. Он – пес.

Я прокручиваю в голове все его россказни о том, что он был в гостях у Кэндис и Питера, о том, что Кэндис с Питером приходили к нему на ужин, о том, что он ходит гулять с Кэндис и Питером.

– Постой, – говорю я. – А как насчет твоих слов о том, что Питер очень нежен с ней?

– Да. – Папа трет глаза, поглядывая на Софи и Томаса, которые стоят, прислонившись друг к другу, с открытыми от удивления ртами. – Он очень нежен с ней. Он всегда прижимается к коленям Кэндис и лижет ее. Он и меня облизывает. – Папа умолкает. – Что, по-твоему, я имел в виду, когда на днях сказал, что Питер все время облизывает мне лицо?

Ой, точно, да, я подумала, что это странно.

– Хорошо, то есть на самом деле она не замужем? – еле слышно говорю я.

Папа доброжелательно смеется.

– Нет, дорогая, она не замужем. Когда-то давно она была замужем, но примерно четыре года назад развелась. И я… – он улыбается, оглядывая комнату, – совершенно влюблен в нее.

Он смотрит вдаль, в направлении ее дома, словно пытаясь увидеть ее сквозь стены. Когда он снова начинает говорить, его голос звучит мечтательно.

– Она такая добрая и милая. И такая заботливая. Она смешит меня и все знает про Интернет. Это очень впечатляет, она научила меня добавлять вложения и распечатывать письма.

– Ладно, я двумя руками «за», – говорит Джен, вставая. – Она знает? Ты сказал ей о своих чувствах?

Папа краснеет.

– Нет, еще нет. Я хочу, я правда хочу, только я… сначала я хотел поговорить с вами – понять, как вы к этому относитесь, а уже потом сказать ей.

Джен идет прямо к двери.

– Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня, папа. Пойдем прямо сейчас и покончим с этим. Я хочу познакомиться с этой повелительницей Интернета типа Стива Джобса.

Я, как огорошенная, все еще сижу на диване, и папа с тревогой смотрит на меня.

– Ты согласна, Элли?

Согласна ли я с этим? Я подстегиваю себя. На самом деле… да, черт бы меня побрал. Я так давно не видела папу таким счастливым и взволнованным. Ну и что же, что она печет ужасные пироги, я пробовала вещи и похуже (см. мою ночь с Джошем)? Ну и что же, что она одержима тем, что все распечатывает на цветном принтере? Видимо, папе все это по вкусу. Он заслуживает всего счастья, какое только есть на Земле, и, если он встретил ту, которая способна дать ему это счастье, тогда ладно, да, я, черт побери, согласна!

Я встаю.

– Совершенно согласна, – с ухмылкой говорю я. – Ты должен пойти к ней прямо сейчас и сказать!

Он слегка дрожит, а потом, расправив плечи, решительно кивает.

– Давайте сделаем это! – Он, таким же решительным шагом, как Джен, идет вслед за ней к входной двери и оглядывается на нас. – Пойдем, Ленни. И вы, Софи и Томас, тоже пойдемте! Вы все – моя семья, и я хочу, чтобы вы были там. – Мы с радостными возгласами идем за ним к двери в предвкушении того момента, когда папа поведает любимой женщине о своих чувствах.

Не странно ли? Вероятно, странно, но кому какое дело, верно?

Свита, возбужденно восклицая, выходит за дверь и шагает по подъездной дорожке к дому Кэндис. Мы суетимся – не могу припомнить, когда в последний раз я испытывала такое волнение и страх. Пожалуйста, пусть она скажет, что тоже любит его. Пожалуйста, пожалуйста. Я бросаю взгляд на папу. Он выглядит заинтригованным и думает, что это очередная серия из Соседей. Кажется, только я нервничаю.

Мы подходим к дому, и Джен – которая всегда и везде первая – три раза агрессивно колотит в дверь. Томас подталкивает папу вперед, а мы все в ожидании жмемся к нему.

Когда дверь открывается, у всех замирает дыхание.

Дама, стоящая в проеме двери, – словно зеркальное отражение моего папы. Маленькая, полная, примерно того же возраста, с милым лицом – их можно было бы принять за пару лесбиянок или даже за близнецов-лесбиянок.

Я трясу головой, чтобы вычеркнуть из памяти термин из порнографической поисковой системы (отложим на потом), стараясь сосредоточиться на ее привлекательном и смущенном лице в стиле Анджелы Лэнсбери[94]94
  Анджела Лэнсбери (1925) – англо-американская актриса и певица.


[Закрыть].

– Алан? – нервно говорит она, а пес – по-видимому, Питер, господи, какая я идиотка – присоединяется к ней в дверях, виляя хвостом и принюхиваясь.

– Привет, Кэндис, – говорит папа, внезапно бледнея. Надеюсь, он не упадет в обморок. – И тебе привет, Питер, – продолжает он, наклоняясь и гладя собаку, которая любовно облизывает его, а потом тыкается носом папе в промежность. – Извини, что вторгаемся к тебе вот так, – говорит папа, с беспокойством оглядывая всех нас, а мы выжидающе смотрим не него. Безусловно, папа внезапно осознает, что притащил с собой кучу свидетелей, что, вероятно, не самый лучший вариант.

Он сглатывает и опять поворачивается к Кэндис.

– Я хотел познакомить тебя со своей семьей.

Она улыбается, у нее просто очаровательная улыбка. Папа прав, я уже понимаю, что она относится к тому разряду людей, от которых веет теплом.

– О, боже мой, как приятно, – восклицает она. – Прошу вас, входите все!

Но мы не двигаемся, и папа замер на месте.

– Прежде, чем мы войдем… – снова откашливается он, а мы все замираем, исподтишка поглядывая друг на друга. – Кэндис, мне нужно кое-что сказать тебе.

Она выглядит встревоженной, а я сдерживаю ухмылку.

Мы все дружно вздыхаем. Ну вот. Он скажет? Вперед, папочка!

– Я люблю тебя, Кэндис, – выпаливает он, а я хватаюсь за сердце, мое сердце поет. – Я очень, очень тебя люблю. И я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь почувствовать то же самое, но я должен сказать тебе об этом. Я хотел сказать тебе об этом уже давно, потому что ты, Кэндис – самая добрая и красивая женщина в мире. Я…

Кэндис, сделав одно плавное движение, ступает на циновку у двери и прикладывает палец к его губам, призывая замолчать. Теперь она стыдливо улыбается и шепчет:

– Алан, я тоже люблю тебя. Мне кажется, ты совершенно удивительный.

Потом они целуются.

И как непристойно. Простите, что нарушаю романтическую атмосферу, но это правда непристойно.

Джен громко отрыгивает, а я отворачиваюсь, притворившись, что проверяю телефон. Софи прикрывает глаза, а Томас фыркает.

Но они продолжают целоваться, как ненормальные. Они как будто забыли, что мы еще здесь.

Через пару минут они, наконец, прекращают, и Кэндис умоляет всех нас пройти в ее необычайно оранжевую гостиную. Мы чувствуем себя как дома, и Джен немедленно начинает хватать и рассматривать разные салфеточки с изображением собак, которыми застелены все поверхности. Кэндис тепло целует каждого из нас и даже умудряется выглядеть не слишком озадаченной, когда папа представляет ей «Софи и Томаса – друзей Ленни, которые тоже хотели познакомиться с тобой».

– Позвольте всем предложить по чашке чая? – говорит она, и папа вскакивает, чтобы помочь ей. Они смотрят друг на друга, как глупые влюбленные щенки, и Кэндис протягивает руку, чтобы поддержать его. Он берет ее за руку.

Их не было минут 15, к этому моменту все мы с чувством тошноты думали о том, чем они могли заниматься, готовя чай.

Вернувшись домой уже с Кэндис, мы напиваемся, и в этот момент Джен отводит меня в сторону и ведет в свою комнату. Там она дарит мне платье.

– Это подарок на твой день рождения, надень его сегодня вечером, – говорит она. Взяв его в руки, я восхищаюсь мягкостью ткани. Оно такое красивое. Темно-синего цвета, длиной до колен и отлично подходит к моей фигуре. И, примерив его перед зеркалом, я почувствовала себя Заколдованной Эллой. Я смотрюсь в нем удивительно. Я вижу в зеркале, как Джен за спиной играет с моими волосами. – И тебе нужно приподнять волосы, вот так. Хочешь, я помогу? – говорит она, а я, улыбаясь, киваю. Я чувствую такое облегчение оттого, что она вновь стала собой. Как будто она целый год сдерживала дыхание и теперь, наконец, выдохнула. Загар стал бледнее, но щеки опять стали румяными. И я думаю, что она, пожалуй, уже чуть-чуть поправилась (хотя ей об этом я говорить не буду). Она стала выглядеть намного лучше, сидя на папиной насыщенной углеводами диете и питаясь выпечкой Кэндис (интересно, Джен говорит, что ей действительно нравятся ее нелепые пироги).

Трудно сказать, изменилась ли она потому, что у них с Эндрю все вернулось в свою колею, или потому, что она далеко от него. Я не уверена, что она сама знает. Через несколько дней она возвращается в Лос-Анджелес, полагаю, там будет видно.

– Большое спасибо, Джен, мне нравится, – говорю я, держа ее за руку. Она, в свою очередь, сжимает мою.

– Спасибо тебе, Элли, – тихо отвечает она.

Когда несколько часов спустя мы прибываем в бар, Алан-Великан мгновенно замечает нас и кричит, чтобы мы сразу же заходили. Подростки в очереди досадливо восклицают, глядя на нашу странную компанию, состоящую из меня, Джен, папы, Кэндис, Софи и Томаса, а мы друг за другом проходим мимо них прямо в бар. Я вспоминаю, как в последний раз я шла сюда под руку с папой, и сколько изменений произошло с тех пор.

Внутри ошеломленная Лиза вручает нам по коктейлю «Космополитен» и направляет к кабинке, где я вижу знакомые лица. О господи, не ожидала этого.

Здесь Мэдди со своим новым приятелем Заком. Он – высокий, с приятным, открытым лицом, он не отпускает руку Мэдди даже тогда, когда она представляет нас.

– Очень приятно познакомиться, – с готовностью говорит он. – Если бы Мэдди с твоей легкой руки не скачала приложение для знакомств, мы никогда не полюбили бы друг друга. – Он сверху вниз смотрит на Мэдди, а она не сводит с него широко раскрытых глаз. – Большое тебе спасибо, – тепло добавляет он.

– Посмотри, кто еще пришел, – говорит Мэдди, кивая мне за спину. Я оборачиваюсь.

Уф, Рич? Рич здесь? Он радостно машет рукой из своей кабинки и кричит:

– С днем рождения, Элли, ха-ха!

По крайней мере мы принесли «Pringles». Ему будет, чем заняться вечером. И, черт бы меня побрал, мой туалетный близнец Ник тоже здесь? Не он ли, не он ли танцует медленный танец с УРСУЛОЙ? Господи Иисусе. Мне придется удалить свой аккаунт в Facebook.

Подходит еще парочка, чтобы поприветствовать нас. Это Лоис и Зои, с которыми мы познакомились в прошлый раз, когда приходили сюда с папой.

– Мы увидели пост твоей сестры в Facebook, – говорит Лоис. – Были по соседству, решили заглянуть. Ты не против?

– Конечно, нет, – говорю я, обнимая их обеих.

Лоис поднимает правую руку.

– Мы официально узаконили свои отношения! – говорит она, вертя у меня перед глазами серебряным кольцом и, прищурившись, смотрит на Зои, которая улыбается, влюбленно закатывая глаза.

– Я сдалась, – говорит она, словно объясняясь.

И Джош здесь.

Джош здесь.

Мы встречаемся с ним глазами через головы всей компании, и он, улыбаясь, поднимает в мою честь стакан с коктейлем.

Мне следует поговорить с ним, я заставила его ждать.

Но потом вдруг кто-то еще обнимает меня. Какая-то странная, незнакомая девушка прыгает на меня – что за черт?

– О, боже, Элли, с днем рождения, моя дорогая красотка. – Почему она делает вид, что знает меня? Она все еще обнимает меня, дергает за руки и взволнованно шепчет мне на ухо, как она счастлива быть здесь вместе со мной. – Я специально отпросилась на сегодняшний вечер.

Вразвалочку подходит Джош.

– Наконец все соседи вместе, – говорит он, улыбаясь нам обеим.

Соседи?

– Джемма? – громко говорю я и, открыв от удивления рот, смотрю на эту незнакомку.

– Да, милая, – говорит она, ослабляя хватку, но бесцеремонно сплетая свои руки с моими. Это наша третья соседка по квартире, Джемма. Я видела ее лишь однажды, со спины. Та самая, в существовании которой я сомневалась.

То есть она определенно существует, потому что она здесь Вот это финт.

– Э-э, очень рада, что ты пришла, – говорю я ей, с ухмылкой глядя на Джоша, который пытается подавить смех.

Откашлявшись, я смотрю на него.

– Можно тебя на минутку, Джош?

По его лицу пробегает тень, но он продолжает улыбаться.

– Разумеется. Джемма? Мы можем отлучиться на пару минут?

– О, боже, конечно! – визжит Джемма, взмахивая руками. – Не беспокойтесь обо мне! Я пойду, посмотрю, как там Софи и Томас. Ох, я так заинтригована тем, что Алан тоже не промах, Элли. Он так классно смотрится рядом с Кэндис, я так рада, что у него все получилось.

Она удаляется от нас, направляясь к папе с криком:

– Алан? Алан, как дела, милый?

Мы с Джошем смотрим друг на друга и прыскаем со смеху.

– Странный мир, – говорю я, а он кивает, почесывая в затылке. – Итак, Джош, – начинаю я, – понимаю, что сейчас не время, но я собираюсь переехать.

– Что? – Он, кажется, поражен.

– Моя старая квартира наконец продана, – объясняю я. – Деньги придут через пару месяцев, то есть я хочу как можно скорее присмотреть что-то другое. Уведомляю тебя за месяц, чтобы ты нашел кого-то еще, надеюсь, ты не против?

– Но тебе понадобится целая вечность, чтобы найти другую квартиру, особенно, если ты хочешь ее купить, – в панике говорит он.

– Да, но пару месяцев я поживу у папы. Он нашел себе подружку, то есть, большую часть времени дом будет в моем распоряжении.

Он в замешательстве кивает.

– А как же мы с тобой? – спрашивает он наконец. – Если мы больше не будем жить вместе, ситуация осложнится. Ты решила, ты дашь мне возможность попытаться?

Вопрос повисает в воздухе, и минуту я просто смотрю ему в лицо, словно что-то выискивая в нем. Он выглядит таким искренним и таким уязвимым. Таким до смешного красивым.

Но я знаю, что это не то, чего я хочу.

– Мне, правда, очень жаль, Джош, – говорю я. – Я не могу. Это будет неправильно, просто я отношусь к тебе иначе.

Он вздыхает, но тут же кивает. Он знал, что так и будет. Я касаюсь его руки, и мы на секунду обнимаемся.

– Прости меня, Джош, – опять говорю я. – Знаешь, ты жутко страстный.

– О, не беспокойся обо мне, малышка, – говорит он, отстраняясь. – В конце концов, я же говорил, что трахну тебя из сострадания. Со мной все будет прекрасно, куча цыпочек стучится в мою дверь.

Я фыркаю, слыша его браваду. Классика.

– Конечно, конечно, я знаю, – кивая, говорю я. – Знаю, что ты имеешь в виду, нет ничего лучше, чем быть одиночкой. Мне это нравится.

Теперь пришла его очередь фыркать.

– Да, правильно, – говорит он. – Мы оба знаем, что ты сразу же начнешь встречаться со своим другом Томасом. Это очевидно. Так будет лучше для вас обоих, ребята. Он – отличный малый, вы дружите целую вечность. Именно так всегда и бывает.

Я смеюсь. О, господи, нет. Произнесенные вслух слова помогают мне осознать, что я совсем не люблю Томаса Уайта, КОНЕЧНО, НЕТ. Фу! Он – мой лучший друг, я люблю его как друга, но не более того.

Я думаю о том, что под давлением окружающих, подбивавших меня к тому, чтобы я обзавелась бойфрендом, я на какое-то время поверила, что должна влюбиться в Томаса, но нет, на самом деле я не люблю его. Я вздрагиваю при одной лишь мысли о поцелуях с ним. Это почти так же противно, как смотреть на поцелуи папы и Кэндис. Да, именно этим они занимаются прямо на танцполе.